Способы перевода имён собственных

Имена собственные — это группа лексики, обладающей однознач

ной соотнесенностью с явлениями действительности. Следовательно,

они способны представлять объект не только как лингвоэтническую

реалию, но и — в первую очередь — как особое, исключительное,

не обобщаемое явление в мире. Поэтому имена собственные передаются

с помощью однозначных, закрепленных в языке соответствий

или с помощью транскрипции. Реже используется перевод, учитывающий

семантику корневой морфемы. В любом случае имена

собственные выделяются в письменном тексте и в русском, и в любом

европейском языке заглавными буквами.

Личные и географические имена, не закрепленные традицией

передачи, передаются согласно современным правилам переводческой

транскрипции.

Для имен собственных характерно некоторое изменение в оформлении

фонематического состава, отражающее объективные процессы

усвоения имени в системе языка перевода. В некоторых именах

запечатлелся старый способ передачи через латинскую транскрипцию

или иные отклонения от фонематического облика.

Итак, если внутренняя форма имени не обыгрывается, личные и географические имена передаются по новым или старым правилам транс-

крипции или традиционно. Традиционные соответствия зафиксированы

в словарях (Moskau — Москва). Особый слой традиционных

соответствий представляют собой библейские имена. Уменьшительные

имена также передаются в основном с помощью транскрипции: Gretchen

— Гретхен; Коля — Kolja. Известна, однако, более старая традиция

замены немецких уменьшительных суффиксов -chen, -lein на русские:

Hanschen — Гансик.

Прозвища людей — исторические, уже не зависимые от контекста,

и прозвища героев в художественном тексте, служащие для характеристики

персонажа, передаются с сохранением семантики корневой морфемы: Карл Лысый, Филипп Красивый, Карл Великий (но:

Карл Мартелл = лат. молот); Пеппи Длинный чулок.

Псевдонимы передаются транскрипцией, кроме тех случаев, когда

являются “говорящими”.

Клички животных (зоонимы) переводятся, если их внутренняя форма

достаточно ясна: Tiger — Тигр (кличка собаки). В остальных случаях

они транскрибируются: Mietzi — Митци (кличка кошки), Kiki — Кики

(кличка собаки); и также с русского: Мурка — Murka, Дружок —Druzhok. Международные клички транскрибируются с ориентиром на исходный язык: Рекс, Джек.

Особую проблему составляет перевод имен персонажей-животных

в народной сказке, снабженных устойчивыми эпитетами в форме приложения. Проблема эта актуальна прежде всего для перевода

русских народных сказок на иностранные языки, поскольку

имена животных такого состава распространены шире всего именно

в русской традиции. Для некоторых из этих имен существуют

столь же устойчивые аналоги: Коза-дереза = англ. Nanny Goat. Но в

большинстве случаев переводчикам приходится создавать новые

имена по существующим в языке словообразовательным моделям,

принятым в фольклорных текстах на данном языке. Так, в английском

переводчику приходится либо выстраивать причастный оборот:

Курочка Ряба = the Speckled Hen, либо использовать традиционный

для английского фольклора эпитет-приложение в форме мн. ч.

существительного: Hare the Long Legs. Аналогичные модели существуют

и в немецком фольклоре: Муха-Цокотуха = die Fliege

Brummerin, комар-пискун = die Mücke Summserin, серый волк = der

Wolf Grauherr.

В переводе географических имен абсолютных правил нет, но намечаются

отчетливые тенденции. Большинство имен транскрибируется,

какой бы “говорящей” ни была внутренняя форма: гора Юнгфрау

(букв.: Дева), гора Вильдшпитце (букв.: Дикая Вершина). Однако

для перевода названий морей, озер и крупных заливов более характерна

традиционная передача с переводом отдельных компонентов: Ладожское

озеро — Ladogasee, Nordsee — Северное море и т. п.

