Сага о людях из Лососьей долины 20 страница

На берегу у Гусиной Бухты в Островном Фьорде стоял корабль. Греттир договорился
с корабельщиком и стал собираться в дальний путь. Снаряжение его было невелико.
Асмунд стал теперь совсем дряхлым стариком и почти не оставлял постели. У них с
Асдис был сын, еще мальчик, по имени Иллуги, очень многообещающий. Атли взялся
теперь управлять всем их хозяйством и имуществом, и от этого была немалая
польза, потому что он был человек дельный и предусмотрительный.
Греттир отправился на корабль. На этом самом корабле собрался ехать и Торбьёрн
Путешественник, когда они еще не знали, что на нем поплывет Греттир. Многие
отговаривали Торбьёрна плыть на одном корабле с Греттиром, но Торбьёрн говорил,
что все равно поплывет. Он задержался со сборами и приехал на север, к Гусиной
Косе, только тогда, когда корабль уже был готов к отплытию. Перед тем как
Торбьёрну уехать, напала хворь на Асмунда Седоволосого, и он совсем перестал
вставать с постели. Торбьёрн Путешественник приехал на берег к вечеру. Люди
собрались уже ужинать и мыли руки возле своих землянок. И когда Торбьёрн ехал
верхом по проходу между землянками, все здоровались с ним и спрашивали, что
нового.
Он сказал, что ему, мол, нечего рассказывать, «кроме разве того, что воин Асмунд
из Скалы теперь уже, верно, умер».
Многие на это ответили, что вот отошел в иной мир достойный человек, и спросили,
как это случилось.
Торбьёрн отвечает:
— Незавидная выпала воину доля: он задохся, как собака, в печном дыму, но нечего
о нем и жалеть: ведь он совсем выжил из ума.
Они отвечают:
— Чудно ты рассуждаешь о таком человеке. И если бы Греттир слышал, ему бы это не
очень понравилось.
— Невелика беда, — сказал Торбьёрн, — и Греттиру надо выше поднимать меч, чем
прошлым летом, на Гребне Хрутова Фьорда, чтобы я его боялся.
Греттир же слышал каждое слово Торбьёрна, но пока Торбьёрн болтал все это, не
подавал виду, что слышит. И когда тот замолчал, Греттир сказал:
— Предсказываю тебе, Путешественник, что ты-то не умрешь в печном дыму. Может,
впрочем, статься, что ты умрешь и не от старости. Слыханное ли дело,
беспричинно, глумиться над человеком!
Торбьёрн сказал:
— Этим ты меня не напугаешь. И ты, сдается, был не такой задиристый, когда мы
спасали тебя от людей с Каменников, бивших тебя, как скотину48.
Греттир сказал тогда вису:
Длинный язык в беседе
Часто мужам мешает.
Пустое болтать нетрудно,
Да тяжела расплата.
Ты, Путешественник, помни:
Стражи казны49 иные
Смертью наказаны были,
Хоть мне и меньше вредили.
Торбьёрн сказал:
— Я сейчас не ближе к смерти, чем раньше, что бы ты там ни болтал.
Греттир отвечает:
— Покуда то, что я предсказывал, не заставляло себя долго ждать, так будет и на
этот раз. Защищайся, если хочешь, а то будет поздно.
Потом Греттир ударил мечом Торбьёрна. Тот выставил вперед руку, думая отвести от
себя удар, но удар пришелся по руке, повыше запястья, потом меч соскочил на шею,
и голова слетела с плеч. Торговые люди сказали, что он здорово рубит, совсем как
конунговы люди, и они не видели большой потери в том, что убит Торбьёрн, потому
что он был и вздорный, и злоязычный.
Немного погодя они вышли в море и пришли к концу лета в Норвегию, южнее
Хёрдаланда. Там они узнали, что Олав конунг на севере, в Трандхейме. Греттир
устроился на торговый корабль, шедший на север, потому что он хотел встретиться
с конунгом.
XXXVIII
Ториром звали одного человека, жившего на хуторе Двор в Главной Долине. Он был
сыном Скегги, сына Бёдольва, а Скегги занял Бочажную Округу до Бочажного Мыса.
Он был женат на Хельге, дочери Торгейра с Рыбачьего Ручья. Торир, их сын, был
мореход и человек именитый. У него было два сына: одного звали Торгейр, а
другого Скегги. Оба подавали большие надежды и ко времени этих событий были уже
совсем взрослыми. Торир был в Норвегии в то лето, когда приехал с запада, из
Англии, Олав конунг. Он вошел в большую милость к конунгу, и к Сигурду епископу
тоже. Это видно, например, из того, что, построив в лесу большой торговый
корабль, Торир попросил Сигурда епископа его освятить, и тот выполнил просьбу.
После этого Торир уехал в Исландию и, когда ему наскучило плаванье, велел
разобрать корабль, а резные доски со штевней прибить над своею входной дверью.
Они долго там были и предсказывали погоду: в одной гудело к южному ветру, а в
другой — к северному.
Когда Торир узнал, что Олав стал единовластным конунгом всей Норвегии, он решил,
что теперь пора напомнить ему о себе. Тогда Торир послал в Норвегию к конунгу
своих сыновей, рассчитывая, что они будут служить ему. Поздней осенью они
пристали на юге Норвегии и, взяв весельную лодку, пошли вдоль берега на север,
думая дойти так до конунга. Они зашли в одну бухту южнее мыса Стад и несколько
ночей простояли там. Еды и питья у них было вдоволь, и так как погода была
плохая, они не выходили в море.
Теперь надо рассказать, что Греттир с торговыми людьми шли вдоль берега на север
и часто попадали в бурю, потому что дело было к зиме. И когда они продвигались
на север неподалеку от мыса Стад, их застигла сильная буря, с вьюгой и морозом,
и вот однажды вечером они с трудом подошли к берегу, все измученные, и, бросив
якорь у какого-то пригорка, укрыли свое добро и товары.
Торговые люди очень сокрушались, что им негде взять огня, а им казалось, что от
этого зависит их здоровье и самая жизнь. Так и пробыли они там весь вечер,
кое-как устроившись. И когда уже наступила ночь, они увидели, что засветился
большой огонь по ту сторону пролива, в котором они пристали. Увидев этот огонь,
спутники Греттира заговорили, что счастлив, мол, тот, кто его раздобудет, и
прикидывали, не сойти ли им с якоря, но всем показалось, что это небезопасно.
Тут они пустились рассуждать о том, есть ли на свете такой удалец, чтобы сумел
добыть тот огонь. Греттир мало участвовал в их разговоре и сказал только, что
бывали мужи, которые пошли бы на это. Торговые люди сказали, что, как бы там ни
бывало, им от этого не легче.
— Если только ты сам пойдешь на это, Греттир, — сказали они, — ведь ты слывешь
теперь самым что ни на есть удальцом среди всех исландцев, и ты хорошо
понимаешь, как нам это было бы важно.
