Глава 5. О пользе лицедейства.

 

Не так давно один из авторов этой книги провел со двенадцатилетним сынишкой очередную назида­тельную беседу. Поводом для нее послужила встреча мальчика со своим школьным приятелем; «случайным» ее свидетелем стал отец. Попытаемся передать вам этот диалог со стенографической точностью.

Отец: Кстати, Алеша, сегодня я немножко тебя «отна-блюдал» - покуда ты общался со своим закадычным другом. С точки зрения элементарной психологии, твоя эффектив­ность приблизительно равнялась нулю, вернее, даже имела отрицательное значение.

Сын: Почему?! (Сын нарочито таращит глаза.)

Отец: Ну, хотя бы потому, что беседу с Андреем ты на­чал с бесцельных оправданий, заранее ставя себя в подчи­ненное положение. И чего ты намеревался этим добиться?! Запомни: оправдания никогда и ни в ком не стимулируют добрых чувств. Твой приятель промолчал, но у него замет­но сузились зрачки — следовательно, твой лепет он вос­принял критически. Все еще не понимаешь? Тогда проде­лаем опыт. Сядь напротив меня и представь, что я — это ты, а ты - это Андрюша. При этом будешь мне возражать. По­ехали!

- Андрей, ты, конечно, извини, но я не успел «скинуть» тебе на дискету эту «игрушку». Мать с утра отправила меня за молоком, а потом усадила за уроки... И что ты еще ему наплел? Ах, да. Потом я занял компьютер и тебя к нему не подпустил. Так? Теперь возражай. Тебе ведь очень хочется мне возразить.

Сын: Хочется. (В роли приятеля): - Ну, мог бы заняться этим и вчера, и даже позавчера вечером — времени у тебя было достаточно. А теперь я опять остался без этой «игрушки»! И вообще, у тебя всегда одно и то же - то времени не хватило, то компьютер занят, то мать не разрешила...

Отец: Хватит-хватит... Совершенно верно! Оправдании уже сами по себе побуждают твоего собеседника возразить, оспорить их, а значит, только повышают его антагонизм и негативное к тебе отношение.

Сын: А что мне было ему сказать?

Отец: Ничего. Сказал бы: извини, завтра сделаю. Но и это — не все. Тебе зачем-то потребовалось перемежать опавдания хвастовством — ну, этой своей победой на Олим­пиаде.

Сын: Хм.. .Я просто ему сказал...

Отец: Совершенно верно, ты сказал просто или, точнее, просто так, а именно этого никогда и не следует делать. Представь, что родители купят какому-нибудь твоему другу - допустим, Ване - новый компьютер, и он тебе тут же об этом доложит. Что ты почувствуешь?

Сын: Ну, наверно, порадуюсь за него.

Отец: Врешь! Если компьютер будег «круче» нашего, ты ощутишь досаду, а коли он окажется слабее, то ты неволь­но позлорадствуешь: а у меня, мол, компьютер лучше. И та, и другая эмоция — пусть и мимолетная — твоего распо­ложения к Ване не укрепят. Тем более, не следует выстав­лять на показ свой успех. Всего лучше, когда ни друзья твои, h;i враги даже и не помышляют, что ты способен ш что-нибудь этакое. Выставляться глупо. Ты все понял, сын.

Сын: Понял, папа.

В данную минуту мальчик, наверное, действительно кое-что для себя уяснил. Но это отнюдь не значит, что, до­пустим, через неделю он не повторит те же элементарные ошибки. Чтобы действовать, воистину, безупречно, или с максимальной эффективностью в каждом конкретном слу­чае, следует раз и навсегда принять для себя настроение-воина, или психическую позицию охотника за силой, ко­торый противостоит самой Жизни и потому всегда начеку.

Будем считать, что, во-первых, данная установка уже превратилась для вас в непреложную истину, и, во-вторых уже достаточно «раскачали» свою психику, чтобы сво­бодно выполнять психотехники - те, о которых мы уже вам рассказали, и те, которые мы намерены вам вскоре предло­жить. Иными словами., ваша подготовка закончилась; от­ныне мы будем обсуждать только реальные действия.

