Вшестером, целый свет обойдем

 

Давно, очень давно жил на свете такой человек, который разумел разные искусства. Служил он и в военной службе и выказал себя на войне мужественным воином; когда же война окончилась, он вышел в отставку и получил три геллера на дорогу. «Ну, - сказал он, - не очень-то мне это по нутру! Вот если я сумею подобрать настоящих молодцов, так королю, пожалуй, придется выдать мне на руки сокровища всей своей земли».

Пошел он в лес и видит там человека, который вырвал шесть деревьев с корнем, словно соломинки. Он и спросил его: «Хочешь ли ты поступить ко мне на службу и всюду за мною следовать?» - «Ладно, - отвечал тот, - но только я сначала снесу моей матушке вязаночку дров!» - взял одно из деревьев, замотал его вокруг остальных шести, взвалил всю вязанку на плечи и понес. Потом вернулся и пошел со своим новым господином, который сказал: «Мы вдвоем, конечно, весь свет обойдем!»

Прошли они немного и повстречались с охотником, который, стоя на коленях, приложился из ружья и прицеливался. Бывший вояка и спросил его: «Охотник, ты кого же подстрелить собираешься?» А тот отвечал: «Да вот в двух милях отсюда на ветке дуба сидит муха, так я хочу ей левый глаз прострелить». - «Ого! Ну, так ступай за мной, - сказал ему вояка, - мы втроем весь свет обойдем!»

Охотник согласился и пошел за ним следом, и они втроем пришли к семи ветряным мельницам, которые живо работали крыльями, хотя ветра никакого не было и ни один листок не шевелился на дереве. «Понять не могу, отчего вертятся мельницы - в воздухе никакого дуновения не заметно», - сказал вояка и пошел со своими слугами далее.

Когда же они прошли мили две, то увидели, что сидит на дереве человек и, прикрыв одну ноздрю, дует из другой. «Эй, ты, что ты там на дереве делаешь?» - спросил вояка. И тот отвечал: «А вот, в двух милях отсюда стоят рядом семь ветряных мельниц, я отсюда дую, они и вертятся». - «Ого! Ступай и ты со мной! - сказал вояка. - Ведь мы-то вчетвером весь свет обойдем!»

Слез парень с дерева и пошел за ним вслед, а немного спустя увидели они и еще молодца, который стоял на одной ноге, а другую отстегнул и около себя поставил. «Это ты ловко придумал для отдохновения!» - сказал ему вояка. «Да ведь я - скороход, - отвечал молодчик, - и вот для того, чтобы не слишком быстро бегать, я и отстегнул себе другую ногу, а то ведь когда я на двух ногах бегу, то за мной и птицы не угонятся». - «Ого! Ну, так ступай же и ты с нами! Ведь мы-то впятером весь свет обойдем».

Пошел и этот за ним следом, и несколько времени спустя повстречались они еще с одним молодцом, у которого шапчонка на голове еле-еле держалась, совсем на ухо свисла. Вот и сказал ему вояка: «Щеголевато, ухарски шапчонка у тебя надета, приятель! Ты бы уж ее совсем на ухо повесил, совсем бы дураком тогда смотрелся!» - «Не смею надеть иначе, - отвечал молодец. - Надень я ее прямо, такой по всей земле мороз наступит, что птицы станут на лету мерзнуть и на землю падать». - «О, ступай же и ты с нами, - сказал вояка, - ведь мы-то вшестером весь свет обойдем».

Вот и пришли шестеро в город, в котором королем было объявлено во всеобщее сведение, что тот, кто вызовется бегать взапуски с его дочерью и одержит над нею верх в этом состязании, получит в награду ее руку; если же она одержит над ним верх, то смельчак поплатится головою.

Вояка вызвался вступить в состязание с королевною, но добавил: «Я не сам побегу, а за себя слугу своего пошлю». - «Тогда и он тоже должен будет рисковать своей жизнью, - сказал король. - В случае неудачи и ты, и он - вы оба поплатитесь головами».

Когда они заключили и скрепили этот договор, вояка пристегнул бегуну другую ногу и сказал ему: «Смотри, беги проворнее и помоги нам одержать победу».

А было условлено, что победителем будут считать того, кто раньше принесет воды из отдаленного источника. И бегун, и королевна получили по кружке и одновременно пустились бежать; но королевна успела лишь отбежать немного, а бегун уже из глаз скрылся, словно вихрь промчался. В самое короткое время он достиг источника, зачерпнул полную кружку воды и побежал назад.

На самой средине обратного пути на бегуна вдруг напала усталость; он поставил около себя кружку, прилег на дороге и заснул. А под голову себе вместо подушки он положил конский череп, валявшийся тут же, подумав: «На жестком изголовье много не наспишь».

Между тем королевна, которая тоже бегала настолько хорошо, насколько может бегать обыкновенный человек, прибежала к источнику и поспешила оттуда обратно с полною кружкою воды; когда же она увидала, что бегун лежит и спит на дороге, она этому очень обрадовалась и сказала: «Мой противник теперь у меня в руках», - выплеснула воду из его кружки и помчалась дальше.

Победа осталась бы на ее стороне, но, на счастье вояки, зоркий охотник, стоявший на башне замка, увидел все, что произошло. «Ну, нет, - сказал он, - королевне нас победить не придется!» - зарядил ружье да так ловко выстрелил, что выбил конский череп из-под головы бегуна, не причинив ему самому никакого вреда.

Проснулся бегун, вскочил на ноги, увидел, что кружка его опорожнена, а королевна уже далеко его опередила. Но он не оробел нисколько, опять сбегал с кружкою к ручью, опять почерпнул воды и все-таки на десять минут раньше королевны прибежал к замку. «Вот теперь, - сказал он, - я только что ноги расправил, а до этого мой бег и бегом называть не стоило».

Но король, а еще более его дочь, были очень оскорблены тем, что какой-то простой отставной солдат мог теперь заявить на нее свои права. Вот они и стали между собою совещаться, как бы им избавиться от него и всех его сотоварищей. «Я нашел к тому средство, - сказал наконец король королевне, - ты можешь не тревожиться! Ни один из них не уйдет домой живым!»

Затем король обратился к шестерым друзьям и сказал им: «Ну, вы теперь должны повеселиться, поесть и попить на радостях!» - и свел их в такую комнату замка, у которой и пол и двери были железные, а все окна снабжены толстыми железными решетками. В этой комнате накрыт был стол, заставленный дорогими кушаньями. «Пожалуйте сюда, - сказал король, - позабавьтесь в свое удовольствие».

И как только они туда вошли, он приказал все двери запереть и задвижками задвинуть. Затем позвал повара и велел ему развести под тою комнатою огонь и до тех пор его поддерживать, пока железный пол не раскалится докрасна.

Повар исполнил приказ короля, и шестерым, сидевшим за столом, стало вскоре в комнате тепленько, а затем уж и жарко, и они думали, что согрелись так от еды; когда же жар все возрастал и возрастал в комнате и они захотели из нее выйти, То увидели, что и окна, и двери заперты наглухо… Тут только они поняли, что у короля недоброе на уме и он просто-напросто задумал их удушить жаром.

«Ну, это ему не удастся, - сказал тот, что был в шапчонке, - я такого сюда мороза напущу, с которым огню не поладить». Поправил свою шапчонку на голове, и вдруг наступил такой холод, что жару сразу как не бывало, и даже все кушанья стали замерзать на блюдах.

По истечении двух часов король предположил, что все они уже погибли от жары, приказал отворить дверь в ту комнату, и сам задумал на них посмотреть. Но когда дверь отворилась, все шестеро подошли к нему живехоньки и здоровехоньки и сказали, что им было бы приятно из этой комнаты выйти погреться, потому что тут холод был смертный, даже кушанья, мол, к блюдам примерзали…

Тогда король в бешенстве направился вниз, к повару, распушил его и стал спрашивать, почему тот осмелился не исполнить его приказания. Повар ответил: «Помилуйте, извольте сами посмотреть, каков тут жар!» И король действительно убедился в том, что громадное пламя пылало под полом железной комнаты, и тут только понял, что он ничем не может повредить этим шестерым.

Стал он снова думать, как бы ему избавиться от таких докучных гостей. Позвал к себе вояку и спросил: «Не хочешь ли ты уступить мне твои права на мою дочь за золото? Если да, бери его, сколько душе угодно». - «Отчего же! Я готов! - отвечал вояка. - Дайте мне за это право столько золота, сколько мой слуга снести может, тогда я откажусь от руки вашей дочери». Король был этим очень обрадован, а вояка сказал: «Коли так, я вернусь через две недели и увезу золото с собою».