Греттир отвечает:
— Я не вижу большого геройства в том, чтобы достать огонь, но не знаю, не
обманет ли ваша плата ожиданий того, кто это сделает.
Они ответили:
— Почему ты считаешь, что мы такие бессовестные, что не заплатим как следует?
— Ну что ж, попробую, если вам и в самом деле так это важно. Но предчувствую,
что это ничем хорошим для меня не кончится.
Они сказали, что так не будет, и пожелали ему всяческой удачи.
После этого Греттир приготовился плыть. Он сбросил с себя одежду и надел на
голое тело плащ с капюшоном и сермяжные штаны. Он подобрал полы плаща, обмотался
вокруг пояса лыком и взял с собой бочонок. Затем он прыгнул за борт. Он переплыл
пролив и вышел на берег. Он увидел дом, и оттуда слышались голоса и громкий
смех. Греттир повернул к дому.
Теперь нужно сказать, что это были не кто иные, как сыновья Торира, о которых
уже шла речь. Они оставались там ночь за ночью в ожидании благоприятного ветра,
чтобы идти на север, к мысу Стад, а теперь сидели, числом двенадцать, и пили.
Они пристали в глубине бухты: там был дом для укрытия плывущих вдоль берега, и в
доме лежало много соломы. На полу был разожжен большой огонь. Вот Греттир
заходит в дом, не зная, кто перед ним такие. Весь его плащ, едва он вышел на
берег, обледенел, и он казался прямо великаном. Сидевшие там пришли в ужас и
подумали, что это какая-нибудь нечисть. Они стали бить его, чем попало, и
поднялся там большой шум и гам. А Греттир отпихивал их руками. Некоторые швыряли
в него головнями, и огонь распространился по всему дому.
С тем Греттир и ушел, взяв с собой огонь, и вернулся к своим сотоварищам. Они
очень расхваливали его за этот подвиг и говорили, что нет ему равных. Так прошла
ночь, и, раздобывшись огнем, они считали себя в безопасности.
На следующее утро погода выдалась хорошая. Торговые люди рано проснулись и
собрались в путь. Они говорили, что надо бы найти хозяев этого огня и узнать,
кто они такие. Вот они отчалили и переплыли пролив. Не нашли они там никакого
дома, а что увидели, так это большую кучу пепла и в ней — много человеческих
костей. Отсюда они заключили, что все укрытие, верно, сгорело вместе с людьми,
которые там находились. Они спросили Греттира, не он ли виновник этого бедствия,
и сказали, что это величайшее злодейство. Греттир сказал, что вышло, как он и
опасался: они плохо платят ему за добычу огня, и хуже нет, чем помогать
недостойному.
Все это обернулось большой бедой для Греттира, ибо где ни появлялись торговые
люди, они всюду рассказывали, что Греттир сжег этих людей в доме. Скоро стало
известно, что в том доме погибли сыновья Торира из Двора и их люди. Торговые
люди прогнали Греттира с корабля и не желали с ним знаться. Все относились к
нему с таким презрением, что никто почти не желал ему помогать. Он понимал, что
дела его плохи, и решил во что бы то ни стало встретиться с конунгом и
направился на север, в Трандхейм. Конунг был там и узнал обо всем раньше, чем
Греттир туда приехал. Греттира очень оговаривали перед конунгом, и он провел в
городе несколько дней, прежде чем ему удалось предстать перед конунгом.
XXXIX
И вот однажды, когда конунг был в совете, Греттир предстал перед ним и учтиво
его приветствовал. Конунг взглянул на него и сказал:
— Ты Греттир Силач?
Тот отвечает:
— Так меня величали, и я пришел сюда в надежде, что вы положите предел той хуле,
что меня преследует. Я же не считаю себя виновным.
Олав конунг сказал:
— Ты человек достаточно доблестный, но не знаю, хватит ли у тебя удачи, чтобы
снять с себя это обвинение. Но вернее всего ты сжег этих людей неумышленно.
Греттир сказал, что он бы очень того желал — снять с себя обвинение, если конунг
считает, что это можно. Конунг просил его рассказать всю правду, что между ними
вышло. Тогда Греттир рассказал все, о чем уже шла речь, и прибавил, что, когда
он ушел с огнем, все они были живы:
— И я хочу теперь подвергнуться любому испытанию, какого, по-вашему, требует
закон.
Тогда Олав конунг сказал:
— Мы хотим дозволить тебе нести раскаленное железо в свое оправдание, если тебе
будет суждено это.
Греттир был очень этому рад. Он начал поститься для испытания железом, и настал
день, когда должен был состояться суд Божий. Конунг пошел в церковь, и епископ,
и еще толпа народу, ибо многим было любопытно увидеть Греттира, о котором
столько всего рассказывали. Потом Греттира ввели в церковь. И когда он вошел в
церковь, многие, кто там был, глядели на него и говорили, что он не похож на
прочих людей своею силой и ростом. Греттир пошел в глубь церкви, как вдруг перед
ним выскочил какой-то мальчишка-подросток, очень наглый с виду, и сказал
Греттиру:
— Чудные порядки пошли в стране, где люди называются христианами: преступники, и
разбойники, и воры разгуливают на свободе и допускаются к суду Божьему. А что
злодею и нужно, как не спасать свою шкуру, покуда можно? Вот стоит преступник,
уличенный в злодеяниях, сжегший в доме безвинных людей, и он-то будет теперь
очищен. Это великое беззаконие!
Он подошел к Греттиру и стал тыкать в него пальцами, и корчить ему рожи, и
называть его русалочьим сыном и другими бранными кличками. Это вывело Греттира
из себя, и он не сдержался. Он поднял кулак и дал парню оплеуху. Тот сразу упал
замертво, а некоторые говорят, будто он тут же умер. И никто не знал, откуда
взялся тот парень и что с ним сталось. И думают, что вернее всего это был
нечистый дух, посланный на пагубу Греттиру.
Тут поднялся в церкви страшный крик, и конунгу донесли, что тот, кто должен был
нести железо, учинил драку. Олав конунг пошел к тому месту и, увидев, что
случилось, сказал:
— Ты очень неудачливый человек, Греттир. Ведь теперь из Божьего суда ничего не
выйдет, хоть и все было к нему готово. Ничего тебе не поделать со своею злой
судьбой.
Греттир отвечает:
— Рассчитывал я, государь, найти у вас больше почета, чем теперь получается, при
том, каков мой род. — И он сказал, откуда идет его родство с Олавом, о чем уже
говорилось раньше. — Самое мое большое желание, — сказал Греттир, — это чтобы вы
взяли меня к себе. Ведь у вас есть много таких, кто, пожалуй, не превзойдет меня
в битве.