Микротопонимы — названия улиц, площадей и т. п., как правило,

транскрибируются: Postgasse — Постгассе, Unter-den-Linden —

Унтерденлинден (названия улиц). Но известны и традиционные переводные

соответствия: Wiener Wald — Венский лес (парк), Champs

Elysees — Елисейские поля (бульвар в Париже).

Названия учреждений и организаций, как правило, транскрибируются,

так же как названия магазинов, гостиниц, торговых фирм:

Volkswagen — “фольксваген”, “Theresianum”— “Терезианум” (гостиница).

Однако названия организаций, которым важна не только

реклама, международная идентификация их имени, а и популяризация

смысла их деятельности, переводятся: “Arbeiter-Samariterbund” — “Союз рабочих-самаритян”, “Amnisty International”—“Международная амнистия”.

Аналогично названиям фирм с помощью транскрипции передаются

фирменные названия товаров: “Нивея”, “Оптима”, “Сникерс”.

Названия ресторанов и других заведений, построенные на каком-либо

образе или ситуативно-культурной ассоциации, чаще всего переводятся:

нем. ресторан “Die goldene Gans” — “Золотой гусь”, петербургский

ресторан “Матросская тишина” (ассоциация с известной

московской тюрьмой и одновременно — указание на то, что Петербург

— портовый город) “Matrosenstille”.

Названия судов и космических кораблей транскрибируются; на

первый план выступает не образ, положенный в основу наименования

(англ. discovery — “открытие”), а экзотический колорит имени,указывающий прежде всего на приоритет данного народа или страны на море или в космосе: “Voyager”— “Вояджер”, “Мир” — “Mir”.(исключение на сегодня составляет перевод на русский язык названия американского космического корабля “Аро11о” — “Аполлон”, где победило широко известное русское оформление имени греческого бога: Аполлон).

Транскрибируются также названия газет, журналов, которые воспринимаются, наподобие экзотизмов, как яркий символ национальной специфики данной страны: “Файнэншл Таймc”, “Моргенбладет”,

“Шпигель”, “Штерн”, “Pravda”, “Chas pik”. Хотя все эти названия

обладают четким понятийным содержанием, функция референции

страны при их переводе оказывается важнее. Переводятся, как правило, названия научных журналов: “Сердечно-сосудистая хирургия” — “Herzgefasschirurgie”.

Признак экзотичности доминирует, по-видимому, и при переводе

названий спортивных команд. Так, названия футбольных команд

в большинстве случаев транскрибируются: “Айнтрахт” (нем. “единство”), “Рома” (итал. “Рим”), “Депортиво” (исп. “спортивный”).

Особый случай представляют прилагательные, образованные от

географических имен. Изначально они представляют собой слова

с транскрибированной корневой морфемой: Тироль — тирольская

шапочка. Но затем исходное имя собственное может измениться или

исчезнуть из употребления, а прилагательное сохраняет ту же корневую

морфему, поскольку обозначает устойчивый признак или качество,

потерявшие локальную привязку: Персия (Иран) — персидский

ковер, Карлсбад (Карловы Вары) — карлсбадская соль и т. п.

Прилагательные такого рода, как правило, интернациональны и переводятся

с помощью эквивалентных соответствий. Однако иногда

у этих прилагательных развивается оценочная функция, что естественно,

поскольку представление об уникальности предмета часто

связывается с представлением о его высоком качестве; тогда при переводе

в качестве соответствия может выступать прилагательное ПЯ,

наделенное в этом языке положительной оценочной коннотацией:

Damaskus steel = булатная сталь.

В художественном и публицистическом тексте мы встречаемся

с “говорящими” именами. В широком смысле слова к ним относятся

и аллюзивные имена, которые у носителей языка ассоциируются с определенным словом, сюжетом, персонажем. Некоторые из них —

Иуда, Дон Кихот, Дон Жуан — превратились в нарицательные (напр.,

донжуаны), другие сохранили оформление собственных имен, но

используются как символы-перифразы тех или иных качеств: Отелло

(ревность), Крез (богатство), Кассандра (пророчица) и т. п. Если

это имена международно известные, они транскрибируются с учетом

традиции ПЯ. Если же они широко известны только одному народу

(Плюшкин, Обломов), тогда это типичные лингвоэтнические

реалии и транскрипция должна сопровождаться комментарием.

