ВЕРА, НАДЕЖДА, ЕВРОВИДЕНИЕ
Фирменное чутье Джимми Айвена. – Встреча с патриархом американского шоу. – Руди Перез и латиноамериканский вариант Билана. – Баллада на испанском и ее последствия. – Остается только верить… – Рождение «Believe»
Мы с Тимбалэндом записали почти половину англоязычного альбома, когда настала пора демонстрировать материал американским звукозаписывающим лейблам. В частности, у нас были хорошие контакты с лейблом «Universal Music» и его подразделением «Interscope», которое специализировалось на нестандартных артистах, в том числе иностранных.
Исполнительный продюсер и руководитель компании «Interscope» Джимми Айвен – человек с уникальным чутьём. Про него ходят легенды: считается, что Айвен способен выхватить из массы музыкантов именно того, кто впоследствии станет мегазвездой. Поэтому он и взялся за такую непростую задачу, как продвижение иностранных артистов в США. А это ведь более рискованное и затратное мероприятие, чем раскрутка местных. Среди его подопечных – российская «Тату», немецкий «Rammstein», немецкий же «Tokio Hotel», финский «Rasmus»…
После знакомства с моими записями Джимми Айвен был очень взволнован. Он не скрывал своих чувств и выложил все начистоту: фирменный нюх подсказал Айвену, что альбом очень перспективный, а я могу стать популярным среди американской публики.
Вопрос сотрудничества должен был решиться в присутствии главы «Universal Music» Дуга Морриса. Это своего рода патриарх американского шоу-бизнеса. Уже тогда ему было за семьдесят, но Моррис был полон молодого задора и сам вел многие переговоры. Ради беседы с нами он специально приехал в Лос-Анджелес. И это при том, что Дуг Моррис лично разговаривает только с мегазвездами Америки!.. Прослушав мои материалы и посмотрев лондонский клип на песню «Number One Fan», Моррис вынес вердикт:
– Давайте работать!
Важным условием сотрудничества стал пункт о том, что я должен был длительное время находиться в Лос-Анджелесе – минимум по несколько месяцев в году. Это было необходимо, чтобы контактировать с прессой, записывать новый материал, устраивать гастрольные туры и концерты. В США никто не будет ждать, пока артист освободится от других дел – если его нет в пределах досягаемости, о нём забывают. Это очень динамичная культура, к которой необходимо приспосабливаться.
Всё это немного не укладывалось в мои планы, поскольку в конце 2007-го уже было решено, что я участвую в «Евровидении-2008». Необходимо было готовиться и, как следствие, проводить время и в России, и в Европе.
Еще один важный момент — это стратегия продвижения меня как артиста. Дело в том, что моя внешность, как вы знаете, по типу ближе к жителям Востока. Такой диснеевский Аладдин российской эстрады. Это даёт удивительный эффект: во многих странах я чем-то напоминаю местных жителей; я везде свой. В Испании – точь-в-точь испанец, в Италии – итальянец, в Мексике – мексиканец… В Майами ко мне часто подходили знакомиться и заговаривали при этом на испанском.
— Hola! Que tal?[10] — Меня принимали за латиноамериканца. А я в то время даже не мог найти достойного ответа. Сейчас я уже освоился с испанским, и запросто могу перекинуться парой фраз с поклонником.
Подметив эту мою особенность, Джимми Айвен предложил необычный ход: начать работать со странами Латинской Америки. А затем, раскрутившись там, делать упор на США.
В этом был и коммерческий смысл. Американский музыкальный рынок имеет характерную особенность: больше всего пластинок продаётся именно в южноамериканских странах. Тамошние жители меньше доверяют интернету, они предпочитают слушать то, что можно подержать в руках (это я о дисках). А потому многие американские звезды – например Бейонс и Кристина Агилера – сразу после записи англоязычного альбома летят в Лос-Анджелес или Майами записывать те же треки на испанском. Ибо североамериканцы скачивают всё из сети…
Для записи испанской версии альбома руководители «Interscope» пригласили поработать со мной продюсера и композитора Руди Переза. Этот обладатель нескольких «Grammy» – номер один в мире в области продвижения испаноязычных артистов. Он занимался раскруткой Мэрайи Кэрри, Нелли Фуртадо, Хулио и Энрике Иглесиасов, той же Кристины Агилеры… Короче, на его совести популярность всех звёзд западной эстрады в испаноязычном мире.
