ПРИМЕНЕНИЕ «ТЕОРИИ ШЕСТЕРЁНКИ» («COG THEORY») К РАЗВИТИЮ И СТАНОВЛЕНИЮ ОБЫЧНОЙ РОК-ГРУППЫ

 

Авторы: Томми Ли, Мик Марс, Винс Нейл, Никки Сикс — Доктора Философии Центра Изучения Популярной Акустики, Института Раздоров, Лос-Анджелес, Калифорния

 

Краткое изложение: Введение в «Теорию Шестерёнки»

«Теория Шестерёнки» это попытка приподнять завесу бизнеса популярной музыки и исследовать механизмы успеха.

Существует некий механизм, в дальнейшем именуемый “Машина” (см. рисунок), через который проходят все музыканты. Успех артистов в прокладывании своего пути через замысловатые шестерёнки, механизмы, молоточки и дробилки Машины определяет рамки, возможности и курс развития их карьеры. Такая навигация требует таланта, умения выбирать нужное время, удачи и сильных волевых качеств.

«Motley Crue» и «Теория Шестерёнки»: Анализ стадия за стадией

 

A) Стадия первая: Платформа и Лента Конвейера

У основания Машины находится Платформа. На этой Платформе имеется длинная цепочка артистов, которые ждут своей очереди, чтобы подняться на лестницу, которая ведет к Ленте Конвейера. Пока артисты движутся по Ленте Конвейера, они делают и выпускают некую запись. В конце Ленты Конвейера находится первая из нескольких связанных друг с другом шестерёнок, каждая последующая из которых больше по размеру и располагается выше предыдущих. Если артисты успевают вовремя подпрыгнуть в конце Ленты Конвейера, то они могут приземлиться на Первой Шестерёнке. Но большинство из них промахиваются мимо неё и снова оказываются на Платформе (в самом конце очереди) или в некоторых случаях падают ещё ниже — в пропасть. Альбом «Too Fast for Love», т. к. он был выпущен независимой фирмой звукозаписи, не достиг даже Первой Шестерёнки.

 

B) Стадия вторая: Первая Шестерёнка

Как только артисты оказываются на Первой Шестерёнке и достигают определённой степени успеха, они становятся пленниками Машины. Движение передаётся от одной части механизма к другой, шестерёнка вращается, и нет никакого способа остановить Машину (см. фигуру 1а). Вскоре вторая, ещё большая шестерёнка, вырисовывается впереди, её зубья примыкают к Первой Шестерёнке и приводят её в движение. Артисты должны точно уловить момент, чтобы запрыгнуть на Вторую Шестерёнку, иначе они будут раздроблены внутри механизма между шестерёнками и снова упадут обратно на Платформу или начнут вращаться по кругу на шестерёнке, пытаясь начать всё заново. «Shout at the Devil» уцепился за Первую Шестерёнку, которая зашвырнула группу на Вторую.

 

C) Стадия третья: Вторая Шестерёнка

Как только артисты поднимаются на уровень Второй Шестерёнки, начинается долгий путь вниз к основанию (см. фигуру 1b). Они осознают, что механизмы намного сильнее, чем плоть, что они находятся в ловушке, и оттуда не существует никакого выхода. Машина разрывает кожу, размалывает члены, медленно заражает и овладевает мозгом. Если артист — группа, Машина легко может разлучить её членов и сокрушить их поодиночке. На Второй Шестерёнке группа переживает истинную популярность. Но достигнуть следующей шестерни — Большой Шестерёнки, последней шестерёнки, шестерёнки, предназначенной для настоящих феноменов — это не только вопрос выбора нужного момента для долгого и трудного прыжка. Попасть на Большую Шестерёнку — это что-то, что является неподконтрольным группе. Эта власть находится в руках могущественного бога шестерёнок — причудливого, гневного и непредсказуемое божества, которое находится на самом верху Машины и вращает механизмы.

«Motley Crue» долго крутились по кругу на Второй Шестерёнке с альбомами «Shout at the Devil», «Theatre of Pain» и «Girls, Girls, Girls», и с каждым оборотом они тщательно избегали крушения и падения к основанию. «Dr. Feelgood», однако, достиг Большой Шестерёнки.

 

D) Стадия четвёртая: Большая Шестерёнка

Большая Шестерёнка — это шестерёнка, которую «Guns N’ Roses» завоевали с альбомом “Appetite for Destruction”, а «Metallica» — со своим "черным" альбомом. Мерайя Кэри, «Backstreet Boys» и Эминем — все они достигли этой шестерёнки. Большая Шестерёнка — это огромный перемалывающий механизм, и, оказавшись там, артисты не в силах ничего с этим поделать. Они могут встать и крикнуть, “Я ненавижу весь Мир, катитесь все к чёрту, и если вы купили всего один мой альбом, то я вас убью”. И всё, что происходит дальше, — большее количество людей бегут и покупают их записи. Любая попытка выйти из игры бесполезна: это только делает процесс ещё более болезненным (см. фигуру 1c).

Большая Шестерёнка возбуждает, но одновременно и подавляет. Там, где Вторая Шестерёнка могла впиться под кожу артиста, эта отрывает конечность за конечностью. Шестерёнка дает артистам всё, о чём они только мечтали, всё, чего они только могли хотеть, за исключением права на частную жизнь, уединения, дружбы, стабильности, любви (как семейной, так и романтической) и душевного спокойствия.

С альбомом «Dr. Feelgood» на Большой Шестерёнке «Motley Crue» не могли прогадать. Каждый сингл, который они выпускали, терроризировал радиостанции, о каждом распроданном шоу, о каждом их шаге сообщалось в газетах. Когда группа впервые достигла Большой Шестерёнки, она начала вращаться вместе с ней. Но люди устают; Машина никогда не прекращает двигаться. Когда группа больше не могла держать темп, Большая Шестерёнка разлучила их, разрушила их браки и уничтожила все шансы на то, чтобы они вели нормальную жизнь, имели друзей и знали, чем себя занять, не играя в игру записи альбомов и гастролей, навязываемую Машиной.

Всё же, даже когда группа устаёт от бега вокруг Большой Шестерёнки, жестокая и безликая Машина продолжает вращать их на вершине. Группа производит компиляцию своих любимых песен под названием «Decade of Decadence», и она продаётся количеством 2.5 миллиона копий, практически без какой бы то ни было рекламы. Позднее, деловые люди, работа которых происходит вне Машины, которые контролируют её поведение и наблюдают, кто на какой шестерёнке находится в данный момент, чтобы они могли инвестировать в них свои деньги (подобно фондовой бирже) сказали «Motley Crue», “Вы, парни, летом поедете в самый большой тур”. Это была последняя вещь, которую группа хотела услышать. Потому что, когда артисты находятся на Большой Шестерёнке, те, кто вкладывает в них свои деньги, не хотят, чтобы они писали новую музыку или записывали новые альбомы, потому что это — самый быстрый путь от шестерёнки к Дробилке.

 

E) Стадия пятая: Дробилка

В конце Большой Шестерёнки находится длинный тяжелый брус диаметром со ствол большого дерева, который падает сверху с разными интервалами, круша артистов и скидывая их с Большой Шестерёнки. Некоторые артисты обладают большой стойкостью и могут бегать по Большой Шестерёнке и избегать Дробилки в течение многих лет. Но большинство всё-таки стираются в порошок Большой Шестерёнкой. Они сбиваются Дробилкой и попадают на низшую шестерёнку или на Платформу, где снова ждут своей очереди, чтобы возвратиться на Ленту Конвейера, или улетают в пропасть. Некоторые — как Курт Кобэйн (Kurt Cobain), Джимми Хендрикс (Jimi Hendrix) и Дженис Джоплин (Janis Joplin) — полностью разбиваются Дробилкой. И, в каком-то смысле, они побеждают. Единственный способ побороть Машину состоит в том, чтобы умереть, потому что это единственный путь выхода из игры. Когда вам повезло, и вы оказались на Большой Шестерёнке, вы, в конечном счете, всё равно проигрываете. Другого пути, кроме как вниз, попросту не существует, и это очень болезненное падение независимо от того, что вы из себя представляете.

Те, кто выживает после падения, это уже не те же самые люди. Они испытывают постшестерёночный стресс, подобно Экслу Роузу (Axl Rose), они дурачат сами себя, думая, что они всё ещё находятся на Большой Шестерёнке.

