Невыполненного обязательства, я никому ничего не должен, а в смерти моей нет

Решительно ничего постыдного, если не считать способа, которым я буду убит.

Конечно, одного этого более чем достаточно, чтобы заклеймить меня в глазах

Верьерских мещан, но с высшей, так сказать, философской, точки зрения -

какое это имеет значение? У меня, впрочем, есть средство оставить после себя

Почтенную память - это швырять в толпу золотые монеты, идя на казнь. И тогда

Память обо мне, связанная с воспоминанием о золоте, будет поистине

лучезарной".

Успокоившись на этом рассуждении, которое через минуту показалось ему

совершенно правильным, Жюльен сказал: "Мне нечего больше делать на земле! -

И заснул крепким сном.

Около десяти часов вечера тюремщик разбудил его: он принес ему ужин.

- Что говорят в Верьере?

- Господин Жюльен, я перед распятием присягал в королевском суде в тот

День, когда меня взяли на эту должность, - я должен молчать.

Он молчал, но не уходил. Это грубое лицемерие рассмешило Жюльена. "Надо

Заставить его подольше подождать этих пяти франков, которые он надеется

получить с меня за свою совесть", - подумал он.

Видя, что ужин подходит к концу, а его даже не пытаются соблазнить,

Тюремщик не выдержал.

- Вот только что разве по дружбе к вам, господин Жюльен, - промолвил он

Притворно сочувственным тоном, - я уж вам скажу, - хоть и говорят, что это

Вредит правосудию, потому как вы сможете воспользоваться этим для своей

Защиты... Но вы, господин Жюльен, вы добрая душа, и вам, конечно, будет

Приятно узнать, что госпожа де Реналь поправляется.

- Как! Она жива? - вне себя воскликнул Жюльен, вскочив из-за стола.

- А вы ничего не знали? - сказал тюремщик с тупым изумлением, которое

Мгновенно сменилось выражением ликующей алчности. - Да уж следовало бы вам,

Сударь, что-нибудь дать хирургу, потому что ведь он по закону и по

справедливости помалкивать должен бы. Ну, а я, сударь, хотел угодить вам:

Сходил к нему, а он мне все и выложил.

- Так, значит, рана не смертельна? - шагнув к нему, нетерпеливо спросил

Жюльен. - Смотри, ты жизнью своей мне за это ответишь.

Тюремщик, исполин саженного роста, струхнул и попятился к двери. Жюльен

Понял, что так он от него ничего не добьется. Он сел и швырнул золотой г-ну

Нуару.

По мере того, как из рассказа этого человека Жюльен убеждался, что рана

Г-жи де Реналь не смертельна, он чувствовал, что самообладание покидает его

И слезы готовы хлынуть у него из глаз.

- Оставьте меня! - отрывисто сказал он.

Тюремщик повиновался. Едва за ним захлопнулась дверь, "Боже великий.

Она жива! - воскликнул Жюльен и бросился на колени, рыдая и заливаясь

Слезами.

В эту неповторимую минуту он был верующим Какое ему было дело до попов

со всем их ханженством и лицемерием? Разве это как-нибудь умаляло для него

сейчас истину и величие образа божьего?

И вот только теперь Жюльен почувствовал раскаяние в совершенном им

Преступлении. По какому-то странному совпадению, которое спасло его от

Отчаяния, он только сейчас вышел из того состояния лихорадочного возбуждения

И полубезумия, в котором он пребывал все время с той самой минуты, как

Выехал из Парижа в Верьер.

Это были благодатные, чистые слезы; он ни на минуту не сомневался в

Том, что будет осужден.

- Значит, она будет жить! - повторял он - Она будет жить, и простит, и

Будет любить меня...

Наутро, уже довольно поздно, его разбудил тюремщик.

- Видно, у вас спокойно на душе, господин Жюльен, - сказал тюремщик. -

Вот уж два раза, как я к вам входил, да только постеснялся будить вас Вот,

пожалуйста, две бутылочки славного винца: это вам посылает господин Малой,

Наш кюре.

- Как! Этот мошенник еще здесь? - сказал Жюльен.

- Да, сударь, - отвечал тюремщик, понижая голос. - Только вы уж не

Говорите так громко, это вам может повредить.

Жюльен рассмеялся.

- В том положении, милый мой, в каком я сейчас оказался, только вы один

можете мне повредить: это если перестанете быть таким участливым и добрым...