— Вижу я, — сказал конунг, — что ныне немногие сравняются с тобой в силе и
мужестве, но уж слишком ты неудачлив, чтобы тебе можно было у нас остаться.
Отпускаю тебя с миром, поезжай зимою, куда хочешь, но летом отправляйся в
Исландию. Видно, там тебе и суждено сложить кости.
Греттир отвечает:
— Я хотел бы, если возможно, сперва снять с себя обвинение в сожжении, потому
что я сделал это неумышленно.
— Скорее всего, так оно и есть, — сказал конунг, — но коль скоро из суда Божьего
теперь ничего не вышло, — а все из-за твоей нетерпеливости — тебе ничем больше
не оправдаться, и все останется как есть. Безрассудство всегда ведет к беде. И
если есть человек, обреченный на неудачу, так это ты.
После этого Греттир пробыл еще некоторое время в городе, но ничего больше от
Олава конунга не добился. Потом он поехал на юг, думая отправиться оттуда на
восток, в Тунсберг, и разыскать Торстейна Дромунда, своего брата. Ничего о его
путешествии не рассказывается, пока он не приехал на восток, в Ядар.
XL
Под праздник середины зимы Греттир приехал к одному человеку по имени Эйнар. Он
был человек богатый и семейный и имел дочку на выданье, ее звали Гюрид. Гюрид
была собой красавица и считалась лучшей невестой. Эйнар пригласил Греттира на
праздник середины зимы к себе, и тот принял приглашение.
Тогда часто бывало в Норвегии, что лесные бродяги и разбойники выходили из лесов
и, угрожая жителям поединком, уводили женщин или силой забирали у людей добро,
если те не могли дать им отпор. Вот случилось, что однажды на праздник середины
зимы к Эйнару хозяину явилась целая шайка разбойников. Их вожака звали Снэколль.
Он был великий берсерк. Он потребовал, чтобы Эйнар либо отдал ему свою дочь,
либо защищал ее, если это ему по силам. А Эйнар был тогда уже в летах и к битве
неспособный. Он счел себя в великой опасности и спросил потихоньку у Греттира,
что тот ему посоветует, — «ведь ты слывешь знаменитым мужем».
Греттир посоветовал ему соглашаться лишь на то, что не будет для него зазорно.
Берсерк сидел на коне, на голове у него был шлем, и нащечники не застегнуты. Он
держал перед собой щит с железным ободом, и вид у него был грозный. Он сказал
хозяину:
— Выбирай, да поживее! А что тебе советует этот верзила? Или он сам хочет со
мной потешиться?
Греттир сказал:
— Мы с хозяином друг друга стоим: ни тот ни другой не задира.
Снэколль сказал:
— Вы и подавно испугаетесь со мной биться, если я рассвирепею.
— Поживем — увидим, — сказал Греттир.
Берсерк решил, что тот просто зубы ему заговаривает. И вот он громко завыл и,
поднеся щит ко рту, стал кусать край щита и свирепо скалиться. Греттир бросился
вперед и, поравнявшись с конем берсерка, как ударит ногой по низу щита. Щит так
и влетел берсеку в рот и выломал челюсть, и она свалились ему на грудь. Греттир
же левой рукой схватил викинга за шлем и стащил с коня, а правой рукой в то же
время выхватил висевший у пояса меч и ударил викинга по шее, так что голова
слетела с плеч. Люди Снэколля, увидев это, бросились врассыпную. Греттиру не
захотелось их преследовать, ибо он увидел, что они и без того совсем струсили.
Хозяин очень благодарил его за этот подвиг, и многие другие люди тоже. Все
находили, что Греттир проявил здесь великую силу и смелость. Он пробыл там в
почете все праздники, и хозяин с подарками проводил его со двора.
Греттир поехал затем на восток, в Тунсберг, и встретился с Торстейном, своим
братом. Тот ласково принял Греттира и расспрашивал его о путешествии и о том,
как он победил берсерка. Греттир сказал вису:
Тростью шагов Греттир
Прямо в ворота брашен
Другу лебедя крови
Крепость стрел направил.
Так разломил уста
Щит, железом обшитый,
Что соскочила челюсть
Со дна языка наземь50.
Торстейн сказал:
— Всем бы ты, родич, взял, когда б не горькая твоя судьба.
XLI
Греттир пробыл у Торстейна остаток зимы и начало весны. Как-то утром, когда
братья, Торстейн и Греттир, спали у себя в горнице, Греттир высунул руки из-под
одеяла. Торстейн, проснувшись, это увидел. Немного погодя проснулся и Греттир.
Тогда Торстейн сказал:
— Видел я твои руки, родич. И не показалось мне странным, что для многих был
тяжеленек твой удар: я ни у кого не видывал подобных рук.
— Так знай, — сказал Греттир, — что ничего бы я не совершил, не будь у меня
недюжинной силы.
— Было бы лучше, по-моему, — сказал Торстейн, — чтобы твои руки были потоньше,
да посчастливей.
Греттир сказал:
— Правду говорят, что никто сам себе не творец. Дай-ка мне глянуть на твои руки.

Торстейн протянул руки. А был он донельзя длинный и тощий. Греттир улыбнулся и
сказал:
— Мне больше незачем смотреть. Неладно ты скроен. Я, по-моему, сроду не видывал
таких тощих рук. И женщина, думаю, будет тебя сильнее.
— Может, и так, — сказал Торстейн, — но да будет тебе известно, что вот эти
самые тощие руки отомстят за тебя. А иначе ты так и не будешь отомщен.
— Кто знает, чем все это кончится, — говорит Греттир, — но на это, по-моему,
мало похоже.
Больше об этом их разговоре ничего не рассказывается. Вот весна подошла к концу,
Греттир сел себе на корабль и уплыл летом в Исландию. Братья расстались друзьями
и больше уже никогда не свиделись.
XLII
Теперь надо вернуться к тому, что Торбьёрн Бычья Сила узнал о смерти Торбьёрна
Путешественника, о которой уже рассказывалось. Он пришел в большой гнев и
сказал, что был бы рад, если б этот удар не остался без ответа.
Асмунд Седоволосый летом долго болел и, почуяв, что конец его близок, позвал к
себе своих родичей и сказал, что хочет, чтобы после его кончины Атли взял на
себя все управление имуществом.
— Но боюсь, — сказал Асмунд, — что враги не оставят тебя в покое. Хочу я, чтобы
все мои шурья и зятья оказывали тебе всяческую поддержку. А на Греттира у меня
надежда плохая, ибо сдается, что на колесе его доля слеплена. Хоть и силен он,
но боюсь, ему больше придется заниматься своими невзгодами, чем помогать
родичам. А Иллуги хоть и молод, но вырастет в славного мужа, если только
останется цел.
И после того, как Асмунд наказал сыновьям исполнить его волю, болезнь одолела
его, и он скоро умер, и его похоронили у хутора Скала, ибо Асмунд велел
построить там церковь. И его смерть казалась большой потерей всем людям в
округе.
