ГЛАВА 15. НА ПРОГУЛКУ С ТАКЕРОМ
(Переводчик: lialilia; Редактор: [unreal])
Наша поход в Йеллоустон был омрачен лишь тем, что я случайно заговорила на корейском с туристкой, потерявшей собственного пятилетнего сына. Я помогла ей объясниться с рейнджером[63], и они нашли ребенка. Счастливая история, правда? Только если не учитывать ту часть, когда Такер смотрел на меня как на мутанта, пока я неубедительно объясняла, что у меня есть друг из Кореи в Калифорнии и что мне хорошо даются языки. Я не думала, что увижу его еще раз после этого случая, учитывая, что мой подарок Венди на мой день рождения уже точно можно было считать использованным. Но в субботу раздается стук дверь, и вот Такер снова здесь, и уже через час я обнаруживаю себя в большой надувной лодке с группой туристов, чувствую себя необъятной в ярком оранжевом спасательном жилете, который мы обязательно должны надеть. Я вижу как сильные, загорелые руки Такера сгибаются, когда он налегает на весло. Мы достигаем первого участка порогов. Лодка накреняется, вода разбрызгивается повсюду, и люди кричат, будто мы на американских горках. Такер ухмыляется мне. Я ухмыляюсь в ответ.
Той ночью он берет меня на вечеринку в дом Авы Петерс, и не отходит от меня в течение всего вечера, представляя людям, которые меня не знают. Я в восторге от того, как то, что я с ним, меняет все для меня в социальном плане. Когда я иду по коридорам «Джексон Хай», другие студенты смотрят на меня с осторожным безразличием, не враждебно, но будто я нарушила границы их частной собственности. Даже внимание Кристиана в эти последние недели не изменило ничего и не заставило людей говорить со мной, а не обо мне. Но сейчас, когда рядом со мной Такер, другие ученики действительно общаются со мной. И их улыбки неожиданно искренние. Легко заметить, что все они, не смотря на то, к какой компании принадлежат или сколько денег зарабатывают их родители, искренне любят Такера. Парни кричат «Фрай!» и бьются с ним кулаками или делают этот их удар плечом. Девушки обнимают его и мурлычут на ухо свои приветствия, а потом смотрят на меня с любопытством, но достаточно дружелюбно.
Когда Такер уходит на кухню, чтобы принести мне напиток, Ава Петерс хватает меня за руку.
- Давно вы с Такером встречаетесь? – спрашивает она с хитрой улыбкой.
- Мы просто друзья, - отвечаю я, заикаясь.
- О… - она слегка хмурится. – Прости, я думала…
- Что ты думала? – спрашивает Такер, неожиданно появляясь рядом со мной с красными пластиковыми стаканчиками в обеих руках.
- Думала, что вы двое – пара, - отвечает Ава.
- Мы просто друзья, - говорит он, а затем бросает на меня быстрый взгляд и протягивает один из стаканчиков.
- Что это?
- Ром и кола. Надеюсь, тебе нравится кокосовый ром.
Я никогда не пробовала ром. И текилу, и водку, и виски, и ничего кроме крошечного глоточка вина на званных обедах время от времени. Моя мама жила во времена сухого закона[64]. Но сейчас она в тысяче миль отсюда, вероятно, спит в своем номере в отеле «Маунтин-Вью», совершенно не подозревая, что ее дочь находится на вечеринке и уже в двух шагах от того, чтобы попробовать свой первый спиртной напиток.
Но то о чем она не узнает, не повредит ей. Ваше здоровье!
Я делаю глоток из стакана. И не чувствую ни малейшего привкуса кокоса или алкоголя. На вкус это старая добрая «Кока-кола».
- Очень вкусно, спасибо, - говорю я.
- Хорошая вечеринка, Ава, - говорит Такер.
- Спасибо, - отвечает она безмятежно. – Я рада, что ты здесь. Ты тоже, Клара. Здорово, наконец-то, познакомиться с тобой.
- Да, - отвечаю я. – Здорово, когда тебя знают.
Такер настолько отличается от Кристиана, размышляю я по пути домой. Он популярен, но совсем в другом смысле, не потому что богат (что уж точно не про него, не смотря на все его подработки, у него даже нет мобильного телефона) и не из-за привлекательной внешности (что, безусловно, про него, хотя его внешность больше сексуально-грубоватая, в то время как у Кристиана – сексуально-задумчивая). Кристиан популярен потому, как всегда говорит Венди, что он нечто вроде божества. Красивый, совершенный и немного отстраненный. Созданный для поклонения. Такер же популярен, потому что у него есть свои способы заставить людей чувствовать себя лучше.
- О чем ты думаешь? – спрашивает он, потому что я ничего не говорю уже какое-то время.
- Ты не такой, как я думала раньше.
Он продолжает смотреть на дорогу, но на его худой щеке появляется ямочка. – И что ты обо мне думала?
- Что ты грубая деревенщина.
- Господи, я что много грубил? – говорит он, смеясь.
- Будто сам не знаешь. Ты хотел, чтобы я так о тебе думала.
Он не отвечает. Я думаю, не сказала ли лишнего. Я никогда не могу держать язык за зубами в его присутствии.
- Ты тоже не такая, как я о тебе думал, - говорит он.
- Ты думал, что я испорченная девица из Калифорнии.
- Я до сих пор думаю, что ты испорченная девица из Калифорнии. – Я бью его в плечо. – Ай! Вот видишь?
- И какая я? – спрашиваю я, стараясь не показать своей нервозности. Это потрясающе, как неожиданно много для меня значит то, что он обо мне думает. Я смотрю в окно, выставив руку наружу, пока мы проезжаем мимо деревьев возле моего дома. Прикосновение воздуха летней ночи к моему лицу теплое и шелковистое. Полная луна над моей головой проливает на лес мечтательный свет. Слышен треск сверчков. Прохладный, напоенный ароматами сосны ветерок колышет листья деревьев. Идеальная ночь.
- Ну давай, почему я не такая? – снова спрашиваю я Такера.
- Это сложно объяснить, - он потирает шею. – В тебе гораздо больше, чем видно на первый взгляд.
- Хм-м. Как загадочно, - сказала я, отчаянно стараясь сохранить легкость в голосе.
- Да уж, ты как айсберг.
- Ха, спасибо. Думаю, проблема в том, что ты постоянно недооцениваешь меня.
Мы подъезжаем к моему дому, который кажется темным и пустым, и мне хочется остаться в машине. Я не готова к тому, что эта ночь закончится.
- Неа, - отвечает он. Он паркует машину и, поворачиваясь ко мне, смотрит на меня мрачным взглядом. – Я не удивлюсь, даже если окажется, что ты можешь долететь до луны.
Я судорожно вдыхаю.
- Не хочешь пособирать со мной завтра чернику? – спрашивает он.
- Чернику?
- Ее продают в городе по пятьдесят баксов за галлон[65]. Я знаю место, где растет, наверное, сотня кустов. Я был там пару раз за лето. Еще не сезон, но некоторые ягоды уже должны были поспеть, потому что лето было жарким. Это хорошие деньги.
- Хорошо, - отвечаю я, удивляя саму себя. – Я иду.
Он выпрыгивает из машины и обходит ее, чтобы открыть для меня дверцу. Затем протягивает руку и помогает мне выбраться из грузовика.
- Спасибо, - бормочу я.
- Спокойной ночи, Морковка.
- Спокойной, Так.
Он прислоняется к машине и ждет, пока я зайду в дом. Я щелкаю выключателем светильника на крыльце и наблюдаю за ним из невидимого снаружи уголка гостиной, пока проржавевший фургон не скрывается среди деревьев. Затем я бегу наверх, в мою спальню и наблюдаю за светом фар, пока он медленно движется вниз по нашей дороге к основной магистрали.
Я смотрю на себя в большое зеркало на двери моего шкафа. Девушку, смотрящую на меня оттуда, швыряла из стороны в сторону река, и ее волосы, высохнув, завились в свободно ниспадающие вокруг лица волны. Она начинает загорать, хотя потомки ангелов не сгорают на солнце и заработать загар им не так просто. И завтра она окажется на склоне горы, охотясь за черникой с настоящим ковбоем родео.
- Что ты делаешь? – спрашиваю я девушку в зеркале. Она не отвечает. Она смотрит на меня яркими глазами, словно знает что-то, неведомое мне.
