Принесение в жертву чернокожих детей – издержки либеральной британской модели развития

На прошлой неделе британская телерадиовещательная компания ВВР распространила конфиденциальное досье британской полиции, раскрывающее шокирующие подробности из жизни негритянской общины Лондона. Религиозные секты нелегально поставляли в британскую столицу чернокожих мальчиков из Африки, чтобы убивать их в ходе ритуальных жертвоприношений. Эксперты Скотланд Ярда не исключают, что с магическими целями могли быть замучены и убиты и сотни собственно лондонских чернокожих детей. Опрошенные RBC daily эксперты считают, что это стало возможно из-за падения нравственных устоев в современном обществе и толерантности на Западе к различным оккультным и нестандартным практикам. Причем, по мнению экспертов, полиция сделает все возможное, чтобы найти и наказать виновных, однако жесткой фронтальной «атаки» на оккультные африканские группы не последует. Дело в том, что британская модель общественного развития построена на максимальном плюрализме жизненных и идеологических (в том числе и нестандартных) практик в рамках британского общества. Именно эта модель позволяет ей успешно развиваться и вести экспансию в современном мире. Поэтому характерные для британского общества «отклонения», связанные с жестокостью и кровавыми преступлениями, рассматриваются как неприятные, но неизбежные издержки британской модели.

Ритуальные убийства детей вошли чуть ли не в повседневную практику ряда негритянских общин Лондона. Конфиденциальный отчет Скотланд Ярда шокирует: трудно поверить, что описанные в нем вещи могут происходить в столице одной из самых развитых стран мира. Расследование проводилось социальными работниками, адвокатами и специалистами по межрасовым отношениям в двух лондонских неблагополучных кварталах. Как оказалось, для того чтобы решить свои проблемы, африканцы в британской столице зачастую обращаются к колдунам. При этом распространены верования, что для усиления магического эффекта необходимо принести в жертву мальчика, не прошедшего обряд обрезания. Согласно отчету британских полицейских, африканские религиозные секты нелегально поставляли черных мальчиков в Лондон из Африки, чтобы убивать их в ходе ритуальных жертвоприношений. Мальчиков пытали или убивали после того, как их признавали «одержимыми». Части тел и органы могли использоваться для приготовления «лекарственных снадобий» и амулетов. Об этом говорили свидетели преступлений, которые отказывались сообщать конкретные факты, опасаясь расправы. Причем убивают в ритуальных целях, судя по всему, не только специально «импортированных» детей и не только мальчиков. Случается, что лидеры сект обвиняют маленьких девочек в том, что они «ведьмы». «Священники» говорят, что бог говорит с ними и указывает им одержимых. После того как дети признаются одержимыми, они могут оказаться жертвами в собственных семьях. Месяц назад полиция установила, что за три месяца из лондонских школ исчезло около 300 чернокожих детей в возрасте от 4 до 7 лет. Где они сейчас находятся и что с ними случилось, выяснить пока не удалось.

Опрошенные RBC daily эксперты по-разному оценивают причины варварского насилия и убийств детей в негритянских общинах Лондона. «Это стандартная ситуация. Африканцев оторвали от традиционной культуры. Система сдержек и противовесов племенных связей нарушена, мораль исковеркана. Отсюда и такая извращенная практика. Действия таких общин и религиозных сект невозможно просчитать. Они уже не регулируются традиционными африканскими ценностями и еще не регулируются новыми европейскими», – сказал RBC daily главный редактор российско-африканского делового журнала «Аф-Ро» Андрей Маслов. Заместитель заведующего кафедрой мировой литературы и культуры МГИМО и редактор православного журнала «Фома» Владимир Легойда считает, что проблему нельзя связывать исключительно с африканцами. «Эта ситуация лишний раз свидетельствует о ценностном кризисе в западном обществе. Проблема в том, что в Европе растет интерес к магическим практикам. Осуждая такие преступления, как убийства и человеческие жертвы, общество не отвергает нетрадиционные практики на ценностном уровне», – сказал RBC daily г-н Легойда. Любопытно, что вместе под общественные запросы в той же Великобритании подстраивается и «официальная» церковь. На прошлой неделе глава Англиканской церкви архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс заявил в телевизионном интервью, что «не исключает, что его должность может занять женщина». Кроме того, по его словам, «в христианских кругах по-прежнему сильны недопустимые предубеждения и нетерпимость к гомосексуалистам».

Между тем, по мнению одного из российских специалистов по Великобритании, разгул африканских сект, практикующих магию и убийства, «не имеет никакого отношения к падению нравов. «Для британской модели на самом деле важен плюрализм подходов, ценности прав и свобод человека. Британцы любят «чудаков» и предоставляют им возможность жить и реализовывать свои модели поведения на британской же территории. Именно поэтому в Великобритании столько исламистов, которые чувствуют себя крайне вольготно в Соединенном Королевстве. Британцы дают свободу чужим мирам, потому что сами способны их создавать. В этом смысле миры Толкиена и Гарри Поттера не случайны. Британцы готовы вживаться в чужую реальность сами, поэтому они так успешно работают в Индии и мусульманских странах. В итоге британцы будут терпеть «эксцессы» вроде тех, что произошли с чернокожими детьми, расценивая из как неизбежные «издержки»», – говорит собеседник RBC daily. Кстати, сами составители отчета из Скотланд Ярда намекают на это, что полиция не будет использовать в отношении общин, приносящих в жертву детей, драконовские меры. «Целью расследования стало стремление к диалогу с этими общинами, чтобы помочь уничтожить насилие над детьми», – говорится в документе.

Отдел общества

________________________________________________________________________

PATH DEPENDENCY: РЕЛИГИОЗНЫЕ ЦЕННОСТИ КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ
В.В.Липов
Результаты экономических реформ последнего десятилетия ХХ в. со всей наглядностью продемонстрировали ошибочность представлений о возможности быстрого заимствования либеральной модели хозяйствования. Среди ученых получает признание необходимость учета в процессе трансформации экономик особенностей сложившейся ранее институциональной среды.

“Эмблемой первых пятнадцати лет третьей волны демократизации

вполне могло бы быть распятие, наложенное на изображение доллара”

С. Хантингтон

Результаты экономических реформ последнего десятилетия ХХ в. со всей наглядностью продемонстрировали ошибочность представлений о возможности быстрого заимствования либеральной модели хозяйствования. Среди ученых получает признание необходимость учета в процессе трансформации экономик особенностей сложившейся ранее институциональной среды. Происходит переход от упрощенного деления экономических систем на капиталистические и социалистические к более детальной классификации институциональной составляющей социально-экономических моделей (СЭМ).

