Проблема национального экстремизма на современном этапе 1 страница

Стихийная разрядка социальной напряженности редко об­ходится без участия экстремистских сил. У экстремизма, в том числе и национального, как и у всякого общественного явле­ния, имеются свои социальные и гносеологические корни. Су­ществует культурно-психологическая традиция, идущая еще от B.C. Соловьева, которая заключается в поиске земного со­вершенства, желании оправдать веру делами или в изменении того, что позднее Н.А. Бердяев назвал мировой данностью. Данная гуманистическая традиция, как ни странно, приво­дит к максимализму, неприятию реальностей жизни с ее неиз­бежными компромиссами, неосуществимому желанию упо­добить реальную жизнь идеалу.

Исторический период, в котором пребывает наше общество, характеризуется существенной асимметрией между политичес­кими свободами и экономическим положением. Несбалансированность разных структур означает нестабильность системы. Она перестает работать как единое целое. Нарушаются регули­рующие механизмы, новью демократические методы еще несо­вершенны и плохо функционируют. Такая ситуация порожда­ет в массах чувство неуверенности, растерянности. Прежние сте­реотипы разрушаются. Новые, как правило, еще не сформи­ровались или конфликтуют со старыми. Неустроенный человек в мире, ставшем ему непонятным, приходит в состояние скры­той агрессии, которое даже при незначительном провоциру­ющем моменте становится явным.

Происходящие изменения в кадровой политике, характе­ризующиеся требованием выдвигать людей по деловым каче­ствам, вызывают у многих сопротивление, а в ряде случаев и разговоры о «засилье инородцев». Психологическая неготов­ность принять отмену двойного стандарта может порождать у лиц коренной национальности чувство ущемленности, не­справедливой обойденности и реализовываться в агрессивном поведении.

Источником разного рода экстремизма, в том числе и на­ционального, может служить массовое разочарование в разви­тии социальных процессов. Настроения, как правило, изменя­ются по синусоиде — за подъемом надежд и ожиданий благо­приятных перемен неминуемо следует спад, если ожидание затягивается. В период подъема общественных настроений про­тиворечивые результаты оцениваются обычно положительно, в то время как при спаде общественных настроений такие ре­зультаты оцениваются обычно отрицательно.

На сегодняшний день переход к новым социальным уста­новкам, стереотипам и институтам осуществляется через овладение психологическими механизмами поведения челове­ка и воздействия на него. Приведем некоторые из них.

Возможность контролировать ситуацию. О ее роли говорит психологический эксперимент, описанный Т. Питерсом и Р. Уотерменом. Двум группам испытуемых были предложены для решения несколько сложных головоломок и нудная работа по вычитке корректуры. Из глубины помещения доносился до­статочно громкий, беспорядочный и неприятный шум. Одной группе было просто предложено работать над заданием. Участ­никам эксперимента из другой группы была указана кнопка, нажимая на которую можно было отключить шум. Группа с вы­ключателем разгадала головоломок в пять раз больше и допу­стила ничтожное количество ошибок. Однако парадокс заклю­чался в том, что ни один из испытуемых ни разу не воспользо­вался выключателем. Таким образом, существенным было про­стое знание того, что можно контролировать ситуацию. Этот эксперимент служит психологическим обоснованием необхо­димости расширять демократические права и возможности са­мостоятельного принятия решений человеком в любой сфере, в том числе и в национальных вопросах. Возможность контро­лировать ситуацию, соединенная с чувством собственной от­ветственности за происходящее, будет способствовать норма­лизации обстановки и резкому снижению эксцессов на нацио­нальной и иной почве. Данная особенность психики человека может быть использована в качестве одного из методов про­филактики национальных конфликтов.

Противодействие насилию. Одной из отличительных черт общества является то, что люди, получив свободу выбора, очень болезненно реагируют на всякие проявления принуждения. А в национальной сфере запреты и принуждения как методы решения проблем еще меньше способны дать положительные результаты. Поэтому преподавание национальных языков, фор­мы и методы их изучения, употребление национальной сим­волики, сохранение национальных традиций, создание земля­честв в конституционных рамках законности, национально-культурных центров и другие аспекты национального развития должны, как это принято теперь, определяться демократиче­ским путем.

