ВООРУЖЕНИЕ КАНОНЕРСКИХ ЛОДОК

июля на флотилии произошли большие изменения. Учеба и практика курсантов были прекращены. Для курсантов началась обычная флотская служба в качестве рядовых краснофлотцев.

С канонерских лодок и других судов флотилии было списано 80 курсантов в береговую роту. По какому принципу формировался состав роты сказать трудно, но в её составе оказались курсанты почти всех учебных взводов 1-го курса только паросилового факультета. Курсантов электротехнического и кораблестроительного факультетов училища в десантной роте не было. В составе роты были курсанты Куражев Д.М., Виноградов Л.В., Лазарев Н.М., Мотыжев В.Н., Корнилов, Меламед А., Лобадюк В., Тришкин Б.Г., Виленчик К., Бузунов Н., Кременецкий В, Кирилов Б., Астратов Н.А., Колюпанов Ю.С., Загорский Н.Н., Журбин В., Александров Б. и другие курсанты. В роте было два взвода. Командиров взводов не было. Их обязанности выполняли помощники командиров взводов. И помощники командиров взводов, и командиры отделений были назначены из числа курсантов 1-го курса. Я не утратил в береговой роте своей первичной военной должности „командир отделения”. В роте была первичная комсомольская организация и бюро комсомола. Оклад денежного содержания курсантов остался прежним – 80 рублей в месяц.

Командиром береговой роты был назначен младший лейтенант береговой обороны Поздеев Е.Д., а его заместителем по политической части – батальонный комиссар Поляков Я.И.

Поздеев Е.Д. в 1939 году был на сверхсрочной службе на Балтийском флоте, участвовал в советско-финляндской войне 1939–1940 гг. В боевой обстановке проявил себя смелым, решительным и храбрым воином, за что был награжден медалью „За отвагу”. Ему было присвоено воинское звание „младший лейтенант береговой обороны”. На рукавах его кителя была одна золотая средняя нашивка, окаймленная кантом коричневого цвета. В 1940 году он поступил на 1-ый курс Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училище им. Ф.Э.Дзержинского. Учился в параллельном классе дизельного факультета, был слушателем. В повседневной и боевой обстановке на левой груди своего кителя постоянно носил медаль „За отвагу”. К сожалению, 17 сентября 1941 года он погиб (утонул или замерз) на Ладожском озере при переправе на Большую землю во время 10-бального шторма.

Береговая рота (её иногда именовали десантной ротой) флотилии не была отдельным подразделением. В своём составе она не имела штаба или другого какого-либо органа планирования боевой деятельности, боевого управления и тылового обеспечения. Этими делами занимался командир роты и его заместитель. В роте не было своего арсенала или подвижного какого-либо транспорта с оружием и боеприпасами с вещевым имуществом, не было медицинского пункта, врача или фельдшера. Она не имела походной кухни и каких-либо запасов пищевых продуктов. В составе роты не было подразделения связи и технических средств радиосвязи. В главной базе флотилии рота находилась на полном тыловом её обеспечении. Всё вооружение – патроны, гранаты, винтовки и пулеметы – курсанты несли на себе. В боевых условиях они лишены были возможности пополнять свои подсумки и противогазные сумки патронами, получать новые гранаты вместо израсходованных и первую медицинскую помощь.

Остальные курсанты были оставлены на кораблях, катерах, несамоходных судах (брандвахте, баржах) и составляли их команды. Некоторые из курсантов были назначены в боевые расчеты артиллерийских орудий, доставка которых на флотилию ожидалась со дня на день. Курсанты были дублерами кочегаров и машинистов в машинно-котельных отделениях, сигнальщиками на мостиках, несли боевую вахту и на других боевых постах на канонерских лодках. Шкиперами несамоходных барж так же были курсанты. Большая группа курсантов была оставлена на кораблях в качестве стрелков. Они были вооружены английскими ручными крупнокалиберными пулеметами Виккерс (калибр 12,7 мм). Пулемет имел два приклада, которые упирались в боевом положении в плечи стрелка. Пулеметы на кораблях использовались в качестве зенитного оружия и были доставлены на учебные корабли еще в г. Тарту из местного арсенала. Пулемёты Виккерса были основной защитой кораблей от вражеских самолетов. По боевой тревоге курсанты–стрелки занимали отведенные для каждого из них место на верхней палубе по бортам корабля и открывали огонь по вражеским самолетам. Подавляющее большинство стрелков размещалось в средней части кораблей на верхней палубе. Перила фальшборта служили опорой для стволов пулеметов, а его тонкая обшивка – защитой стрелков от пуль противника. Однако, обшивка фальшборта была настолько тонка, что в критический момент не защитила курсантов от прицельного гибельного огня крупно-калиберных пулеметов вражеских самолетов.

Курсанты береговой роты были размещены в нескольких комнатах на втором этаже кирпичной казармы, которая находилась в порту. Основным оружием курсанта роты были винтовка образца 1891/1930 гг. полковника русской армии Мосина С.И., противогаз и две ручные гранаты Ф-1. В роте было несколько пулеметов. С утра до позднего вечера в роте проходили занятия по „курсу молодого бойца” сухопутных войск. Многочасовые перемещения на местности, в том числе и по-пластунски, наступление отделения и взвода в бою, разборка, чистка и сборка личного оружия, внезапные построения и днем, и ночью по боевой тревоге были основными делами командиров и курсантов роты. По замыслу командования эти мероприятия должны были развивать и укреплять физическое и моральное состояние бойцов роты и повышать боевую готовность части. Командир роты и его заместитель были хорошими, исполнительными начальниками, но практического опыта и теоретических знаний по управлению ротой в бою на суше, к сожалению, не имели, да и научиться новому для них делу они не смогли – жизнь не предоставили им для этого времени. Курсанты верили своим командирам. С гордостью они смотрели на младшего лейтенанта Поздеева, на левой груди которого красовалась медаль „За отвагу”.

Практических упражнений по стрельбе из винтовок, пулеметов и по метанию ручных гранат не было. Регулярно проводились политические информации о положении на фронтах Великой Отечественной войны и занятия на другие темы. Среди них особенно запомнилась лекция, которую нам прочитал следователь военной прокуратуры флотилии военный юрист 3-го ранга Нейштод. На рукавах его кителя было по две средних и по одной узкой нашивки с сиреневым просветом. Тон лекции был устрашающим и угрожающим. Лектор пытался излагать уголовный кодекс Российской Федерации. Из его уст на слушателей лился широкий и бурный поток чеканных, тяжеловесных и грозных слов, приводивших курсантов, восемнадцатилетних мальчишек, в трепет. Его слова вселяли в наши души страх и ужас. Его лицо при произнесении слов искажалось, принимало неимоверно хищный вид, пугало нас. Его глаза горели как у коршуна, готового схватить и растерзать жертву одним ударом и рывком клюва. Он почти выкрикивал с кафедры отдельные сова и фразы: “…За уход с поля боя без разрешения командира – расстрел! За потерю противогаза – расстрел! За потерю гранаты и патронов – расстрел! За невыполнение приказа командира или за нечеткое выполнение приказа – расстрел! За каждое нарушение дисциплины курсант должен понести наказание и будет наказываться. Органы правосудия за все нарушения будут курсантов карать! Карать! И карать!…”. Во время лекции лектор не произнес ни одного спокойного слова. По его поведению и психологическому состоянию чувствовалось, что всех курсантов, которые слушали его, он считал потенциальными преступниками и врагами, готовыми побросать всё оружие и покинуть поле боя..

После лекции вопросов не последовало. Слушатели расходились с лекции молча и с мрачными мыслями в голове.

Когда курсантов разделили на корабельный и береговой состав, связи между ними нарушились. На корабли курсантам береговой роты попасть было невозможно: днем напряженно проходили занятия, а вечером нельзя было покидать казарму. Курсанты роты собирались группами и вели беседы. Основная тема разговоров: война и удручающее положение наших войск на её фронтах. Политические информации, которые проводились политработниками и командирами не раскрывали положения наших войск на фронтах и, особенно, в районе дислокации флотилии. Политинформаторы и сами-то ничего не знали сверх того, что было написано в газетах, которые приходили на флотилию нерегулярно и с большим опозданием.