Атли зажил теперь большим хозяином и держал у себя много людей. Он был человек
припасливый. В конце лета он отправился на Мыс Снежной Горы запастись вяленой
рыбой. Он пригнал много лошадей и выехал из дому к Каменникам на Хрутовом
Фьорде, где жил его зять Гамли. Там к Атли пристали Грим, сын Торхалля, брат
Гамли, и еще один человек. Поехали они на запад от Ущелья Соколиной Долины и
оттуда — прямо к Мысу. Они накупили там вяленой рыбы, навьючили семь лошадей и,
закончив все свои дела, пустились домой.
XLIII
Торбьёриу Бычья Сила стало известно, что Атли и Грим уехали из дому. С ним тогда
были сыновья Торира из Ущелья, Гуннар и Торгейр. Торбьёрн завидовал Атли, что
его все так любят, и поэтому он стал подбивать этих братьев, сыновей Торира,
чтобы они подстерегли Атли, когда тот будет возвращаться с Мыса. Они поехали
домой в Ущелье и ждали там, пока те не показались с обозом. Когда Атли со своими
людьми проезжал мимо двора у Ущелья, братья увидели их и скорей поскакали со
своими работниками им вдогонку. Атли, увидев, что их нагоняют, велел снять вьюки
с лошадей.
— Они, верно, хотят предложить мне выкуп за моего работника, которого Гуннар
убил прошлым летом. Не будем прибегать к силе первыми, но постоим за себя, если
они начнут.
Вот те подъезжают и спешиваются. Атли приветствует их и спрашивает, что нового:
— Или ты, Гуннар, хочешь предложить мне какой-нибудь выкуп за моего работника?
Гуннар отвечает:
— Вы, люди из Скалы, заслуживаете не выкупа, а чего-то совсем другого. С вас
причитается больший выкуп за Торбьёрна, убитого Греттиром.
— Я за это не в ответе, — сказал Атли, — и не тебе вести эту тяжбу.
Гуннар сказал, что, мол, покамест и он сойдет:
— Давайте нападем на них, воспользуемся тем, что Греттира нет поблизости.
Они набросились на Атли, их было восьмеро, а у Атли всего шестеро. Атли вышел
перед своими людьми и выхватил меч Ёкуля, подаренный ему Греттиром. Тогда
Торгейр сказал:
— Видно птицу по полету. Высоко подымал Греттир меч прошлым летом на Гребне
Хрутова Фьорда.
Атли отвечает:
— Он больше, чем я, привычен к ратной работе.
Потом они стали сражаться. Гуннар ринулся на Атли и яростно нападал на него.
Через некоторое время после начала битвы Атли сказал:
— Нету геройства в том, чтобы убивать работников друг у друга, и лучше нам самим
померяться силами, хоть я доныне и не бился оружием.
Гуннар не принял предложения. Тогда Атли попросил своих работников приглядеть за
грузом:
— А я посмотрю, на что они годятся.
И он бросился вперед с такой отвагой, что Гуннар и его люди отступили. Атли убил
двоих из этих людей. Потом он повернулся к Гуннару и так его ударил, что
разрубил поперек весь щит ниже рукоятки. Удар пришелся по ноге под коленом, и
тут же он ударил еще раз, и рана оказалась смертельной.
Теперь надо рассказать о Гриме, сыне Торхалля, что он напал на Торгейра и они
долго сражались, потому что оба были доблестные мужи. Торгейр увидел, как пал
его брат Гуннар. Тогда он решил бежать. Грим бросился за ним и преследовал, пока
Торгейр не споткнулся и не растянулся. Тут Грим ударил его секирой между
лопаток, так что секира глубоко вошла в тело. Тогда они отпустили с миром тех
троих51, что еще оставались живы. Потом они перевязали раны, взвалили вьюки на
лошадей, поехали домой и объявили об этих убийствах52. Атли сидел всю осень
дома, и с ним было много людей. Торбьёрну Бычья Сила все это совсем не
понравилось, но он ничего не мог поделать, потому что все очень любили Атли.
Грим провел у него зиму, как и Гамли, его зять. Был там и Глум, сын Оспака,
другой его зять, живший в то время на Косе у Горечи. На Скале было все время
много народу, и шло у них всю зиму большое веселье.
XLIV
Торбьёрн Бычья Сила начал тяжбу об убийстве сыновей Торира. Он приготовился к
обвинению Грима и Атли, но они выставили в свою защиту то, что братья первыми на
них напали и поэтому за них не полагается виры.
Тяжбу вынесли на тинг Медвежачьего Озера, и туда явилось много народу с обеих
сторон. У Атли не было недостатка в поддержке, потому что за него стояло много
родичей. Стали тут ходить между ними друзья. Они повели речь о мировой. Все
говорили, что Атли хорошо себя показал; сам не лез, а как дошло до дела, не
струсил. Торбьёрн увидел, что ему не на что надеяться, кроме мировой. Атли
поставил условием, что он не пойдет на изгнаньс из округи или из страны. В
третейские судьи выбрали: со стороны Атли — Торвальда, сына Асгейра, а со
стороны Торбьёрна — Сёльви Великолепного. Он был сыном Асбранда, сына Торбранда,
сына Харальда Кольца, который занял весь Озерный Мыс на запад, до самой
Служанкиной Реки, на восток — до Поперечной Реки, и оттуда напрямик до
Скалистого Устья, а по ту сторону Скал — до моря. Сёльви любил пышно одеться и
был человек мудрый, почему Торбьёри и выбрал его со своей стороны в третейские
судьи.
Потом судьи сказали свой приговор, что за сыновей Торира следует половинная
вира, а половина виры снимается из-за того, что те первыми напали на Атли и
умышляли на его жизнь. Убийство работника Атли на Гребне Хрутова Фьорда
приравнивалось к убийству тех двоих, что погибли с сыновьями Торира. Грим, сын
Торхалля, должен был уехать из своей округи, но зато Атли взял на себя всю виру.

Атли был доволен таким решением, а Торбьёрн отнюдь не доволен. Все же мир был
заключен, хоть Торбьёрн и ворчал, что будь его воля, на этом бы у них дело не
кончилось.
Атли поехал с тинга домой и был очень благодарен Торвальду за поддержку. Грим,
сын Торхалля, подался на юг, на Городищенский Фьорд, поселился там в Крутояре и
стал почтенным хозяином.
XLV
У Торбьёрна Бычья Сила был работник по имени Али, очень вздорный и ленивый.
Торбьёрн велся ему работать получше, а не то он его поколотит. Али сказал, что
это ему совсем ни к чему, и стал перечить Торбьёрну. Тот сказал, как он смеет,
но Али продолжал лезть на рожон. Торбьёрн не стерпел, повалил его на землю и
задал ему как следует. После этого Али бросил работу и убежал на север, за
гряду, на Средний Фьорд. Он нигде не останавливался, пока не добрался до Скалы.
