Сага о людях из Лососьей долины 28 страница
— Мне кажется, что мы не так быстро сможем устроить эту тризну, раз она должна
быть такой богатой, как это подобает. Сейчас уже глубокая осень, и не так легко
поэтому достать все необходимое. А для тех людей, которые должны приехать
издалека, это будет неудобно в осенние дни, и поэтому, наверное, будет так, что
из тех, кого мы особенно будем ждать, многие не явятся. Поэтому я предлагаю
пригласить людей летом во время тинга. Я беру на себя третью часть расходов на
эту тризну.
Братья согласились с этим, и Олав тогда поехал домой. Торлейк и Бард разделили
имущество между собой. Бард получил отцовский двор — так советовало большинство
людей, потому что его больше любили. Торлейк получил больше движимого имущества.
Братья Олав и Бард хорошо ладили друг с другом, но между Олавом и Торлейком была
вражда. Так прошла зима, и пришло лето, и наступило время тинга. Сыновья
Хёскульда готовились отправиться на тинг. Вскоре стало ясно, что Олаву будет
оказан больший почет, чем братьям. И когда они явились на тинг, они покрыли свои
палатки и убрали все как можно лучше и великолепней.
XXVII
Как рассказывают, однажды, когда люди отправились к Скале Закона, Олав поднялся,
попросил внимания и рассказал всем людям о кончине своего отца:
— Здесь собралось много мужей, его родичей и друзей. Такова воля моих братьев,
чтобы я вас пригласил на тризну в честь Хёскульда, нашего отца, и прежде всего
всех годи, ибо многие знатные мужи были связаны с ним родством. Я должен также
объявить, что ни один из знатных мужей не уйдет от нас без подарка. Далее мы
хотим пригласить также всех бондов и всякого, кто захочет, богат ли он или
беден. На полмесяца приглашаются гости в Хёскульдсстадир, к тому времени, когда
пройдет десять недель от начала зимы.
И когда Олав кончил свою речь, последовало громкое одобрение, и все решили, что
это приглашение весьма почетное. И когда Олав вернулся в свою палатку, он
рассказал своим братьям, как он пригласил людей. Те были не особенно довольны и
полагали, что он зашел слишком далеко.
После тинга братья отправились домой. Лето кончилось.
Братья стали готовиться к тризне. Олав выдал, не скупясь, свою треть на расходы,
и они наилучшим образом позаботились об угощении. Немало всего было припасено,
так как предполагали, что явится множество людей. И когда пришел день тризны,
то, как рассказывают, явились все знатные люди, которые обещали приехать.
Съехалось так много людей, что, по рассказам, всех их было ни много ни мало —
девять сотен16. Это было второе такое знатное угощение в Исландии, а первое
было, когда сыновья Хьяльти устроили тризну после смерти своего отца. Тогда
собралось двенадцать сотен. Тризна вышла на славу, и братьям она принесла
большой почет, но Олав был среди них первым. Олав роздал столько же подарков,
сколько оба брата вместе, и действительно, все знатные мужи получили подарки. И
когда большинство гостей отправились в обратный путь, Олав разыскал своего брата
Торлейка и сказал ему:
— Итак, брат мой, как известно, дружба между нами была не очень-то велика. И вот
я хотел бы предложить тебе, чтобы мы отныне ладили друг с другом, как подобает
родичам. Я знаю, что тебе не понравилось, когда я взял те сокровища, которые
отец дал мне в день своей смерти. Если ты полагаешь, что таким образом остался
внакладе, то я ради нашей дружбы берусь воспитать твоего сына. Ведь того, кто
берет себе чужого ребенка на воспитание, всегда считают менее знатным, чем того,
чьего ребенка он воспитывает.
Торлейк с этим согласился и сказал, что это почетное предложение, и таким оно и
было. И Олав взял с собой Болли, сына Торлейка. Ему было тогда три года. Они
расстались очень сердечно, и Болли отправился в Хьярдархольт вместе с Олавом.
Торгерд хорошо его приняла. Болли был там воспитан, и они любили его не меньше,
чем своих детей.
XXVIII
У Олава и Торгерд был сын. Мальчика окропили водой и дали ему имя. Олав назвал
его Кьяртаном в честь Мюркьяртана, своего деда по матери. Болли и Кьяртан были
почти однолетки. Позднее у них было еще несколько детей. Их сыновей звали
Стейнтор, Халльдор и Хельги, а младшего сына Олава звали Хёскульд. Одну дочь
Олава и Торгерд звали Бергтора, а вторую — Торбьёрг. Все их дети обещали стать
достойными людьми, когда вырастут.
В те времена в Саурбёре (Грязи) жил Берси Единоборец, на своем дворе, который
зовется Тунга (Междуречье). Он отправился к Олаву и предложил ему воспитать его
сына Халльдора. Олав согласился на это, и Халльдор отправился вместе с Берси.