Я полностью оторвалась от окружающего мира. Анжела постоянно шлет мне е-мейлы, рассказывает о Риме и говорит, используя свой вариант секретного кода, что нашла потрясающий материал про ангелов. Она пишет об этом примерно так: «Сейчас на улице темно, но я скоро зажгу свет», что должно означать, что она нашла хорошую информацию о Черном Крыле. Когда она пишет «Здесь так жарко, что мне постоянно приходится менять одежду», то я понимаю, что она тренируется менять форму крыльев. Она не рассказывает многого. Ничего о таинственном возлюбленном из Италии, но ее письма лучатся счастьем. Словно она очень хорошо проводит время.
Я также иногда получаю весточки от Венди, когда она может добраться до платного телефона. Ее голос звучит устало, но удовлетворенно, она проводит свои дни с лошадьми, учится у лучших преподавателей. Она не упоминает Такера, или то время, которое мы провели вместе в последние дни, но я подозреваю, что ей все про это известно.
Когда я получаю сообщение от Кристиана, то понимаю, что уже давно не думала о нем. Я была так занята, проводя время с Такером. У меня даже не было видений за последнее время. За эти недели я почти забыла, что являюсь ангелом, и просто позволила себе быть обыкновенной девушкой, проводящей совершенное в своем нормальности лето. Что замечательно само по себе, но заставляет меня чувствовать себя виноватой, потому что я должна, как предполагается, сконцентрироваться на предназначении.
В его сообщении говорится:
Ты когда-нибудь была в месте, которое могла бы полюбить всем сердцем, но все твои мысли были о возвращении домой?
Загадочно. И как обычно, когда дело кается Кристиана, я не знаю, что ответить.
Я слышу, как к дому подъезжает машина, а потом звук открывающейся двери гаража. Мама вернулась. Я быстро пробегаюсь по дому, чтобы убедиться, что все в порядке, посуда помыта, стиральная машина загружена, а Джеффри у себя наверху, все еще в состоянии комы после обильного завтрака. Все в порядке в доме Гарднеров. Когда она входит, везя за собой огромный чемодан, я сижу за кухонным столом с двумя высокими стаканами с охлажденным чаем.
- Добро пожаловать домой, - говорю я счастливо.
Она бросает чемодан и распахивает объятья. Я вскакиваю со своего стула и, не задумываясь, кидаюсь в ее руки. Она крепко обнимает меня, и это заставляет меня снова почувствовать себя маленьким ребенком. В безопасности. Будто все правильно. Словно ничто не было на своем месте без нее.
Она отходит назад и осматривает меня с ног до головы. – Ты выглядишь старше, - говорит она. – Семнадцатилетие тебе к лицу.
- Я чувствую себя старше, и сильнее, хотя не знаю почему.
- Я знаю. Ты должна становится сильнее с каждым днем, теперь, когда ты приближаешься к исполнению своего предназначения. Твоя сила растет.
За этим следует неловкая тишина. И какие же у меня силы, на самом-то деле?
- Я могу летать теперь, - неожиданно вырывается у меня. Прошло две недели и сотня падений и царапин с «Источника Вдохновения», но я наконец-то разобралась, в чем дело. Я думаю, что она должна знать об этом. Я приподнимаю ногу и показываю ссадину на голени, которую получила, пролетев слишком близко к верхушке сосны.
- Клара! – восклицает она, и старается выглядеть довольной, но я могу сказать, что она огорчена, что не была здесь со мной, словно я ребенок, сделавший свой первый шаг, а она пропустила это.
- Мне легче делать это, когда ты не смотришь, - объясняю я. – Меньше давления, или вроде того.
- Что ж, я знала, что у тебя получится.
- Я в восторге от платья, которое ты мне подарила, - говорю я в попытке изменить тему разговора. – Может нам сходить поужинать вечером, и я тогда надену его?
- Звучит как план, - она отпускает меня, берет свой чемодан и тащит его по холлу, направляясь к своей спальне. Я иду следом.
- Как дела на работе? – спрашиваю я, пока она укладывает чемодан на кровать, открывает верхний ящик своего шкафа, и начинает укладывать нижнее белье и носки внутрь. Мне остается только покачать головой при взгляде на то, насколько она аккуратная, все ее белье сложено, распределено по цвету и уложено в идеальные маленькие ряды. Кажется невозможным, что мы родственники, она и я. - Разобралась со всеми проблемами?
- Да. Все стало лучше, в любом случае. Мне, правда, нужно было выбраться отсюда. – Она подошла к следующему ящику. – Но мне жаль, что я пропустила твой день рождения.
- Ничего страшного.
- Что ты делала?
Почему-то я не решаюсь рассказать ей о Такере и нашем прыжке с дерева, и том времени, которое провела с ним на этой неделе в походах, собирая чернику, о рафтинге, о том, что говорила по-корейски с посторонними людьми в его присутствии. Может, я боюсь того, что она посчитает Такера тем, чем в глубине души я признаю, он и является, - отвлекающим фактором. Она скажет, что я должна снова начать работать над миссией «Спасение Кристиана». Потом мне придется сказать ей, что даже если я чувствую, что стала гораздо сильнее сейчас, даже если я наконец-то могу летать, я не могу оторвать нагруженную сумку от земли. И она наградит меня тем самым взглядом и произнесет ту речь о легкости и силе, и том, что я способна сделать это только если смогу сконцентрироваться. Но я просто не хочу всего этого. Не сейчас, по крайней мере. Но кое-что я должна рассказать.
- Венди одолжила мне своего брата и пару спортивных ботинок, и он взял меня туда, где все ребята прыгают в реку Хобек, - сказала я на одном дыхании.
Мама смотрит на меня подозрительно.
- Венди одолжила тебе своего брата?
- Такера. Ты видела его, когда мы съехали с дороги зимой, помнишь?
- Мальчик, который привез тебя домой после танцев, - говорит она задумчиво.
- Да, это он. И спасибо, что вспомнила про это.
Около минуты никто из нас не говорит ни слова.
- Я купила тебе кое-что, - проговорила она, наконец. – Подарок.
Она открывает отделение чемодана и достает что-то, сделанное из темно-фиолетовой ткани. Это куртка, потрясающий вельветовый куртка, в точности того же цвета, что и мамина фиалка на кухонном подоконнике. Она скроет рыжий цвет моих волос и подчеркнет голубизну глаз. Она идеальна.
- Я знаю, что у тебя есть твоя парка[66], - говорит мама, – но я подумала, что ты можешь носить что-нибудь поярче. И в любом случае, в Вайоминге никогда не может быть слишком много курток.
- Спасибо, мне очень нравится.
Я наклоняюсь вперед, чтобы взять у нее куртку. И в мгновение, когда мои пальцы касаются мягкой, бархатистой ткани, я оказываюсь в видении, посреди леса.
Я спотыкаюсь и падаю, царапая кожу на правой ладони. У меня не было видений уже несколько недель, с танцев, когда я увидела себя, улетающую из пламени с Кристианом в руках. Сейчас видение не похоже на предыдущее, когда я шла к нему по склону холма. Но Кристиан все же здесь, дожидается меня, и когда я вижу его, то зову по имени, и он оборачивается, и я бегу к нему. Я скучала по нему, понимаю я, хотя и не могу разобраться, чувствую ли это сейчас или в будущем. С ним я ощущаю себя целостной. То, как он смотрит на меня, словно нуждается во мне. Только мне и ни в ком другом.
Я беру его ладонь. Скорбь также здесь, смешанная со всем остальным – эйфорией и страхом, решимостью и даже частицей старого доброго желания. Я ощущаю все это, но над всеми чувствами преобладает скорбь. Словно я потеряла самое дорогое в мире. Я склоняю голову и смотрю туда, где наши руки соединяются, рука Кристиана созданная так совершенно, словно рука хирурга. Ногти аккуратно подстрижены, кожа гладкая и почти горячая при прикосновении. Его большой палец гладит тыльную сторону моей ладони, рождая во мне дрожь. И потом я понимаю.
На мне надета фиолетовая куртка.
Я пришла в себя, и обнаружила маму, сидящей рядом со мной на кровати, с рукой, обвивающей мои плечи. Она сочувствующе улыбается, ее глаза обеспокоены.
- Прости, - говорю я.
- Не глупи, - отвечает она. – Я понимаю, каково это.
Иногда я забываю, что когда-то и у мамы было предназначение. Это было, вероятно, около ста лет назад, ведь она в то время была одного со мной возраста. Что (я быстро считаю про себя) приходится, примерно, на период с 1907 по 1914. Что значит, что дамы носили длинные белые платья, а мужчины высокие шляпы и густые, щетинистые усы, а также были конные повозки, корсеты и Лео ДиКаприо вскоре выиграет билет на Титаник. Я пытаюсь представить маму в то время, содрогающуюся от силы своих видений и лежащую в темноте, пытаясь собрать куски головоломки воедино, понять в чем дело и что она должна сделать.