Для работы над испанским альбомом мы переехали в Майами, где у Руди Переза была своя огромная студия на берегу океана. Там (я имею в виду город) и жил этот удивительный человек.
Выходец с Кубы, он, как и многие успешные деятели шоу-бизнеса, обладал незаурядными человеческими качествами. Очень спокойный и доброжелательный, прекрасный семьянин, отец троих детей… Знаменитость, которую совершенно не испортили известность и богатство. Он был человеком философского склада ума, и в перерывах между записью материала мы много разговаривали – о жизни, об успехе, о профессиях музыканта и продюсера.
Меня также потрясло, что Перез, как и я, интуитивно понимал и использовал те законы жизни, которые только-только становятся известны широким массам. Я говорю о методиках позитивной психологии. Сам Перез был наглядной иллюстрацией к тому, насколько велика сила мечты. Когда Руди было двадцать лет, и он начинал свою карьеру на студии звукозаписи, то всё, что он делал, – это подавал кофе музыкантам и режиссерам. Но он верил, что однажды станет работать с мировыми знаменитостями совсем в ином качестве. Войдет в число самых преуспевающих людей в мире. Когда он проговорился об этом в студии, над ним грубо посмеялись и снисходительно одёрнули:
— Ну, молодец, отличная сказка! А теперь принеси-ка кофейку…
Руди перестал откровенничать с окружающими, но мечту свою не бросил.
В итоге Руди Перез стал тем, кем и хотел быть. А о тех циничных скептиках давно ничего не слышно…
Итак, запись с Руди Перезом проходила на удивление гладко. Приятным открытием стало то, что благодаря хорошему слуху я пел по-испански без акцента. Руди был очень доволен.
Близился отбор на «Евровидение-2008». Я объяснил Перезу ситуацию. Мы с Яной долго ему рассказывали, что представляет собой этот конкурс, как он проходит, каковы его условия. О «Евровидении» и Перез, и Айвен, конечно, слышали. Но никто из американских артистов никогда в нем не участвовал. Оно и понятно.
Однако Руди пошел нам навстречу и вызвался помочь в подборе песни для конкурса. Как вариант была предложена «Porque aun te amo» – красивая баллада о любви, которая мне и самому нравилась. По вокальному диапазону она вполне подходила. Кроме того, это было бы очень оригинально – исполнить песню на испанском.
Я пока еще базировался в Майами и периодически курсировал по Америке с концертами и интервью. Яна тем временем находилась в Москве, где занималась организационными мероприятиями, связанными с отбором на «Евровидение». Она объявила, что песня у нас уже есть; чтобы продемонстрировать демо-запись «Porque aun te amo» широкой публике, Яна отправилась в Русскую службу новостей. По сути, это было обычное интервью, в котором Яна анонсировала мою конкурсную композицию.
Сейчас уже очевидно, что она сделала это в очень удачный момент. Если бы мы показали песню непосредственно на отборочном туре, нас бы просто дисквалифицировали. И поезд «Евровидения» ушел бы навсегда.
Но меня спасло именно это интервью Яны. Как только демо-версия прозвучала в эфире, недремлющие поклонники и журналисты тут же доложили: композиция уже исполнялась ранее. «Porque aun te amo» пел Лучано Перейро, весьма популярный в странах Латинской Америки. Мы этого не знали. Все-таки в мире невероятное количество музыки, и всю переслушать невозможно. К тому же мы и не подозревали, что на Западе это нормальная практика: правообладатель песни волен предложить её любому исполнителю. С ней может годами выступать один певец, затем ее передадут другому… В этом есть смысл, ведь музыка вечна.