В те дни мы еще не знали, что немецко-фашистские войска уже заняли Остров, Псков и устремились на Гдов, Нарву и Лугу. Немецкая авиация постоянно „висела” в воздухе над нашей территорией и в течение всей светлой части дня вела разведку: выясняла силы, которые могут противостоять их сухопутным войскам с нашей стороны.

На кораблях флотилии, которые стояли в устье реки Гдовки, личный состав ремонтировал и приводил в работоспособное состояние механизмы и приборы машинно-котельных установок, отрабатывал действия на боевых постах по боевой тревоге, готовился к предстоящим боевым действиям на озере с кораблями противника.

Авиация противника, кроме разведки, массированных налетов на корабли и суда флотилии не производила, ибо немцы знали, что корабли флотилии артиллерийского оружия не имеют и вреда немецко-фашистским войскам не нанесут.

июня два отделения береговой роты были направлены на товарную железнодорожную станцию Гдов для разгрузки вагона с каменным углём. В середине дня, в самый разгар работы по выгрузке угля, над станцией появился немецкий самолет–разведчик, который то набирал высоту, то медленно снижался над городом, затем вновь наращивал высоту полета…И так лениво на малой скорости немецкий летчик летал в свое удовольствие над незащищенным нашим населенным пунктом. Нам, курсантам высшего военного училища, обидно было сознавать свою беспомощьность. В момент, когда немецкий самолет находился в наивысшей точке своего полета, на него неожиданно напали два наших истребителя И–16. В то время на лекциях, политических информациях, в газетных, журнальных статьях, в радиопередачах нас убеждали, что эти истребители являлись боевыми машинами современной конструкции с высокими боевыми и лётными качествами. И мы этому верили. А фактически, боевые столкновения этих истребителей с немецкой авиацией, показали, что они устарели и уступали по своим характеристикам боевым машинам немцев.

Наши истребители И-16 приблизились к немецкому самолету–разведчику со стороны его хвоста. Ведущий истребитель сделал два выстрела из пушки по врагу, немецкий самолет неорганизованно начал падать вниз, быстро теряя высоту. Мы выбежали из товарного вагона на открытую земляную площадку, начали от радости прыгать, поднимать руки вверх и кричать: “Ура–а–а! Ура–а–а! Ура–а–а!”. Так эмоционально мы приветствовали и благодарили наших летчиков за то, что они сбили немецкий стервятник. Когда же до земли оставалось рукой подать, немецкий летчик выравнил самолет относительно поверхности земли, прибавил обороты двигателю и на предельной скорости на бреющем полете ушел с поля боя. Наши истребители пытались его преследовать, но было поздно. Мы досадовали и были огорчены, что нашим лётчикам не удалось сбить немецкий самолет.

У

тром 10 июля в 8 часов, а точнее без четверти восемь[10], в гдовский порт въехало тринадцать грузовиков автомобильного десанта Ленинград (Лигово) – Гдов. Личный состав десанта под командованием полкового комиссара Караваева А.Т. в ночь с 8-го на 9-ое июля перегрузили из железнодорожных вагонов на станции Лигово (Ленинград) на грузовые автомобили два 76 –миллиметровых орудия, 9 – 45–миллиметровых пушек, снаряды к ним, винтовки, патроны, морские и сухопутные мины, несколько ручных и станковых пулеметов М–1, некоторое количество продовольствия (несколько мешков муки), вещевое имущество (сапоги, морские шинели, бушлаты). Не забыли и про спички.

Старшиной десанта был мичман Зайцев Е.А.. В составе десанта было 18 автомашин. Мичман Зайцев двадцать лет служил на линкоре „Марат”. В десанте под его командой значилось 35 краснофлотцев, большинство из которых были комендорами. Водители автомобилей были гражданскими лицами. 9 июля при подъезде к району Гдова автомашины десанта подверглись атаке со стороны штурмовой авиации врага. Во время первого налета погибло несколько человек, в том числе четыре шофера. Десант потерял четыре автомобиля. От второго массированного налета вражеской авиации десант уклонился за счет своевременного рассредоточения. При третьем налете немцам удалось вывести из строя еще один грузовик. Большего достичь они не смогли. 10-го июля, утром, автомобильный десант потерь не имел, хотя налеты вражеской авиации были.

В Гдов прибыло 24 краснофлотца, из них 11 раненых. В пути от воздействия врага отважные автодесантники потеряли пять автомобилей, 11 краснофлотцев и пять гражданских шоферов. Расстояние от Лигово до Гдова в 250 километров десант преодолел за 28 часов[11]. Полковой комиссар Караваев сдал доставленные артиллерийские орудия и имущество командованию флотилии и был оставлен начальством на флотилии помогать командующему и командиру береговой роты организовывать борьбу с врагом.

Во второй половине дня 10 июля командующий флотилией Авраамов Н.Ю. созвал на флагманском корабле „Нарва” совещание командиров кораблей. Командиры решили установить на канонерских лодках:

– „Нарва” –три 45–миллиметровых пушки;

– „Эмбах” –два 45–миллиметровых орудия;

– „Исса” –два 76–миллиметровых орудия и одно орудие калибром 45 миллиметров;

– на брандвахте„Плюса” – два 45 миллиметровых орудия;

– на вспомогательном судне „Тарту” – одно 45 миллиметровое орудие.

Вспомогательное судно „Тарту” было по водоизмещению меньше, чем канонерские лодки, и представляло собой небольшой буксир.

Матросы–комендоры, прибывшие из Ленинграда, и курсанты кораблей, не считаясь со временем, установили артиллерийские орудия на кораблях, перенесли на них боезапас в специально отведенные для этого корабельные помещения. В основном, установка орудий была закончена к вечеру 11 июля. Остались незначительные недоделки, но они уже на боевое использование пушек не влияли. В дальнейшем они были устранены в ближайшие два–три дня.

11 июля корабли Чудской флотилии обрели боевую мощь. Она была не столь великой, как хотелось бы, но и те пушки, которые были установлены на кораблях, в дальнейшем сыграют свою положительную роль. Теперь корабли флотилии, кроме оказания помощи сухопутным частям в перевозке войск или грузов водным путем, могли оказать им и огневую поддержку со стороны озера. Воздушная вражеская разведка обнаружила вооружение канонерских лодок артиллерийским оружием. Теперь штурмовая авиация врага стремилась корабли флотилии уничтожить: они представляли определенную опасность для флангов немецко-фашистской пехоты, которые со стороны озера не имели своего прикрытия.

-ая танковая группа немецко-фашистских войск наступала в направлении населенных пунктов Струги Красные, Плюсса и далее на Лугу. Командование группы развернуло часть мотомеханизированных войск, в том числе и танковые подразделения, в направлении на запад. Эти силы начали быстро двигаться на Гдов – главную базу Чудской военной флотилии. Гдов со стороны Пскова прикрывала отходившая оттуда 118 пехотная дивизия, которой командовал генерал-майор Гловацкий Николай Михайлович[12]. Армейского прикры-тия Гдова со стороны районного центра Струги Красные не было. Командование 118 дивизии в спешном порядке пыталось прикрыть Гдов и с востока. Однако, основатель-ного мощного артиллерийского и противотанкового рубежа обороны создать не удалось. Путь для немецко-фашистских войск к главной базе флотилии с этого направления был практически свободным.

118 пехотная дивизия в составе 463, 527 и 398 стрелковых полков прибыла на Северо-Западный фронт из Костромы, имела некомплект в вооружении, боеприпасах, средствах тяги. Личным составом была укомплектована полностью. В дивизии почти отсутствовали инженерное имущество, средства связи, медикаменты и транспорт для эвакуации раненых. Вновь прибывший личный состав не был обучен ведению вооруженной борьбы. С 1 по 6 июля 1941 года дивизия выгрузилась из железнодорожных эшелонов в районе Пскова, Карамышево, Черская и 6 июля заняла оборону (463 и 527 стрелковые полки) в Старо-Псковском укрепленном районе в полосе шириной 26 км. 398 стрелковый полк оборонял Островский укрепленный район.

