А как было "раньше"? 5 страница

 

Что касается религиозных книг и других религиозных изданий, то здесь также имеются радикальные перемены. Отпала необходимость иностранным туристам, рискуя всякого рода неприятностями, нелегально провозить к нам Библии, Евангелия и религиозные книги иностранных издательств. Все это сыграло на протяжении последних 20-25 лет огромную роль в деле сохранения и распространения христианства в нашей стране. За одно это следовало бы многим "ревнителям" Православия быть сдержаннее в критике христиан Запада, - пока что многие годы мы принимали помощь от них, а не они от нас. И в настоящее время эти издательства продолжают свою работу, но в новых условиях они, естественно, не в силах удовлетворить весь поток просьб из России и ограничиваются помощью в организации библиотек при храмах, выставок-продаж в Москве. В дальнейшем намечаются планы совместной работы с нашими издательствами и библиотеками.

 

Одновременно с этим к делу евангелизации народов, населяющих бывший Советский Союз, присоединяются Международные Библейские Общества и другие организации, осуществляющие массовые поставки в нашу страну Библий, Новых Заветов, "Детских Библий", столь необходимых не только детям, но и большинству взрослых, совершенно несведущих в библейской истории. Издательская деятельность внутри страны делает лишь первые шаги и пока ориентирована, главным образом, на репринтные или слегка переработанные издания литературы XIX века. При всех ее несомненных достоинствах понятно, что новое время требует новых форм изложения вечных истин. Именно этим качеством отличаются книги отца Александра Меня, убитого 9 сентября 1990 года. Убежден, что массовое издание его книг, имеющих целью именно введение в христианскую веру и жизнь и написанных тогда, когда большая часть нашей Церкви просто молчала, чтобы выжить, заполнит имеющийся вакуум религиозной литературы, рассчитанной именно на современного читателя.

 

По-видимому, нашей Церкви следует уделить особое внимание молодежи из рабочих, подумать об особых формах проповеди, рассчитанной именно на людей, не привычных к чтению. Быть может, здесь следовало бы активнее использовать кинематограф, тем более, что в мировом кино имеется немало шедевров на библейские сюжеты. Это помогло бы преодолеть чудовищную неосведомленность нашего народа о Вечной Книге, изменило бы образ мышления миллионов людей. Особое внимание, конечно, уже сейчас следует уделять беседам со взрослыми, желающими принять крещение. К сожалению, чисто финансовые соображения в приходской практике преобладают над заботой о том, что будет в дальнейшем с сотнями и тысячами людей, принимающих сегодня таинство вступления в Церковь без всякого представления, что же такое христианская вера. И наша Церковь, призванная служить нравственному подъему общества, должна быть особенно озабочена работой с приходящей в Церковь молодежью из рабочих.

 

Здесь можно отметить, что в баптистских церквах рабочих немало, поскольку там имеются специальные служения, занятия с молодежью. Вхождение в веру осуществляется не через чтение мудреных книг, а через вполне доступное устное наставление, проповедь, занимающую центральное место в служении у баптистов, самостоятельное чтение Евангелия и через молитву о даровании веры.

 

В отношении церковной молодежи следует сказать еще следующее. Нередко бывает так, что интеллигентный молодой человек, придя к вере, очень скоро становится крайним ортодоксом и консерватором. Иконописи, песнопениям, аскетической литературе, акафистам и канонам уделяется куда больше внимания, чем Священному Писанию - центру и источнику христианской жизни, поскольку оно говорит о личности Христа. Происходит как бы "застревание" в плотных слоях обширного христианского предания, окутывающих самый центр христианства - личность Иисуса Христа. Впечатление такое, что человек приходит не столько ко Христу, сколько к христианской культуре, столь богатой и разнообразной по сравнению с тем, что он знал до сих пор. Сама БИБЛИЯ в таком случае оказывается лишь фоном, а основное внимание направляется на Святых Отцов, Добротолюбие, Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова, иконы, пение. Учителем становится не Писание, а Предание. Писание в этом случае объявляется слишком возвышенным и духовным - "до него еще надо дорасти", причем не иначе как через упомянутых авторов. На деле же Библия оказывается забытой на отведенном ей почетном пьедестале, а духовная жизнь строится на Феофане Затворнике и Игнатии Брянчанинове. При этом человек сам их, может быть, почти и не читал, но ссылки на них, само звучание их имен уже содержат в себе нечто безусловно авторитетное и надежное. Один молодой человек из вполне интеллигентной научной семьи на вопрос священника, что его привлекло в Церкви, радостно и решительно воскликнул: "Консерватизм!"