Но по правилам «Евровидения» конкурсная вещь должна быть новой и ранее не исполнявшейся. Руди об этом не знал, он хотел как лучше.
В момент озвучивания «Porque aun te amo» на Русской службе новостей я с Сашей Титянко находился в самолёте, который летел в Майами. Я не чуял подвоха и был в хорошем настроении. Если не брать в расчет сопутствующих событий[11], а судить лишь по открывающимся передо мной перспективам, то это был один из самых успешных периодов моей творческой деятельности.
Звонок Яны застал меня врасплох. И я не сразу уловил смысл ее слов:
– Дима, ты представляешь, эта песня не новая, – сообщила она убитым голосом. – Я только что ставила её в эфир, и мне тут же сообщили… Это скандал…
Я повесил трубку и почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. И то, что я был в самолёте, тут ни при чем.
— Что-то не так? – спросила Саша.
— Всё не так, – буркнул я, мигом представив себе, что сейчас творится у меня на родине. – Подожди, не спрашивай, я пока не могу разговаривать.
В первые секунды в моей душе бушевала досада и желание что-то срочно предпринять; затем все сковал предательский холод: всё кончено, это провал.
До отборочного тура оставалось три дня. Только три дня… Или целых три дня?.. Как бы мы ни оценивали этот запас времени, его однозначно нужно было использовать. Яне удалось договориться о том, что песня будет срочно заменена на другую, и организаторы отборочного тура – Первый канал – согласились подождать.
А в это время в Майами я, в состоянии лёгкой паники, пытался выправить ситуацию и перекроить график работы. Мы с Сашей бросились к Тимбалэнду – к счастью, он со всей командой находился в Майами. Со стороны это, должно быть, выглядело еще тем нахальством: мы попросили этого титана отложить все дела, потому что у нас проблемы. Сбивчиво объяснили ситуацию и, что самое удивительное, Тимбалэнд пошел нам навстречу, не сомневаясь ни секунды.
Коротко описав суть нашего ЧП Руди Перезу, мы попросили у него тайм-аут и перекочевали к Тимбалэнду на студию.
— Ну и о чём речь? – спросил Джим Бинс, как только мы переступили порог студии.
Мы в очередной раз погрузились в объяснения о «Евровидении» и о том, почему нам там важно на него попасть. И почему нам срочно нужна свежая, еще никем не исполненная песня. Да не просто песня, а хит.
— Да-а, это задачка… – сказал Джим и замолчал минут на десять. Он просто сидел в кресле, углубившись в свои мысли.
— Слушай, я, конечно, писал разные песни, – сказал Бинс, будто не заметив этого перерыва, – но пойми, что хиты в срочном порядке не придумывают… А знаешь, что? – вдруг оживился он. – Давай сейчас немного отвлечемся. Просто посидим и поговорим об этом. Вот ты знаешь, какая именно песня нужна, о чём она должна быть?
— Знаю ли я?.. – сказал я сокрушенно. Немного подумал и продолжил: – Пожалуй, знаю. Сейчас эта песня может быть только о вере. Потому что в нашей ситуации можно лишь надеяться на лучшее и не опускать руки. Если бы я не верил в успех даже в такие провальные моменты, я бы давно сломался…
— О’кей, – кивнул Джим. – Я тебя понимаю…
Он очень нервничал. Возможно, Джим переживал происходящее даже острее, чем я сам. Ведь я давно привык к внештатным ситуациям в моей жизни. А Бинс жил в более размеренном и уравновешенном мире, где подобная работа планируется заранее и выполняется по графику равными долями. Совсем без форс-мажоров не обходится, но и они обычно учтены планом…
Мы проговорили всю ночь. Говорили о многом. О преодолении препятствий и себя. О целях, ради которых пробиваешь лбом любые препоны. О том, что такое победа и благодаря чему человек может считаться победителем уже на пути к ней. Обсуждали силу настоящей веры в себя и чудесные превращения, которые происходили с людьми, желающими добиться успеха… За этими разговорами я узнал Джима Бинса с совершенно иной стороны. Я и раньше понимал, насколько велик его творческий потенциал, но теперь я увидел, что Джим не просто профессионал, он еще и хороший друг… Это было ценнейшим открытием.