В обороне Пскова вместе со 118 дивизией участвовала и 111 стрелковая дивизия, а также 153 и 154 пулеметные батальоны, которые занимали оборонительные сооружения укрепленных районов и составляли их постоянные гарнизоны. Пулеметные батальоны были укомплектованы полностью, но, к сожалению, имели только пулеметное вооружение, что являлось недостаточным в борьбе с танковыми и моторизованными соединениями противника. По мнению специалистов, к началу боевых действий, направление Остров, Псков было прикрыто нашим 41 стрелковым корпусом слабо. 118 и 111 пехотные дивизии входили в состав этого корпуса.

6 июля начались бои основных сил 118 дивизии с немецко-фашистскими войсками. В районе Островского укрепленного района бои с неприятелем уже завязались 4 июля. Вражеская авиация действовала безнаказанно. У наших войск не было противотанковых гранат, мин и авиационного прикрытия. Пехота была беспомощна в борьбе с немецкими танками. Связь во время боевых действий между подразделениями дивизии и соседями поддерживалась посыльными и делегатами связи: современных, по тем меркам, технических средств радиосвязи и телефонной связи в дивизии не было. Такое положение со связью лишало командира дивизии и его штаб иметь перед своими глазами положение противоборствующих сторон, картину боя и управлять войсками в бою. 8 июля дивизия, с разрешения командования 41 стрелкового корпуса, начала переправляться через реку Великую и отходить в направлении на Гдов. Командир дивизии Гловацкий Н.М. и его штаб не организовали охрану Псковского моста через реку Великую и не обеспечили планомерного отхода войск. Мост через реку Великую был взорван преждевременно. Не было четких инструкций насчет взрыва моста: в момент взрыва у моста находился начальник инженерной службы 111 стрелковой дивизии майор Викторов И.В. Начальник подрывной команды А.А.Шпиц не имел данных о характере боевых действий, конкретных указаний на уничтожение моста, взорвал мост, когда угрозы со стороны противника не было. После взрыва на западной стороне реки Великой остались части 118 и 111 стрелковых дивизий, что привело к дезорганизации их переправы на восточную сторону реки и к неоправданной гибели бойцов. Большие потери 118 пехотной дивизии в технике и людях при отходе за реку Великую, деморализация личного состава, окончательная потеря связи со штабом 41 стрелкового корпуса, сделали дальнейшие оборонительные усилия дивизии малоустойчивыми.

Характер боевых действий в первые дни и месяцы Великой Отечественной войны резко и существенно отличался от наступательных и победных боёв, которые вела с врагом Советская Армия в Московской наступательной операции в 1941–1942 гг. и, особенно, во время Сталинградской битвы и после неё. Победа на Курской дуге в 1943 году была переломной: после неё и до окончания войны наша армия проводила, в основном, только наступательные операции и побеждала в них.

В начале войны обстановка была совершенно другой: отмобилизованная армия фашистской Германии, хорошо обученная и вооруженная по тем временам современными самолетами, танками, артиллерийскими, минометными установками и автоматическим оружием солдат и офицеров, встретила на своём пути нашу многомиллионную, но слабо обученную и недостаточно вооруженную армию. В первые дни и месяцы Великой Отечественной войны, несмотря на героические усилия и подвиги красноармейцев, краснофлотцев и командиров, мы не сумели окончательно остановить наступление наглого врага, понесли большие потери в живой силе и технике. В ту пору наши подразделения и части не имели в своём распоряжении в достаточном количестве нового современного оружия для успешной борьбы с самолетами, танками, минометами и мотопехотой врага. Героизма было недостаточно, чтобы остановить и уничтожить врага. Нужны были современное оружие и вооружение, а также бойцы и командиры, владевшие ими. Когда и то, и другое стали поступать на вооружение действующей армии, наше дело пошло на поправку, и мы победили. Нам, рядовым бойцам и командирам, обидно было, что мы не могли активно противодействовать врагу, подбивать и уничтожать его самолеты, танки, артиллерийские, минометные установки, живую силу. Мосинской винтовки и противогаза было недостаточно для контратаки и уничтожения фашистских захватчиков.

В первые дни и месяцы Великой Отечественной войны речь шла не о разгроме врага, а об остановке его наступления, о срыве его планов молниеносной войны против Советского Союза, о создании надёжной обороны, об обучении и накоплении хорошо вооруженных резервов. Политическое и военное руководство Советского Союза в первые сложные и трагические для страны военные дни и месяцы, преодолевая большие трудности, решало и решило эти задачи.

С июня по октябрь 1941 года Красная Армия и Военно-Морской Флот, неся большие потери, оказывали сопротивление врагу, задерживали, как только могли, продвижение вражеских сил к жизненным центрам страны: Минску, Киеву, Ленинграду, Москве, Сталинграду, Севастополю, Мурманску, Туле, Новороссийску и другим крупным административным и военно-промышленным городам. Наше сопротивление нарастало с каждым днем. Командиры Красной Армии и Флота в жестоких оборонительных и редких наступательных сражениях осваивали боевой опыт, учились воевать по-новому, учились водить в бой моторизованные и танковые войска и научились. Но всё это было в дальнейшем, а пока…

 

БОЙ У ПОСЕЛКА ЧЕРНЕВО.

ПАДЕНИЕ ГДОВА

 

июля 1941 года, после пополудни, в казарме береговой роты Чудской военной флотилии зазвенел колокол громкого боя. Дежурный и дневальный по роте голосом объявили: „Боевая тревога! Построиться во дворе!”. Курсанты быстро разобрали своё личное оружие и бегом устремились вниз, во двор, где их уже ожидали командующий флотилией капитан I ранга Авраамов Н.Ю., его заместитель по политической части полковой комиссар Моисеев В.П., командир роты младший лейтенант Поздеев Е.Д., заместитель командира роты по политической части батальонный комиссар Поляков Я.И. и полковой комиссар Караваев А.Т.. Когда рота была построена, из группы командиров вперед вышел командующий флотилией, который выступил с краткой речью перед строем роты. Он сказал[13]:

– Товарищи курсанты! На днях враг занял населенный пункт Струги Красные, который находится к востоку от главной базы нашей флотилии – города Гдова. Основные войска фашистов устремились на Лугу. Часть своих сил, в том числе и танковое подразделение, немецко-фашистское командование развернуло в направлении на запад с целью овладеть нашей главной базой. Мы посылаем вас для отражения атаки врага, остановки его наступления, рассеяния, а затем и уничтожения. Командовать вами будет младший лейтенант Поздеев.

После заключительных слов командующего в командование ротой вступил Поздеев. Он никаких объяснений курсантам не сделал, никаких задач перед ротой не поставил, а громко произнес:

– Рота слушай мою команду! На ре–мень! На ле–во! Прямо бегом за мной ма–арш!”.

Курсанты строем, во главе с Поздеевым, Поляковым и Караваевым побежали на выход из порта. Далее, не останавливаясь, они бежали по притихшим, почти безлюдным, и пыльным улицам Гдова. 12-го июля в том году в городе и его окрестностях был безветренным, солнечным и жарким днём. Хотя и была уже вторая половина дня, но солнце пекло ещё нещадно. Курсанты были одеты в тельняшки, в темно-синие хлопчатобумажные рубашки и брюки, рабочие ботинки. На головах бескозырки со звездой. Белые чехлы бескозырок были окрашены в зеленый цвет. К верхним рубашкам был пристегнут на пуговицах морской синий воротничок. На ленточках бескозырок большими золотыми буквами было написано: „Военно-морское инженерное училище”. У каждого курсанта на широком флотском ремне было два подсумка с шестьюдесятью патронами и пять патронов в магазине винтовки. Через плечо, по-походному, у каждого на поясе была закреплена сумка с противогазом. На правом плече на ремне курсант нес основное свое оружие – винтовку Мосина образца 1891/1930 гг.