 

Уточнения

 

Во избежание возможных недоразумений следует сделать два замечания.

 

Во-первых, автор ни в коем случае не хотел бы, чтобы у читателя создалось впечатление, будто все русское православное богослужение подходит только для пожилых женщин и что человеку, ищущему живой религиозной жизни, оно не подходит по самой своей сути. Это, конечно, не так. Речь идет лишь о том, как совершается это богослужение, в каком духе и о том, что необходимы, конечно, реформы в отношении значительной части богослужебного материала, особенно того, который входит в состав всенощных бдений.

 

Во-вторых, ни в коем случае не следует думать, будто имеется какая-то непроходимая пропасть между сферой религиозных интересов тех людей, которые ходят в церковь, и тех, о которых говорилось, что они вынуждены отказаться от посещения храма из-за непонятности того, что там происходит. В действительности и у тех, и у других имеется обширная "зона перекрывания". Не только вновь пришедшие в храм или интеллигентные верующие люди, но и наши "бабушки" прекрасно отличают хорошее пение от плохого, хорошую проповедь от плохой, подлинно евангельский дух священнослужителя от формального требоисполнительства. Дело простив том, что у "бабушек" нет выбора, нет другой сферы активной жизни. Они рады бы слышать живое евангельское слово, но никто им его не предлагает. Они действительно, в отличие от других слоев нашего общества, наиболее консервативны и обладают некоторой свойственной только им средневековой психологией восприятия религиозной жизни и религиозных истин. Но и у них, и у тех, кто из-за средневекового характера нашей Церкви остается за ее порогом, имеется одна и та же жажда по Слову Жизни, принесенному Иисусом. И те, и другие - это одна и та же нива, побелевшая и готовая к жатве, ожидающая своих делателей.

 

Итак, мы видим, что невозможно согласиться с утверждением смелого проповедника, о котором говорилось в начале главы. Напротив, наша Церковь ко времени празднования Ее 1000-летия вполне стала Церковью старух. Другое дело, что превратить христианство в "религию старух" оказалось невозможным. Притягательная сила его такова, что когда люди узнают о нем из подходящего источника, то их ответ Христу, их желание пойти за Ним не могут быть подавлены даже всей тяжестью старушечьих черт нашей Церкви.

 

Очевидно, что старушечий характер нашей Церкви - это не только вина, но и беда. Но в некотором отношении это был также, по-видимому, промысел Божий, сохранивший в этой младенческой среде Благую Весть, не принятую в России "мудрыми и разумными". И здесь, разумеется, не может быть места превозношению или какому-либо осуждению миллионов наших "бабушек", вкладывавших свои малые лепты в дело сохранения евангельской вести на нашей Родине, хотя бы и в таком редуцированном виде. Напротив, честь им, хвала и благодарность, что они при всей своей немощи сохранили наши немногочисленные храмы, наполняя их и в праздники, и в будни, поддерживая материально из своих, нередко скудных, средств.

 

Надо еще заметить, что старушечий характер нашей Церкви делал ее чрезвычайно живучей и устойчивой ко всевозможным притеснениям. Будучи почти выключенными из общественной жизни, "бабушки" были труднодоступны для каких-либо гонений. Они были подобны цистам, которые образуют инфузории при наступлении неблагоприятных условий. Эти цисты могут переносить и холод, и жару, и сухость. Однако мы сделали бы ошибку, приняв такое инцистированное состояние за нормальную форму существования организма.