Социально-экономическая модель - комплекс институтов, определяющих характер социальной и хозяйственной системы, механизмы, обеспечивающие их дееспособность, единство правил, норм и обычаев хозяйствования, форм взаимодействия субъектов хозяйственной жизни, регулирование хозяйственного порядка и хозяйственных процессов со стороны государства. Институциональная структура СЭМ включает ценностный уровень, а так же уровни идеологических, правовых, политических институтов. Основополагающее значение в формировании институтов СЭМ играют ценностные ориентиры. Под ценностями мы понимаем стабильные, объективированные, субъективно-психологические регулятивные внутренние отношения личности, определяющие ее мировоззрение, нацеленность и характер хозяйственной активности. Ценностные ориентации представляют целостную, иерархическую систему, составными частями которой являются праценности первобытного общества, как основа этносных ценностей, индивидуальные эстетические, индивидуально-коллективные моральные, групповые правовые, политические и религиозные, интегративные экзистенциальные и художественные ценности [1, 66-67].

К основным социально-экономическим моделям современности относят англосаксонскую либеральную (протестантский капитализм), обобщенную западноевропейскую социал-демократическую (континентальную) модель (католико-протестантский капитализм), дальневосточную патриархально-корпоративную (конфуцианский капитализм), мусульманскую авторитарную.

Безусловно, в рамках каждой из перечисленных моделей можно выделить существенные отличия между отдельными странами и группами стран. Так, континентальная модель включает шведское «государство всеобщего благосостояния», немецкое социальное рыночное хозяйство, французский дирижизм, итальянский кооперативизм. Существенные отличия имеются между социально - экономическими моделями стран Юго-Восточной Азии. Мусульманская авторитарная модель в наиболее выраженном виде принята лишь в нескольких странах Среднего Востока.

Особенности ландшафта, природно-климатических условий, религиозных представлений, исторического пути развития оказывают определяющее влияние на формирование национальных культур. Оно проявляется в специфике социально-экономических моделей. При этом религиозные ценности выступают в роли связующего звена между природной и социокультурной составляющей хозяйственной среды. Нидерландский ученый Г. Хофстед исследовал особенности деловых культур 70 стран мира. Национальные культуры в его исследовании сравниваются по степени индивидуализма, дистанции по отношению к власти (параметр, который соотносится с понятиями демократизм – авторитаризм), предотвращения неопределенности (характеристика, близкая понятию традиционализм), степени мужественности или женственности. Соотношение индивидуализма и коллективизма – склонность к восприятию личностью себя как индивидуальности, или как части группы. Дистанция власти – степень неравенства в распределении власти в обществе или организации, которая воспринимается членами общества как нормальная и сама собой разумеющаяся. Мужественность – приверженность общества таким ценностям, как рекорды, героизм, упорство в достижении цели, материальный успех. Женственность – приверженность таким ценностям, как выстраивание ровных отношений, склонность к компромиссам, скромность, забота о ближнем, уют, качество жизни. Избежание неопределенности – характеристика социально-экономического поведения, отражающая допустимую степень социальной нестабильности и двусмысленности, воспринимаемые в данной культуре как нормальные, при которых члены общества чувствуют себя комфортно[2]. Использование результатов этого исследования позволяет сформировать представление о специфике ценностных составляющих соответствующих СЭМ.

Страны мира сгруппированы нами в Таблице 1 в соответствии с преобладающей СЭМ. В таблице так же представлены данные о доминирующих в отдельных странах религиозных конфессиях. Это позволяет проследить связь между религиозными ценностями, особенностями национальной деловой культуры и соответствующими СЭМ. Жирным шрифтом выделены показатели, по которым прослеживается близость между всеми странами соответствующей СЭМ. Курсивом – показатели и страны, по которым имеются существенные расхождения. Жирным курсивом – страны, социально-экономические модели которых признаны в качестве основных для соответствующих групп стран.

Таблица 1

Религиозные конфессии, ценностные характеристики национальных культур по Г. Хофстеду и социально-экономические модели

Примечания: Б – буддисты, И – индуисты, Иуд. – иудеи, Д – даосисты, К – католики, Конф. – конфуцианцы, М – мусульмане, Прав. – православные, П – протестанты, С - синтоисты

Анализ представленных в таблице танных свидетельствует о тесной взаимосвязи между моделью социально-экономического устройства общества и преобладающей религиозной конфессией. Ценностная составляющая религиозного мировоззрения оказывает значительное влияние на социально-экономическую жизнь общества, становление особенностей национальной хозяйственной традиции. Религия овладевает иррациональным уровнем человеческого познания. Она объединяет людей верой и переживаниями недоступного познанию. Классическим примером религиозного подхода к освещению ценностного сознания может послужить работа Н. Лосского "Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей"[3, 250-315].

В чем состоят истоки устойчивости, жизнеспособности и влиятельности религиозного менталитета? Каким образом духовно-ценностные и практические установки вероучения влияют на характер трудовой ментальности прихожан? Как соотносится хозяйственная, трудовая религиозная этика с требованиями развития рыночной системы хозяйствования, глобализацией экономической жизни, формированием основ постэкономической системы хозяйствования? Есть ли, а если да, то в чем состоят те хозяйственные и трудовые ценности религиозного менталитета, на которые можно и нужно опираться в процессе развития национальное экономической системы? Как соотносятся религиозные ценности с теми ценностными ориентирами хозяйственной деятельности человека, которые обеспечивают успешное формирование и развитие предпосылок перехода к постэкономической стадии развития, опережающего типа развития экономики? Ответы на эти вопросы могут и должны оказать содействие преодолению кризисных явлений в экономике, обеспечению успешного развития.

Духовные ценности личности в значительной мере определяют ее жизненные установки, склонности, привычки, характер взаимоотношений с окружающей социальной средой. Религиозный менталитет формируется в процессе социализации личности, как результат формулирования индивидом ценностной системы мировосприятия. Его особенность состоит в над индивидуальном, некритическом, основанном на вере характере убеждений. В нем содержится отображенный в религиозном учении исторический опыт национального бытия. Массовость, всеохватность, историчность, трансцендентальность позволяют говорить о существовании своеобразного подсознательного культурного эргерона. Это духовное единство в значительной степени влияет на особенности хозяйственной деятельности. Итак, в чем состоит специфичность влияния мировых религий на характер хозяйствования?