В ту пору в городе Гдове было мало мощеных улиц, большинство дорог было без специального покрытия. На них лежал большой слой пыли. Движение по такой дороге, даже одного пешехода шагом, поднимало с поверхности земли клубы пыли.

Впереди бегущие курсанты подняли с дороги пыль. Она витала над дорогой, затрудняла дыхание и видимость курсантов, которые находились в средине и в конце колонны. Гдов был одноэтажным городом. Большинство домов были частными деревянными зданиями. Плотность застройки с каждой сотней метров все редела и редела. Наконец, рота курсантов, пробежав через весь город, оказалась на его окраине. Примерно, через километр от последних городских застроек, за городом, колонна остановилась у трех открытых автомобилей–грузовиков марки ЗИС–5, стоявших на узкой шоссейной дороге, замощенной камнем. Представилась небольшая возможность перевести дух. У курсантских роб не было ни одной сухой нитки, всё было обильно пропитано потом. Робы, лица, бескозырки были покрыты толстым слоем серой пыли. Курсанты тяжело дышали. Они не успели отдохнуть, как последовала команда младшего лейтенанта Поздеева: “По ма–шинам!”. Автомобили не были приспособлены для перевозки людей. В кузовах курсанты стояли плотной монолитной массой, держались друг за друга руками, иначе можно было угодить за борт на поворотах или на неровностях дороги. Водителями машин были гражданские лица из лиговской группы шоферов. Они вели машины на предельной скорости, сообразуясь с дорожными условиями и обстановкой. Справа от дороги были луга и низины, покрытые высокой травой. Местность с левой стороны была значительно выше уровня полотна дороги. На левой стороне дороги располагались населенные пункты. Машины двигались без остановок. Перед нашими взорами проносились населенные пункты, отдельные постройки, хутора. Дело шло к вечеру. У некоторых из домов женщины с малыми детьми сидели на деревянных скамейках и о чём-то беседовали. При приближении автомашин они вставали и дружелюбно махали нам руками. Дважды мы пересекли артиллерийские позиции 118 пехотной дивизии, размещавшихся поблизости от дороги. Красноармейцы готовились к встрече противника: командование дивизией пыталось в спешном порядке прикрыть Гдов и с востока. Автомашины роты проехали населенные пункты Липяги, Вязка, Мазиха, Афоносово. Далее мы уже не встречали подразделений 118 пехотной дивизии. Резко темнело. Видимость уменьшилась. Машины шли с выключенными фарами. Мы въехали в населенный пункт, от Гдова проехали около 40 километров.

– Стой! Кто такие?– послышалась команда из темноты.

– Рота Чудской военной флотилии. А вы кто?

– Военинженер 3 ранга Долгов. Наша часть покинула сегодня местный аэродром и перелетела на другой полевой более безопасный. Со мной взвод охраны аэродрома сорок человек. Мне приказано возглавить оборону поселка Чернево. Вас сколько?

– Восемьдесят.

– А вооружение?

– Обычные винтовки со штыком. Для знакомства – я младший лейтенант Поздеев, командир роты.

– Да, с вооружением у вас не густо. Но теперь ничего не сделаешь, будем обходиться тем, что есть в руках.

Долгов приказал командиру роты занять оборону на левом берегу реки Плюссы по течению ниже деревянного моста.

Курсанты спустились с высокого берега в долину реки. Вдоль берега, покрытого высокой травой, рос густой кустарник и молодые березы. Саперных лопаток и другого подсобного саперного инструмента у нас не было. Курсанты заняли оборонительные позиции в складках и неровностях местности на берегу Плюссы, в пяти–шести метрах от среза воды.

Ночью, по приказанию Долгова, саперами был подожжен деревянный мост через реку Плюссу. К рассвету он полностью сгорел. В ту же ночь прогремело три мощных взрыва: летчики взорвали на бывшем аэродроме склад авиационных боеприпасов. Командование авиационной частью не смогло организовать перевозку всего боезапаса на новое место базирования, когда в спешке покидали аэродром.

На следующий день командиры рассказали курсантам, что поселок Чернево обороняет часть саперного батальона, которая с боями отходила от Пскова, наша рота и комендантский взвод бывшего аэродрома.

Первый день в Чернево прошел спокойно, враг себя не проявлял. Перед нами на другом берегу реки была пойма заливного луга, а за ним, примерно, в километре от нас, стоял лес сплошной стеной. Наблюдение за местностью перед собой мы вели невооруженным глазом. Биноклей и стереотруб у нас не было. По краю леса шла дорога, оживленного движения по ней не было. За весь день на дороге мы смогли зафиксировать двух или трех одиночных велосипедистов. Установить, были ли они гражданскими или военными лицами, не удалось из-за большого расстояния.

Поселок Чернево в то время был обычной деревней, дома были деревянными, большими, с хозяйственными пристройками для содержания скота и с немалыми приусадебными участками. Чувствовалось, что люди жили здесь зажиточно и в достатке. К моменту нашего прибытия в поселок, он оказался почти пустым: большинство жителей, бросив своё хозяйство, покинуло его. Кое-где продолжали жить в своих домах пожилые женщины, мужчин не было. В усадьбах домов и по улицам бродили собаки, поросята и куры, брошенные своими прежними хозяевами. В поселке до начала войны работала спичечная фабрика. По реке вниз по течению плыли фанерные ящики для упаковки спичек, спичечные коробки. Некоторые ящики и коробки были со спичками.

П

оходной кухни у роты не было. День курсанты провели на подножном корму. 14 июля командиры организовали для роты обед. Курсанты, оставив несколько наблюдателей на своих оборонительных позициях, поднялись на крутой берег реки, где располагались в обороне бойцы саперного батальона. Они занимали оборонительные позиции на южной стороне поселка. Саперы оседлали магистральную дорогу, которая рассекала поселок на западную и восточную части и вела в сторону Гдова. Солдаты одолжили курсантам свои котелки, ложки. Повара их походных кухонь начали кормить курсантов вкусной гречневой кашей. На второе была просто сметана. Откуда она у них взялась в таком большом количестве, было для нас загадкой. Решать эту загадку мы не собирались: было не до неё – почти двое суток мы ничего в рот не брали. Обед был в самом разгаре: кто-то уже пробовал на вкус и сметану, кто-то о чём-то мечтал и кушал кашу, а кто-то ждал, когда его товарищ передаст ему освободившийся котелок и ложку для обеда. И вдруг…раздались звуки хлестких пулеметных и автоматных очередей. Передовые подразделения немецко-фашистских войск подошли к поселку Чернево. Их встретили посты охранения саперов пулеметно-автоматным огнём.

Послышалась команда Долгова:

– Всем по своим местам! К бою!

Курсанты, на ходу передав котелки и ложки благодарным красноармейцам–саперам, единой группой побежали вниз, к реке. Среди них были и Поздеев, и Поляков, и Караваев. По интенсивности и области распространения звуков очередей пулеметов, автоматов и одиночных выстрелов винтовок можно было предположить, что бой на высоком берегу реки, где проходила дорога, набирал силу с каждой минутой. Началась кровавая ожесточенная борьба. Не поняв полностью, что же произошло, и, не осознав до конца сложившейся обстановки, в которой оказалась рота, командиры и курсанты были уже на прежнем месте – на берегу Плюссы. Здесь было тихо, немцев перед позициями курсантов не было видно, враг активных действий не предпринимал. Курсанты не успели еще занять свои боевые места, когда к ним с высокого берега стал быстро приближаться красноармеец–посыльный. Не добежав до Поздеева, он выкрикнул ему приказ командира обороны Чернева и побежал назад, в гору.

Командир роты во весь голос подал команду:

– Рота! За мной! Вперед!