Что касается «Motley Crue», то в последующих главах мы увидим, как группа была уничтожена и сброшена вниз Большой Шестерёнкой, как были разрушены жизни и отношения, и как постшестерёночный стресс привёл к трагическому повороту событий.

 

Заключение: Новое начало

Нет никакого способа покинуть Машину, кроме смерти. Как в сексе, вы хотите этого снова и снова, даже когда ваши органы уже не работают. Успех или жажда успеха — это тяжёлая пагубная зависимость. В Машине артист может получить второй, третий и восемнадцатый шанс. Нет ничего, что препятствовало бы группе достигнуть Первой, Второй или последней шестерёнок снова. «Rolling Stones» долгие годы танцевали между шестерёнками. Мадонна взбиралась на Большую Шестерёнку, по крайней мере, три раза. А Сантана примерно в 1969-ом году провёл несколько лет на Воторой Шестерёнке, затем катался по кругу на Ленте Конвейера в течение многих десятилетий прежде, чем его альбом “Supernatural” вдруг достиг каждой шестерёнки, пока это не вытянуло его на вершину.

В следующих главах мы также увидим, как «Motley Crue» возвратились на Ленту Конвейера, как они снова достигли шестерёнок и как они были сокрушены и разбросаны механизмами, как никогда прежде, что привело их к тюремным камерам, больничным койкам, бракам со знаменитостями и к ещё более наихудшим последствиям.

 

Ссылки

Dannen, Frederic, «Hit Men». Vintage Books, 1991.

Kravilovsky, William M., and Sidney Shemel, «This Business of Music».Billboard Books, 1995.

Sanjek, Russel, «Pennies from Heaven: The American Popular Music Business in the Twentieth Century». Da Capo, 1996.

Whitburn, Joel, «Top Pop Albums: 1955–2000». Record Research, 2000.

Guns N’ Roses, «The Spaghetti Incident?» Geffen Records, 1992.

 

От тех же авторов вскоре ожидается

“Развод и «Теория скачивания»: Исследование системы беспроводной связи, которой пользуются все женщины, позволяющей вести постоянное телепатическое наблюдение за действиями своих супругов”.

(обратно)

Глава 2. Дуг Талер
«В которой бывший менеджер “Motley Crue” со всей ответственностью и точностью вспоминает хронику жестокой мести, которую большая шестерёнка обрушила на наших героев»

Ронни Джэймс Дио (Ronnie James Dio) изменил мою жизнь дважды. В первый раз, когда я закончил Кортландский Университет в Нью-Йорке в 1967-ом и присоединился к его группе «Ronnie Dio and the Prophets». По дороге в Грэйт Баррингтон, штат Массачусетс, мы на нашем фургоне столкнулись лоб в лоб с другой машиной, и я чуть было не потерял ногу. Я лежал на вытяжке в клинике в Хартфорде, когда получил мою повестку во Вьетнам. Я посмотрел на врача, и он сказал, чтобы я не беспокоился: мне не грозило попасть на эту войну.

Годы спустя, летом 82-го, я работал в Манхэттене, занимаясь организацией туров в компании «Contemporary Communications Corp.», когда мне позвонил Том Зутот. Он сказал, что подписал этих «Motley Crue» на «Электру» и хотел бы поместить их в тур с «Aerosmith». Он намекнул, что есть возможность стать их менеджером. Однако я только что подрядил для «Aerosmith» своих старых добрых клиентов «Pat Travers», так что Зутоту не повезло. Кроме того, Дэвид Крэбс — глава нашей компании — не думал, что для компании, находящейся в Нью-Йорке, имеет смысл брать клиента из Лос-Анджелеса.

Однажды я уже слышал о «Motley Crue» ещё до того, как мне позвонил Зутот, когда Эрнандо Кортрайт из «A&M Records» показал мне пластинку, выпущенную фирмой «Leathur Records», под названием “Too Fast for Love” и сказал, что он в восторге от этого и хочет подписать эту группу. Фотографии на обложке, которые, как я узнал позже, были сделаны свадебным фотографом, который прилепил парням накладные волосы, были просто смехотворными. Это выглядело настолько комично, что я не придал им особого значения.

Именно тогда Ронни Джэймс Дио вернулся в мою жизнь. Он рассказал мне о группе с роскошным барабанщиком, который ему понравился. В то же самое время менеджер «Pat Travers», Док МакГи, пожелал, чтобы я присоединился к его компании. Я принял его предложение, полагаясь на слепую веру, т. к. я никуда не продвигался в своей прежней должности. Первое, что Док и я сделали вместе, это отправились в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть на эту группу, о которой говорил Дио. Это снова были «Motley Crue», и они сразили нас наповал. Они совсем не выглядели такими убогими, как при первом моём впечатлении. У вокалиста был уникальный голос и неукротимая энергия, музыка имела большую тенденцию к популярности, а шоу было просто невероятным. Это был сплошной хит в действии: можно было привезти их в любую точку Мира, поставить перед публикой, и они уделали бы кого угодно. Как только я увидел их, мне сразу стало понятно, что вся работа, которую я делал прежде в этом бизнесе, была похожа на учёбу в колледже, поэтому теперь я точно знал, что делать с этой группой.

С начала тура группы с «Kiss» этическая сторона моей работы материализовалась самым неожиданным образом. Парни превратились в настоящих животных. С Винсом, носящимся по всей сцене, и Никки, изображавшим из себя плохого парня, они устраивали такое нокаутирующее шоу, что отодвигали на задний план «Kiss». На протяжении туров «Shout», «Girls», «Theatre» и первые две трети «Feelgood», за исключением только двух или трех выступлений, группа была так неизменно хороша живьём, что в тот или иной момент волосы на загривке вставали дыбом во время каждого их выступления.

Но управление этой группой за сценой никогда не было легким занятием. Это — четыре испорченных индивида. Винс — калифорнийский сёрф-рок-парень, павлин из павлинов, которому никогда не нужно было по-настоящему работать для своей славы. Думаю, что неприязнь к нему началась после того, как произошла автокатастрофа с Раззлом, т.к. группа была вынуждена из-за него давать благотворительные концерты, а он уходил в запои и трахался направо и налево, ставя тем самым под удар будущее группы. Тем не менее, справедливости ради нужно сказать, что никто в то время не осознавал алкоголизм как болезнь.

Мик Марс был полной противоположностью Винса: парень, который всю свою жизнь вытирал дерьмо со своей головы и был благодарен за простой луч солнца, даже если бы это закончилось бы на следующий день. Никки в основном был занудой, за исключением тех моментов, когда внутри него не плескался «Джэк Дэниелс». А плескался он там почти каждый вечер. И Томми, который был похож на маленького ребенка, бегающего вокруг в поисках тех, кто мог бы заменить ему отца и мать. Он мог быть самым милейшим и добрейшим или же самым избалованным и надоедливым ребенком в Мире. Но это присутствовало всегда: либо поведение Винса, либо наркомания Никки, что подвергало группу опасности.

Тем не менее, всё изменилось, когда группа протрезвела для записи «Feelgood», который стал громадным триумфом. Сочетание новой для них трезвости, напряжённости в их браках и достижения такого уровня успеха, о котором они даже не могли мечтать, привело к тому, что в группе начали происходить изменения. Появились страхи, усталость и перепады настроения, и Томми, и Винс снова начали пить. Никки, который женился на девочке, которую он даже едва мог видеть, потому что был всегда занят, стал по-настоящему неприятным, чтобы иметь с ним дело. Каждый дышал ему в задницу, и он начинал им верить. С высоты своей значимости он был гением маркетинга, но теперь он звонил в офис в бешенстве от того, что его плотник, видите ли, считает, что «Feelgood» должен был продаться количеством в семь миллионов копий, вместо всего четырёх с половиной. И не было ничего, что мы могли бы сделать или сказать, чтобы успокоили его.

Я хотел, чтобы у группы было много времени для работы над их следующим альбом. Я знал, что будет очень трудно написать продолжение «Dr. Feelgood», и был шанс, что в ожидании записи они смогут получить новый контракт с «Электрой», что позволит им заработать двадцать пять миллионов долларов. В то же самое время, они нуждались в отдыхе, чтобы повидаться со своими новыми детьми: в течение нескольких месяцев у Винса и Шариз родилась их первая дочь Скайлэр (Skylar), а у Никки и Брэнди — их первый сын Ганнер (Gunner). Томми же упустил момент, хотя он по-настоящему начал задумываться о том, чтобы заиметь собственного ребенка с Хизер.