- С тобой все в порядке? – спрашивает она.
- Я надену эту куртку, - отвечаю я дрожащим голосом. Она лежит на полу рядом с кроватью. Должно быть, выскользнула из моих рук, когда ко мне пришло видение.
- Хорошо, - отвечает мама. – Думаю, тебе пойдет.
- Нет. В видении. Там я была одета в эту куртку.
Ее глаза чуть расширяются.
- Время подходит, - она аккуратно заправляет прядь волом за мое ухо. – Все проясняется. Это случится в этом году, в этот сезон пожаров, я уверена.
То есть уже через несколько недель. Всего недель.
- Что, если я не готова?
Она улыбается понимающе. Ее глаза снова мерцают тем странным внутренним светом. Она поднимает руки и вытягивает их над головой, зевая. Она выглядит гораздо лучше. Не такой усталой. Не такой измученной и разочарованной во всем. Она выглядит как раньше, словно готова подпрыгнуть и начать тренировать меня заново, будто она взволнована на счет моего предназначение и решительно настроена помочь мне добиться успеха с ним.
- Ты будешь готова, - отвечает она.
- Откуда ты знаешь?
- Просто знаю, - отвечает она уверенно.
Следующим утром я тихонько пробираюсь вниз и быстро съедаю чашку хлопьев, стоя прямо посреди кухни, ожидая, когда послышится знакомый гул машины Такера на подъездной дорожке. Мама пугает меня, появившись в тот момент, когда я наливаю стакан апельсинового сока.
- Ты сегодня рано проснулась, - она осматривает новую, «лесную» версию меня в спортивных ботинках, водонепроницаемых шортах, спортивной рубашке-поло и рюкзаком через плечо. Уверена, что выгляжу словно сошла с рекламы «Eddie Bauer»[67]. – Куда ты собираешься?
- На рыбалку, - отвечаю я, быстро проглатывая сок.
Ее брови поднимаются. Я никогда не ходила на рыбалку. Максимум мариновала лосось к обеду.
- С кем?
- С ребятами из школы, - отвечаю я, внутренне морщась. Не совсем неправда, уверяю я себя. Такер действительно парень из моей школы.
Она склоняет голову на одну сторону.
- А что это за запах? – спрашивает она, морща нос.
- Спрей для отпугивания насекомых, - москиты никогда не беспокоили меня, но съедали Такера живьем, если он забывал про спрей. Так что я пользовалась им из солидарности. – Все ребята пользуются им, - объясняю я маме. – Они говорят, что москит - национальная птица Вайоминга.
- Ну, теперь ты точно вписываешься в их компанию.
- Вообще-то, у меня и раньше были друзья, - замечаю чуть слишком свирепо.
- Естественно. Но эти новые, я полагаю. И другие.
- Неа.
Она смеется.
- Неа?
Я краснею.
- Хорошо, я стала говорить как ребята в школе, - объясняю я. – Ты часто это слышишь и начинаешь соответствовать. Джеффри делает то же самое. Он считает, что я до сих пор говорю слишком быстро, чтобы поверить, что я из Вайоминга.
- Это неплохо, - говорит она. – Вписаться в кампанию.
- Лучше, чем когда о тебе болтают на каждом углу, - говорю я нервно. Я только что заметила ржавый синий фургон, петляющий среди деревьев по пути к нашему дому.
- Должна бежать, мам, - я быстро обнимаю ее. И вот я уже за дверью, спускаюсь по подъездной дорожке, вскакиваю в машину Такера, пока та еще движется. Он вскрикивает и ударяет по тормозам.
- Давай, едем, - я посылаю ему невинную улыбку. Его глаза суживаются.
- Что с тобой такое?
- Ничего.
Он хмурится. Он всегда может сказать, когда я лгу. Это раздражает, что мне есть так много что скрывать от него. Я вздыхаю.
- Мама вернулась, - сознаюсь я.
- И ты не хочешь, чтобы она видела тебя со мной? – спрашивает он обиженно. Я бросаю взгляд через плечо, из окна фургона, и четко вижу мамино лицо за окном. Я машу ей рукой и затем снова поворачиваюсь к Такеру.
- Нет, глупый, - говорю я. – Я просто хочу поскорее научиться ловить рыбу.
Он все еще не верит мне, но разрешает уйти от темы. Он приподнимает свою шляпу «Stetson»[68] и салютует маме сквозь стекло. Ее голова сразу же исчезает из-за окна. Я расслабляюсь. Не то чтобы я не хочу, чтобы мама видела меня с Такером. Я просто не хочу дать ей возможность задавать ему вопросы. Или спрашивать меня о том, что, по-моему, я с ним делаю. Потому что я понятия не имею, что я делаю с Такером Эвери.
- Рыбалка – это легко, - говорит Такер через два часа, после того как продемонстрировал мне все элементы этого процесса с безопасного расстояния от воды, на траве вдоль реки Снейк. – Ты просто должна думать, как рыба.
- Точно. Думать, как рыба.
- Не смейся, - предупреждает он. – Посмотри на реку. Что ты видишь?
- Воду. Камни и ветки, и глину.
- Смотри внимательнее. Река – это особый мир, где переплетены движение и затишье, глубина и мелководье, свет и тень. Если ты посмотришь на реку как на ландшафт, в котором рыба обитает, будет легче поймать ее.
- Хорошо сказано. Ты что у нас ковбой-поэт?
Он краснеет, что я нахожу совершенно очаровательным.
- Просто наблюдай, - бормочет он.
Я всматриваюсь вглубь реки. Она действительно выглядит как кусочек рая. Здесь золотистые пылинки света скользят сквозь воздух, глубокие тени ложатся вдоль берега, осины и тополи колышутся на ветру. И над всем этим – сверкающая река. Она живая, торопящаяся и бурлящая, ее изумрудная глубина полна тайн. И, вероятно, полна чудесной, вкусной рыбы.
- Давай сделаем это, - я поднимаю удочку. – Я клянусь, что думаю как рыба.
Он фыркает и закатывает глаза.
- Ну хорошо, рыбка, - он указывает на реку. – Вон там песчаная отмель, где ты можешь встать.
- Позволь мне уточнить, правильно ли я тебя поняла. Ты хочешь, чтобы я стояла на отмели посреди реки?
- Ага, - отвечает он. – Будет немного холодно, но думаю, с этим ты справишься. У меня нет ни одних резиновых сапог твоего размера.
- Это одна из твоих уловок, чтобы спасти меня? – я поднимаю голову и щурюсь от солнца. – Потому что не надейся, что я забыла наши прыжки с дерева.
- Неа, - отвечает он, усмехаясь.
- Ладно, - я делаю шаг в воду, морщась от холода, затем еще и еще, пока она не доходит мне до колена. Я становлюсь на краю узкой отмели, на которую указывал Такер, пытаясь занять устойчивое положение на гладких камнях под моими ногами. Вода холодная, и течение у моих голых ног сильное. Я распрямляю плечи и регулирую положение рук с удочкой, как он показывал мне раньше, жду, пока он проберется ко мне, и мысленно повторяю его советы.
- Это одна из моих любимых наживок, - говорит он. Его руки движутся быстро, грациозно, укрепляя на леску кусочек пуха и крючок, которые, видимо, в воде должны выглядеть как насекомое. - Бабочка-поденка[69].
- Мило, - отвечаю я, хотя и понятия не имею, о чем он говорит. Мне это напоминает обыкновенную моль. Для рыбы, вероятно, это выглядит как потрясающее угощение.
- Все готово, - он отпускает леску. – Теперь сделай это так же, как мы пробовали на берегу. Два взмаха назад на два часа, один – вперед, на десять[70]. Когда сделаешь взмах вперед, расслабь руки, чтобы остаться примерно на девяти.
- Два и десять, - повторяю я. Я поднимаю удочку и делаю взмах назад, туда, где, я надеюсь и есть два часа, а затем направляю ее вперед.
- Мягче, - наставляет Такер. – Постарайся попасть около того бревна, чтобы рыба подумала, что это славный сочный жук.
- Точно, думать как рыба, - произношу я с неприличным хихиканьем. Я стараюсь. Десять и два, десять и два, раз за разом, леска вращается вокруг меня снова и снова. Мне кажется, что я все поняла, но проходит десять минут, а ни одна рыба не обращает ни малейшего внимания на мою бабочку-поденку.