И бойцы толпой устремились за своим командиром туда, где только что были и обедали. Мы пересекли магистральную дорогу и оказались среди деревянных домов, размещенных вдоль её полотна. За домами были усадьбы, на которых были посадки картошки. Заборов между усадьбами не было. Примерно, в ста метрах от домов, за картофельными посадками, был смешанный лес. Со стороны леса раздавались звуки автоматных очередей. Это немецкие солдаты шли по лесу в нашем направлении и периодически давали перед собой и по сторонам бесприцельные короткие очереди из своих автоматов для нашего устрашения, личного успокоения и поднятия своего боевого духа и азарта. Немцы боялись встречи один на один с советскими красноармейцами. Они надеялись только на свои моторизованные войска, авиацию, минометы и личное автоматическое оружие. В начале войны все это создавало немцу превосходство над нашим бойцом.

Курсанты залегли между грядок картофельного поля. В лесу, среди сосен, замелькали фигуры немецко-фашистских солдат, они подходили к краю леса, как раз против курсантских позиций. Курсанты открыли огонь на поражение. Немцы стали прятаться от наших пуль за большие стволы деревьев и открыли ответный огонь по нашим позициям.

Мы стреляли одиночными выстрелами, они метали свинцовый град в нашу сторону очередями. Их огонь был бесприцельным. Мы же каждый раз, перед тем, как нажать на спусковой крючок, тщательно целились в определенную цель. Беспрерывный поток немецких пуль, извергавшихся из их автоматов, сбивал с ботвы картошки её белые и сиреневые цветки. Немцы не делали попыток выйти навстречу курсантам из своего укрытия – зеленой массы леса – и пойти в атаку. У нас же не было возможности нарастить свою огневую мощь за счет прицельного огня ручных пулеметов или артиллерийских орудий и заставить врага отойти: у нас их просто не было.

Бой на левом фланге роты, который вели саперы и авиаторы, приобрел ожесточенный характер, о чём свидетельствовала интенсивность ружейного и автоматно-пулеметного огня.

В

разгар боя командир роты Поздеев, после анализа сложившегося положения, решил организовать боевое охранение её правого фланга с тем, чтобы обезопасить свой тыл от проникновения противника. Он приказал мне с отделением курсантов патрулировать местность в лесу, который охватывал правый фланг роты и подходил к магистральной дороге справа в тылу наших позиций. Мы должны были задержать солдат врага, если они под покровом леса предпримут попытку выйти в наш тыл, а также доложить командиру роты о том, что отделение вступило в боевую схватку с врагом. Таков был приказ младшего лейтенанта Поздеева.

Отделение курсантов в составе семи человек, в том числе Лазарева Н.М., Тришкина Б.Г., Виленчика К., Меламеда А., Александрова Б., короткими перебежками между домами, достигло края леса. Здесь я оставил дозор из двух курсантов, а с остальными бойцами быстрым шагом и с предельным вниманием пересекли лес в направлении, параллельном магистральной дороги, и вышли из леса, оказавшись на краю бывшего аэродрома. Здесь мы оставили в дозоре курсанта Александрова Б. с его товарищем. После этого организационного шага я с курсантами Виленчиком и Тришкиным направился в обратный путь по лесу к первому дозору. Патрулирование опасного участка леса началось. Немецко-фашистских солдат на своем пути мы не встретили. Подошли к месту первого дозора. Дозорные курсанты несли службу исправно. Они доложили, что в их поле зрения немецкие солдаты не попали.

В той стороне обороны поселка Чернево, которую занимали саперы и авиаторы, бой удалялся от поселка все дальше и дальше. Об этом свидетельствовала сила звуков от выстрелов огнестрельного оружия, доносившихся до нас с поля боя. „Наши наступают и гонят немцев вспять, – думали мы и радовались успеху”. На самом же деле саперы, авиаторы и береговая рота Чудской военной флотилии к тому времени начали отходить на новые рубежи обороны ближе к Гдову. Бой, который удалялся от Чернева в южном направлении, был боем между немецко-фашистскими войсками и большим партизанским отрядом одного из районов Псковской области. Во время боя немцев с оборонявшимся гарнизоном Чернева партизаны напали на немцев с тыла: хотели помочь своим военным одолеть противника. Враг развернул часть сил против партизан. Силы были неравными, особенно, в вооружении. Партизанский отряд был расчленен на две части. Бóльшая часть отряда ушла в южном направлении, а меньшая, во главе с командиром отряда, к вечеру 14 июля достигла окрестностей населенного пункта Тербачёво.

Патруль в составе трех курсантов во главе с командиром отделения Лазаревым быстрым шагом вошел в лес и, держа направление по оставленным меткам, ускоренно двигался ко второму дозору, находившемуся на краю бывшего аэродрома. Дозорных на месте…не оказалось. Все попытки отыскать их, в том числе и громким криком, не увенчались успехом. Курсанты были в отчаянии, они почти бегом…устремились к первому дозору. И здесь патруль дозорных на месте не обнаружил. Они исчезли так же загадочно, как и дозорные на краю бывшего аэродрома.

При отходе на другой оборонительный рубеж и отрыве от немцев наши командиры, естественно, торопились. В такой сложной обстановке младший лейтенант Поздеев не забыл о выставленном им боевом охранении. Он направил курсанта–посыльного снять охранение. Посыльный нашел четырех дозорных и бегом, вместе с ними, прибыл на шоссейную дорогу, где их подобрал последний грузовик ЗИС–5 с курсантами, отходившими из Чернево. Командир боевого охранения с двумя курсантами, с которыми патрулировал между дозорными постами, на его пути не повстречался. В лесу был густой подлесок, то есть рос в изобилии кустарник, в двух–трех метрах в таких зарослях человека можно было и не обнаружить, если специально не приглядываться. Посыльный торопился, боялся оказаться обнаруженным немецкими солдатами, не подал сильного голоса, который могли бы услышать командир охранения и два его товарища, опасался отстать от роты, бежал быстро, как только позволяли силы. Он не проявил старания и усердия в отыскании людей, не подумал об их участи. Посыльный, как мне впоследствии рассказывали курсанты-очевидцы этой сцены, доложил командиру роты, что он очень внимательно обследовал участок леса, где должен был находиться командир дозора с двумя курсантами, но там их не оказалось.

– Где же они? Куда же они пропали? – спросил Поздеев

– Не знаю, – просто и без волнения ответил посыльный.

Таким простым образом, в первом боевом столкновении с врагом командир роты и его заместители бросили подчиненных курсантов на произвол судьбы, оставив их в тылу врага.

Г

руппировка подразделений, оборонявшая поселок Чернево, отошла на новые рубежи к населенным пунктам Афоносово, Мазиха, Вязка и Липяги, находящихся на шоссейной дороге Чернево-Гдов. Береговая рота Чудской флотилии заняла новый рубеж обороны, не доезжая шестидесяти метров до деревни Мазиха. Слева от дороги было чистое поле, справа – заболоченная местность, покрытая кустарником. Справа же виднелись постройки деревни Мазиха. От Чернево до Мазихи было 16 километров. Командир роты Поздеев расположил взвода для обороны в чистом поле в одну линию, перпендикулярно дороге: первый взвод рядом с дорогой, а второй – следом за ним, ближе к лесу. Сзади взводов, с интервалом, примерно, в пятьдесят метров в глубь обороны, он расположил группу резерва, состоявшую из двадцати человек. Сам же Поздеев, его заместитель Поляков и полковой комиссар Караваев расположились на ступеньках крыльца одного из домов деревни, откуда хорошо просматривались боевые порядки роты. Рядом с ними стояли и три ротных грузовика ЗИС-5. С наступление сумерок немцы прекратили свое движение и расположились на отдых в поселке Чернево и на краю дороги на подступах к Мазихе.

Курсанты роты, наученные горьким опытом первого боя в поселке Чернево, смогли, с помощью местного населения, обзавестись несколькими обычными лопатами. С их помощью вечером 14 июля, как только заняли новый рубеж обороны, выкопали окопы. Полноценных одиночных окопов для защиты всех курсантов от вражеских пуль, осколков мин и артиллерийских снарядов они вырыть не смогли из-за усталости и наступления темноты. Курсанты были в полном неведении, где и какие новые оборонительные позиции заняли авиаторы и остатки саперного батальона.