Пока обсуждались условия нового контракта с «Электрой», отношения в группе становилась всё более непрочными. Винс снова начал пить. Он приезжал на репетиции нового альбома в хлам, а затем рано уезжал, потому что по пути домой ему нужно было перепихнуться с какой-нибудь порнозвездой. К весне 1991-го я вынужден был позвонить ему и сказать, что он может не появляться на репетициях до тех пор, пока у него не появиться желание работать вместе. Поэтому Винс, прихватив с собой какую-то порнозвезду, улетел на Гавайи, не сказав нам ни слова, и опустошал там все свои кредитные карточки до тех пор, пока ему не пришлось возвратиться домой, где его с нетерпением ждала Шариз, чтобы убить. Он быстро успокоил её — он был настолько хорош, что, если бы вы вошли в вашу спальню и увидели, как он трахает вашу жену, он за пять минут мог убедить бы вас в том, что вам всё это померещилось. Затем он сел в самолет до Тусона и лёг на обследование в реабилитационную клинику.

Все мы летали туда и встречались с Винсом, уговаривая его сделать для себя группу приоритетом и объясняя, что мы будем поддерживать его столько, сколько потребуется. Винс поклялся, что он приехал туда не просто так, и обещал сделать над собой усилие.

Позже мы играли на фестивале «Monsters of Rock» в Европе с «AC/DC», «Metallica» и «Queensryche», и это был первый раз, когда от их выступления не пробежал по спине приятный холодок. Хотя у них было так много хитов и они должны были размазать практически все остальные группы по сцене, что-то отсутствовало: они больше не были искренними, и плёнки с фонограммами, которые они использовали для замены своих бэк-вокалисток, звучали в толпе очень фальшиво.

По возвращении домой, когда вышел «Decade of Decadence», Никки начал проводить половину ночей в гостиницах из-за того, что он дрался со своей женой. Винс, тем временем, пропадал на гоночных попойках. Казалось, это всегда было его большим увлеченицем, пока какой-то придурок в Лонг-Бич не убедил его участвовать в гонках серии Indy Lights, где я был уверен, что какой-нибудь водитель, увидев эту рок-н-ролльную задницу на своём пути, попытается его убить. Он начал проводить свои уик-энды на конференциях гоночного клуба, где, как мы слышали в репортажах, он всю ночь пил.

Я посадил их в студию в декабре 1991-го с графиком: две недели работы, две недели отдыха. Но каждый раз, когда я навещал их в студии, Винса там не было. Он покидал студию через нескольких часов после начала репетиции, утверждая, что он слишком устал, чтобы петь.

Наконец, в феврале, группу это начало бесить.

(обратно)

Глава 3. Никки
«Всё, что было когда-то великим, смыто дождём»

В понедельник начались наводнения. Воды хлынули на автостраду Вентура, затопили Сепульведа Бэйсн, убили шесть человек и оставили более сотни людей висеть на телеграфных столбах и антеннах, спасая свои жизни. По радио губернатор Пит Уилсон объявил чрезвычайное положение и сказал, что мы находимся в центре самого страшного урагана за последние сто лет. Как бы там ни было, для меня и Томми это не имело никакого значения. Мы два часа добирались от Уэстлэйк Вилладж до Бёрбанк, чтобы попасть на репетицию, в то же самое время у Мика, который находился где-то в горах, была ещё более изнурительная поездка. Мы встретились в холле студии и ждали Винса. В телевизионных новостях мы наблюдали, как люди выплывают из своих автомобилей на Бёрбанк Бульвар. Прошёл час. Другой. Третий. Четвёртый. Мы звонили Винсу каждые полчаса, но всякий раз его номер был занят.

То, что в тот день мы все прорвались сквозь бурю только для того, чтобы приехать на репетицию, и после этого вынуждены были ждать Винса — который жил всего в половине того расстояния, которое пришлось преодолеть нам — нас всё больше начинало бесить. Это был решающий альбом — продолжение к самому большому успеху, который мы когда-либо имели — и он, казалось, не относился к этому серьезно. Он начал брать четверги и пятницы, чтобы уехать на гонки, а возвращался обычно поздно в понедельник. Поэтому каждую неделю у нас было, самое большее, два с половиной дня для работы в студии, т.к. его там никогда не было.

Наконец, Майк Амато, который сменил Рича Фишера в качестве тур-менеджера, послал Винсу факс, в котором говорилось, чтобы он немедленно тащил свою задницу на репетицию. Пятнадцать минут спустя в студии зазвонил телефон.

“Мужик, я сожалею”, сказал он.

“Где ты был? ” спросил я. “Мы пытались дозвониться до тебя целых четыре часа. Что за фигня?”

“Я знаю. Телефонные линии оборваны”.

Это вывело меня из себя. “Телефонные линии оборваны? Тогда как, чёрт побери, прошёл факс? Ты просто снял трубку с рычага, чтобы не отвечать на звонки, мать твою! Несмотря на наводнение, мы все приехали, чтобы быть здесь, а ты не мог даже побеспокоиться об этом!”

“Чувак, успокойся. Я думал, что репетицию отменили в связи с наводнением и всем прочим”.

“Хорошо, но её никто не отменял. Поэтому мы хотим видеть твою задницу здесь прежде, чем мы по-настоящему разозлимся”.

Пока мы ждали, когда он приедет, кто-то в студии сказал, что прошлой ночью в три часа он видел Винса на улице совершенно никаким. Была ли это правда или нет, не имело значения. Разговор с ним уже обещал быть не из приятных. За исключением Мика, мы все снова начали пить, но Винс был единственным, кто при этом не делал свою работу, кто всё время попадался на этом и постоянно лгал. К тому времени, когда он приехал, в наших умах уже зародились семена той мысли, что он мешает нам двигаться вперёд.

Возможно, если бы Винс вошел и извинился за то, что он накануне поздно вернулся домой и поэтому проспал репетицию, всё бы было прекрасно. Но он этого не сделал.

“В чём дело, чёрт побери!?!” с раздражением заорал Винс, когда дверь в холл распахнулась. Он стоял на пороге весь мокрый и угрюмый.

“Знаешь что?” сказал я. “Мы снова ведём переговоры по поводу нового вокалиста. Мы погружены в работу, и мы хотим находиться здесь. Этого бы не случилось, если бы у тебя было желание присутствовать здесь, а мы вынуждены каждый день силком вытаскивать тебя из кровати, потому что ты всю ночь бухал”.

“Возможно, я и вошёл бы в работу с большей охотой, если бы мне нравился материал”.

“Хорошо, ты мог кому-нибудь сказать об этом”.

Томми больше не мог сохранять спокойствие: “Может быть, материал нравился бы тебе куда больше, если бы ты хоть иногда появлялся в студии, чтобы поучаствовать в его создании. Каждый раз, когда ты, мать твою, приходишь, чувак, ты постоянно смотришь на свои часы, потому что тебе нужно ехать то на турнир по гольфу. то в школу автогонщиков. Что, чёрт возьми, происходит?”

“Я смотрю на свои часы, потому что я не выдерживаю находиться здесь. Альбом абсолютно тупой. Из-за клавишных, которые вы накладываете, мы звучим теперь, как сладкие педики”.

“Винс, мы используем клавишные с 83-го года”, выпалил я в ответ.

Какая-то чушь прилетела от него обратно, и дальше, как в теннисе, пока он, наконец, не швырнул свою ракетку в сетку. “Я не собираюсь оставаться здесь и выслушивать всю эту ерунду!” проорал он нам. “Я ухожу отсюда, мать вашу! Я увольняюсь!”

Он рванул к двери и на пороге оглянулся. “Позвоните мне, если передумаете!”

Он говорит, что его уволили, я говорю, что он ушёл сам. В любом случае, его голова лежала на колоде для рубки мяса, и он дал нам хорошее оправдание, чтобы опустить топор.

Теперь, когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что мы погорячились. После выхода «Feelgood» и «Decade of Decadence» мы гастролировали без остановки, а затем нас забросили назад в студию без какого-либо перерыва. Не знаю, был ли виноват в этом менеджмент или лейбл, или наша собственная ненадежность, но мы продвигались слишком тяжело. Кто-то должен был просто вмешаться, понять, что мы находимся под слишком большим давлением, и дать нам месяц поваляться под солнышком где-нибудь на Багамах. Винс не был проблемой: он был просто козлом отпущения. Но «Motley Crue» всегда были похожи на гоночный автомобиль в ожидании старта, как только мы видели зеленый свет, мы топили педаль газа в пол и выстреливали через шлагбаум так быстро, что у нас не было времени, чтобы оглянуться назад. Пока не становилось слишком поздно.