Ближе к утру песня будто выкристаллизовалась из воздуха… Мы с Джимом сидели рядом за клавиатурой и наигрывали в четыре руки. Джим напевал, я подхватывал. Нам очень захотелось донести до людей нечто, что способно вселить в их сердца подлинную веру в успех. Это было отчаянное усилие, помноженное на мольбу – мощный выплеск эмоций, когда хочется крикнуть на весь мир: «Я буду жить, что бы ни случилось!!! I will survive!»:
Even when the thunder and storm begins
I’ll be standing strong like a tree in the wind[12]…
В этот момент я представлял себя на сцене «Евровидения», слышал овации публики и верил в то, что всё получится.
…Через два дня «Believe» была в Москве, и демо-запись появилась на официальном сайте «Евровидение-Россия».
НАГРАДА ДЛЯ ПОБЕДИТЕЛЯ
Мой круг почета. – После конференции. – Гонка продолжается! – Встреча в Москве. – О том, как мне звонил президент. – «Life с Биланом»: наш безумный график. – Самый страшный полет в моей жизни. – Все, что вы хотели знать о моем дуэте с Нелли Фуртадо
В этой книге я уже сравнивал себя с марафонским бегуном, которому нужно пересечь последнюю черту, – и тогда все изменится. Чертой было «Евровидение», помните? А теперь – немного о том, что произошло непосредственно после финиширования в 2008 году.
После преодоления этой колоссальной по сложности дистанции мои силы были на излете. Взмыленный и счастливый, я, образно выражаясь, хотел лишь плюхнуться на газон физиономией вниз и лежать так вечность, чувствуя, как ветерок овевает раскаленную кожу, а усталость медленно уходит в землю… Но мне не дали. Есть такая изуверская традиция – круг почета. Мой круг в честь победы должен был равняться значительной части пройденной дистанции. И бежать его нужно было сразу. Срочно. Сейчас!!! Удар ботинком под ребра – вставай, проклятьем заклейменный!.. триумфатор, так тебя разэдак!..
Итак, мы всей командой уползли с заключительной пресс-конференции «Евровидения-2008» – обливаясь потом и слезами, еле волоча ноги от усталости и передвигаясь на последних ресурсах организмов. Вернуться в номер – и спать, спать!.. А затем – самолетом в Москву, праздновать победу…
И в этот момент к нам подошел один из организаторов конкурса. Он сердечно нас поздравил и с любезной улыбкой протянул стопку бумаг:
— Я принес вам договора, вот подпишите, пожалуйста, здесь, здесь и здесь…
— А что это за… такое?
Мы все — я, Яна, Женя Плющенко, Эдвин Мартон, Саша, Катя и Юля – не сговариваясь, повели носами в сторону документов.
— Это ваш приз! — сказал любезный джентльмен и широко улыбнулся. — Послезавтра вы отправляетесь в небольшой концертный тур по девяти странам…
Я охнул.
— Как?! Еще один тур?..
— Ну как же, — вкрадчиво напомнил нам представитель Европейского вещательного союза. — Это было описано в условиях конкурса, их все получили…
— Ах, да, да, конечно…
Забрав документы в номер, мы, вместо того чтобы спать или хотя бы собираться на самолёт, полночи изучали условия концертного тура, который предлагали организаторы «Евровидения». Список впечатлял. За неделю мы должны были прокатиться по европейским странам по очень плотному графику – полдня-день на страну – и дать несколько десятков интервью местным журналистам.
Не надо париться, надо пиариться!
Полгода мы гнались за победой — сначала отборочный тур, затем полуфинал и финал конкурса – и вот… Преодолев все препоны, мы жутко хотели расслабиться. Отдых был необходим – хотя бы чуть-чуть… Но, оказывается, все еще не закончилось и закончится не скоро…
А впрочем… В конце концов, какая самая большая награда для артиста? Правильно, еще больше публики. Потому я, наверное, сгущаю краски. Ведь по большому счету, несмотря на усталость, я был рад представившейся возможности еще раз проехать по Европе с концертами. Это действительно круг почета, просто его объявили слегка неожиданно. Когда все мы были уже не в форме.