Рано утром 15 июля, с восходом солнца, над расположением роты появился немецкий самолет–разведчик Фоке-Вульф-190, боевые порядки курсантов были хорошо видны с воздуха. Немцы открыли интенсивный минометный огонь по ротным позициям. Огонь фашистских минометов корректировал самолет, который „висел” над нашими боевыми порядками. По цепи была передана команда: „Рота к бою!”. Курсанты не видели перед собой врага, а потери уже несли. По цепи начали поступать сообщения о гибели курсантов, в том числе и о гибели помощника командира 1-го взвода курсанта Кириллова Бориса, который был убит и разорван немецкой миной, угодившей в его окоп. Еще год назад он был учеником, отличником учебы 10-го класса Сестрорецкой средней школы Ленинградской области. Подавить смертоносный минометный огонь врага курсанты не могли: у них не было ни минометов, ни артиллерийских орудий. Можно было бы воспользоваться артиллерией 118 пехотной дивизии, но командиры береговой роты флотилии и 118 пехотной дивизии не установили взаимодействия из-за отсутствия связи и слабо организованной обороны города Гдова. Ко второй половине дня создалось нетерпимое положение: немцы уничтожали курсантов роты без какого-либо сопротивления с их стороны. Нужно было что-то делать, и рота решила изменить свою боевую позицию. К этому времени посыльный, посланный командующим флотилией Авраамовым на дорогу Гдов-Чернево с задачей отыскать на ней роту Поздеева и передать приказание об её отходе в порт Гдова, находился в пути и на грузовике ЗИС-5 приближался к деревне Мазиха. Посыльный нашел Поздеева на указанной дороге и передал ему приказ командующего. Вместе с Поздеевым по дороге в сторону Гдова, на новый рубеж обороны, отходило около 35 курсантов. К вечеру того же дня они прибыли в порт Гдова на автомобиле вместе с посыльным. В порту в готовности к немедленному выходу в озеро стояла канонерская лодка „Тарту”. Она ожидала прибытия береговой роты.

Курсанты быстро перешли на канонерскую лодку, она снялась со швартовов и присоединилась к кораблям и судам флотилии, которые дрейфовали на внешнем рейде Гдова. Флотилия не уходила к новому месту стоянки или базирования, она ждала и надеялась принять еще на свои корабли отступавших курсантов и…дождалась. У армейских же подразделений были свои планы обороны и отхода из Гдова…

Отход роты от деревни Мазиха не был безупречным: командир и его заместитель утратили боевое управление отдельной боевой частью. 35 курсантов, прибывших в порт на автомобиле вместе с командиром роты, его заместителем и полковым комиссаром Караваевым, были только частью бойцов, оставшихся в боевом строю. Немалая её часть, не получив приказа об отходе, продолжала оставаться на прежних позициях и оказала сопротивление врагу, когда солдаты вышли на дорогу в надежде, что перед ними уже нет неприятеля. Немцы не полезли на рожон, попрятались в складках местности, открыли минометный огонь и заставили курсантов отступить. Они отходили с боями при частом боевом контакте с немцами. Противник „сидел” на плечах отходивших курсантов. Каждый бугорок, каждая ямка были укрытиями для бойцов роты. На одном из ближних рубежей перед Гдовом было ржаное поле. Курсанты залегли во ржи и открыли огонь из такого примитивного укрытия по немецким вооруженным мотоциклистам и пешим солдатам. Враги попрятались за деревьями, в зарослях кустарника и в высокой траве на обочине дороги: они уже начали побаиваться нашего отпора и не хотели подставлять свои лбы под наши пули. К ржаному полю подъехал немецкий танк, открыл огонь зажигательными пулями. Рожь загорелась. Курсанты вынуждены были покинуть свои позиции под ураганным пулеметным огнем танка и подоспевших фашистских мотоциклистов. Часть курсантов погибла на этом последнем рубеже, а часть была ранена, в том числе и курсант Колюпанов Юрий Семенович.

Последняя часть пешей группы курсантов из береговой роты прибыла в порт, в устье реки Гдовки, уже к вечеру того несчастного дня для 118 пехотной дивизии и Чудской военной флотилии. В устье Гдовки стоял единственный деревянный катер типа „КМ”, вооруженный одним пулеметом Максим. Катером командовал старшина I статьи Лазарев. В непосредственной близости от порта уже шел бой, а катер, по приказанию командующего флотилией, стоял и ждал мужественных питомцев Высшего военно-морского инженерного училища им. Ф.Э.Дэержинского – бойцов береговой роты Чудской флотилии, с боем отходивших под превосходящими силами немцев. Последняя группа курсантов почти вбежала на палубу катера. В это же время, вместе с ними на палубе катера оказался и следователь военной прокуратуры флотилии военюрист 3 ранга Нейштод. Он был вооружен пистолетом, который держал в правой руке и каким-то автоматом на груди, висевшем на ремне на его шее, на левом боку, по-походному, была укреплена сумка противогаза. Из-за дополнительно полученной весовой нагрузки, осадка катера значительно увеличилась, и катер сел на песчаное дно реки. А тем временем передовые немецкие группы уже появились на территории порта, были отчетливо слышны звуки ружейных, пулеметных и автоматных очередей оборонявшихся и наступавших немцев. Очевидцы–курсанты, уже будучи в училище на старших курсах, рассказывали, что в тот критический момент Нейштод громко прокричал:

– Жизнь командира дороже всего! Курсантам покинуть катер. Командир катера: полный вперед!!

Могло произойти кровопролитие, но курсанты проявили выдержку: под руководством командира катера начали раскачивать катер, перебегая с борта на борт, приноравливаясь к его собственным колебаниям. Через небольшой промежуток времени катер своим днищем разметал под собой речной песок и всплыл. Старшина Лазарев запустил мотор, и катер на предельно-возможной скорости стал удаляться от устья Гдовки в сторону открытого рейда. Всплески от пул немецких автоматов и разрывов мин уже не могли учинить вреда ни корпусу катера, ни его пассажирам–курсантам береговой роты. Вскоре, на внешнем рейде Гдова, катер присоединился к кораблям и судам Чудской флотилии. Как оказался военюрист Нейштод одним из последних командиров флотилии в устье Гдовки, остается загадкой до сих пор.

Б

орьба переместилась непосредственно в Гдов. Основная роль в обороне города принадлежала 118 пехотной дивизии. Немецко-фашистское командо-вание ввело в действие минометы, артиллерию, танки и авиацию. Наши войска этому могли противопоставить только незначительные силы артиллерии. Немецкие войска с помощью своих мобильных частей взяли Гдов в клещи. Они перерезали дороги Гдов–Нарва и Гдов–Псков. К вечеру 15 июля подразделения 118 пехотной дивизии сделали несколько попыток выбраться из кольца, но все дороги были блокированы немецко-фашистскими танками и мотопехотой. Конный обоз дивизии был блокирован в порту. Он несколько раз на большой скорости проносился то в северном, то в южном направлениях вдоль берега озера в надежде прорваться из порта и города, но каждый раз возвращался на исходные рубежи. В самый последний момент, в отчаянии, красноармейцы–ездовые и команди-ры обоза, видя безнадежное положение, начали на глазах некоторых курсантов флотилии расстреливать лошадей.

Автомобильная рота дивизии, а точнее её автомо-били были разбиты танками неприятеля, которые выехали из леса на полотно шоссейной дороги в то время, когда по ней из Гдова на Нарву отходили колонны автомашин, груженые техникой и людьми, в том числе и ранеными красноармейцами и командирами Красной Армии. Немецкие танки перерезали дорогу в нескольких местах, остановились на ней и расстреливали из пушек и пулеметов в упор автомобили роты и людей. Водители, красноармейцы и командиры, находившиеся на автома-шинах, покидали их и пытались укрыться от смертоносного пулеметного и пушечного огня в лесу, окружавшем дорогу. Все автомобили были выведены из строя, большинство их сгорело на дороге. Среди этой колонны автомашин была группа легковых, грузовых и специальных автомобилей, на которых пытался вырваться из немецких клещей штаб дивизии во главе с его начальником.