“Говорящие имена” в узком смысле слова — это имена с живой

ипутренней формой. Исходно живая семантика присуща любому

личному имени, но в процессе функционирования и вхождения в систему

языка она постепенно бледнеет, хотя и не всегда полностью

(ср.: Светлана, Владимир). Переводческую проблему, однако, представляют

не эти имена, а вымышленные, внутренняя форма которых

используется автором для реализации коммуникативного задания

через эстетическое воздействие.

Такие имена часто встречаются в художественном тексте как средство

создания иронической или игровой атмосферы. Именно такую

роль они играют у Хармса: Мышин, Комаров, Аугенапфель; в ранних

рассказах Чехова: учитель русского языка Пивомедов, инспектор Аха-

хов. С характеристикой героя такие имена не связаны или мало связаны,

и при переводе важно сохранение их игровой функции в тексте,

а не собственно семантики. Другая функция “говорящего” имени в

тексте — использование его для емкой хараетеристики персонажа.

В таких случаях имя “говорит” читателю об основной, "ведущей, устойчивой

черте героя. Семантика, отражающая характеристику, в этом

случае обязательно передается: Professor Unrat — учитель Гнус (персонаж

романа Г. Манна). Однако личное имя имеет также словообразовательные

особенности, обладающие национальной специфичностью.

Поэтому второй задачей переводчика является передача

национальных особенностей оформления имени. Классические примеры

из перевода романа Ф. Купера “Моникины” (пер. Горфинкель и

Хвостенко) показывают, как может в переводе сочетаться сохранение

семантики корня и национально специфичной словообразовательной

модели: Lord Chatterino — лорд Балаболо (итал. модель), John Jaw

(букв.: челюсть) — Джон Брех (англ. модель). Более поздний пример —

из перевода сказки Б. Келлермана: Prinz Hau-um-dich — принц Рубай.

Уникальный опыт воссоздания национальной специфичности “говорящих” имен описал В. С Виноградов, анализируя перевод “Гар-

гантюа и Пантагрюэля” Рабле, выполненный Н. Любимовым. Здесь

и конверсионные антропонимы (Фанфарон, Филе, Грабежи), и смоделированные смысловые антропонимы (Салатье, Пустомелиус,

Обжор), в том числе многоосновные имена (Дерьможуй, Пейдаври,

Толстопопия).

Однако и в художественном тексте иногда оказывается важнее сохранить

экзотическую “непрозрачность” внутренней формы, даже

если имя “говорящее”. Так, М. Л. Лозинский отказался при передаче

имени Kola Breugnon (букв.: персик) от сохранения семантики

внутренней формы и предпочел транскрипцию: Кола Брюньон (герой

одноименного романа Р. Роллана). По другому пути пошел В. Набоков,

переведя это имя как Николка Персик, таким образом русифицировал

его.

Оживление внутренней формы имени собственного применяется

в современной рекламе:

А. “Ег hat was von Einhorn” (реклама модной фирмы “Einhorn”, специализирующейся на мужской одежде). — Возможны два прочтения

фразы: I — “В нем есть что-то от единорога”, II — “У него есть что-то

от Айнхорна” (имеется в виду фирменная одежда, надетая на манекенщика с мужественной внешностью). Здесь оживляется внутренняя

форма названия фирмы. При попытке перевода в конфликт вступают

две функционально значимые доминанты текста подлинника:

название фирмы вместе с его звучанием входит в инвариант и в перс

воде должно быть передано транскрипцией; семантика названия фирмы

обыграна и многозначность должна быть в переводе отражена. По-видимому, для сохранения обеих функциональных доминант необходима трансформация, связанная с добавлением в текст.