 

 

Духовенство

- А как Церковь считает, есть ли обитаемые миры, кроме Земли?

- Сняла ли Церковь анафему со Льва Толстого?

- Как наша Церковь относится к контролю рождаемости?

- У меня муж некрещеный, можно о нем молиться?

- А что думает Церковь о...?

 

Множество самых разных вопросов задавали и задают каждому служителю Церкви. Однако ответить на них прямо: "Церковь считает так-то и так-то" - невозможно. Дело в том, что мнение свое Православная Церковь высказывает на Поместных соборах. На них утверждаются те или иные правила, регулирующие ее внутреннюю и внешнюю жизнь. Начиная с 1917г., то есть с восстановления патриаршества, до 1971 г. в нашей Церкви состоялись три Поместных собора. На них были избраны соответственно патриархи - Тихон, Алексий и Пимен. О других соборных решениях (ими был особенно богат Собор 1917 г.) знают лишь специалисты. Правда, решения по вопросам жизни нашей Церкви принимаются еще и Священным Синодом. Однако эти решения касались, главным образом, перемещений правящих архиереев с одних кафедр на другие и международной деятельности Церкви. Так что жизнь каждого прихода протекала совершенно независимо от этих решений и постановлений.

 

Здесь также произошли в 1990 г. существенные изменения. На Поместном соборе в июне 1990 г. избран новый патриарх Алексий II. Была начата энергичная работа по формированию, так сказать, стратегии и тактики Православной Церкви по многим вопросам церковной жизни. Эти решения публикуются теперь не только в малодоступном для широкого читателя "Журнале Московской Патриархии", но сообщения о них имеются и в "Московском Церковном Вестнике", издаваемом большими тиражами, так что все желающие могут с ними познакомиться.

 

В Западной Церкви (Римско-Католической), кроме этого, время от времени глава Церкви, папа, издает так называемые энциклики, то есть послания, в которых он от лица всей правящей Церкви высказывается по тому или иному вопросу, который Церковь считает важным: тут и контроль рождаемости, и значение научной критики Библии, и позиция Церкви в современном мире, и многие, многие другие современные проблемы. Эти энциклики широко публикуются, обсуждаются, словом, доводятся до сведения всех, кого интересует мнение Церкви.

 

В нашей Церкви кроме упоминавшихся решений Поместных соборов имеется еще "Книга Правил", в которой собраны важнейшие решения и постановления Церкви от II до Х века. Однако многие изложенные там правила явно неприменимы к нашей действительности. Например: если клирик пойдет к какому-либо гражданскому чиновнику без разрешения на то епископа, "да будет извержен из сана". "Аще жена волею (т. е. умышленно) извержет плод" (т. е. сделает аборт), да будет отлучена от Церкви на 7 лет. Слов нет, это, конечно, тяжкий грех, но буквальное применение таких правил оставило бы нашу Церковь и без пастырей, и без паствы. Поэтому в Духовных семинариях будущих священнослужителей наставляют в том, чтобы они следовали не букве, а духу этих правил, не отвергая их целиком, поступали все же в соответствии со здравым смыслом. Но поскольку "здравый смысл" понятие не только растяжимое, но и вполне индивидуальное, то оказывается, что в нашей Церкви нет единого мнения даже по совершенно житейским проблемам, не говоря уже о таких вопросах, как жизнь на других планетах, анафема Льва Толстого, молитва о некрещеных, отношение к христианам других исповеданий и т. д. и т. п.