Ему тогда был один год. Летом Берси заболел и пролежал в течение всего лета.
Однажды, как рассказывают, люди в Тунге были на уборке сена, а дома оставались
двое, Халльдор и Берси. Халльдор лежал в колыбели. Тут колыбель вместе с
мальчиком перевернулась, и он упал на пол. Берси не мог встать и подойти к нему.
Тогда Берси сказал:
Халльдор и я —
Оба без ног,
Оба мы с ним
Недвижно лежим.
Но не одна
Беде той цена:
Стар я и хил,
Он полон сил,
Ему — вырастать,
Мне — умирать.
Тут явились люди и подняли Халльдора с пола, а Берси выздоровел. Халльдор у него
вырос и стал рослым и храбрым.
Кьяртан, сын Олава, воспитывался дома, в Хьярдархольте. Он был самым красивым из
всех мужей, которые когда-либо рождались в Исландии. У него было широкое и при
этом очень красивое лицо, самые прекрасные глаза и светлая кожа. Его волосы были
густые и тонкие, как шелк, и ниспадали локонами. Он был такой же высокий и
сильный, каким был Эгиль, его дед по матери, или Торольв. Кьяртан достиг во всем
совершенства более, чем кто-либо другой, так что им восторгались все, кто его
видел. Он был также превосходным воином, отличался ловкостью и был самым лучшим
пловцом. Во всем он был искуснее других. Он был скромным человеком и так добр со
всеми, что его любил каждый ребенок. Он был веселого нрава и не скупился на свое
добро. Олав любил Кьяртана более всех своих детей.
Болли, его названый брат, был высокого роста. Он был первым после Кьяртана по
искусству и ловкости. Он был силен и красив лицом, обходителен и воинственен и
носил богатые одежды. Названые братья очень любили друг друга. Олав жил в своем
дворе, и так прошло немало лет.
XXIX
Как рассказывают, однажды весной Олав объявил своей жене Торгерд, что он
собирается уехать.
— Я хочу, — сказал он, — чтобы ты позаботилась о доме и детях.
Торгерд отвечала, что ей это не очень-то нравится, но Олав настоял на своем. Он
купил корабль, который стоял на причале на западе, в бухте Вадиль (Брод). Олав
отправился в путь летом и привел свой корабль в Хёрдаланд. Там вблизи от
побережья жил один человек, которого звали Гейрмунд Грохот. Это был
могущественный и богатый человек и знаменитый викинг. Он был несговорчивого
нрава и недружелюбен, но теперь стал жить мирно и был дружинником ярла Хакона
Могучего17.
Гейрмунд явился на корабль и вскоре познакомился с Олавом, так как он много
слышал о нем. Гейрмунд пригласил Олава к себе с таким числом людей, сколько тот
хотел. Олав принял приглашение и отправился к нему с пятью людьми. Гребцы Олава
нашли себе жилье в других местах Хёрдаланда. Гейрмунд хорошо принял Олава. У
него был большой двор и много людей. Они весело проводили время в течение всей
зимы. А когда зима стала подходить к концу, Олав сообщил Гейрмунду о своих
намерениях, а именно, что он хочет добыть себе строевого леса. Он сказал, что
ему очень важно выбрать хороший лес. Гейрмунд отвечал:
— Лучшие леса принадлежат ярлу Хакону, и я знаю наверное, что если ты к нему
явишься, он предоставит их в твое распоряжение, потому что ярл хорошо принимает
людей даже и не столь знатных, как ты, когда они являются к нему.
Весной Олав собрался в путь к ярлу Хакону. Ярл встретил его очень дружественно и
пригласил остаться у него сколько он пожелает. Олав рассказал ярлу о цели своей
поездки.
— Я хотел бы попросить вас, государь, — сказал он, — чтобы вы позволили нам
нарубить в ваших лесах строевого леса. Ярл отвечал:
— Ты убедишься в нашей щедрости, если ты собираешься нагрузить свой корабль
лесом, который мы тебе подарим. Ведь не всякий день к нам из Исландии приезжают
в гости такие люди, как ты.
И на прощанье ярл дал ему секиру, отделанную золотом. Это было большое
сокровище. Затем они расстались с большой сердечностью.
Гейрмунд втайне распорядился, как управлять его землями. Он собирался летом
отправиться в Исландию на корабле Олава. Это он скрыл от всех людей. Олав ничего
не знал об этом до тех пор, пока Гейрмунд не велел доставить свое имущество на
корабль Олава, и это было большое богатство. Олав сказал:
— Ты не отплыл бы на моем корабле, если бы мне прежде это было известно, потому
что я боюсь, что в Исландии найдутся люди, для которых было бы лучше никогда
тебя не увидеть. Но теперь, раз уж ты здесь с таким большим богатством, у меня
нет желания гнать тебя прочь, как дворовую собаку.