— Ну, Дима, это хорошая реклама, почему нет? — увещевала Яна в тон моим мыслям. — Завтра передохнем немного, соберемся с силами и всё сделаем, да?..
Передохнуть не удалось. Москвичи и все, кто болел за нас на конкурсе, хотели лицезреть своих кумиров – и достойно нас поздравить. В аэропорту нас встретил кортеж, который прислал за нами президент, и вплоть до самого вечера мы отвечали на звонки, электронные письма и телеграммы; давали блиц-интервью и комментарии.
…Кстати, не могу обойти вниманием то, что Дмитрий Анатольевич Медведев лично дозвонился до нас, когда результаты конкурса стали очевидны. Разговор с президентом России длился всего несколько минут – да и то я лишь слушал и благодарил за поздравления. В состоянии некоторого выпадения из реальности я прижимал к уху мобильный, а знакомый голос говорил из динамика о том, что весь народ нашей страны мной гордится, что я оправдал доверие и надежды… Я должным образом усвоил слова президента лишь через год, выступая на «Евровидении» в Москве. Лишь тогда я полностью осознал, что проведение этого грандиозного шоу в столице моей родины, в том числе и моя заслуга. Но об этом я еще расскажу…
С утра 16 мая за нами прилетел небольшой частный самолёт с пропеллером. Последний так оглушительно трещал, что невозможно было услышать друг друга даже внутри салона. Взять менее шумную модель не представлялось возможным, поскольку маленькие юркие самолеты рассчитаны максимум на 10 человек, а нас набралось аж 16. Я, Саша Титянко, Эдвин Мартон (Женя с Яной лететь с нами не могли), охранник, кое-кто из музыкантов и ребята из MTV-Россия, которые снимали «Life с Биланом». Без представителей телеканала никак нельзя было обойтись, поскольку они освещали всё происходящее в прямом эфире, а шоу обещало быть уникальным. Попутно я давал комментарии в кадре.
О-о, по сравнению с этим туром «Евровидение» показалось нам сказочной прогулкой! День начинался следующим образом. В 6:35 утра — интервью, затем еще одно интервью в 6:45, потом еще… И так, с интервалом в 10-15 минут, мы «прогонялись» по всем изданиям, которые хотели опубликовать наши высказывания. Страны и города менялись в таком же темпе. Утром — интервью на радио во Франции, днем — выступление в Бельгии, а вечером вылет в Лондон. Поскольку времени было в обрез, то многочисленные чемоданы, которые мы везли с собой, так и не были разобраны. И когда требовалось что-то из вещей, мы рылись в багаже, и если не находили… то что уж тут поделаешь.
В Германии нас приняли особенно радушно, чему поспособствовал один из руководителей представительства «Universal Music» Вольфганг Босс, наш давний и хороший друг. Босс — один из создателей лягушки Крейзи Фрог, наделавшей много шума и принесшей ему мировую славу. Под его руководством «Universal» выпустил сингл «Believe» специально для Германии и Швеции. Во время тура Вольфганг организовал нам интервью в самом крупном телешоу Германии «Wetten, Das…?»[13].
На шоу немцы захотели воссоздать атмосферу «Евровидения». Они соорудили сцену посреди студии и собрали на ней хороший искусственный лёд. Только вот Женя Плющенко так и не смог вырваться из Москвы. Но чтобы номер выглядел совсем как на конкурсе, германская сторона пригласила своего фигуриста, который с немецкой добросовестностью отработал положенные па.
Вообще-то этого шоу не было в нашем гастрольном списке. Но Вольфганг прислал за нами частный самолёт в Ирландию, где мы в тот момент находились. В итоге мы посетили его сверх этого сумасшедшего графика. Неплохо для выжатых как лимон марафонцев, не правда ли?..