- Не думаю, что смогла обмануть их.
- Твоя леска слишком натянута и поэтому наживка дрожит. Постарайся не двигаться, как стеклоочистители машины, - говорит Такер. – Тебе нужно замереть, когда делаешь взмах назад. Ты забываешь сделать паузу.
- Прости.
Я могу ощутить, как он смотрит на меня, и это откровенно нарушает мою концентрацию.
Рыбалка не мой конек, осознаю я. Я не провалилась только потому, что не высовывалась – я просто тихая неудачница.
- Это весело,- говорю я. – Спасибо, что взял меня с собой.
- Да, это мое самое любимое занятие. Ты не поверишь, каких рыб мне удалось поймать в этой реке: ручьевую форель, радужную форель, лосося Кларка, кумжу.Настоящий лосось Кларка встречается все реже, вообще-то, они вырождаются из-за радужной форели.
- Ты бросаешь их обратно? – спрашиваю я.
- В основном. Так они вырастают и становятся более крупными и умными рыбами. Таких приятнее потом поймать. Я всегда отпускаю лосося Кларка. Но если поймаю радужную форель, то отношу ее домой. Мама готовит обед из рыбы, просто поджаривает ее в масле с солью и перцем, иногда добавляет немного кайенского перца, и они почти тают во рту.
- Звучит бесподобно.
- Что ж, может, однажды ты поймаешь такого.
- Может быть.
- Завтра у меня выходной, - говорит он. – Хочешь встретиться со мной на заре и понаблюдать за восходом солнца с лучшей точки обозрения в Титоне? Это, в каком-то смысле, особенный день для меня.
- Конечно, хочу. – Должна признать, что среди всех возможных отвлекающих факторов, Такер – вне конкуренции. Он продолжает предлагать мне разные вещи, а я продолжаю говорить «да». – Никогда не думала, что лето закончится так быстро. А я считала, что оно будет тянуться бесконечно. Оу, я, кажется, вижу рыбу!
- Подожди, - выдыхает Такер. – Сейчас просто сделай оборот удочкой.
Он ступает ко мне в тот же самый момент, когда я направляю удочку назад. Крючок зацепляется за его ковбойскую шляпу и сбивает ее с его головы. Он чертыхается сквозь зубы, пытается поймать ее, но промахивается.
- Упс! Прости, мне так жаль! – Я ловлю леску, чтобы освободить шляпу от крючка. Я передаю ее Такеру, стараясь не хихикнуть. Он немного сердито смотрит на меня и выхватывает ее из моих рук. Мы оба смеемся.
- Думаю, мне повезло, что это была шляпа, а не мое ухо? – говорит он. – Постой спокойно хотя бы минуту, окей?
Он пробирается в воду и подходит, чтобы стать позади меня, так неожиданно близко, что я могу ощутить его запах: крем от загара, печенья «Oreo»[71] по какой-то неведомой причине, смесь репеллента от насекомых и запаха речной воды, и мускусный привкус парфюма. Я улыбаюсь, неожиданно встревоженная. Он делает шаг вперед и берет прядь моих волос своими пальцами.
- Твои волосы ведь не рыжие, правда? – спрашивает он, и дыхание замерзает в моих легких.
- О чем это ты? – давлюсь я. Когда сомневаешься, научилась я у мамы, отвечай вопросом на вопрос.
Он качает головой. – Твои брови. Они похожи по цвету на темное золото.
- Ты сейчас пялишься на мои брови?
- Я смотрю на тебя. Почему ты постоянно пытаешься скрыть, насколько ты красивая?
Кажется, он смотрит вглубь меня, словно видит меня такой, какая я есть на самом деле. И на мгновение я хочу рассказать ему правду. Безумие, я знаю. Глупо. Неправильно. Я пытаюсь сделать шаг назад, но моя стопа соскальзывает, и я почти опрокидываюсь в реку, но он успевает поймать меня.
- Упс, - произносит он, обвивая меня обеими руками, чтобы удержать меня. Он притягивает меня ближе к себе, удерживая против течения. Вода обтекает нас, холодная и беспощадная, дергающая и тянущая нас, пока мы стоим здесь в течение нескольких долгих секунд, стараясь восстановить равновесие.
- Ты держишься на ногах? – спрашивает он, его губы оказываются вблизи от моего уха. Я чуть поворачиваю голову и теперь могу рассмотреть ямочку на его щеке с действительно близкого расстояния. Пульс сильно выделяется на его шее. Его тело такое теплое рядом с моей спиной. Его руки накрывают мои над удочкой.
- Да, - выдыхаю я. – Я в порядке.
Что я здесь делаю? Думаю я полусознательно. Это не просто отвлечение. Не знаю, что это такое. Я должна…
Не знаю, что я должна сделать. Мой мозг неожиданно ушел на отдых.
Он прочищает горло. – На этот раз не трогай шляпу.
Мы вместе поднимаем удочку, закидываем ее назад, затем вперед, руки Такера направляют мои.
- Похоже на движения молотка, - говорит он. - Медленно назад, делаешь паузу, и потом… - он направляет удочку вперед так, что он описывает линию над нашими головами и аккуратно приземляется в воду. - … быстрое движение вперед. Как на бейсбольном поле. – Сумрачный свет деликатно подсвечивает поверхность воды и наживка колеблется одно мгновение прежде чем повернуться и поплыть по ней. Сейчас она действительно напоминает насекомое, и я удивляюсь, как она играет в воде. Вскоре, однако, леска придает наживке неестественное положение и приходится забрасывать ее заново.
Мы пробуем еще несколько раз, назад и вперед, Такер задает ритм движению моих рук. Это действует гипнотически, медленно назад, пауза, вперед, снова и снова. Я расслабляюсь рядом с Такером, почти полностью оперевшись на него, пока мы забрасываем леску и ждем, когда на нее отреагирует рыба.
- Готова попробовать сама? – спрашивает он через некоторое время. Есть соблазн сказать нет, но я не могу придумать ни одной достойной причины. Я киваю. Он отпускает мои руки и отодвигается от меня, обратно к берегу, где он оставил свою удочку.
- Ты думаешь, что я красивая?
- Нам лучше перестать говорить, - говорит он немного хрипло. – Распугаем всю рыбу.
- Хорошо, хорошо, - я кусаю губу, а потом улыбаюсь.
Некоторое время мы рыбачим в тишине, единственный шум производит река и колышущиеся деревья. Такер ловит и отпускает трех рыб. Он показывает мне лосося Кларка, с алыми пятнышками около жабр. Я же, напротив, не получила ничего, кроме откусанной наживки, прежде чем мне пришлось выйти из холодной воды. Я села на берегу и попыталась вернуть чувствительность своим ногам. Придется признать – из меня никудышная рыбачка.
Я знаю, что это прозвучит странно, но это к лучшему. Мне понравилось в первый раз не преуспеть в чем-то. Мне понравилось наблюдать, как ловит рыбу Такер, то, как его глаза сканируют свет и тени, и течение, то, как он забрасывает леску в воду совершенным, грациозным движением. Словно он говорит с рекой. Это так умиротворяющее.
И Такер считает, что я красивая.
Позже я тащу старую добрую спортивную сумку на задний двор и пробую то же самое еще раз. Вернись к реальности, напоминаю я себе. Помни об обязанностях. Мама сидит за компьютером в своем кабинете и пьет чай, так, как обычно делает, пытаясь избавиться от стресса. Она дома всего один день и уже снова выглядит уставшей.
Я расправляю руки и крылья. Закрываю глаза. Легкость, наставляю я себя. Будь легкой. Стань частью ночи, деревьев, ветра. Я стараюсь представить лицо Кристиана, но внезапно оказывается, что оно стало нечетким для меня. Я пробую вызвать в воображении взгляд его глаз, всполох зеленого и золотого, но не могу сделать и этого.
Вместо этого перед мысленным взором появляются изображения Такера. Его губы, мазок алого, когда мы наклоняемся, наполняя пустые стаканчики из-под мороженного черникой на горном склоне. Его хриплый смех. Его руки на моей талии, когда он старается удержать меня от падения на реке, прижимая меня ближе. Его глаза, такие голубые и теплые, словно притягивающие меня.
- Черт, - прошептала я.
Я открываю глаза. Я стала настолько легкой, что только кончики пальцев моих ног касаются земли. Я плыву по воздуху.