Начнем с того., что у всякого из нас в этой жизни суще­ствует несколько привычных ролей; у кого-то таковых больше, а у кого-то, естественно, меньше, но у каждого они есть. Любая роль нз личного репертуара используется че­ловеком лишь при каких-то определенных обстоятельствах или же при контактах с конкретными лицами, а еще точ­нее, при взаимодействии с биологическими объектами, ко­торые, в свою очередь, в общении с этим человеком также исполняют определенные роли. Причем, напялив на себя очередное обличие, мы не только ведем себя и ощущаем адекватно принятому образу, но одновременно навязываем своему партнеру его роль, которая должна соответствовать нашей. К примеру, если молодая женщина, вступая в кон­такт с молодым же мужчиной, избирает для себя роль Золушки, то ему (если, конечно, он принимает ее игру) ничего другого не остается, как изобразить принца.

Далее, по признаку психологического соотношения с окружающими весь наш репертуар можно условно поде­лить на три основные ролевые группы: роли доминантные, равноправные и рецессивные (подчиненные). Причем ак­терский диапазон человека зачастую весьма широк. На­пример, типичный Диктатор в мире внешнем, скажем, на службе, может запросто удовольствоваться в кругу своей семьи какой-нибудь рецессивной ролью. Правда, такое случается не особенно часто. Зато при контактах с собст­венным начальством любой Диктатор бывает вынужден моментально поменять свою доминантную роль на какую-то рецессивную.

Итак, коли, уж, мы упомянули образ Диктатор, то с него и начнем наш краткий разбор основных ролей человека в обществе. Безусловно, это - наиболее динамичная из до­минантных ролей. Лидер, напяливший ее на себя, как правило, очень энергичен, решителен, крайне авторитарен и нетерпелив. Подчиненным бывает непросто его понять, хотя самому ему кажется, что он изъясняется ясно и кон­кретно. В общении же с ними Диктатор не утруждает себя подбором деликатных выражений и легко срывается на крик. В то же время он стремится вникнуть во все мелочи и постоянно контролирует действия всех и каждого в своем окружении. В этом смысле Диктатор — великий экспансио­нист.

Основная его «слабинка» - это потаенная жалостли­вость. Диктатора довольно легко вызвать на сочувствие, ес­ли только ему не перечить. А потому для эффективного взаимодействия с ним очень подходит рецессивная роль Униженные и оскорбленные, особенно в женском исполнении (в этом варианте она обозначена нами как сиротка Каст).

Яркий пример типичного Диктатора — это некогда «свергнутый» со всех своих «тронов» Н.С Хрущев.

А вот исполнителя другой доминантной роли — ее мы назвали Барин - «взять» на жалость рассчитывать не прихо­дится. Потому как его бы и самого в пору пожалеть. Чело­век загружен до предела; причем все его дела имеют если не вселенское, так, уж, по меньшей мере, планетарное зна­чение. Вообще-то, Барин — человек разносторонне просве­щенный, но при такой жизни у любого сдадут нервы. А тут еще вы со своей белибердой...

Чтобы воздействовать на Барина, нужно ему немного подыграть. А для этого неплохо подходит подчиненная роль Доверенный слуга.

Очень эффективна - конечно, в надлежащем исполне­нии — еще одна доминантная роль, названная нами Добрый дядюшка. На такого человека просто немыслимо обижаться или же испытывать к нему какие-то негативные эмоции, ко­гда он делает что-то не так или же, напротив, не делает то­го, что вам насущно необходимо. Ведь он так благосклонен и внимателен к вам. Пожалуй, чересчур говорлив - не по­зволяет и слова вставить, - но у каждого сыщутся недостат­ки. Расспросил вас о жене, о сыне, о теще, вспомнил даже про вашу кошку - и все это при том, что очень занят. В общем, вы и на этот раз так и не успели изложить ему свое дело.

А Благодетеля (следующая доминантная роль) подчи-<ненные стремятся обойти стороной. Его, бедолагу, никто не ценит; а он радеет буквально за каждого своего сотруд­ника (или члена семьи). Вон, к примеру, цветочный гор­шок в офисе переставил с одного окна на другое - проявил заботу о вас, - чтобы цветок вам свет не заслонял. А вы приходите со своими неуместными требованиями...

Перейдем к равноправным ролям. Очень эффективен бывает образ Железного парня (разумеется, при надлежащем исполнении). По сути, это — одна из модификаций психи­ческого карате, Железный парень совершенно не восприни­мает то, о чем ему толкует собеседник. Последний обычно выходит из себя и перебивает Железного парня, а тот, умолк­нув па время, преспокойно пропускает все доводы собесед­ника мимо ушей. Выждав, покуда тот выпустит пар, Желез­ный парень продолжает затем гнуть свое, причем точно с то­го же самого места, на котором остановился.