Эффект внимательного отношения. В психологии известен так называемый «Хоуторнский эффект», полученный в экспери­ментах Э. Мэйо на заводе компании "Western Electric" в США. В начале эксперимента Э. Мэйо исходил из того, что произ­водительность труда зависит исключительно от состояния ус­ловий труда. Улучшили один из факторов — освещение, про­изводительность труда заметно выросла. Затем, когда экспе­риментатор готовился исследовать другой фактор, он вернул­ся к прежнему освещению. Но производительность труда опять возросла. Это дало основание сделать вывод о том, что главное воздействие оказывают не столько условия работы сами по себе, сколько внимание к людям. Если существует проблема, ведут­ся разговоры вокруг нее, но нет движения в ее решении, то внимание такого рода, а его сейчас немало, несет отрицатель­ный психологический заряд. Без соответствующего учета, со­знательного использования психологических факторов органи­зации жизни общества, национальных отношений многие про­блемы будут либо неразрешимы, либо разрешимы через кон­фликт.

Раздел 2 ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА ОТДЕЛЬНЫХ НАРОДОВ МИРА

Национальные особенности заслуживают изучения не толь­ко ради познавательного, этнографического интереса. Знание этих особенностей помогает глубже вникать в сущность совре­менных проблем, лучше понимать причину явлений и про­цессов, механику взаимодействия общественных и политичес­ких сил.

Глава 1 ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

В данном разделе будут рассмотрены психологические осо­бенности японцев, китайцев. Все они отнесеныК.Г. Юнгом к интровертному типу наций. Действительно, при сравнении представителей Дальнего Востока и Запада, бросается в глаза некоторая общая замкнутость, характерная для первых. Доста­точно оценить религию и культуру, чтобы сделать заключение об их интроверсии. Подтверждение обращенности в себя мы на­ходим в буддизме, где, в отличие от пышных православных цер­ковных обрядов, большое внимание уделяется духовному са­моразвитию. Для представителей этих наций характерна ори­ентация на внутренние личностные факторы. В оценке людей они руководствуются впечатлениями, оказываемыми на них объектом. Они держатся в стороне от внешних событий, не включаясь в них, сохраняя отчетливую неприязнь к всему, что не принадлежит их этнической общности. Не удивительно, что часто их психологическая установка расценивается как эгоцен­тричная и этноцентричная, однако такое отношение отража­ет обычное пристрастие западного мира.

Японцы

Абсолютное большинство населения Японии составляют японцы, которые с антропологической точки зрения могут быть разделены на два типа — светлокожих, с более раскосыми гла­зами, утонченными чертами лица и пропорциональным тело­сложением, и темнокожих с развитой мускулатурой. Первый тип чаще всего встречается в южных провинциях и в городах, второй — на севере страны. Подобное различие определяется прежде всего не столько признаками этнического происхож­дения, сколько природными и социальными условиями. Общей этнической однородности японцев способствовало как остров­ное положение страны, так и длительные периоды изоляции от внешнего мира. В 1637 году после кровавой революции, вос­стания Шимбара, Япония отгородилась от окружающего мира. Она создала один из многих «железных занавесов» в истории. Под угрозой смерти японцам запрещалось покидать страну, а те, кто вернулся из заграницы на родину, были казнены. Ино­странцы не допускались в страну, а тем, кто и проникал туда, отрубали голову.

В период средневековья японцы были варварами и, если судить по их дерзкому и свирепому характеру, варварами суровыми и жестокими. Однако благодаря соседству и обще­нию с народом, от которого они переняли письменность и науки, мануфактуру и искусства, они образовали государство, во многом соперничающее с Китаем. В соответствии с харак­тером нации, как отмечаетИоганн Готфрид Гердер, и прав­ление и религия более тверды и жестоки, чем в Китае. Миро­воззрение, сложившееся в Японии, сплавило в себе буддизм, даосизм, конфуцианство и синтоистское язычество, было по­строено так, что годилось и для малограмотного человека, и для образованных людей, и таким образом обладало свойством всеобщности. Это объясняется и тем, что религия и филосо­фия очень тесно связаны с искусством, то есть идеология Япо­нии, от официальной до самых тонких вариантов философии, является прежде всего эстетикой.

