ВСЕМИРНАЯ СИОНИСТСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ 17 страница

Лучшие знатоки вопроса того времени были согласны между собой в том, что иллюминаты являлись зачинщиками революции и что они происходили из всех стран Европы. Шевалье де Мале писал: «Зачинщики революции не в большей степени французы, чем немцы, итальянцы, англичане и т.д. Они составляют особую нацию, родившуюся и выросшую в темноте, посреди культурных народов, целью которой является подавление этих народов и господство над ними». Такое же впечатление создается и у любого современного исследователя из всей литературы о французской революции; ничего похожего, однако, нельзя сказать о русской революции 1917 года, являющей совершенно иную картину.

В сомой французской революции (в отличие от имевшего место ранее заговора) евреи, по всей видимости, были «сеятелями раздора», как их называл уже Коран, не будучи непосредственными руководителями. Часто бывает трудно различить евреев, как таковых, в материалах того времени, поскольку составители их не отделяли их от прочих. Мало того, революция в ее французской фазе выглядела, как направленная против всех религий и всего национального (к ее русской фазе это опять-таки не относится). Когда парижские храмы предавались «Культу Разума» и чернь несла в революционную ассамблею кресты и священные чаши, евреи принимали в этом участие наравне с другими, принося из синагог свои святыни и выставляя их на посмешище. Некий гражданин, «воспитанный в предрассудках еврейской веры», доказывал в «Храме Свободы», что «все виды богослужений — обман, равно унизительный для человека». Еврей Александр Ламберт счел нужным публично выступить против талмудского рабства: «Вероломство, граждане, в котором французы обвиняют еврейский народ, исходит не от нас, а от наших священнослужителей. Их религия разрешает им брать со своих единоверцев за занятые деньги только пять процентов, но велит требовать с католиков, как можно больше; в нашей утренней молитве почитается обычаем просить Бога помочь нам нажиться за счет христианина. И это еще не все, граждане, самое отвратительное вот что: если в коммерческой сделке между евреями была допущена ошибка, то еврей обязан возместить убыток своему единоверцу, но если чужой переплатил луидоров на сто, то еврей не должен их ему возвращать. Какая мерзость! Какой ужас! И от кого исходит все это, как не от раввинов? Из-за кого нас подвергли ограничениям? Из-за наших попов! О, граждане, больше всего в мире мы должны отвергать религию, которая... заставляя нас вести скучную рабскую жизнь, мешает нам стать хорошими гражданами».

Подчеркнутая нами часть этой цитаты напомнит читателю, что когда Ламберт говорил это, только начался раввинский период еврейской истории. До раздела Польши в 1772 году всегда существовал видимый центр, управлявший еврейством. Вначале это были левиты в Иерусалиме и Вавилоне; в римский период фарисеи были главенствующей политической партией и фактическим правительством: после падения Иерусалима и рассеяния таковым стало талмудистское «кочующее правительство» в Палестине, Вавилоне, Испании и Польше. Когда в 1772 году оно скрылось от взоров, начался «раввинский» период, в котором еврейскими общинами управляли раввины. Среди них были, разумеется, люди разных характеров и разной степени приверженности к своей вере, от самых крайних до наиболее терпимых; однако, как показало наше столетие, большинство из них, как и во все более ранние периоды еврейской истории, следовали букве иудейского «Закона», который, с точки зрения не-евреев, представляет собой экстремизм в самой крайней его степени.

Если иногда, в описаниях самых порочных действий революции, евреи обозначаются, как таковые, а не просто как участники событий, то этой информацией мы обязаны отнюдь не обвинителям с христианской стороны, а чаще всего бахвальству самих евреев. Например такой писатель, как Леон Кан (Leon Kahn) всеми силами старается показать активное еврейское участие в борьбе против короля и Церкви, — и это через сто лет после изображаемых им событий. Это — типичный пример, часто встречающийся в иудейской литературе, стараний доказать, что все подобные события могут происходить в мире только по воле Иеговы, другими словами, по воле евреев. Леон Кан был явно не состоянии представить себе французскую революцию иначе, как в терминах Даниила и Валтасара. Если бы не русская революция, то о нем можно было бы и забыть; но именно в наши дни эти описания исторических событий принимают особо правдоподобный вид.