Часть пехотинцев и командиров дивизии во главе с её командиром генерал-майором Гловацким Н.М. перешли на канонерские лодки флотилии. Так пал Гдов – главная база Чудской военной флотилией. Город пал потому что нечем было его оборонять и защищать. У защитников города не было необходимого вооружения (артиллерии, миномётов и танков), обученных и подготовленных красноармейцев и командиров, владевших современным оружием. Курсанты и красноармейцы не имели на вооружении автоматического оружия.

В

двухдневных боях береговая рота Чудской флотилии потеряла около половины курсантского состава. Эти потери составляли убитые, раненые, а также курсанты, оставленные командованием роты на поле боя при выходе из него и отрыве от противника с целью перегруппировки и занятия новых оборонительных рубежей. Командир роты и его заместитель по политической части, из-за низкой профессиональной выучки и низкого уровня боевой подготовки, отсутствия у них навыков в командовании отдельной ротой в бою, не смогли организовать её управление, оставляли курсантов на поле боя на произвол судьбы. Они не заботились о создании в роте хорошей и надежной связи между отделениями, взводами и командованием роты в бою. Автор этих строк, курсанты Тришкин Б. и Виленчик К. были первыми жертвами такой неорганизованности. Они были оставлены, а точнее, брошены в поселке Чернево. В бою у деревни Мазиха, из-за слабой организации управления боем, двенадцать курсантов не получили приказа командира роты об отходе на новый рубеж обороны, продолжали занимать прежние позиции. К исходу дня 15 июля они обнаружили, что рота отступила, а они оказались на территории уже занятой врагом.

Курсанты, оставленные на поле боя своими командирами, подвергались в дальнейшем двойной опасности. Первая опасность состояла в том, что курсант или несколько курсантов оказывались перед лицом превосходящих сил врага и в его тылу. Они вынуждены были бороться за выживание и пробиваться к своим по тылам врага в одиночку или небольшими группами, не имея в своем распоряжении ни карт, ни компаса, ни информации о новом положении своей части. Курсанты ставились в опасное и унизительное положение. Неизвестно, а сейчас уже невозможно установить, сколько курсантов погибло по этой причине. Вторая опасность подстерегала таких курсантов уже в расположении своей части, когда они непосредственно во время боевых действий неофициально обвинялись в преднамеренно неправильном поведении на поле боя. Их обвиняли в том, что они отставали от части по своему желанию, то есть добровольно и сознательно. Уже на 5-ом курсе, после защиты дипломных проектов и перед присвоением первичного воинского звания „инженер-лейтенант”, некоторым из таких курсантов в марте 1945 года были официально предъявлены грубые, унизительные и оскорбительные обвинения в невыполнении приказов и приказаний командиров на поле боя с немецко-фашистскими захватчиками в июле и августе 1941 года. Обвинения предъявлялись сотрудниками органов контрразведки „Смерш” в Высшем военно-морском инженерном училище им. Ф.Э.Дзержинского. Среди курсантов, подвергшихся этой унизительной процедуры, был и автор этих строк. Я был обвинен в том, что не открыл огонь на поражение по немецким танкам и мотоциклам, когда они оказались перед нами с курсантом Тришкиным на дороге Чернево-Гдов. Танки и мотоциклы немцев ехали на большой скорости в сторону Гдова, преследуя по пятам отступавшую десантную роту Чудской флотилии. Мы же с Борисом Тришкиным, брошенные своими командирами, оказались в немецком тылу и искали пути воссоединения с ротой…

П

осле короткого совещания Лазарев, Тришкин и Виленчик решили место выполнения своего боевого задания не покидать и произвести разведку. Лазарев разведку поручил выполнить Борису Тришкину. Он приказал ему направиться в район картофельного поля и уточнить обстановку у командира роты. Да, официального приказания никакого и не было: Борис сам вызвался разведать обстановку.

С винтовкой в руках на перевес он направился в сторону поселка Чернево, а мы с Казимиром Виленчиком скрутили из газетного листа и табака самокрутки, закурили, немного успокоились от первоначально охватившего нас волнения и сели отдыхать под большой куст какого-то растения. Наши головы не покидала мысль о внезапном и загадочном исчезновении наших четырех курсантов – дозорных. Об этом мы с Казимиром сидели и рассуждали. Дым от самокруток исходил, как от большого костра. В разговоре мы и не заметили, как к нам подполз по-пластунски Борис Тришкин. Он доложил, что поселок занят немецко-фашистскими войсками и что он чуть было не попал в их руки: одна старушка спрятала его в сенях своего дома, когда немцы требовали от неё выдать им несколько кур.

Вновь провели небольшое совещание и решили что береговая рота отошла на левый берег Плюссы на свои первоначальные позиции. С предельной осмотрительно-стью и осторожностью мы пересекли шоссейную магистральную дорогу Чернево–Гдов и вышли на высокий берег Плюссы. Он был покрыт густым кустарником, высокими соснами и лиственными деревьями. В разведку пошел Казимир Виленчик. Он шел вдоль берега реки в сторону Чернева. Примерно, в ста метрах от нас его сразил прицельный двойной выстрел из автомата. Казимир сначала пал на землю, а затем свалился с обрыва к срезу воды. Мы с Тришкиным были поражены таким исходом дела.

Вскоре со стороны дороги Чернево–Гдов стали доноситься нарастающий шум работавших автомобиль-ных моторов.

– Наши! Наши! Отходят. Пойдем скорее к дороге, – сказал Борис.

Мы быстро подошли к дороге и на расстоянии метров пятнадцати от неё остановились в густых зарослях кустарника. Со стороны Чернева из-за поворота на дорогу выехали мотоциклы с колясками. Их было машин двадцать. Время от времени они стреляли в сторону леса из пулеметов короткими очередями. Двигались они со скоростью 30 – 40 километров в час. Следом за мотоциклами на дороге появились средние танки. Их было не много: машин десять, не более. За танками ехали грузовые автомобили с крытым верхом, набитые пехотинцами. Некоторые солдаты сидели, свесив ноги с заднего борта, и играли на губных гармошках.

– Вот так наши! – вырвалось из моих уст.

Стрелять по немцам в таком положении в надежде уничтожить или задержать их движение с нашей стороны было безумием. Любая наша демаскировка, включая и несколько одиночных ружейных выстрелов в их сторону, для нас означала верную гибель, а для немцев было бы не сильнее комариного укуса. Нам стало ясно, что оборонявшиеся подразделения отступили из поселка, а мы оказались в тылу врага. Теперь четко обозначилась и наша задача: искать дорогу и догонять свою роту, своих товарищей. План действия возник почти мгновенно: мы решили переплыть реку Плюссу и двигаться в сторону Гдова.

Н

ебольшой луг отделял нас от реки. Он хорошо просматривался со стороны возвышенной части поселка Чернево. Немецкие солдаты, оставшиеся в поселке, готовились к ужину, разжигали костры, ловили кур и поросят между домами и на улице, а большинство лежало около костров и отдыхало. Так же отчетливо и они могли видеть нас на открытой местности, но не обнаружили.