Объединяя людей не знаниями и способом мышления, а верой и переживаниями недоступного познанию, религия овладевает иррациональным уровнем человеческого сознания. Любая вера в своих представлениях о ценностях претендует на абсолютную истинность. Одновременно, в отличие от всех других форм ценностного сознания, религия дает ценностное осмысление всему сущему. Как обобщенное проявление национальной культуры, религиозные ценности усваиваются и передаются от поколения к следующему поколению в процессе повседневного, прежде всего семейного бытия людей. Они оказывают непосредственное влияние на характер этого бытия, и лишь постепенно, частично, на протяжении значительных промежутков времени, времени смены поколений (не потому ли Моисей водил сорок лет народ израилев по пустыне), изменяясь под влиянием внешних обстоятельств народного бытия. Эмоциональная сила и беспредельность религиозной символизации оказывает содействие преобразованию многих категорий религиозной ценностной системы в понятие светского ценностного сознания, которые теряют всякое мистическое содержание. Мировоззренческие ценности религиозных конфессий оказывают значительное как прямое, так и опосредствованное влияние на характер, нацеленность, интенсивность, социальную наполненность хозяйственной активности своих прихожан.

Глубокий анализ влияния религиозных ценностей на хозяйственную жизнь общества содержится в таких роботах М. Вебера, как "Хозяйственная этика мировых религий", "Протестантская этика и дух капитализма"[4; 5].

Свою задачу ученый видит в выявлении "психологических и прагматических религиозных связей, в которых коренятся практические импульсы к действию"[4, 43]. М. Вебер отмечает, что внешне подобные формы экономической организации могут быть связаны с очень разными по своему характеру этическими системами. Это своеобразие оказывает различное влияние на развитие общества. Религиозная обусловленность хозяйственного поведения превращается в один из основных детерминантов хозяйственной этики. В свою очередь особенности религиозных мировоззренческих систем формируются под влиянием географических, социальных, политических, национальных и экономических факторов.

М. Вебер утверждает, что принадлежность к конкретным пластам общества определяет общность взглядов на религию, независимо от конфессиональных особенностей последней. К основным социальным группам ученый относит интеллектуалов, духовенство, политическое чиновничество, группы, связанные с военным делом, крестьянство и бюргерство. В зависимости от того, которая из этих социальных страт, выражая присущую ей систему ценностных отношений, влияла на развитие той или другой религиозной мировоззренческой концепции формировались специфические особенности конкретных религиозных систем, и, в результате, их отношение к хозяйственной деятельности человека.

М. Вебер подразделяет мировые религии по способу отношения к "миру" на три обобщенных типа. Каждый из этих типов дает свою установку, направление социального действия, образ и стиль хозяйственной жизни верующих. Для буддизма и индуизма присущи отход от мира. Конфуцианство - это религия приспособления к миру. Для иудаизма, христианства и мусульманства характерно стремление к овладению миром.

Закономерным результатом противоположного видения взаимосвязей общества и личности становятся расхождения в понимании сущности хозяйственной деятельности человека, характера рыночных отношений в обществе, собственности, роли и места конкуренции в развитии и функционировании хозяйственной системы, всего общественного механизма. Если с точки зрения великих азиатских религий частная собственность и конкуренция в хозяйственной жизни способны лишь вносить раздор, нелады, то в западном менталитете противоборство, состязательность берет свои истоки еще во времена древнегреческой цивилизации. И хотя Библия осуждает неразумные соревнования [см. Тим. 2.23; Тит. 3.9] уже сам факт признания самоценности личности содержит в себе предпосылки столкновения интересов отдельных индивидов, противоборство интересов личности и общества. Создаются условия для религиозной легализации и легитимизации конкуренции в сфере хозяйствования. А вместе с нею достигается понимание проблемы укрепления конкурентоспособности субъектов, которые задействованы в хозяйственной сфере. Настоящим манифестом христианского видения проблемы становления конкурентоспособности личности в условиях развития рыночной экономической системы могут служить эссе Б. Франклина (1706-1790) “Путь к благосостоянию”[6, 97-103], “Совет молодому торговцу”[6, 82-83]. Собственность выступает тем социальным элементом, который позволяет индивиду проявить свои способности в хозяйственной сфере в полной мере. Говоря об определяющем влиянии на развитие мировых религий Азии интеллектуалов, отличавшихся аристократическим, абстрактным постижением мира М. Вебер отмечает: "Иррациональные элементы в рационализации действительности и стали тем прибежищем, куда была отнесенная неустранимая тяга интеллектуализма к обладанию запредельными ценностями, которая становилась тем сильнее, чем больше мир казался им лишенным этих ценностей. … Для них высшим и последним доступным людям религиозным благом было созерцание – возможность войти в сферу глубокого блаженного покоя и неподвижности единого начала; все остальные религиозные состояния представлялись им в лучшем случае лишь суррогатом, имеющим относительную ценность. Для отношения религии к жизни, в том числе к хозяйству это имело далеко идущие последствия..."[4, 56-57]. Высшая ценность для этих религий содержится не в жизненном процессе как таковом, а в приобретении совершенства.

Признавая ценность деятельности, труда, как формы проявления человеческой природы, религия нацеливает человека на выполнение традиционных обязанностей своей касты, при этом не полезность деятельности рассматривается основанием для ее осуществления, а ее моральная сторона. “Исключительная вовлеченность кастовой системы в “экономическую” сферу – это, если угодно, уже та незащищенность собственности, о которой раньше шла речь. – Пишет Л. Дюмон. - Однако она лишь частичное проявление того, о чем можно только догадываться. Весьма похоже, что Макс Вебер был прав, когда видел особую связь между занятием коммерцией и некоторыми сектами, в особенности джайнизмом, и замечал, что экономическая история в этом смысле оказывается в подчинении у истории религиозных ересей …”[7, 190].

Поощряется деятельность, осуществляемая бескорыстно, бесстрастно. "Действия осуществлять, привязанность к ним оставив". Отказ от заинтересованности, бескорыстие придает каждому действию характер богослужения. Собственником не может считаться не только отдельный человек, но и государство. Человек должен придерживаться естественного образа жизни, удовлетворяясь наиболее необходимым. В результате, труд исключается из системы религиозных ценностей. “Не подлежит сомнению, - пишет Г. Мюрдаль, - что добиться постоянного успеха в сельском хозяйстве в Южной Азии возможно лишь в случае, когда традиционное отвращение к настойчивому физическому труду, и в особенности к труду в качестве наемного работника, будет изъято из экономической системы и сознания людей”[8, 186].

Отличительная особенность буддизма состоит в признании материальных благ в качестве естественного вознаграждения за праведность, однако, злоупотребления ими грозит потерей в грядущей жизни нынешнего благополучия. Одновременно поддерживается сдержанно-отрицательное отношение к торговцу или предпринимателю. Все это ведет к невозможности формирования на основе буддизма, как и индуизма, хозяйственной системы, нацеленной на производство, с последующей продажей, материальных благ. Народные массы стран Южной Азии, пишет шведский ученый, «приучены ждать или требовать, предъявлять требования правительству, не проявляя при этом особой готовности изменить привычный уклад своей жизни. А это не способствует экономическому развитию, так как цель планирования в отсталой и бедной стране состоит в том, чтобы добиться от народа рационализации привычного образа жизни и, в частности, побудить его к более упорному и целеустремленному труду для улучшения своей собственной судьбы”[8, 176].