Затем он созвал всех портных со всего королевства и засадил их за работу: в течение двух недель они должны были сшить ему мешок для королевского золота. Когда же мешок был готов, то силач, тот самый, который с корнем мог вырывать деревья, должен был взять мешок на плечи и идти к королю за золотом.

Король увидал силача и изумился. «Что это за коренастый детина, - сказал он, - что тащит на плече этот громаднейший тюк полотна?» Король даже струхнул, подумав, сколько этот детина унесет золота!

Потом он приказал принести целую бочку золота, которую едва могли тащить на себе шестнадцать очень сильных людей, а наш силач ухватил ее одной ручищей, сунул ее преспокойно в мешок и спросил: «Зачем же вы сразу-то не притащите побольше, ведь эта бочка в моем мешке чуть донышко прикрыла».

Тогда король приказал мало-помалу перетаскать к мешку всю свою сокровищницу; силач всю ее принял, убрал в мешок и заполнил его все же только до половины. «Тащите сюда еще! - кричал силач. - Ведь этими пустяками мешка не наполнишь!»

Собрали еще со всего королевства семь тысяч повозок золота, и их все запихал силач в мешок вместе с упряжками волов. «Где мне тут разбираться, - говорил он, - возьму все, что под руку попадется, лишь бы мешок заполнить!»

Когда все это было в мешок вложено, а все еще оставалось в нем много места, силач сказал: «Пора заканчивать! Можно, пожалуй, завязать мешок даже и не совсем полный». Сказав это, он взвалил мешок себе на спину и пошел путем-дорогою со своими товарищами.

Когда король увидел, что один человек уносит на спине богатства всего королевства, то разгневался и приказал своей коннице сесть на коней, гнаться за этими шестью нахалами и отнять у силача его мешок.

Два полка конницы очень скоро нагнали уходивших и крикнули им: «Вы - наши пленники! Бросайте на землю мешок, не то всех вас изрубим!» - «Что это вы рассказываете? - спросил тот, что мельницы ворочал дыханьем. - Мы ваши пленники? Нет, уж скорее вам придется всем поплясать на воздухе!» И, придавив пальцем одну ноздрю, стал дуть в другую навстречу обоим полкам с такою силою, что расстроил их ряды и разметал их прахом во все стороны.

Один из фельдфебелей стал молить о пощаде, упомянул о своих девяти ранах и просил избавить его от незаслуженного позора. Тогда молодец приостановился на мгновенье, так что фельдфебель, вместе с другими взлетевший на воздух, мог благополучно опуститься на землю и услышал такой приказ от своего странного противника: «Ступай-ка и скажи королю, чтобы он еще больше посылал за нами конницы в погоню: и с ними будет то же, что с вами было».

Король, услышав такие угрозы, сказал: «Ну их! Пусть убираются… В них во всех есть что-то недоброе».

А наши шестеро молодцов вернулись домой со своими богатствами, поделили их между собою и жили припеваючи до самой смерти.

 

Волк и человек

 

Однажды лисица рассказала волку о том, как человек силен и что ни один зверь не может ему противостоять и разве только хитростью может спасти от него свою шкуру. «Ну, повидай я хоть разочек человека, - сказал волк, - я все же на него бросился бы». - «В этом я берусь тебе помочь, - сказала лисица, - приди только ко мне завтра пораньше, я тебе покажу человека».

Волк явился ранешенько, и лисица повела его на дорогу, по которой ежедневно проходил охотник.

Сначала по дороге прошел старый отставной солдат. «Это человек, что ли?» - спросил волк. «Нет, - ответила лисица, - этот прежде был человеком».

Затем прошел маленький мальчик в школу. «Это, что ли, человек?» - «Нет, этот еще будет человеком».

Наконец идет по дороге охотник с двустволкой за спиной и с охотничьим ножом у пояса. «Вон видишь, - сказала лисица волку, - идет по дороге человек, на которого ты можешь напасть, если хочешь, ну, а я поспешу удалиться к себе в пещеру».

Волк бросился прямо к человеку, а охотник, увидав его, сказал: «Жаль, что у меня ружье не пулей заряжено». Приложился и выпустил весь заряд дроби из своего ружья волку в морду.

Волк скорчил морду, но не дал устрашить себя и смело продолжал наступать на человека; тогда охотник угостил его и вторым зарядом дроби.

Волк кое-как совладал с болью и напал-таки на человека; тогда тот выхватил свой охотничий нож и нанес им дватри удара, так что волк, истекая кровью, с ревом бросился бежать к логовищу лисицы.

«Ну, братец-волк, - спросила лисица, - расскажи, как ты управился с человеком?» - «Ах, - сказал ей волк в ответ, - я никак не мог себе представить, что человек так силен! Сначала взял он палку с плеча, дунул в нее, и прямо мне в лицо полетело что-то такое, что ужасно меня защекотало; еще дунул, и я почувствовал, что около самого моего носа как бы молния блеснула и градом в меня ударило… А когда уж я совсем-то близко к нему подошел, тогда он вытащил у себя из бока блестящее ребро и с ним так смело на меня набросился, что я не знаю, как и ноги унес».

«Видишь, - сказала лисица, - какой ты хвастун! Берешься за дело, которое тебе и выполнить-то не под силу!»

 

Волк и лис

 

Лис был у волка в услужении и исполнял все, что волк пожелает, потому что был слабее него… Понятно, что лис был не прочь избавиться от своего повелителя.

Случилось им как-то однажды идти вместе по лесу, и волк сказал: «Ну-ка ты, рыжий, добудь мне чего-нибудь поесть, а не то я тебя самого съем». - «Я тут поблизости знаю один крестьянский двор, - сказал лис, - и на том дворе есть два молоденьких ягненка… Коли желаешь, мы одного оттуда добудем». Волку это было на руку; они пошли к этому двору; лис ягненка утащил, принес волку и убрался восвояси.

Съел волк ягненка, однако же им не удовольствовался, захотел отведать и другого и пошел его добывать.

Но своровал он его не совсем ловко: мать ягненка увидела, как он его потащил, стала страшно блеять, так что мужики набежали, нашли волка и так его поколотили, что он, прихрамывая и завывая, прибежал к лису. «Славно ты меня провел! - сказал он. - Я только было собрался утащить другого ягненка, а мужики-то меня изловили и ловко по бокам погладили!» Лис сказал на это: «Вольно же тебе быть таким ненасытным обжорой».

На другой день они снова вместе пошли в поле. Жадный волк опять сказал: «Ну-ка ты, рыжий, добудь мне чего-нибудь поесть, не то я тебя самого съем». - «Знаю я тут крестьянскую усадьбу, - отвечал лис, - там сегодня вечером хозяйка собирается блины печь, мы можем их себе добыть».

Пошли они туда вместе, и лис все юлил кругом дома и подсматривал, и разнюхивал, пока не выискал, где именно стояло блюдо с блинами; он стянул с блюда шесть блинов и принес их волку. «Вот, на тебе, ешь!» - сказал он и пошел своей дорогой.

Волк, конечно, мигом проглотил шесть блинов и сказал: «Как разъешься ими, они еще вкуснее кажутся!» - а затем пошел сам блины разыскивать, разом стащил все блюдо со стола, и разбилось то блюдо вдребезги. Разбитое блюдо загремело, хозяйка выбежала на шум, и когда увидела волка, то кликнула людей, которые быстро сбежались и побили его всласть!

Хромая на две ноги, волк с громким воем бросился к лису. «Вот ты до чего меня довел! - воскликнул он. - Мужики меня изловили и как излупили меня!» Лис же отвечал только: «Вольно же тебе быть таким ненасытным обжорой».

На третий день в то время, когда они бродили вместе по лесу и волк еле-еле ноги мог переставлять, он все же сказал: «Рыжий, добудь мне чего-нибудь поесть, не то я тебя самого съем».

Лис отвечал: «Знаю я одного человека, который только что заколол скотину, и соленое мясо лежит у него в погребе, в бочке, вот его и унесем».

- «Но я хочу идти туда с тобой вместе, - сказал волк, - чтобы ты мог прийти ко мне на выручку в случае, если я не сумею оттуда улизнуть». - «Пойдем, пожалуй», - отвечал ему лис и указал те пути и лазейки, через которые они наконец-таки пробрались в погреб.