Другой эффективной равноправной ролью является до­вольно расхожий образ, который мы условно обозначили, как Приятель начальника (или жены начальника, а может, министра здравоохранения). Его исполнителю не обой­тись без ноток мягкой авторитарности в голосе. При этом лучше «работают» косвенные указания на особое значение своей персоны. «Мы с Иваном Ивановичем о вас вспоми­нали; в принципе он к вам неплохо относится...»

Следующую роль, которая иногда тоже «срабатывает», к равноправных можно отнести лишь условно, по­скольку ее исполнителю все-таки приходится самому «подойти» к объекту воздействия, оправдывая этот свой подход внешними обстоятельствами. Данный образ мы условно назвали .Лидер в беде. Для него также характерна мягкая торитарность, или, можно сказать, благородные интона-;ии в голосе. Мол, ему с его опытом (а может, и с положе-шем или же с репутацией и т.п.) в этой досадной ситуации поможет всякий. Но он не желает быть обязанным «абы кому» и потому обратился к достойному человеку.

Пожалуй, Шут - это наиболее эффективная из подчи­ненных ролей. Она превосходно сочетается с большинст­вом доминантных образов (и Диктатора., и Доброго дядюшки, и даже Барина); но для ее успешного использования необ­ходима серьезная психологическая подготовка. (Шуты от Бога в наше время редки.) Главное преимущество Щута в том, что ему дозволено говорить все. К тому же, на то он и Шут, чтобы «резать» правду-матку без какой-либо корысти. Следовательно, лидер склонен прислушиваться к его сло­вам и доверять им более, нежели логичным рассуждениям своих штатных советников, которые, возможно, и отмече­ны печатью мудрости, но, уж, никак не печатью бескоры­стия. Кроме того, Шуту прощается абсолютно все, ибо сердиться на него — это шутовство.

Далее подчиненная роль Униженные и оскорбленные, как правило, легче дается женщинам (в их исполнении этот образ нами обозначен как Сиротка Хасси). Тут уместно лю­бое самоуничижение, признание прошлых, настоящих и даже будущих ошибок с умеренным акцентом на собствен­ных страданиях - пусть и заслуженных. Сиротка Хасси обычно легко смягчает Диктатора к, в конце концов, пону­ждает сменить гнев на милость даже Благодетеля.

Что же касается Барина, то в общении с ним куда боль­ше преимуществ у Доверенного слуги. Эта подчиненная роль строится на органичном сочетании подчеркнутой почти­тельности в обращении с долей доверительности и пони­мания. Таков, например, типичный старый слуга в какой-нибудь английской экранизации собственной классики или же в пародии на таковую.

Наконец, в отдельных случаях неплохо «работает» роль Скандалист. Правда, подходит она только для определен­ных ситуаций, и воспользоваться ею для косвенного шан­тажа какого-то конкретного лидера, как правило, удается лишь однажды. Вот пример такой ситуации. Ваш босс под любыми благовидными предлогами откладывает подписание вашего заявления на отпуск, а вы уже взяли билет на самолет... И вот, улучив минутку, когда шеф принимает у себя в кабинете каких-то особо почитаемых заказчиков, пе­ред которыми ему, естественно, никак нельзя ударить в грязь лицом, вы, мягко отстраняв секретаршу, наперевес со своим заявлением врываетесь в указанный кабинет. Скорее всего, ваш босс не станет даже уточнять, что именно он подписывает...

Покуда мы говорили лишь о тех ролях, которые совсем не связаны или связаны только косвенно со сферой дея­тельности их исполнителей. Мы хотим сказать, что Дикта­тором могут быть равным образом как тот, кто подвизается, допустим, в области торговли, так и тот, кто руководит ка­ким-нибудь творческим союзом. Причем эти оба Диктато­ра могут иметь при себе и по Шуту. Однако некоторые ви­ды занятий накладывают на человека особый отпечаток, или же, иными словами, закладывают в его подсознание определенные модели восприятия и реакций. Так, у кадро­вых военных, как правило, развито подсознательное ощу­щение жесткой иерархии и сопутствующие ему чувства кастовости и баланса авторитарности - собственной и чу­жой, - готовность повелевать и умение беспрекословно подчиняться. Кроме того, в любой армии существует риту­ал; связанные с ним действия, становясь автоматическими, то есть, выпадая из сознательной сферы восприятия чело­века, могут влиять на него подобно снотворному. Все это позволяет грамотному психооператору легко манипулиро­вать человеком в погонах.

Приведем цример.