Стереотипы представляют образ, которому следуют все, даже наиболее прогрессивные люди, ввиду своей консерва­тивности. Мы все возмущаемся переменами, так как знаем, что с переменами меняется вся жизнь. Поэтому мы уйдем от стереотипа японцев и посмотрим на них как на представите­лей одного из первых индустриальных государств. Это же пы­таются сделать и сами японцы.

Для японцев характерна ксенофобия, проявляющаяся в исключительном неприятии позиции иностранца по отноше­нию к вопросу, одной стороной которого является японец. Однако их национализм не агрессивен, а скорее амбициозен. От них часто можно услышать фразу, которая звучит пример­но так: «Если гайджин (иностранец) заставит нас делать то. что мы не хотим, то это значит гайджин сильнее и удачливее нас. Гайджин действительно может быть лучше. Поэтому мы должны понять его тактику, понять все то, чему он хочет нас научить». Как отмечал канадский исследовательУиллард Прайсв 1971 году, японцы при очевидной самоуверенности стано­вятся смиренными в своей готовности и своем стремлении учиться у других. Они копируют смиренно, но с внутренним убеждением, что могут улучшить перенятое. Японцы в своей массе имеют весьма ошибочное представление о том, что та­кое патриотизм. Многие из них считают, что любовь к Японии предопределяет ненависть ко всем другим странам и невозмож­но быть преданным родине и в то же время восхищаться зару­бежными государствами.

Японцы в большинстве своем обходительны, интеллигент­ны и воспитаны. Для них характерны такие черты, как любовь к чистоте и порядку, дисциплина и уважение к старшим. В ходе многих столетий у этого народа выработалось исключительное стремление и настойчивость в овладении знаниями. Они очень горды и иногда амбициозны. Им присуще обостренное чувство патриотизма, которое незаметно переходит в национализм. Для японцев имеет большое значение авторитет власти. Их инди­видуальное сознание является частью коллективного сознания определенной социальной группы.

В Японии существуют группы, характеризующиеся индиви­дуальностью, как например студенты, однако среди них слиш­ком мало настоящих индивидуальностей. Они способны мыс­лить за других, они могут мыслить за общество, однако при­нятие решения и процесс мышления относительно себя самого у них затруднены. «Найди группу, к которой бы ты принадле­жал, — проповедует японская мораль. — Будь верен ей и пола­гайся на нее. В одиночку ты не найдешь своего места в жизни, затеряешься в ее хитросплетениях. Без чувства зависимости не может быть и чувства уверенности». Японцы по своей психо­логической сущности отвергают индивидуализм. Однако им не характерен и коллективизм в подлинном понимании этого слова. Им свойственно проводить в обществе четкие разграни­чительные линии, делить людей на «своих» и «чужих» с со­ответствующим отношением к ним. Японское общество пред­ставляет собой общество групп, где каждый человек чувствует себя частью какой-то группы, которой могут выступать семья, община или даже фирма. Его мышление реализуется «сообща», поведение подчиняется воле группы и зависит от его положе­ния в ней. Западные психоаналитики пытаются освободить личность от давления окружения, в то время как японские пси­хоаналитики стараются приспособить ее к существующему со­циальному порядку Задачей японского общества является со­здание счастливого, хорошо сбалансированного и хорошо при­способленного индивидуума.

Подобное групповое сознание имеет исторические корни. Прототипом этого сознания является крестьянский двор «иэ», то есть не только семья, но и низовая ячейка производствен­ной деятельности. Патриархальная семья «иэ», базисом кото­рой являлась совместная жизнь нескольких поколений, ока­залась в Японии очень устойчивой и способствовала закреп­лению сословных отношений. Солидарность укреплялась со­вместной работой, постепенно формируя традиции, специ­фику человеческих отношений. Межличностные отношения в такой группе приобретают даже большую важность, чем род­ственные связи.

