Часть 1. Гайки, шестеренки 9 страница
— Увидите их машину — просто стреляйте на поражение. Я придумаю, как вас выгородить.
Тот из патрульных, что был чуть выше, осторожно спросил:
— Почему они снова объявились? Охота ведь закончилась давно.
— Закончилась… — кивнул Рихард, пряча руки в карманы. — И мы не хотели бы, чтобы она началась заново.
Второй патрульный поинтересовался:
— А если мы заловим кого-то из крысят на воровстве, тоже… стрелять?
— Просто задержать и привести, — отозвался комиссар. — На такой случай не забудьте о перчатках и масках.
Карл чуть слышно фыркнул. Ланн смерил его злым взглядом и чуть резче, чем собирался, напутствовал полицейских:
— Держите связь. И возвращайтесь. Живыми.
Вскоре они покинули Управление, за ними постепенно начали уходить и другие сотрудники: наступил вечер. В комнате остались только Карл и Мила.
Рихард вернулся в свой кабинет и начал просматривать часть собранных Милой данных. Пропавших по городу было не так много, всего двадцать пять. Шестнадцать — мужчины. Рихард начал разглядывать снимки. Таксист, полицейский из соседнего отдела, актёр, мелкая сошка из аппарата министра внутренних дел… на этом снимке Ланн задержал взгляд — молодой кареглазый мужчина с выцветшими рыжеватыми волосами.
Странно… политики пропадали нечасто. Просмотрев информацию более внимательно, Рихард с некоторым удивлением узнал, что пропавший, Ларенс Локетт, прибыл из Англии по чьей-то личной рекомендации министру Свайтенбаху. Рихард нахмурился. В аппарате президента, так же, как и в правительстве, редко появлялись люди «оттуда» — из нормального мира. И довольно неожиданным было то, что Свайтенбах взял себе такого протеже.
Он выкурил две сигареты, продолжая думать и просматривать сводки, потом встал и потянулся. Голова немного болела, но он уже давно перестал обращать на это внимание.
Комиссар вышел за дверь и приблизился к столу, за которым сидел инспектор Ларкрайт – Мила уже ушла забирать ребёнка из сада, и инспектор остался один. Даже не видя лица, Ланн почувствовал, как тот при звуке шагов напрягся. Рихард знал, что Карл пытается сейчас понять, насколько у него плохое настроение и чего можно ждать.
— Хотите кофе? — тихо спросил инспектор.
Не отвечая, Ланн приблизился и вытащил из его пальцев ручку:
— Хватит, брось уже эти чертовы бумаги.
— Эти «чёртовы бумаги» должны рассматривать и подписывать вы. Я в чём-нибудь провинился, комиссар?
Снова это обжигающее недоверие. Хмурясь, Рихард задал ответный вопрос:
— Они не появлялись вблизи твоего дома?
— Нет. А вы за меня волнуетесь? — просто спросил Карл.
Ланн молчал. Кажется, эта неделя была для него слишком трудной. И заканчивать её откровенными разговорами он не собирался. Он отвернулся:
— Не хочу потерять такого хорошего заместителя.
Комиссар отступил к окну и стал оглядывать пустой двор, лишенный даже намёка на какую-нибудь растительность. Разговор опять не клеился, пора было бы привыкнуть. Не клеилось всё в этом городе. Вечером осознание этого всегда становилось особенно острым.
Когда Карл неожиданно приблизился к нему, первым порывом было отойти. Что-то всегда мешало Рихарду принять чьё-то сочувствие, и особенно — этого молодого человека, пережившего вместе с Ланном многое, и не самое лучшее в этой жизни. Но вот инспектор положил на плечо руку – обманчиво слабую. И Рихард не шелохнулся. Кажется, так прошло около минуты.
Шум со двора заставил его очнуться: машина патрульных неуклюже вползала во двор. Если они вернулись так рано, значит что-то, видимо, случилось. А может…
— Они поймали кого-то, — тихо сказал Карл.