Автор “Азиатской драмы” дал развернутую картину, дестимулирующего влияния религиозных установок на хозяйственную активность общества, усматривая именно в них источник экономической отсталости, бедности богатого на культурные традиции региона планеты. “... Мюрдаль начинает анализ причин застойности обществ стран Южной Азии с религии, считая ее ритуализованным и стратифицированным комплексом высоко эмоциональных убеждений и оценок, которые санкционируют святость, запреты и неизменность унаследованных общественных институтов и порядков, образ жизни, взгляды и обычаи. – Пишет Л. Асланов. – Религия действует как огромная сила социальной инерции[9, 17].

"Политическое чиновничество, - пишет М. Вебер, - относилось с недоверием ко всем индивидуальным поискам спасения, так же, как и созданию свободных сообществ, видя в них попытку отказаться от послушания государственным учреждениям; не доверяло оно и конкурирующему с ним учреждению священнослужителей ... Религиозный долг сводился для чиновничества просто к служебным или социальным функциям государственных подданных или представителей того или иного сословия: ритуал соответствовал правилам, поэтому там, где религия определялась чиновничеством, она принимала ритуализованый характер"[4, 57].

Конфуцианство является наиболее ярким примером государственной религии. "Конфуцианство. - Пишет М. Вебер, - по отсутствию всякой метафизики и обычных проявлений религиозности настолько рационально, что находится на гране того, что вообще может именоваться "религиозной этикой", и настолько трезво в смысле отказа от всех неутилитарных мерок, как ни одна другая этическая система ... Вместе с тем, оно резко отличается от всех видов практического рационализма Запада, несмотря на ряд действительных и мнимых аналогий"[4, 66]. Приверженность идеологии государственной бюрократии правилам вполне закономерна. Интерес представляет механизм их осуществления: «При осуществлении Правил ценным является достижение единства через разномыслие. Именно этим и был прекрасен Дао-Путь первых повелителей. Малые и большие дела они вершили, исходя из этого принципа. Однако когда встречались неосуществимые дела, они, владея этим принципом достижения единства через разномыслие, добивались такого единства. Но невозможно достичь такого единства вне рамок Правил»[10, 304]. Причем ограничения существуют не только для подчиненных: «Если правитель ведет себя правильно, то дела идут без приказов. Если же правитель ведет себя неправильно, то народ не будет повиноваться, сколько бы приказов ни издавалось»[10, 389]. Интересы семьи, рода во многих случаях имеют приоритет перед интересами государства: «Прямые люди моего дана отличаются от ваших, отцы укрывают детей, дети укрывают отцов – в этом именно и заключается прямота»[10, 391].

Признавая ценность труда, Конфуций ратовал за добросовестное отношение к делу, за бережливость. Показательно его отношение к богатству: “В государстве, где царит Дао-Путь, стыдно быть бедным и незнатным. В государстве, лишенном Дао-Пути, стыдно быть богатым и знатным”[10, 360], «Если у народа будет достаток, то разве может не хватать правителю? А если у народа не будет достатка, то разве может хватать правителю?»[10, 384].

В конфуцианстве мы находим истоки отрицательного отношения к конкуренции: «Благородный муж ни в чем не соперничает. И если необходимо, то только в стрельбе из лука. Вежливо уступая дорогу, он с приветствиями поднимается в зал [для стрельбы], а когда сходит, то выпивает чарку вина. Такое соперничество для благородных людей”[10, 318]. Неоднозначность взглядов на конкуренцию, а, стало быть, и на обеспечение конкурентоспособности субъектов экономической деятельности в современном конфуцианстве подчеркивает С. Хантингтон. Он так описывает взгляды на эту проблему политического лидера Сингапура Ли Кван Еу: “ По его убеждению, американцы верят в “многопартийность, противоречия, дискуссии здравый дискурс, конфликт – и что из конфликта вышло просвещение … [Но] рынок идей, вместо создания гармоничного просвещения, время от времени порождает мятежи и кровопролитие”. Политическая конкуренция “не является собственным путем для японцев, китайцев и вообще азиатских культур. Она ведет к противоречиям и замешательству”. Политика соперничества в особенности неприемлемая для такого многонационального общества, как Сингапур, и в Сингапуре, по мнению Ли, “никто не имеет права снять меня”[11, 30].

Следствием добропорядочности и усердия является не нахождения рая после смерти, но длинная жизнь и добрая память после смерти.

В хозяйственной деятельности потребности восприятия и включения позитивного наследия других культур удовлетворяются через механизм “переваривания”, “китаизации” (хуаси). Способность человека к обучению и саморазвитию рассматривается как главный критерий социального достоинства.

Рациональная этика, прагматизм, активное деятельное начало составляют хозяйственный потенциал конфуцианства. Здравый смысл руководит деятельностью конфуцианца, как и пуританина. Но если трезвость отношения к жизни последнего прибавляет нему энтузиазм поиска своего собственного пути в жизни, вся жизнь конфуцианца опутан церемониальными оковами. Ритуал везде сопровождал человека, определяет всю ее деятельность, жизнь. Обрядность, ритуальность заняла место религии. В нем состоит "обязанность", "нравственность", "справедливость". Семейный или родственный характер предприятий, которые руководимых не по законам рынка, а по правилам церемониала лишь укрепляет традиционный характер хозяйства. Ритуализированый способ управления экономикой превращается в тормоз его развития.

В отличие от протестантизма, который требовал рациональной власти над миром, его преобразования, конфуцианский рационализм отстаивает сформированный в Китае образ жизни, образ "справедливости", который надо надлежащим образом поддерживать.