Нет, думаю я. Это неправильно. Это Кристиан должен заставлять меня чувствовать себя так. Я здесь ради Кристиана Прескотта. Черт!
Мысли тянут меня вниз, и я снова оседаю на землю. Но не могу выкинуть из головы Такера. Я снова и снова прокручиваю в голове те моменты, которые мы с ним разделили.
- Что ты нашла в таком парне, как Кристиан Прескотт? – спросил он той ночью, когда привез меня с танцев. Но на самом деле он словно говорил мне: «Почему ты не замечаешь меня?», громко и отчетливо, но я была слишком слепа, чтобы заметить.
Я узнаю это чувство.
Возьми себя в руки, говорю я себе. Лети уже, наконец-то.
Я плотнее обхватываю спортивную сумку. Поднимаю крылья и расправляю их по направлению к небу. Я отталкиваюсь, задействуя все свои мышцы, всю силу, которую набрала за месяцы и месяцы тренировок. Мое тело продвигается на несколько футов, и я пытаюсь удержать сумку.
Я отталкиваюсь выше, достигая самой линии верхушек деревьев. Я могу почти коснуться осколка месяца. Я лечу, но сумка лишает меня баланса. Я наклоняюсь на одну сторону, сильно взмахивая крыльями, и отпускаю сумку. Мои руки, кажется, готовы выскочить их суставов. И затем я падаю, врезаясь в сосну на границе нашего участка, чертыхаясь по пути вниз.
Джеффри стоит у раковины на кухне, когда я вваливаюсь через заднюю дверь, исцарапанная, покрытая синяками и готовая расплакаться.
- Хорошо выглядишь, - говорит он, ухмыляясь.
- Заткнись.
Он смеется. – Я тоже не могу этого сделать.
- Не можешь сделать чего?
- Не могу нести груз, когда лечу. Это лишает меня баланса.
Я не знаю, чувствовать ли себя лучше от того, что у Джеффри это тоже не получается, или расстроиться из-за того, что он очевидно наблюдал за мной.
- Ты пробовал?
- Много раз. – Он делает шаг вперед и вынимает сосновую шишку из моих волос. Его взгляд дружелюбный, сочувствующий. Из всех, кого я знаю, Джеффри единственный, кто может по-настоящему понять через что прохожу, ведь он проходит через то же самое. Или, по крайней мере, будет проходить, когда получит свое предназначение.
- Ты… - я колеблюсь. Я смотрю за него, на холл перед маминым кабинетом. Он оглядывается назад, а затем снова смотрит на меня с любопытством.
- Что?
- Ты хочешь попробовать сделать это вместе?
Минуту он смотрит на меня. – Конечно, - наконец-то отвечает он. – Давай сделаем это.
На заднем дворе так темно, что я не могу разглядеть ничего за пределами лужайки.
- Было бы гораздо проще сделать это днем, - говорю я. – Я начинаю ненавидеть эти ночные тренировки.
- Почему не тренироваться днем?
- Хм-м… Потому что люди могут нас увидеть?
Он озорно улыбается. – Кому какое дело?
- Что ты имеешь в виду?
- Люди не видят тебя. Не то чтобы они смотрят вверх.
- Что? Это безумие, - отвечаю я, качая головой.
- Это правда. Если они вообще заметят тебя, то подумают что ты большая птица или типа того. Пеликан.
- Ни за что. – Но я моментально возвращаюсь к тому дню, когда летала над озером «Дженни», и мое отражение представляло собой лишь полосу белого цвета, как бывает у птиц.
- Это не проблема. Мама делает так постоянно.
- Она что?
- Она летает почти каждое утро. Когда встает солнце.
- Как я могла не заметить этого?
Он пожимает плечами. – Я просто встаю раньше.
- Не могу поверить, что не знала об этом!
- Так что мы можем летать днем. Проблема решена. Но сейчас давай забудем про это, ок? У меня есть еще дела.
- Конечно, есть. Ладно. Смотри. Покажитесь! – кричу я.
Его крылья немедленно появляются.
- Что это было? – выдыхает он.
- Трюк, которому я научилась у Анжелы.
Его крылья светло-серого цвета, на несколько оттенков темнее моих. Вероятно, беспокоиться не о чем. Мама говорила, что у всех нас крылья различных оттенков серого. И его выглядят не столько темными, сколько… грязными.
- Окей, предупреди меня в следующий раз, хорошо? – Джеффри чуть прижимает свои крылья, делает их меньше, и поворачивается ко мне спиной, пока идет вдоль края лужайки, где я оставила спортивную сумку. Если он разделит со мной половину ее веса, то она окажется совсем нетяжелой.
- Один, - говорит он.
- Подожди, в каком направлении мы полетим?
- Туда, – он кивает головой в северном направлении нашего участка, где растут более тонкие деревья.
- Хороший план.
- Два.
- На какую высоту?
- Мы разберемся по ходу, - говорит он раздраженным голосом.
- Знаешь, твой голос становится похожим на папин. Не думаю, что мне это нравится.
- Три! – произносит он, и затем сгибает колени и распахивает крылья, поднимается вперед, пока я изо всех сил стараюсь не отстать от него.
У меня нет времени думать. Мы поднимаемся выше и выше, и выше, подстраивая взмахи наших крыльев под один ритм, держа спортивную сумку между нами, немного ненадежно, но вполне справляясь. Через десять секунд мы достигаем верхушек деревьев. А затем направляемся на север. Я оборачиваюсь на Джеффри, и он посылает мне самодовольную улыбку, словно всегда знал, что это будет несложно. Я в некоторой степени в шоке от того, насколько легко это оказалось. Мы могли бы поднять вдвое больший вес. Мои мысли разгоняются оттого, что это может значить. Если я не могу поднять Кристиана одна, значит ли это, что я могу позвать на помощь? Против правил ли это?
- Джеффри, может быть это как раз то.
- Что то? – спрашивает он отстраненно, пытаясь поднять сумку чуть выше, чтобы удобнее ее перехватить.
- Твое предназначение. Может быть, нам предстоит сделать это вместе.
Он отпускает сумку. Сумка тотчас тянет меня вниз, и мне приходится отпустить ее. Мы наблюдаем, как она сваливается в кусты среди деревьев.
- Это не мое предназначение, - говорит он ровным голосом. Его серые глаза становятся холодными и отстраненными.
- В чем дело?
- Ничего, касающегося тебя, Клара.
То же самое, что сказала мне Венди. Словно удар в живот.
- Прости, - пробормотала я. – Думаю, я слишком обрадовалась идее получить помощь. Мне трудно сделать все самой.
- Мы должны сделать это одни, - он разворачивается в воздухе, направляясь назад, к нашему двору. – Просто так положено.
Я смотрю на него долгое время, затем приземляюсь, чтобы подобрать сумку. Одна из бутылок, которые я положила внутрь, лопнула, и вода тонкой струйкой вытекала на сухую землю.
ГЛАВА 16. МЕДВЕЖИЙ РЕПЕЛЛЕНТ[72]
(Переводчик: lialilia; Редактор: [unreal])
Следующим утром мой телефон зазвонил в возмутительно ранний час. Нежась под одеялом, я вздыхаю, на ощупь отыскиваю телефон на тумбочке и жизнерадостно отвечаю:
- Что?
- О здорово. Ты уже проснулась. – Такер.
- Сколько сейчас времени?
- Пять.
- Я сейчас убью тебя.
- Я уже еду к тебе, - говорит он. – Буду через полчаса. Я подумал, что нужно позвонить тебе, чтобы ты причесала волосы и успела накраситься.
- Думаешь, я стану краситься, чтобы пойти с тобой в горы?
- Вот это мне и нравится в тебе, Морковка. Ты не суетишься попусту.
Я отключаю телефон, скидываю одеяло и минуту лежу, глядя в потолок. Снаружи непроглядная тьма. Он приснился мне, понимаю я, хотя и не могу вспомнить детали. Что-то о большом красном амбаре на ранчо «Лейзи Дог». Зевнув, я заставляю себя встать и пойти одеваться.
Я решаю пропустить душ, ведь шум может разбудить маму, поэтому просто плещу холодную воду себе в лицо и наношу немного увлажняющего крема. Мне не нужен макияж. Недавно моя кожа начала светиться, еще один признак того, что все начинает изменяться, начинает усиливаться, как и предсказывала мама. Я наношу тушь и немного блеска для губ, затем обращаю внимание на непокорные волны, каскадом ниспадающие мне на спину, в которых замечаю древесный сок, прилипший к пряди, как доказательство вчерашнего ночного полета. Следующие несколько минут я трачу на то, чтобы избавиться от сока, и когда наконец-то убираю его вместе с немаленьким куском собственных волос, то слышу шум шин по гравию подъездной дороги снаружи.