Мяса было там вдоволь, и волк тотчас на него накинулся. «Ну, пока я от мяса отстану, - думал он, - это еще не скоро будет». Покушал и лис досыта и все кругом себя осматривался, и часто подбегал к той двери, через которую они в погреб пролезли: все примеривался, не настолько ли уж он разъелся, что, пожалуй, и не пролезть в дыру?..

«Скажи, пожалуйста, - спросил волк, - зачем ты это взад да вперед бегаешь и то выходишь из погреба, то опять в него возвращаешься?» - «Должен же я посмотреть: нейдет ли кто? - отвечал хитрый лис. - Да и ты-то смотри, не наедайся чересчур плотно». - «Ну, уж нет! - сказал волк. - Не уйду отсюда, пока всей бочки не опорожню».

А между тем и хозяин солонины, заслышав шум в погребе, сам туда сошел. Лис, чуть его завидел, разом очутился у дыры и через нее ускользнул. И волк захотел было за ним следовать, но он уже успел так наесться, что не мог через дыру пролезть и застрял в ней. Тут уж хозяин вернулся с цепом и забил его до смерти.

А лис добрался до лес и был очень доволен тем, что избавился от ненасытного обжоры.

 

Лис и госпожа кума

 

Волчица родила волчонка и приказала позвать лиса в кумовья. «Он ведь нам сродни, - сказала волчица, - и разумен, и изворотлив; может и сынка моего научить уму-разуму и наставить его, как жить на белом свете».

Лис и явился на крестины с великой охотой и сказал: «Милейшая госпожа кума, благодарю вас за честь, оказанную мне, и со своей стороны обещаю вам, что, избрав меня в кумовья, вы не раз будете иметь случай этому порадоваться».

Во время празднества лис всласть всего покушал, повеселился, а затем и сказал: «Милейшая госпожа кума, наша прямая обязанность - заботиться о нашем дитятке, а потому и надо его питать хорошею пищею, чтобы оно скорее в силу вошло и окрепло. Я же знаю одну овчарню, из которой нам нетрудно будет добыть лакомый кусочек».

Понравилась волчице эта песенка, и она отправилась вместе с кумом ко двору того крестьянина, где находилась овчарня. Лис и показал волчице овчарню издали и сказал: «Туда вы можете пробраться незаметно, а я тем временем с другой стороны подойду - авось, удастся нам подцепить курочку».

А сам-то не пошел к овчарне, а присел на опушке леса, протянул ножки и стал отдыхать.

Пролезла волчица в овчарню и как раз наткнулась на собаку, которая стала лаять, и на лай ее сбежались мужики, накрыли волчицу и задали ей надлежащую трепку.

Она от них наконец-таки вырвалась и кое-как убралась в лес, и видит - лежит лис на опушке и жалобно так говорит: «Ах, милая госпожа кума, куда как плохо мне пришлось! Мужики на меня напали и в лоск меня побили! Коли вы не хотите меня здесь покинуть на погибель, так уж понесите вы меня на себе».

Волчица и сама-то еле ноги волочила, но все же очень была озабочена бедою лиса: взвалила его на спину и донесла его, здоровешенького, до его дома.

Как только лис поравнялся с домом, так и крикнул волчице: «Счастливо оставаться, милая кумушка - не прогневайтесь на угощенье!» - расхохотался громко и был таков.

 

Лис и кошка

 

Однажды кошка повстречала лиса и подумала: «Он смышлен и опытен в житейских делах», - а потому и обратилась к нему очень приветливо: «Здравствуйте, господин лис! Как поживаете? Как можете? Как перебиваетесь при нынешней дороговизне?»

А лис, преисполненный высокомерия, окинул кошку взглядом с головы до ног и долго соображал, отвечать ли ей. Наконец он проговорил: «Ах ты, жалкая тварь! Дура ты полосатая, мышеловка голодная! Что ты это задумала? Осмеливаешься спрашивать меня, каково мне живется! Да ты чему обучалась? Какое у тебя есть уменье?» - «Только одно и есть у меня уменье, - скромно отвечала кошка, - вот когда собаки за мною погонятся, так я умею на дерево взобраться и от них убраться». - «И только? - спросил лис. - Ну, а я мастер на все руки, да сверх того у меня еще всех хитростей и уловок непочатый мешок. Мне просто жаль тебя! Пойдем, я научу, как от собак уходить».

А им навстречу шел охотник с четырьмя собаками. Кошка проворно взобралась на дерево и засела в самой его верхушке, укрывшись в ветвях и листве. «Мешок-то развяжи, господин лис, - крикнула кошка лису сверху, - мешок-то развяжи!» Но собаки уже изловили лиса и держали его крепко. «Э-э, господин лис! - крикнула опять кошка. - Где же твое уменье и хитрости? Кабы ты умел так лазать по деревьям, как я, так небось не поплатился бы шкурою».

 

Гвоздичка

 

В некотором царстве жила королева, у которой, по воле Божией, не родились дети. Вот и ходила она каждый день в сад и молила Вседержителя о том, чтобы он даровал ей, наконец, сынка или доченьку.

И сошел к ней наконец ангел с неба и сказал: «Твое желание будет исполнено - родится у тебя сын-счастливчик, и все, чего бы он ни пожелал на свете, все то будет ему дано».

Королева пошла к королю, рассказала ему о своем видении и, когда миновало положенное время, она, и точно, родила сына к великой радости отца.

Королева со своим ребенком ходила каждое утро в парк при королевском замке, где были разведены всякие звери, и там мылась у светлого прозрачного источника.

Когда ребенок уже немного подрос, случилось однажды, что он лежал у матери на коленях; а мать-то и уснула у источника. Тогда пришел старик-повар, который, зная о том, что сын у королевы родился счастливчиком, похитил его, а сам зарезал петуха да кровью его и обрызгал передник и платье королевы.

Ребенка снес он в укромное место и поручил его мамке на кормление, а сам побежал к королю и нажаловался на королеву, будто бы она отдала свое дитя диким зверям на растерзание.

И когда король увидел кровь на переднике королевы, то поверил словам повара и пришел в такую ярость, что приказал построить башню с глубоким подвалом, куда ни солнце, ни месяц заглянуть не могли; туда велел он посадить свою жену и замуровать ее наглухо, чтобы она там оставалась семь лет сряду без еды и без питья и погибла бы без покаяния.

Но Бог ниспослал двух ангелов с неба, которые в виде двух белых голубков дважды в день должны были к королеве прилетать и приносить ей питье и пищу в течение всех семи лет.

А старик-повар подумал про себя: «Если точно сын королевы такой счастливчик, что все его желания будут исполняться, то если я здесь останусь, он, пожалуй, пожелает мне всякого зла».

Вот и ушел он из замка и пришел к мальчику, который тем временем «успел подрасти настолько, что и говорить уже умел, и сказал ему: «Пожелай себе красивый замок с садом и со всем необходимым». И едва только мальчик успел произнести это желание, как уже все, чего он пожелал, появилось перед ним.

Несколько времени спустя повар сказал мальчику: «Нехорошо, что ты тут один; пожелай себе девочку-красавицу в подруги». Королевич пожелал, и она тотчас же явилась перед ним, и была так прекрасна, что никакой живописец ее и написать бы не сумел.

И стал королевич с нею играть, и полюбили они друг друга от всего сердца, а старик-повар зажил с ними вместе и, словно знатный господин, стал охотою тешиться.

Но повару пришло в голову, что, пожалуй, королевич когда-нибудь задумает вернуться к отцу, и тогда он сам очутится в большой беде. Поэтому пошел он к детям, отвел девочку в сторонку и сказал ей, чтобы она нынешнею же ночью, когда мальчик заснет, заколола его и принесла бы язык и сердце его в доказательство того, что дело сделано. «А если этого не сделаешь, - сказал злодей-старик, - то сама поплатишься жизнью».

Затем он ушел и, когда вернулся на другой день, увидел, что его приказ не исполнен, а девочка сказала ему: «За что стану я проливать кровь ни в чем не повинного младенца, который еще никому никакого зла не сделал?»

Тогда повар опять пригрозил ей: «Не сделаешь помоему, так поплатишься своею собственною жизнью».

Когда он ушел, девочка приказала привести небольшую лань, заколоть ее, взяла от нее сердце и язык, положила на тарелку и, издали увидев, что старик идет, шепнула королевичу: «Ложись в постель да прикройся одеялом».