С водительского места выбрался один из молодых людей и, обойдя автомобиль, открыл заднюю дверцу. Он вытащил с сидения долговязого черноволосого мальчишку, отчаянно упирающегося. Второй уже вытаскивал с другой стороны девочку — маленькую, худую, с пышной копной каштановых волос, в которых… Рихарду показалось, что в тусклом свете фонаря он увидел пряди седины. Не понимая, почему к горлу подступает тошнота, он прищурился, почти вжался лбом в стекло и до боли в глазах всматривался в тощую фигурку, тоже отчаянно борющуюся с полицейским. Она попыталась рвануться от него, свет упал на кукольное, красивое, такое знакомое лицо…
— Аннет! — хрипло выдохнул Рихард и со всей силы дёрнул на себя рассохшуюся оконную раму. Ручка не поддалась.
— Герр Ланн, что…
— АННЕТ! — срывая голос, крикнул комиссар и ударил кулаком в стекло — сильно, так, что зазвенели осколки.
Девочка его, конечно же, не услышала, но её попытки освободиться с каждой секундой становились всё отчаяннее. Наконец она укусила полицейского за запястье, отпихнула его и ринулась к воротам.
Когда Рихард выскочил на улицу, девочка уже исчезла.
— Герр Ланн, они…
— МОЛЧАТЬ! — рявкнул Ланн, отталкивая с дороги патрульного. — Держите мальчишку!
Он несся по улице так, что спотыкался, и всё ещё звал её:
— Аннет! Воронёнок!
На том месте, где улица ветвилась переулками, он остановился, тяжело втягивая носом холодный воздух и держась рукой за грудь. Он не знал, куда она могла побежать, свернул наугад куда-то вправо и, не увидев никого, замер. В висках стучало.
— Воронёнок! — в последний раз крикнул Ланн в тишину.
Вернувшись во двор управления, он с недоумением огляделся — двое дежурных с виноватым видом стояли возле автомобиля. Карл отчитывал их, Рихард краем уха услышал лишь одну фразу, брошенную в раздражении более высоким парнем:
— Раз такой умный, мог бы бежать порезвее и помочь нам!
— Где мальчик? — спросил Рихард, приближаясь.
Лица патрульных стали ещё более испуганными и виноватыми. Карл был бледен.
— Он убежал, — тихо сказал низкорослый стажер.
— То есть… — пока сдерживаясь, прошептал Рихард: — вы вдвоём не смогли удержать одного мальчишку?
— Мы… — запинаясь, забормотал его напарник, — сняли в машине маски и перчатки, а этот парень, он… прижал к моему лицу свою… руку, и…
Когда Ланн ударил его в живот, патрульный даже не вскрикнул и без единого звука согнулся пополам. Ноги подкосились, молодой человек упал на колени, боясь поднять взгляд. Второй сделал сначала шаг вперёд, потом, быстро передумав, — два шага назад, с ужасом глядя на перекошенное лицо подступающего к нему комиссара:
— Простите, мы…
Ярость клокотала, кулаки сжимались в бессильной злобе, внутри что-то обрывалось, и казалось, темные круги, разбегающиеся перед глазами, никогда не исчезнут. И всё же… он справился с собой.
— Убирайтесь, — прорычал Рихард, кивая на машину. — И НЕ ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ, ПОКА НЕ НАЙДЁТЕ КОГО-ТО ИЗ НИХ!
С этими словами он развернулся и направился к зданию. Схватил за локоть Карла и поволок за собой. Как только за ними захлопнулась дверь, комиссар резко прижал инспектора к стене:
— Какого чёрта ты не помог им?
— Я должен был знать, что подобное случится? — тихо спросил молодой человек.
Тон его был ровный, спокойный, холодный, как и всегда. И от этого Рихард ощутил еще большую ярость. Железной хваткой он сжал худые плечи инспектора и прошипел:
— Я знаю, что ты их всё время выгораживаешь. Боишься, что я прибил бы его, да?