— Я все равно не уйду отсюда, как бы ты ни возвышал голос, потому что я намерен
богато заплатить за проезд на твоем корабле.
Олав тогда сел на корабль, и они отчалили. Дул попутный ветер, и они достигли
Брейдафьорда. Они перебросили сходни на землю в устье Лаксы. Олав велел
выгружать лес с корабля и поставил корабль под навес, который построил его отец.
Олав пригласил Гейрмунда к себе в гости.
Тем летом Олав велел построить главный дом в Хьярдархольте, больше и лучше, чем
до сих пор видели. Стены были украшены изображениями событий из знаменитых
сказаний, точно так же и крыша. Все это было выполнено так хорошо, что помещение
выглядело гораздо красивее, когда не было увешано коврами.
Гейрмунд чаше всего не обращал ни на кого никакого внимания, был со всеми
недружелюбен. Он всегда был одет в пурпурное одеяние, и сверху на нем был серый
меховой плащ, на голове — шапка из медвежьего меха, а в руке — меч. Это было
мощное и хорошее оружие. Рукоятка у него была из моржового клыка. На нем не было
серебряных украшений, однако клинок его был острый и не ржавел. Меч этот он
назвал Фотбит (Ногорез) и никогда не выпускал его из рук.
Гейрмунд совсем недолго пробыл там, как почувствовал склонность к Турид, дочери
Олава, и явился к Олаву со своим сватовством, но тот ему отказал. После этого
Гейрмунд сделал Торгерд подарки, чтобы она помогла ему в его сватовстве. Она
приняла подарки, потому что они были немалые. Затем Торгерд заговорила об этом
деле с Олавом. Она сказала также, что, по ее мнению, она не могла бы выдать
замуж их дочь более достойно:
— Потому что он очень храбр, богат и гордого нрава.
Олав отвечал:
— Не хочу я идти против твоей воли в этом, как и во всяком другом деле, однако я
бы охотнее отдал Турид за другого человека.
Торгерд ушла от него, и ей казалось, что она сделала свое дело. Она рассказала
все Гейрмунду. Тот поблагодарил ее за помощь и заступничество. Гейрмунд тогда
вторично явился к Олаву со своим сватовством, и на этот раз легко добился
согласия. После этого Гейрмунд обручился с Турид, и свадьбу должны были сыграть
в Хьярдархольте в конце зимы. На свадьбе было много народу, поскольку главный
дом был уже совсем готов.
На свадьбе был также Ульв, сын Угги, и сочинил песнь об Олаве, сыне Хёскульда, и
о событиях, изображениями которых был украшен дом, и он исполнил эту песнь на
празднестве. Эта песнь называется «Хвалебная песнь о доме18», и она очень хорошо
сложена. Олав богато одарил его за песнь. Он также одарил всех знатных людей,
которые были его гостями. После этой свадьбы Олава стали уважать еще больше, чем
прежде.
XXX
Совместная жизнь Гейрмунда и Турид не была счастливой. Причиной тому были обе
стороны. Три зимы Гейрмунд пробыл у Олава, пока ему не захотелось уехать, и он
пожелал, чтобы Турид осталась дома, так же как ее дочь, которую звали Гроа.
Девочке был тогда один год. Никакого имущества Гейрмунд не захотел оставить.
Этим Турид и ее мать были очень недовольны и обратились к Олаву. Но Олав тогда
сказал:
— Что ж, Торгерд! Этот норвежец, как видно, так же горд теперь, как в ту осень,
когда он просил тебя стать его тещей?
Они ничего не добились от Олава, потому что он во всех делах был миролюбивым
человеком. Он сказал, что девочка должна остаться у них до тех пор, пока она
немного подрастет. Прощаясь с Гейрмундом, Олав подарил ему торговый корабль со
всем снаряжением. Гейрмунд очень благодарил его и сказал, что это княжеский
подарок. Затем он спустил корабль на воду и вышел из устья Лаксы при легком
северо-восточном ветре. Но ветер стих, когда они подошли к островам. Гейрмунд
стоял у острова Оксней (Бычий Остров) половину месяца, так как не было попутного
ветра.
В это время Олав уезжал из своего дома и был занят на берегу, куда прибивало
пловучий лес. Тогда его дочь Турид позвала своих домочадцев и велела им
следовать за ней. С ней вместе была также ее дочь. Всех их было десять человек.
Она велела спустить на воду корабль, который был у Олава. Турид велела идти на
веслах и под парусами к устью Хваммсфьорда, и когда они подошли к островам, она
велела спустить лодку, которая была на корабле. Турид села в лодку, и с нею два
человека. Оставшимся она велела сторожить корабль, пока не вернется. Она взяла
девочку на руки и велела грести по проливу, пока они не достигнут корабля
Гейрмунда. Она взяла бурав из ящика на носу и дала его в руки одному из людей,
велела ему взойти в лодку корабля Гейрмунда и так пробуравить ее, чтобы в ней
образовалась течь, когда ее спустят на воду.