Атли был дома и спросил, куда это он направляется. Тот сказал, что ищет работу.
— Разве ты не Торбьёрнов работник? — спросил Атли.
— Мы с ним не поладили, — сказал Али. — Я не долго там пробыл, но успел уже
натерпеться. Мы расстались на том, что он чуть не придушил меня. И я нипочем не
вернусь туда работать, что бы со мной ни случилось. И правду сказать, не
сравнишь, как вы оба относитесь к своим людям. Я бы очень того хотел — у тебя
работать, если есть возможность.
Атли отвечает:
— Довольно у меня и своих работников, и мне незачем отнимать у Торбьёрна тех,
кого он себе нанял. По-моему, ты просто привередничаешь, возвращайся лучше к
нему.
Али сказал:
— Своей волей я туда не пойду.
Али и остался у него на ночь, а наутро он пошел со всеми людьми Атли работать и
работал так, как если бы у него была дюжина рук. Так Али и проработал целое
лето. Атли не обращал на него внимания, но велел все-таки кормить его, потому
что был доволен его работой. А Торбьёрн узнаёт, что Али — в Скале, едет туда с
двумя своими людьми и вызывает Атли для разговора. Атли вышел и поздоровался с
ними. Торбьёрн сказал:
— Снова ты, Атли, берешься за старое, хочешь мне досадить. Зачем ты взял у меня
работника? Это ведь беззаконие.
Атли отвечает:
— Ниоткуда, по-моему, не видно, что он твой работник. Но я не собираюсь за него
держаться, если ты докажешь, что он из твоих людей. Но мне не хочется силком его
выпроваживать.
— Решай, как знаешь, — сказал Торбьёрн, — но я требую вернуть этого человека и
запрещаю ему у тебя работать. Я еще приду сюда и не поручусь, что тогда мы
расстанемся лучшими друзьями.
Атли отвечает:
— Ну что ж, я посижу дома и приму меры смотря по обстоятельствам.
На этом Торбьёрн уехал домой. А когда работники возвратились к вечеру домой,
Атли рассказывает им о своем разговоре с Торбьёрном и просит Али идти своей
дорогой, он, мол, его не задерживает.
Али отвечает:
— Правду говорит старая поговорка: на хваленого коня плохая надежда. Но я никак
не думал, что ты выгонишь меня после того, как я все лето надрывался, здесь
работая. Я ждал, что ты защитишь меня хоть немного. Вот как у тебя на деле, а на
словах-то лучше некуда. Теперь меня искалечат здесь у тебя на глазах, если ты
мне не поможешь.
Атли сдался на его просьбы и не захотел его выгонять. Так и шло, покуда люди не
взялись за косьбу.
Однажды, незадолго до середины лета, Торбьёрн Бычья Сила поехал в Скалу.
Снаряжен он был так: на голове шлем, на боку меч, а в руке копье. Это было копье
с очень широким наконечником. День был дождливый. Атли послал своих работников
на сенокос, а другие уехали рыбачить на север, к Рогу. Атли был дома, и с ним
еще несколько человек. Торбьёрн приехал туда около полудня. Он был один. Он
подъехал к входной двери. Дверь была заперта, и во дворе никого. Торбьёрн
постучался, а сам отошел за угол, чтобы его не было видно из дверей. Люди в доме
услышали стук, и одна женщина пошла открыть. Торбьёрн успел увидеть эту женщину,
а сам не показывался, потому что ему был нужен совсем другой. Она вернулась в
покои. Атли спросил, кто это пришел, и она сказала, что никого там не видела. И
в то время как они говорили об этом, Торбьёрн с силой ударил по двери. Тогда
Атли сказал:
— Это меня он хочет видеть. У него, верно, есть ко мне дело, если ему так
невтерпеж.
Тогда он пошел и выглянул за дверь. Он никого там не увидел. Шел сильный дождь,
поэтому он не стал выходить, а оперся руками о дверные косяки и озирался. В этот
миг Торбьёрн метнулся к двери и двумя руками вонзил копье в грудь Атли, так что
оно проткнуло его насквозь. Атли сказал, принимал удар:
— Они теперь в моде, эти широкие наконечники. — И он упал лицом на порог. Тут
вышли женщины, которые были в покоях. Они увидели, что Атли мертв. А Торбьёрн,
уже сидя на коне, объявил об убийстве и поехал после этого домой. Асдис хозяйка
послала за людьми, Атли обрядили и похоронили возле отца. Его очень оплакивали,
потому что он был мудр и всеми любим. За убийство Атли не заплатили никакой виры
и не взыскали никакого выкупа, потому что вести тяжбу надлежало Греттиру, если
он вернется. Все лето дело так и не двигалось. Все очень не одобряли поступка
Торбьёрна, но несмотря на это, он спокойно жил у себя на хуторе.
XLVI
В то лето, как уже говорилось, пришел в Гусиную Бухту перед самым тингом
корабль. Корабельщики рассказывали про странствия Греттира и среди прочего про
то, как он сжег сыновей Торира. Эта весть привела Торира в ярость, и он
вознамерился отомстить Греттиру за своих сыновей. Торир собрал много людей,
поехал на тинг и начал там тяжбу о сожжении. Люди же не знали, что и думать, раз
не было самого ответчика. Торир объявил, что согласится только на одно — чтобы
Греттира за такое преступление объявили вне закона по всей стране.
Законоговоритель Скафти сказал на это:
— Это и впрямь злодейство, если все так, как здесь рассказывают. Но рассказ
одного это только половина правды: ведь многие рады случаю сгустить краски в
сомнительном деле. Так что я не пойду на то, чтобы объявлять Греттира вне
закона.
Торир был в своей округе человек влиятельный и знатный, в дружбе со многими
большими людьми. Он повел тяжбу с таким напором, что оправдать Греттира не
удалось. Торир добился того, что Греттира объявили вне закона по всей стране, и
стал с тех пор, как много раз подтвердилось, злейшим его врагом. Он положил
плату за голову Греттира как за всякого, кто объявлен вне закона, и поехал
домой. Многие поговаривали, что он взял больше силой, чем законом, но все так и
оставили. Прошла середина лета, и ничего нового не случилось.
XLVII
На исходе лета вернулся Греттир, сын Асмунда. Он пристал у Белой Реки в
Городищенском Фьорде, и жители тех мест пошли к кораблю. Тогда Греттир и узнал
все разом: первое, что умер его отец, второе, что убили брата, и еще третье, что
сам он объявлен вне закона по всей стране. Тогда Греттир сказал такую вису:
Суд неправый, утрата
Родичей — вести худые
Вдруг обступили героя,
Скальда в печаль повергли.