А по дороге в Лондон с нами произошла традиционная гастрольная жуть. В этот раз она приняла поистине пугающий облик.
Маленький легкий самолет, который дал нам Вольфганг, вмещал до восьми человек. Туда втиснулись только я, Эдвин, Дэннис Инглсби, который присоединился к нам уже в Ирландии, Саша Титянко и охранник. Ребята с MTV к нам не попали. И очень жаль, потому что они пропустили действительно убойные кадры.
Над Ла-Маншем нас постоянно трясло, и это было неописуемо страшно: под крылом километры воды, а до берега еще очень далеко…
— Дэннис, — толкнул я под руку своего соседа по креслу. — Как ты считаешь, мы долетим?
— Надеюсь на это, — процедил Инглсби сквозь зубы. Он сидел, вцепившись в подлокотники побелевшими руками.
Саша молча сжалась в комок на своем месте. Она смотрела в иллюминатор, никак не реагируя на реплики других пассажиров.
Прошла значительная часть вечности, и внизу показалась земля. Но самое серьезное испытание нашему маленькому самолету еще только предстояло. И оно вполне могло закончиться гибелью и машины, и людей.
Лондон встретил нас густым туманом и моросящим дождем. В тот день, как назло, туман был настолько плотным, что объявили нелетную погоду. А нам обязательно нужно было сесть в аэропорту. Переговариваясь с наземной службой, которая координировала посадку, пилот то и дело пытался зайти на полосу – но тщетно. Видимость была нулевой, а топливо заканчивалось.
— Что будем делать? – кричал я в ухо пилоту, добравшись до его кресла.
— Сейчас попытаемся сесть! — орал в ответ пилот, который, несмотря на профессиональное хладнокровие, тоже был заметно напуган. — Я не знаю, что будет! Но горючего осталось на полчаса полёта!..
— О, Господи… — громко сказал Эдвин. Он сидел в дальнем кресле и из-за шума двигателя не слышал нашего разговора. Но и так все прекрасно понял.
Я плюхнулся на своё место, чувствуя, как меня колотит от прилива адреналина. Страха как такового уже не было. Сейчас я думаю, что каждый человек подсознательно чувствует, насколько фатальны те или иные события. Потому я уже тогда знал, что этот день не станет последним днем моей жизни. Мог бы, но не станет. Я вдруг отчетливо вспомнил, что точно так же встречала меня Москва, когда я впервые прилетел туда на конкурс…
— Сейчас сделаем еще один круг и попробуем приземлиться! — крикнул пилот, и самолет стал заходить на очередной виток над аэропортом.
Наконец земля ударила шасси снизу, и самолет заскользил по твердой поверхности. Мы неслись в неизвестном направлении — туман не позволял разглядеть пространство перед фонарем. Скорость постепенно снижалась… Всё, сели.
Минут через пятнадцать нас разыскала наземная служба лондонского аэропорта. Нам подали трап.
— У меня голова кружится… – тихо сказала Саша, еле поднимаясь с кресла и с трудом пробираясь к выходу.
Я подал ей руку, и мы гуськом выбрались наружу. Оказалось, что самолет сошел с посадочной полосы. Он стоял в нескольких метрах от ограждения…
Черт возьми, действительно жаль, что с нами не было MTV-Россия! Это следовало заснять.
* * *
Незадолго до этого мы вели переговоры о возможном дуэте с певицей Нелли Фуртадо. С ней у нас установилось что-то вроде приятельских отношений.
Интересный эпизод произошел у нас с Нелли в конце 2007 года в Мюнхене, на одной из закрытых вечеринок MTV. Поскольку меня каждый год номинировали и награждали как лучшего российского артиста, нас каждый год приглашали, и мы всякий раз знакомились с новыми любопытными персонами.
На вечеринку Нелли Фуртадо пришла со своим женихом Дечио Кастеллоном, талантливым звукорежиссером из команды Тимбалэнда. Прибыл и сам Тимбалэнд. Мы в то время уже сотрудничали.
Переговоры о дуэте тогда были в самом разгаре, а Нелли специально для нас двоих сочинила новую песню — и слова, и музыку. Записала демо и привезла его прямо на церемонию.