После французской революции еврейское руководство сумело обернуть создавшуюся ситуацию в свою пользу, что, разумеется, было его правом. Однако в свете дальнейших событий представляется существенным, что выгадали от всего этого, главным образом, «восточные евреи», т.е. не-семиты, обращенные в иудаизм, сумевшие именно в этот период пробить первую брешь в стенах Европы.

Большинство евреев во Франции были сефарды, потомки испанских и португальских евреев, имевших некоторые, хотя и весьма слабые, традиции, связывавшие их с Палестиной. Все ограничения, которым еще были подвержены эти еврейские поселенцы, были устранены декретом 1790 года. давшим им все права французских граждан. Тем временем, в Эльзасе образовалась община евреев-ашкенази, восточно-европейского происхождения. Местное население не терпело этих выходцев из России, и предложение уравнять их в правах с французами вызвало бурные прения в революционной Ассамблея и крестьянское восстание в Эльзасе. Вновь прозвучали предостерегающие голоса, много раз слышанные на Западе, и аббат Мори (Maury) обращался к депутатам о словами: «Евреи просуществовали семнадцать столетий, не смешиваясь с другими народами, ...их не должно преследовать, их нужно защищать как отдельных лиц, но не как французов, так как они не могут быть нашими гражданами, ...Что бы мы ни делали, они всегда останутся чужестранцами в нашей среде». Епископ из Нанси добавил, выступая «Им нужно обеспечить защиту, безопасность и свободу; но как можно принять в свою семью племя, которое ей чуждо, которое непрестанно думает о собственной земле и стремится покинуть страну, в которой оно живет? Эти возражения делаются в интересах самих евреев».

Протестовали также и евреи-сефарды: «Мы полагаем, что наше положение во Франции не стало бы предметом дискуссии, если бы евреи Эльзаса и Лотарингии не начали предъявлять собственных требований, что приводит к путанице понятий и отражается на нас... Судя по официальным данным, это весьма необычный народ, претендующий на то, чтобы жить во Франции на особом положении, иметь собственные законы и составлять класс граждан, обособленный от всех остальных».

Этот еврейский протест (постоянно повторявшийся в течение многих веков, вплоть до наших дней, но всегда игнорировавшийся нееврейскими правителями) оказался столь же тщетным, как и протест парижских купцов за 30 лет до того против допущения евреев в их корпорации: «Каждый французский коммерсант ведет свои дела в одиночку, каждая фирма до известной степени изолирована, в то время, как евреи, подобно капелькам ртути, при малейшей возможности сливаются в единую массу».

Несмотря на всю оппозицию, в 1791 году был проведен закон об эмансипации евреев в Эльзасе. К моменту прихода к власти Наполеона еврейский вопрос стал проблемой первостепенного значения, а после его неудачной попытки ее разрешить, она превратилась в мировую проблему.

С этого времени правящая секта всеми силами стремилась умалить авторитет евреев-сефардов и возвысить значение компактной массы восточных евреев-ашкенази, которые начали массами переселяться в западную Европу, а затем и в Америку; руководство мировой революцией перешло в их руки, началось наступление на законные правительства, религию и национальности.

Французская революция была первой фазой мировой революции, и она как бы открыла дверь или прорвала плотину, проложив дорогу этому наступлению. По началу, об отношении евреев к революции можно было только сказать, что они участвовали в ней наравне с другими, но выгадали от нее значительно больше. Последующие события показали все это в ином свете, обнаружив не просто участие евреев в революции, но их управление ею.

В течение полувека после обнаружения иллюминатских планов мировой революции и ее взрыва во Франции, исторические судьбы еврейства и мировой революции перестают быть самостоятельными явлениями; они сливаются друг с другом в единый процесс. Продолжающийся заговор и «евреи» (в смысле правящей ими секты) превращаются в единое целое, и их нельзя больше рассматривать в отдельности. С середины девятнадцатого столетия мировой революцией руководят евреи: каково бы ни было положение раньше, теперь революция перешла целиком в их руки.

Следующим авторитетным свидетелем по этому вопросу (как до него де Люше, Александр Гамильтон и Эдмунд Берк), чьи слова оказались полностью подтвержденными последующими событиями, был глава британского правительства, премьер-министр Вениамин Дизраэли (1804-1881).

