Удалось разбудить Джеронимо и уговорить его уехать.

- Пусть мне подарят все неаполитанское королевство, - бормотал сквозь

сон певец, - не проснусь, нет, нет! Спать так сладко!

- А семь владетельных князей?

- Подождут.

Жюльен уехал один и без всяких происшествий добрался до высокой особы.

Целое утро он потерял даром, тщетно пытаясь добиться аудиенции. На его

Счастье, часов около четырех герцог вышел прогуляться. Жюльен, увидев, как

Он направился пешком, не задумываясь, приблизился к нему и попросил

Подаяния. Остановившись в двух шагах от высокой особы, он вытащил из кармана

Часы маркиза де Ла-Моля и показал их, протянув ладонь.

- Следуйте за мной поодаль, - ответили ему, не взглянув на него.

Примерно в четверти лье от места их встречи герцог внезапно свернул и

Вошел в маленькую кофейню. И вот тут-то, в грязной комнатушке низкопробной

Харчевни, Жюльен имел честь сказать герцогу наизусть свои четыре страницы.

- Повторите все сначала, - сказали ему, когда он кончил, - и говорите

медленнее!

Герцог записал кое-что.

- Идите пешком до следующей почтовой станции. Вещи и коляску бросьте

Здесь. Доберитесь до Страсбурга, как сумеете, а двадцать второго числа этого

Месяца (а было десятое) в половине первого дня будьте в этой же кофейне.

Выйдите отсюда не раньше чем через полчаса. Ни слова!

Это было все, что услышал Жюльен. Но этого было вполне достаточно,

чтобы он проникся истинным восхищением. "Вот как делаются серьезные дела! -

Подумал он. - А что бы сказал этот государственный муж, если бы услышал

наших оголтелых болтунов три дня тому назад!"

Два дня ушло у Жюльена на дорогу до Страсбурга, где, как ему казалось,

Делать было совершенно нечего. Он добирался туда окольным путем и сделал

изрядный крюк. "Если этот сатана аббат Кастанед меня узнал, то не такой он

Человек, чтобы упустить мой след... А уж как бы он обрадовался случаю

посмеяться надо мной и провалить мою миссию!"

Аббат Кастанед, начальник полиции Конгрегации по всей северной границе,

На его счастье, не узнал его. И страсбургские иезуиты, как ни бдительны они

Были, не подумали устроить слежку за Жюльеном, который в своем синем

Сюртуке, с орденом в петлице, имел вид молодого военного, занятого

Исключительно собственной персоной.

XXIV

СТРАСБУРГ

Ослепление! Тебе дана вся пылкость любви, вся сила ее предаваться

Отчаянию. Ее пленительные радости, ее сладостные утехи - лишь это одно не в

твоей власти. Я не мог сказать, глядя на нее спящую: вот она, вся моя, во

Всей своей ангельской красе, со всеми своими милыми слабостями. Она сейчас в

Моей власти вся как есть, как создал ее господь бог в своем милосердии, на

Радость и счастье мужскому сердцу.

Ода Шиллера.

Вынужденный провести в Страсбурге неделю, Жюльен, чтобы как-нибудь

Развлечься, предавался размышлениям о военной славе и преданности отчизне.

Был ли он все-таки влюблен? Он и сам не знал, он чувствовал только, что в

Его истерзанной душе Матильда властвует безраздельно, - владычица его

Счастья и его воображения. Ему приходилось напрягать все свои душевные силы,

Чтобы преодолеть себя и не впасть в отчаяние. Думать о чем бы то ни было,

Что не имело отношения к м-ль де Ла-Моль, было выше его сил. Честолюбие,

Мелкие утехи тщеславия когда-то отвлекали его от тех чувств, которые он

питал к г-же де Реналь. Матильда поглотила его всего: мечты о будущем

Неизменно приводили его к ней.

И это будущее, с какой бы стороны ни взглянуть на него, представлялось

Жюльену безотрадным. Этот странный человек, которого мы видели в Верьере

таким гордым, таким самонадеянным, теперь впал в другую крайность:

Скромность его доходила до нелепости.

Три дня тому назад он с великим удовольствием пристрелил бы аббата

Кастанеда, но если бы теперь, в Страсбурге, какой-нибудь ребенок повздорил с

Ним, он решил бы, что прав ребенок, а не он. Перебирая в памяти всех своих