Особым качеством японцев, следующим из морали, явля­ется верность, понимаемая как долг признательности старшим. Почитание родителей, а в более широком смысле следование воле старших в представлении японцев есть самая важная моральная обязанность человека. Именно преданность, осно­ванная на долге признательности, делает особо прочной вер­тикальный стержень «отец — сын», составляющий основу японской семьи и других созданных по ее образу социальных групп, в которых подобными отношениями «отец — сын» являются отношения учителя и ученика, покровителя и подопеч­ного. При этом преданность данной социальной группе долж­на быть безоговорочной и беспредельной, вне зависимости от того, правы они или нет, справедливо ли их поведение или нет. Японец, приезжающий в другой город Японии на работу, на­пример, склонен селиться с теми же людьми, с кем вместе работает, и с этого момента он считается членом этой «семьи». Его поведение контролируется, его спрашивают, куда и зачем он уходит, когда вернется. Поэтому для японца не существует понятия личных дел. Японцы достаточно быстро адаптируют­ся в странах Запада в условиях, которые обычных европейцев приводят в состояние психического расстройства, что проис­ходит из-за привычки находиться буквально плечо к плечу с другими людьми. Однако здесь проявляется, на первый взгляд, некоторый парадокс: хотя традиционная мораль не позволяет держать душу нараспашку, японец не любит оставаться один за закрытой дверью. Дело в том, что проявление интроверсии японской нации на сознательном уровне влечет за собой па­раллельное проявление экстраверсии на подсознательном (по К.Г. Юнгу) Этот процесс проявляется в том, что наряду с об­ращенностью во внутренний мир присутствует некоторая внут­ренняя тяга к общению. Так, например, до недавнего времени большинство японских жилищ не запирались, в японских го­стиницах не существует такого понятия, как ключ от номера, так как раздвижные перегородки не должны иметь запоров, а в отелях западного типа японцы часто держат двери своих но­меров открытыми. Рассмотрев эту же проблему с другой сто­роны, мы поймем, что, избегая одиночества, японцы не мо­гут легко сходиться с людьми, в связи с чем дружеские связи между лицами разного возраста, положения, социальной при­надлежности крайне редки.

Как пишетРафаэл Штейнберг в своей книге «Почему труд­но писать о Японии», «японское общество не признает выда­ющихся личностей, оно тянет назад всякого, кто стремится опередить остальных. Самые умные и рассудительные японцы постигают это раньше других. Поэтому именно люди, талант которых мог бы сделать их яркой индивидуальностью, превраща­ются в наибольших приспособленцев и делают свою карьеру имен­но японским путем, как почти анонимные члены какой-то груп­пы. В деловом мире человек известен по фирме, в которой он слу­жит, а не по способностям». Строгая субординация, которая всегда напоминает человеку о подобающем месте, требует постоянно соблюдать дистанцию в обществе, постоянно осоз­навать свою принадлежность к какой-либо группе, быть го­товым ставить преданность выше своих убеждений, соблюдать учтивость, что, в свою очередь, приводит японца к замкну­тости, даже если не к личной, то к групповой, с одной сто­роны, а с другой — порождает страх одиночества и «ухода» внутрь себя.

В личной жизни японцы обычно ограничивают область, принадлежащую семье, оставляя при этом право на развлече­ния на стороне, что выступает совершенно легальным. Семья, безусловно, является главным кругом обязанностей, однако не забавы мужа, а проявление ревности жены выглядит амораль­ным, что опять-таки объясняется фактором доверия. Японская мораль, обусловливающая поведение, достаточно снисходи­тельна к человеческим слабостям, и что, например, в Европе считается грехом, в Японии таковым не считается и не осуж­дается ввиду культурных особенностей данной нации. Не сле­дует, однако, сравнивать культуру и обычаи различных наций, приравнивая их к социальным нормам своей этнической общ­ности. Поэтому, утверждая различия между моралью Японии и Европы, необходимо принять к сведению эти особенности, а не вырабатывать собственное суждение об их правильности или неправильности. Анализируя литературу и кинематографию Японии, мы приходим к мнению о том, что японцев интере­сует тема человека, жертвующего чем-то дорогим во имя чего-то более важного. В связи с этим часто встречаются сюжеты, в которых происходит конфликт между чувством долга призна­тельности и чувством долга чести, между чувством верности отечеству и чувством верности семье. Для японской кинемато­графии, например, совершенно необязательно наступление американского «happy end», так как трагическая концовка япон­цами воспринимается как утверждение силы воли людей, вы­полняющих долг любой ценой.