Затем она велела высадить себя на берег. Девочку свою она держала на руках. Это
было во время восхода солнца. Она прошла по сходням и взошла на корабль
Гейрмунда. Все люди спали. Она подошла к кожаному мешку, в котором спал
Гейрмунд. Его меч Фотбит висел рядом с ним на деревянном крючке. Турид посадила
тогда девочку на кожаный мешок, взяла меч и унесла его с собой. Затем она сошла
с корабля и присоединилась к своим спутникам. Тут девочка начала плакать.
Гейрмунд проснулся, приподнялся и узнал ребенка, и быстро понял, в чем дело. Он
вскакивает и хочет выхватить меч, но не находит его там, где он должен был быть.
Он подбегает к борту корабля и видит, как люди гребут прочь от корабля. Гейрмунд
зовет своих людей и велит им прыгнуть в лодку и грести за теми. Они делают это,
но как только они немного отплыли, они видят, что черная, как уголь, вода
вливается к ним в лодку. Тут они вернулись на корабль.
Тогда Гейрмунд позвал Турид и попросил ее вернуться на корабль и отдать ему меч
Фотбит.
— И возьми свою девочку, — сказал он, — а с нею вместе столько добра, сколько
хочешь.
Турид сказала:
— Значит, тебе очень дорог этот меч?
Гейрмунд отвечал:
— Много добра я бы согласился отдать, прежде чем решился бы расстаться со своим
мечом.
Она сказала:
— Тогда ты никогда его не получишь. Ты очень нечестно поступил с нами. Теперь
между нами все кончено.
Тогда Гейрмунд сказал:
— Не будет тебе счастья, если ты увезешь с собой меч.
Она сказала, что готова на это.
— Тогда пусть этот меч, — сказал Гейрмунд, — отнимет жизнь у того мужа в вашей
семье, чья смерть будет для вас самой тяжкой утратой и причиной самых больших
несчастий.
После этого Турид отправилась домой, в Хьярдархольт. К этому времени Олав тоже
успел вернуться домой и был недоволен тем, что она сделала. Но так оно и
осталось. Турид дала своему родичу Болли меч Фотбит, потому что она любила его
не меньше, чем своих братьев. Болли всегда с тех пор носил этот меч. После этого
поднялся ветер, которого ждал Гейрмунд. Они подняли паруса и осенью прибыли в
Норвегию. Ночью они наскочили на подводный камень у мыса Стад. Гейрмунд и все,
кто был на корабле вместе с ним, утонули, и этим кончается то, что можно было
сказать о Гейрмунде.
XXXI
Олав, сын Хёскульда, сидел на своей земле и пользовался большим почетом, как
было написано выше. Жил человек по имени Гудмунд, он был сыном Сёльмунда. Он жил
в Асбьярнарнесе (Мыс Асбьёрна), к северу от Видидаля (Лозняковая Долина).
Гудмунд был богатым человеком. Он посватался к Турид и получил за ней в приданое
много добра. Турид была женщиной умной, гордой и очень достойной. Ее сыновей
звали Халль, Барди, Стейн и Стейнгрим. Гудрун и Олов звали ее дочерей.
Торбьёрг, дочь Олава, была красивой и сильной девушкой. Ее звали Торбьёрг
Толстая. Она была выдана замуж за человека с запада, с Ватнсфьорда (Озерный
Фьорд), — Асгейра, сына Кнётта. Он был знатным человеком. Сыном их был Кьяртан,
отец Торвальда, а Торвальд был отцом Торда. Торд был отцом Снорри, а тот отцом
Торвальда. Отсюда пошел род людей с Ватнсфьорда. Позднее Торбьёрг стала женой
Вермунда, сына Торгрима. Их дочь звали Торфинна. Она была замужем за Торстейном,
сыном Кугги.
Бсргтора, дочь Олава, вышла замуж за человека с запада, с Дыопафьорда (Глубокий
Фьорд), Торхалля Годи. Сын их был Кьяртан, отец Стурлы Кузнеца. Он был приемным
отцом Торда, сына Гильса.
У Олава Павлина было много хорошего скота. У него был один замечательный бык, по
кличке Харри, серый в яблоках, ростом больше обычного. У него было две пары
рогов. Из них два рога были большие и стояли прямо, третий торчал вверх, а
четвертый выходил из лба и спускался дугой между глаз. Этим рогом он разбивал
лед, как ломом. Он разгребал копытами снег, как конь. Один раз лютой зимой он
ушел из Хьярдархольта и дошел до места Брейдафьярдардале (Долина Широкого
Фьорда), которое теперь называется Харрастадир (Двор Харри). Там он в течение
зимы бродил со стадом в шестнадцать голов и всем добывал траву. Весной он
вернулся обратно на пастбище около Хьярдархольта, которое теперь называется
Харраболь (Жилье Харри). Когда Харри исполнилось восемнадцать лет, он потерял
свой четвертый рог, и в ночь после этого Олаву во сне явилась женщина. Она была
большая и страшная. Она заговорила:
— Спишь ли ты?