“...Пример современного развития стран, принадлежащих к различным типам восточно-азиатской цивилизации – прежде всего Японии, Сингапура, Южной Кореи, а также Тайваня (так называемых “малых тигров”), ныне и Китая, - пишет М. Титаренко, - ярко демонстрирует, что основой модернизации традиционного общества может быть не просто заимствование западных ценностей, но и синтез принципов западной технократической культуры с восточными духовными традициями, при сохранении национальной культурной идентичности и цивилизационной самобытности. Опыт восточно-азиатских стран открыл альтернативный путь современного прогрессивного развития, новый путь модернизации”[12, 11-12]. И дальше: “Конфуцианский подход к разработке стратегии экономического развития заключается в трактовке человеческих ресурсов как решающего фактора экономического прогресса”[12, 12]. Успех экономических преобразований в странах ЮВА в значительной мере опирается на религиозный менталитет конфуцианства, оказавшийся созвучным ценностным ориентирам современного экономического развития. Успех реформ обеспечивает преобразование Китая в одну из ведущих экономических стран мира, выдвигает китайских ученых на передовой край экономических исследований, создает благоприятные возможности для того, чтобы, по утверждению современного китайского экономиста Линь Ифу “следующее столетие стало веком китайских экономистов”[13, 250]. “Современные экономические дискуссии возвращаются на качественно новом уровне в русло главной темы внутри китайских споров последних двух веков – взаимодействия Китая и Запада. – Пишет О. Борох. - Процессы “китаизации” мировой экономической науки, в КНР выводят дискуссии за пределы собственно экономической теории в смежные сферы морали, идеологии и культурологи”[13, 188 - 189].

Рост интереса к институциональным основам функционирования экономических систем, формирование институционального направления в экономической теории поднимает вопрос о конфуцианстве, как комплексе социальных институтов хозяйственной жизни, которая на протяжении нескольких тысячелетий(!) служит основой жизнедеятельности значительной части человечества. "…Уставы, формы, ритуалы, заведенные им [Конфуцием], - отмечает М. Лапицкий, - пережили многие исторические эпохи, войны и другие потрясения, и всякая попытка заменить отжившую старину новыми учреждениями наталкивалась на крепкую стену непонимания"[14, 50]. Причину следует искать в том, что Конфуций не привнес и навязал, а воплотил в ритуализованой целостной взаимообусловленной самоподдерживающейся системе, весь комплекс ценностных ориентаций, определяютщих характерные особенности китайского национального характера со всеми его сильными и слабыми сторонами.

Примером религии, развитие которой происходило под определяющим влиянием государственных чиновников, непосредственно связанных с воинской службой может послужить ислам. Отличительной особенностью рыцарского воинства, по утверждению М. Вебера было отсутствие потребности в рациональном осмыслении действительности, на что, по мнению социолога, оно вообще не было способное. В результате, регламентация жизни верующих принимает прямые и непосредственные формы. Коран, в отличие от священных писаний других религий, не наставляет на путь веры, а уже исходит из нее, он - руководство к действию, к активному вмешательству в жизнь. Здесь можно найти бытовые правила и поучения, распоряжения, которые регулирующие имущественные, семейные, правовые отношения[15].

Воля человека и его ответственность за свои дела и поступки выражается в предоставлении мусульманину права выбора посредством своей практической деятельности в земной жизни между Раем и Адом в дальнейшем существовании. Идея заведомой заданности служит укреплению веры в то, что, трудясь на собственное благо, человек выполняет волю Всевышнего. В исламе нет места для индивида как ценности. Богатство, материальные блага рассматриваются исламом как сфера "нечистого". Условием их приобретения и использования является очищение в форме милостыни в пользу бедных, тех, кто не в состоянии прокормить себя самостоятельно. Милостыня, рассматриваемая в качестве одной из основ веры, воспринимается как вершина добродетели. Имущественные расхождения, богатство и бедность рассматриваются как естественное состояние, установленное самим Аллахом. Частная собственность оказывается фактором, который стимулирует индивида к максимальной самоотдаче на благо общества. Труд признается единственным способом ее приобретения. Священным признается и право работника на вознаграждение. Ограничивается концентрация богатства в руках отдельных социальных групп. Наряду с признанием законности торговой прибыли сурово осуждается ростовщичество. Поощряется предприимчивость, решительность, благоразумие, предусмотрительность, опора на собственные силы.

Мусульманская этика связана с практической жизнью. "Ислам, - по утверждению М. Лапицкого, - не ограничивается указанием пути, его этика не построена на абстрактных принципах, она конкретна, даже прагматична. Этика христианства и мусульманства дают ответ как бы на разные вопросы: первая - зачем следует быть нравственным, вторая - каким путем можно этого достигнуть."[14, 142].

Невозможность объединения принципов Ислама с основами рыночной экономики предопределяет формирование “исламской экономики”, “исламской банковской системы”, или “срединной экономики”. “И не потому ли, - пишет аравийский ученый, - что ислам находится где-то посредине между социализмом (акцентировавшим значение группы и игнорировавшим значение личности, придававшим большое значение труду и пренебрегавшим капиталом) и капитализмом (который, наоборот, рассматривал частную собственность в качестве фундамента всего и уделял все внимание капиталу, пренебрегая трудом), а потому, что середина всегда лучше разнообразных крайностей”[16, 21-22]. Противоречивость влияния мусульманской религиозной ментальности на формирование СЭМ подчеркивает ученый.

Результаты социологического исследования студентов (в возрасте 18-25 лет) Симферопольского национального университета, приведенные в монографии А. Шевцовой, в целом, подтверждают принятие ценностей присущих исламу молодым поколением этнических татар-украинцев. Ядро национального менталитета, по их мнению, составляют: любовь к труду (42 %), уважение к старшим (34 %), религиозность (32 %), сплоченность (26 %), патриотизм (22 %); чувство справедливости, свободолюбие, мужество, смелость выделили 14 %-10 % опрашиваемых; гостеприимство, терпеливость, доброту – по 8 %. Приоритет отдается общественным (семейным) добродетелям, в целом характерным для традиционных обществ. Земля, авторитет старших, род, Родина – вот главные ценности татарской культуры. В собственном образе национального этноса находим: любовь к родителям (96 %), сохранение традиций и обычаев народа (92 %), любовь к труду (88%), гостеприимство (78 %), уважение к другим народам (68 %), собственной религии (48 %), культуре и образованию (42 %), слабая политическая активность (56 %), [17, 233-251]. Показательными являются ответы на вопрос об отношении к религии. С одной стороны, в ответе на прямой вопрос мы имеем свидетельство сдержанного отношения респондентов к вопросам веры, а, с другого – содержательный анализ ответов на другие пункты анкеты свидетельствует о близости опрашиваемым ценностных установок, присущих мусульманам. Исследователи не ставили целью изучение влияния ценностной системы на характер хозяйственной активности, но уже приведенные данные свидетельствуют о неоднозначном отношении респондентов к ценностям рыночной экономики, экономики постиндустриального типа.

Будучи руководством к действию, активному вмешательству в окружающий мир, признавая предпринимательскую деятельность, право на праведным путем приобретенную собственность, благосостояние и пользование им, ислам сковал экономическое развитие полной регламентацией личной и общественной жизни, нивелированием личности как субъекта социального процесса.