В Японии оценивается в первую очередь по ее социальным параметрам: социальной принадлежности, положению, зани­маемому в группе. Подобная практика обусловила широкое распространение в обществе визитных карточек. В данном слу­чае визитная карточка является символом принадлежности к определенной социальной группе, этносу, а не признаком индивидуальности. Различие этнических единиц (социальных групп) в Японии, в отличие, например, от кастовой системы Индии, заключается в психологической структуре взаимосвя­зей между их членами. Если для индийских каст характерна го­ризонтальная связь, то есть в пределах касты ее члены зани­мают одинаковое социальное положение, то в Японии соци­альным группам присуще вертикальное подчинение, что обус­ловливает, в свою очередь, психологические особенности чле­нов этих групп. Вертикальное подчинение уникально тем, что, например, в такой социальной группе, как университет, япон­ский профессор стоит ближе к ассистентам и своим студентам, чем к другим профессорам данного вуза. При этом японские группы разнородны, а их соперничество усугубляет замкнутость отдельных индивидуумов. Вертикальные связи доминируют не только в деловой сфере, но и в искусстве. Например, невоз­можно увидеть театральное представление кабуки, в котором бы участвовали актеры из разных кланов. Для того чтобы по­нять эту проблему, необходимо, в частности, обратиться к фольклору — народным пословицам. Одна из японских посло­виц гласит: «Как нельзя иметь двух отцов, так нельзя служить двум хозяевам». Практически все социальные группы в Японии основываются на жесткой иерархии, что исключает возмож­ность проникновения «чужака» со стороны непосредственно на средний или верхний этаж, превращая его в инородное тело среди остальных вертикальных связей, установившихся между субъектами ранее. Такие условия ограничивают передвижение лица из одной группы в другую и делают его невыгодным и практически невозможным (ввиду того, что все заслуги чело­века на предыдущей работе не будут иметь никакого значения и придется начинать с нуля).

На вербальном уровне общения с японцами следует избе­гать прямых вопросов. Вопросы личного характера так же не­приемлемы в Японии, как и в Великобритании. Никто не мо­жет сам претендовать на дружбу с японцем. В серьезных делах японцы абсолютно не воспринимают шуток и шутливого тона, также ими плохо воспринимаются анекдоты, особенно в пе­реводе Японцы обладают иным, специфическим понятием юмора. Японцы непримиримы к оскорблениям. Они обладают болезненной чуткостью к любому унижению их личного до­стоинства. Однако они предпочитают уклоняться от прямого соперничества, предполагающего обязательную «потерю лица» одной из сторон. Чаще всего споры решаются с привлечением посредников. Решения при подобных столкновениях являются не результатом личной инициативы, а итогом согласования мнений заинтересованных лиц. Японцы стараются как можно дольше не замечать причину нарушения сложившегося поряд­ка, что связано с возникновением тщательно избегаемых от­рицательных эмоций.

Член ордена иезуитов,Алессандро Валиньяно в 1642 году писал: «полагаю, что в мире нет народа, который относился бы к собственной чести более щепетильно, чем японцы. Они не терпят ни малейшего оскорбления, даже грубо сказанного сло­ва. Так что вы обращаетесь со всей учтивостью даже к му­сорщику или землекопу. Ибо иначе они тут же бросят работу, ни секунды не задумываясь, какие потери им это сулит, а то и совершат что-нибудь похуже. Они весьма осмотрительны в своем поведении и никогда не утруждают других жалобами и перечислениями собственных бед. Они с детства выучиваются не раскрывать своих чувств, считая это глупым».