Но ратоборцы иные
Горше завтра заплачут,
О древо встречи валькирий,
От бед, уготованных Греттиру53.
Говорят, Греттир ничуть не пал духом, узнав обо всем этом, и был весел, как и
прежде. Он побыл еще немного на корабле, потому что все никак не мог сыскать
себе коня по вкусу.
Свейном звали человека, жившего на хуторе Бережок повыше Мыса Тинга. Он был
добрый хозяин и человек веселый, и любил сочинять всякие забавные стишки. У него
была бурая кобылка, всех лошадей резвее. Свейн звал ее Седёлка. Однажды ночью
Греттир ушел с полей у Белой Реки, тайком от торговых людей. Он раздобыл себе
черный плащ и, чтобы скрыться от глаз людских, завернулся в него поверх одежды.
Он пошел мимо Мыса Тинга и дальше к Бережку. Уже рассвело, и он увидел на лугу у
дома бурую лошадь. Греттир накинул на нее уздечку, оседлал ее и поскакал вдоль
Белой Реки, мимо хутора и так до Долины Реки Флоки, а там вверх, на дорогу над
Телячьим Мысом. Работники из Бережка уже встали, и они рассказали хозяину, что
какой-то человек ускакал на его лошади. Тот встал и сказал, посмеиваясь:
Вскачь на кобылке умчался
Ловчий волка приливов.
Возле самой усадьбы
Вор завладел Седёлкой.
Но на судьбу не сетуй:
Сеет повсюду беды
Тополь облака Одина.
Дешево ты отделался54.
Потом он взял лошадь и поехал следом. Греттир же все скакал, пока не достиг
хутора Горб. Там он повстречался с человеком по имени Халли, который сказал ему,
что держит путь к кораблю у Полей. Греттир сказал вису:
Воин, спеши, отважный,
Всем соседям поведай,
Что-де видел у Горба
Только что ты Седёлку.
Скажи, что всадник угрюмый,
К стычкам с судьбою привычный,
Коня горячил, весь в черном.
Халли, скачи, не медли.
Они расстались, и Халли все ехал вниз по дороге, пока не встретился со Свейном.
Они быстро разговорились, и Свейн сказал:
Ты не видел ли вора
Там за ближним тыном,
Лошадь мою оседлавшего?
Злобой киплю на плута.
Дай его только настигнуть,
Будет бродяге взбучка:
Люди за эти проделки
Бока ему обломают.
— Суди сам, — сказал Халли. — Я повстречал человека, сказавшего, что он едет на
Седёлке, и просившего, чтобы я рассказывал об этом всем и каждому. Он был высок
ростом и в черном плаще.
— Он, однако ж, много себе позволяет, — сказал Свейн. — И я дознаюсь, кто он
такой. — И Свейн поехал дальше вдогонку за Греттиром.
А Греттир достиг тем временем Раздорного Междуречья. Там стояла одна женщина.
Греттир заговорил с нею и сказал вису:
Знатная диса злата.
Эту веселую вису
Ты донеси до слуха
Стража костра морского.
Строк сплетатель речистый
Обзавелся кобылкой:
Значит, до Крутояра
К ночи как раз доскачет55.
Женщина запомнила эту вису. Греттир поехал своею дорогой дальше.
Немного погодя подъехал туда Свейн. Женщина еще не ушла и, поравнявшись с нею,
Свейн сказал:
Что за презренный Фрейр
Смерча мечей недавно,
Не глядя на непогоду,
Гнал коня вороного?
Но и Свейн сегодня
Семь потов с непутевого
Сгонит. Пускай негодник
Ноги от нас уносит56!
Она сказала так, как ее научили. Свейн поразмыслил над висой и сказал:
— Похоже, что с этим человеком мне не справиться. Все же я догоню его.
Он поехал мимо дворов, и они не теряли друг друга из виду. Было ветрено и
дождливо. Греттир приехал к Крутояру засветло, и Грим, сын Торхалля, узнав об
этом, радушно его встретил и позвал к себе в гости. Греттир согласился. Он
разнуздал Седёлку и рассказал Гриму, как она ему досталась. Тут подъехал и
Свейн. Он спешился и, увидев свою лошадь, сказал:
Кто скакал на Седёлке?
Как мне взыскать с татя?
Что за бесстыжий бродяга
Тут свои шутки шутит?
Греттир стащил с себя мокрую одежду и тут услышал этот стишок. Он сказал:
Я прискакал к Гриму.
Где тебе с ним сравниться!
Не помышляй о плате,
Лучше добром поладим.
— Теперь мы в расчете, — сказал Свейн. — Ты сполна заплатил за лошадь.
Потом они сказали друг другу свои висы, и Греттир сказал, что он вовсе за них не
в обиде: ведь Свейн пекся о своем добре. Свейн пробыл там с Греттиром всю ночь,
и оба много смеялись этим висам. Они назвали их Седёлкины Висы. Поутру Свейн
поехал домой, и с Греттиром они расстались друзьями. Грим рассказал Греттиру о
многом, что случилось за время его отсутствия на Среднем Фьорде. Рассказал и о
том, что за Атли не было уплачено виры:
— И так велика была власть Торбьёрна Бычья Сила, что нельзя сказать наверное,
сумеет ли Асдис хозяйка удержаться у себя в Скале, если так пойдет дальше.
Греттир недолго погостил у Грима: он не хотел, чтобы какие-нибудь слухи проникли
на север, за перевал, раньше его самого.
Грим сказал, если что понадобится, пусть обращается к нему за помощью:
— Но я намерен соблюдать осторожность, дабы самому не оказаться вне закона, тебе
помогая.
Греттир пожелал ему счастливо оставаться:
— И похоже на то, что мне понадобится твоя поддержка.
Греттир поехал на север, за Двухдневное Взгорье, а оттуда к Скале, и явился туда
глухою ночью. Все спали, не спала одна его мать. Он обогнул дом и вошел в заднюю
дверь, — он знал там все ходы и выходы, — и прямиком в покои, и нашел ощупью
материну постель. Она спросила, кто там, и Греттир назвался. Она села на
постели, обняла его и тяжко вздохнула:
— Добро пожаловать, родич, — сказала она, — но непрочно мое материнское счастье:
убит тот, кто был мне всех нужнее, а ты объявлен вне закона, как преступник.
Третий же еще мал, что он может!
— Есть старая пословица, — говорит Греттир, — большей беды дожидаючись, меньшую
позабудешь. Но одним только выкупом горя не избудешь, и Атли, надо думать, не
останется неотомщенным. А что до меня, так еще неизвестно, кому радоваться, если
дело дойдет до стычки.
Она сказала, что всякое может быть. Греттир побыл там некоторое время, мало кому
показываясь, и разведал, что делается в округе. Люди так и не узнали, что
Греттир приехал на Средний Фьорд. Он же узнал, что Торбьёрн Бычья Сила дома, и с
ним немного народу. Это было после сенокоса.