Но, видимо, после инцидента на вечеринке что-то в мировой гармонии сдвинулось, и наш совместный проект так и не состоялся.
Мы прекрасно общались, обсуждали детали совместного выступления. Нелли была очень воодушевлена, она сыпала комплиментами и остротами. Я тоже не остался в долгу, так как специально для Нелли приготовил подарок со смыслом – дизайнерский золотой крестик с бриллиантом. Я заказал эту вещицу в Москве. Знал, что Нелли очень религиозна, и планировал подарок как талисман – знак искренней дружбы и признания её таланта.
Недолго думая, я легким движением руки извлек это эксклюзивное украшение из футляра и вручил ей.
— Боже, это мне? — изумилась Нелли. — Какая красота!
Мне даже удалось экспромтом подобрать слова, которые как нельзя лучше соответствовали торжественности момента:
— По старой русской традиции прошу принять подарок от всего сердца! — произнес я и под аплодисменты собравшихся застегнул цепочку с крестиком у неё на шее.
Через несколько минут Дечио, отвлекшийся было на кого-то из гостей, вернулся к возлюбленной – и я понял, что совершил ошибку. Кастеллон сразу увидел на шее у своей невесты брюлик неизвестного происхождения. При первом взгляде на который становилось ясно, что он стоит немалых денег.
— Что это? — холодно поинтересовался Дечио.
— Это подарок русских гостей, — радостно сообщила Нелли. — Правда, красиво?
— О, хорошо, здорово, - грозно сказал ревнивый мачо. – Только почему этот русский парень дарит тебе такие дорогие украшения? Это неприлично!
Я осознал свою оплошность. На Западе не принято дарить столь ценные вещи почти посторонним людям. Это компрометирует, намекает на какие-то особые отношения. Поэтому мой подарок выглядел двусмысленно. Но я действительно не хотел сказать этим ничего скабрезного, в чем и поспешил заверить Дечио, гнев которого нужно было просто видеть.
— Поймите, дарить дорогие подарки — русская традиция! – горячо уверял я. — А Нелли и вовсе заслуживает гораздо большего! Не думайте ничего плохого, просто примите это от всей российской делегации! Я прошу вас!
С большим трудом мне удалось убедить Кастеллона в искренности моих слов. Он постепенно успокоился и продолжил общение с нами как ни в чём не бывало. Но – осадок остался. Я понял, что наше общение будет ограничено некоторыми рамками, за которые мне не позволят переступить.
Но переговоры продолжались. Нелли планировала дать концерт в рамках своего турне летом 2008 года – в Москве, в «Олимпийском». Песня, которую она сочинила, называлась «Can You Get To Heaven». Мы записали ее в Лос-Анджелесе, а исполнить должны были на московском концерте.
Однако за день до него произошел форс-мажор – в Польше Фуртадо настиг сильный ураган, из-за которого Нелли не смогла приехать в Москву вовремя. Ни отрепетировать, ни настроиться… Звонили ее менеджеры, извинялись за накладку, и сообщали, что, дескать, времени осталось только на то, чтобы подготовиться непосредственно к концерту. Саундчека не будет, а без него не будет и нашей песни.
В итоге я фигурировал на концерте Фуртадо в роли почетного гостя. И пока она готовилась к выступлению, которое задерживалось, я исполнил несколько своих песен. После чего поприветствовал Нелли на сцене – она едва успела подготовиться, не говоря уж о том, чтобы отдохнуть перед концертом.
Прощались мы тоже впопыхах.
— Извини, так получилось, — сказала она. — Но, даст бог, еще что-нибудь споём.
Мне было немного досадно, но лично на нее я не обижался. И еще: по-моему, Дечио все-таки продолжал ревновать. И если бы не то происшествие в Польше, нашлась бы тысяча причин, чтобы наш дуэт с Нелли не состоялся. Но, наверное, это тоже к лучшему. Уж я-то знаю, насколько хрупким порой бывает личное счастье звезд…