“Этическая идея, - пишет М. Лапицкий, - должна стать в человеке воплощением действия, стремиться побудить его к реальным поступкам, чтобы мысль воплощалась в действие, идеи – в жизни. Именно в действия, энергии воли, воплощении сил и способностей, по убеждению еврейских мыслителей, оказывается настоящая любовь к Богу”[14, 54]. Сущность иудаизма выражает действующее, а не созерцательное начало. Труд рассматривается как призвание. У истоков человеческой деятельности оказывается любовь к Богу. Этический идеал складывается в тесном увязывании ясного, четкого намерения с твердой, неизменно направленной на действие волей. Наличие у человека предопределенного всевышним "плана жизни" выступает источником рационального подхода к бытию в этом мире, обеспечивает связь между частными и общественными целями. Труд рассматривается как основная функция души. Каждой букве в Торе соответствует одна человеческая душа и без нее Тора будет неполной. Она сосредоточенна на отношениях людей в этом мире. Отсюда и представления о "Профессиональном призвании", "Профессиональной обязанности". Богатство есть вознаграждением за труд.

Святость субботы является проявлением необходимости обращения к духовной жизни в дополнение к шести дням, отведенных человеку для трудов физических. Знание, образование представляются источником высшего, чистейшего блаженства, целостного образа мысли. Обучение представляется занятием сугубо моральным. Ученость - богатством. “Иудаизм (как позднее и протестантизм), - пишет М. Лапицкий, - обвиняли в материализме за то, что в нем нет “отчужденности от мира”, аскетизма, равнодушия к земным благам. Еще в начале этого столетия цитированный М. Вебером немецкий социолог М. Офенбахер в связи со сравнительной характеристикой католицизма и протестантизма остроумно заметила: “Народная мудрость утверждает: или хорошо есть, или спокойно спать. В данном случае протестант склонен хорошо есть, тогда как католик отдает предпочтение спокойному сну. Избегая в этой связи каких бы то ни было аналогий, можно заметить, что, в данной схеме, иудаист, подобно протестанту, предпочитает “хорошо есть”[14, 134].

Таким образом, можно сказать, что в иудаизме, как учении, на основе которого со временем и возникло христианство, содержится комплекс ценностных ориентаций, составляющих основу активного развития экономических отношений, развития капиталистического способа производства.

Христианство разделено на три ветви - католицизм, протестантизм и православие. Отношения каждой из них к хозяйству имеет свои особенности и нюансы. Вместе с тем, в христианском взгляде на эту проблему содержится много общего, так как формируются они на единой мировоззренческой основе.

При рассмотрении Библии как комплексного социально-этического учения, следует учесть, что в ней не содержится "определенной системы теоретического и практического учения”, а лишь описано в сущностных чертах учение веры и нравственности, закладываются ценностные ориентиры поведения людей в повседневной, прежде всего в хозяйственной жизни. В этих ценностных регуляторах поведения верующих и состоит суть Библейской экономической теории.

Нагорная проповедь Христа (Матф. гл. 5 – 7; Лука, гл. 6:17 – 49), как квинтэссенция этической системы христианства, через заповеди общечеловеческой любви и благотворительности выдвигает свей целью хозяйство, основанное на любви, тем самым закладываются отличия христианского мироучения от учений других религий. Труд на благо других рассматривается как добродетель, выполнение заповеди любви к ближнему. Свой труд человек должен посвящать не только удовлетворению собственных потребностей, но и отдавать другим.

Сам труд является осмысленным благодаря способности человека действовать, он есть соучастие в творческой активности Бога. Труд активной личности как бы соединяется с замыслом Божьим, поэтому он не может быть неблагодарным. Благословляются все направленные на служение людям виды деятельности. В хозяйственной сфере это служение соединяется с удовлетворением человеческих потребностей, как основе рыночных отношений.

Если все принадлежит Господу, то право владеть чем-нибудь, частная собственность не может быть абсолютной. Собственность рассматривается как средство нахождения человеком средств управления, распоряжения разными видами ресурсов.

Мировосприятие, как характерная особенность христианского учения в хозяйственной жизни соединяется с мироотрицанием, как утверждением верховенства духовного над материальным.

Труд является молитвой в действии, действием, которое придает содержание всему экономическому процессу. Труд - средство совершенствования, вдохновения мира и человека. Богатство, предпринимательская деятельность совместимы с верой, если они совместимы с этическими нормами, приносят пользу как собственнику, хозяину, так и окружающим. Создавая блага и оказывая услуги, удовлетворяя потребности других людей, предприниматель создает богатства для всех участников рыночных отношений.

Будучи прямым наследником христианства, католицизм перенял черты, определяющие ценности хозяйственной жизни верующих. Основными хозяйственными добродетелями в католицизме воспринимаются экономия, упорядоченность домашнего хозяйства, бережливость. Институт частной собственности оправдан, если он служит общему благосостоянию. Бытие требует активности, деятельности, энергичного использования всего человеческого потенциала. "Бегом устремляйтесь к миру! Человек, который бежит, который пребывает в состоянии бега, устремлен к миру, - это святой человек. Она постоянно бежит, движется, ищет умиротворения в беге" - проповедовал М. Экхарт[18, 109]. Потребление - не столько экономическая, сколько моральная и культурная проблема. Этика и культура имеют приоритет перед экономикой. Имеет значение как человек использует свою собственность, богатство, во имя чего, не нарушает ли моральных заповедей при выборе средств его приобретения. Признавая богоугодность прибыли, роста капитала, католицизм акцентирует внимание верующих на легитимность лишь связанных с производственной активностью способов его получения.

Служение Богу состоит в стремлении к справедливости, помощи бедным и угнетенным, любви к ближнему. Доброе дело, сделанное из чувства обязанности возвеличивается выше дела, совершенного в соответствии с гражданской нормой. В противоборстве личного и общественного преимущество предоставляется общественному, хотя материальные блага не отрицаются, но приоритет имеет духовная составляющая жизнедеятельности человека. По нашему мнению именно эти особенности ценностной составляющей менталитета верующих предопределяют успех экономик стран с преимущественно католическим населением в процессе перехода мирового хозяйства к постэкономической стадии развития. Если в условиях сугубо экономической формы хозяйствования конкурентоспособность католика на рынке рабочей силы значительно уступала конкурентоспособности протестанта или иудея, то в новой экономике он оказывается способным вступить в хозяйственное соревнование с ними, и даже победить. Этот факт в особенности знаменательный в свете особенностей православного менталитета, тех черт, которые приближают его к католическому менталитету.

Влияние католицизма на динамику развития рыночной экономики оценивается неоднозначно. Со значительным опозданием, в сравнении с другими странами Западной Европы происходило становления капитализма в Италии, Испании, Португалии, странах, которые составляют их колониальное наследство. Объяснение этому явлению некоторые исследователи находят в многовековом мусульманском влиянии в Испании и Португалии. Анализ расхождений во влиянии на траекторию экономического развития сформированных к началу процесса индустриализации институциональных систем Англии и Испании содержится в работе Д. Норта[19, 145-150].