Тогда злодей вошел и спросил: «Где сердце и язык мальчика?» Девочка подала ему тарелку, а королевич вдруг сбросил с себя одеяло и сказал: «Ах ты, старый греховодник! За что хочешь ты меня убить? Так вот же я теперь сам произнесу над тобою свой суд! Хочу, чтобы ты обратился в большого черного пса с золотою цепью на шее и пожирал бы только одни раскаленные уголья, так что у тебя пар клубами будет из горла валить!»

И чуть произнес он эти слова, как уж старик обернулся черною собакою с золотою цепочкою на шее, и повара притащили ему горящие уголья из кухни, и он стал их пожирать, так что у него пар клубом из горла валил.

После того королевич оставался в этом своем замке недолго, а вспомнил о своей матери, и захотелось ему узнать, жива ли она.

Вот он и сказал девочке: «Я хочу вернуться к себе на родину, и если ты хочешь со мною идти, я берусь прокармливать тебя дорогою». - «Ах, нет, - отвечала она, - туда путь далек, да и что стану я делать на чужой стороне, где меня никто не знает?»

Так как она за ним следовать не хотела, а ему не хотелось с ней расстаться, он пожелал, чтобы она обратилась в красивую гвоздику, и пришпилил ее к своей одежде.

Вот и пустился он в путь, и собака должна была за ним же бежать по пути на родину.

Пришел он к башне, в которой посажена была его мать, и так как башня была очень высока, то он пожелал себе лестницу, которой бы хватило до самого верха.

Поднялся он по той лестнице на верх башни, глянул вниз и крикнул: «Дорогая матушка, госпожа королева, живы ли вы, или уже нет вас в живых?»

Мать отвечала: «Я только что поела и еще сыта!» Она думала, что прилетели к ней ангелы.

«Я тот милый сын ваш, которого дикие звери будто бы похитили у вас из рук; но это все неправда - я жив и здоров и скоро вас отсюда освобожу».

Затем он спустился с башни, пошел к своему королюотцу и приказал доложить о себе, что вот, мол, егерьиноземец пришел к нему на службу наниматься.

Король отвечал, что он охотно примет его на службу, если он егерь опытный и может доставлять дичь к его столу.

А надо заметить, что в той местности и во всей той стране до самой границы никогда дичь не водилась. Егерь обещал королю, что будет доставлять столько дичи, сколько может к его королевскому столу потребоваться.

Затем позвал он с собою всех королевских охотников в лес, и когда они туда явились, он поставил их полукругом, сам стал посредине и тотчас же, по его желанию, откуда ни возьмись, появились в круге до двухсот штук всякой дичи, по которой охотники должны были стрелять.

Добычу от этой охоты погрузили на шестьдесят подвод и отправили все это к королю, который наконец увидел у себя дичь на столе.

А ведь уже довольно много лет сряду на столе королевском дичи вовсе не бывало.

Король этому очень обрадовался, приказал, чтобы на другой день весь двор к нему на обед собрался, и задал всем знатный пир.

Когда все собрались, король сказал егерю: «Ты такой искусник, что в награду за твое уменье должен занять место рядом со мною». - «Ваше величество, господин король, - отвечал молодой егерь, - недостоин я по своему уменью такой великой чести!»

Но король настоял на своем и посадил-таки молодого егеря на почетное место около себя.

Заняв место около короля, юноша подумал о своей милой матери и пожелал, чтобы хоть один из королевских слуг заговорил о ней и спросил бы у короля, каково-то ей живется в башне и жива ли еще она или уже умерла с голоду?

Чуть только он этого пожелал, как уже королевский дворецкий заговорил: «Ваше королевское величество, мы все здесь живем в радости, а каково-то живется госпоже королеве в башне - жива ли она или уже изволила скончаться?»

Но король отвечал: «Она предала моего милого сына, моего наследника диким зверям на растерзание, а потому я о ней и слышать ничего не желаю».

Тогда юноша поднялся с места и сказал: «Всемилостивейший государь-отец, она еще жива, и я - ее сын; не хищные звери меня похитили, а злодей-повар; он, в то время как она заснула, взял меня с ее колен, а ее фартук запачкал кровью петуха».

Тут подвел он собаку с золотою цепочкою на шее и сказал: «Вот он, злодей!»

И приказал слугам принести горящие уголья, которые черный пес при всех должен был пожирать, так что пар клубом валил у него из глотки…

Затем он спросил короля, желает ли тот увидеть злодея в прежнем виде, и чуть только пожелал этого, повар тотчас явился перед королем в белом фартуке и с ножом на боку.

Разгневался король, увидав его, и приказал его бросить в самую мрачную темницу.

Тогда юноша сказал, обращаясь к королю: «Государьбатюшка, а не желаете ли вы видеть ту девушку, которая меня воспитала среди нежных забот, а потом даже и жизнь мне спасла, хотя она и сама могла за это поплатиться жизнью?» - «Охотно желал бы повидать ее», - сказал король. «А вот я сейчас покажу вам ее, батюшка, в виде прекрасного цветка!» - сказал сын.

И взял гвоздику, и поставил ее на королевский стол, и показалась она королю такою прекрасною, какой он еще никогда прежде не видывал. «Ну, а теперь, - сказал сын, - я покажу вам ее и в настоящем виде».

И пожелал, чтобы гвоздика вновь обратилась в красную девицу, и она предстала перед королем такой красавицей, что никакому живописцу не написать бы ее краше.

А король тем временем послал двух придворных служанок королевы в башню.

Они должны были оттуда королеву вывести и привести к королевскому столу.

Когда же ее привели к столу, она уже ничего не могла кушать и сказала: «Бог милосердный, который поддержал жизнь мою во время заточения в башне, вскоре пошлет мне избавление от земного существования».

После того она действительно прожила три дня и скончалась блаженною кончиною.

Во время ее погребения два белых голубка, которые приносили ей пищу в башню (и были ангелами небесными), последовали за гробом ее и сели на ее могилку.

Старый король приказал злодея-повара разорвать на части; но печаль все же грызла его сердце, и он вскоре умер с горя.

Королевич же на красной девице женился, и живы ли они теперь, нет ли - Бог их ведает.

 

Находчивая Гретель

 

Жила-была кухарка по имени Грегель; она носила башмаки с красными каблуками, и когда выходила в них со двора, то вертелась во все стороны и была очень довольна собою, думая про себя: «А ведь все же я недурна».

И когда приходила домой, то под веселую руку выпивала глоток вина, а так как вино возбуждает аппетит, то она отведывала лучшее из того, что она варила.

И отведывала до тех пор, пока не насыщалась, да еще приговаривала: «Как кухарке не знать, что она готовит!»

Случилось, что однажды ее хозяин сказал ей: «Гретель, сегодня вечером придет ко мне гость; так ты приготовь мне пару курочек, да повкуснее!» - «Приготовлю, сударь, будьте покойны», - отвечала ему Гретель.

Вот заколола она кур, выпотрошила, ощипала, насадила их на вертел и, когда завечерело, принесла их к очагу, чтобы зажарить.

Курицы на огне стали уж зарумяниваться и поджариваться, а гость все еще не приходил.

Тогда Гретель закричала хозяину: «Коли гость не придет, так я должна кур снять с огня; но, право, жалко будет, если их не теперь есть станут, когда они всего сочнее». Хозяин отвечал ей: «Ну, так я же сам сбегаю за гостем».

Но чуть только он отвернулся, Гретель тотчас сняла вертел с огня вместе с курами и подумала: «Чего мне так долго тут стоять у очага и потеть, и жажду терпеть? Кто еще их знает, когда они придут? Тем временем не сбегать ли мне в погреб да не хватить ли глоточек винца?»

Сбежала, кружку к бочке подставила, сказала: «Ну-ка, Гретель, благословясь!» - и глотнула порядком. «Рюмочка рюмочку за собою ведет, - сказала она, - да притом и нехорошо сразу-то обрывать!» И еще хлебнула вина не жалеючи.

Затем вернулась на кухню, опять вертел на огонь поставила, кур маслом вымазала и весело стала вертеть вертел над огнем.

Жаркое отлично пахло, и Гретель подумала: «Пожалуй, еще чего-нибудь не хватает там, попробовать все же не мешает! - пощупала кур и пальцы облизала. - Э-э! Да какие же вкусные! Просто грешно их теперь же не съесть!»

Подбежала к окошку посмотреть, не идет ли ее хозяин со своим гостем, но никого не было еще видно; подошла опять к курам да и подумала: «Одно крылышко как будто уж и подгорать стало, лучше я его съем!»

