Корал-Крик, штат Миссисипи
Нед Беттертон заехал на парковку агентства по прокату автомобилей и чуть ли не выпрыгнул из машины. Он энергично зашагал к зданию, улыбаясь во весь рот. Последние пару дней открытия и находки сыпались как из рога изобилия. И одним из этих открытий оказалось то, что, оказывается, Нед Беттертон – чертовски хороший репортер. Годы унылых отчетов о благотворительных аукционах, обедах в Ротари-клубе, родительских собраниях, похоронах и парадах на День поминовения научили делу гораздо лучше, чем каких-нибудь два года в Высшей школе журналистики Колумбийского университета. Правда, старикашка Крэнстон принимается истошно вопить всякий раз, когда Нед отправляется работать над будущей сенсацией… но теперь от занозы в боку временно избавились. Нед взял отпуск. Тут уж Крэнстон ничего не поделает. Древнему ублюдку следовало уже давным-давно нанять второго репортера. Теперь сам пусть отдувается: и о похоронах пишет, и о благотворительности.
Беттертон взялся за ручку стеклянной двери, резко потянул на себя. Настало время проверить еще кое-что, а заодно и свою удачу.
Внутри, сидя за одним из конторских столов офиса, Хью Фурье заканчивал дела с поздним клиентом. В первый год учебы в Университете штата Миссисипи в Джексоне Нед жил в одной комнате с Хью. А теперь Хью управлял единственным на семьдесят миль от Мэлфорша прокатом автомобилей. Еще одно приятное совпадение, убеждающее, что полоса везения продолжается.
Беттертон выждал, пока Хью вручит клиенту ключи и документы, и подошел к столу.
– Приветик, Нед! – сказал Хью, узнав старого приятеля, и его улыбка сделалась куда теплее и искренней стандартной благодушной гримаски, уготованной для клиентов. – Как дела?
– Да потихоньку, – ответил Беттертон, тряся протянутую руку.
– Хочешь поделиться сногсшибательной сенсацией? Душераздирающие новости с чемпионата по правописанию в местной средней школе?
Фурье хихикнул, довольный своей остротой. Беттертон натужно рассмеялся:
– А как дела в опасном бизнесе проката?
– Дел по уши. И даже больше. Кэрол сегодня заболела, и я тут бегаю, как одноногий калека на чемпионате по пинкам в задницу.
Беттертон опять принужденно рассмеялся, припомнив, что Хью считал себя первостатейным остряком. Обилию клиентов у Хью он не удивился: в международном аэропорту Галфорд-Билокси проводился крупный ремонт, немало линий перенаправили в местный аэропорт.
– Встречал кого-нибудь из старой университетской компашки? – спросил Фурье, складывая и выравнивая стопку бумаг.
Беттертон ответил, и завязалась обыкновенная болтовня старых приятелей о прежних временах. Спустя несколько минут Нед решил, что настала пора перейти к делу.
– Хью, старина, – сказал он заговорщицки, наклонившись над столом, – не сделаешь ли небольшое одолжение?
– Не вопрос! Сделаю! Отличная недельная такса на крошку с откидным верхом! – Фурье снова хихикнул.
– Мне бы узнать, не брал ли у тебя авто напрокат один тип…
– Один тип? – Улыбка Хью поблекла. – Зачем тебе это знать?
– Я же репортер.
– Так это для статьи? Боже правый, с каких это пор ты переключился на крутые новости, а?
Беттертон беспечно пожал плечами:
– Я всего лишь разнюхиваю немного для сюжета.
– Нед, знаешь, я ведь не имею права выдавать информацию о клиентах.
– Да мне нужно всего ничего. – Беттертон наклонился чуть сильнее. – Послушай, я тебе опишу этого парня, скажу, какую машину он взял. Мне нужно только его имя и откуда он прилетел.
– Ну не знаю… – нахмурился Хью.
– Клянусь, твой прокат никаким боком в моем сюжете не всплывет, я нигде и никому про тебя не скажу!
– Старина, это ж не пустяк… В нашем деле конфиденциальность – чуть ли не главное…
– Парень – иностранец. Говорит с европейским акцентом. Длинный, тощий. Под глазом бородавка. Носит дорогущий плащ. Взял он темно-синий «форд-фьюжн», скорее всего, двадцать восьмого октября.
Хью вздрогнул, и Нед отметил: попадание в десятку!
– Ты его вспомнил, правда?