Способность католицизма реагировать, адаптироваться к условиям быстро меняющейся действительности находит свое выражение в папских энцикликах, отображающих реакцию иерархов церкви на злободневные аспекты жизни верующих. “Экономика, политика и культура тесно связанны друг с другом, - пишет Р. Нейхауз, - и поэтому неудивительно, что энциклика [речь идет об энциклике Centessimus Annus (Сотая годовщина), посвященной юбилею формирования новой концепции отношения Католической Церкви к социальной эволюции общества – В.Л.] постоянно возвращается к одним и тем же вопросам: капитализм, демократия, истины, которые помогают нам жить вместе. Мы говорили о том, что энциклика является очень цельным документом. Это не означает, что Иоан Павел II проповедует монистический взгляд на общество. Наоборот. Цельность его позиции заключается в том, что он глядит на общество как на сложную структуру, составленную из многих частей. Монизму противоположен плюрализм, и Centesimus является настоящим манифестом в защиту плюрализма”[20, 303].

Высокую оценку значения активной позиции католической церкви, папских визитов в демократизации, ускорении экономического развития отсталых стран дает С. Хантингтон. Он, в частности пишет: “... его первый драматический визит [в Польшу – В.Л.] 1979 года ... изменил “ментальность страха, страха перед полицией и танками, перед потерей работы или возможности получить повышение по службе; страха быть выброшенным со школы или не получить паспорт. Люди осознали, что если они перестанут бояться системы, то она станет беспомощной”. Это “первое большое паломничество”, по утверждению Тимоти Гартона Эша, было “началом конца” коммунизма в Восточной Европе ...”[11, 25].

Протестантизм представляет собой совокупность лютеранства, кальвинизма, пресвитерианства, англиканства и других религиозных течений, которые возникли в ходе Реформации. Определяющее влияние на развитие христианства имели "бюргерские в узком смысле слова" слои населения - ремесленники, торговцы, мелкие предприниматели. "Общей для бюргерской прослойки, - пишет М. Вебер, - была тенденция в сторону практической рационализации жизненного поведения, что вытекало из типа их жизнедеятельности, относительно далекой от воздействия сил природы. В основе всего их существования лежал расчет и стремление господствовать над природой и людьми ... Не единение с Богом, или созерцательная погруженность в божественную сущность, представлявшиеся высшим благом в религии, на которую влияли слои знатных интеллектуалов, но активная аскеза, деятельность, угодная Богу, связанная с ощущением себя его "орудием", стала здесь религиозным долгом; именно такой подход взял верх на Западе"[4, 58-59].

Протестантизм стал основанием формирования буржуазного типа личности, который характеризовался новым отношением к миру, внес глубокие изменения в систему ценностей, определявших специфику хозяйственного поведения индивида. Вера превратилась во внутренний опыт человека, жизнь – сознательную обязанность, а добродетелями признано трудолюбие, бережливость, аккуратность, пунктуальность. Принципы "мирского признания", "мирской аскезы" сближают церковное и мирское в жизни христианина, проза жизни, рутинный ежедневный труд превращаются во исполнение воли Всевышнего. Характерной особенностью протестантизма является глубокий индивидуализм в делах веры. Оправдание человеческой жизни на земле протестант находит в активности, усердии, старательности, трудолюбии. В разряд основных ценностей вводится корпоративный труд. Идея профессионального призвания, как служения Богу в мирской жизни, ведет к моральному оправданию богатства как признания заслуг верующего. Осуждается восприятие бедности как приемлемого образа жизни. Признается и поощряется предприимчивость, рационализм, прагматизм. Впервые в религиозной догматике происходит оправдание процентов как платы за кредит. Деловой успех считается свидетельством избранности. Признак искренней веры - честное выполнение своих деловых обязанностей. Провозглашенные церковью этические добродетели превращают религиозность в гарант порядочности, надежности, трудолюбия верующего.

Присущее протестантскому менталитету сугубо прагматическое мировосприятие, рациональный расчет, как основа действия, безусловный приоритет интересов индивида перед общественными интересами, материального над духовным создают основания для обвинения экономики, основанной на идейных основах близких протестантизму в бездуховности, отчуждении “человека экономического” от его человеческой сути. Именно такая личность, по мнению критиков, оказывается конкурентоспособной в условиях рыночной системы хозяйствования.

Существенное отличие православия от других течений христианства определяется решающей ролью государства в истории его становления и развития. В результате сосредоточения в руках царей и императоров управления как мирской, так и духовной сторонами общественной жизни, толкование христианского учения в связи с изменяющимися условиями хозяйствования, оказалось во власти государственных чиновников, иерархов церкви, отдельных мыслителей. Состоялось закрепление заимствованного в Византии мистического, трансцендентального начала. Непосредственно связанные с практической жизнью пласты населения были лишены влияния на развитие церковной традиции.

Земное бытие человека толкуется в православии как первый этап жизни вечной. Его цель - "стяжание святого духа", поэтому, в отличие от протестанта или католика, православный христианин не ставит перед собой задачу рационализации мирского поведения, он сосредоточен на внутренней, духовной жизни. Религиозным вдохновением пронизывается весь быт человека от рождения до самой смерти. Имеет место абсолютный приоритет духовного над мирским, материальным. Моральное сознание, а не практический интерес или выгода определяют содержание деятельности. Любая мирская деятельность рассматривается по ее духовному и моральному содержанию. Практическая полезность хозяйственных усилий не имеет значения, если они осуществляются без ориентиров на внутренний духовный труд, не руководствуются Любовью к Богу и ближнему.

Значимость труда обуславливается не его практической, внешней, утилитарной стороной, а внутренней мотивацией. В этом выражается отличие этического отношения к труду в православии и протестантизме. Аскетическое содержание и благочестивость помыслов в труде препятствовали становлению в православии трудовой и профессиональной этики. С формы (конкретной профессии, мастерства, качества труда, орудий, технологий, внешнего оформления результата), акцент смещается на моральные, духовные побуждения. В этих ценностных установках, по мнению многих исследователей, коренится пренебрежение к качественной стороне результатов трудовой деятельности.

Общеобязательность и универсальность труда, как аскетической добродетели, ведет к тому, что в православном сознании больше ценится универсал, дилетант, "мастер на все руки". В то время как для католического или протестантского сознания характерно признание узкопрофессионального мастерства.