(обратно)

Глава 4. Дуг Талер
«Где неизвиняющимся тоном упускают последнюю возможность предотвратить трагедию»

Встречу назначили в доме Никки на утро среды, 12-го февраля 1992 года. Там были Чак Шапиро, Дэвид Рудич, Мик, Никки и Томми. Винсу накануне вечером никто не позвонил, и он не был приглашен. Наверное, мне следовало бы позвонить ему, но я не знал, что ему сказать, т. к. не вполне понимал, что именно происходит. Мы пытались препятствовать тому, чтобы группа избавилась от Винса. Они только что получили свой контракт на сумму 25 миллионов долларов, и коль уж «Электра» выбрала их, то если Винс уйдёт, это вызовет тревогу у представителей фирмы и они могут денонсировать сделку, что послужило бы провалом всей их карьеры.

Но Томми и Никки настаивали: их тошнило от Винса, и они не намерены были терпеть это дальше. Они взяли слово, и их мнение было единодушным: Винс уходит. Я приехал в офис, рассказал сотрудникам о том, что случилось, и сел за свой стол. Спустя несколько минут зазвонил телефон. Парень по имени Тони представился и сказал, что он адвокат и совладелец клуба «Roxy».

“Ваш клиент, Винс Нейл, был в моем ночном клубе в субботу, где праздновал свой день рождения”, расстроенным тоном начал Тони. Он продолжил объяснять, что Винс был с Робертом Патриком, актером, который играет получеловека-полуртутного злодея в фильме «Терминатор-2», завязалась драка, которая напоминала сцену из вестерна. Летали столы, бились стаканы, и посреди всего этого Винс разбил бутылку и порезал лицо менеджеру «Roxy». Его вышвырнули из клуба, орущего, что они не имеют права этого делать.

“Так что вы видите мою проблему”, продолжал Тони. “Причинён большой ущерб. Потребуется, по меньшей мере, пятьдесят тысяч долларов, чтобы привести помещение в порядок, чтобы оно снова могло функционировать, и я не хотел бы выдвигать какие-либо обвинения по поводу пьяного дебоша или вандализма против вашего клиента”.

Я выслушал всё это, а затем ответил. “Я не знаю, как вам это лучше сказать. Но вот уже два часа, как это — больше не моя проблема”.

Я повесил трубку и моментально почувствовал, как гора упала с моих плеч.

(обратно)

Глава 5. Мик
«О типично немногословной реакции Мика на потерю, о которой узнал весь мир, который, как он всерьёз полагал в детстве, является плоским, несферическим объектом»

Я забыл, что произошло. Думаю, Никки рассердился на Винса за то, что тот опаздывал, и ему пришлось посылать факс или что-то вроде этого. Напряженность была опасной, и она нарастала годами. У каждого человека в Мире есть свои преимущества и недостатки. И я считаю, что мы совершили ошибку, начав фокусироваться на недостатках каждого из нас, вместо того, чтобы больше обращать внимание на его лучшие стороны и то, какой вклад он внёс в группу.

Когда Винс приехал на репетицию, он был безумно высокомерен. И Никки не уступал ему в том же. Хотя я тоже в последнее время не испытывал удовольствия от общения с Винсом, но для меня не имело значения, присутствует он на репетиции или нет. Я работал над музыкой, а вам необходимо сначала закончить музыку, прежде чем вы даже подумаете о добавлении вокалов.

(обратно)

Глава 6. Джон Кораби
«Об осложнениях, которые происходят, когда жена работодателя предлагает нашему герою, находящемуся на испытательном сроке, возможность нарушить одну, возможно даже две, из десяти заповедей Божьих»

Стивен Тайлер сказал мне, что я — парень в цирке, которым собираются выстрелить из пушки. И именно так я себя и ощущал. Я надел свой защитный шлем, застегнул плащ супергероя, залез в ствол и ждал, в то время как трое служителей манежа суетились где-то позади меня, поджигая фитиль. Пока я летел, рассекая воздух, не было никакого другого чувства, с которым это могло бы сравниться. Это был самый счастливый момент в моей жизни. Но когда я приземлился, то испытал такую боль, о которой не знал никогда прежде.

Всё началось с журнала «Spin». Никки Сикс сказал в интервью репортёру, что он — большой поклонник первого альбома, “Let It Scream”, моей группы «Scream». Я никогда не был большим фанатом «Motley Crue», у меня не было никаких их альбомов, и я не видел ни одного их концерта — но я хотел позвонить ему и поблагодарить за то, что он упомянул мою группу. У меня также был скрытый мотив: выяснить, не хочет ли он написать со мной несколько песен для следующего альбома «Scream».

Мой менеджер дал мне телефон офиса Дуга Талера. Я позвонил, и мне ответила его секретарша, Стэфани. Я представился и сказал ей, что хотел бы сказать Никки, что высоко ценю его слова. Я ожидал, что она сбросит меня с линии, как навязчивого фаната, но вместо этого повисла неловкая пауза, словно она была взволнована тем, что я позвонил. “Гм, пожалуйста, оставьте ваш номер, где вы…”, она запнулась. “… И я передам ему, ваше сообщение”.

Я повесил трубку и начал готовиться к нашему выступлению, которое должно было состояться тем вечером в Орэндж Каунти, последнему в нашем совместном туре с «Dangerous Toys». Я оставил записку и цветы для моей жены Валери, т. к. это был День Святого Валентина, и взял ключи от своего «Форда Таурус», за который мне предстояло ещё два года погашать кредит. Пока я закрывал за собой дверь, зазвонил телефон. Я запер дверь, затем передумал, отпер её и помчался к трубке.

“Привет, как дела, мужик, это Никки Сикс”.

“… и Томми, чувак!”

Я совсем не ожидал, что он перезвонит мне, не говоря уже о том, что это произойдёт так скоро. “Гм, привет, как дела?” спросил я, неуверенный, была ли это какая-то шутка или нет.

Мы поболтали немного о статье в «Spin», а затем Никки прервал меня. “Есть дело. Ты должен пообещать, что никому ничего не скажешь, т.к. мы ещё не сделали официального заявления, но Винс покинул группу. Поэтому Томми и я хотели поинтересоваться, не хочешь ли ты как-нибудь заскочить к нам и поджемовать вместе”.

“Вы имеете в виду прослушивание для вас, парни?”

“Ну да, прослушивание. Типа того”.

“Хорошо, мужик. Конечно. Без проблем. Гм, спасибо”.

Я позвонил своему менеджеру и спросил, что мне делать. Он сказал, чтобы я играл концерт со «Scream» тем вечером и хранил всё в тайне, пока не выяснится, что же происходит на самом деле. Я встретил группу в клубе, мы отстроили звук, и я сказал им, что разговаривал с Никки и поблагодарил его за то, что он упомянул наш альбом. Это было всё, что я сказал.

Перед выступлением мы заехали на радиостанцию «KNAC» для радиоинтервью и акустического сэта. Когда мы вышли в эфир, кто-то вручил ди-джею Лонг Полу клочок бумаги. Он прочитал его, поднял свои брови и об’явил, “Нам только что пришёл факс. В нём говорится, что «Motley Crue» избавились от Винса Нейла. Вы можете в это поверить?”

Никто из нас не ответил. Вместо этого вся группа повернула головы и уставилась на меня. Они догадывались, что что-то происходит. Но я прикинулся дурачком. “Вы серьёзно?” спросил я. “Они избавились от него?”

Три дня спустя моё время пришло. Прослушивание. Я понятия не имел, как я собираюсь это осуществить, т. к. помимо моей полной некомпетентности относительно материала «Crue», голос Винса был намного выше моего. У него был высокий и чистый, а мой — мрачный и скрипучий. Когда я вошёл в студию на Бербанк, они уже были там. Загадочные, они джемовали на тему песни “Angel” Джими Хендрикса. Это звучало громко, грязно и поразительно. Они были крепкой группой. И у них было так много оборудования в комнате, что это напоминало «Guitar Center» (сеть магазинов по продаже музыкальных инструментов).

Чтобы сломать лёд, я сказал им, что хотел раздеться и прийти на прослушивание голым. Это была глупая ремарка, но Томми засмеялся. “Чувак, тебе так и надо было поступить! Это было бы потрясающе!”