 

Глава 21

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ ДИЗРАЭЛИ

 

Вениамин Дизраэли, будущий лорд Биконсфилд, неоднократно предостерегал христианский мир против мировой революции. Как и де Люше, Александр Гамильтон и Эдмунд Берк за полвека до него, он видел, что существует «план» революции. Лорд Актон говорил, полвека спустя, только о ее анонимных «руководителях»; в отличие от него, Дизраэли недвусмысленно определил евреев, как ее организаторов. Столетие, прошедшее со времени наиболее ясного из его предостережений, доказало его правоту; каковы бы ни были ее истоки, организованная мировая революция руководилась в середине 19-го столетия евреями и продолжала руководиться ими по крайней мере до 1920-х годов. По мнению автора этих строк, это продолжается и по сей день, в своем наиболее полном выражении.

Каким образом секта талмудистов захватила руководство революционной организацией, созданной Вейсхауптом, и стояла ли она во главе революционного предприятия с самого начала, — ответить на эти два вопроса в настоящее время невозможно.

Идея еврейского господства над миром стечение долгих столетий внушалась Талмудом и еще больше Каббалой. (1) Если когда-нибудь «святой народ» действительно закабалит «язычников», то это станет возможным исключительно при помощи подрывной организации, подобной созданной Вейсхауптом; то, что Вейсхаупт основал «иллюминатов» именно в тот момент, когда еврейский центр в Польше, непрерывно действовавший более двух тысяч лет подряд, скрылся из глаз, трудно посчитать простым совпадением. Однако возможно также, что господствующая еврейская секта, во исполнение велений Талмуда, захватила руководство подрывной организацией, созданной неевреями для иных целей.

Дизраэли высказал два своих наиболее значительных предостережения до и после революционных взрывов, потрясших в 1848 году страны Европы. Они были организованы по опыту французской революции, за полвека до того, будучи вторым по счету из тех «взрывов, организованных в соответствии с подходящими условиями», предсказанных де Люше и Александром Гамильтоном, над которыми трудилась организация мировой революции. Попытки переворотов закончились повсюду неудачей, вероятно потому, что воспоминание о французской революции были еще слишком свежи в памяти правительств и народов, побудив их к решительным действиям. Однако, несмотря на подавление революции, Дизраэли не питал иллюзий относительно будущего. Происшедшее было описано им задолго до того, как оно произошло; после самих событий он предсказал продолжение заговора и их повторение.

Дизраэли был автором нескольких романов (кстати, гораздо более успешным, чем два его позднейших имитатора, «полковник» Хауз из Техаса, негласный советник президента Вильсона, и молодой Уинстон Черчилль), в которых он изображал самого себя, как холодного, обходительного, всезнающего и слегка насмешливого импресарио человеческих судеб. В романе «Конингсби» он — главное действующее лицо под именем Сидонии, испанско-мусульманского еврея, финансового заправилы, стоящего за кулисами политики, бесстрастного дельца-манипулятора, которому «помогала его полная свобода от всяких предрассудков, это особое преимущество всех безродных людей». В 1846 году (год опубликования «Конингсби») автор заявил устами Сидонии: «Эта мощная революция, подготовляемая в настоящий момент в Германии и... о которой в Англии пока так мало известно, развивается полностью под руководством евреев».

После потрясений 1848 года Дизраэли вернулся к этому вопросу, выступая в 1852 году в Палате Общин, где он заявил: «Влияние евреев может быть установлено в последнем взрыве принципа разрушения в Европе. Здесь имеет место мятеж против традиции и аристократии, против религии и собственности. Равенство всех и отмена собственности провозглашаются тайными обществами, создающими временные правительства, а во главе всех их стоят люди еврейской росы». (Трудно не видеть, что то же повторилось и в России в 1917 году, т.е. через 70 лет послереволюционных взрывов 1848 года).