Он ответил что не спит.
Женщина сказала:
— Ты спишь, но все же все будет так, как будто ты не спишь. Ты велел убить моего
сына и отправил его изуродованным ко мне, и поэтому я сделаю так, что ты тоже
увидишь, как сын твой плавает в собственной крови. И я для этого выберу того,
кто, как я знаю, тебе дороже всех.
После этого она исчезла. Олав проснулся, и ему показалось, что он еще видит
очертания женщины. Олав много думал об этом сне и рассказывал его своим друзьям,
но никто не мог истолковать его так, как хотелось Олаву. Больше всего ему
нравилось, когда ему говорили, что это было лживое сновидение, которое ему
померещилось.
XXXII
Жил чеяовек по имени Освивр, и был он сыном Хельги, сына Оттара, сына Бьёрна с
Востока, сына Кетиля Плосконосого, сына Бьёрна Воловьей Ноги. Мать Освивра
звалась Нидбьёрг. Ее мать звали Кадлин. Она была дочь Хрольва Пешехода, сына
Бычьего Торира. Он был прославленным херсиром на востоке, в Вике. Его так
прозвали потому, что у него было три острова и на каждом по восьми десятков
быков. Он подарил один остров вместе с быками конунгу Хакону, и этот подарок
стал знаменит.
Освивр был очень умен. Он жил в Лаугаре (Горячие Источники), в Селингсдале. Двор
Лаугар расположен к северу от реки Селингдальсы (Селингсдальской Реки), против
Тунги. Жену его звали Тордис. Она была дочь Тьодольва Короткого. Одного их сына
звали Оспак, второго Хельги, третьего — Вандрад, четвертого Торрад, пятого
Торольв. У всех у них была осанка воинов. Дочь его звали Гудрун. Среди женщин,
выросших в Исландии, она была первой по красоте и уму. Гудрун была
благовоспитанной женщиной, и в то время вся роскошь, которой себя окружали
другие женщины, казалась детской забавой по сравнению с великолепием Гудрун. Из
всех женщин она была самой искусной и красноречивой. Она отличалась щедростью.
В доме Освивра жила женщина, которую звали Торхалла по прозвищу Болтливая. Она
приходилась родственницей Освивру. У нее было два сына. Одного звали Одд,
другого — Стейн. Это были сильные люди, и никто лучше них не мог ворочать камни
во дворе Освивра. Они были болтливы, как их мать, и их недолюбливали. Однако
сыновья Освивра всегда были для них подлинной опорой.
В Тунге жил человек, которого звали Торарин. Он был сыном Торира Богатого. Он
был богатым бондом. Торарин был человеком рослым и сильным. Ему принадлежали
хорошие земли, но скота у него было немного. Освивр хотел купить эту землю,
поскольку ему не хватало земли и у него было много скота. Случилось так, что
Освивр купил у Торарина всю землю, начиная от ущелья Гнупускард (Провал) вдоль
всей долины по обе стороны реки и вплоть до ущелья Стаккагиль. Это земля хорошая
и тучная. Он устроил там горное пастбище. У него всегда было много домочадцев.
Хозяйство его процветало.
На западе, в Саурбсре, есть двор Холь (Холм). Там жили три родича. Торкель Щенок
и Кнут были братьями. Они были знатного рода. С ними жил их зять, которого звали
Торд. Прозвище свое он получил по матери и звался сын Ингунн. Отец Торда был
Глум, сын Гейри. Торд был статным и сильным человеком, умелым и ловким в тяжбах.
Женой Торда была сестра Торкеля и Кнута, и звали ее Ауд. Она не была ни
красивой, ни ловкой. Торд мало ее любил. Главным для него были богатства, а
здесь их было собрано много. Хозяйство братьев процветало, с тех пор как Торд
стал жить с ними.
ХХХIII
Гест, сын Оддлейва, жил на западе, в Хаги (Пастбище), на Крутом Берегу. Он был
большим хёвдингом и мудрым человеком, и во многих делах у него был дар
провидения. Он был в дружбе со всеми знатными людьми, и многие приходили к нему
за советом. Он каждое лето отправлялся на тииг и всегда гостил в Холе.