 

С одной стороны, это хорошо, так как дает возможность вроде бы широкой свободы мнений при наличии в качестве основы "Книги Правил", примеров из жизни святых и, в конце концов, самой Библии, если только здравый смысл окажется настолько здравым, чтобы обратиться к этому главному источнику нашей веры. Однако, с другой стороны, человек, несведущий о таких широких возможностях для разнообразия мнений (а таких людей ведь подавляющее большинство) принимает за мнение всей Церкви ответ какого-либо малосведущего или крайне ортодоксального батюшки. Причем сам батюшка тоже, как правило, уверен, что его устами говорит вся Православная Церковь. Такой неудачный ответ может оказаться либо "неудобоносимыми бременами" (300 поклонов в день за какой-либо грех), либо просто неверным, вводящим в заблуждение и создающим неправильную духовную ориентацию (нельзя молиться за неверующего мужа, так как он не крещен). Но ведь Церковь молится за каждой литургией, например, о "властях и воинстве", среди которых, очевидно, немало некрещеных, или об "оглашенных", то есть готовящихся к крещению.

 

Для того чтобы было легче ориентироваться в этой обстановке своеобразной, стихийно сложившейся свободы мнений, предлагается классификация нашего духовенства по простейшему трехчастному принципу: центр, правые и левые.

 

 

Бытовое христианство

Самый распространенный у нас тип священника ("центр") - это батюшка вполне здравой и, что называется, "простой" веры. Это, как правило, люди со средним светским образованием, в свое время отслужившие в армии и окончившие Духовную семинарию или академию (последнюю, чаще всего, заочно). В большинстве своем это люди не книжные, хорошо знающие и чувствующие реальную жизнь со всеми ее проблемами. В общении с паствой они в большей мере руководствуются здравым житейским смыслом, чем устаревшими правилами или наставлениями, преподанными им в свое время в семинарии, хотя какие-то основные религиозные понятия и формулировки вынесены ими именно оттуда. Они вполне терпимы к другим христианским вероисповеданиям, о которых, впрочем, знают весьма приблизительно. В их взглядах может иметь место антисемитизм, но он чаще всего не переходит за пределы простодушной иронии и никогда не носит характера непримиримой идеологии, активной неприязни или ненависти.

 

К церковному уставу и его исполнению их отношение также вполне здравое и спокойное. Они не гонятся за тем, чтобы непременно все вычитать и пропеть. Если и сокращают службу, то стараются делать это лишь за счет второстепенных элементов богослужения. То же самое при исполнении треб или проведении исповеди. Такие священники, к удовлетворению самих же церковных бабушек, "не затягивают службу" и "не задерживают" с исповедью и крестинами. Правда, это иногда, особенно если много служб и накапливается усталость, приводит к довольно-таки формальному исполнению этих таинств. Такие батюшки могут быть грубоваты, иногда равнодушны или не очень внимательны, но они никогда не бывают законнически жестоки или нетерпимы.

 

Однако при всех своих, в общем-то, положительных человеческих качествах эти священники являются носителями чаще всего, так сказать, "бытового христианства". Это некая система взглядов и жизни, когда в семье все дети крещены, бабушки ходят в храм, молодые родители тоже раз в год, может быть, зайдут. Всех умерших отпоют и помянут в родительскую субботу. И все же в типичных семьях такого рода христианство и Церковь остаются уделом лишь старух и детей, которых лет до 12 ревностные бабушки еще водят на причастие, но позже они уже появляются в храме не чаще одного - двух раз в году. Они вроде бы и не против веры и Церкви, но сами практически в стороне от всего этого. Такие именно семьи и составляют основной контингент паствы наших "бытовых" батюшек. Дальше такого рода христианства дело не идет, и в общем-то, идти не планируется. Верующие семьи такого типа рассматриваются и самими батюшками как вполне благополучные, почти образцовые. Жизнь катится себе понемногу, какие-то, наиболее важные, ее стороны освящаются Церковью, а остальное - как получится.

 

Характерно, что когда батюшки встречаются так или иначе за столом по случаю какого-либо приходского праздника или именин, практически никогда не бывает разговора о духовных, религиозных вопросах. Что-то изредка всплывает, но тут же гасится в разговорах о том, кто кого видел или знает, кого куда перевели или просто на бытовые темы. Вера и религия - это, так сказать, профессиональные темы, которые, как разговор о повседневной работе, совершенно неинтересны. Евангелия практически все эти батюшки, кроме как за службой, не читают. Ветхий Завет и Послания Апостолов, как правило, почти не знают (разве то немногое, что осталось в памяти от семинарского курса). Соответственно они редко проповедуют (многие вообще - никогда). Проповеди их слабые и малосодержательные.