– Нед, ну…
– Хью, ладно тебе.
– Не могу я!
– Сам видишь, сколько я уже знаю про этого типа. И нужно мне совсем немного. Чуточку. Ну пожалуйста!
Фурье помялся, вздохнул:
– Вроде помню я его, да. В точности как ты описал. Акцент сильный, немецкий.
– И как раз двадцать восьмого?
– Кажется. Пару недель назад.
– А можешь проверить? – спросил Беттертон, надеясь, что Хью полезет в компьютер проверять, а там можно и на экран ненароком глянуть…
Но Фурье наживку не заглотал.
– Не могу, – отрезал он.
Эх, не везет…
– А имя?
Фурье замялся снова:
– Э-э, хм… да, Фальконер. Кажется, Конрад Фальконер. Нет, Клаус.
– И откуда прилетел?
– Из Майами. «Дикси эрлайнз».
– А откуда ты знаешь? Видел его билет?
– Мы просим клиентов указывать их рейс, чтобы сохранять зарезервированную машину в случае опоздания.
На лице Хью обозначилось раздражение, и Нед понял: больше ничего не выжмешь.
– Ладно, Хью, спасибо. С меня причитается!
– Это точно.
В офис зашел очередной клиент, и Фурье с очевидным облегчением поспешил к нему навстречу.
Сидя в своем «ниссане» на парковке проката, Беттертон включил ноутбук, проверил, хороша ли связь с Интернетом, а затем быстренько пошарил по сайту «Дикси эрлайнз». Так, у нее всего два рейса в местный аэропорт. Один – из Нью-Йорка, второй – из Майами. Прибывают с интервалом в один час.
«Плащик крутой, вроде тех, что шпионы в фильмах носят», – так сказал Билли Б.
Ага, еще одна небольшая проверка. 28 октября в Майами было солнечно и жарко. А в Нью-Йорке – дождливо и холодно.
Наверняка этот тип и убил супругов Броди. И солгал насчет рейса. Неудивительно. Конечно, может быть, он и насчет авиакомпании солгал, а имя придумал. Но это уж слишком параноидально.
Нед задумчиво выключил ноутбук, закрыл его. Фальконер прибыл из Нью-Йорка, Пендергаст живет в Нью-Йорке. Связаны ли они друг с другим? Пендергаст был в Мэлфорше по официальному делу, это как пить дать. Вряд ли это дело предусматривало взрыв бара и проделывание дыр в лодках. А еще и капитан из полиции Нью-Йорка. За тамошними копами тянулась дурная слава: и продажные они, и в торговлю наркотиками замешаны. Вот и складывается глобальная картинка: река Миссисипи, сожженная лаборатория среди болот, связи с Нью-Йорком, жестокое, похожее на казнь убийство Броди, продажные полицейские…
Да тут пахнет крупной аферой наркодельцов!
Вот что: надо лететь в Нью-Йорк. Нед достал из кармана сотовый, набрал номер.
– «Эзервилльская пчела», – пропищало в трубке пронзительно. – Говорит Жанин.
– Жанин, это я, Нед.
– О, Нед! Как твои каникулы?
– Спасибо, неплохо. Расширил кругозор.
– Вернешься завтра на работу? Мистеру Крэнстону нужно, чтобы ты написал репортаж про конкурс поедания ребрышек в…
– Извини, Жанин, мне нужно продлить каникулы на пару дней.
– И когда же ты вернешься?
– Не знаю. Может, через три дня. Или через четыре. Я тебе сообщу. Вообще, по закону, мне еще неделя полагается.
– Да, но я не уверена, что мистеру Крэнстону это понравится… – сказала Жанин смущенно.
– До встречи! – попрощался Нед и отключился прежде, чем она успела ответить.
Глава 48
Нью-Йорк
Доктор Джадсон Эстерхази, играющий роль доктора Эрнеста Пула, вышагивал рядом с Фелдером по коридору больницы «Маунт-Мёрси» вслед за доктором Остромом, директором больницы. Директор был вежлив, тактичен и в высшей степени профессионален – наилучшие качества для человека его положения.
– Полагаю, вам покажутся чрезвычайно интересными результаты сегодняшней консультации, – поведал Эстерхази Острому. – Как я уже объяснял доктору Фелдеру, весьма высоки шансы на то, что пациентка продемонстрирует избирательную амнезию по отношению ко мне.
– С нетерпением этого ожидаю, – ответил Остром.