Я выдохнул и расслабился. Мне понравились эти парни. Я не был хорошо знаком с их песнями, но в моем родном городе Филадельфия я переиграл более чем в пятидесяти кавер-группах, так что я знал все каверы, которые они сделали. Мы начали с “Helter Skelter”. Я схватил микрофон, начал петь, но после первой же строфы они вдруг прекратили играть.

Мои легкие застыли, я ждал, что меня сейчас вышибут из комнаты.

“Чувак, это просто чума”, сказал Томми и рассмеялся, не веря собственным ушам. Ему понравилось.

Мы закончили “Helter Skelter”, а затем ещё глубже погрузились в каверы — “Jailhouse Rock” и “Smokin’ in the Boys Room”. Они вручили мне лирику “Dr. Feelgood” и “Don’t Go Away Mad”. Томми пребывал в приятном возбуждении, потому что это звучало настолько тяжелее, чем обычно — скрежещущий голос и вторая гитара, но Никки и Мик хранили молчание. Они сказали, что должны будут порепетировать с другими певцами на следующий день, и я должен был прийти позже.

Когда я пришёл на второе прослушивание, там были Дуг Талер, Чак Шапиро и Дэвид Рудич. Рудич, адвокат группы, усадил меня и начал нести какую-то юридическую околесицу, в которой я ничего не понимал, а затем мы снова прошли те же самые песни. После этого, «пиджаки» пожали мне руку и поблагодарили за то, что я заглянул. Всё это выглядело сухо, деловито и осторожно, чтобы не показать никаких эмоций, ни положительных, ни отрицательных.

“Чёрт”, сказал я группе после того, как «пиджаки» удалились. “Мы здесь всего сорок пять минут. Хотите поджемовать, парни, или как?”

Мик и я какое-то время обменивались блюзовыми фразами, а затем я показал им риф, над которым работал. К концу репетиции мы уже написали основу одной песни, “Hammered”, и акустическую часть другой, “Misunderstood”. У Никки были какие-то новые тексты, т. ч. я пел их, а затем взял перерыв, чтобы сходить в уборную. Когда я вернулся, все трое они сидели на подиуме для ударной установки.

“Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это”, сказал мне Томми, вставая. “ТЫ, парень!”

“Но ты всё ещё не должен никому ничего говорить”, сказал Никки. “Потому что предстоит много юридической работы прежде, чем это осуществится”.

“Я могу сказать моей жене?” спросил я их.

Они улыбнулись. “Да, конечно ты можешь ей сказать”.

Дома меня ждали Валери и мои друзья: там были Роберт, барабанщик моей первой настоящей группы, «Angora», со своей подругой, Джиной; и Нил Злозовер, который фактически тоже был другом Никки, зависал со своей женой, Дэниз. У них было две бутылки «Don Perignon». “У меня две новости: хорошая и плохая”, сказал я Валери. “Хорошая новость — я прошёл прослушивание, и это было круто. Плохая — перед вами новый певец «Motley Crue»”.

Хоть я и шутил, но фактически оказалось, что для неё это действительно были плохие новости. Я стоял, засунув голову в пасть льва, и мы оба это знали. Всё начиналось прекрасно. На следующий день группа послала Валери красивую хрустальную вазу с двумя дюжинами роз с запиской, которая гласила, “Добро пожаловать в семью”. Но по мере того, как продолжались репетиции, я начал бывать дома всё реже и реже, что было особенно тяжело для Валери, т. к. нашему сыну только что был поставлен диагноз — диабет. Никки мог завалиться в наш дом с одной спальней совершенно пьяным после драки с Брэнди и пробурчать, “Так, Краб, или ты идёшь со мной, или ты уволен”. Или Томми заезжал за мной на лимузине посреди ночи, и мы вместе отправлялись делать татуировки. Я решил наколоть название альбома, “Till Death Do Us Part”, у себя на руке, но вскоре они изменили его на просто “Motley Crue”.

Однажды ночью я вытащил Валери вместе с нами, и она была не слишком рада, когда увидела, что все эти тёлки роились вокруг нас, словно мухи вокруг дерьма. Мы закончили тем, что приехали в «Mondrian Hotel», и Никки снял для себя номер, потому что не хотел ехать домой. Я ждал в «Sky Bar» внизу с Валери, которая была так пьяна, что уснула. Пока я был в уборной, она проснулась и подумала, что я ушел в номер Никки, поэтому она пошла меня разыскивать. Когда я вернулся из уборной, кто-то в баре сказал мне, что она ушла наверх. Так что мы целый час преследовали друг друга по всему отелю до тех пор, пока, наконец, в дверь номера Никки, где я находился в тот момент, не постучали. В коридоре, держа мою жену, стоял охранник отеля. “Эта женщина говорит, что она замужем за Джоном”, сказал он, держа её за шею, словно пьяную шлюху. “Мне вышвырнуть её?”

“Валери!” закричал я, и охранник отпустил её. Она пролетела через всю комнату и по-девчачьи ударила меня кулаком в лицо. Я покраснел от гнева, схватил её, спустился с нею вниз и бросил её в машину. Всю дорогу домой мы дрались.

Мы жили в скверном районе, и люди, как, например, Томми, боялись, заезжать к нам, потому что частенько слышали там стрельбу. Однажды вечером я пошел в «7-Eleven», чтобы купить молока. По пути домой ко мне подскочили три мексиканца. Один ударил меня пистолетом по затылку, а другой нанёс мне несколько ударов большой отверткой в руку и в спину. Странно, они сорвали только украшения с моей шеи, но не тронули мой бумажник. Я приковылял домой весь в крови и рухнул на пол в гостиной. Я был расстроен: ко всему прочему я забыл на улице молоко.

Когда группа услышала о том, что произошло, они одолжили нам с Валери денег, чтобы мы могли переехать в благополучный Таузенд Оукс, где были намного лучшие школы для детей. Парни также добавили к этому новенький «Harley-Davidson Heritage Softtail Classic», чтобы мы могли вместе кататься. Но для Валери и меня было уже слишком поздно.

Я встретил Валери, когда мне было восемнадцать, и я играл в кавер-группе с её братом. Два года спустя мы уже были женаты, и у нас рос сын. Следующие четырнадцать лет я провёл, будучи мужем и отцом, подрабатывая в рок-группах. Но, стоя в пасти у льва, которым были «Motley», я глядел в черную, зияющую яму и видел много сумасшедшего, декадентского дерьма, которое прошло мимо меня за все эти годы моего брака. Вдобавок ко всему, как новый фронтмен этой зверюги, я должен был быть больше, громче и порочней остальной части парней. Ни Валери, ни я не знали, как справиться с тем, что происходит, и, после стольких лет испытаний нищетой и всякими невзгодами, мы позволили богатству разлучить нас.

По каким-то причинам все браки в группе разваливались: Мика, Никки, Томми, мой и даже Винса. Как раз перед тем, как Валери и я развелись, мы с группой зависали в Каталине. В поле слышимости Мика, его жена Эми подошла ко мне, схватила мою руку, и прошептала что-то о доме, который был у неё с Миком в Марина дель Рэй. Я не был уверен, пыталась ли она сдать мне его в наём, заставить меня выкупить его для неё или пригласить меня провести там ночь.

Я поблагодарил её за любезное предложение и отвернулся. Я всего лишь месяц был в группе, и не знал, что мне делать. Я не хотел, чтобы кто-то из них подумал, что я приударяю за одной из их жён. Но после этого каждый раз, когда я видел Эми пьяной, она начинала говорить о том, как её экстрасенс сказал ей, что красивый мужчина с вьющимися темными волосами войдёт в её жизнь. В следующий раз, когда я увидел Томми и Никки, я сказал им, “Послушайте, это шанс всей моей жизни, и я не хочу его упускать. Но я думаю, что жена Мика втюрилась в меня. Я только хочу, чтобы вы знали, что если это когда-то станет проблемой между Миком и мной, вы будете знать, что я невиновен настолько, насколько этим озабочена его жена”.

Брак Мика не продлился долго после этого. Он один из самых милейших людей, которых я когда-либо встречал в музыкальном бизнесе; но именно потому, что он такой замечательный и никогда не хочет никому создавать проблем, он обычно заканчивает тем, что его попросту трахают. В случае с Эми, у неё была группа под названием «Alice in Thunderland», и Мик купил для них «маршальские» стеки, басовые колонки, новую ударную установку, «Gibson Flying V» для гитариста и много студийного времени. После этого, пока он был в Ванкувере, работая над альбомом «Motley», он начал подозревать, что его жена спит с гитаристом, которому он только что купил «Flying V».