Дизраэли добавил: «В союз с коммунистами вступают самые умелые дельцы и манипуляторы собственности; самые необычные и выдающиеся люди действуют рука об руку с подонками низших слоев Европы». По словам Дизраэли, целью всех этих людей было уничтожение христианства. Изучение вопросов, затронутых в этой книге, весьма нелегко и не сулит больших наград, но знакомство с Дизраэли служит немалым утешением. В ходе нашего путешествия в прошедших веках, читатель уже смог встретить нескольких настоящих пророков, среди множества ложных, однако он не увидит равного Вениамину Дизраэли, который, освободившись от цепей Талмуда, приобрел упомянутую им «полную свободу от всяких предрассудков». Замечательно и само его имя; он как бы принадлежал к тем израильским пророкам, которые в свое время обличали Иудею. Он гордился своим происхождением, но несмотря на это, любил Англию сильнее, чем многие из природных англичан. Чтение его иронических описаний общественных событий и человеческих дел особенно освежает в наши дни, когда политики чураются правды больше, чем черт ладана.

Для Дизраэли не представляло сомнений, что, «миром управляют совсем не те, кого считают правителями люди, не знающие, что творится за кулисами», и это было открытым указанием на то, что настоящее управление осуществляется скрытыми от взоров руками. Всем осведомленным людям хорошо известно, что дело обстоит именно так, однако любой американский президент или британский премьер-министр немедленно назовут подобную констатацию факта «охотой на ведьм». Устами своего героя Сидонии он заявил: «Мне кажется, что нет более глупой ошибки, чем представление, будто революции вызываются экономическими причинами». Так думал Дизраэли, но в наше время Ллойд-Джорджи, Вильсоны, Рузвельты и Труманы делают вид, будто революции во Франции, России и в других странах были стихийными восстаниями возмущенного «народа» против «тиранов»,

Дизраэли несомненно руководствовался велениями христианского учения, а не только был крещеным евреем. Он никогда не допустил бы, чтобы его имя или имя его страны оказались связанными с ветхозаветной местью Нюрнберга; в 1857 году, после мятежа в Индии, когда в стране разгоралась жажда мести, он заявил следующее: «Без малейшего колебания я покорнейше выражаю мое неодобрение тем высокопоставленным лицам, которые считают, что Англия должна ответить на мятеж местью, а не правосудием... Я протестую против того, чтобы на жестокости отвечать жестокостями. В последнее время мне довелось слышать и читать вещи, заставляющие подозревать, что религиозные воззрения английского народа испытали весьма неожиданную перемену и что, вместо поклонения Христу, мы намерены восстановить поклонение Молоху. Я не могу согласиться с потворствованием подобным настроениям».

Намеки в этих словах касаются евреев и неевреев. Талмудистский иудаизм действительно ничто иное, как «поклонение Молоху», и Дизраэли знал это, выбирая свои слова. Причиной разногласий между древним Израилем и левитской Иудеей был именно культ этого ложного бога, и Израиль отвергнул Иудею именно из-за этого; в этом корни извечного спора о Сионе, как 3000 лет тому назад, так и сейчас. Они видны в двух важнейших выдержках из Ветхого Завета: пророк Иеремия говорит, что Господь никогда не повелевал детям Израиля «предавать сыновей своих и дочерей огню в честь Молоха... чего Я не повелевал им, и Мне на ум не приходило, чтобы они делали эту мерзость, вводя в грех Иуду»; Иезекииль же отвечает, будто Бог дал Израилю эти «нехорошие установления», требуя приносить в жертву перворожденных. Бог любви и милосердия или бог ненависти, мести и человеческих жертвоприношений? В этом суть спора с самого начала и до настоящего времени, и жил бы Дизраэли на сто лет позже, христианский мир, возможно, был бы избавлен этим отпрыском еврейства от участия в позоре Нюрнберга с его талмудистской местью. Столь же трудно представить себе, чтобы Дизраэли мог предоставить себя, свои пост и силу своей страны для поддержки мировой революции, как это делали правители Англии и Америки в первую и вторую мировую войну; всю свою жизнь он предостерегал свой народ именно от того разрушительного заговора, которому так охотно служили эти последние.