Один из английских дипломатов, работавший на Дальнем Востоке, отмечал невозможность поддержания с японцами обычных человеческих отношений, приемлемых на Западе. Эта психологическая дистанция проявляется во всех сферах отно­шений, где с их стороны будет проведено четкое разграниче­ние между представителями этнической группы Японии и иностранцами.

Японцы чувствуют себя в своем мире очень комфортно. Лучшая работа делается у них только при помощи собственных ресурсов, по собственной инициативе, собственным пу­тем. И если японцы преуспевают после длительной и часто утомительной борьбы в усвоении чего-то чуждого им, то они способны извлечь из этого значительную пользу. Их мышление обращено прежде всего на прояснение идей или даже самого умственного процесса и только после этого на его практическое применение. В той степени, в какой они не поддаются вли­янию, они не стремятся влиять на других.

Недостаток ориентации на внешние факты японцы легко компенсируют в мире фантазии. Их субъективная ориентация может вдохновить на создание теории ради самой теории, по видимости основанной на реальности, но в действительности привязанной к внутреннему образу. Для подтверждения этого факта необходимо обратиться к японской поэзии (хокку) и фи­лософии. Так, например, уходящая в глубокую древность ли­тературная традиция косвенно выражает чувства через описа­ние естественных явлений, таких как цветы, птицы, ветер, луна и т.д., при этом трудно определить ощущения автора, не зная, какое чувство скрывается за этим символом. Поэтому воспри­имчивость японцев больше касается формы, чем содержания. Они охотно и легко заимствуют материальную культуру, но в области культуры духовной им присущи уже не подражатель­ность, а консерватизм, не восприимчивость, а замкнутость.

Их чувства стремятся быть причудливыми и капризными, сами они, однако, в большинстве случаев не знают, что чув­ствуют. Этим обусловлено следование этикету, общепринято­му для японцев. В общении с японцем не старайтесь поставить его в трудное положение, так как всякий японец боится «по­терять» лицо.* Не следует перебивать его, даже если сказанное им заранее ясно Выдержка и вежливость, особенно по форме, высоко ценятся японцами, так как состояние аффекта у ино­странца (не связанное с вербальными действиями японца) приносит японцу большое наслаждение, поскольку он застав­ляет иностранца «потерять» лицо, не являясь при этом при­чиной самого аффекта. Однако японцы стремятся избегать от­рицательных эмоций. Это может быть продемонстрировано на специфике японского языка, которому в высокой степени свой­ственно искусство эвфемизма — способности другими, более спокойными словами обозначать все то, что может вызвать отвращение, негодование или просто оказаться неприятным для слуха собеседника. Это искусство выражается в замене слова приблизительным описанием его значения. Так, например, в японской прессе стремятся избегать слова «инвалид», заменяя его определением «люди, неспособные свободно владеть сво­им телом».

* См. «концепцию лица» в разделе психологического портрета «Ки­тайцы».

 

Японец, как правило, очень предан своему делу и органи­зации (фирме), к которой он принадлежит. Ведет себя собран­но, спокойно, не выходит из себя. Одевается опрятно, но скромно, без экстравагантности. Работает столько, сколько тре­бует дело, и даже больше.