Мик был настолько пассивен, что, когда его жена спросила, может ли она насовсем переехать в тот дом на пляже в Марина дель Рэй, он позволил ей это сделать. Сам же он остался в своём старом доме, а я переехал в гостиницу, потому что я, наконец, развёлся с Валери. Эми, казалось, хотела получить всё, и Мик вынужден был отдать ей это, кроме, пожалуй, самого ценного своего имущества — себя самого.

Готовые начать запись нового альбома, мы прилетели обратно в Лос-Анджелес, чтобы обсудить с Бобом Роком наши идеи. Однако в день встречи я не мог найти никого из группы. Я приехал к дому Томми со своим сыном и увидел на дороге автомобиль Никки, поэтому я подумал, что встреча проходит без меня. Когда никто не ответил на звонок, я перелез через забор и начал колотить во все двери. Наконец, появились Томми и Никки — они были пьяны вдрызг. Все, что вы могли видеть на Никки, были черные волосы и ряд усмехающихся белых зубов. “Чёрт, брат, что ты здесь делаешь?” спросил Томми.

“Что со встречей?” спросил я.

“Ай, чувак, мы как раз ждём, когда сюда приедет Боб Рок”.

Оказалось, что накануне ночью Никки и Томми выбрались погулять со своими жёнами. Они вместе выпили по бокалу вина, затем решили покурить “травки”. Одно за другое, и в итоге они закончили тем, что отправили своих жён домой, а сами тем временем позвонили своему старому дилеру, заказали два эйтбола и всю ночь маньячили, готовя кокаин в туалете Никки, пока оба не отрубились.

Когда Боб Рок появился в полдень, его глаза чуть не вылезли из орбит от ужаса. Когда он в последний раз видел Томми и Никки, они были трезвые, но теперь от них сильно пахло алкоголем, с носов у них текло от кокаина и они не могли даже связать двух слов. Когда Никки покинул встречу и отключился на диване в соседней комнате, Рок вскинул вверх свои руки: нет никакой возможности, делать этот альбом, сказал он, пока группа не возьмётся за ум. Он уехал и насвистел Талеру и Бобу Тиммонсу, которые тут же примчались спасать положение. Но, к счастью, это была всего лишь однодневная попойка — запланированный срыв. Никки и Томми просто необходимо было выпустить пар, хотя я не знаю, действительно ли их жёны когда-либо прощали им это.

(обратно)

Глава 7. Томми
«Как приключения, связанные с нудистскими пляжами и с вращением глазами, приводят нашего добросердечного героя к потере любви»

Чёрт возьми, это происходит каждый раз. Тёлка начинает встречаться со мной, потому что она видит, что этот татуированный чувак-рокер ведёт дикое, сумасшедшее, непредсказуемое существование, и она влюбляется в этот образ жизни. Но через какое-то время она начинает не одобрять то, что я представляю из себя на самом деле, и пытается это изменить.

Любой, кто влюбляется в меня, должен понимать, что, чёрт побери, музыка для меня — номер один. Когда вы говорите это девочке, она задается вопросом, не означает ли это, что она — номер два. Нет, мужик, Хизер тоже была номером один. У меня было два первых номера, и любая девчонка, с которой я знакомлюсь, должна привыкнуть к тому, чтобы "ездить со мной на переднем сидении", и к музыке. Потому что мне нужен партнёр, а не вожак. Так что тусуйся со мной и моей музыкой, и всё будет нормально.

С Хизер всё было по-другому. Это был типичный брак знаменитостей: сначала мы думали, что всё просто идеально, потому что мы оба переживали известность, испытывали на себе её бремя, и думали, что нам нужно всего лишь свить гнёздышко с кем-то, кто понимал бы нашу работу и был так же занят, как мы сами. Но к концу, наша самовлюбленность и зацикленность на собственной карьере преградили нам путь.

Мне было трудно заставить её расслабиться на людях. Когда мы совершали круиз по островам Греции, первое, что я хотел сделать, это поваляться на нудистском пляже. Поэтому, когда мы пришли туда, я скинул с себя всю одежду и нырнул в воду. Я уже приплыл обратно, а она всё ещё стояла там в своём купальнике на этом красивом острове, полном голых людей. Она так беспокоилась, что где-нибудь в скалах может прятаться фотограф, и, возможно, она была права, но лично мне в тот момент было на это наплевать. По многим причинам рядом с ней я чувствовал себя закомплексованным: она закатывала истерику всякий раз, когда я снова начинал пить, что, впрочем, было вполне обоснованным, и она наотрез не разрешила мне сделать большую татуировку на спине, которую я очень хотел.

Я чувствовал себя особенно ограниченным, из-за того, что она хотела, чтобы я остепенился, но в то же самое время не хотела обращать внимания на другие стороны благоустройства совместной жизни. У Никки уже был ребёнок, и второй на подходе; у Винса было трое детей от трёх разных женщин; а Мик уже был, бля, дедушкой. Я любил детей. Я ужасно хотел иметь ребёнка от Хизер. Но каждый раз она говорила «нет». Она была обеспокоена своей карьерой, и не могла позволить себе забеременеть. Кроме того, она, казалось, не любила детей: всякий раз, когда они приходили, она сердилась, потому что они прыгали по диванам или из-за того, что все руки у них были перепачканы шоколадом.

Может быть, она была слишком молода или у неё был неверный взгляд на жизнь, или, возможно, она не хотела иметь детей от кого-то вроде меня (предположение, которое меня по-настоящему задело, когда она забеременела сразу же после того, как сошлась с Ричи Самборой из Bon Jovi), но меня это начало сильно угнетать. На протяжении многих лет я инвестировал средства в отношения, и если не было никакой возможности продвинуть их вперёд, то лучше всего было сократить свои потери. Когда я родился, мой папа был уже настолько стар, что он с трудом мог играть со мной в бейсбол. Я же хотел быть достаточно молодым, чтобы бегать повсюду со своими детьми, иметь те же интересы, что и они, не отставать от них и быть частью их жизни, пока они не вырастут.

Когда я влюблен, у меня на глазах будто шоры. Я даже не смотрю на других женщин. Но как только я начал переоценивать свой брак с Хизер — также, как я уверен, она переоценивала меня — мои глаза начали блуждать. После того, как ваши глаза начинают блуждать, начинают блуждать ваши мысли. А после того, как начинают блуждать ваши мысли, начинают блуждать ваши руки. Ну, а после того, как начинают блуждать ваши руки, это всегда заканчивается плохо. Мы выдержали семь лет сумасшествия — пройдя через взлёты и падения наших карьер, через мою безумную наркотическую и алкогольную зависимость и грёбаную пытку реабилитацией, через оглушительный успех «Dr. Feelgood» — и было что-то, что нам необходимо было сказать друг другу. Но мы слишком затянули с этим, долго взвешивая все «за» и «против».

Странно, после того, как Хизер и я расстались, несколько пьяных козлов вышибли дерьмо из нас с Кораби, когда мы шли по улице. Когда я, выздоравливая, лежал в кровати в отеле, у моей двери послышался шум, я взглянул и увидел Хани, прорвавшуюся в мой номер. Это был первый раз, когда я увидел её спустя девять лет. Она подошла к кровати, склонилась над ней, сделала мне минет и ушла, не сказав ни слова. С тех пор я её больше не видел.

Пока я лежал там после этого сконфуженный и опустошённый, я вдруг понял, насколько одинок я был без Хизер, потому что после семи лет брака вы оглядываетесь вокруг в поисках ваших друзей и понимаете, что они давно ушли. Но в то же самое время я был взволнован. Я был готов влюбиться снова, но не в ещё одну девчонку, а в музыку. Была целая новая школа групп, которые появились на свет — жёсткие, тяжелые, вроде «Pantera» и «Prong» — и с уходом Винса и приходом такого татуированного чёрта, как Кораби, у нас, наконец, появились средства и инструменты, чтобы войти в эту реальную жесть.

(обратно)

Глава 8. Джон Кораби
«Новичок, над которым зло подшучивают его старшие товарищи, обнаруживает их истинную сущность после унизительной ночи в руках городских проституток»

После попойки Томми и Никки они обязались вести трезвый образ жизни, так как хотели повторить успех «Dr. Feelgood» с Бобом Роком в Ванкувере. Такого понятия, как «золотая середина», для них не существовало. Мало того, что были запрещены алкоголь и наркотики, но также под запрет попали красное мясо, сигареты и кофеин. Целыми днями мы трескали витамины, а по утрам занимались с тренером.