Я осторожно проскальзываю вниз. Джеффри был прав. Мамы нет в ее комнате. Я оставляю ей записку на кухонном столе: «Мам, ушла посмотреть восход солнца с друзьями. Скоро вернусь. Телефон со мной. К.» и вот я уже на улице.
На этот раз я нервничаю, но Такер ведет себя так, словно ничего не изменилось, настолько нормально, что я спрашиваю себя, ни привиделось ли мне все то напряжение между нами вчера. Мы как обычно подшучиваем друг над другом, и в итоге я расслабляюсь. Его улыбка заразительна. Ямочка на его щеке видна всю дорогу. Такер ведет достаточно быстро, чтобы мне пришлось хвататься за ручку над дверью, когда он срезает углы. Он выезжает на проселочную дорогу, чтобы добраться до Гранд-Титона, минуя главные ворота, и затем мы набираем скорость, направляясь вниз по пустому шоссе.
- Так какой сегодня день? – спрашиваю я.
- Хм-м?
- Ты говорил, что сегодня особенный день.
- О. Мы еще поговорим об этом.
Мы приезжаем к озеру Джексон. Он паркуется и выскакивает из фургона, я же жду пока он обойдет машину и откроет мне дверь. Я уже привыкла к его «да, мэм»-манерам настолько, что начала находить их милыми.
Он проверяет часы.
- Нам нужно подниматься поскорее, - говорит он. – Рассвет через двадцать шесть минут.
Мне приходится нагнуться, чтобы завязать шнурки на своих ботинках, после чего мы начинаем наше восхождение. Я следую за ним с парковки, вверх, в сторону леса.
- Так какие предметы ты выберешь в следующем семестре? – спрашивает он через плечо, пока мы поднимаемся вверх по холму на противоположной от озера стороне.
- Как обычно, - отвечаю я. – Продвинутая математика, английский, правоведение, французский, физика, сам знаешь.
- Физика, да?
- Ну, мой отец – профессор в области физики.
- Без шуток? Где?
- Университет Нью-Йорка.
Он присвистывает. – Не близко отсюда. Когда твои родители развелись?
- Почему ты вдруг стал таким болтливым? – спрашиваю я немного свирепо. Что-то в идее рассказать ему о моей личной истории заставляет меня чувствовать себя некомфортно. Словно начав говорить, уже не смогу остановиться. Я разболтаю все: мама – ангел наполовину, я – на четверть, мои видения, моя сила, мое предназначение, Кристиан, и что потом? Он расскажет мне о загоне для родео?
Он останавливается и поворачивается ко мне лицом. В его глазах пляшут озорные смешинки.
- Мы должны говорить из-за медведей, - говорит он тихим голосом, передразнивая.
- Медведи?
- Нужно шуметь, чтобы не испугать гризли.
- Думаю, мы не хотим этого.
Он снова идет по тропе.
- Так расскажи мне о том, что случилось с твоим дедушкой, когда твоя семья лишилась ранчо, - быстро произношу я, пока у него нет возможности снова вернуться к обсуждению моей семьи. Он не нарушает шаг, но я практически чувствую, как он напрягся. Вот мы и поменялись местами. – Венди говорила, что из-за этого ты так ненавидишь калифорнийцев. Что случилось?
- Я не ненавижу калифорнийцев, это очевидно.
- Что ж, это радует.
- Это длинная история, - говорит он. – а нам надо побыстрее подниматься.
- Окей. Прости… Я не хотела…
- Все нормально, Морковка. Я расскажу тебе об этом когда-нибудь, но не сейчас.
Потом он начинает насвистывать, и мы перестаем говорить, что, кажется, устраивает нас обоих, что бы там ни было с медведями.
После еще нескольких минут тяжелого подъема мы достигаем пика небольшой вершины. Небо купается в смешении серого и бледно-желтого, с вкраплением ярко-розовых облаков, расположившихся там, где горы Титон встречаются с небом. Чистое бордовое величие гор, стоящих на краю горизонта подобно королям. Под ними озеро Джексон, такое прозрачное, что я вижу две идеальных пары гор и неба, в совершенстве отраженных в воде.
Такер проверяет свои часы. – Шестьдесят секунд. Мы как раз вовремя.
Я не могу отвести взгляд от гор. Я никогда не видела чего-либо столь прекрасного. Я чувствую, что связана с ними так, как никогда не была связана ни с чем раньше. Словно я могу ощутить их присутствие. Простой взгляд на зазубренные пики заставляет умиротворение нахлынуть на меня, подобно волнам озера, лежащего под нами. У Анжелы есть теория о том, что потомков ангелов привлекают горы, потому что граница между небом и землей здесь тоньше, также как и воздух более тонкий. Я не знаю точно, так ли это на самом деле, знаю только, что один взгляд на них наполняет меня тоской по полету, желанием увидеть землю сверху.
- Вон там, - Такер поворачивается в противоположном направлении, где вдалеке над долиной восходит солнце. Мы абсолютно одни. Солнце встает только для нас. Когда оно достигает пиков гор, Такер аккуратно берет меня за плечи и разворачивает в сторону Титона, где сейчас озеро расцветает миллионом золотых искорок.
- Ох, - выдыхаю я.
- Заставляет поверить в Бога, правда?
Я бросаю на него взгляд, удивленная. Я никогда раньше не слышала, чтобы он говорил о Боге, хотя и знала от Венди, что семья Эвери посещает церковь почти каждое воскресение. Я никогда не считала его религиозным человеком.
- Да, - соглашаюсь я.
- Их название значит «грудь», ты знаешь, - уголок его рта приподнимается в игривом улыбке. – Гранд-Титон значит «большая грудь».
- Мило, Такер, - усмехаюсь я. – Я в курсе. Третий семестр изучения французского, помнишь? Подозреваю, что французские первооткрыватели не видели женщину очень долгое время.
- Я думаю, что они просто хотели хорошенько посмеяться.
Долгое время мы стоим плечом к плечу и наблюдаем, как свет падает на горы и танцует на них в полной тишине. Поднимается легкий ветерок и бросает мои волосы в сторону, где они оказываются на плече у Такера. Он смотрит на меня и сглатывает. Кажется, что он готов сказать что-то важное. Мое сердце подскакивает к самому горлу.
- Я думаю, что ты… - начинает он.
Мы оба слышим шум в кустах позади нас в один и тот же момент. Мы поворачиваемся.
На тропу выбирается медведь. Я мгновенно понимаю, что это гризли. Его огромные плечи сверкают в лучах восходящего солнца, когда он останавливается и смотрит на нас. Позади него из-за кустов выбираются два детеныша.
Это плохо.
- Не беги, - предупреждает Такер. Это не вариант. Мои стопы примерзли к земле. Периферическим зрением я вижу, как Такер стягивает рюкзак со своего плеча. Медведь наклоняет голову и издает рычащий звук.
- Не беги, - снова говорит Такер, на этот раз громче. Я слышу, как он нащупывает что-то в рюкзаке. Может что-то, чем сможет ударить медведя. Медведь смотрит прямо на него. Его плечи напрягаются, когда он собирается сделать рывок.
- Нет, - шепчу я на ангельском, протягивая руку так, словно могу удержать его одной лишь силой своего желания. – Нет.
Медведица останавливается. Ее взгляд возвращается к моему лицу, ее глаза светло-коричневые, абсолютно лишенные всяких чувств и сознания. Настоящее животное, которое сосредоточенно смотрит на мою руку, а затем поднимается на задние ноги, рыча.
- Мы не причиним тебе вреда, - произношу я на ангельском, стараясь говорить тихо. Я не знаю, как это будет звучать для Такера. Я не знаю, поймет ли меня медведь. У меня нет времени на размышления, но я могу попытаться.
Медведица издает звук, похожий на полулай-полурык. Я смотрю в ее глаза.
- Уходи отсюда, - говорю я твердо. Я чувствую странную силу, проходящую сквозь меня, оставляющую меня с легкой пустотой в голове. Когда я смотрю на свою протянутую руку, то вижу слабое сияние исходящее из-под моей кожи.
Животное встает на четыре лапы. Она снова наклоняет голову и рычит на своих детенышей.
- Иди, - шепчу я.
И она уходит. Разворачивается и снова исчезает в кустах, а детеныши следуют за ней. Она исчезает также быстро, как и появилась.