Отрезала крылышко, съела его, и очень оно ей понравилось. Как только она с ним справилась, так сейчас же ей пришло в голову: «Надо уж и другое крылышко отрезать, а то хозяин тотчас заметит, что чего-то недостает».

Съевши оба крыла, она опять подошла к окошку посмотреть, не идет ли хозяин, и опять его не увидела. «Кто их знает, - подумала она, - пожалуй, еще и совсем не придут либо зашли куда-нибудь… Э, Гретель, да чего тебе тревожиться! Одну уж начала, сходи-ка еще да хлебни разок и доедай всю курицу! Как всю-то съешь, так и успокоишься!.. Зачем пропадать Божьему дару?»

Вот и сбегала она быстренько еще разок в погреб и порядком там винца хлебнула, и превесело изволила докушать в свое удовольствие одну курочку.

Когда и после этого хозяин не вернулся домой, Гретель стала и на другую курицу посматривать и сказала: «Где одна поместилась, там и другой найдется место. Ведь обе они - пара! Коли ту съела, так и эту оставлять нечего! Да и если я еще немного выпью, это, пожалуй, тоже не повредит!»

И точно: еще разок заглянула она в погреб, еще весьма усердно выпила винца и затем отправила вторую курицу туда же, где уже находилась первая.

В то время, как она этой второй курочкой лакомилась, вернулся хозяин домой и крикнул ей: «Поскорее, Гретель! Гость мой идет сейчас за мною следом!» - «Слушаю, сударь, - отвечала Гретель, - все сейчас будет готово!»

Хозяин заглянул посмотреть, накрыт ли стол, взял большой нож, которым собирался разрезать кур, и на ходу стал точить его.

Тем временем и гость подошел, и вежливенько постучался у входной двери.

Гретель подбежала к двери посмотреть, кто стучит, и когда увидела, что стучит гость, она тотчас приложила палец к губам и сказала: «Тес! Тише! И постарайтесь поскорее отсюда убраться, потому что если вас здесь мой хозяин захватит, быть вам в беде! Хоть он вас и звал на ужин, но у него иное на уме: он собирается отрезать вам оба уха. Не угодно ли послушать, как он нож-то точит?»

Гость прислушался и стремглав бросился с лестницы…

А Гретель, не будь глупа, побежала к хозяину и давай вовсю кричать: «Хорошего вы гостя пригласили, нечего сказать!» - «Да что такое, Гре-тель? Что хочешь ты сказать?» - «Да как же? Ведь я вам только что хотела кур-то подать на стол, а он у меня их выхватил, да и был таков!» - «Экая досада! - сказал хозяин, которому стало жаль славных кур. - Ну что бы ему хоть одну мне оставить, чтобы было чем мне поужинать».

И он стал кричать вслед гостю, чтобы тот вернулся, но гость прикинулся, что он глух на ухо, и только еще больше прибавил ходу, поминутно оглядываясь назад.

Тогда хозяин сам пустился за гостем бежать вдогонку, все еще держа нож в руке, и кричал ему вслед: «Одну только! Только одну!» - он хотел этим дать понять, чтобы гость оставил ему одну из куриц, а не захватывал бы с собою обеих.

А гостю-то послышалось, что он кричит: «Одно только! Только одно!»

Он подумал, что дело идет об одном из его ушей, и мчался со всех ног, чтобы донести до дому уши в целости.

 

О смерти курочки

 

Некогда направились курочка с петушком на орешниковую гору и заключили друг с другом такой договор: кто первый добудет ореховое ядрышко, тот должен его с товарищем поделить.

Вот и отыскала курочка большой-пребольшой орех, никому ничего о том не сказала и задумала тот орех съесть одна-одинешенька. А ядрышко-то было настолько велико, что курочка его проглотить не могла; оно застряло у нее в горле, и курочка перепугалась, что она тем ядрышком подавится.

И закричала курочка: «Петушок, сделай милость, сбегай поскорее да принеси мне воды, не то я задохнусь».

Побежал петушок что есть мочи к колодцу и сказал: «Дай ты мне водицы, курочка лежит на орешниковой горе, заглотнула большое ядрышко и, того и гляди, задохнется».

Отвечал ему колодец: «Беги сначала к невесте и выпроси себе красного шелка».

Побежал петушок к невесте, говорит: «Невеста, дай ты мне красного шелка; я тот шелк снесу колодцу, колодец даст мне водицы, водицу отнесу я курочке, а курочка лежит на орешниковой горе, заглотнула слишком большое ореховое ядрышко и, чего доброго, задохнется». Невеста ему отвечает: «Сначала сбегай да принеси мне веночек, что повесила я на ивовой веточке».

Побежал петушок к иве, снял веночек с ветки и принес его к невесте, а невеста дала ему за это красного шелку; шелк отнес он к колодцу, а тот дал ему за это водицы.

Принес петушок водицу курочке, а курочка тем временем задохнулась и лежала мертвая, без движения.

Тут уж петушок так разогревался, что стал громко-громко кричать, и сбежались к нему все звери, стали курочку оплакивать.

Шесть мышек состроили повозочку, в которой бы можно было свезти курочку до могилы; когда же повозочка была готова, они сами в нее и впряглись, а петушок на той повозочке правил.

На пути встретили они лисицу. «Куда это ты едешь, петушок?» - сказала она. «Да вот собираюсь хоронить свою курочку». - «Нельзя ли и мне с вами вместе ехать?» -

Пожалуй, сзади можешь сесть,

Не то лошадушкам не свезть.

Так и присела лисица сзади, а за нею - и волк, и медведь, и олень, и лев, и все лесные звери.

Так добрались они до ручья. «Как-то мы тут переправимся?» - спросил петушок.

А на берегу ручья лежала соломинка, которая сказала: «Вот я поперек ручья протянусь, так вы можете по мне переехать». Но чуть только шесть мышек вступили на этот мостик, соломинка переломилась и в воду свалилась, и все мышки в воде потонули.

Тогда опять пришла беда, и всех из беды захотела выручить головешка: я, мол, достаточно велика, я через ручей перекинусь, а вы через меня и переезжайте.

Но на беду, головешка как-то неловко коснулась воды, зашипела, потухла - и дух из нее вон!..

Увидел все это камень, сжалился, захотел петушку помочь и перевалился через воду. Пришлось петушку на себе тащить повозочку через камень, а когда он ее перетащил и вместе с мертвой курочкой очутился уж на другом берегу, вздумалось ему и тех перетащить, что позади повозки сидели…

Но их оказалось слишком много: повозка с ними откатилась назад, и все вместе рухнули в воду и потонули.

Остался петушок опять один-одинешенек на берегу с мертвою курочкою, выкопал ей могилку, опустил ее туда, а поверх могилки насыпал холмик и на тот холмик присел, и горевал по курочке до тех пор, пока сам не умер…

Так все они и покончили с жизнью.

 

Русалка

 

Сестрица с братцем играли у колодца. Играли, играли, да и свалились в него. А на дне его жила русалка. И сказала она: «Вот вы ко мне попали, должны хорошенько поработать», - и увела их с собою.

Девочке дала она прясть спутанный, плохой лен, да сверх того приказала ей носить воду в бездонную бочку, а мальчику велела рубить дерево тупым топором; пища же их состояла Аз одних клецок, крепких, как камень. Деткам все это наконец так надоело, что они, выждав воскресенье, когда русалка отлучилась в кирху, бежали из ее дома.

Когда русалка увидела, что птички улетели, и погналась за ними, дети заметили ее еще издали, и девочка бросила позади себя щетку; из той щетки выросла щетинистая гора с тысячами тысяч игл, и русалка с великим трудом перебралась через ту гору.

Тогда мальчик бросил позади себя гребешок, и из того гребешка выросла гребнистая гора с тысячами тысяч острых зубцов; однако же русалка и через ту гору перебралась.

Тогда девочка бросила на дорогу зеркальце, оно превратилось в зеркальную гору, такую гладкую, что русалка через нее не могла перелезть.

«Дай-ка я домой схожу за своим топором, - подумала она, - да ту гору пополам рассеку».

Но пока она домой ходила да гору зеркальную рассекала, дети далеко от нее убежали, и русалке опять пришлось одной сидеть в колодце.

 

Старый дед и внучек

 

Жил некогда на свете дряхлый-предряхлый старичок; зрение у него слабело, и слух тоже, и ноги ступали нетвердо. Сидя за столом, он едва мог держать ложку в руках, расплескивал суп по скатерти, да случалось иногда, что суп у него и изо рта капал на стол.