XLVIII
В один погожий день Греттир поехал через гребень на запад, к Тороддову Двору. Он
явился туда около полудня и постучался. Вышли женщины и с ним поздоровались. Они
его не узнали. Он спросил Торбьёрна. Женщины сказали, что он на лугу — вяжет
сено, и с ним его сын, шестнадцати зим, по имени Арнор. Торбьёрн был человек
очень работящий и без дела не сидел. Узнав, где Торбьёрн, Греттир пожелал им
счастливо оставаться, а сам поехал оттуда к Дымам. Там от гребня начинаются
болота с хорошей травою, у Торбьёрна там было много накошено, и сено успело уже
высохнуть. Он вдвоем с сыном принялся вязать сено, чтобы везти его домой, а
женщина собирала что осталось граблями. Вот Греттир подъехал к лугу снизу, а
отец с сыном стояли повыше. Они уже связали одну вязку и принялись за другую.
Торбьёрн прислонил свой щит и меч к вязке, а у сына его была в руках секира.
Торбьёрн увидел человека и сказал сыну:
— Сюда едет человек. Подождем вязать сено, посмотрим, чего ему надо.
Они так и сделали. Греттир соскочил с коня. На голове у него был шлем, на боку
меч, в руке большое копье без крюков, отделанное серебром. Он сел и выбил
гвоздь, крепивший наконечник, дабы Торбьёрн не послал копье обратно. Тогда
Торбьёрн сказал:
— Это недюжинный человек, и я совсем уже не узнаю людей, если это не Греттир,
сын Асмунда. И он, верно, неспроста к нам направляется. Но будем держаться смело
и не выкажем страха. Возьмемся за дело с умом: я нападу на него спереди и
погляжу, как у нас с ним пойдет. Ведь я полагаюсь на свою силу в битве с любым
противником, если только он один. А ты подходи к нему сзади и руби что есть силы
секирой между лопаток. Не бойся, что он тебе что-нибудь сделает: ведь он будет к
тебе спиною.
У Торбьёрна шлема не было, и у сына его тоже. Греттир пошел по лугу и, как
только достаточно приблизился, бросил копье в Торбьёрна. Но наконечник не так
крепко сидел на древке, как он думал, и соскочил в полете и упал с древка на
землю. Торбьёрн же взял щит и, увидев, что это и впрямь Греттир, выхватил меч и
повернулся к нему. Греттир тоже схватился за меч и, занося его, заметил у себя
за спиной парня и повернулся к нему. А увидев, что парень подошел вплотную, он
размахнулся и обухом меча так хватил Арнора по голове, что череп раскололся, и
пришла Арнору смерть. Тут набросился на Греттира Торбьёрн и ударил его мечом, но
тот выставил левой рукой щит и отбил удар, и ответным ударом расколол ему щит.
Меч обрушился Торбьёрну на голову и вошел в самый мозг, и Торбьёрн упал на землю
мертвый. Больше Греттир не нанес ему никаких увечий. Он поискал потом свое
копье, но так и не нашел. Пошел он к своему коню и поехал к Дымам, и объявил об
убийстве.
А женщина, что была на покосе, видела схватку. Она побежала в ужасе домой и
рассказала, что Торбьёрн убит и сын его тоже. Оторопь взяла тех, кто был дома,
ведь никто не знал о приезде Греттира. Послали за людьми на соседний хутор, и
скоро съехалось туда много народу. Отвезли тело в церковь. Тородд Обрывок Драны
взял на себя тяжбу об убийстве и немедля поднял на ноги своих людей.
Греттир поехал назад в Скалу, к матери, и рассказал ей о случившемся. Она
обрадовалась и сказала, что теперь видно, что он и впрямь потомок людей Озерной
Долины:
— Но тут начало и корень твоих бедствий. Знаю я наверное, что по милости
Торбьёрновых родичей недолго тебе здесь оставаться. Но все же пусть убедятся,
что тебя можно вывести из себя.
Греттир сказал тогда вису:
Ворога турсов Бьёрн
Повержен в Бараньем Фьорде,
Рыба бурана Одина
Бычью сразила силу.
Дерзкий бежать пытался
Расплаты за гибель Атли,
Но, бранной сталью пронзенный,
Пал на зеленую землю57.
Асдис хозяйка сказала, что это правда.
— Но не знаю, что ты собираешься теперь предпринять.
Греттир сказал, что теперь он наведается к своим друзьям и родичам на западе:
— Не надо, чтобы ты подвергалась из-за меня опасностям.
Он собрался в дорогу, и ласково простились мать с сыном. Сперва он поехал на
Каменники, что у Хрутова Фьорда, и рассказал своему зятю Гамли все, что касалось
убийства Торбьёрна. Гамли просил его поскорее уехать с Хрутова Фьорда, потому
что Торбьёрновы родичи набрали себе людей:
— А мы поддержим тебя, чем можем, в тяжбе об убийстве Атли.
После этого Греттир поехал на запад, через Перевал Лососьей Долины, и не
останавливался, пока не приехал в Покосные Леса к Торстейну, сыну Кугги. Он
провел там большую часть осени.
XLIX
Тородд Обрывок Драпы допытывался, кто убил Торбьёрна и его сына. И когда они
приехали в Дымы, им рассказали, что Греттир приезжал туда и объявлял, что это он
совершил убийство. Тородд уразумел теперь, как обстояло дело. Тогда он поехал в
Скалу, — а там было много народу, — и спросил, дома ли Греттир. Хозяйка сказала,
что он уехал, а будь он здесь, он, мол, не стал бы прятаться:
— Вам бы лучше оставить все как есть. Что бы ни случилось, это не чрезмерная
месть за убийство Атли. Тогда-то вы не спрашивали, каково мне. А теперь пусть
лучше все так и останется.
Они поехали восвояси, не видя, что тут можно предпринять.
Копье, потерянное Греттиром, нашлось совсем недавно, на памяти ныне живущих. Его
нашли в последние годы жизни лагмана Стурлы, сына Торда58, в том болоте, где
погиб Торбьёрн. Оно теперь зовется Копейным Болотом, и в этом видят
доказательство, что Торбьёрн был убит именно там, хотя кое-где говорят, будто
его убили на Средней Луговине.
Родичи Торбьёрна узнали, что Греттир в Покосных Лесах. Тогда собрали они людей и
решили двинуться в Покосные Леса. Но Гамли из Каменников, узнав об этом, сообщил
Торстсйну с Греттиром, что сдут, мол, люди с Хрутова Фьорда. И когда об этом
стало известно Торстейиу, он послал Греттира в Междуречье, к Снорри Годи, потому
что тогда они были в мире. Торстейн посоветовал Греттиру попросить у Снорри
помощи. А если тот откажет, пусть Греттир едет на запад к Холмам Дымов, к
Торгильсу, сыну Ари:
— Он-то уж, верно, приютит тебя на зиму. Держись лучше Западных Фьордов, пока
все не уладится.
