С ним, словно два лакея, сплетничаем о господах, - подумал он. - Но от этого
господина академика всего можно ожидать".
Жюльен застал его однажды на коленях перед маркизой де Ла-Моль: он
Выпрашивал у нее должность податного инспектора по табачным изделиям для
Своего племянника в провинции. Вечером молоденькая камеристка м-ль де
Ла-Моль, которая кокетничала с Жюльеном как некогда Элиза, дала ему понять,
Что госпожа ее надевает этот траур вовсе не для того, чтобы на нее глазели.
По-видимому, эта причуда проистекала из сокровенных свойств ее натуры. Она
Действительно любила этого де Ла-Моля, обожаемого любовника самой
Просвещенной королевы того века, погибшего за то, что он пытался вернуть
свободу своим друзьям. И каким друзьям! Первому принцу крови и Генриху IV.
Привыкнув к той совершенной естественности, которая обнаруживалась во
Всех поступках г-жи де Реналь, Жюльен не находил в парижских женщинах
Ничего, кроме жеманства, и когда ему хоть немножко было не по себе, он
Просто не знал, о чем говорить с ними. М-ль де Ла-Моль оказалась
Исключением.
Теперь уж он больше не считал сухостью сердца этот своеобразный род
Красоты, который сочетается с благородной осанкой. Он подолгу разговаривал с
М-ль де Ла-Моль, прогуливаясь с нею в ясные весенние дни по саду под
Распахнутыми окнами гостиной. Как-то она сказала ему, что читает историю
д'Обинье и Брантома. "Престранное чтение! - подумал Жюльен. - А маркиза не
разрешает ей читать романы Вальтера Скотта!?"
Однажды она ему рассказала - и глаза ее так блестели при этом, что
Можно было не сомневаться в ее искренности, - о поступке одной молодой
Женщины в царствование Генриха III, - она только что прочла это в мемуарах
Летуаля: женщина эта, узнав, что муж ей изменяет, пронзила его кинжалом.
Самолюбие Жюльена было польщено. Эта особа, окруженная таким почетом и,
По словам академика, вертевшая всеми в доме, снисходила до разговоров с ним
Чуть ли не в дружеском тоне.
"Нет, я, должно быть, ошибся, - подумал через некоторое время Жюльен. -
Это вовсе не дружеский тон: просто я нечто вроде наперсника из трагедии, а
Ей не терпится поговорить. Ведь я у них слыву ученым. Надо мне почитать
Брантома, д'Обинье, Летуаля. Тогда я смогу хоть поспорить об этих историях,
Которые рассказывает мне мадемуазель де Ла-Моль. Надо мне выйти из роли
немого наперсника".
Мало-помалу его беседы с молодой девушкой, державшей себя с таким
Достоинством и вместе с тем так непринужденно, становились все более и более
Интересными. Он забывал свою печальную роль возмутившегося плебея. Он
Обнаружил, что она довольно начитанна и даже рассуждает неплохо. Мысли,
Которые она высказывала во время прогулок в саду, сильно отличались от тех,
Которые она выражала в гостиной. Иногда в разговоре с ним она так
Воодушевлялась и говорила с таким жаром, что это было полнейшей
Противоположностью ее обычной манере держаться - такой высокомерной и
Холодной.
- Войны Лиги - вот героические времена Франции, - сказала она ему
Однажды, и глаза ее сверкали восторгом и воодушевлением. - Тогда каждый
Бился во имя чего-то, что должно было принести победу его единомышленникам,
А не ради того только, чтобы получить орден при вашем императоре.
Согласитесь, что тогда было меньше эгоизма и всякой мелочности. Люблю я этот
Век.
- И Бонифас де Ла-Моль был его героем, - сказал ей Жюльен.
- По крайней мере он был любим так, как, должно быть, приятно быть
Любимым. Найдется ли сейчас на свете женщина, которая решилась бы
прикоснуться к отрубленной голове своего любовника?
Госпожа де Ла-Моль позвала свою дочь. Лицемерие, если оно хочет быть
Полезным, должно скрываться, а Жюльен, как мы видим, наполовину признался
М-ль де Ла-Моль в своей страсти к Наполеону.
"Вот в этом-то и есть их огромное преимущество над нами, - подумал
Жюльен, оставшись в саду один. - История их предков возвышает их над