Однажды случилось так, что Гест после тинга заехал в Холь. Он рано утром
отправился в путь, потому что ему предстояла длинная дорога. Он хотел к вечеру
прибыть в Тюккваског (Чаща) к своему зятю Армоду. Тот был женат на Торунн,
сестре Геста. Сыновьями их были Арнольв и Халльдор. Гест отправился в тот день
верхом на восток из Саурбёра, доехал до горячего источника в Селингсдале и там
немного отдохнул. Гудрун пришла к источнику и учтиво приветствовала своего
родича Геста19. Гест приветливо встретил ее, и они начали беседовать друг с
другом. Оба были умны и красноречивы. И когда прошло некоторое время, Гудрун
сказала:
— Я хотела бы, родич, чтобы ты приехал к нам сегодня вечером со всеми своими
людьми. Такова также воля моего отца, хотя он и предоставил мне честь передать
тебе это приглашение. Он просит также, чтобы ты каждый раз останавливался у нас,
когда едешь на запад или с запада.
Гесту это понравилось, и он сказал, что это превосходное приглашение, но что ему
нужно проехать столько, сколько он наметил.
Гудрун сказала:
— Много снов видела я за эту зиму, но особенно четыре сна обеспокоили меня, и не
нашлось такого человека, который бы истолковал эти сны, как мне бы хотелось,
хоть я и не требую, чтобы они были истолкованы только согласно моему желанию.
Тогда Гест сказал:
— Расскажи свои сны. Возможно, что мы как-нибудь в них разберемся.
Гудрун сказала:
— Мне представилось, будто я стою у ручья, и yа голове у меня чепец с загнутым
вперед верхом, и я подумала, что он не к лицу мне, и мне захотелось надеть на
себя другой, но многие уговаривали меня, чтобы я этого не делала. Все же я не
послушалась их и сорвала чепец с головы, и бросила его в ручей, — и на этом мой
сон кончился.
И дальше Гудрун сказала:
— Вот так начался второй сон: мне показалось, что я стою у озера. Мне
представилось, будто на руке у меня очутилось серебряное запястье, которое
принадлежало мне и очень мне шло. Мне казалось, что это — драгоценное сокровище,
и я надеялась, что долго буду им владеть. И только я успела это подумать, как
запястье упало с моей руки в озеро, и я никогда его больше не видала. Эта утрата
казалась мне много значительнее, чем могла бы для меня быть потеря какого-нибудь
украшения. Затем я проснулась.
Гест сказал только:
— Этот сон не менее важен.
И Гудрун заговорила дальше:
— Мой третий сон был таков: мне представилось, будто у меня на руке золотое
запястье, и оно принадлежит мне, и я думала, что моя утрата теперь возмещена. И
мне пришло на ум, что это запястье будет меня радовать больше, чем первое. Но
это украшение, как казалось, было мне не настолько дороже первого, насколько
золото дороже серебра. Затем было так, как будто я упала и хотела опереться на
руку, но золотое запястье ударилось о камень и распалось на два куска, и из этих
кусков, как мне показалось, потекла кровь. У меня было скорее чувство печали,
чем чувство утраты, и я подумала, что в запястье была трещина. И когда я после
этого посмотрела на поломанные куски, мне показалось, что я вижу несколько
трещин, и все же мне подумалось, что оно могло остаться цело и невредимо, если
бы я больше его берегла. И на этом кончился мой сон.
Гест сказал:
— Этот сон не менее знаменателен, чем предыдущие.
И Гудрун сказала дальше:
— Вот мой четвертый сон: мне приснилось, что у меня на голове золотой шлем,
украшенный драгоценными камнями. Мне представилось, что это сокровище
принадлежит мне, но меня мучило то, что шлем был слишком тяжел, и я едва могла
удержать его на голове и склонила голову, но я не винила его в этом и не
помышляла расстаться с ним. И все же он упал с моей головы в Хваммсфьорд, и
после этого я проснулась. И теперь я рассказала тебе все сны.
Гест отвечал:
— Мне ясно видно, что означают эти сны, но тебе может показаться, что я буду их
истолковывать почти одинаково. У тебя будет четыре мужа, и я боюсь, что когда ты
пойдешь за первого, это не будет брак по любви. То, что тебе привиделся большой
чепец на голове, который тебе был не к лицу, означает, что ты не очень будешь
любить этого мужа. А то, что ты сняла этот чепец с головы и бросила в воду,
означает, что ты уйдешь от него. Ведь это называется выбросить в воду, когда
человек отдает свою собственность и ничего взамен не получает.
И дальше Гест сказал:
— И это был второй твой сон, когда тебе показалось, что у тебя на руке
серебряное запястье. Это значит, что ты выйдешь замуж за другого человека, очень
знатного. Его ты будешь сильно любить, но лишь недолго будешь радоваться ему. Я
не удивлюсь, если он утонет. Больше я ничего не скажу про этот сон. И третий сон
твой был, что тебе показалось, будто у тебя на руке золотое запястье. У тебя
будет третий муж. Он тебе не будет дороже второго, точно так же как не ценнее
показался тебе более редкий и ценный металл. И мне мнится, что в это время
изменится вера, и муж твой перейдет в эту веру, о которой мы знаем, что она
более возвышенна. Если тебе показалось, что запястье распалось на куски, и
отчасти по твоей вине, и ты увидела, как течет из этих кусков кровь, то это
означает, что муж твой будет убит, и тогда ты сама увидишь, какие глубокие
трещины были в вашей совместной жизни.