– Надеюсь, вы ничего не говорили ей обо мне, не сообщали о нашем визите?
– Ей ничего не говорили.
– Отлично! По-моему, разумно сократить время визита до минимума. Ведь как бы она себя ни проявила, эмоциональный стресс, пусть и не осознаваемый пациенткой, будет весьма велик.
– Разумная предосторожность, – согласился Фелдер.
Они завернули за угол, подождали, пока служащий откроет металлическую дверь.
– Несомненно, ей будет неловко в моем присутствии, – заметил Эстерхази. – Дискомфорт вызовут ее подавленные воспоминания о моих с ней консультациях.
Остром кивнул.
– И еще: в завершение консультации я был бы благодарен за возможность пару минут поговорить с ней наедине.
Остром обернулся с озадаченным видом.
– Мне хочется узнать, – пояснил «доктор Пул», – изменится ли ее поведение, когда я останусь с нею один на один. Продолжит ли она делать вид, что не узнает меня.
– Не вижу к тому никаких препятствий, – согласился Остром.
Он остановился перед дверью, различающейся от соседних лишь номером, и легонько постучал.
– Можете войти, – раздалось из-за двери.
Остром открыл, затем предложил гостям войти в маленькую комнатку без окон. Из мебели здесь были только кровать, стол, книжный шкаф и пластиковое кресло. Молодая женщина сидела в кресле и читала книгу. Она подняла голову и посмотрела на вошедших.
Эстерхази глядел на нее с любопытством. Давно гадал, как выглядит подопечная Пендергаста, и был сторицей вознагражден за ожидание. Констанс Грин была привлекательна. Нет, по-настоящему красива. Стройная, гибкая, маленькая, с короткими темно-каштановыми волосами, с идеально гладкой, как фарфор, кожей, с фиалковыми глазами, умными, внимательными и поражающими странной глубиной.
Констанс обвела гостей взглядом. На Эстерхази задержалась, но выражение ее лица осталось прежним.
Он не боялся, что Констанс узнает шурина своего опекуна. Пендергаст был не из тех, кто держит в доме семейные портреты.
– Доктор Остром, доктор Фелдер, очень рада видеть вас снова, – сказала она, откладывая книгу и вставая.
Эстерхази взглянул на обложку: она читала Сартра, «Бытие и ничто».
Поразительно: движения, манера речи, самое ее существо казались отголоском давнего времени учтивости, изысканных манер, благородства. Казалось, она сейчас пригласит нанесших визит джентльменов на чай из розовых лепестков и сэндвичи с огурцом.[11] Констанс вовсе не походила на безумную мать-детоубийцу из закрытой психиатрической лечебницы.
– Констанс, пожалуйста, садитесь, – попросил Остром. – Мы всего на несколько минут. Доктор Пул посетил ненадолго Нью-Йорк, и мы подумали, что вы, возможно, захотите его увидеть.
– Доктор Пул, – задумчиво повторила Констанс, садясь.
Она посмотрела на Эстерхази, и в ее странных глазах зажегся огонек любопытства.
– Да, верно, – подтвердил Фелдер.
– Помните ли вы меня? – спросил Эстерхази, выражая голосом благожелательную заботу.
– К сожалению, я не имела удовольствия быть знакомой с вами, сэр, – ответила Констанс, слегка нахмурившись.
– В самом деле, Констанс? – Эстерхази добавил в голос легчайшие нотки разочарования и жалости.
Она покачала головой.
Краем глаза Эстерхази приметил, что Остром и Фелдер многозначительно переглянулись. Отлично! Все идет по плану.
Констанс посмотрела на него с любопытством, затем обратилась к Фелдеру:
– Отчего же вы сочли, что я могу пожелать встречи с этим джентльменом?
Остром слегка покраснел, кивнул Эстерхази.
– Видите ли, Констанс, несколько лет назад я уже консультировал вас по просьбе вашего, э-э, опекуна, – сообщил тот.
– Вы лжете! – отрезала Констанс, поднимаясь. Она снова обратилась к доктору Острому, и на ее лице теперь отчетливо отразились тревога и замешательство. – Доктор Остром, я никогда прежде не видела этого человека! И я бы очень хотела, чтобы вы увели его из моей комнаты.
– Констанс, мне очень жаль за причиненное неудобство, – сказал доктор и вопросительно взглянул на Эстерхази.
Тот слегка кивнул: время уходить.