Его сыну и невестке было противно смотреть на старика, и потому-то старый дед должен был наконец переселиться из-за стола в особый уголок за печкой, где ему стали давать кушанье в небольшой глиняной мисочке, да и то не вдоволь.

Тогда он с грустью стал из своего уголка поглядывать на стол, и глаза его бывали влажны от слез.

Случилось однажды, что его слабые, дрожащие руки не смогли удержать и глиняной мисочки - она упала на пол и разбилась.

Молодая невестка стала его бранить, а он не отвечал ей ни слова и все только вздыхал.

Взамен глиняной мисочки они купили старику деревянную чашку за пару геллеров.

Вот и сидели они так-то, и видят, что маленький четырехлетний сын их, сидя на полу, сколачивает какие-то четыре дощечки.

«Ты что это там делаешь?» - спросил его отец. «Я сколачиваю корытце, - отвечал ребенок, - из того корытца стану кормить батюшку с матушкой, когда вырасту».

Тогда муж и жена поглядели друг на друга, расплакались, тотчас же опять пересадили старого деда к себе за стол и уж постоянно обедали с ним вместе, не говоря ему ни слова даже и тогда, когда он что-нибудь проливал на скатерть.

 

Брат Весельчак

 

Велась некогда большая война, и когда окончилась, многие солдаты получили отставку. И Брат Весельчак тоже получил отставку вместе с другими, а при отставке - небольшой казенный хлебец да четыре крейцера на выход.

Побрел Брат Весельчак путем-дорогою и повстречался ему Святой Петр в образе нищего и попросил милостыни. Тот отвечал ему: «Э-э, миляга, что мне и дать-то тебе? Был я в солдатах и выпущен вчистую: и всего-то у меня за душою казенный хлебец да четыре крейцера… А как и те выйдут, придется и мне точно так же просить милостыню, как ты просишь… Однако же дам, что могу».

Затем он разделил хлебец на четыре части и одну из них дал Святому Петру, добавив к хлебу и крейцер.

Поблагодарил его Святой Петр, пошел далее и в образе другого нищего сел на пути солдата; когда тот поравнялся с ним. Святой Петр опять попросил у него милостыни. Брат Весельчак опять повторил ту же речь и опять подал ему четверть хлебца и крейцер.

Поблагодарил его Святой Петр, пошел далее и в третий раз в образе нищего сел при дороге, и опять обратился к Весельчаку с тою же просьбою. Весельчак и в третий раз дал ему третью четверть хлебца и третий крейцер. Святой Петр его поблагодарил, а добряк пошел далее, и осталось у него в запасе всего четверть хлебца да один крейцер.

С этим запасом зашел он в гостиницу, съел свой кусок хлеба, а на крейцер спросил себе пива.

Затем пошел дальше путем-дорогою, а навстречу ему вышел опять Святой Петр в образе отставного же солдата и заговорил с ним: «Здорово, товарищ! А что, не найдется ли у тебя куска хлеба в запасе да хоть крейцера на выпивку?» - «Где мне это взять? - отвечал Весельчак. - Выпущен я вчистую, и за службу получил только казенный хлебец да четыре крейцера! На пути своем повстречал я троих нищих и каждому дал по четверти хлебца да по крейцеру. Последнюю же четверть я съел сам, зайдя в гостиницу, да на последний крейцер выпил. Теперь, брат, у меня пусто, и если у тебя тоже ничего нет, то мы вместе можем отправиться просить милостыню». - «Нет, - сказал Святой Петр, - это пока еще не нужно; я кое-что смыслю в лечении болезней и сумею этим делом заработать, сколько мне нужно». - «Ну, а я в этом ничего не смыслю, - сказал Весельчак, - значит, мне и придется одному идти нищенствовать». - «Э-э, пойдем со мною! - сказал Святой Петр. - Коли я что-нибудь заработаю, так поделюсь с тобою». - «Что ж, мне это на руку!» - сказал Весельчак.

Так и продолжали они путь вместе.

Вот и пришли они к одному крестьянскому дому и услышали в нем вой и плач; зашли туда и видят, что хозяин дома лежит при смерти, и смерть у него за плечами, а жена его по нем воет и голосом плачет.

«Полно выть и плакать, - сказал Святой Петр, - я вылечу вашего мужа», - и с этими словами вынул из кармана какую-то мазь и исцелил больного мгновенно, так что он мог встать и совсем выздоровел.

Муж и жена очень этому обрадовались и спросили: «Чем можем мы вас наградить? Что можем вам дать?»

Однако же Святой Петр не захотел ничего брать, и чем более они его упрашивали, тем более он отказывался. А Весельчак-то и подтолкни его в бок, говорит: «Бери же чтонибудь, ведь нам же нужно».

Наконец хозяйка вынесла ягненочка и сказала Святому Петру, что он должен его взять; но тот все отказывался. А Весельчак-то опять его в бок: «Да бери же, дурень, ведь нам нужно!»

Тогда Святой Петр сказал наконец: «Ну, ладно! Ягненочка я возьму, но не понесу сам; хочешь, брат, так сам и неси». - «Отчего ж не понести!» - отвечал Весельчак и вскинул ягненка на плечо.

Вот и пришли они в лес; ягненок порядком оттянул плечо Весельчаку, который притом же был и голоден, а потому сказал своему спутнику: «Глянь-ка, местечко здесь недурно, здесь могли бы мы ягненочка сварить и съесть». - «Пожалуй, - отвечал Святой Петр, - но только варить я не мастер; вари, коли хочешь, вот тебе и котел; а я тем временем похожу, пока ягненок сварится. Но только ты не принимайся за еду прежде моего возвращения; я уж приду вовремя». - «Ступай, ступай! - сказал Весельчак. - Я готовить умею и уж справлюсь с делом».

Святой Петр ушел, а Весельчак зарезал ягненка, положил мясо в котел и стал варить. Вот ягненок-то уж и сварился, а спутника все нет; тогда Весельчак вынул ягненка из котла, взрезал его и нашел внутри него сердце. «Это, верно, самый лакомый кусочек в нем», - сказал он и сначала только отведал его немного, а затем и все целиком съел.

Наконец и Святой Петр вернулся и сказал: «Ты хоть всего ягненка можешь съесть, а мне дай только одно сердце».

Весельчак взял и нож, и вилку в руки и давай преусердно искать среди кусков ягнятины, и сделал вид, что не может никак отыскать сердце; наконец процедил сквозь зубы: «Да его тут вовсе и нет». - «Что же это значит?» - спросил Святой Петр. «Право, не знаю, - сказал Весельчак, - а впрочем, что же мы оба за дураки! Ищем сердце ягненка, а ни одному из нас и в голову не приходит, что у ягненка сердца нет!» - «Ну, это что-то новое! У каждого животного есть сердце; почему бы могло не быть его у ягненка?» - «Нет, нет, взаправду, брат! Ты только сообрази, так сейчас поймешь, что у него в самом деле сердца не имеется!» - «Ну, пусть будет так! - сказал Святой Петр. - Коли сердца нет, так мне и ягненок не нужен; можешь его есть один». - «Чего не съем, то захвачу с собою в ранец на дорогу», - сказал Весельчак, съел пол-ягненка и сунул остальное в свой ранец.

Пошли они далее, и по воле Святого Петра широкая река перерезала им дорогу, а им надо было через нее непременно перейти. Вот Святой Петр и сказал: «Ступай ты вперед». - «Нет, - отвечал Весельчак, - лучше ты вперед ступай». А сам подумал: «Если окажется глубоко, так я лучше на берегу останусь». Пошел Святой Петр в воду, и вода достигала ему только по колено. Задумал и Весельчак переходить, а вода-то прибыла и была ему по горло.

И стал он кричать: «Брат, помоги!» А Святой Петр сказал: «Признайся мне, что съел сердце ягненка». - «Нет, - отвечал тот, - не ел я его».

А вода-то все прибывала и достигла уж до самых уст солдата. «Помоги мне, брат!» - крикнул он. «А признаешься ли ты мне, что съел сердце ягненка?» - «Нет, - отвечал солдат, - не ел я его».

Не хотелось Святому Петру, чтобы Весельчак потонул, он спустил воду и помог ему через нее перебраться.