Греттир сказал, что последует его совету. Он поехал в Междуречье, встретился со
Снорри Годи и попросил у него крова.
Снорри отвечает:
— Стар уж я становлюсь, и у меня нет больше охоты укрывать объявленных вне
закона, если меня не заставляет нужда. А почему это старик тебя выпроводил?
Греттир сказал, что Торстейн уже не раз делал ему добро, но теперь, мол, его
помощью не обойдется.
Снорри сказал:
— Я замолвлю за тебя слово, если тебе будет от этого прок. Что же до крова, так
придется тебе поискать его в другом месте, но только не у меня.
На том они и расстались. Греттир повернул на запад к Мысу Дымов. Люди с Хрутова
Фьорда подошли всей гурьбой к Самову Двору. Там они узнали, что Греттир уже
уехал из Покосных Лесов, и повернули назад.
L
Незадолго до начала зимы Греттир явился на Холмы Дымов и попросился на зиму к
Торгильсу. Торгильс сказал, что еда для него, как и для всякого свободного
человека, всегда найдется, — но только здесь не очень утруждают себя стряпней.
Греттир сказал, что это мало его заботит.
— Есть и еще одно затруднение, — сказал Торгильс. — Хотят остаться здесь на зиму
одни мужи, нрава довольно-таки беспокойного, — это побратимы, Торгейр с
Тормодом. Уж не знаю, как вы с ними уживетесь. Но они всегда найдут здесь стол и
дом, когда только захотят. Можешь остаться здесь, если хочешь, но если будете
досаждать друг другу, — вам это не пройдет.
Греттир сказал, что он-то никого не тронет, тем паче против воли хозяина.
Немного погодя приехали туда побратимы. У Торгейра с Греттиром не все шло
гладко, но Тормод вел себя, как должно. Торгильс хозяин сказал побратимам все то
же, что и Греттиру, и они так его почитали, что не смели друг другу и поперек
слова молвить, хотя согласия между ними не было. Так прошло начало зимы.
Рассказывают, что хозяину Торгильсу принадлежали те острова, что зовутся
Островами Олава. Они лежат во фьорде, в полутора милях от Мыса Дымов. Торгильс
хозяин держал там тучного быка и осенью не забрал его оттуда. Торгильс не раз
говорил, что надо привезти его к празднику середины зимы. И вот однажды
побратимы сказали, что готовы съездить за этим быком, если найдется им в помощь
кто-нибудь третий. Греттир вызвался ехать с ними, а они и рады.
Поехали они втроем на десятивесельнике. Было холодно, и дул северный ветер.
Корабль их стоял у островка Китовый Череп. А как вышли они во фьорд, непогода
разгулялась еще пуще. Они подошли к островам и забрали быка. Греттир спросил,
что они выбирают: втаскивать на борт быка или держать корабль. А у острова была
большая волна. Они попросили его подержать корабль. Он стал у середины корабля с
наружного борта, — а море доходило ему до самых плеч, и держал корабль так, что
его и не качнуло. Торгейр взял быка сзади, а Тормод спереди, так и подняли его
на корабль. Взялись за весла, и Тормод греб на носу, Торгейр посередине, а
Греттир на корме. Держат они путь в глубь фьорда, и, едва прошли мимо Козлиной
Скалы, налетел на них шквал. Тогда Торгейр сказал:
— Что там корма застряла?
Греттир отвечает:
— Будут хорошо грести посередине, так и корма не отстанет.
Тогда Торгейр так налег на весла, что выскочили обе уключины. Он сказал:
— Приналяг-ка, Греттир, пока я не поправлю.
Греттир навалился на весла, а Торгейр тем временем поправлял уключины. А когда
Торгейр снова взялся грести, весла были так потрепаны, что Греттир сломал их о
борт. Тормод сказал, что лучше уж грести послабее, да не ломать весла. Греттир
схватил два бревна, лежавшие в корабле, просверлил большие дыры в верхней части
борта и принялся грести так мощно, что каждая досочка трещала. Корабль был
добрый, а мужи на нем дюжие, и они добрались до островка Китовый Череп. Греттир
спрашивает, что они выбирают, вести ли домой быка или ставить в сарай корабль.
Они выбрали ставить в сарай корабль, и так и поставили его со всей той водой,
что была в нем, и со всем льдом, а он весь обледенел.
А Греттир повел быка, и бык был очень неповоротливый и тучный. Он очень устал.
Когда же они дошли до Воробьиного Двора, бык и совсем свалился. А побратимы
пошли домой, потому что никто из них не захотел выручать Греттира. Торгильс
справился о Греттире, и они рассказали, где с ним расстались. Торгильс послал
людей ему навстречу, и, подойдя к Пещерным Холмам, видят люди, что идет им
навстречу человек и тащит на спине быка. А это пришел Греттир и принес быка.
Подивились все, на что он способен, а Торгсйра даже взяла зависть на силу
Греттира.
Однажды вскоре после праздника середины зимы Греттир один пошел купаться в
горячем источнике. Торгейр узнал об этом и сказал Тормоду:
— Пойдем посмотрим, что он сделает, если я нападу нa него, когда он пойдет с
источника.
— Не по душе мне это, — сказал Тормод, — и не дождешься ты от него ничего
хорошего.
— Все равно пойду, — сказал Торгейр. Спустился он с откоса, держа секиру
наизготовс. А Греттир пошел от источника, и, когда они поравнялись, Торгейр
сказал:
— Правда ли, Греттир, будто ты говорил, что не побежишь от одного противника?
— За это не поручусь, — сказал Греттир, — но от тебя-то я вряд ли бегал.
Тогда Торгейр занес секиру. Но Греттир в тот же миг на него набросился и так его
и грохнул оземь, мощным ударом. Тогда Торгейр сказал Тормоду:
— А ты так и будешь стоять, пока этот черт подминает меня под себя?
Тогда Тормод схватил Греттира за ноги и хотел стащить с Торгейра, но ничего не
вышло. Он был опоясан мечом и хотел уже выхватить его. Но тут подошел Торгильс
хозяин и велел им образумиться и не лезть в драку с Греттиром. Они послушались и
свели все это на шутку. Больше у них не было стычек, о которых стоило бы
рассказать. Все находили, что Торгильсу выпала большая удача — укротить таких
необузданных людей.
С приходом весны они разъехались. Греттир подался к Тресковому Фьорду. Его
спрашивали, как ему поправились харчи и как ему жилось зимою в Холмах Дымов. Он
ответил:
— Да так и жилось, что я бывал рад-радешенек своей еде, если только удавалось
заполучить ее.
Потом он поехал через взгорье на запад.