— Комиссар, я не…
— Ты не спешил на улицу, да? — кривя губы, полюбопытствовал Ланн. — Думаешь, у меня нет глаз? Ты так делаешь всегда, когда ловят кого-то из «крысят». Ты медлишь. А если ловишь сам, то даёшь им сбежать. В прошлый раз у тебя не выстрелил пистолет, в позапрошлый раз ты споткнулся…
Ларкрайт молчал, всё больше бледнея, но не пытался сопротивляться. Он опустил взгляд, и для Рихарда это было лучшим доказательством собственной правоты. И его буквально резанул по живому робкий прерывающийся голос:
— В этот раз я действительно не успел…
— В ЭТОТ раз они пытались привести сюда мою дочь! — рявкнул Ланн и увидел, как расширились от удивления глаза. — Мальчишка наверняка знал, где она прячется!
— Я…
Рихард молча толкнул его — Карл ударился о стену и глухо застонал от боли, его рука рефлекторно прижалась к затылку. Но страха во взгляде по-прежнему не было.
— Простите… — прошептал он, повторяя: — Я…
— Заткнись, — оборвал его Рихард. — Мне плевать. Ещё раз ты допустишь такое — и я тебя застрелю. Понял?
Когда он замахнулся, Ларкрайт зажмурился, но даже не попытался закрыться. Секунду Рихард смотрел на его лицо и опустил руку:
— Какого чёрта ты вообще сюда явился, — процедил он сквозь зубы. — Какого чёрта… я ведь даже не могу тебя ударить!
Медленно развернувшись, комиссар Ланн прошёл по коридору, через комнату, вошел в свой кабинет и захлопнул дверь. И только тогда на миг ощутил боль — разбивая окно, он порезал запястье. Но эта боль была ничем по сравнению с другой…
Маленькая Разбойница
[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 19:19]
— Ничего… — буркнула я.
Мы втроём брели вдоль дороги пешком. Руки оттягивали пакеты с едой и лекарствами, но я не обращала на это никакого внимания.
— Принцесса, ты сердишься?
«Я? Сержусь? С чего бы это… Да, на миг мне показалось, что Байерс может взять и забрать у нас Ская. И да, я испугалась. И нет, я скорее сейчас прыгну в ближайшую канаву вместе со всей чертовой картошкой, батонами и ветчиной, чем скажу об этом», — пронеслось в голове. Гордо вскинув подбородок, я ответила:
— С чего ты взял? Я вполне довольна.
Вообще-то мне хотелось сказать и многое другое. А больше всего хотелось поблагодарить его за то, как он загородил нас собой от Котов. Как настоящий… отец? Ха. Для Ала, шмыгающего носом и плетущегося где-то сзади, может быть, и так, по крайней мере, он уже успел все уши прожужжать тем, как он виноват. А для меня… То, что чувствовала я, озвучивать не стоило. Особенно сейчас. И я молчала.
Скай поравнялся со мной. Вид у него был хмурый, и, догадавшись, о чём он думает, я спросила:
— Ты вспомнил хоть что-то из того, что он говорил?
— Нет, — устало произнёс он. — Я не помню ничего.
Поколебавшись, я попробовала утешить его:
— Не расстраивайся. Ещё вспомнишь. Главное, у тебя есть друзья…
— Которых я тоже не помню, — он сдул со лба волосы. — Скажи, что ты о нём знаешь?
— Ну… — на мгновение я задумалась, пытаясь собрать вместе все отрывочные слухи о Вильгельме Байерсе, которые я слышала, когда попадала в полицейский участок. Или какие-то сведения из заметок, статей в старых газетах, что выуживала из помоек. Наконец я сказала: — он из быков… занимается секретными делами… Ну и наша президент вроде как хорошо к нему относится и доверяет. А она, по-моему, разбирается в людях. Значит, и ты тоже можешь.
Уже выбравшись из машины, я краем уха слышала, как Скай сказал Байерсу:
— Я тебя не помню. У тебя нет причин мне верить, но я прошу тебя. Дай мне пистолет.
Начальник управления долго колебался, рассеянно глядя на нас с Аланом. Потом попросил время подумать. Они договорились о встрече — всё там же. У таблички «Опасная зона».
От размышлений меня отвлек чей-то топот и шумное дыхание. За ним последовал удивлённый возглас Ала:
— Робин?