 

Быть может, в результате поверхностного знакомства с некоторыми из таких батюшек и родился миф о том, что священники "сами в Бога не веруют". Пользуясь случаем, заметим, что неверующих священников не бывает. Вера может быть теплохладной, не проявляющей себя так, как этого следовало бы ожидать. Однако при полном отсутствии веры человек не будет "морочить голову" себе и людям, занимаясь делом, которое утратило для него всякий смысл. Так что миф о "неверующем священнике" поддерживается лишь за счет полной неосведомленности и совершенного непонимания того, что вера может быть разной - как большой, так и малой, пассивной.

 

Вокруг таких батюшек почти не собирается молодежь, да они как-то не очень на нее ориентированы, где-то в глубине души, по-видимому, считая, что вера и Церковь - это дело священников-профессионалов и людей пожилых, так сказать, подведение итогов жизни и приготовление к прощанию с ней. А молодые - хорошо, если раз в год придут, да не слишком пьют и не бросают семей. Несмотря на все сказанное, еще раз подчеркиваю, что такие священнослужители в подавляющем большинстве своем - хорошие, здравомыслящие люди. Они, подобно нашим бабушкам, сохраняют Церковь своим служением, своей верностью ей. А то, что поддерживаемое их силами христианство не выходит за рамки "бытового", не может быть поставлено им в вину, так как и бабушкам, поскольку и те, и другие в определенном смысле скорее пасомые, а не пастыри, и не от них исходит какая-либо инициатива.

 

Обращенные в прошлое

Духовенство, принадлежащее к другой группе, которую условно можно считать "правой", характеризуется, прежде всего, крайне консервативными, ортодоксальными взглядами. В большинстве своем - это люди со средним светским образованием, хотя в последнее время некоторые и с высшим. В количественном отношении они составляют что-нибудь около пятой части, впрочем, действительно активных среди них единицы. Здесь есть некоторая закономерность - чем активнее, тем ортодоксальнее. Эта группа наиболее активных ортодоксов особенно интересна для нас, поскольку именно она в основном и "делает погоду" в нашей Церкви, удерживая ее в состоянии крайнего консерватизма. К ним принадлежит большинство монашествующих. И это естественно, так как стремиться к монашеству, а тем более удержаться в нем и наших условиях, как правило, под силу лишь людям крайне консервативной ориентации.

 

В общем, можно выявить три основных момента, которые всегда выступают вместе, и чем ортодоксальнее человек, тем сильнее они выражены:

 

- резкая враждебность к другим христианским исповеданиям и вообще к другим религиям;

- антисемитизм;

-уставщичество (скрупулезно-болезненное отношение к соблюдению богослужебного церковного устава).

 

В этой среде особенно любят подчеркивать, что мы - православные, что, следовательно, только мы правильно славим Бога. Соответственно все остальные христиане славят Его "неправильно". При этом христиане всех других конфессий (католики и, конечно, протестанты, то есть баптисты, лютеране и т.д.) рассматриваются либо как несомненно заблудшие, либо как просто еретики.

 

Показателен успех в этих кругах книги отца Серафима Роуза "Православие и религия будущего". Автор книги, американец, родившийся в протестантской семье и, будучи уже молодым человеком, перешедший в Православие, принадлежал к Русской Зарубежной Синодальной Церкви, иногда называемой у нас Карловацкой (по имени югославского города Сремские Карловцы, где в 20-е годы нашего века произошел раскол русской православной эмиграции по вопросу о признании юрисдикции московского патриарха Тихона).