Излюбленной тактикой ведения разговора японцами явля­ется стремление, не раскрывая свои карты, выявить предел возможностей противоположной стороны, нащупать ее боле­вые точки и особые интересы. Обычный японский метод веде­ния беседы (переговоров) — бесконечное повторение решений частных и общих проблем, вплоть до искусственного создания кризисной ситуации, стремление заставить противную сторо­ну (в результате утомления или раздражения тактикой) пер­вой пойти на уступки и «раскрытие карт». Японцы в вопросах ведения переговоров часто стремятся вырвать у противополож­ной стороны дополнительные уступки или по крайней мере убедиться, что противник «выжат» до конца. Для общения с представителями японской нации очень важно не показывать своего удовольствия результатами деловой беседы с ними. Как правило, японцы не отвечают на вопросы однозначно «да» или «нет». Уклонение от использования слова «нет» связано с тем, что, давая отрицательный ответ, японец боится стать причи­ной «потери лица» собеседника. «Потеря лица» для японца оз­начает признание некомпетентности либо ошибки. Именно поэтому, например, японец скорее пойдет на обман и будет «тянуть» время, ожидая, что партнер сам догадается о значе­нии этих трюков, вместо того чтобы сразу и прямо сказать «нет». Все это позволяет сделать вывод о некоторой склонности япон­цев выражаться неопределенно. Данная неопределенность мо­жет трактоваться только как нежелание брать на себя ответ­ственность за то или иное решение. Детально рассматривая психологическую причину этого явления, мы обнаружим, что «групповая психология» японцев не позволяет им принимать важные решения в одиночку. Они избегают самостоятельных шагов, ориентируясь на анонимное общее мнение. При этом они сталкиваются с проблемой временного фактора, позволяю­щего им получить это общее мнение в ходе переговоров. Это влечет за собой отговорки и отсрочки, во время которых тща­тельно анализируется весь ход диалога и формируется общее мнение. Формирование общего мнения происходит с учетом нескольких факторов, играющих для японца важную роль. Во-первых, весь ход переговоров не должен нарушать гармонию. Японцы считают, что сохранить гармонию важнее, чем дока­зать правоту или получить выгоду. Во-вторых, абсолютно не­приемлемой считается у японцев спешка. Американский лозунг «время — деньги» в Японии не поддерживается и встречается подозрительностью. Такое же подозрение вызывают эмоции противоположной стороны. Например, удовлетворение парт­нера результатами предварительных решений непременно вы­зовет подозрение японской стороны. Это связано с тем, что японцы склонны думать, что всякая сделка совершается с не­избежными убытками как для одной, так и для другой сторо­ны. И, в-третьих, решение денежных проблем необходимо осу­ществлять через посредников. Японцы не поддерживают повы­шенного интереса к финансовой стороне вопроса, так как счи­тают неэтичным торговаться и всегда поручают решение по­добных задач посредникам либо подчиненным. Японцы любят подчеркивать свое равнодушие к деньгам (например, пересчи­тывать сдачу не принято).

Высокопоставленные лица Японии ценят краткость. Мно­гословие им претит. Они уважают упорство в отстаивании сво­ей позиции и достижении цели. Однако японцы не поддержи­вают призывы к логическому рассмотрению вопроса, для них важнее эмоциональные соображения. Им важнее не то, каких результатов добился человек в своих делах, а то, как он ведет эти дела.

Авторитет играет большую роль для японцев, поэтому мно­гие из них стремятся иметь свое «лобби» среди влиятельных представителей, заинтересованных по тем или иным причинам в деле. В разрешении определенных вопросов целесообразно привлекать в качестве «третейских судей» и своих высокопоставленных лиц, например, послов за рубежом, ответственных лиц у себя в стране, что сыграет свою роль в связи со значе­нием авторитета для японцев.

Горячий спор японцы считают грубостью и невоспитанно­стью, высказывают свои мнения учтивым образом со множе­ством извинений и со знаками недоверия к своим собствен­ным суждениям. На вербальном уровне возражения не делают­ся, вместо них приводятся сравнения и примеры. На невербаль­ном уровне наиболее часты реакции в виде более широкой улыбки. Это скорее всего объясняется тем, что, пытаясь не оби­деть партнера, японец прибегает к наиболее часто используе­мому способу выражения своего расположения к собеседнику. Поэтому если фразу «у меня заболел ребенок» японец произ­носит с улыбкой, это означает, что его личные проблемы не должны беспокоить окружающих. Подобное подавление эмо­ций считается для жителей Японии нормой, что вызывает по­стоянные подозрения в коварстве японцев со стороны пред­ставителей других стран.

Японское общество может быть охарактеризовано с точки зрения приспособительных отношений, участники которых борются за автономию от давления внешней среды. Японцы с готовностью идут на компромисс ради сохранения хорошей эмоциональной атмосферы. Они неплохо находят общий язык с окружающими, хотя и не сразу. Внутри своего общества они заняты поиском авторитетных людей, способных оказать под­держку, стать покровителем. В целом атмосфера складывается оптимистическая, хотя и несколько тревожная. Контакты с окружающим миром характеризуются извлечением пользы из установленных связей.