Пошли они далее и пришли в такое царство, где королевна была при смерти. Услышали об этом наши путники, и солдат сказал: «А что, брат, ведь это для нас пожива! Если мы ее вылечим, так, пожалуй, на весь век обеспечимся!» И показалось ему, что его спутник недостаточно проворно ворочается; и он давай его поторапливать: «Да ну же, голубчик, поворачивайся! А то, пожалуй, еще опоздаем!»

А Святой Петр нарочно замедлял и замедлял шаг, как ни торопил его товарищ, пока наконец они не прознали, что королевна скончалась.

«Вот тебе и на! - сказал с досадою солдат. - А все оттого, что ты так плелся нога за ногу!» - «Помолчи лучше, - отвечал ему Святой Петр, - я ведь не только больных лечить умею, я и мертвых могу вновь призывать к жизни». - «Да, вот если ты это умеешь делать, так оно мне на руку; только уж ты меньше половины королевства за оживление не бери!»

Затем они направились к королевскому замку, где все были погружены в великую печаль; там и сказал королю Святой Петр, что он берется оживить королевну.

Повели его к умершей королевне, и он сказал: «Принесите мне полнеше-нек котел воды», - и когда котел был принесен, он приказал всем выйти из комнаты, оставив при себе только одного Весельчака.

Затем он изрезал на куски все тело усопшей, побросал куски в котел, развел под ним огонь и стал их варить. И когда все мясо от костей отстало, он добыл из котла тонкие белые косточки, положил их на стол и собрал в обычном, естественном порядке.

Затем он стал перед столом и трижды произнес: «Усопшая, восстань!» И при третьем возглашении этих слов королевна поднялась живая, здоровая и прекрасная, как и прежде.

Король, конечно, несказанно обрадовался и сказал Святому Петру: «Требуй от меня награды, и если бы ты даже пожелал половину моего королевства, охотно отдал бы тебе!»

Но Святой Петр отвечал: «Я не желаю никакой награды». - «Экий дурень!» - подумал про себя солдат, толкнул товарища в бок и шепнул ему: «Да полно же тебе дурить! Коли тебе ничего не нужно, так я-то не прочь бы получить хоть что-нибудь».

Святой Петр ничего не пожелал; однако же король заметил, что его товарищ не так бескорыстен, и приказал своему казначею набить ранец солдата червонцами.

Пошли они далее, и когда дошли до леса. Святой Петр сказал Весельчаку: «Ну, теперь давай делить золото». - «Хорошо, - отвечал тот, - давай делить».

Разделил Святой Петр золото - и разделил на три части. «Что это он за затею опять затеял? - подумал солдат. - Нас всего двое, а он на три доли делит».

Разделив золото. Святой Петр сказал: «Я разделил на три доли очень верно - одна доля мне, одна тебе, а одна тому, кто сердце ягненка съел».

- «О, а это я же его и съел, - поспешил ответить Весельчак и поскорее прибрал золото к рукам, - я съел, уж ты поверь мне!» - «Может ли это быть? - продолжал Святой Петр. - Ведь ты же сам утверждал, что у ягненка вовсе сердца нет». - «Э, братец мой, мыслимое ли это дело? И у ягненка сердце есть, как у всякого животного… Почему бы у него сердцу не быть?» - «Ну, ладно же, - сказал Святой Петр, - возьми себе все золото, но я; уж не хочу долее быть твоим спутником, я пойду один своею дорогою». - «Как знаешь, голубчик, - сказал солдат, - на том и прощай».

И пошел Святой Петр другой дорогою, а Весельчак про себя подумал: «Оно и лучше, что он от меня отстал; а то он какой-то мудреный - чудодей, что ли?»

Кстати же, и денег у него теперь было довольно; но он не умел с ними обращаться, разбрасывал их, раздаривал и по прошествии некоторого времени опять остался ни с чем.

Вот и пришел он в одну страну, где, по слухам, королевна только что скончалась. «Вот оно что! - подумал он. - Ведь тут отличное дело может выгореть! Я ее оживлю, и уж, конечно, заставлю себе за это заплатить надлежащим образом».

Пошел к королю и предложил ему оживить усопшую. А до короля уже дошли такие слухи, что вот ходит по белу свету какой-то отставной солдат и оживляет усопших; он и подумал, что Весельчак и есть тот самый солдат.

Однако же, так как он не имел к нему доверия, то сначала посоветовался со своими советниками, и те сказали ему: «Отчего же не попробовать, ведь дочь-то твоя все равно уж скончалась».

Весельчак велел воды в котле принести, потом всех выслал из комнаты, разрезал тело усопшей на части, покидал их в котел, развел под ним огонь - все точно так же, как это его спутник делал.

Стала вода в котле закипать, и мясо от костей отставать; тогда выбрал он из котла кости и разложил их на столе; однако же он не знал, в каком порядке их следует составить, и все сложил шиворот-навыворот.

Потом стал перед столом и сказал: «Усопшая, восстань!» - и трижды повторил, а кости и не двигались.

Он и еще трижды повторил те же слова - и тоже безрезультатно. «Да ну же, вставай, поднимайся, сударыня, - крикнул он наконец, - не то худо будет!»

Чуть только он это произнес, как Святой Петр, попрежнему в образе отставного солдата, явился к нему, проникнув в комнату через окно, и сказал: «Ах ты, безбожный человек! Как осмеливаешься ты приниматься за это дело, не разумея даже того, что усопшая не может восстать из мертвых, когда ты так перепутал все ее кости?» - «Голубчик, да я сделал, как умел!» - взмолился солдат. «На этот раз еще я тебя выручу из беды, но предупреждаю тебя, что если ты осмелишься еще раз что-нибудь подобное предпринять, то тебя постигнет великое несчастие… Сверх того, не смей от короля ни требовать, ни принимать никакой, даже самой ничтожной награды». Затем Святой Петр сложил кости королевны в настоящий порядок, произнес трижды: «Усопшая, восстань!» - и королевна поднялась здоровая и прекрасная, как и прежде.

А Святой Петр как пришел, так и удалился через окно; и Весельчак, до-вольный-предовольный тем, что все так хорошо у него с рук сошло, горевал только о том, что ему нельзя было получить никакой награды.

«Желал бы я знать, что у него такое в голове сидит, - подумал солдат, - ведь то, что он одною рукою дает, то другою отнимает, а в этом просто смысла нет!» Стал король Весельчаку предлагать, что он желает, но тот ничего не смел взять открыто, однако же разными намеками и хитростью довел до того, что король приказал наполнить ему ранец золотом, - с тем он и ушел.

Когда он вышел из замка, у ворот стоял Святой Петр и сказал ему: «Видишь, какой ты человек? Ведь я же тебе запретил брать что бы то ни было, а у тебя вон ранец полнехонек золота!» - «Да что же я буду делать, - возразил солдат, - когда мне его туда насильно напихали?» - «Ну, так я же говорю тебе, чтобы ты во второй раз не смел ничего подобного делать, а не то тебе худо будет». - «Э, брат! Не тревожься; теперь у меня золота вдоволь; стану ли я еще возиться с обмыванием косточек». - «Да, как же!

- сказал Святой Петр. - Думаешь, надолго тебе золота хватит? Ну, а чтобы ты опять не задумал выступить на запретную дорогу, я наделю твой ранец таким свойством, что чего бы ты ни пожелал, все у тебя тотчас в нем очутится. Прощай, больше уже мы с тобой не увидимся». - «С Богом!» - сказал солдат, а сам подумал: «Я и рад, что ты уходишь, чудак ты этакий! Я за тобой вслед не пойду!» В ту пору он и не подумал о чудесной силе, которая дана его ранцу.

Пошел Весельчак по белу свету и разметал свое золото как в первый раз. Наконец остался при четырех крейцерах, и случилось (ему идти мимо гостиницы; он и подумал: «Надо от денег отделаться», - и приказал дать на три крейцера вина и на крейцер хлеба.

Когда он, сидя там, допивал свое вино, он вдруг почуял запах жареного гуся. Стал Весельчак посматривать и поглядывать и увидел, что в печной трубе у хозяина поставлено два гуся. Тут только вспомнил он о чудесном свойстве своего ранца и решился испытать его на этих гусях.

И вот, выходя из дома и переступая порог, он сказал: «Желаю, чтобы жареные гуси из трубы очутились в моем ранце». Как только он это сказал, вскрыл ранец, заглянул в него - там они и есть! «Вот это ладно! - сказал он. - Теперь могу жить без заботы!» - вышел на лужок и вытащил из ранца жаркое. Ел он, ел в свое удовольствие и видит - подходят к нему какие-то подмастерья и смотрят на второго, непочатого гуся жадными завистливыми глазами. Весельчак и подумал: «Мне одного довольно», - подозвал обоих ребят и отдал им второго гуся, сказав: «Ешьте за мое здоровье!»