Мои колени подгибаются. Такер подхватывает меня. Около минуты он прижимает меня к себе, одна рука на моей спине, поддерживая меня, другая на моей шее. Он прижимает мою голову к своей груди. Его сердце отчаянно бьется, дыхание вырывается паническими выдохами.
- О Господи, - выдыхает он.
В одной из его ладоней есть что-то. Я отодвигаюсь, чтобы рассмотреть это. Это длинный серебристый баллон, похожий на огнетушитель, только меньше и легче.
- Медвежий репеллент, - говорит Такер. Его лицо бледно, глаза расширены от тревоги.
- Оу. Так ты мог со всем этим справиться.
- Я старался рассчитать направление, в котором его нужно распылить, - говорит он с мрачным смехом. – Не знаю, успел бы сделать это вовремя.
- Все наша вина, - я соскользнула вниз, сев на землю рядом с его ногами. – Мы перестали разговаривать.
- Точно.
Я не знаю, что он слышал, что подумал.
- Я хочу пить, - говорю я, стараясь отвоевать для себя немного времени, чтобы придумать отговорку.
Такер засовывает баллон в свой рюкзак и достает бутылку воды, открывает ее и наклоняется ко мне. Он подносит бутылку к моим губам, выражение его лица все еще напряженное от пережитого ужаса, его движение настолько отрывисты, что вода выплескивается мне на подбородок.
- Ты предупреждал меня о медведях, - запинаюсь я, отпив несколько глотков воды. – Нам повезло.
- Ага. – Он поворачивается и смотрит на тропу в том направлении, куда ушла медведица, затем снова на меня. В его глазах читается вопрос, на который я не могу ответить. – Итак, нам очень повезло.
Мы не говорим об этом, а просто спускаемся вниз и уезжаем в Джексон. Позже этим утром мы возвращаемся в дом Такера за его лодкой и проводим день на реке Снейк, рыбача. Такер поймал несколько рыб и бросил их обратно. Ему удалось поймать радужную форель, и ее мы решили оставить на обед вместе с рыбой, которую он поймал вчера. И до момента, когда мы оказываемся на кухне в доме Эвери, где Такер учит меня разделывать рыбу, он не вспоминает о медведе.
- Что ты сегодня сделала с медведем? – спрашивает он, когда я стою у кухонной раковины, стараясь сделать точный разрез на животе рыбы, так, как он учил меня.
- Это так грубо, - жалуюсь я.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его выражение напряженное, как и всегда, когда я стараюсь ускользнуть от темы. Я не знаю, что сказать. Какие у меня варианты? Рассказать правду, что против единственного правила, которое рассказала мне мама о потомках ангелов: Не говори людям – они не поверят тебе и даже если поверят, не смогут справиться с этим. И вариант два: придумать какую-нибудь невообразимую ложь.
- Я спела медведю, - попыталась я.
- Ты говорила с ним.
- Я просто напевала ему, - говорю я медленно. – И все.
- Я не такой уж глупый, знаешь, - отвечает он.
- Я знаю. Так…
Нож соскальзывает. Я чувствую, как он скользит ниже моего большого пальца, проходит через кожу и мышцы. И мгновенно выступает кровь. Инстинктивно я прижимаю пальцы к порезу.
- Окей, чья это была гениальная идея дать мне в руки нож?
- Рана нехорошая. Вот, - Такер разжимает мои пальцы, чтобы прижать к ране кухонное полотенце. – Прижми его, - приказывает он, отпуская, и бросается вон из комнаты. Мгновение я прижимаю полотенце, как он сказал, но кровотечение уже остановилось. Я чувствую себя странно, снова с легкой пустотой в голове. Я прислоняюсь к столу, голова кружится. Моя рука начинает пульсировать, затем вспышка жара, подобная прикосновению крошечного язычка пламени, пронзает меня от локтя до кончиков пальцев. Выдыхаю. Я могу почувствовать, что порез затянулся, ткани соединились воедино.
Мама была права. Моя сила растет.
Через мгновение странное чувство исчезает. Я убираю полотенце и рассматриваю руку. Но сейчас на ней виден только небольшой порез, чуть больше, чем ссадина. Кажется, что заживление уже завершилось. Я аккуратно сжимаю и разжимаю пальцы.
Такер появляется с тюбиком антибактериальной мази и достаточным количеством бинтов, чтобы перевязать небольшую армию. Он сваливает все это на стол и быстро подходит ко мне. Я снова накрываю полотенцем свою ладонь и прижимаю ее к груди, готовая защищаться.
- Со мной все в порядке, - говорю я быстро.
- Дай мне посмотреть, - приказывает он, протягивая руку.
- Нет, все, правда, нормально. Там только ссадина.
- Это глубокий порез. Нужно забинтовать его.
Я медленно опускаю руку. Он аккуратно берет ее и поворачивает ладонью с порезом вверх, после чего убирает полотенце.
- Видишь? Просто небольшая поверхностная царапина.
Он сосредоточенно вглядывается в мою ладонь. Я задержала дыхание, говоря себе расслабиться. Просто веди себя как обычно, так, как говорила мама. Я смогу объяснить все это. Я должна все это объяснить.
- Ты собираешься прочитать будущее по моей руке? – говорю я со слабой улыбкой.
Его губы изгибаются. – Я был уверен, что придется накладывать швы.
- Нет. Ложная тревога.
Он садится, чтобы перевязать мою рану. Он очищает ее водой, наносит немного мази, затем аккуратно накладывает повязку. Мне становится легче, когда повязка скрывает порез, и Такер наконец-то не может больше смотреть на него.
- Спасибо, - говорю я ему.
- Что с тобой происходит, Клара? – его взгляд, когда он смотрит на меня, напряженный и обвиняющий, полный обиды, из-за чего у меня перехватывает дыхание.
- Что… что ты имеешь в виду? – заикаюсь я.
- Я думаю… - начинает он. - Я не знаю, что я думаю… Я только… Ты просто…
И после он не произносит ни слова.
Наступает самая большая и нелепая тишина за всю историю. Я смотрю на него, неожиданно обессиленная всей той ложью, которую сказала ему. Он мой друг, а я вру ему каждый день. Он заслуживает лучшего. Я хотела бы рассказать ему все, больше чем хотела чего-либо в своей жизни. Хочу стоять перед ним и быть настоящей собой, сказать ему все. Но это против правил, и это не те правила, которые можно запросто нарушить. Я не знаю, какими будут последствия моего признания.
- Я - это просто я, - тихо говорю я.
Он усмехается. Берет полотенце и рассматривает его, моя поразительно красная кровь впиталась в белый ворс в его середине. – Я хотя бы узнал, что у тебя может идти кровь, - говорит он. – Это уже что-то, я думаю. Значит, ты не полностью неуязвима, правда?
- Хорошо, - возражаю я так саркастично, как только могу. – Ты что, думаешь, что я что-то вроде супергероев? Уязвима только для криптонита[73]?
- Я не знаю, что думаю, - он заставляет себя отвести взгляд от полотенца и снова взглянуть на меня. – Ты не… нормальная, Клара. Ты стараешься притвориться нормальной, но это не так. Ты говорила с гризли, и он послушался тебя. Птицы следуют за тобой как в диснеевском мультике, ты не замечала? И когда вы вернулись из «Айдахо Фолз», Венди решила, что ты скрываешься от кого-то или чего-то. Ты хороша во всем, что пробуешь делать. Ты управляла лошадью, будто родилась в седле, твое катание на лыжах было идеальным, хотя это был твой первый день на склоне, ты бегло говоришь на французском и корейском, и Бог знает что еще. Вчера я заметил, что твои брови светятся на солнце. И есть что-то в том, как ты двигаешься, что-то поразительно грациозное, почти нечеловеческое. Словно ты… что-то иное.
Сильная дрожь проходит по всему моему телу от головы до пят. Ему и правда удалось сложить все факты воедино. Он просто не знает, о чем все это говорит.
- И не может быть никакого рационального объяснения всему этому, - говорю я.
- Беря во внимание твоего брата, лучшее, что мне приходит в голову это то, что твоя семья является частью какого-то секретного эксперимента правительства, что-то вроде генетически превосходящих остальное человечество суперлюдей, умеющих общаться с животными, - говорит он. – И ты в бегах.
Я фыркаю. Это было бы смешным, если бы правда не оказалась еще более странной. – Говоришь, как сумасшедший, ты в курсе?
Еще одна тишина, достойная описания в книге. Потом он вздыхает.