Сам по себе труд, в отличие от других христианских конфессий, не считается способом служения Богу, по своей спасительной ценности он стоит намного ниже созерцания, молитвы, поста. Возвеличивается идея аскетического, духовно наполнения трудовой деятельности, как пути спасения, не предполагающего адекватного материального вознаграждения. Напротив, осуждается, как корыстолюбие, получение за труд ее действительной цены. Согласие на получение заниженной платы за труд, выполнение части труда бесплатно - проявление ценностных ориентаций истинно верующего на бескорыстие, самоотверженность. Допустимость занижения платы за труд предполагала наличие духовной, моральной награды, получаемой бескорыстным тружеником.

Мирские практичность и рациональность, имеющие сугубо земное содержание, в отличие от протестантизма и католицизма, лишаются высшего духовного содержания. Блага, комфортная жизнь ничего не значат в сравнении с духовным самосовершенствованием. Практическая обустроенность бытия не признается большим достоинством личности, богатство духа и нравственность выше мира практицизма. В результате, стремление к богатству, предприимчивость не признаются желательной Богу деятельностью. Богатство не является свидетельством признания Богом заслуг личности. Больше того, делается акцент на высокую вероятность несправедливого, греховного источника его приобретения.

Особое значение уделяется гармонии личного и общественного, соборности. Под ней понимается характер духовной жизни личности, ценность, которая определяет отношения единения человека с обществом, единения общества как духовного целого.

В православии можно выделить монашеский и мирской идеалы хозяйственной жизни. Монашеский идеал исключает частную собственность, благо для него лишь потребляемая в общих интересах собственность, распределение осуществляется соответственно принципу равенства в удовлетворении потребностей всей общины.

В повседневной жизни, из-за отсутствия православной хозяйственной этики, ежедневные хозяйственные дела мирян регулируются традиционными нерелигиозными ценностями. Основания веры проявляют себя в системе институтов обрядов и обычаев, в которых находит выражения причудливое сплетение христианства с мифологией и верованиями древних славян. Содержание и ценности хозяйственной жизни не носят характера этической рациональности, присущего протестантизму, который наделил религиозным содержанием повседневная жизнь. "В целом, - пишет Н. Зарубина, - хозяйственная жизнь мирян была, с православной точки зрения, ценностью нейтральною, если в ней не нарушались основные моральные заповеди. Православие не оплодотворило повседневную жизнь едиными нравственными и духовными ценностями и смыслами, оно оставалось отдельной, самостоятельной и самодостаточной сферой жизни"[21, 159].

Взгляды православия на ценностную значимость труда в жизни христианина нашли яркое выражение в статье митрополита Киевского и Галичского Владимира. "Вера учит нас - писал он в 1912г. - ... смотреть на труд и работу ... как на нравственный долг... Мы обязаны силы нашей души и тела употреблять для нашего истинного блага, для пользы ближних и во славу Божию… Христианин совершает свой труд по совести, как обязанность, возложенную на его Самим Богом (выделено мною – В.Л.)"[22, 364]. Работа: "... доставляет средства к жизни, она укрепляет телесные и душевные силы человека, она делает его свободным и независимым в своем существовании, она содействует его усовершенствованию; он возвышает его до такой степени, что делает его господином над природою, который пользуется ее силами для разного рода открытий и изобретений, для распространения культуры и цивилизации; она, наконец, приводит его к источнику всякого и внешнего и внутреннего счастья и благополучия, приводит к живому Богу".[22, 371].

“... культуры в историческом смысле динамичны, а не пассивны. – Пишет С. Хантингтон. - Верования и общественные предпочтения, преобладающие в определенный период, со временем могут изменяться. Даже сохраняя традиционные элементы, доминирующая культура определенного общества в период жизни одного поколения может значительно отличаться от той культуры, которая была присущая этому обществу одно или два поколения ранее. Так, в 1950-х годах испанскую культуру характеризовали как традиционную, авторитарную, иерархическую, глубоко религиозную, ориентированную на почести и статус. В 1970-1980-х годах этих слов в описании испанских обычаев и ценностей вы уже фактически не найдете. Культуры эволюционируют, и экономическое развитие - главная сила, которая оказывает влияние на культурные и религиозные изменения… В ходе экономического развития незападные общества могут убедиться в преимуществах не так западного христианства, как скорее политической демократии, и, вероятно, они будут более предрасположенными дать новое толкование своим религиозным и культурным традициям, это сделает их совместимыми с демократическими политическими процессами [выделено мною – В.Л.] ”[11, 39]. Отказываясь от отрицательных черт национального характера, мы должны заботливо оберегать и развивать духовный потенциал нашей культуры, источник творческого порыва, залог успеха в новой экономике.

ЛIТЕРАТУРА

1. Липов В.В. Мотивація інституціональних змін у трансформаційній економіці. – Х.: Вид-во НФаУ, 2004. – 184 с.

2. Hofstede G. Cultures and organizations: software of the mind. – N.-Y.: McGraw-Hill, 2000.

3. Лосский О.Н. Ценность и бытие. Бог и царство божие как основа ценностей//Лосский О.Н. Бог и мировое зло. – М.: Республика, 1994. – с.250-314.

4. Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий//Вебер М. Избранное. Образ общества. – М.: Юрист, 1994. – с. 43-77.

5. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма//Вебер М. Избранное. – М.: Прогресс, 1990. – с. 61-272.

6. Франклин В. Избранные произведения. – М.: Госполитиздат, 1956. – 631 с.

7. Дюмон Л.Homo hierarchicus. Опыт описания системы каст. – СПб.: Евразия, 2001. – 480 с.

8. Мюрдаль Г. Современные проблемы третьего мира. – М.: Прогресс, 1972. – 767 с.

9. Асланов Л.А. Культура и власть. Философские заметки. Кн. 1. –М.: Теис, 2001. – 496 с.

10. Переломов Л.С. Конфуций: «Луй-юй». – М.: Восточная литература, 2000. – 588 с.

11. Гантінгтон С.П. Релігія і третя хвиля// Релігійна свобода і права людини: Богословські аспекти. – Львів, Свічадо, 2000. – с. 17-39.

12. Титаренко М.Л. Китай: цивилизация и реформі. – М.: Республика, 1999. – 240 с.

13. Борох О.Н. Развитие экономической мысли// Китай на пути модернизации и реформ. 1949-1999. – М.: Восточная литература, 1999. – с. 170-187.

14. Лапицкий М. Труд и бизнес в зеркале религий. – М.: Новый век, 1998. – 144 с.

15. См. напр.: Мухаммад Али Аль-Хашими Личность мусульманина согласно Корану и Суре. – М., 2000. – 414 с.; Лари Саййид Муджаба Мусави Основные положения Ислама. – Баку: Иршад, 1999. – 326 с.

• ⇐ Назад
• 12