Действительно… Угольщик нёсся к нам во весь дух, размахивая руками и поминутно озираясь. И двигался он со стороны города. От злости я развернулась слишком резко и выронила пакет:
— Робин, какого дьявола? Я же ясно сказала, что не отпускаю никого сегодня!
— Быки… — он остановился, упираясь ладонями в колени и сгибаясь. — Ух, еле вырвались!
— Тебя ещё и замели? Ланн? Робин, я тебя убью!
— Мне просто нужны были деньги… — отозвался Робин. — Мы разве не договаривались, что у всех будут свои?
— Но даю их я! — выронив и второй пакет, я подступила к нему ближе: — Почему ты не подошёл ко мне?
— Буду я ещё… — презрительно буркнул Угольщик, косясь на Ская. — У тебя свои делишки.
От возмущения я застыла. Этот мальчишка никогда не считал нужным проявлять хотя бы минимальное уважение ко мне, к своему вожаку … В нашем небольшом отряде не было никого наглее его. Но сейчас он просто перешёл все возможные границы. Я посмотрела на Алана, ожидая поддержки. Тот молчал. Лишь заметив мой взгляд, попытался вступиться — и не за меня, а за друга:
— Да брось, он обычно же не попадался.
— К тому же со мной пошла Карвен, а с ней нам всегда везёт! — добавил Угольщик
Эти слова заставили меня разъяриться ещё больше:
— Ты поволок с собой Карвен? Ты рехнулся? Ей нельзя бегать от быков, ей ВООБЩЕ нельзя бегать! И… — я беспомощно покрутила головой. — Робин, где она? Ты что, бросил её?
Угольщик недобро усмехнулся:
— Это она меня бросила. Сбежала первая, небось, с помощью своих потусторонних штучек. Наверно, вернулась уже. Так что… будешь нас наказывать?
В последних словах мне почудилась издёвка, и я прекрасно понимала её причины: чтобы я осудила какой-то поступок Карвен? Чтобы что-то сказала против неё? Все в логове знали, что такого никогда не будет. И идея Робина взять её с собой была очень здравой с его точки зрения: моя бедная подруга служила гарантией того, что я не вырву ему все волосы и не переломаю руки. Потому что обычно я стараюсь не демонстрировать своё особое отношение к некоторым людям. А ещё я знала, что Карвен ни на что не соглашается просто так. У неё явно были какие-то свои причины пойти с Угольщиком, и я о них не знала. Поэтому молча сжимала кулаки, борясь с яростью. С каждым днём эти чёртовы… дети… слушались меня всё хуже, они очень легко забыли, благодаря кому у них есть крыша над головой и хоть какая-то еда, и…
К глазам подступили слёзы, я резко опустила голову. Присев на корточки, начала собирать рассыпавшиеся картофелины в пакет. Из другого вывалилось несколько апельсинов и яблок: их мы обычно не покупали. Но благодаря долларам Ская у меня появилась возможность чем-нибудь порадовать ребят… правда, теперь единственное, чего мне хотелось, — затолкать одно из этих яблок целиком в глотку Робину, а после этого хорошенько треснуть по его тупой башке. Чёрт… только бы Скай не увидел моего лица. Я ещё ниже наклонилась и неожиданно услышала голос лётчика, подошедшего к Робину:
— Возьми, — несколько купюр легло в руку мальчика. — И учитывай на будущее, что командира подводить нехорошо. А теперь забери у командира сумки.
— Не надо… — пробормотала я.
— Надо, — твёрдо возразил Скай.
Робин, смерив его сердитым взглядом, изобразил улыбку:
— Хорошо, папа.
Он поднял пакеты и, насвистывая, пошёл рядом с Аланом. Я брела теперь сзади, по-прежнему опустив голову. Скай подождал, пока я догоню его, и тихо сказал:
— Не расстраивайся, принцесса.
Я молчала до самого лагеря. Говорить не хотелось.