Некий лорд Самуэль (по началу просто Герберт Самуэль, пролезший через министерские посты в дворянство в расцвет либерализма) с гордостью заявил в 1955 году, что он первый еврей на посту английского министра. Это был намек на переход Дизраэли в христианство; можно, однако, сказать, что наш XX век был бы многим лучше, если бы в нем было больше таких Дизраэли. До сего времени, при чтении его выступлений по прошествии столетия поражают правдивость его слов, точность его предсказаний, его громадные прирожденные и приобретенные знания, его глубокая, хотя и беспристрастная любовь к Англии, и его чисто христианское милосердие. Где дело касалось фактов, он неизменно оказывался прав. Он глубоко презирал «либералов», но выражал свое мнение изысканно вежливыми словами («детоубийство практикуется в Англии столь же широко и легально, как и на берегах Ганга, что до сих пор явно ускользнуло от внимания Общества Распространения Евангелия»). По мнению автора этих строк, Дизраэли ошибался только в одном, считая, что учение Христа было завершением иудаизма, а не его отвержением. Несомненным представляется обратное, а именно, что иудаизм был той ересью («почитание Молоха»), которую Дизраэли считал отвратительной и которую Христос пришел уничтожить.

Дизраэли был одновременно продуктом как сефардского еврейства, так и Англии тех дней; только благодаря влиянию обоих факторов он смог достигнуть своей «полной свободы от всех предрассудков». Его отец, Исаак д’Израэли писал: «Нельзя терпеть религию, допускающую нетерпимость, если налицо опасность ее влияния в политике». Британская Энциклопедия объясняет его уход из синагоги убеждением, что жестокие законы талмудистского иудаизма «...отрезают евреев от великой семьи всего человечества». Биограф его сына, Хескет Пирсон (Hesketh Pearson), пишет, что Исаак д'Израэли был оштрафован старейшинами еврейской общины на 40 фунтов стерлингов за отказ быть избранным ее председателем и заявление, что он не будет участвовать в еврейских богослужениях, «т.к. они происходят сейчас в форме, которая нарушает религиозные чувства вместо того, чтобы возвышать их». Дизраэли-отец вряд ли осмелился бы бросить старейшинам подобный вызов, если бы он жил в талмудистской общине России или Польши; там он был бы объявлен вне закона и поплатился бы жизнью.

Так и отец, и сын (перешедший в англиканство в возрасте 12-ти лет) восприняли свободный дух Англии того времени. Вениамин Дизраэли добился полной эмансипации евреев в Англии с отменой последних, еще существовавших ограничений их прав, что не помешало ему констатировать впоследствии, что (в результате именно этой эмансипации) евреи повсюду берут в свои руки руководство мировой революцией. Для человека, «полностью свободного от предрассудков», борьба против ограничения евреев в правах и честное признание результатов этой борьбы, были в равной степени долгом, несмотря на то. что эти результаты оправдывали предостережения противников эмансипации, за которую он боролся.

Прежде, чем закончить рассказ о предостережениях Дизраэли, нужно описать как развивались события мировой революции в его время, в течение столетия, последовавшего за революцией во Франции. Когда в 1830 году умер Вейсхаупт, оставив после себя план и организацию революции, впервые разоблаченные в 1786 году по документам иллюминатов, Дизраэли было 26 лег. Последующие 50 лет истории были заполнены борьбой за наследство Вейсхаупта между его преемниками; в этот период времени Дизраэли неоднократно предупреждал мир о нарастающей опасности. К концу этого пятидесятилетия руководство мировой революцией оказалось полностью в еврейских руках, и она приобрела характерные черты восточных евреев, монгольских хазар и их талмудистских раввинов.

Исход борьбы мог бы быть и иным, поскольку не было недостатка в других претендентах на наследство Вейсхаупта, из которых многие не были евреями. Единой революционной организации еще (по-видимому) не существовало. В различных странах действовали тайные общества, не объединенные между собой. Главным из них. ведущим свое происхождение непосредственно от иллюминатов Вейсхаупта, была масонская ложа Alta Vendita в Италии; ее документы, захваченные и опубликованные папскими властями в Ватикане, раскрыли единство ее целей и методов с целями и методами иллюминатов за полвека до того. Все это убедительно показала английский историк Неста Вебстер (Nesta Webster, см. библиографию) на основании трудов французского исследователя Кретино-Жоли (Cretineau-Jouly).

Во Франции, как и прежде, силы революции также скрывались в масонских ложах, а в Германии действовал масонский «Союз Добродетели» (Tugendbund) под руководством помощников Вейсхаупта.

