Нормы «мягкого» права и формальная определенность
Следующим признаком правовой нормы в общей теории права выделяют формальную определенность, которая тесно связана с таким признаком, как предоставительно-обязывающий характер, т. е. ее действие через права и обязанности.
Касаясь этого вопроса, А. В. Васильев указывает, что юридическим содержанием нормы права является закрепленное в ней формально определенное поведение сторон, которое устанавливается путем возложения на них взаимосвязанных прав и обязанностей [3, c. 56]. Некоторые ученые полагают, что формальная определенность является точным бесспорным обозначением обстоятельств, порождающим правовые последствия, определение самих этих последствий, качеств, присущих участникам правоотношений [23, c. 509], что она выступает в виде четко сформулированного правила, фиксируется как строго выраженное требование должного или возможного поведения, закрепленное в юридических документах [4, c. 259]. И. И. Лукашук пишет: «Под формальной определенностью понимается отличительная черта международно-правовых норм, состоящая в особой четкости и определенности, в точности понятий и конструкций» [14, c. 113].
Выявлением сути данного понятия больше занимались в рамках общей теории права, нежели в теории международного права. Однако вполне справедливо утверждение, что и международно-правовая норма должна выступать в виде формально определенного правила поведения, т.е. в силу своего содержания порождать для субъектов международного права конкретные, четко определенные права и обязанности. Это отмечают В. А. Василенко [2, c. 186], И. И. Лукашук [13, c. 9], Дж. П. Бургес [27, c. 470].
Нормы «мягкого» права, содержащиеся в международных договорах, по форме являются правовыми. Однако в отличие от «твердых» международно-правовых норм они своими формулировками не порождают четко определенных прав и обязанностей. Некоторые юристы считают, что текст воспринимается как правовой, если в нем используется форма глагола «shаll» в английском языке или ее эквивалент, если он имеется, в других языках. Если же используется язык рекомендаций, то текст считается «мягким» правом [12, c. 160]. Как утверждает П. Вейль, содержание таких норм настолько неопределенное и нечеткое, что обязанности А и права Б едва ли можно понять [32, c. 414].
В этой связи следует заметить, что степень неопределенности формулирования правил поведения небезгранична. Как отмечает российский ученый С. С. Алексеев, определяющее качество права — его нормативность [1, c. 119]. Следует согласиться с российским юристом Н. В. Мироновым, который пишет: «В принципе международно-правовая регламентация может носить как общий (абстрактный), так и достаточно детализированный, а иногда даже и конкретно-определенный (казуистический) характер в его международно-правовом понимании.., слишком высокая степень абстрагирования в формулировании нормы может привести к утрате нормативности и превращению нормативного предписания в общую декларацию или констатацию состояния, т. е. в неправовые категории» [19, c. 44—45]. Поэтому, чтобы относить нормы «мягкого» права, содержащиеся в договорах, к нормам права вообще, необходимо, чтобы они обладали при всей их неопределенности формулирования качеством правовой нормативности.
Для сравнения рассмотрим две договорные нормы. В статье 1 Договора о нераспространении ядерного оружия 1968 г. сказано: «Каждое из государств — участников настоящего Договора, обладающих ядерным оружием, обязуется не передавать кому бы то ни было ядерное оружие или другие ядерные взрывные устройства, а также контроль над таким оружием или взрывными устройствами ни прямо, ни косвенно; равно как и никаким образом не помогать, не поощрять и не побуждать какое-либо государство, не обладающее ядерным оружием, к производству или к приобретению каким-либо иным способом ядерного оружия или других ядерных взрывных устройств, а также контроля над таким оружием или взрывными устройствами» [6, c. 398]. Из этого следует, что государства берут на себя конкретные обязательства по четко определенной линии поведения, и у них появляется право требовать от других государств такого же должного поведения. Данная норма, закрепленная в источнике международного права, порождает для государств конкретные, четко определенные права и обязанности и, соответственно, выступает в виде формально определенного правила поведения.
В статье 10 Конвенции ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ 1988 г. указывается: «Стороны сотрудничают непосредственно или через компетентные международные или региональные организации в целях оказания помощи и поддержки государствам транзита и, в частности, по мере возможности, развивающимся странам, нуждающимся в такой помощи и поддержке, путем осуществления программ технического сотрудничества в пресечении незаконного оборота, а также путем осуществления других связанных с этим мероприятий» [10, c. 76]. В этой статье четко не определена линия должного или возможного поведения, здесь закрепляются общие направления сотрудничества, которые впоследствии могут быть конкретизированы либо практикой, либо национальным законодательством, либо дополнительными соглашениями. Здесь отсутствует четкая определенность формулирования правил поведения, и у государств не возникает конкретных прав и конкретных обязанностей.
Исходя из вышесказанного, можно утверждать, что у норм «мягкого» права, содержащихся в международных договорах, отсутствует такой существенный признак «твердой» правовой нормы, как формальная определенность, и они не порождают для государств четких, определенных прав и обязанностей.
Нормы «мягкого» права, закрепленные в рекомендательных нормативных актах, нередко достаточно четко формулируют права и обязанности государств, т. е. по своему содержанию очень схожи с правовыми нормами. Для примера можно упомянуть Декларацию о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств 1981 г., где говорится: «Принцип отказа от интервенции и невмешательства во внутренние и внешние дела государств включает следующие права и обязанности» [5, c. 99]. Но, как правило, для формулирования решений международных организаций государства используют язык рекомендаций. Как пишет Т. Н. Нешатаева: «…в текстах употребляются такие формулировки, которые указывают на необязательность правил поведения, рекомендуемых в этих правовых актах: в английском тексте, например, обычно употребление глагола "should" вместо "shall"; в русском — "может" вместо "должен" и т. д. Для этих резолюций также типичны словосочетания типа "насколько это возможно", "по мере необходимости" и т. п. Формулы правил поведения государств-членов также фиксируются в непрямой манере и оставляют место для субъективного толкования» [21, c. 101].
Таким образом, нормы «мягкого» права, зафиксированные в рекомендательных нормативных актах, могут иметь в своем содержании разную степень определенности формулирования правил поведения, однако сама форма закрепления этих норм придает им рекомендательный характер, т. е. такие нормы не могут порождать юридические права и обязанности для государств. Как утверждает российский ученый С. В. Черниченко, «рекомендательность — юридическая необязательность нормы (модели поведения) или индивидуальной установки, заключающаяся в признании лишь желательности, целесообразности предусмотренного ею поведения» [26, c. 324]. Следует согласиться с Р. А. Колодкиным, что у норм данной категории отсутствует такое качество правовой нормы, как формальная определенность [9, c. 97].
Подводя итог вышеизложенному, можно утверждать, что нормы «мягкого» права в отличие от «твердых» правовых норм не порождают для субъектов международного права конкретных, четко определенных прав и обязанностей либо в силу формы своего закрепления, либо в силу своего содержания, т. е. они не обладают качеством формальной определенности.