Мать и дитя: живучий, но совершенно мистический образ, придуманный человечеством.

Эразм. «Рассуждение о мыслящих биологических объектах»

 

Маленький Манион стал единственным светлым пятном в жизни попавшей в рабство Серены, огоньком, мерцающим в непроглядном мраке.

— Твой ребенок — это отвлекающее и отнимающее массу времени создание, — сказал Эразм. — Я не понимаю, почему он требует такого внимания.

Серена с нежностью смотрела в большие, широко раскрытые любопытные глазенки Маниона и с неохотой повернулась к роботу и взглянула в его зеркальную, ничего не выражающую маску.

— Завтра ему исполнится только три месяца. В этом возрасте он еще ничего не может сделать для себя сам. Он должен вырасти и всему научиться. За человеческими детьми надо ухаживать.

— Машины полностью готовы к работе, как только в них закладывают программу, — самодовольно заметил Эразм.

— Это многое объясняет. Для нас жизнь — это процесс постепенного развития. Без воспитания и без вскармливания мы не можем выжить, — сказала Серена. — Тебя никогда не воспитывали и не вскармливали. Думаю, что тебе следует подумать об улучшении условий, в которых воспитываются дети рабов в твоих бараках. Оказывай им больше внимания, поощряй их любопытство.

— Это еще одно твое предложение по улучшению всего и вся? Сколько еще этих разрушительных улучшений ты намерена мне предложить?

— Столько, сколько придет мне в голову. Должно быть, ты и сам заметил перемену в людях. Они сейчас кажутся более живыми после того, как ты проявил по отношению к ним минимальное сочувствие.

— Это ты проявила сочувствие, а не я. И рабы знают это.

С этими словами мыслящий робот сложил свою текучую маску в знакомое озадаченное выражение.

— Твой ум — такое сплетение противоречий, что остается только удивляться, как к концу дня твой мозг не плавится от перегрузки, особенно с таким ребенком.

— Человеческий мозг намного более устойчив, чем ты можешь себе представить, Эразм.

Серена прижала малыша к груди. Каждый раз, когда робот заводил свою песню о несносности ребенка, она начинала бояться, что он отберет у нее Маниона. Она видела похожие на клетки ясли, переполненные орущими детьми из низших каст. Хотя она сумела добиться от Эразма существенного улучшения положения бессловесных рабов, она не могла даже представить себе, что ее сын будет воспитываться среди них. Сейчас Эразм стоял возле скульптурного изображения меч-рыбы и наблюдал, как Серена играет с ребенком, греясь на жарком солнце. Мать и дитя плескались в искусственном бассейне, устроенном на высокой террасе, откуда открывался вид на покрытый белопенными волнами океан. Серена слушала рев прибоя и крики диких гусей, стая которых сейчас пролетала над ее головой.

Голенький Манион с радостным визгом плескался в мелком бассейне, неуклюже шлепая ручонками по воде. Робот предложил Серене тоже купаться обнаженной, но она предпочла надеть простой белый купальник.

Как обычно, Эразм внимательно смотрел на Серену и ее ребенка. Она же старалась не обращать на него внимания в те часы, которые были отпущены ей для пребывания с малышом. Она уже видела, насколько ее сын похож на Ксавьера. Но будет ли ее ребенок обладать свободой, сильным характером и решимостью до конца сражаться с мыслящими машинами?

Когда-то Серена мыслила исключительно глобальными политическими и военными категориями Лиги, но теперь ее интересы касались только безопасности ребенка. Теперь ее обуревали сугубо личные заботы, они были более конкретны и менее грандиозны. Она с удвоенной энергией продолжала работать в саду робота, чтобы заслужить награду — больше времени посвящать Маниону — и избежать наказания.

Робот, должно быть, понял, что теперь Серена находится у него в руках целиком и полностью. Он по-прежнему получал удовольствие от словесных споров с Сереной, но она очень неохотно выражала ему благодарность и признательность за те мелкие поблажки, которые он оказывал ей. Она ни на минуту не переставала ненавидеть своего тюремщика, но не выказывала ненависть, так как понимала, что Эразм держит в руках тонкую нить ее судьбы и судьбы ее ребенка. Глядя на выступающий подбородок ребенка и четко очерченный упрямый рот, она подумала о Ксавьере и его самоотверженности по отношению к своему долгу. Почему я не осталась с ним? Зачем мне надо было спасать Гьеди Прайм? Почему я вообще не стала обыкновенной женщиной?

Крики диких гусей стали громче, птицы как раз пролетали над крышами виллы. Им было абсолютно все равно, кто правит Землей — люди или мыслящие машины. Черно-белые куски гуано упали на дворик, некоторые попали на статую меч-рыбы, но Эразм не обратил на это внимания, для него это был естественный ход вещей, как он его понимал. Манион радостно засмеялся и начал гулить, увидев в небе летящих птиц. Даже в свои три месяца он был уже очень любопытен. Иногда он пытался стянуть с головы Серены берет или потрогать своими пухленькими пальчиками драгоценности, которые Серена носила по настоянию Эразма. Робот держал ее в своем доме как хозяйку виллы, как ее украшение, и поэтому так заботился о ее внешнем виде. Эразм подошел к бассейну и, наклонившись, принялся смотреть на голенького ребенка, который с радостным визгом плескался в нагретом солнцем бассейне. Мать крепко держала ребенка, чтобы он не захлебнулся.

— Я никогда не мог представить себе, какой хаос и беспорядок может устроить ребенок в нормальном тихом и спокойном доме. Я нахожу это в высшей степени... неупорядоченным.

— Люди преуспевают благодаря неупорядоченности и хаосу, — сказала Серена, стараясь говорить спокойно, хоть и ощутила в груди предательский холодок страха. — Именно эти свойства природы позволяют нам проявлять новаторство, быть гибкими и в конечном счете выживать. — Она вышла из бассейна и завернула Маниона в мягкое белое полотенце. — Подумай о тех моментах, когда людям удавалось расстраивать хитроумные схемы Омниуса.

— Но тем не менее мыслящие машины покорили вас.

— Покорены ли мы, Эразм, в полном смысле этого слова? — Она вскинула брови. Эразм находил этот жест удивительно загадочным. — Многие планеты сохранили свою независимость от мыслящих машин. Если вы превосходите нас во всем, то почему так стремитесь имитировать нас?

Любознательный робот так и не понял сути эмоциональной связи между матерью и младенцем. Он больше всего был удивлен теми приятными изменениями, которые произошли в характере женщины. Эти изменения были очень заметны, несмотря на то что Серена старалась сохранить в общении с роботом твердость и независимость тона. Она стала другим человеком после рождения сына. Она никогда не служила ему с таким усердием, с каким ухаживает теперь за этим шумным, неопрятным и, главное, совершенно бесполезным младенцем. Хотя это исследование человеческих взаимоотношений предоставило в распоряжение Эразма интересные данные, он не мог в будущем допустить такого развала в своем домашнем хозяйстве. Ребенок нарушал эффективность его повседневных занятий, и, кроме того, ему было нужно персональное внимание Серены. Вместе они должны были делать одну очень важную работу. Из-за ребенка она теряла способность к сосредоточению. Когда Эразм смотрел на ребенка, его зеркальная маска складывалась в зверскую гримасу, которую он менял на добродушную улыбку, когда на него смотрела Серена.

Скоро он завершит эту фазу эксперимента. Надо подумать, как сделать это наилучшим образом.

 

***