Вожди революции старались слить эти национальные движения воедино и возглавить их, в качестве наследников Адама Вейсхаупта. Среди них были француз Луи Блан (Louis Blanc, читатель должен запомнить это имя, важное для будущего; одно время казалось, что Луи Блан сыграет роль Ленина еще до рождения последнего), русский Михаил Бакунин и немецкий еврей Карл Маркс.

Борьба разгорелась между двумя последними, т.к. Луи Блан вскоре сошел со сцены. Бакунин и Маркс были полными противоположностями. Бакунин, «отец анархии», был, как утверждает французский социалист-революционер Бенуа Малон, учеником Вейсгаупта. Он был одним из тех ранних революционеров-идеалистов, убежденных, что в революции они нашли орудие для уничтожения тирании. Бакунин предвидел возможность того, что государство, созданное на обломках конфискованной частной собственности, лишь восстановит тиранические свойства частного капитала в гигантских размерах; он искал, поэтому, путей к сочетанию общинной собственности на землю и капитал с наибольшим ослаблением власти государства, в конечном итоге вплоть до его полной отмены. Другими словами, он был полной противоположностью Карлу Марксу, который хотя и проповедовал общественную собственность на землю и капитал, но мыслил это лишь как средство для установления одной мощной сверхтирании вместо многих мелких тиранов.

Побудительным мотивом Бакунина была ненависть к деспотизму; Маркс же хотел уничтожить старый правящий класс только для установления нового деспотизма, какого мир еще не видел. Глубокое различие между взглядами этих двух людей вызывает вопрос, ответить на который невозможно: как выглядел бы мир, если бы руководство мировой революцией оказалось в руках анархистов Бакунина, вместо коммунистов Маркса? Анархизм — враг любого насилия и прежде всего — государства, как воплощения власти над обществом; коммунизм, наоборот, представляет собой обожествление всесильной государственной власти.

В Бакунине все искренно: его борьба, его страдания и смерть. В жизни Маркса все фальшиво: 30 лет подстрекательства из читальни Британского Музея, удобная жизнь за счет Энгельса, расчетливая женитьба на немецкой аристократке, богатые похороны с надгробными речами; типичный мещанин, завистливо воюющий против «буржуазии». Наибольшая фальшивка — его «Коммунистический Манифест», в котором он ставит диагноз болезни («у пролетариев нет собственности»), и в качестве лечения предлагает самоубийство («теория коммунизма может быть выражена в одной фразе: отмена частной. собственности»). Тем самым пролетариям было ясно сказано, что от коммунизма они не могли получить ничего, кроме цепей, и если, вскоре после опубликования Манифеста в январе 1848 года, по Европе прокатилась волна революционных вспышек, то трудно представить себе, чтобы причиной восстаний могла быть логика этого документа. Буквально через несколько недель после опубликования Манифеста вспыхнули мятежи во всей Германии, в Австрии, Венгрии, Италии, Франции и Дании. В этом доказательство того, что отдельные «тайные общества» в разных странах начали объединяться, что были найдены средства координировать и синхронизировать революционные потрясения и, таким образом, впервые была показана мировая революция в действии, в виде одновременных восстаний во многих странах.

В те годы существовала только одна организация с международной сетью, которая делала возможным подобную синхронизацию и координацию: талмудистский раввинат с центром в Восточной Европе. Теоретически, обширная организация католической церкви также могла бы быть использована для аналогичной цели, однако для историков не существует сомнений, что церковь видела в революции своего смертельного врага и, поэтому, не была к ней причастна. Историческим фактом было то, что Дизраэли знал и о чем он предупреждал за два года до разразившихся событий: «...что мощная революция, подготовляемая в настоящее время в Германии... развивается полностью под руководством евреев». Карл Маркс и его Коммунистический Манифест был внешними и видимыми признаками исторического факта первостепенной важности: мировая революция стала орудием в руках талмудистского иудаизма.