– Констанс, мы уходим, – сказал Фелдер. – Доктор Пул попросил нас позволить ему говорить с вами наедине, всего минуту-другую. Мы будем ожидать за дверью.
– Но… – произнесла Констанс и умолкла.
Она посмотрела на Эстерхази, и он был ошеломлен откровенной враждебностью в ее взгляде.
– Доктор, прошу вас, поскорее, – попросил Остром, открывая дверь, и покинул комнату вместе с Фелдером.
Дверь закрылась.
Эстерхази отступил на шаг, опустил руки и принял вид как можно более мирный и дружелюбный. В этой женщине ощущалось нечто, заставляющее рассудок тревожно сигналить: опасность! Следовало быть чрезвычайно осмотрительным.
– Мисс Грин, вы правы, – сказал он тихо. – Вы никогда в жизни меня не встречали. Я никогда вас не консультировал. Я солгал.
Лицо Констанс выразило крайнюю подозрительность.
– Мое имя – Джадсон Эстерхази. Я – шурин Алоизия Пендергаста.
– Я вам не верю, – ответила Констанс. – Он никогда не упоминал ваше имя.
Голос ее звучал тихо и бесстрастно.
– Это так на него похоже, не правда ли? Послушайте, Констанс: Хелен Эстерхази – моя сестра. Ее смерть в лапах льва была самым жутким, что случилось с Алоизием, – кроме, разве что, смерти его родителей во время пожара в Нью-Орлеане. Вы наверняка хорошо его знаете. Он не из тех, кто распространяется о прошлом, в особенности столь болезненном. Но он попросил меня о помощи, поскольку я – один из немногих, кому он может доверять.
Констанс не ответила, пытливо глядя на визитера.
– Если сомневаетесь, вот мой паспорт. – Он извлек документ, раскрыл, показал ей. – Эстерхази – имя редкое. Я знал тетю Корнелию, отравительницу, жившую в этой самой комнате. Я был на фамильной плантации Пенумбра. Летал в Шотландию поохотиться вместе с Алоизием. Какие еще доказательства вам нужны?
– Почему вы здесь?
– Алоизий послал меня, чтобы помочь вам покинуть это место.
– Это нелепо. Он сам устроил так, чтобы я сюда попала. Он знает, что я вполне довольна здесь.
– Вы не понимаете. Он послал меня не для того, чтобы помочь вам, – он хочет, чтобы вы помогли ему!
– Чтобы я помогла ему?
– Понимаете, он наткнулся на ужасающее открытие. Похоже, его жена – моя сестра – умерла не случайно.
Констанс нахмурилась.
Эстерхази понимал: единственный шанс на ее доверие в том, чтобы держаться как можно ближе к правде.
– В день той охоты ружье Хелен оказалось заряжено холостыми патронами. Пендергаст решил выяснить, кто в этом виновен. Но события вышли из-под контроля. Ему нужна помощь тех, кому он доверяет более всего. А значит, моя и ваша помощь.
– А лейтенант д’Агоста?
– Лейтенант помогал – и получил в награду пулю в сердце. Его спасли, но ранение очень тяжелое.
Констанс вздрогнула.
– Я же сказал вам: события вышли из-под контроля. Пендергаст не успевает и не может в одиночку справиться со всем. Он в страшной опасности. Поэтому мне пришлось прибегнуть к единственно возможному способу, позволяющему связаться с вами. Я представился врачом, прежде консультировавшим вас, занимавшимся вашей… болезнью. Это всего лишь необходимая хитрость.
Констанс глядела на него в упор. Враждебность ушла из ее взгляда, остались нерешительность, смятение.
– Я найду способ вызволить вас отсюда. А пока, прошу вас, отрицайте, что знаете меня. Или можете изобразить, что постепенно вспоминаете, узнаете. Выберите такой образ действия, какой вам удобнее. Но прошу, подыгрывайте мне. Помогите вытянуть вас отсюда. Время на исходе. Пендергасту нужны ваш быстрый разум, чутье, умение искать и находить. Каждый час теперь на счету. Вы и представить не можете – а у меня нет времени объяснять, – какие силы действуют против Алоизия.
Констанс не ответила, оцепеневшая от сомнений, растерянности, тревоги. Самое время оставить ее наедине с мыслями и тревогами. Пусть все взвесит сама.
Эстерхази постучал легонько в дверь:
– Доктор Остром? Доктор Фелдер? Мы уже можем идти.
Глава 49