Первое, что я сделала, сдав продукты Мааре, — побежала искать Карвен. Подругу я нашла на её привычном месте — возле выступающей из вагона половины рояля. Кажется, она ждала меня. Моментальным порывом было накричать — если бы она не согласилась идти с Робином, может, он и сам не рискнул бы. Но, увидев, что лицо Карвен приобрело землистый оттенок, глаза странно покраснели и, кажется, сейчас её вот-вот сдует ветром, я пришла в себя. Подойдя, молча сунула ей в руку апельсин. Карвен вымученно улыбнулась:
— Извини меня, пожалуйста, Вэрди. Я тебя подвела. Я…
— Ничего, — прошептала я. — Ты только скажи мне… почему ты пошла с Робином? Тебе тоже нужны были деньги?
Очень медленно она покачала головой:
— Я… просто хотела увидеть папу. Только издалека.
Я замерла. Карвен никогда не говорила о своих родителях. Я вообще ничего о ней не знала, не знала, с кем она жила и откуда убежала. И сейчас дрожащим голосом спросила лишь одно:
— И как… увидела?
Карвен кивнула.
— Ты себя очень плохо чувствуешь? — прошептала я. — Ланн тебя не бил?
Неожиданно хрипло рассмеявшись, она мотнула головой. Я облегченно вздохнула.
— Я больше так не сделаю. Прости меня.
— Ничего, — тихо отозвалась я. — Есть хочешь? Скоро ужин.
— Хорошо… — взгляд блеклых глаз остановились на моём лице. — Я постараюсь прийти. Но сейчас я полежу, ладно?
— Конечно, — откликнулась я.
Карвен забралась в поезд. Развернувшись, я побрела к костру. Возле седьмого вагона, где теперь жил Скай, меня окликнули:
— Ну как ты, принцесса?
Он сидел на ступеньках и внимательно смотрел на меня своими светлыми глазами. Волосы растрепал ветер. Хмурясь, я дёрнула плечом:
— Нормально, что со мной будет? Чего ты уставился?
— Да так, — неопределённо отозвался Скай. — Ты торопишься или…
— Я сегодня не готовлю, — сказала я, подойдя, забралась на ступеньки и села рядом с ним. — И… нам нужно поговорить.
Он молчал. Неожиданно было не услышать от него никакой шутки. Он просто ждал, поглядывая на меня. А я собиралась с мыслями: такого мне говорить ещё не приходилось. Нет… не могла я на это решиться. И тоже молчала, как самая настоящая идиотка.
— Скай… — наконец я с трудом разомкнула пересохшие губы. — Слушай, я… я сегодня очень сильно испугалась, я думала, Коты нас убьют. И вообще…
Это было странное ощущение. Вокруг дул холодный-холодный ветер, но рядом с лётчиком я его совершенно не чувствовала. Было тепло, и мне хотелось прислониться к его плечу, но я не шевелилась. Всё-таки он был чужаком. Взрослым. Из другой страны, и…
— Я очень устала, — слова сорвались с губ сами. — Прости, что я тебе говорю, но сегодня я это очень остро поняла. Я не хочу больше быть вожаком. Клыков не хватает.
Теперь его прищуренный взгляд был устремлён вдаль, на озеро. Я потянула Ская за руку:
— Ответь мне хоть что-нибудь.
В ветреной тишине слова прозвучали необыкновенно отчётливо:
— Хочешь, я буду с тобой?
— Всегда?
— Всегда.
Теперь он наконец повернул ко мне голову. Светлые волосы падали на лоб, выражение лица было серьёзным. Он не шутил. Протянув руку, осторожно привлёк меня к себе, и я всё же прислонилась щекой к ткани куртки. Скай наклонился и поцеловал меня в макушку. Странно, но… он не требовал от меня ответа. И когда я глухо произнесла: «Мне нужно подумать…», отозвался:
— Хорошо, принцесса.
Он хотел убрать руку, но я удержала её. Прикрыла глаза, вслушиваясь в отдалённый гул голосов. Странно… но сейчас я не ощущала того, что писали во всех этих книгах, которые я в детстве читала тайком от мамы и папы. Сердце не стучало в бешеном ритме, в животе не порхали бабочки, и румянец на моих щеках был вызван только резкими порывами ветра, похожими на рваные удары кнута. Наверно, за день я просто слишком замёрзла и устала. Думать так было проще, чем бояться, что я ещё и разучилась к кому-то привязываться.