И дальше сказал Гест:
— Таков был твой четвертый сон, что тебе привиделся на голове золотой шлем,
украшенный драгоценными камнями, который был слишком тяжел. Это означает, что у
тебя будет четвертый муж. Это будет очень большой хёвдииг, и он будет держать
тебя в страхе и подчинении. А то, что тебе показалось, будто он упал в
Хваммсфьорд, означает, что с этим фьордом он познакомится в последний день своей
жизни. Больше я про этот сон ничего не скажу.
Гудрун покраснела как кровь, пока истолковывались сны, но она не сказала ни
слова, прежде чем Гест не перестал говорить.
Тогда Гудрун сказала:
— Ты мог бы предсказать мне что-нибудь получше, если бы мои слова дали тебе для
этого возможность. Но благодарю тебя и за то, что мы истолковали эти сны. Однако
тяжелое время меня ожидает, если это произойдет именно так.
Тут Гудрун снова попросила Геста, чтобы он этот день провел у них. Она сказала,
что Освивр обменяется с ним не одним мудрым словом. Он отвечал:
— Мне нужно ехать дальше, как я уже сказал. Но ты должна передать своему отцу
мой привет, и скажи ему эти мои слова: когда-нибудь случится так, что наши
жилища, мое и Освивра, будут рядом, и нам будет удобно беседовать с ним, если
только нам будет тогда дозволено говорить друг с другом.
После этого Гудрун отправилась домой, а Гест поскакал дальше и встретил у ограды
луга человека со двора Олава. Тот пригласил Геста по поручению Олава в
Хьярдархольт. Гест отвечал, что он днем навестит Олава, а ночевать будет в
Тюккваскоге. Работник тотчас же вернулся домой и сказал Олаву, что он услыхал от
Геста. Олав велел привести лошадей и вместе с несколькими людьми поехал
встречать Геста. Они встретились с Гестом около реки Льи. Олав дружелюбно
приветствовал его и пригласил к себе со всеми его людьми. Гест поблагодарил за
приглашение и сказал, что он охотно поедет на его двор и осмотрит его хозяйство,
а переночевать должен у Армода. Гест оставался там недолго и осмотрел весь двор,
и все похвалил. Он сказал, что для этого хозяйства не пожалели расходов. Олав
провожал его до реки Лаксы.
Названые братья в этот день плавали. Сыновья Олава были вожаками в этом
развлечении. Много юношей с других дворов принимали участие в плавании. Кьяртан
и Болли вышли из воды как раз тогда, когда Гест со своими людьми приблизился к
реке, и они были почти совсем одеты, когда к ним подъехали Гест и Олав. Гест
некоторое время смотрел на этих юношей и сказал Олаву, кто из них Кьяртан и кто
Болли, а затем Гест острием копья указал на каждого из сыновей Олава и назвал
всех, кто здесь был. Но здесь было еще много очень видных юношей, которые тоже
вышли из воды и сидели на берегу рядом с Кьяр-таном. О них Гест сказал, что у
них он не находит сходства с родом Олава. Тут Олав сказал:
— Поистине нельзя достаточно надивиться твоей мудрости, Гест, раз ты распознаешь
людей, которых прежде никогда не видел, и поэтому я хочу теперь, чтобы ты сказал
мне, кто из этих молодых мужей будет самым выдающимся.
Гест отвечал:
— Все произойдет согласно твоему желанию: Кьяртан будет прославлен более других,
пока он жив.
После этого Гест пришпорил свою лошадь и ускакал. Через некоторое время к нему
подъехал Торд Короткий, его сын, и спросил:
— Что это означает, отец мой, что слезы текут у тебя из глаз?
Гест отвечал:
— Бесполезно говорить, но я не умолчу о том, чему ты будешь свидетелем в свое
время. Для меня не явится неожиданностью, если у ног Болли будет лежать
поверженный им Кьяртан и если и его из-за этого постигнет смерть. Но больно
знать это о таких выдающихся людях.
После этого они поскакали на тинг, и на тинге все было спокойно.
XXXIV
Жил человек по имени Торвальд. Он был сыном Халльдора, годи из Гарпсдаля (Долина
Буяна). Он жил в Гарпсдале на Гильсфьорде (Фьорд Гильса). Это был богатый
человек, но не особенно храбрый. Он посватался к Гудрун, дочери Освивра, во
время альтинга, когда ей минуло пятнадцать лет. Это предложение не было
отклонено, но все же Освивр сказал, что из брачных условий будет видно, что он
неровня Гудрун. Торвальд отвечал, не упрямясь, что он сватается к женщине, а не
к деньгам.