Но неизбежно случались ночи, когда мы слетали с катушек. В первый раз это произошло, когда нас навестил Снэйк из «Skid Row». Томми, Никки, Снэйк и я завалились в стрип-клуб, а затем в местный бар. Никки, который был уже абсолютно никакой, спросил у официантки, сколько стоит «камикадзе». Она сказала ему, что он стоит три с половиной бакса. Тогда он сунул руку в свой кармана, вручил ей горсть мятых банкнот и сказал, “Я хочу столько «камикадзе», на сколько здесь хватит денег”.

Пятнадцать минут спустя прибыла группа официанток с девятью подносами «камикадзе», которые они выстроили на нашем столике. Мы пили их до тех пор, когда в нас уже перестало вливаться, а затем погрузились в наш фургон. “Краб”, спросил меня Томми, “Ты когда-нибудь был с проституткой?”

“Нет”, икнул я.

“Ладно, тогда давай возьмём тебе проститутку”.

Жизнь была настолько нормальна и легка, когда эти парни были трезвые, но когда они были под кайфом, они могли втиснуть целую жизнь, полную приключений, погромов и декаданса, в двенадцатичасовой промежуток времени. По пути на Ричардс Стрит, где собирались проститутки, мы сложили все наши деньги. У меня было сто долларов, у Томми — восемьдесят, у несчастного Снэйка — шестьсот, а у Никки было двенадцать долларов, оставшихся от пирушки с «камикадзе». Мы затащили четырех действительно хорошеньких проституток в наш фургон и повезли их в отель, чтобы устроить там вечеринку. Томми присовокупил к девочкам “травку”, Никки вытащил пару бутылок «Джека», и мы начали веселиться. Томми был разведён с Хизер, но, как бы там ни было, он хотел позвонить ей, чтобы отметиться. “Грёбаная вечеринка начнётся, как только я вернусь”, - сказал он.

Полчаса спустя он распахнул дверь и вошел со штанами, спущенными до лодыжек, крича во всю глотку и вышвыривая вон одну из проституток. В тот самый момент одна особенно озлобленная проститутка посмотрела на свои часы и сказала, “Это будет стоить ещё двести долларов с каждого”.

Внезапно вечеринка затихла, и какая-то тёмная, мрачная туча, которая появляется всякий раз, когда кто-нибудь упоминает про деньги, повисла над комнатой.

“Что это значит, двести долларов?” спросил я.

“Час стоит двести долларов, а час уже прошёл”.

Никки взбесился. Он кинул через всю комнату свою бутылку «Джека Дэниелса», и она разбилась о стену прямо над головой ожесточённой шлюхи. Он бросился за нею, грозя разрезать её пополам. И быстрее, чем вы можете произнести “Не уходи во гневе” (”Don’t go away mad”), в комнате не осталось ни одной девочки.

Только мы четверо, покинутые, сидели на диване. Проститутки уехали со всей нашей “шмалью” и деньгами, а Никки разбил об стену нашу последнюю бутылку «Джека». Снэйк хлопком открыл пиво из мини-бара и покачал головой. “Чуваки, знаете, что только что произошло?” спросил он. Затем он злобно улыбнулся: “Да, плохим рок-н-ролльным парням «Motley Crue» и «Skid Row» пришлось заплатить девочкам восемьсот долларов, только за то, чтобы те с нами поболтали. Мы такие романтики…”.

Без моего ведома Томми и Никки решили, что ночь ещё не закончена. В то время, пока Снэйк занимал меня какой-то светской беседой, они прокрались в кухню отеля и украли оттуда двухсотлитровый чан с томатным соусом. Затем они выкрали из конторки консьержа ключ от моей комнаты, сняли простыню с моей кровати, намазали мой матрас томатным соусом и снова застелили постель.

Когда я вернулся в свой номер той ночью, то заметил, что в нём как будто пахнет спагетти, но я не придал этому особого значения. Я стянул простыню и положил руку на кровать, она с хлюпаньем в чём-то утонула. Я посмотрел на свою руку, она была покрыта чем-то красным, как в фильме «Изгоняющий дьявола». Однако я был настолько пьян, что подумал, если я смирюсь с томатным соусом, что, так или иначе, продемонстрирует Томми и Никки, что лучше меня им всё равно никого не найти. Так что я так и уснул прямо в нём.

На следующее утро я оставил коробку с дюжиной пирожных со сливочным кремом у двери Никки и позвонил в звонок. Он открыл дверь, окинул взглядом коридор, затем заметил пирожные. Час спустя, я увидел, что пустая коробка из-под пирожных стояла в коридоре. Затем, позднее тем же днём, в спортзале я наблюдал, как он объяснял тренеру, почему он чувствует себя слишком вялым, чтобы выполнять какие-либо упражнения.

После этого началась тотальная война с Никки. Он мог вытащить меня в бар, угостить меня выпивкой, а затем, пока я разговаривал с какой-нибудь девчонкой, он брал такси до отеля, наполнял мою замочную скважину клеем «Элмер» и сломанными спичками и возвращался обратно в бар. Как только я был “готов”, он привозил меня домой, а сам наблюдал в свой глазок, как персонал отеля снимал мою дверь с петель, так что я потерпел поражение той ночью.

Я принял ответные меры — прилепил на дверь Никки надувную резиновую куклу из секс-шопа с надписью, которая гласила “Добро пожаловать, морячки”, и расклеил по всему отелю объявления, приглашавшие одиноких мужчин в его номер. После этого Никки пускал в ход любые средства: пока я спал, он потратил несколько часов, приклеивая целый сервировочный поднос к двери моей комнаты, включая каждую тарелку, салфетку, столовые приборы и даже наполнил стакан клеем «Элмер» так, чтобы это было похоже на молоко. Затем он обрызгал всю мою дверь лаком для волос, поджёг её, постучал и скрылся в своём номере. Мик всегда был слишком умён для любого, кто хотел над ним подшутить: он посыпал коридор, ведущий к его комнате, пудрой (мукой), чтобы можно было отследить отпечатки ног каждого, кто посмел проникнуть в его владения.

Тот год был, наверное, самым лучшим временем в моей жизни. Все мы находились на новой для себя творческой территории и просто наслаждались глупыми, безобидными забавами. Мик никогда не работал со вторым гитаристом, Никки никогда не работал со вторым текстовиком, а группа никогда не писала песни, просто джемуя на репетициях. Мы не могли дождаться момента, когда поклонники «Motley» услышат то, что мы сделали. Мы полагали, что мы записали по-настоящему интеллектуальный альбом «Motley Crue» с массой комментариев относительно всего этого безумного дерьма, творящегося в мире, от бунтов Родни Кинга в Лос-Анджелесе до бешенства по поводу недавнего введения цензуры в музыке. (Родни Кинг — темнокожий водитель лос-анджелесского такси, которого в 1991-ом году остановили офицеры полиции за превышение скорости и жестоко избили. Этот факт был зафиксирован на плёнку и попал в прессу. В 1992-ом году состоялся суд, на котором полицейские, принимавшие участие в избиении, были оправданы, что на фоне расовой напряжённости, безработицы и бедности среди темнокожего населения вызвало волну погромов, убийств, поджогов и насилия в нескольких крупных городах США. На третий день беспорядков сам Родни Кинг выступил по телевидению и призвал бунтарей к спокойствию).

Последняя песня, которую я написал для альбома, называлась “Дядя Джек” (”Uncle Jack”), она была о моём родственнике, который на почве секса досаждал моим братьям и сестрам. Когда мы начали делать запись, он был арестован и обвинён в половой связи с несовершеннолетними и в изнасиловании двадцати маленьких детей, всё это он собственноручно документировал, делая снимки. Но два месяца спустя его выпустили из тюрьмы, т. к. тюремное начальство и суд боялись, что другие обитатели тюрьм убьют его. Поэтому теперь, когда он был на свободе, где, как вы думаете, он нашёл себе новую работу? Католическая начальная школа.

