КРЕЩЕНИЕ, МИРОПОМАЗАНИЕ, МОЛИТВА
…Павел… прибыл в Ефес и, найдя там некоторых
учеников, сказал им: приняли ли вы Святого Духа
уверовав? Они же сказали ему: мы даже и не
слыхали, есть ли Дух Святой. Он сказал им:
во что же вы крестились? Они отвечали: во Иоанново
крещение. Павел сказал: Иоанн крестил крещением покаяния,
говоря людям, чтобы веровали в Грядущего по нем,
то есть во Христа Иисуса. Услышав это, они крестились во
имя Господа Иисуса, и, когда Павел возложил на них руки,
нисшел на них Дух Святой, и они стали
говорить иными языками и пророчествовать.
(Деян. 19: 1-6)
Едва ли будет преувеличением сказать, что на вопрос, "приняли ли вы Святого Духа уверовавши?" большинство наших православных ответили бы: "Мы только слыхали, что есть Дух Святый, но не знаем, что значит "нисшел на них Дух Святый".
Странным образом таинство низведения даров Святого Духа через возложение рук епископа с молитвою о нисхождении Святого Духа в IV в. было заменено помазанием священным миром. В нашем вероучении это нововведение простодушно объясняется "увеличением числа христиан". Как будто бы это увеличение означало, что христианизация мира уже достигнута и что более не следует утруждать епископов возложением рук на каждого новокрещеного, - достаточно освятить особым образом приготовленное масло - миро - и разослать его по приходам. Практическое удобство этого новшества было очевидным. С принятием Византийской империей христианства в качестве государственной религии необходимо было сделать членами Церкви огромное число язычников. Очевидно, что здесь имело место чаще всего не действительное обращение, а формальное вхождение в Церковь, которое вызвало и формализацию таинства. Рост количества неизбежно отразился на качестве этих новых масс христиан. Именно в связи с этим на начало IV в. приходится возникновение монашества как стремления найти в пустыне прибежища для подлинно христианской жизни от псевдохристианской жизни в миру.
Истинно, истинно говорю тебе:
если кто не родится от воды и Духа,
не может войти в Царство Божие.
(Ин. 3:5)
…на кого увидишь
Духа сходящего и пребывающего на Нем,
Тот есть крестящий Духом Святым.
(Ин. 1:33)
Крестящий - то есть омывающий, очищающий внутреннего человека действием Святого Духа. В день Пятидесятницы ученики Иисуса пережили это новое рождение:
...и исполнились все Духа Святого
и начали говорить на иных языках,
как Дух велел им провещевать.
(Деян. 2:4)
Каждое крещение, о котором мы читаем в книге Деяний, сопровождалось особым действием Божиим - излиянием Святого Духа - в момент наибольшей открытости человеческих сердец Богу. Это действие было ни с чем не сравнимо. Люди действительно как бы рождались заново - они никогда уже не могли стать такими же, какими были прежде. И всегда это действие было связано с наставлением, проповедью, горячей молитвой от сердца к сердцу о новокрещеном - то есть все переживалось совершенно сознательно. И разум, и чувства человека участвовали в этом новом рождении, реально обновлялись им.
Можно ли усвоять такое же преобразующее действие помазанию священным миром, освященным архиереем и затем рассылаемым по всем приходам, где сразу же вслед за крещением и детей, и взрослых, нередко в шуме и гаме, священник памазует им новокрещеных с произнесением слов "печать Духа Святого, аминь". Следует заметить, что совершение таинства крещения, особенно в выходные дни, когда больше всего приходит родителей, желающих крестить детей, на наших приходах превратилось в неблагодарную "черную работу", от которой настоятели храмов, где по 3-4 священника, вообще устраняются, предоставив это дело своим коллегам.
Конечно, мы все равно верим, что это таинство действенно благодаря вере восприемников (если таковые имеются), священника и, наконец, всей Церкви. Но ведь действенность таинств бывает разной: невозможно, например, сравнить действие нашего миропомазания с действием Святого Духа в первой Церкви или с переживанием пребывания в Духе Святом по молитве Серафима Саровского, описанным в известных воспоминаниях Мотовилова*.
Конечно, "Дух дышит, где хочет". Однако "по вере вашей да будет вам". Похоже, что большинство наших верующих из-за своей неподготовленности не переживают и десятой доли тех Даров Святого Духа, которые Бог хочет нам дать.
Что же следовало бы здесь изменить? Две вещи в этом отношении представляются взаимосвязанными: собственно таинство крещения и молитва.
Сначала о молитве. Заметим, что на просьбу учеников: "Научи нас молиться!", - Иисус дал единственную молитву, "Отче наш", в которой сосредоточено то самое главное, что может сказать человек Богу. Иисус ничего не говорил ни об утренних и вечерних правилах, ни о всенощных бдениях, ни о тонкостях соединения различных служб. Речь идет не о том, что это все лишнее, а о том, что все это Он предоставил нашему человеческому творчеству.
О молитве написано очень много. Есть также много уже написанных новых молитв. Но есть вид молитвы, у нас, православных, почти отсутствующий, который является, пожалуй, самым простым и в то же время самым действенным в смысле вхождения в подлинный диалог с Богом. Это так называемая "свободная" молитва, то есть импровизированная молитва своими словами. Для многих наших верующих это представляется чем-то совершенно неожиданным, так как даже в голову не приходит, что можно говорить что-то Богу, кроме уже готовых текстов, освященных, так сказать, церковным употреблением. Между тем самые прекрасные молитвы могут не соответствовать нашему состоянию, нашей нужде, и мы будем произносить их устами, а сердце наше останется безучастным. Это будет разговор с Богом "по бумажке". Представьте себе, какие бы у нас были отношения с близкими людьми, если бы мы ограничивались "готовыми текстами" вместо живого слова, живого общения. Но, как это ни странно, форма общения, которая создавала бы лишь отчуждение в отношениях между людьми, молчаливо признается единственно возможной по отношению к Богу. Сколь многого мы лишаем себя, поступая таким образом!
Слов нет - когда сердце наше окаменено, то из него не могут родиться слова молитвы. Когда вечером мы еще не отошли от суеты и забот дня, "готовые" молитвы могут помочь нам начать разговор, общение с Богом. И многие из молитв, имеющихся в наших молитвословах и служебниках, совершенно замечательны и могут служить прекрасными образцами для наших собственных молитв. Однако я лично глубоко убежден, что если бы священники, хотя бы при исполнении треб, прилагали к уставным молитвам свои собственные свободные молитвы, это было бы большой духовной радостью и для верующих, и для них самих.
Я знаю одну старую женщину, которая всегда плачет, когда вспоминает, как священник, освящавший ее квартиру, после молебна добавил еще несколько слов, призывая Господа благословить не только ее жилище, но и всех живущих в этом новом стоквартирном доме. Такое это произвело на нее впечатление.
Епископ Феофан (Говоров) рекомендовал своим пасомым: "Особенно по окончании молитв подольше сами помолитесь... Самые великие молитвенники имели правило молитвенное и держали его. Всякий раз они начинали молитву с установленных молитв и потом уже, если в продолжение их находила молитва самодвижная, оставляли их и молились сею молитвою" (Еп. Феофан. Что есть духовная жизнь? 1914 г., с. 170-172).