Те его поблагодарили, понесли гуся в гостиницу, приказали подать себе полбутылки вина и хлеба, вытащили гуся и принялись за него.

Хозяйка пригляделась к ним, да и говорит мужу: «Эти двое едят гуся; загляни-ка ты в трубу, не из наших ли гусей этот гусь?»

Заглянул хозяин в трубу и видит - пусто. «Ах вы, воровская челядь, вы задумали гусем задаром полакомиться! Сейчас платите, не то попотчую вас березовой кашей!» - «Какие же мы воры? - взмолились подмастерья. - Нам этого гуся подарил там на лугу отставной солдат». - «Что вы мне зубы заговариваете! Солдат здесь, точно, был, но честным гостем в двери ушел, и я за ним следил; а вы-то настоящие воры и есть, и вы должны мне за гуся заплатить». Но так как заплатить они не могли, то он взялся за палку и выгнал их из гостиницы.

Между тем Весельчак шел да шел своей дорогой и пришел к местечку, где около богатого замка стояла дрянная гостиница. Стал он проситься в гостиницу ночевать, но хозяин отказал, сказав: «Нет для тебя места; гостиница полнешенька знатных гостей». - «Дивлюсь я этому, - сказал Весельчак, - почему все останавливаются у вас, а не в этом прекрасном замке?» - «Да, чего-нибудь да стоит в нем ночь проспать, - сказал хозяин, - кто там ночевать пытался, тот жив оттуда не возвращался». - «Коли другие пытались, - сказал Весельчак, - так отчего же и мне не попытаться?» - «Пустое, брось, - сказал хозяин, - ведь за это шкурой поплатишься». - «Ну, не сейчас же шкурой; дайте мне только ключи от замка, да хорошенько поесть и выпить».

Дал ему хозяин ключи, дал и еду, и выпивку, и затем Весельчак ушел в замок, плотно поужинал, и когда стало клонить его ко сну, растянулся там на полу, потому что кровати не оказалось.

Вскоре он и заснул, но среди ночи пробужден был страшным шумом, и когда протер глаза, то увидел в своей комнате девять отвратительных бесов, которые плясали около него хороводом. «Ну, что ж, - сказал Весельчак, - пляшите, пожалуй, сколько хотите, но только чтобы ни один не смел ко мне близко подойти». Но бесы напирали на него все ближе и ближе и почти касались его лица ногами в своей бешеной пляске. «Смирно вы, черти!» - крикнул солдат; но они все по-прежнему лезли к нему. Тут Весельчак рассердился, крикнул: «Я вас живо уйму!» - отломил ножку от стула, да и давай их колотить.

Однако же девятерых бесов на одного солдата было слишком много, и в то время, когда он бросался на передних, задние таскали его за волосы и трепали безжалостно. «Постойте ужо, чертовы дети! Я с вами справлюсь! - крикнул солдат. - Полезайте все девятеро ко мне в ранец!»

И мигом все очутились в ранце, который он затянул на все пряжки и швырнул в угол.

Тогда все вдруг затихло, и Весельчак улегся попрежнему и проспал до бела дня.

Тут пришел хозяин гостиницы с владельцем замка и захотели взглянуть, что с ним сталось.

Когда они увидели его живым и здоровым, они удивились и спросили: «Разве вам духи здешние никакого вреда не причинили?» - «Пытались было, - отвечал солдат, - но я их всех забил в свой ранец. Вы можете преспокойно вновь поселиться в вашем замке, ни один не придет более вас тревожить».

Владелец замка поблагодарил его, щедро одарил и оставлял его у себя на службе, обещая обеспечить на всю жизнь. «Нет, - сказал солдат, - я привык бродить по белу свету и пойду далее».

И точно, ушел, пришел в кузницу и, положив ранец на наковальню, попросил кузнеца и его помощников приударить по ранцу молотами. Те принялись бить по ранцу своими огромными молотами, да с такою силою, что бесы подняли жалобный вой.

Когда он после этого ранец вскрыл, то оказалось, что из девяти бесов восемь уже околели, а девятый, которому удалось забраться в складку ранца и остаться в живых, выскользнул из ранца и тотчас ускользнул в преисподнюю.

И после этого еще много лет сряду скитался Весельчак по белу свету, и кто бы знал, тот бы много о нем рассказал.

 

Счастливчик Ганс

 

Ганс прослужил семь лет у своего господина и стал говорить ему: «Срок моей службы, сударь, миновал уже, и я бы очень охотно вернулся теперь к моей матери; а потому пожалуйте мне мое жалованье».

Хозяин его отвечал: «Ты служил мне верно и честно; по твоей службе должна быть тебе и награда», - и дал ему кусок золото величиной с его голову. Ганс вытащил платочек из кармана, завернул в него слиток золота, положил его на плечо и пустился домой.

Шел он своей дорогой, плелся нога за ногу и увидел всадника, который бодро и весело прорысил мимо него на славной лошади. «Ах, - сказал Ганс вслух, - что за славная штука эта верховая езда! Сидишь словно на стуле, ни на какой камень не спотыкаешься, обуви не изнашиваешь, и едешь себе вперед да вперед, сам того не замечая».

Всадник, услышав это, сдержал коня и крикнул: «Эй, Ганс, так зачем же ты пешком-то идешь?» - «Приходится идти пешком, коли нужно домой снести вот этот слиток: оно, положим, и золото, однако вот голову приходится набок держать, да и плечо оттянуло». - «А знаешь ли что? - сказал всадник. - Давай меняться: я тебе отдам своего коня, а ты мне свой слиток».

- «С удовольствием, - сказал Ганс, - но только предупреждаю, что придется тебе с ним тащиться».

Всадник спешился, взял у Ганса слиток золота и помог ему взобраться на седло; потом дал ему поводья в руки и добавил: «Если хочешь, чтобы конь бежал быстро, тебе надо только языком прищелкнуть да крикнуть: гоп, гоп».

Ганс был радешенек, что уселся на лошадь, и поехал он себе легко и свободно.

Немного спустя ему показалось, что следует ехать быстрее, и он стал языком прищелкивать и покрикивать: гоп, гоп! Конь пошел крупной рысью, и прежде чем Ганс успел оглянуться, он очутился во рву, который отделял дорогу от полей.

И лошадь тоже перескочила бы через ров, если бы не удержал ее встречный крестьянин, который шел по дороге и гнал перед собою корову.

Ганс кое-как выкарабкался и поднялся на ноги; но он был очень раздосадован и сказал мужику: «Какая глупая штука эта верховая езда! Особенно когда вот на этакую клячу попадешь, которая и трясет, и с себя сбрасывает, того и гляди еще шею себе переломишь! Никогда я теперь больше на нее не сяду! То ли дело ваша корова - идешь себе за нею вольготно, да сверх того еще каждый день от нее и молоко, и масло, и сыр. Чего бы я ни дал за такую корову!» - «Ну, уж если вам моя корова так приглянулась, так я охотно поменяюсь ею на вашего коня».

Ганс был радешенек этой мене; а крестьянин поскорее вскочил на коня и поспешил уехать.

Вот Ганс преспокойно погнал перед собою корову и все обдумывал свой удачный оборот. «Как это славно! Стоит только куском хлеба запастись (в нем у меня не будет недостатка!), а сыр да масло у меня во всякое время готовы! А захотелось пить - подоил корову, да и напился, сколько душе угодно!»

Подойдя к гостинице, Ганс приостановился, на радостях съел все, что у него было захвачено на дорогу на обед и на ужин, и на последнюю пару крейцеров приказал подать себе полстакана пива. Затем погнал свою корову далее по дороге к деревне, где жила его мать.

Жар был томительный, потому что время уже близилось к полудню, а Ган-су оставалось еще, по крайней мере, час пути.

Наконец жара его до такой степени одолела, что у него и язык к небу липнуть стал. «Этой беде помочь нетрудно, - подумал Ганс, - вот теперь-то и стоит подоить корову и полакомиться от нее молочком!» Привязал он корову к сухому дереву, подставил свою кожаную шапку вместо подойника, но как ни бился, молока не мог добыть ни капли. А так как он доил корову неискусно, то она стала у него брыкаться и нанесла ему задней ногой такой удар в голову, что он покатился на землю и некоторое время даже в себя прийти не мог.