Тогда Гудрун была помолвлена с Торвальдом, и Освивр назначил условия брака, и
было решено, что Гудрун сама будет управлять их имуществом, когда их подведут к
одной постели, и половина имущества станет ее собственностью, будет ли их
совместная жизнь долгой или короткой. Он должен будет также покупать для нее
украшения, так что ни у одной из женщин, равных ей по богатству, не должно быть
лучших украшений. Однако он не должен был из-за этого разорять свой двор. Затем
люди поехали домой с тинга.
Никто не спросил Гудрун об этом деле, а она не скрывала своего недовольства. Тем
не менее все оставалось спокойно. Свадьба была сыграна в конце лета в Гарпсдалс.
Гудрун не любила Торвальда, и к тому же украшения покупались ей неохотно. Не
было таких драгоценных украшений на западных фьордах, которые Гудрун не считала
бы необходимым приобрести, и, как бы дорого они не стоили, она проявляла свою
враждебность к Торвальду, если он их не покупал.
Торд, сын Ингунн, близко сошелся с Торвальдом и Гудрун и часто у них бывал, и
стали поговаривать, что между Тордом и Гудрун есть любовная связь.
Случилось однажды, что Гудрун попросила Торвальда купить ей украшения. Торвальд
ответил, что она не знает меры, и ударил ее по щеке. Тогда Гудрун сказала:
— Теперь ты мне дал то, чем мы, женщины, считаем очень важным обладать, а именно
— хороший цвет лица, и ты научил меня больше не досаждать тебе просьбами.
В тот самый вечер Торд пришел к ним. Гудрун рассказала ему об оскорблении,
которое ей нанесли, и спросила его, как за него отплатить. Торд улыбнулся и
сказал:
— У меня есть хороший совет. Сделай ему рубашку с таким вырезом, которого
достаточно для развода20, и объяви, что вы разведены по этой причине.
Гудрун ничего не ответила на это, и они прекратили разговор.
Этой же весной Гудрун объявила, что она разводится с Торвальдом, и вернулась в
Лаугар. После этого разделили имущество Торвальда и Гудрун, и она получила
половину всего, и была теперь богаче, чем раньше. Они прожили вместе две зимы.
Той же весной Ингунн продала свой двор на Кроксфьордс (Фьорд Крючка) — этот двор
с тех пор называется Двором Ип-гуин — и отправилась на запад, на Скальмарнес
(Мыс Скальм). Она была замужем за Глумом, сыном Гейра, как уже было написано,
В это же время на Халльстейнснссе (Мыс Халльстейна) к западу от Торскафьорда
(Тресковый Фьорд) жил годи Халльстейн21. Это был могущественный человек, но его
не особенно любили.
XXXV
Жил человек по имени Коткель. Он недавно приехал в Исландию. Жену его звали
Грима. Их сыновья были Халльбьёрн Дырка в Точильном Камне и Стиганди. Эти люди
происходили с Гебридских островов. Все они были весьма сведущи в колдовстве и
искусны в чародействе. Годи Халльстсйп взял их под свое покровительство и
поселил их в Урдире (Осыпь) на Скальмарфьорде (Фьорд Скальм), но их пребывание
там вызвало недовольство.
Этим летом Гест поехал на тинг и морем отправился в Саурбёр, как он обычно
делал. Он переночевал в Холе, в Саурбёре. Там ему предоставили коней, как
обычно. Торд, сын Ингунн, поехал вместе с Гестом и явился в Лаугар, в
Селингсдале. Гудрун, дочь Освивра, поехала на тинг, и Торд, сын Ингунн, ее
сопровождал. Однажды, когда они ехали верхом через Бласкогахейд (Пустошь Синих
Лесов), — а была хорошая погода, — Гудрун сказала:
— Правда ли, Торд, что Ауд, твоя жена, ходит в штанах, застегнутых сзади22, и с
обмотками, спускающимися до сапожек?
Он отвечал, что этого не заметил.
— Очевидно, это не имеет большого значения, — сказала Гудрун, — раз ты этого не
заметил, но почему же ее называют Ауд Штаны?
Торд сказал:
— Я полагаю, что она еще совсем недавно так зовется.
Гудрун отвечала:
— Для нее важно, что отныне ее долго будут называть этим именем.
Затем люди собрались на тинг, и ничего особенного не произошло. Торд подолгу
оставался в палатке Геста и постоянно разговаривал с Гудрун. Однажды Торд, сын
Ингунн, спросил Гудрун, чего заслуживает женщина, если она всегда ходит в
штанах, как мужчины.
Гудрун отвечала:
— Такую женщину постигает такая же кара, как мужчину, который носит рубашку с
таким большим вырезом, что видны соски, — и то и другое — основание для развода.