Когда мы заканчивали запись, позвонила моя мать и сказала, что он снова арестован. Работая в католической школе, он сблизился с одной женщиной и двумя её сыновьями восьми и трёх лет. Она работала по ночам, и он днём, так что большую часть времени он проводил с ними без всякого контроля. Спустя всего несколько месяцев женщина, с которой он жил, погибла в автомобильной катастрофе. Когда её бывший муж вернулся домой, он обнаружил, что парень насиловал обоих мальчиков. Я мертвенно побледнел, когда узнал о том, что он по-прежнему уничтожал жизни всех этих людей, так что Никки сказал, “Почему бы тебе не написать песню об этом?”

Я хотел выпустить песню в виде сингла и пожертвовать деньги от его продаж центрам помощи детям — жертвам насилия. Мы были готовы оказать содействие и показать миру, что «Motley Crue» хоть и были по-прежнему цирком, но цирком с душой и сердцем.

Когда мы закончили запись, мы отправились в пресс-тур. Всюду, где мы появлялись, фанаты впадали в исступление. В Милане группа победителей телеконкурса напала на меня и начала отрывать кусочки от моей одежды себе на сувениры. Я поверх толпы нашёл глазами Никки. “Будь готов к этому, Краб”. Он сиял. “Отныне так будет всегда”.

(обратно)

Глава 9. Винс
«Один в целом мире, бедный Винс бросается в объятия фотомоделей, любимых игрушек и популярных актрис и узнаёт, что жизни лучше быть не может»

Это было идеальное время для кризиса среднего возраста. Мне только что перевалило за тридцать, что не казалось мне такой уж старостью. Но появлялись все эти молодые рок-группы, и я начал чувствовать себя каким-то динозавром. Вдобавок ко всему меня только что выперли из группы, в которой я провёл последние десять лет, и ещё я оставил свою жену. С тех пор как Шариз и я переехали в огромный особняк в Сими Вэлли, чтобы растить там нашу дочь Скайлэр, наши драки становились всё ожесточённее. Особенно незабываемым выдался мой день рождения, когда она застала Роберта Патрика и меня за разговором с будущей порнозвездой по имени Линей в клубе «Roxy» и ударила меня в нос стаканом, после чего начался такой гвалт, кончившийся тем, что нас обоих вышибли из клуба.

Я долго просил Дуга помочь мне. Я говорил ему, что у меня много проблем между мной и моей женой, а также проблем, связанных с моим смятением, которое чувствует любой рок-музыкант, достигший тридцатилетнего возраста. Я объяснил ему, что я крайне нуждаюсь в помощи. Группа была обижена на меня из-за того, что я пропускал репетиции, но я хотел, чтобы они понимали, что это никак не связано с ними. Я любил «Motley Crue». Я сделал бы для них всё, что угодно.

Я не знаю, говорил ли Дуг когда-нибудь группе о нашем с ним разговоре. Но следующее, что случилось после нашей перепалки на репетиции во время ливня — Дуг позвонил мне домой и сказал, “Группа больше не хочет тебя видеть. Я готов сегодня же освободить тебя от твоего контракта с менеджментом, если ты хочешь”. Я был ошеломлён. Я ожидал, что в течение недели всё устаканится, что мне позвонит Никки, и мы снова начнем работать вместе. Я только пробормотал, “Хорошо”, и повесил трубку. Я не знал, что ещё на это сказать.

Если бы Дуг был больше, чем подпевала, он, возможно, сохранил бы группу. Всё, что ему нужно было сказать, “Возвращайся и давай поговорим об этом. Мы наймём тебе адвоката, и обсудим твои проблемы”. Безусловно, то, что происходило со мной, не было проблемой алкоголизма, это была психологическая проблема, следствием чего была выпивка и пропуск репетиций. Но вместо этого он позвонил и уволил меня, а также сказал, чтобы я не общался ни с кем из группы. Так всё и было. Что мне было делать после того, когда со мной так обошлись? У меня было два выхода: я мог покончить с собой либо мог улететь на Гавайи со стриптизершей и быть выше всего этого. Я выбрал последнее.

Я захватил с собой первую же цыпочку, которая мне попалась — порнозвезду по имени Саванна — и повёз её на Гавайи. Она была великолепной платиновой блондинкой с плавными, идеальными формами. Несмотря на тот факт, что каждый день миллион парней дрочили, глядя фильмы с её участием, она была чрезвычайно неуверенна в себе, словно потерянная маленькая девочка. Будучи вне группы, я больше не видел никакой причины оставаться трезвым, поэтому мы привезли все эти пилюли и кокс, которые только могли взять с собой. После четырех дней пребывания в отеле «Hilton» на Мауи, Саванна приняла слишком много каких-то таблеток и упала на пол в конвульсиях. Я вызвал скорую помощь и последовал за ней в больницу. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь выглядел так восхитительно и невинно, лёжа на носилках с передозировкой.

Когда на следующий день она вернулась в отель, мы немедленно проглотили ещё по таблеточке прямо там, где накануне закончили вечеринку, и начали веселиться снова. Но я был старше, и по определённым причинам не только не мог уже глотать дурь в прежних количествах, но и не мог быстро восстанавливаться после этого. К тому времени, когда я возвратился в Лос-Анджелес, я снова прочно сидел на наркоте. Я опять полетел в клинику в Тусоне, чтобы избавиться от зависимости. Саванна каждый день посылала мне разные порнографические фотографии со своим изображением, пока смотрители клиники не обнаружили мой тайник и не отняли их у меня. Ко времени, когда я закончил лечение, она уже встречалась с Поли Шором^[78].

Несколько лет спустя она попросила меня быть её спутником на церемонии вручения наград за лучшие порнофильмы в Лас Вегасе. Я сказал ей, что пойду с ней, но в последнюю минуту променял её на другую девочку. Несколько дней спустя её нашли мёртвой в её гараже. В тот день она изуродовала себя в автомобильной катастрофе, затем приехала домой, вытащила «беретту» и выстрелила себе в голову. В то время в её жизни было много других проблем, и я знал, что причина была не в том, что я подвёл её, но я чувствовал себя ужасно. Там, где большинство девочек её профиля работы только и делают, что опустошают чужие кошельки, она никогда не была такой. Она просто хотела, чтобы кто-нибудь любил её.

Саванна была началом моего погружения в голливудский Вавилон^[79]На самом деле я не болтался на тусовках с тех самых пор, когда все мы жили вместе в Пёстром Доме и были законодателями моды на Сансет Стрип. Тогда нам казалось, что мы на вершине Мира, и, хотя на самом деле это было далеко не так, мы были куда более счастливы в этом своём неведении. По прошествии десяти лет Голливуд был уже совершенно другим местом.

Оставив Шариз и Скайлэр в нашем доме в Сими Вэлли, я переехал временно жить к киноактёру Робу Лоу, чьё холостяцкое жилище располагалось на Халливуд Хиллс. Мы подружились, потому что по понедельникам мы оба посещали вечера трезвости для знаменитостей, что, наверное, было самым подходящим местом, где могла встретиться такая парочка, как мы. Мы были командой мечты для таблоидов: плохой парень, певец из «Motley Crue» и актер, секс-символ для старшекласниц, который на днях был арестован за видеоплёнку с записью группового секса с участием шестнадцатилетней девочки. С тех пор, как недавно Роб и его подруга расстались по вполне понятным причинам, мы вместе с ним словно сорвались с цепи. Я водил его в «Rainbow» (музыкальный ночной клуб), чтобы он мог подцепить кого-нибудь из группиз, а он брал меня на декадентские кинематографические вечеринки, которые проходили в огромных особняках Халливуд Хиллс и Бэль Эйр^[80]. Наш дом был всегда полон девочек, точно так же, как это обычно бывало в Пёстром Доме, за исключением лишь того, что здесь было чисто. По уик-эндам я приезжал, чтобы поиграть со Скайлэр, что было необходимо как ей, так и мне, т. к. это была моя единственная пауза в вихре страстей, которые засасывали меня и Роба.

По прошествии шести месяцев холостяцкая жизнь Роба закончилась, когда его прежняя подруга возвратилась домой. К тому времени я нашел менеджера, Брюса Бёрда, который запихнул меня в студию с Томми Шоу (Tommy Shaw) и Джеком Блэйдсом (Jack Blades), чтобы написать песню для саундтрека к фильму с участием Поли Шора под названием «Замороженный калифорниец». Это в значительной степени опровергло теорию Никки и Томми о том, что меня больше не интересовала музыка, потому что к тому времени они даже ещё не выпустили свой альбом. Я припомнил эту обиду, когда предъявил им иск на 25 процентов их будущей прибыли и пять миллионов в качестве компенсации ущерба. Мои адвокаты сказали, что это было бы по-джентльменски.