 

Основная идея книги - утверждение, что главной опасностью в современном мире является экуменическое движение. Соответственно усилия христиан, направленные на преодоление греховной расколотости Христианской Церкви, объявляются бесовскими кознями. К числу подобных же "козней" автор относит самые разнообразные явления христианской жизни в прошлом и настоящем: книгу Фомы Кемпийского "Подражание Христу", пробуждение в Американских Церквах в 50-60-е годы, а кроме того - буддизм, индуизм, теософию, увлечение летающими тарелками и т. п. Характерно, что все эти явления проходят для него в одной плоскости. Даже общеизвестные факты многочисленных исцелений, сопровождавших христианское пробуждение в США в начале 60-х годов, объявляются автором либо трюкачеством, либо случайностью. Невозможность подлинного пробуждения в этих Церквах объясняется чрезвычайно просто: поскольку истинная Церковь - только Церковь Православная, то в других, неистинных Церквах, Дух Святой не может действовать, следовательно, все эти факты пробуждения и обращений - не более чем прелесть и обман. Удивительно отсутствие у автора хотя бы элементарной сдержанности и осторожности, чтобы не оказаться в положении возводящего хулу на Духа Святого.

 

Поразительны энтузиазм и расторопность, с которыми книга о. Серафима Роуза уже в начале 80-х годов была у нас переведена на русский язык и распространяется в машинописных и ксерокопиях. Все содержание этой книги настолько совпадает со взглядами наших ортодоксов, что создается впечатление, будто она написана просто одним из них или, во всяком случае, специально для них. Очевидно, этим сходством оба направления обязаны исключительно своей приверженностью русскому церковному консерватизму XIX века, который в таком "неповрежденном" виде сохранился как у наших, так и у зарубежных ортодоксов, причем несмотря на более чем полувековую изоляцию друг от друга и совершенно различные условия существования в США и в СССР. Впрочем, различия во внешних условиях не имеют существенного значения, когда преобладает установка на уход от реальности в замкнутый мир идеализированного прошлого. В итоге - та же нетерпимость к другим исповеданиям, то же притязание на монопольное обладание истиной, то же стремление остановить время.

 

Ирония судьбы заключается, однако, в том, что наши русские почитатели книги о. Серафима Роуза, очевидно, не подозревают, что нас, то есть православных, находящихся в юрисдикции Московской Патриархии, Зарубежная Синодальная Церковь вообще не считает за христиан. Митрополит Антоний Сурожский как-то рассказывал о своем разговоре с одним из карловацких священников, с которым они оказались вместе на каком-то официальном приеме. На вопрос владыки Антония, как теперь относится Зарубежная Церковь, в частности, к нему, как к архиерею Московского Патриархата, этот священник ответил: "Видите ли, владыка, чтобы не обижать вас, я сказал бы, что вы просто не христианин. Но если бы вы спросили меня, что я действительно думаю, то я сказал бы, что вы - служитель сатаны, так как вы получили рукоположение от Московской Патриархии". Тот же митрополит Антоний рассказал, как один живущий на Западе священник, находившийся в юрисдикции Москвы, по каким-то причинам перешел в Зарубежную Церковь. Принят он был через повторное крещение, а затем его вновь рукоположили в сан иподиакона, диакона, а затем, наконец, священника.

 

Другой характерной особенностью наших ортодоксальных православных является, как уже упоминалось, антисемитизм (автор, конечно, отдает себе отчет в том, что слово "православный" есть перевод на русский греческого слова "ортодоксальный", однако последнее, как известно, приобрело характерный оттенок, придавший ему почти самостоятельное значение крайнего консерватизма и узости). Антисемитизм, конечно, не является чем-то новым в христианстве. История, увы, изобилует этими печальными примерами человеческого несовершенства. Однако в современном мире все более явно становится, что по тому, как мы относимся к евреям, можно судить, насколько мы являемся христианами.

 

Опять же имеется книга, в которой содержится квинтэссенция православного антисемитизма, его теоретическое обоснование и идеология. Речь идет об известной книге С. Нилуса "Протоколы сионских мудрецов".

 

Истоки всякого антисемитизма, в том числе и православного, лежат в довольно распространенном свойстве примитивного сознания делить весь мир на "своих" и "чужих": "мы" и "они". "Мы" - хорошие; "они" - соответственно - плохие. И вообще во всем плохом, что происходит в мире, прямо или косвенно виноваты "они". Отсюда возникает желание относить любую непонятную группу людей к категории "они" и приписывать им наиболее отвратительные пороки. Так, в Древнем Риме первые христиане обвинялись в поклонении ослиной голове, свальном грехе, ритуальных убийствах и т. д. Стало быть, от них же и всевозможные беды - именно христиан обвинял Нерон в поджоге Рима. Несколько ранее римляне считали, что ослиная голова хранится в Святая Святых Иерусалимского Храма. Воины, ворвавшиеся в Иерусалим в 63 г. до н. э., были крайне удивлены, ничего не обнаружив в священном помещении. В средние века это же суеверие распространилось в отношении ордена Тамплиеров, тайной святыней которых оказалась, как выяснилось недавно, не что иное, как Туринская Плащаница.

 

Точно так же в нашем народе непонятно откуда (то есть, по-видимому, также из глубин коллективного бессознательного, содержащего сходные порочащие образы) возникают и удерживаются мифы о свальном грехе в незарегистрированных христианских группах (называемых у нас сектами) и о ритуальных убийствах христианских младенцев, совершаемых евреями. Эти дикие суеверия у некоторых людей (как правило, с явными психическими отклонениями) обретают форму абсолютной уверенности. Один человек, очень ревностный православный, совершенно серьезно доказывал мне, что поставкой этих младенцев занимаются специальные группы врачей-евреев, которые заодно стремятся извести новорожденных мальчиков (русских, конечно), оставляя почему-то невредимыми девочек.

 

Автор просит у читателя прощения за то, что удручает его всем этим, но дело в том, что именно из таких темных глубин исходит уже более популярное, "приличное" представление о якобы существующем всемирном еврейском заговоре. И вот именно эта тема и является центральной в книге С. Нилуса. В основу книги положен фальшивый документ, составленный парижскими агентами русской тайной полиции в конце XIX в. На французском языке был составлен "Протокол" якобы имевшего место в Брюсселе тайного совещания главарей всемирного еврейского заговора. Эта фальшивка через ряд лиц была передана С. Нилусу, который в то время оказался близким к придворным кругам и одно время даже рассматривался как возможный кандидат в духовники государя. Рукоположению помешали некоторые канонические препятствия, но сама фигура интеллигентного разорившегося помещика, горячо обратившегося к Православию и написавшего даже несколько статей мистического содержания о своем обращении, показалась вполне подходящей для передачи ему этих "Протоколов", якобы случайно потерянных одним из участников тайного еврейского съезда.

 

Книга С. Нилуса впервые издана им самим в 1902 г. Затем было предпринято еще несколько изданий на частные средства. Реакция общественности оказалась весьма слабой. Кроме нескольких заметок в небольших церковных изданиях, никаких других откликов не было. Заметный успех книга приобрела лишь в 1918 году, будучи изданной в Новочеркасске и в Ростове. Несмотря на то, что руководители Белого движения относились к антисемитской пропаганде в основном отрицательно, нашлось немало лиц, которые активно ей содействовали. Главной пищей погромной агитации служили именно "Протоколы". Антисемитская пропаганда, развращая войска оправданием грабежей, была, как полагают очевидцы тех событий, одной из причин поражения Белого движения на Украине.

 

Впоследствии "Протоколы" не раз издавались в Европе и были переведены на все основные языки. Очевидно, это печальное увлечение не ограничивается одной Россией. Книга Нилуса издавалась массовыми тиражами в немецком переводе в Германии при нацистах (пусть читатель не примет это за избитый пропагандистский прием, просто, в данном случае, что правда - то правда). В наше время и у нас находятся люди, которые не ленятся делать с нее ксерокопии и в любовно аккуратных переплетах дают читать новообращенным, дабы те знали "правду" о тайных силах, действующих в мире.