Инспектор
[Надзорноe Управлeниe. 21:05]
Конечно, он не смог бы теперь уснуть. Эта ночь тянулась вечно. Патрульные уехали исполнять приказ, и в управлении остались только Карл и Рихард.
Ларкрайт сидел за своим столом и невидящими глазами смотрел на давно уже заполненные отчёты, пересмотренные дела, принятые и отклонённые заявления о пропавших. Ему казалось, он сходит с ума. Потому что он не слышал даже треска рации, по которой он должен был держать связь с патрулём. Он не слышал тиканья часов и шума очень редких в такое позднее время машин. Он прислушивался лишь к звуком из кабинета Ланна, пытался уловить хотя бы шорох… но там стояла полная тишина.
Нет, туда ни в коем случае нельзя идти, это первое правило выживания в управлении. Не подходить к Рихарду, если он не зовёт сам. Ни в коем случае не подходить. Тем более, теперь.
Спайк, которого инспектор, как и довольно часто, взял на работу, тихо заскулил. Подойдя, Ларкрайт зажал ему пасть, шепча:
— Тихо, приятель… не надо.
Но пёс чувствовал то же, что хозяин, — и поскуливание постепенно превращалось в глухой вой. Вздохнув, Ларкрайт выпустил Спайка на улицу — может, прогулка по двору заставит его успокоиться. Прикрыв дверь так, чтобы пёс сам мог вернуться, когда захочет, Карл подошёл к двери кабинета и прислушался: по-прежнему тишина. Он был напряжён настолько, что различил бы даже стук поставленной на стол бутылки коньяка, даже чирканье спички или мимолётный скрип оконной рамы… но он не слышал ничего.
«Не подходить, пока я не позову тебя. Не делать ничего без моего приказа. Подчиняться. Понял?»
Он всегда исполнял приказы. Все до единого. Но кажется… сегодня у него не было на это сил. Карл осторожно толкнул дверь, не надеясь, готовый отступить. Дверь была не заперта, сухой щелчок ручки напомнил звук винтовочного затвора.
Ланн, ссутулившись, сидел в кресле. Пустой взгляд был устремлён куда-то в одну точку. С безвольно опущенной правой руки, так и не перевязанной, всё еще капала кровь, но Ланн этого не замечал. Инспектор сделал несколько робких шагов вперёд, ожидая — броска, удара, выстрела, какой-нибудь брани… но Рихард молчал.
— Комиссар, — тихо позвал он.
Ланн не повернул головы, и Ларкрайт подошел вплотную. Опустился на колени, чтобы заглянуть Рихарду в глаза. Некоторое время не двигался, потом робко протянув руку, коснулся плеча. Вдруг пальцы Ланна сжали его запястье так крепко, что Карл не сумел сдержать вскрика. И это вернуло комиссара к реальности — взгляд снова стал осмысленным, зажёгся знакомой яростью. Резко выпрямляясь и рывком поднимая инспектора с колен, он спросил:
— Ты забыл приказ?
— Я…
Все придуманные слова мгновенно вылетели из головы, сменившись тошнотворным страхом. Рихард пристально посмотрел на него, потом схватил и за вторую руку и наконец прорычал:
— Я тебя предупреждал. Не входи сюда просто так, особенно когда я зол на тебя, особенно…
Он осёкся, скривившись от боли. Глубокие раны на руке сильнее закровоточили.
— Вы поранились, — прошептал Карл, пытаясь хотя бы пошевелить пальцами, которые теперь были испачканы в крови Ланна. — Позвольте, я…
— К чёрту.
Ларкрайт закусил губу, упрямо не отводя взгляд, твёрдо произнёс:
— Вы поранились о стекло, и у вас может быть заражение крови. Позвольте мне помочь. Вам… не восемь лет.