- Я знаю. Это безумно. Я чувствую, что… - он останавливает себя. Неожиданно он выглядит настолько несчастным, что мое сердце отзывается болью.
Ненавижу свою жизнь.
- Все нормально, Так, - говорю я мягко. – Сегодня был просто сумасшедший день.
Я наклоняюсь, чтобы коснуться его плеча, но он качает головой. Он, кажется, готов сказать что-то еще, когда дверь открывается и заходят мистер и миссис Эвери, громко разговаривая друг с другом, потому что знают, что прерывают нас. Мистер Эвери замечает кучу бинтов и мазь на столе.
- Ого. Произошел несчастный случай?
- Я порезалась, - быстро говорю я, избегая взгляда Такера. – Такер учил меня очищать рыбу, и я была неосторожна. Сейчас все нормально.
- Хорошо, - отвечает мистер Эвери.
- Хорошая рыба, - мистер Эвери всматривается в раковину, где я оставила форель. – Ты поймала ее сегодня?
- Такер поймал, вчера. Сегодня он поймал вон ту, - я указываю на открытый холодильник. Мистер Эвери рассматривает ее и одобрительно присвистывает.
- Сегодня будет хороший ужин.
- Ты уверен, что хочешь рыбу на ужин в свой день рождения? – спрашивает миссис Эвери.
– Я могу приготовить что-нибудь другое.
- Сегодня его день рождения!? – выдыхаю я.
- Разве он не рассказал тебе? – смеется мистер Эвери. – Семнадцать лет. Он почти мужчина.
- Спасибо, пап, - ворчит Такер.
- Не за что, сын.
- Я бы принесла тебе что-нибудь в подарок, - говорю я мягко.
- Ты уже сделала подарок. Подарила мне жизнь сегодня. Угадайте, что случилось? – обращается он к своим родителям, громче, чем обычно. – Сегодня мы столкнулись с медведицей и двумя ее детенышами на хребте над озером Колтер, и Клара спела, чтобы прогнать их.
Мистер и миссис Эвери смотрят на меня, ошеломленные.
- Ты спела им? – повторяет мистер Эвери.
- Ее пение настолько плохое, - говорит Такер, и все они смеются. Они думают, что он шутит. Я слабо улыбаюсь.
- Да, - соглашаюсь я. – Мое пение настолько плохое.
После того, как мистер и миссис Эвери поджаривают рыбу к ужину, на столе появляются торт, мороженое, и несколько подарков. Большинство подарков для лошади Такера, победителя родео, которого зовут Мидас, что, я считаю, достаточно забавное имя для лошади. Мистер Эвери рассказывает, как Такер и Мидас вместе могут отбить одну корову из целого стада.
- Большинство лошадей, которые участвуют в соревнованиях, тренируются профессионалами и стоят гораздо больше сорока тысяч, - говорит он. – Но не Мидас. Такер сам вырастил его и тренировал с жеребенка.
- Я впечатлена.
Такер выглядит встревоженным. Он потирает шею, жест, который как я знаю, означает, что он чувствует себя крайне некомфортно от того, в какое русло пошел разговор.
- Я хотела бы увидеть твои соревнования, - говорю я. – Могу поспорить, там есть на что посмотреть.
- Ты можешь посмотреть в этом году, - отвечает мистер Эвери.
- Я знаю! – восклицаю я. Я прижимаю подбородок к своим ладоням, ложась на кухонный стол, и ухмыляюсь Такеру. Я знаю, что только ухудшаю ситуацию, поддевая его. Но может быть, если я буду вести себя как обычная девчонка, все вернется к тому, как было раньше.
- Давай сходим в амбар и покажем Мидасу его новую уздечку, - говорит Такер.
С этими словами он быстро выводит меня из дома в безопасную тишину амбара. Лошадь подходит к передней части своего стойла в тот самый момент, когда мы заходим внутрь, направляет уши вперед, выжидающе. Он красив, гнедой масти с блестящей шерстью, с большими понимающими коричневыми глазами. Такер гладит его под подбородком, а затем надевает на него новую уздечку, подаренную родителями.
- Ты должен был сказать, что сегодня твой день рождения, - говорю я.
- Я собирался, но потом нас чуть не съел гризли.
- Хорошо, а что на счет Венди? – спрашиваю я.
- Что на счет Венди?
- Это и ее день рождения. Я худший друг во всем мире. Я должна была подарить ей что-нибудь. Вы уже обменялись подарками?
- Пока нет, - он поворачивается ко мне. – Но она подарила мне идеальный подарок.
То, как он смотрит на меня, заставляет меня ощутить бабочек в моем животе. – И что же?
- Тебя.
Я не знаю, что сказать. Это лето прошло совсем не так, как я планировала. Я не должна была стоять посреди амбара с голубоглазым ковбоем, который смотрит на меня так, словно собирается поцеловать. Я не должна хотеть, чтобы он поцеловал меня.
- Что мы делаем? – спрашиваю я.
- Морковка…
- Не называй меня так, - говорю я дрожащим голосом. – Это не я.
- Что ты имеешь в виду?
- Час назад ты считал, что я какое-то чудовище.
Он тревожно проводит рукой по своим волосам и смотрит мне прямо в глаза.
- Я не думаю, что ты чудовище. Я думаю… Я думаю, что ты волшебная или вроде того. Считал, что ты слишком совершенна, чтобы быть настоящей.
Я так хочу показать ему все, взлететь на вершину сеновала и улыбнуться ему оттуда, рассказать ему все. Хочу, чтобы он узнал настоящую меня.
- Я знаю, что наговорил глупостей сегодня, но ты мне нравишься, Клара, - говорит он. – Ты действительно мне нравишься.
Это возможно первый раз, когда он называет меня по имени.
Он видит сомнение в моих глазах. – Все нормально. Ты не должна ничего отвечать. Я просто хочу, чтобы ты знала.
- Нет, - говорю я. Он отвлекает меня от предназначения. У меня есть обязанности. Я здесь не для него. – Так, я не могу. Я должна…
Выражение его лица омрачается.
- Скажи мне, что это не из-за Кристиана Прескотта, - говорит он.
Я чувствую вспышку гнева от того, каким снисходительным тоном он произносит это, будто я глупая влюбленная девчонка.
- Ты не знаешь всего обо мне, - отвечаю я, стараясь сдержать свою злость.
- Иди сюда, - его голос такой теплый и хриплый, что посылает дрожь вдоль моего позвоночника.
- Нет.
- Я не думаю, что ты действительно хочешь быть с Кристианом Прескоттом, - говорит он.
- Будто ты знаешь, чего я хочу.
- Я знаю. Я знаю тебя. Он не твой тип.
Я беспомощно смотрю вниз, на свои руки, боясь взглянуть на него. – О, и я предположу, мой тип – это ты?
- Я думаю, да, - говорит он, преодолевает дистанцию между нами и заключает мое лицо в свои ладони, прежде чем я успеваю даже подумать, как остановить его.
- Так, пожалуйста, - прошу я дрожащим голосом.
- Я нравлюсь тебе, Клара, - говорит он. – Я знаю это.
Если бы я только могла рассмеяться над его словами. Рассмеяться и оттолкнуть, сказать насколько глупым и неправым он был.
- Скажи мне, что это не так, - шепчет он так близко, что его дыхание касается моего лица. Я поднимаю на него взгляд и вижу в его глазах манящий жар. Я не могу думать. Его губы слишком близко к моим, и его руки притягивают меня ближе.
- Так, - выдыхаю я, и он целует меня.
Меня целовали раньше, но никогда так. Он целует меня с удивительной нежностью, так не похожей на все его насмешки. Все еще держа мое лицо своими ладонями, он мягко прижимает свои губы к моим, медленно, словно старается запомнить это ощущение. Мои глаза закрыты. Моя голова кружится от его запаха, зелени, солнечного света и мускуса его парфюма. Он целует меня снова, чуть более крепко, и затем отстраняется, чтобы взглянуть на мое лицо.
Я так не хочу, чтобы это заканчивалось. Все остальные мысли словно растворяются. Я открываю глаза.
- Еще, - шепчу я.
Уголок его рта приподнимается, и теперь я целую его. Не так мягко на этот раз. Его руки оставляют мое лицо и притягивают меня ближе к себе за талию. Тихий стон срывается с его губ, и этот звук окончательно сводит меня с ума. Я теряю голову. Обвиваю руками его шею и целую со всей своей страстью. Я чувствую, как его сердце сильно бьется, также как и мое, как его дыхание учащается, а руки плотнее смыкаются вокруг меня.