Из трех деятелей революции, которые в те дни боролись за первенство в ней, Луи Блан вскоре вышел из строя. После революции 1848 года он был членом временного правительства в Париже и, в качестве министра, имел, казалось бы, возможность применить свои теории на практике. Он считал индивидуализм и соревнование чем то, вроде рака на теле общества, и, как и Маркс, преследовал цель создания всесильной деспотической государственной власти (хотя и по типу «welfare state» британских социалистов столетием позже). Он был глашатаем знаменитого «права на труд», которое в наше время превратилось в России в право государства на эксплуатацию принудительного труда. За краткое время своего нахождения у власти он предпринял попытку «гарантировать трудящимся работу для обеспечения их благосостояния», и ему было поручено созвать съезд рабочих депутатов для выработки планов «полной занятости». По своей форме эта затея была предшественницей советов рабочих депутатов в коммунистической России, и она явно была главной целью Луи Блана, что читателю следует запомнить. После подавления восстания он бежал в Англию и вернулся только через 23 года, потеряв всякое значение в революционном движении.

Двое других претендентов на руководство были Маркс и Бакунин. После 1848 года Маркса выгнали из Пруссии и Франции, но как обычно, он комфортабельно устроился в Лондоне, прожив там 34 года до самой смерти. На баррикады революции пошел только Бакунин, аристократ по рождению, офицер царской армии, оставивший службу после подавления польского восстания 1830 года. То, что он видел в Польше, породило в сердце молодого русского офицера ненависть к деспотизму, борьбе с которым он отдал всю свою жизнь. С Марксом он впервые встретился в 1848 году и писал после этой встречи: «Маркс считал меня сентиментальным идеалистом, и был вполне прав. Я считал его тщеславным и вероломным ловкачом, и тоже был прав».

Бакунин участвовал в парижских баррикадных боях 1848 года, был в мае 1849 года членом революционного временного правительства в Саксонии и руководил обороной Дрездена; после победы прусских войск он пытался бежать (вместе с Рихардом Вагнером), был схвачен и приговорен к смерти, но позже помилован сперва саксонским, а затем австрийским правительствами. Год его держали в кандалах, прикованного к стене, а потом выдали русскому правительству. После шестилетнего заключения, потерявшему зубы, цинготному и преждевременно состарившемуся, ему была разрешена сравнительно свободная жизнь в Сибири. В 1861 году, после 12-ти лет неволи, он бежал из Сибири в Японию, затем в Америку и наконец в Англию. Не сломленный своими испытаниями, он немедленно возобновил пропаганду анархии и организовал в 1864 г. в Швейцарии собственный Интернационал (Alliance International Sociale Democratique). Примерно в то же время Карл Маркс организовал свой Интернационал (Международное Товарищество Рабочих) в Лондоне, и последующие годы были отмечены упорной борьбой между Бакуниным и Марксом за руководство в революции. За время длительного заключения Бакунина в саксонских, австрийских и русских тюрьмах, Маркс забрал в Лондоне революционную организацию в свои руки (посадив в нескольких странах, по наполеоновскому примеру, своих зятьев в качестве помощников). Однако авторитет Бакунина стоял весьма высоко, и Марксу удалось добиться победы только благодаря целой серии хитрых уловок и интриг в контролируемом им Генеральном Совете Интернационала. В 1872 году Совет созвал съезд Интернационала в Гааге, куда Бакунин не был допущен голландским правительством. На съезде против Бакунина был выдвинут ряд обвинений (60 лет спустя, Сталин совершенно такими же методами отделывался от неугодных ему коммунистических вождей), и он был исключен из Интернационала ставленниками Маркса в Генеральном Совете.

Здоровье Бакунина было подорвано, и через несколько лет он умер, по-видимому вызвав свою смерть отказом принимать пишу. С ним умерла последняя надежда (если таковая когда-либо существовала), что организованная мировая революция будет использована для свержения тиранов и освобождения угнетенных; с момента, когда она, по словам Дизраэли, перешла «полностью под руководство евреев», ее целью стало порабощение под властью еще невиданной в мире тирании. Идеалом Бакунина было организовать борьбу против угнетения, а главным угнетателем, в его глазах, было государство, о котором он писал: «Государство не есть общество, оно только его историческая форма, столь же жестокая, как и ненужная. Во всех странах оно рождалось исторически из смеси насилия, грабежей и лжи, другими словами, из войны и завоеваний... оно всегда было и останется божественным оправданием грубой силы, торжествующего неравенства. Государство — это авторитет; это — власть; это — упоительное наслаждение силой власти». Именно такое государство намерен был построить Маркс, используя интернациональное революционное движение, и притом мировое государство.