Наконец, для обоснования "допустимости" свободной молитвы в Православии можно сослаться на столь безусловный в Православии авторитет, которым является отец Иоанн Сергиев (Кронштадтский). Его знаменитые исцеления, его молитвы о каждой нужде человеческой были именно свободными молитвами. Вот воспоминание о нем Н. И. Астрова (из книги Н. Зернова "Русское религиозное возрождение XX века"):
"Начался краткий молебен. Он (отец Иоанн .- А. Б.) служил скороговоркой. Но вот он опускается на колени и начинает громко молиться.
Что это была за молитва! Что произошло с о. Иоанном и со всеми нами, сказать я не сумею и сейчас, когда с того времени прошло более 35 лет, а я помню, как будто это было вчера. Молитва его была воистину вдохновенна. Это был призыв к Богу, слияние с Ним, просьба о милосердии, помощи и пламенная вера в то, что душе, готовящейся и уже идущей, там уготовано место упокоения, там, куда стремятся все души, совершившие свой жизненный путь.
Я взглянул на отца. Он был весь просветлен, он как-то выпрямился весь. Глаза его широко открылись. Молитва чудная, неслыханная по тону и проникновению, кончилась. Отец Иоанн встал с колен. Благословил отца широким крестным знамением и поспешно уехал".
Нетрудно представить, какое действие оказало бы на новокрещеных членов Церкви таинство миропомазания, если бы низведение даров Духа Святого испрашивалось бы примерно таким же образом епископом или, по его благословению, особо духовно одаренным священником. Поэтому было бы желательно:
СДЕЛАТЬ ВОЗМОЖНЫМ ВКЛЮЧАТЬ В УСТАВНОЕ
БОГОСЛУЖЕНИЕ СВОБОДНЫЕ МОЛИТВЫ,
ПРОИЗНОСИМЫЕ ДУХОВЕНСТВОМ, А ТАКЖЕ,
ПО БЛАГОСЛОВЕНИЮ, И МИРЯНАМИ.
ВВЕСТИ НАРЯДУ С ИМЕЮЩИМИСЯ УСТАВНЫМИ
БОГОСЛУЖЕНИЯМИ МОЛИТВЕННЫЕ СОБРАНИЯ,
НА КОТОРЫХ ОСНОВНОЕ МЕСТО ЗАНИМАЛИ БЫ
ЧТЕНИЕ БИБЛИИ, ПРОПОВЕДЬ, ОТВЕТЫ
НА ВОПРОСЫ, СВОБОДНЫЕ МОЛИТВЫ, КАК ОБЩИЕ,
ТАК И ПО НУЖДАМ ОТДЕЛЬНЫХ ВЕРУЮЩИХ.
Такого рода молитвенные собрания лучше всего, конечно, было бы проводить не в храме, а в отдельном церковном доме, где прихожане могли бы сидеть и вообще чувствовали себя несколько свободнее, чем в храме. Необходимость таких внебогослужебных встреч с прихожанами важна еще и потому, что в большинстве случаев наш церковный народ не имеет возможности, кроме, разумеется, интеллигенции, сколько-нибудь много читать и говорить о своей вере. Все его образование ограничивается лишь богослужением, акафистами, канонами и проч., читаемыми по-церковнославянски. Это имеет своим печальным следствием - отсутствие христианского разговорного языка в среде нашего простого церковного народа (бабушек). Этим, по-видимому, в значительной мере объясняется резкость и даже грубость наших "бабушек". Ведь не могут же они говорить по-церковнославянски, а другого языка им взять неоткуда. Поэтому беседы, где бы даже наши пожилые прихожанки могли что-то спросить, услышать в спокойной обстановке разъяснения священника по тем или иным вопросам, помогли бы создать такой язык христианского общения. Он, между прочим, существует у баптистов. Там даже вполне простые люди говорят языком, отличающимся от языка их неверующих соседей. Так что даже в разговоре, не относящемся к вопросам веры, а уж тем более относящемся, речь этих людей отличается в лучшую сторону. Этого, к сожалению, нельзя заметить у наших верующих. Объясняется такое различие, очевидно, тем, что у баптистов собственно богослужения состоят главным образом из проповедей и песнопений. Все, конечно, по-русски. Кроме того, раз или два в неделю проводится "разбор Слова" (то есть Священного Писания) в виде беседы, разъяснения и проч., с вопросами и ответами. В такой обстановке и формируется христианский разговорный язык членов баптистских общин.
Теперь вернемся к вопросу о таинстве крещения и миропомазания. В настоящее время в нашей стране существуют три самые заметные христианские конфессии: православная, баптисты и католики. В Православии крестят и миропомазуют в младенчестве (крещение взрослых - не норма, а восполнение упущенного в детстве). Баптисты крестят только взрослых, прошедших особый курс наставления в вере. У католиков эти два таинства разделены: детей крестят в младенчестве, а миропомазание с возложением рук епископом (конфирмация) совершается в возрасте 12-14 лет, причем этому также предшествует подготовка и небольшой экзамен на знание катехизиса. До конфирмации детей не причащают.
Православная практика представляется наиболее отдалившейся от первоначальной, а в ставшем почти повсеместным крещении младенцев неверующих родителей меньше всего веры, а больше всего элементарной магии. Доводы, выдвигаемые в пользу крещения младенцев со ссылкой на книгу Деяний 10:48 и 16:33, совершенно неубедительны. Еще в IV веке соответствующие места из Деяний никем не воспринимались как указания на необходимость крещения младенцев. В качестве главных звучали слова:
Кто будет веровать и креститься, спасен будет;
а кто не будет веровать, осужден будет.
(Мк. 16:16)
Естественно, требовать веры от младенцев невозможно, и вплоть до IV века даже в верующих семьях крестились взрослыми. Вот несколько примеров:
Святой Иоанн Златоуст - жил в IV веке. Его родители - Секунд и Анфуса - были христианами. Тем не менее Иоанн был крещен в 20-летнем возрасте.
Святой Григорий Богослов (IV в.), у которого мать была святая праведная Нонна. Отец - христианин, епископ, посвятивший сына Богу еще при рождении. Был крещен в 24 года.
Святой Василий Великий (IV в.) - у него отец и мать были благочестивые христиане, дед и бабка - исповедниками за Христа, пять братьев - иноками (из них трое - епископами), а воспитательница - благочестивая Макрина. Принял крещение в возрасте около 30 лет.
Психологически возникновение обычая крестить младенцев совершенно понятно. Когда все общество становится христианским, то необходимость включения в сферу жизни общества и Церкви детей, естественно, поставила вопрос о том, как лучше всего это сделать. Формальному вхождению в государственную религию огромного количества вчерашних язычников вполне соответствовало столь же формальное введение в нее младенцев. С религиозным формализмом неразрывно связано магическое восприятие священнодействий. Коль скоро младенец крещен, миропомазан, причащается святых Тайн, то считается, что для его возрастания в вере уже сделано все необходимое, во всяком случае, самое главное. На этом фоне понятно, что воспитание детей в вере представляется несущественным или даже излишним. Воспитание в вере заменяется магией таинств. Кстати, именно у баптистов, где детей не крестят, и у католиков, где их не причащают до конфирмации, воспитанию детей в вере уделяется гораздо больше внимания. Впрочем, и здесь у нас имеются изменения к лучшему. Воскресные школы, начавшие функционировать в 1990 г., могут многое сделать в этом направлении.