По-пластунски, через луг, в высокой траве, мы с Борисом добрались до берега реки, до небольшой заводи. Берег был низменным, заводь была почти сплошь покрыта большими листьями кувшинок. Оставалось погрузиться в воду и плыть к противоположной стороне реки, но этого не произошло: Борис объявил, что он не умеет плавать. Признание товарища осложнило дело. Мне показалось, что в том месте, где мы находились, реку можно перейти вброд. Я поделился своими соображениями с Борисом и решил ему показать, как это нужно сделать. Высокая трава была для нас хорошим укрытием. Не демаскируя себя, я подполз к срезу воды, винтовку взял в правую руку, противогаз в левую и, не вставая с земли, ногами вперед стал погружаться в воду. Я надеялся, что ноги вот-вот почувствуют дно, опору. Однако, этого не происходило, я продолжал погружение, зацепиться за траву или какую-либо былинку не мог: обе руки были заняты – крепко держал винтовку и противо-газ. Я оказался с головой под водой, пытался выбраться наверх, высунуть голову из воды и вдохнуть хоть какую-либо частичку свежего воздуха, но мои старания были тщетными: ноги упирались в крутой песчаный откос, песок под ногами осыпался вниз, руки с винтовкой и с противогазом и ноги запутались в стеблях и листах водорослей, и я, как ни старался, оставался на прежней глубине и с головой под водой. Я тонул. Если бы руки были свободными, я бы сумел быстро выбраться из омута. Даже в такую критическую минуту я не бросил винтовку и противогаз, помня, что без них мне в боевой обстановке будет тяжело. С неимоверными усилиями, работая ногами и занятыми руками, мне кое-как удалось высунуть голову из-под воды на поверхность, а затем и самому выбраться на берег. Я тяжело дышал, Борис, почувствовав весь ужас своего положения, сильно перепугался. Происшествие со мной навело на него страх. Отдышавшись и немного отдохнув, я оставил Борису свою винтовку и противогаз и, не раздеваясь, не снимая ботинок и бескозырки, поплыл к правому берегу реки за бревном. Оно было течением прибито к берегу, и его я приметил еще ранее. Вскоре бревно пригнал к тому месту, где в траве лежал еще не отошедший от страха мой товарищ. Не выходя из воды, я быстро повесил на бревно винтовки, противогазы и строгим словом заставил Бориса погрузиться в воду, надежно держаться за бревно и немного, не создавая шума, болтать ногами, сам же расположился у кормовой части бревна и, работая ногами и одной рукой, сумел переправить бревно вместе с Борисом и оружием на правый берег Плюссы.

Он был покрыт негустым кустарником в рост человека, а земля – солидным слоем влажного ила: видимо, недавно река выходила из берегов из-за сильного паводка. На пригорке виднелись сельские постройки. То была, как мы потом узнали, деревня Тербачёво. Среди кустов, на большой сухой поляне, один мальчик и две девочки в форме учеников ремесленного училища пасли стадо молодых поросят.

– Немцы в деревне есть? – спросил я у подростка.

– Сейчас нет, – ответил он, не задумываясь.

– А были?

– Вчера в деревню приезжала танкетка и три мотоцикла. Спрашивали о Красной Армии. Проехали вдоль всей деревни и скрылись в лесу.

– А до железной или шоссейной дороги от деревни далеко?

– Не знаю. Железной дороги у нас нет.

– Точно, что сейчас немцев в деревне нет?

– Точно. Нет.

Мы направились к деревне. День клонился к сумеркам. Вот и первые деревенские строения. Мы шли небыстрым шагом по немощёной дороге, слева и справа от неё деревянные дома крестьян. Дорога шла в гору, на ней были следы от бурных дождевых ручьёв. Деревенская улица пустынна, людей не было видно. Вот уже и конец улицы. Мокрая одежда и обувь на нас почти высохли, холода мы не чувствовали, на душе было неспокойно: куда шли – не знали, да и ночь близилась, всё настойчивее давал знать о себе и голод. Из третьего дома от конца улицы с левой стороны дороги прозвучали слова:

– Служивые! Куда путь держите? Зайдите!

Мы остановились и увидали на высоком крыльце добротного дома пожилого человека. Без колебаний повернули к постройке и подошли к крыльцу.

– Не стесняйтесь, поднимайтесь на крыльцо. Кем будете-то? Поговорим. Может помочь чем смогу?

На крыльце хозяин предложил нам сесть, отдохнуть с дороги. Завязался разговор. По надписям на ленточках наших бескозырок он понял, кто мы, спросил нас о том, как мы оказались в их деревне. Крестьянин ответил и на наши вопросы. Во время разговора во дворе дома я увидал того подростка в форме ученика ремесленного училища, который пас на берегу реки поросят. Хозяин сообщил нам, что до железной или шоссейной дороги далеко – километров пятьдесят и подсказал, что к ним из деревни ведет один путь – продолжение дороги, по которой мы шли. Затем он сделал нам предложение, от которого мы не смогли отказаться: „Может перекусите на дорожку? Путь-то ваш долгий”. Полная и бодрая женщина, как мы поняли, супруга гостеприимного крестьянина, вынесла на крыльцо каждому из нас по полкрынки молока и по половине каравая ржаного хлеба. Хозяйка с хозяином удивились, с какой проворностью мы с Борисом управились с молоком и хлебом.

С

меркалось, когда мы спустились с высокого крыльца во двор дома и вышли на дорогу. Темнело быстро. Не спеша, мы вышли из деревни и оказались на ржаном поле, стало совсем темно, посвежело. Деревенские постройки пропали из виду. Рожь была высокой, почти, по грудь человека, стояла ровно, умеренно колыхалась и издавала приятный успокаивающий шелест.

– Стой! Кто идет? – прозвучали слова изо ржи, совсем рядом с нами, слева от дороги.

– А вы кто?

– Один подойдите ко мне! – властно приказал незнакомец.

Мы с Тришкиным залегли за горку небольших валунов у края дороги и стали думать, что нам делать и как поступить. Наконец, решили: я встал и направился в сторону незнакомца, Тришкин продолжал лежать в укрытии и, для устрашения неожиданно появившегося собеседника, с металлическим треском дослал патрон в ствол винтовки.

Примерно в пятнадцати метрах от дороги, во ржи, стоял худощавый мужчина с круглым лицом сорока пяти–пятидесяти лет, ниже среднего роста, в ватнике, в простых очках с металлической оправой. На его спине висел хилый, почти пустой, самодельный вещевой мешок, на правом плече на ремне была обычная винтовка, на левом боку – противогаз. Сзади него стояли два вооруженных молодых человека с такими же вещевыми мешками на спинах и с винтовками в руках.

– Я командир партизанского отряда, – начал говорить незнакомец, когда я подошел к нему почти вплотную, и продолжил: – Кто вы? Куда идете?

Я не сразу поверил, что передо мной партизаны, и ждал, что далее скажет незнакомец изо ржи. Он же стал задавать мне вопросы и уточнять, не из тех ли мы краснофлотцев, которые вели бой с немцами в поселке Чернево. Получив утвердительный ответ, сообщил, что это его отряд напал там на немцев с тыла. Немцы развернули в сторону партизан часть своих сил, расчленили партизанский отряд на две части и пытались его уничтожить. Партизаны во время отступили и укрылись в лесных массивах: немцы в лес ходить боялись. Меньшая часть отряда оказалась вместе с командиром, а большая – отошла с места первого боя в северном направлении. Где находилась в то время вторая часть отряда и в каком она состоянии, командир не знал. Теперь я поверил, что передо мной стоит командир партизан. Командир достал из кармана электрический фонарик типа „Пигмей” не первой свежести и стал с его помощью рассматривать, что написано в моём подмоченном комсомольском билете. Кроме него у меня никаких документов не было. Он спросил фамилию секретаря комсомольской организации, который в июне принимал у меня членский взнос. Я назвал его. Удостоверившись в правильности моего ответа, командир возвратил мне комсомольский билет и крепко пожал мою руку. Громким голосом я позвал к себе Бориса Тришкина и представил его командиру отряда и молодым партизанам.

Мы с Тришкиным были довольны, что оказались в организованной боевой части, пусть, даже, и партизанской. Наш боевой дух и настроение повысились, мы немного успокоились. Командир согласился временно зачислить нас в партизанский отряд, до возможного перехода в регулярную часть Красной Армии или Красного Флота. Командир сообщил, что согласно ранее полученным распоряжениям областных руководителей, они следуют в село Каменка на соединение партизанских отрядов Псковской области.

Незаметно командир, два его боевых товарища и мы с Тришкиным были окружены партизанами. В отряде было человек двадцать. Среди них были учителя школ, счетоводы, бухгалтеры, пропагандисты, агитаторы, инструкторы райкома партии и районного исполнительного комитета депутатов трудящихся и другие работники управленческого звена местной власти. Основным их оружием были винтовки, некоторые имели ручные гранаты. Пулеметов в отряде не было.