Рихард неожиданно расхохотался, услышав эту недавно сказанную им самим фразу. Его смех звучал низко и угрожающе. Глянув на инспектора потемневшими от злости глазами, комиссар выразительно спросил:
— Почему ты это делаешь? Тебе давно пора сгинуть из этого ада к чёртовой матери, Карл! Проваливай. Уезжай. Исчезни.
Странно… тон был спокойный. Почти ледяной. Пальцы по-прежнему крепко сжимали его руки, но уже не причиняли боли. И он ждал ответа. Который был всего лишь один, выдумывать у инспектора уже просто не было сил. Не поднимая головы, ощущая, как арканный страх давит на гортань, он произнёс:
— Потому что вас я в этом аду не оставлю. У меня нет и не было других причин. Простите. Вы мне как отец. Вы на него похожи. Вы…
Он устало зажмурился, сдаваясь уже окончательно. Но неожиданно руки Ланна разжались, и инспектор открыл глаза. Правда, голову поднять он так и не решился. Не сдержал тяжёлого вздоха, за которым последовало последнее, что он хотел сказать:
— Я хочу, чтобы вы были счастливы. С вашей дочерью. И…
— Пожалуйста, прости меня. Я погорячился.
Этого он не ждал. Чего угодно, только не этого. Резко вскинул голову, чтобы встретиться с взглядом светлых глаз в сетках морщинок. Комиссар Ланн тяжело вздохнул. Наверно, он не мог сказать больше ничего, но и этого было вполне достаточно. Ларкрайт попытался улыбнуться:
— Так вы… позволите мне перевязать руку?
Летчик
[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 12:01]
Это ощущение напоминало мелкие царапины на сердце. Множество мелких царапин. Я навсегда запомню, что мне не стоило этого говорить. Зачем, зачем я её напугал, она же во многом так и осталась ребёнком, сколько бы….
Хмурясь, я смотрел в холодную рябь озера, на дне которого покоился мой самолёт. Голова болела: ночью мне снилась какая-то чушь — люди в серых костюмах и тёмных очках, флаг с раскинувшим крылья орлом, грохот стрельбы и высокие башни небоскрёбов. Ни одного отчётливо различимого лица. Точно у меня не было прошлого. Вообще не было. А то, что отдельными кадрами прорывалось из подсознания, казалось мне плодом какого-то больного воображения.
— Доброе утро, — прошелестел рядом тихий голос.
К ступеням вагона подошла Карвен. Невольно я отметил, что выглядит она чуть лучше, чем вчера, — лицо бледное, но уже без зеленоватого оттенка, круги под глазами стали меньше. Хотя я по-прежнему не понимал, как она вообще держится на ногах — ходила Карвен медленно, сутулясь, не поднимая глаз. И первый же порыв ветра вполне мог её унести.
— Привет, — я подвинулся, предлагая сесть рядом.
Она, стоя на месте, пытливо смотрела на меня.
— Что?
— Ты её любишь?
Хорошее начало разговора. Речь явно шла о Принцессе. И на секунду я напрягся, не совсем понимая, что отвечать — обращать всё в шутку, слать девчонку куда подальше или говорить правду, которой я и сам не знал. Вчерашние слова стояли в горле комом, под рукой я до сих пор чувствовал худые плечи Вэрди.
— Хоть немного? — продолжила Карвен.
Немного. Любовь — только до щемления в груди, для того, чтобы почувствовать другое, можно просто хлебнуть лишнего. Но Карвен была ребёнком, таким же, как Принцесса. И я понимал, что она имеет в виду и почему спрашивает. Я был чужаком. Опасным. И все они пытались понять, стоит ли мне доверять.
— Она мне очень дорога, — тихо ответил я. — Я ко всем вам привязался. Хотя… — улыбнувшись, я пожал плечами, — у меня больше никого и нет, так что ты не удивишься. Да, Карвен, я люблю её.
Она не улыбнулась. Подойдя на шаг и глядя на меня снизу вверх, сказала:
— Если ты сделаешь ей больно, если ты уйдёшь, если ты нас предашь, я рассержусь. И тебе будет очень плохо.