Вопрос о крещении детей, об истории возникновения этого обычая очень непростой, и останавливаться на нем подробнее невозможно, поскольку это требует специального исследования. В настоящее время ясно по крайней мере одно: практика массового крещения детей неверующих родителей, а также крещения взрослых, при котором достаточно лишь самого желания креститься и платы за совершение таинства, - такая практика вступления в Церковь совершенно несерьезна и не может считаться нормальной. Само время и церковная ситуация требуют внимательного исследования широкого круга вопросов о том, каким должно быть вхождение в Православную Церковь в наши дни.
Будет ли это обязательное крещение и миропомазание во младенчестве с обязательной, например, катехизацией родителей. Или следует подумать о возрождении древней практики крещения лишь взрослых, одновременно с созданием новых чинопоследований благословения младенцев, с тем чтобы они были включены в Церковь, но не в качестве ее обязательных членов, а как "подопечные", о которых Церковь молится, воспитывает их, чтобы со временем они могли бы стать "готовящимися к принятию святого крещения". В древности их называли катехуменами - обучаемыми. Тогда будет устранена и боязнь: "как это ребенку расти некрещеным?" Как мы видели, Иоанн Златоуст и Василий Великий были неплохими христианами, хотя и приняли крещение, будучи взрослыми. Быть может, следует ввести практику повторного миропомазания для лиц, ранее крещеных, но длительное время живших фактически вне общения с Церковью.
Следует также подумать о том, чтобы:
ВВЕСТИ ОСОБОЕ ПОСЛЕДОВАНИЕ
(порядок службы - А. Б.) НА ПОГРЕБЕНИЕ УМЕРШИХ
НЕКРЕЩЕНЫМИ, А ТАКЖЕ ТЕХ, КТО, БУДУЧИ
КРЕЩЕН, ФАКТИЧЕСКИ ЖИЛ ВНЕ ОБЩЕНИЯ
С ЦЕРКОВЬЮ.
Кстати сказать, среди людей нецерковных в наше время самым сильным доводом в пользу крещения младенцев является именно страх, что "в случае чего" его нельзя будет отпевать в церкви. Это средневековое убеждение, согласно которому Церковь молится только о "своих" членах, не важно, живых или умерших, очевидно, также следует отменить как совершенно не соответствующее ни духу, ни букве Священного Писания. Вот что, например, пишет об этом апостол Павел в Послании к Тимофею, наставляя его в пастырском служении:
Итак, прежде всего прошу совершать
молитвы, прошения, моления, благодарения
за всех человеков, за царей и за всех начальствующих,
дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную
во всяком благочестии и чистоте,
ибо это хорошо и благоугодно Спасителю нашему Богу,
Который хочет, чтобы все люди спаслись
и достигли познания истины.
(I Тим. 2: 1-4)
Между прочим, на ектений "Рцем вси..." в прошении "о властях и воинстве" имеются слова именно этого отрывка.
То, что многие наши священники убеждены, что за всех живых некрещеных нельзя молиться, выглядит весьма странным, так как мы ведь молимся за каждой литургией "о властях и воинстве", среди которых, конечно же, есть некрещеные, и "об оглашенных", то есть только лишь готовящихся к крещению.
Автор, разумеется, понимает, что такого рода предложения о крещении и отпевании многими будут восприниматься либо как ересь, либо как утопия. Обвинение в ереси снимается близостью их, по существу, с практикой древней Церкви и со Словом Божьим. А утопичными эти предложения выглядят лишь на фоне нашей современной церковной жизни. Реформы, которые через 10-20-100 лет неизбежно произойдут, сделают возможными и эти нововведения. Самое главное - при осознании несовершенства имеющейся практики церковной жизни думать о том, что же было бы истинным. В этом случае будут происходить трансформация сознания и соответствующие изменения церковного "климата", которые сделают возможными и конкретные изменения в жизни Церкви.
Кроме того, такого рода преобразования не должны быть вводимы в приказном порядке сразу же по всем приходам. Возможно существование разных практик в разных приходах. Плюрализм в этом отношении совершенно не страшен, а, напротив, создаст естественный и постепенный переход от традиционной практики к более соответствующей как нашему времени, так и духу Евангелия.
БОГОСЛУЖЕБНЫЙ ЯЗЫК
Такой же плюрализм был бы крайне желателен и в отношении самого главного внешнего проявления жизни нашей Церкви - богослужения. Разумеется, здесь невозможно входить в детали того, что именно следовало бы изменить и заменить, это под силу лишь специальным комиссиям, которые могли бы создать на основании имеющихся наших богослужебных книг новые, с необходимыми изменениями и сокращениями. Главное же из радикальных изменений, необходимость которого с каждым десятилетием ощущается все острее, - это:
РУСИФИКАЦИЯ БОГОСЛУЖЕБНОГО ЯЗЫКА
И ВВЕДЕНИЕ РУССКОГО ЯЗЫКА ПРИ ЧТЕНИИ ЗА
БОГОСЛУЖЕНИЕМ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ.
При этом следовало бы сохранить традиционное уставное богослужение на церковно-славянском языке, например, в монастырях и некоторых приходах и подворьях. Право на нововведения следовало бы предоставлять тем приходам, в которых клирики могли бы и желали бы их воспринять и соответствующим образом ориентировать прихожан. Отсутствие единообразия в этом отношении совершенно не страшно. Оно, напротив, соответствовало бы многообразию настроений наших верующих, принадлежащих к разным слоям и возрастным группам, но тем не менее объединенных в рамках единой Русской Православной Церкви. Основной принцип здесь - открытость всему здравому и соответствующему духу Евангелия. И никакого насилия или принуждения.
И еще. Нам непременно следует отказаться от извечного российского стремления к единообразию. Вспомним историю: или иосифляне, или нестяжатели; или московские пятиглавые храмы (насильственно вводимые Иваном Грозным), или тверские или новгородские местные архитектурные стили; или двуперстие, или трехперстие и т. д. Почему извечное российское "или-или"? Почему не признать, наконец, возможность "и - и". Понятно, что за этим страстным "или-или" стоит стремление отстоять истину, которая может быть только одна. Но ведь истина не в этих вещах. Истина - в Иисусе, а пути к Нему для разных людей могут различаться.
В Западной Церкви, например, существует не один-единственный монастырский устав, а множество монашеских орденов с разными уставами и задачами. В Английской Церкви существуют, например, три течения: "высокая" Церковь, тяготеющая к католицизму, "низкая" Церковь, ориентированная на протестантизм, и "Оксфордское движение" (близкое к "высокой" Церкви), включающее в основном образованные университетские круги. Между этими тремя течениями неизбежно имеют место и дискуссии, и некоторые трения, но они сохраняются в рамках одной Английской Церкви (Church of England). Почему же в рамках одной Русской Православной Церкви не могло бы существовать несколько течений, единых в главном (догматы, подчинение московскому патриарху и др.) и разнящихся в том, что в конце концов, говоря современным языком, является богословской "надстройкой" (богослужебный язык, новые чинопоследования и т. п.)?
"СИЕ ТВОРИТЕ В МОЕ ВОСПОМИНАНИЕ"
Таинство Покаяния и таинство Евхаристии - это то главное, чем живет каждый христианин, член Церкви. Здесь также имеется немало такого, что нуждается в пересмотре, поскольку сложившаяся практика далеко не безупречна.
1. Как уже говорилось во 2-й главе, далеко не все пастыри имеют необходимый духовный опыт для того, чтобы принимать исповедь. Быть может, следует возродить практику, еще имевшую место в прошлом веке, при которой право исповеди в храме давалось не всем священникам, а лишь наиболее опытным в духовном отношении.
Следовало бы обдумать вопрос о целесообразности введения у нас исповедален по типу католических - небольших кабинок, где священник сидит, а исповедающийся стоит на коленях на специальной подставке или тоже сидит во время исповеди, а на колени встает для разрешительной молитвы. Это, кроме прочего, позволило бы исповедующимся быть собранней и откровенней, так как при настоящем положении ожидающие своей очереди вольно или невольно становятся свидетелями беседы с очередным исповедующимся, так что исповедь из тайной становится явной.
2. Что-то, по-видимому, должно быть изменено и в самой "духовной тональности" проведения исповеди в наших храмах. В настоящее время приходящий на исповедь оказывается как бы "между Сциллой и Харибдой". С одной стороны, он обязательно должен признать себя в чем-то грешным, пусть хотя бы в самых обыденных грехах: осуждал, гневался и т. п. С другой стороны, в этом он уже каялся, скажем, неделю или месяц назад. Получается: не согрешить - нельзя в принципе, а согрешишь - плохо, так как, выходит, духовно стоишь на месте. Приходится мучительно думать: "В чем бы таком покаяться, чтобы это не была простым повторением одного и того же?"
Казалось бы, ясно, что чисто негативная борьба со злом всегда малоэффективна. Религия, которая будет состоять из одних запретов: "это - грех, это - нельзя, это - запрещено", словом, что ни ступил, то согрешил, - такая религия будет недейственной в борьбе за человека, против разрушающего действия греха. Вспомним притчу о незанятом выметенном доме (Мф. 12, 43-45), когда нечистый дух возвращается, "и бывает для человека того последнее хуже первого".
Заметим также, что нигде в Евангелиях Иисус не обличает людей в самых обычных, так сказать, "бытовых" грехах. Иисус нигде не говорит, что Он пришел для того, чтобы обличить грешников, но говорит: пришел для того, чтобы призвать грешников к покаянию, обращению. Вспомним эпизод с Закхеем (сборщик налогов, известный своей нечестностью и скупостью. - А. Б.) (Лк. 19,1-10). Не надо много фантазии, чтобы представить, сколько обличений услышал бы Закхей, приди он на исповедь к нашему православному батюшке. Иисус же, как мы знаем, ни одним словом не упрекнул этого человека, но вызвал глубокое покаяние в его душе, сказав только, что "сегодня Мне надобно быть у тебя в доме".
Быть может, следует на общей исповеди говорить о том, что да, мы действительно грешники, и не потому, что мы согрешили, а грешники по самой своей природе. И эту нашу природу мы призваны распять на Кресте Христовом, чтобы воскреснуть вместе с ним и жить не по плоти, а по духу. То, что мы грешники, - это не только вина, но это и величайшая беда наша. Но Иисус все равно любит нас и зовет нас к себе такими, какие мы есть, - "Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее". И лучше мы можем стать лишь придя к Нему, чтобы Он сделал нас другими, так как нам самим это просто не под силу. (Как странно бывает слышать призывы с амвона о необходимости "собрать всю свою волю и не делать зла, но делать добро"). Если бы проблема зла решалась таким образом, то "тогда Христос напрасно умер". Вероятно, следует подумать еще и над тем, чтобы те, кто часто причащается и не имеет на совести тяжелых, нераскаянных грехов, могли бы подходить к причастию без исповеди. Быть может, в таких случаях достаточно, чтобы человек углубленно помолился накануне дома. Особенно это было бы желательно в дни больших праздников, когда из-за трудностей с исповедью причастие становится как бы исключением, а между тем именно в праздники оно должно бы стать правилом для всех. Здесь нет принципиальной невозможности. Ведь сами священнослужители причащаются без исповеди, и это не вследствие их особой "святости" или "безгрешности", а просто сохранившаяся древняя практика.
3. Все согласны с тем, что таинство Евхаристии является центром жизни нашей Православной Церкви. Евхаристия имеет в виду воспоминание о Христе во всей возможной полноте. Здесь и воспоминание о его искупительной жертве, и присутствие за общей трапезой с Иисусом и Его учениками, и братское общение всех причащающихся между собой в единстве веры и исповедании того, что "Христос посреди нас!"
Такая близость с Христом и между собою напоминает о радости дарованного нам спасения через кровное родство с Иисусом, о величайшем достоинстве христианского звания, об избранничестве и ответственности, ободряют и укрепляют верующего в его следовании за Иисусом Христом. Очевидно, что чем полнее это переживается, тем более освящается человеческое сердце, тем менее остается в нем места для греха. Быть может, если бы мы полнее переживали за Евхаристией присутствие Христа среди нас, не было бы и необходимости в столь суровых обличениях на исповеди.
Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор, епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешку церковных снобов. Но, быть может, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать - как могло случиться, что из-за нескольких неразумных (или, напротив, благочестивых) ребятишек миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом от того, что Иисус Христос заповедал всем Своим ученикам "творить в Его воспоминание". (Обыкновенно возникновение иконостаса, совершение евхаристии за закрытыми царскими вратами и "тайное", то есть про себя, чтение евхаристических молитв объясняют следующим образом. Один православный святой однажды увидел, как дети "играли" в Евхаристию. Однако после произнесения ими тайносовершительных слов с неба ниспал огонь и попалил Святые Дары. После этого случая и вошло в обычай скрывать от мирян происходящее у престола).
Очевидно, настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии. Тогда и дух и душа верующих будут направлены главным образом на совместное переживание присутствия Христа и братства друг с другом во время всей литургии, а не на ожидание какого-то особенного ощущения лишь при принятии в уста Святых Даров.
4. И последнее в этом подразделе - вроде бы мелочь, но в практике церковной жизни существенная. Конечно, не сейчас, когда так мало храмов, а, быть может, со временем, не следует ли и в русских православных храмах поставить скамьи, чтобы в какие-то моменты богослужения верующие могли бы сидеть, в какие-то стоять прямо, в какие-то - коленопреклоненно? (Кстати, в костелах скамьи сделаны так, что не составляет никакого труда встать на колени на специальную подставку, сделанную в нижней части предыдущей скамьи, не беспокоя при этом других молящихся). Надо сказать, что в православных храмах на Западе это уже давно введено.
А то ведь нередко получается, по справедливому замечанию отца Сергия Желудкова, что православные "молятся ногами". Недаром в русском языке укоренилось выражение: "отстоял обедню", а не "помолился за литургией".
Когда мне впервые довелось побывать за богослужением в католическом храме в одном литовском селе, у меня за мессой появилось удивительное ощущение мира и покоя еще, быть может, и потому, что в этом, почти пустом, храме я не стоял, как обычно, а сидел. Помню, тогда у меня появилась мысль - быть может, Бог хочет, чтобы мы в его доме отдыхали не только душой, но и телом? Кстати сказать, мне много раз приходилось слышать, от разных людей, что они гораздо чаще ходили бы в храм, если бы там можно было не стоять, а сидеть. Думаю, что это не просто лень, а в первую очередь желание побыть в доме Божием, но без нашего обычного "напряга", действительно в мире и тишине. Думаю, что в открывшихся для нашей Церкви новых условиях это вполне представимо.
Еще в начале нашего века многие авторитеты в церковном пении высказывались за введение в наших храмах органов или фисгармоний. Это особенно актуально для небольших приходов, где трудно бывает найти хороших певцов или руководителей хора. Наличие инструмента очень помогает даже малоквалифицированным певцам брать нужный тон и петь слаженно. Почему это считается в Православии чуть ли не вероотступничеством? Ведь Псалтирь, постоянно читаемая в наших храмах, призывает хвалить Бога:
...со звуком трубным,
хвалите Его на псалтири и гуслях.
Хвалите Его с тимпаном и ликами (хором. - А. Б.),
хвалите Его на струнах и органе.
(Пс. 150)
"ВСЕ ЖЕ ВЫ - БРАТЬЯ"
Еще Аристотель утверждал, что назвать предмет означает наполовину понять его сущность. Титул, которым мы удостаиваем того или иного человека, в огромной степени будет определять наши отношения с этим человеком, а также отношение его к самому себе.
1. Именно поэтому Иисус даже особо говорит о том, как должны именоваться Его ученики при общении друг с другом и вообще со всеми людьми, резко обличая книжников и фарисеев за их любовь к почестям:
Также любят предвозлежания (почетные места. - А. Б.) на пиршествах,
и председания (первые места - А. Б.) в синагогах,
и приветствия в народных собраниях,
и чтобы люди звали их: "учитель! учитель!"
А вы не называйтесь учителями,
ибо один у вас Учитель - Христос,
все же вы - братья;
и отцом себе не называйте никого на земле,
ибо один у вас Отец, Который на Небесах;
и не называйтесь наставниками,
ибо один у вас Наставник - Христос.
Больший из вас да будет вам слуга:
ибо кто возвышает себя, тот унижен будет;
а кто унижает себя, тот возвысится.
(Мф. 23:6, 12)
С этими словами Иисуса плохо сочетаются пышные титулы, принятые в Православных Церквах:
Высокопреосвященнейший архиепископ,
Его Святейшество, Святейший патриарх,
Святейший и Блаженнейший Католикос-Патриарх...
При этом даже титулы великих святых, прославившихся своею праведностью, выглядят гораздо скромнее:
Преподобный Сергий, игумен Радонежский;
Священномученик Киприан;
Благоверные князья Борис и Глеб и т. п.
Трудно всерьез говорить о христианском смирении в Церкви Христовой при таком перевесе пышных титулов в пользу ныне здравствующих церковных иерархов.
Апостол Петр, которого наша Церковь именует Первоверховным, призвал пастырей пасти Божье стадо,
...не господствуя над наследием Божиим,
но подавая пример стаду...
(I Петр, 5:3)
Как сочетать это наставление апостола со сложившимся в нашей Церкви обычаем обращаться к епископу не иначе как "Владыка"? И о каком примере христианской скромности, подаваемом миру, может идти речь, если человек при первом же посещении храма слышит: "Великого Господина и Отца нашего, Святейшего..."? Без поправки на немощное в духовном отношении состояние нашей Церкви это может стать явным соблазном для новичка.
Что касается личности самого правящего ныне патриарха Алексия, то трудно представить на этом ответственнейшем посту человека более глубокого и достойного. Великая милость Божия к нашей Церкви, что именно он был избран на Поместном Соборе 1990 г. Однако некое уменьшение пышности наших древних титулов нисколько не умалило бы, а, напротив, подчеркнуло бы достоинства наших епископов.
Приобщение к значительным титулам начинается с первых шагов по иерархическим ступеням. Уже к юношам, сидящим на семинаристской скамье, преподаватели обращаются не иначе как "отцы", видимо, для того, чтобы они привыкали к такому обращению и на приходах не чувствовали неловкости, когда к ним так же будут обращаться люди втрое старше их. Также обращаются эти безусые "отцы" друг к другу.
Почему бы нам не последовать слову Иисуса и не называть друг друга именно братьями? Вместо, например, "отец Михаил" - "брат Михаил" и т. д. Это сразу сократило бы дистанцию между паствой и пастырем и существенно снизило бы соблазн превозношения для последних. Могут возразить, что так-де обращаются друг к другу баптисты (что правда). Но стоит ли из-за этого пренебрегать Евангельским наставлением? Ведь в проповеди священнослужители обращаются к верующим: "Братья и сестры!" Почему же обращение верующих к священнослужителю как к "брату" невозможно?
2. Нигде в Новом Завете мы не найдем именования учеников Иисуса Христа священниками. Иногда, правда, в таких случаях ссылаются на I Тим. 4,14: "Не ради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства". Однако эта ссылка не может быть признана доказательной из-за неверного русского перевода. В греческом тексте Послания в данном месте стоит слово "пресвитерион" - "старейшин".
Понятие "священник" было присуще Ветхому Завету и указывало на культовую специализацию людей, отделенных на служение Богу. Еврейское слово "кадош" - святой - означало именно "отделенный". В Новом Завете все уверовавшие во Христа становятся "отделенными", "народом святым", "людьми, взятыми в удел" (то есть выделенными Богом для благовестия всему остальному миру). Выделение в свою очередь новозаветного священнического сословия не может не возвращать людей в религиозные и психологические установки Ветхого Завета, при которых вновь возрождается триада: Бог - священники - народ; вместо Бог - Христос - человек. Ведь одно из главных спасительных действий Иисуса Христа именно в том, что через Него... (мы) имеем доступ к Отцу" (Еф. 2,18). Когда же утверждается необходимость посредничества священников вместо просто помощи и поддержки более опытного в вере, тогда утрачивается драгоценная близость Бога, дарованная в Иисусе Христе.
Говоря богословски, Богочеловечество Иисуса забывается, и Он становится лишь Богом, милующим, мудрым, но все же далеким от нашей человеческой участи, "слившимся" с Отцом. Монофизитство, некогда побежденное догматически на 4-м Вселенском соборе, взяло реванш в богослужебном и церковном укладе.
Остается еще один немаловажный вопрос: все эти будущие возможные нововведения, быть может, и дадут самые замечательные результаты, но как жить в настоящее время?
Разумеется, чтобы ответить на этот вопрос более или менее полно, понадобилось бы написать еще столько же. Если же попытаться ответить кратко, то можно сказать следующее:
1. Несмотря на все имеющиеся недостатки, наша Церковь остается главным источником духовной поддержки для миллионов людей. Ее молитвословия, песнопения, архитектура и живопись содержат в себе много такого, что помогает человеческим сердцам достигать духовного общения с Богом. Поэтому следует быть внимательным к тому живому и подлинному, что мы имеем в жизни нашей Церкви, быть благодарным за это Богу и тем людям, трудами которых все это создавалось и хранилось. Впервые в нашей истории в настоящее время верующие в нашей стране получили возможность приступить на приходах ко всей той работе, которая раньше только мечталась, но была запрещена: заниматься благотворительностью, катехизацией, религиозным воспитанием детей, словом, всем, что необходимо для того, чтобы создать при каждом храме не просто приход, а общину. И сейчас зависит все уже от нас самих - от нашей веры, надежды и любви.
2. Что касается тех черт жизни нашей Церкви, которые представляются нам устаревшими, тяжелыми для честного принятия и просто несоответствующими ни духу Евангелия, ни здравому смыслу, то к этому следует относиться как к поставленной перед нами задаче, которую мы должны творчески решать. Это тот участок истории нашей Церкви и нашего народа, который поручен нам для работы - анализа причин, истории возникновения удерживающих сил и поиска путей преодоления.
3. Религиозная жизнь каждого из нас должна как "минимум" включать следующие обязательные элементы:
- Молитва (утреннее и вечернее правило с добавлением собственных свободных молитв);
- Ежедневное чтение Слова Божия (одновременно с чтением религиозной, богословской и духовной литературы).
- Участие в жизни Церкви (хотя бы раз в неделю - посещение храма, что позволит нам постоянно ощущать жизнь всей Церкви и не уходить в крайний индивидуализм, переходящий, как правило, в религиозное безразличие. Исповедь и причащение 1-2 раза в месяц);
- Стараться в жизни своей руководствоваться принципами Евангелия (это кажется довольно абстрактным, но каждый на самом деле для себя понимает, о чем идет речь: "ищите прежде Царствия Божия и правды его, и остальное приложится вам").
Кроме этих четырех моментов, в общем достаточно очевидных, очень важным для возрастания христианина в вере является организация в приходам так называемых "малых групп". Движение "малых групп" началось независимо около 30 лет назад в Западной Церкви и у нас, в Православии, причем в последнем как в либеральных, так и во вполне консервативных кругах. Столь сходные устремления, возникшие в разных условиях, очевидно указывают на какую-то общую потребность современного человека - соприкоснуться с жизнью Церкви на уровне братского дружеского общения. Здесь налицо потребность внести в институт Церкви кроме исторического и социального измерений братскую задушевную близость. Эти устремления вполне оправданы. Достаточно вспомнить, что первая Церковь была Церковью именно небольших (от 10 до 50 человек) групп верующих, собиравшихся именно по домам в самой обыденной обстановке. Да и первая община - Иисус и 12 учеников - тоже, можно сказать, была такой "малой группой".
Малые группы (в наших условиях от 5 до 20 человек) ни в коем случае не подменяют собой посещение храма. Они лишь восполняют то, чего не может дать приходская жизнь, - более близкое, дружеское общение верующих. Причем это не должно быть просто совместными чаепитиями и разговорами о жизни вообще и о религиозных вопросах в частности. Дружеские и непринужденные отношения должны сочетаться с осознанием себя малой общиной, частью прихода, а также частью огромного тела Церкви. Это вполне удается, когда встречи носят регулярный характер (раз в неделю) и когда они осознаются как "где двое или трое соберутся во имя Мое, там Я посреди них".
Лучше всего, когда в центре таких встреч неизменно находится Священное Писание. Это может быть совместное изучение какой-либо книги Ветхого или Нового Завета, прочтение отрывка из Евангелия (например, очередное церковное чтение) и беседа о нем. Часть времени непременно следует посвятить совместной молитве. Это не только сближает духовно, но и делает группу действительно частью тела Церкви. Без этого группа будет просто христианским кружком. Это само по себе неплохо, но в кружке общение верующих ограничивается главным образом интеллектуальной сферой, в то время как именно совместная молитва превращает христианский кружок в малую группу, часть церковной общины.
Если продолжить знаменитую метафору апостола Павла - "Церковь есть Тело Христово", - то можно сказать, что каждый отдельный верующий есть клеточка этого тела. Но его реальное, ощутимое участие в жизни тела происходит через соседние клеточки. Без этого тело будет не организмом, а лишь колонией разрозненных клеток. Малые группы как раз и выполняют эту роль реального соединения христиан в живое, действующее тело Церкви. Без этого очень велика опасность того, что Церковь останется для нас всего лишь институтом, не живым организмом, а внешней, по отношению к нам, организацией, которая нас ведет, которую мы почитаем и ценим, но по отношению к которой у нас не будет реального живого чувства причастности ко всей полноте Ее жизни.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ЭКУМЕНИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
К осени 1991 г., когда книга должна была сдаваться в печать, в нашей Русской Церкви все более отчетливо обозначилась одна проблема, ставшая лакмусовой бумажкой на "правоверие", - проблема экуменизма. Для многих, особенно пришедших в Церковь недавно, это слово стало почти бранным, ярлыком, которым можно легко и просто клеймить всех тех, для кого восприятие Церкви и мира не умещается в ясные и простые схемы: черное - белое; свои - чужие; православные - еретики и т. д. Поэтому представилось целесообразным посвятить этой проблеме последнюю небольшую главу.
Под экуменическим движением в Церкви понимается стремление к реальному единению всех верующих во Христа. Призывы к такому единству можно проследить с древнейших времен, начиная с Нового Завета; началом современного экуменического движения можно считать Эдинбургскую конференцию 1910 г. На основе достигнутых соглашений в 1925 году была созвана Всемирная Христианская Конференция в Стокгольме, а в 1927 г. - первая Всемирная Конференция "Вера и Церковное устройство" в Лозанне. Эти два экуменических движения объединились в 1948 г. на конференции в Амстердаме, и был создан Всемирный Совет Церквей. Этот последний включает в себя все основные протестантские деноминации Запада, почти все Восточные Православные Церкви (в том числе нашу Русскую Православную Церковь), а с 1968 г. и Римско-Католическую Церковь.
Следует сразу пояснить, что задачей экуменического движения не является создание некой единообразной Церкви, в которой будут смешаны все ныне существующие деноминации. Речь идет лишь о диалоге, взаимопомощи, обмене накопленными духовными ценностями каждой Церкви. Например, многие христиане Запада в настоящее время проявляют большой интерес к русской иконе и связанному с иконопочитанием особому духовному опыту Православной Церкви. Здесь нет стремления оставить свою Церковь, а лишь привнести в нее то богатство, которое они видят в нашей Церкви. Одновременно идут и обратные процессы. Наши соотечественники, лишенные в течение последних 70 лет Библии и духовной литературы, с благодарностью приобретают Библии (синодальный перевод), отпечатанные на Западе на пожертвования, собранные христианами Запада, в основном протестантами. Когда в Норвегии стало известно, что можно посылать Библии в Россию, то был организован велопробег по всей стране, и люди с энтузиазмом жертвовали большие суммы, чтобы можно было издавать Библии на русском языке и посылать их в Россию. Именно на эти деньги, вместе с пожертвованиями христиан других стран Северной Европы, была отпечатана трехтомная Толковая Библия тиражом 150 тыс. экземпляров. Другим примером столь же заметной помощи нам со стороны западных христиан было издание Стокгольмским Институтом перевода "Детской Библии". Эта книга столь понравилась читателям, что спрос и цена на нее (особенно на кооперативных лотках) неизменно высоки. Надо сказать, что в церквах ее продают значительно дешевле. Книга была составлена так, чтобы ее могли читать дети всех христианских вероисповеданий. Причем читают ее не только дети, но и взрослые, отчетливо понимая, что в смысле знания Священной Истории они находятся на одном уровне со своими детьми. Такое смирение вполне отрадно, неизменно вспоминаются слова Писания: "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (I Петр 5,5). Так что, как видим, никто нас не вовлекает в "свои" Церкви. Напротив, как правило, подчеркивается, что хорошее, увиденное в той или иной конфессии, не должно заставлять христианина покидать свою Церковь, а, напротив, нести это увиденное в свои общины, по слову апостола:
…истинною любовью все возвращали в Того, Который
есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое
и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих
связей, при действии в свою меру каждого члена,
получает приращение для созидания
самого себя в любви.
(Еф. 4:15-16)
Отношение нашего духовенства к экуменизму до недавнего времени было в основном как бы нейтральное. Поскольку священники находились в весьма зависимом и строго контролируемом положении, как со стороны своего епископа, так и со стороны уполномоченного, то никаких высказываний по этой проблеме не было: "начальству виднее, как и с кем ему встречаться". В последнее время в связи с ростом общей свободы в обществе отношение к проблеме экуменизма не обсуждается на каких-то официальных встречах, однако духовенство уже позволяет себе говорить о ней более открыто - в беседах с верующими и в проповедях. Критики в печатных изданиях в адрес нашего церковного руководства пока не раздается, но по самой проблеме уже имеются высказывания вполне откровенные и даже грубые. И здесь отношение вполне соответствует тому делению духовенства, которое было предложено в главе III. Для "бытового" духовенства этой проблемы, можно сказать, не существует, поскольку все эти вопросы не касаются ни службы, ни дома, и соответственно никаких особых высказываний здесь нет.
Однако для ортодоксальной части это нередко становится вопросом номер один. Уже с первого знакомства с новым человеком, желающим либо принять крещение, либо ищущего духовного руководства, все это обговаривается в беседах, разумеется, негативно по отношению к христианам других исповеданий. Это вроде бы довольно странно: зачем человеку, желающему, например, принять крещение в Православной Церкви, начинать объяснять всевозможные расхождения в понимании того или иного догмата с Католической Церковью? Вместо того чтобы приводить человека ко Христу, к Евангелию, с первых же шагов ему прививают взгляд, что вот и здесь, среди верующих, есть правые и неправые. Все можно ведь объяснить несколько позже и в других выражениях. Проблема эта весьма сложна и обширна, поэтому остановимся лишь на самом главном с Евангельской точки зрения.
Пожелание единства между всеми, верующими в Иисуса Христа, - не человеческое пожелание. Сам Господь в Своей первосвященнической молитве просит Отца Небесного "о всех верующих в Меня":
Да будет все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе,
так и они да будут в Нас едино, - да уверует мир,
что Ты послал Меня.
(Ин. 17:21)
Таким образом, единство учеников Иисуса есть свидетельство того, что они представляют собой не просто некий человеческий союз - ибо людям, объединенным чисто человеческими решениями и идеями, неизбежно свойственны разделения, - а союз людей, созданный самим Богом, поскольку только в Боге достижимо полное единение между соединенными в Его любви и пребывающими в Его истине. И в Нем не может быть вражды или разделений. Следовательно, разделение христиан не может рассматриваться иначе как исторический грех Церкви в той ее части, которая принадлежит человеческому элементу в Ней:
Ибо если между вами зависть, споры и разногласия,
то не плотские ли вы? и не по человеческому ли
обычаю поступаете?
(I Кор. 3:3)
Здесь необходимо всегда помнить о том, что еретические движения прошлых веков христианской Церкви касались в основном самого главного: Кто есть Иисус Христос? Творение ли Божие, лишь подобное Богу-Отцу, или несотворенный Сын Божий, единый с Отцом по Своей Божественной природе? Первого мнения придерживались еретики, последователи Ария, второго - вся остальная Церковь. Последнее мнение разделяют сейчас не только православные, но и все без исключения католики и протестанты.
Следующее крупное разногласие между христианскими Церквами достигло кульминации к V веку. И тогда на IV Вселенском Соборе было принято определение в формулировке, предложенной римским папой Львом Великим, о соединении во Христе Божественной и человеческой природы. К этому времени во многих Церквах Востока, на периферии Византийской империи утвердилось учение о том, что человеческая природа Иисуса была поглощена Его Божественной природой. IV Вселенский собор принял догмат о "неслитном, неизменном, нераздельном и неразлучном" соединении природ в Сыне Божием, исповедание Иисуса Христа как истинного Бога и истинного Человека. Это учение также разделяется и католиками и протестантами. Лишь некоторые Церкви, называемые ныне Древними Восточными Церквами, не принявшие участия в IV Соборе, удерживают формулировку, предложенную еще в IV веке святым Кириллом Александрийским о "единой природе воплотившегося Бога-Слова".
Таким образом, в главном, то есть в учении о Личности Господа Иисуса Христа как истинном Боге и истинном человеке, и о Святом Духе как третьем Лице единой Божественной Сущности, все три основные христианские конфессии - Православные, Католики и Протестанты - едины. Конечно, есть серьезные расхождения между православными и католиками в учении об исхождении Святого Духа, о роли Римского епископа, Папы, о непорочном зачатии Девы Марии и о телесном вознесении ее на небо. Еще более серьезные расхождения имеются между православными и различными протестантскими Церквами в вопросах о почитании изображений Иисуса и святых, об апостольском преемстве, об устройстве самой Церкви. Но все это не нарушает единства в главном: веры в Иисуса Христа как истинного Сына Божьего, своими страданиями и Воскресением открывшего всем верующим в Него путь ко Спасению от греха и духовной смерти. Одну и ту же Библию мы признаем за подлинное Слово Божие, наставляющее нас на всякую истину. Таким образом, то, что нас всех соединяет, неизмеримо больше тех, пусть даже весьма серьезных, различий, возникших на протяжении длительной истории христианской Церкви. Здесь следует почаще вспоминать слова апостола Павла:
Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами,
дабы открылись искусные.
(I Кор. 11:19)
А также основополагающий христианский принцип: "В главном единство, в остальном - свобода, и во всем - любовь".
Следует сказать также и об отсутствии должного христианского смирения в столь враждебном отношении к другим конфессиям (то есть католикам и протестантам). Весьма странным и непоследовательным выглядит наставление, даваемое о смирении, необходимом для каждого христианина. Когда речь идет об отдельном верующем, то наша Церковь, естественно, всегда напоминает о том, что мы не должны никого осуждать, а, напротив, почитать других выше себя, помнить о том, что не мы, а Бог будет давать оценку нашим делам и нашей жизни. Однако когда речь заходит об отношении православных к другим конфессиям, то все эти наставления почему-то немедленно исчезают, и на их место приходят превозношение себя и осуждение других. Мы - право-славные, только мы правильно славим Бога, а другие делают это неправильно, у нас - полнота истины, а у других она ущербна или вообще искажена настолько, что их иначе как слугами сатаны и не назовешь! Откуда такая горделивая убежденность? Ведь может оказаться так, что догматически, в самом деле, в нашей Церкви, самое точное и возвышенное учение, но живем ли мы в соответствии с этим учением? А другой по жизни своей может оказаться выше нас. Слово Божие призывает всех быть исполнителями Слова, а не только слушателями, обманывающими самих себя (Иак. 1:22). Окончательный результат жизни каждой Церкви будет определяться не нами, а Богом в конце истории:
Ибо никто не может положить другого основания,
кроме положенного, которое есть Иисус Христос.
Строит ли кто на этом основании из золота, серебра,
драгоценных камней, дерева, сена, соломы, -
каждого дело обнаружится;
ибо день (второго пришествия - А. Б.)
покажет, потому что в огне открывается, и огнем
испытывается дело каждого, каково оно есть.
(I Кор. 3:11-13)
Так что не лучше ли постоянно помнить известные слова Писания о том, что "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (Иак. 4:8)?
Да если хорошенько подумать, то нам и нечем особенно гордиться. За свое почти тысячелетнее существование Русская Церковь в итоге дала миру небывалое в истории по атеистической направленности и агрессивности государство, которое до недавнего времени лишь устрашало остальной мир. Так что для нас, пожалуй, более приличествует покаянное настроение и тщательный анализ того, почему же мы, обладая таким возвышенным богословием, утонченным церковным искусством, сонмом мучеников и святых, утеряли Святую Русь и породили Советский Союз, только лишь в последние годы Божией милостью выходящий на пути нормального человеческого развития, причем не без помощи западных стран, где большинство христиан - католики и протестанты.
Нет ли в этой боязни экуменических контактов своеобразного комплекса неполноценности и неуверенности в себе? Ведь если с нами все в порядке, то и бояться нечего. А если мы боимся за неутвержденные в истине души, то нам, следовательно, необходимо самим быть более активными в проповеди Евангелия, в служении немощным, детям, нуждающимся. Иначе это все становится очень похожим на боязнь всяких контактов с Западом при сталинском режиме, когда главной целью было не дать пошатнуться мифу о нашем "процветании" и об их "загнивании".
У нас создается еще, по-видимому, совершенно неверное представление об экуменизме как о движении, непременно желающем увести наших верующих в другие конфессии. Современным Западным Церквам и движениям побуждение это совершенно несвойственно. Напротив, они всегда говорят: "Берите у нас то, что приближает вас ко Христу, и несите это в ваши церкви!" Речь идет не о том, что кто-то будет менять наши обычаи и обряды. Цель экуменизма - единство христиан перед лицом погрязающего в разврате и насилии безбожного мира. И в этом единстве возможен взаимный обмен теми духовными достижениями, которые каждая конфессия смогла приобрести на своем пути за Христом. По-видимому, и один из сокрытых замыслов Божиих, попустивших быть разделению христиан, в том и заключается, что Истина Христова не может быть вмещена одной отдельной Церковью.
Разделившиеся Церкви, каждая из которых прошла свой путь испытаний, соблазнов, трудностей и духовных открытий, накопила свой исторический опыт, смогут теперь, через две тысячи лет, отделить во всем, что они имеют, пшеницу от плевел и обогатить себя опытом других братьев и сестер.
Едва ли стоит, принимая помощь от западных христиан в виде книг, миллионов Библий и Новых Заветов, бесплатно передаваемых нам и продаваемых у нас для того, чтобы можно было быстрее восстановить наши разрушенные храмы, - едва ли при этом стоит превозноситься над ними и считать, что только у нас полнота истины. Полнота истины в Иисусе Христе и во всей совокупности христианских Церквей как единого Тела Христова. Поэтому любая конфессия, претендующая на монопольное обладание истиной, оказывается в положении части тела, утверждающей, что она-то и есть все тело.
Здесь нельзя не вспомнить о православной женщине, посетившей одну из европейских стран. Она была тепло принята протестантской общиной. Для ее прихода в России община подарила автомашину, книги, компьютер и помогла довезти все это добро до Бреста. Когда же некоторое время спустя ее знакомая спросила о состоянии той церкви на Западе, в которой была эта православная женщина, то она ответила: "Да у них там духовный упадок!"
Понятно, что при верности и любви к своей Православной Церкви нам нет нужды отгораживаться китайской стеной от других Церквей Запада, а, сохраняя свое, присматриваться ко всему, что может помочь нам приблизиться ко Христу, и в той или иной форме все полезное и нужное, повторяю, без отказа от своего, принимать и включать в нашу жизнь со Христом в рамках нашей Русской Православной Церкви.
Одна из серьезных проблем, стоящих сегодня перед руководством нашей Церкви и всей Церковью в целом, - взаимоотношения с Русской Зарубежной Церковью. Эта ветвь нашей Русской Церкви образовалась в 1923 году на съезде представителей русского духовенства, оказавшегося в результате гражданской войны в эмиграции. Специальным распоряжением патриарх Тихон, избранный в 1917 году (после ликвидации Петром I патриаршества) на первом Всероссийском Поместном Соборе, предписывал подчинение всех членов Русской Церкви, находившихся в то время за границей, - митрополиту Евлогию (Георгиевскому), также оказавшемуся в эмиграции и участвовавшему в работе съезда в Сремских Карловцах в Югославии. Однако большая часть епископов, собравшихся на этом съезде, посчитали, что патриарх Тихон, находящийся в условиях несвободы, дал это распоряжение как вынужденное, под давлением безбожной власти, и отказались подчиниться. Произошел раскол: часть приходов (преимущественно во Франции) осталась верна распоряжению патриарха Тихона и подчинилась митрополиту Евлогию, другая же часть перешла в подчинение образовавшемуся на том же съезде Синоду Русской Зарубежной Церкви. Резиденция последней в настоящее время находится в Джорданвилле в США, а вся Церковь возглавляется митрополитом Виталием.
В доперестроечное время никаких практически контактов между Московской Патриархией и Русской Зарубежной Церковью не было и не возникало никаких реальных серьезных проблем на территории СССР. В 1990 году появились первые реальные трудности. Один из приходов города Суздаля, в результате конфликта настоятеля архимандрита Валентина с правящим епископом, заявил о выходе из-под юрисдикции (подчинения) Московской Патриархии и переходе в юрисдикцию Русской Зарубежной Церкви. Подобные прецеденты стали повторяться, и хотя обшее число таких переходов в России едва ли превышает один-полтора десятка, проблема обозначилась достаточно определенно, появилась возможность возникновения параллельных православных приходов, не признающих Московскую Патриархию и подчиняющихся Русской Зарубежной Церкви.
При попытках со стороны нового патриарха, Алексия II войти в контакт с Зарубежной Церковью, ею были выдвинуты четыре условия:
- Осуждение декларации митрополита Сергия 1927 года о лояльности Русской Церкви к Советской власти;
- Канонизация новомучеников и убиенных членов царской семьи;
- Прекращение всех экуменических контактов с иностранными Церквами;
- Принесение всем духовенством Русской Церкви покаяния за нечистивое сотрудничество с Советской властью.
На встрече с московским духовенством 27 июня 1990 г. патриарх Алексий рассказал об этих условиях и о своей реакции на них. Он объяснил, что можно, конечно, по-разному относиться к декларации митрополита Сергия 1927 г., во-первых, как к необходимости, понимая те условия, в которых она была написана. А во-вторых, известные слова - "ваши радости - наши радости" - нужно еще понимать и так, что Церковь, естественно, радуется успехам своей Родины и печалится о ее неудачах. Что же касается требования прекращения экуменических контактов, то патриарх Алексий считает, что инославными Церквами в тяжелые для Русской Церкви времена оказывалась большая поддержка. И было бы неверным сейчас, когда мы находимся в благополучном положении, сказать: "вы нам не нужны!" "Что лучше, - спросил патриарх, - считать зарубежных инославных христиан нашими братьями и сестрами или отвернуться от них?" Понятно, что первоиерарх нашей Церкви избирает первое.
Из самих требований, выдвигаемых Зарубежной Церковью в качестве условия для диалога, видно, что ее позиция, так же как, впрочем, и ее действия, представляются этически весьма уязвимыми. В самом деле, легко и безопасно требовать от Московской Патриархии покаяния за неизбежное сотрудничество с тоталитарным советским режимом, но никто не знает, как повели бы себя иерархи Зарубежной Церкви, окажись они не в Америке, а в России при Сталине или Хрущеве.
Сейчас уже появились названия "белая" Церковь, т. е Зарубежная, чистая, и "красная", т. е. Московская Патриархия. Что же? Красный цвет всегда символизировал мученичество, а быть "чистеньким" за океаном не так уж сложно.