Один из авторов этой книги (в дан­ном случае будем величать его Сутгестором) был пригла­шен на прием к некоему военнослужащему (назовем его Генералом), имевшему немалый чин и занимавшему высо­кую должность в одном закрытом учреждении. Встреча была назначена на одиннадцать ноль-ноль. Примерно за пять минут до этого времени Суггестор подошел к пропу­скному пункту и обратился к дежурному в сдержанно-авторитарной манере:

- Прапорщик, я вызван Генералом на одиннадцать ноль-ноль. Прошу вас, свяжитесь с ним...

На лице прапорщика заиграла растерянная улыбка, и он не очень уверенно произнес:

- Генерал, кажется, еще не прибыл...

- Не может быть, - протянул Суггестор, как бы рассуждая сам с собою, и тут же отчеканил: — Хорошо. Тогда вызови­те дежурного офицера.

Когда же таковой появился, Суггестор, не оставляя пра­порщику времени что-либо ему объяснить, все так же уве­ренно произнес:

- Капитан, проводите меня в кабинет Генерала.

- Следуйте за мной, - с готовностью согласился капитан, и они вдвоем поднялись на третий этаж и прошли по ко­ридору к нужной двери.

- Это здесь? - спросил Суггестор.

- Так точно, - ответил капитан.

Визитер потянул ручку двери, которая подалась, и за­глянул в кабинет: он был пуст. Затем, не позволяя своему провожатому в этом удостовериться, Суггестор уверенно туда прошел и, прежде чем захлопнуть дверь у того перед носом, решительно произнес:

- Благодарю вас, капитан! Можете идти.

Четвертью часа позже Генерал появился в своем каби­нете. По дороге на службу он застрял в автомобильной пробке и потому задержался. Между прочим, на пропуск­ном пункте ему даже не доложили, что некто его уже под­жидает. Видимо, старшина с капитаном, наскоро посове­щавшись, выяснили, что ни тот, ни другой толком не зна­ют, кого именно они сообща сопроводили в генеральский кабинет - визитер-то никому из них даже не представился. Бот и порешили служивые вообще умолчать об этом эпи­зоде. Суггесгор же, в свою очередь, тоже никак не объяс­нил Генералу это свое прямо-таки сверхъестественное проникновение средь бела дня в «режимное» военное уч­реждение. Так, между прочим, и вырастают легенды.

Аналогичный психический комплекс (конечно, с некоторыми собственными нюансами) можно обнаружить и в любом сотруднике милиции: от рядового до генерала. Со­всем недавно, когда уже начата была эта глава, другой из авторов «Искусства доминировать» (назовем его в данном случае Сочинителем) был отправлен своею спутницей жизни (которая сама по себе отличный психолог, и муками творчества ее не обморочить) за хлебом. Добежав до бли­жайшего хлебного ларька, Сочинитель уже полез было в карман за мелочью, как откуда ни возьмись к ларьку подкатила машина с фиолетовой «мигалкой» на крыше. Про­давщица засуетилась и мигом выскочила из ларька на­встречу милицейскому лейтенанту, вылезшему из машины с «мигалкой». Тот потребовал от нее какие-то документы и, . пошелестев бумагами, видимо, остался ими не доволен.

- Садитесь в машину, будем разбираться, - сухо предложил он продавщице.

Бедняжке, по всей видимости, ужасно не хотелось этого делать, и она запричитала, указывая на Сочинителя: мол, люди ждут, а в машину — это надолго и т. д. и т. п. Следовало немедленно что-то предпринять, ибо Сочиниелю, как вы сами понимаете, отнюдь не «светило» тащиться к другому ларьку. Бесполезный «скулеж» продав­цы он прервал целенаправленной репликой, произве­денной со сдержанной авторитарностью во втором голосовом режиме:

- Тут рассуждать нечего. Лейтенант — на службе!

Продавщица обратила было досаду на Сочинителя -вот, мол, о них же заботишься, - но на сей раз была оста-новлена лейтенантом. Все так же сухо и даже не взглянув на единственного покупателя у ларька, он бросил:

- Сначала обслужите людей, а потом - ко мне в машину!

В данном случае в психике лейтенанта «сработал» иной санизм, который, тем не менее, следует отнести все к то­же комплексу «службиста». Во-первых, в офицере взыгралo корпоративное чувство, поскольку реплика Сочинителя, якобы, выдавала в нем самом человека военного - пусть и в штатской одежде. Во-вторых, было простимулировано тщеславие лейтенанта, связанное с его погонами.