Маленькая ведьма. У этой девчонки был действительно пугающий взгляд. Порыв ветра, налетевший непонятно откуда, не сбил её с ног, а вместо этого больно хлестнул меня по лицу и взъерошил волосы, забрался за воротник. Карвен усмехнулась. Мне казалось, я не верю в такое. Совсем не верю. Но сейчас, наедине с этой чёртовой девчонкой, мне стало жутко. И всё же я с улыбкой приложил ладонь козырьком ко лбу:
— Вас понял. Разрешите идти?
И тут же я скривился от нового приступа головной боли. Чёрт возьми… перед глазами всё почернело, а мышцы налились слабостью. Может быть, я служил в армии? Иначе откуда это рефлекторное движение, от которого снова проснулось воспоминание?
Услышав, что я застонал, Карвен вдруг подступила ещё ближе, поднялась на нижнюю ступеньку и положила свою прохладную ладошку мне на лоб:
— Хочешь, я...
— Не надо… — просипел я, отстраняясь. — Лучше уйди.
Мне не хотелось, чтобы она до меня дотрагивалась. От одного её присутствия боль усиливалась. Карвен испуганно отступила, широко раскрыв и без того огромные глаза. Я вымученно растянул в улыбке губы:
— Всё пройдёт, не бойся. Иди.
Новый приступ заставил согнуться пополам. Время утекало сквозь пальцы, я не знал, сколько я просидел вот так — не двигаясь, в тишине, пытаясь перебороть себя… но неожиданно я почувствовал, как чьи-то губы осторожно коснулись моей макушки:
— Тихо… я знаю, что больно.
Маленькая ладонь, дотронувшаяся до моего лба, была ледяной... но ощущение она оставляла совсем другое. Мне становилось легче, дрожь покидала руки. Я поднял голову. Вэрди стояла на ступеньке рядом со мной.
— Привет, принцесса, — я улыбнулся. Она по-прежнему хмурилась. — Я тебя напугал, извини. Всё хорошо.
— Нет, — она отстранилась, и я быстро накрыл её ладонь, удерживая на своём лбу. — Не хорошо. Я… зря я не хотела отпускать тебя. Тебе нужно к врачу.
— Брось, Вэрди, — чувствуя, как пальцы касаются волос, я прикрыл глаза. — Ничего особенного, просто память. Я думаю, это пройдёт. Уже прошло.
— Не уверена. Этот твой друг, Байерс… он ведь может отвести тебя к врачу.
— Не буду к нему обращаться, — сказал я и добавил: — Не хочу его подставить. Вдруг я преступник?
— Он бы уже знал об этом, — возразила Вэрди. — Он всегда и всё знает.
— Я…
— Постой, — вдруг перебила она. — Отец моей подруги — врач. Он сейчас уже не работает в больнице, но он мог бы что-то тебе сказать.
— Я не уверен, что это хорошая мысль, принцесса, — возразил я. Вспомнив ещё кое-что, нахмурился: — Погоди… Ты же говорила, что все ваши родители…
— Не совсем все, — глухо ответила она, отводя глаза. — Я не знаю, почему, но папа Сильвы жив. И поэтому она… не с нами. Но она всё ещё меня очень любит. А я её и… Ой. Вон она, смотри!
Аккуратная блондинка в норковой шубке шла вдоль рельсов, постепенно приближаясь к нам. Издалека она казалась совсем взрослой — так грациозно и уверенно двигалась, так изящно держала голову. Вэрди радостно закричала:
— Сильва! Эй, Сильва!
Девушка махнула рукой и наконец, пройдя вдоль поезда, приблизилась. И только теперь я видел, что она не старше Вэрди. Просто сильно накрашена и хорошо одета. И не улыбается. Глаза очень тёмные и холодные. Стоило девочке взглянуть на меня — и я почувствовал странное раздражение с её стороны, настороженность, даже агрессию. Прищурившись, Сильва медленно спросила:
— Кто это, Вэрди?
— Мой… друг, — помедлив, ответила принцесса. — Его зовут Скай.
Вновь девочка пристально посмотрела на меня. Накрашенные тёмной помадой губы слегка поджались, но тут же изогнулись в улыбке: