Современная и древняя науки
Наука получает все больше доказательств реальности трансцендентального перехода. Полезные свойства этого перехода подтверждаются исследованиями. Электроэнцефалограмма, отражающая электрическую активность головного мозга, свидетельствует, что медитирующий человек пребывает в четвертом состоянии сознания. Я имел возможность воочию наблюдать результаты исследований во время совместного путешествия с нейробиологом Фредом Трэвисом.
Когда вы сочиняете музыку, разговариваете, поете или занимаетесь математикой, задействуются разные отделы мозга. Но только в переходном состоянии мозг работает целиком. И во время каждой медитации ваш мозг учится новому, целостному подходу, который он потом распространяет на все остальные виды деятельности.
Это переживание целостности по мере расширения контакта с Единым полем становится постоянным. Ничто не происходит сразу, но с каждым днем время вашего пребывания в этом состоянии будет увеличиваться. Ведическая наука утверждает, что Единое поле присутствует всегда, и можно постоянно быть в контакте с ним. Современная наука, развиваясь и получая новые доказательства, все больше с ней соглашается.
Медитировать можно везде, где бы вы ни оказались: в аэропорту, на работе, словом, где угодно.
Обычно я медитирую с утра до завтрака и вечером перед ужином, а если работаю над фильмом — до начала съемок и во время обеденного перерыва. Если мне что- то помешало, я медитирую и в конце съемочного дня.
Бывают случаи, когда никто из окружающих меня людей не практикует медитацию. Любопытно, но им все равно нравится то, чем я занимаюсь. Обычно я прошу отвести меня в тихую комнату, и мне тут же отвечают: «Нет проблем, сейчас я найду вам хорошее место, где вас никто не будет беспокоить». И я спокойно ухожу медитировать.
Мы тратим так много времени на бесполезные вещи! Стоит просто добавить медитацию в свое ежедневное расписание, и вы удивитесь, как органично она его дополняет.
Подлинность
Самое главное в медитации — ты становишься все ближе к своей подлинной сути.
Мне нравятся французы. Это самые большие в мире поклонники и защитники кинематографа. Они постоянно ищут хороших режиссеров, защищают их права и верят в чистовой монтаж. Поэтому я всегда считал удачей, если мне удавалось поработать над своим фильмом вместе с французской кинокомпанией.
Но я пришел к этому пониманию не сразу. Когда я работал над «Ддакой», мне не дали возможность сделать чистовой монтаж. Этот фильм стал для меня огромным разочарованием. У меня было чувство, что я предал сам себя. Вдобавок к этому картина еще и провалилась в прокате. Если вы делаете то, во что сами верите, и терпите неудачу, это тяжело, но вы хотя бы можете после этого жить в ладу с самими собой. Если же проваливается проект, который был вам изначально чужд, это как умереть дважды. Невероятная боль.
Абсурдно, когда у режиссера нет возможности сделать фильм таким, каким он его задумал. Но, к сожалению, в кинематографическом бизнесе это случается часто.
Я пришел из мира живописи, где у художника нет таких проблем. Он пишет свою картину в одиночку. И никто не подходит к нему со словами: «Слушай, здесь надо поменять оттенок синего».
Точно так же глупо думать, что фильм станет интереснее, если в его создание вмешается кто-то еще. Раз уж режиссеру поручили сделать фильм, значит, он имеет право снять картину в полном соответствии со своими идеями. Поэтому он должен лично следить за всем, что происходит в кадре: важна каждая мелочь, слово и даже звук, иначе фильм не получится. И если картина провалится в прокате, режиссер по крайней мере будет знать, что сделал со своей стороны все возможное.
В итоге фильм «Дюна» стал для меня катастрофой. Когда я согласился не проводить чистовой монтаж, то заранее знал, что ничем хорошим это не кончится. Конечно, я продолжал надеяться на лучшее, но чуда не случилось. Результат был плачевным, и я был просто подавлен.
И вот к чему я веду. Когда вы медитируете и находитесь в спокойном и блаженном пространстве Единого поля, проблемы отступают. Появляются силы переживать неудачи и переступать то, что погубило очень многих. Те, кто не справился с отчаянием, просто переставали снимать.
Однажды я пошел к психотерапевту. В моей жизни происходили события, которые с некоторых пор стали повторяться регулярно, и я решил: «Все, мне нужна психотерапия». Войдя в кабинет, я спросил у доктора: «Как вы считаете, может ли этот процесс повредить моему творчеству?» и он мне ответил: «Что ж, Дэвид, буду с тобой честен — может». Я пожал ему руку и вышел.
Сновидения
Мне нравится логика сновидений. Я просто обожаю сны. Но мне не удается заимствовать из них идеи. Гораздо чаще я черпаю новые идеи из музыки или дальних прогулок.
Во время съемок фильма «Синий бархат» я постоянно бился со сценарием. Мне пришлось написать целых четыре варианта. И проблемы возникали вплоть до окончания съемок. Однажды я сидел кабинете и готовился к встрече, которая должна была состояться в соседней комнате. Там работала секретарша, и я попросил у нее лист бумаги, чтобы записать приснившийся мне прошлой ночью сон. И тут все встало на свои места. Не хватало всего-то трех мелочей, которые помогли мне справиться со всеми проблемами. Вот, пожалуй, единственный раз, когда сновидения принесли мне пользу.
Анджела Бадаламенти
Я познакомился с Анджело Бадаламенти на съемках «Синего бархата», и с тех пор он пишет музыку ко всем моим фильмам. Он стал мне почти братом.
Обычно мы работаем так. Я сажусь рядом с ним за фортепьяно и начинаю говорить, а Анджело играет, буквально играет мои слова. Хотя порой он не вполне понимает меня, и музыка получается плохой. Тогда я ему говорю: «Нет, Анджело, не то» — и стараюсь сформулировать свои мысли иначе. Он начинает играть по-другому, но что-то опять не выходит. Тогда я повторяю: «Нет, нет, Анджело» — и ищу новые слова. Иногда по ходу дела он вдруг что-то улавливает, и я восклицаю: «Есть!» А он продолжает свое волшебство, и все становится на свои места. Я обожаю этот процесс. Если бы Анджело был моим соседом, я бы проводил так каждый день. Но он живет в Нью-Джерси, а я в Лос-Анджелесе.
3 в ы к
Порой вы находите музыкальный фрагмент, который идеально ложится на сценарий. Часто во время съемок, слушая диалоги актеров, я параллельно включаю в наушниках музыку. Она помогает проверить, все ли идет как надо: в нужном ритме и при правильном освещении. Так вы убеждаетесь, что не отклонились от основного курса. Хорошо, когда у вас есть музыка, хранящая в себе первоначальную идею фильма или эпизода.
Вообще звук очень важен для восприятия всего фильма. Поиски нужного ощущения пространства, создание атмосферы диалога сродни музыкальной импровизации.
Чтобы добиться желаемого настроения в кадре, нужно постоянно экспериментировать. Подчас это настроение появляется уже после того, как фильм смонтирован. Поэтому я всегда стараюсь собрать побольше так называемых «дров», которые могут пригодиться мне в дальнейшей работе. У меня получаются целые поленницы из этих исходных материалов. Ведь даже один лишний звук может разрушить целый эпизод.
Не важно, насколько хорош актер: во время кастинга режиссер ищет именно того человека, который идеально подходит на конкретную роль.
Я никогда не заставляю актеров читать текст с листа. Мне кажется, для них это настоящая пытка, да и мне это ничего не дает. Кроме того, мне тут же хочется начать с ними репетировать. А это заняло бы очень много времени, ведь с каждым актером нужно работать по отдельности. Поэтому я просто разговариваю с ними и наблюдаю за их поведением. Пока мы беседуем, я мысленно прогоняю их через весь сценарий. Некоторым удается пройти только часть, а дальше они останавливаются. Но когда актеру вдруг удается дойти до конца, я убеждаюсь, что он готов для роли.
Во время съемок «Синего бархата» моим ассистентом по подбору актеров была Джоанна Рей. Нам постоянно приходил на ум Деннис Хоппер. Но все вокруг тут же говорили: «Что вы, с ним невозможно работать. Он сейчас в плохой форме, и ничего, кроме проблем, вы не получите». Поэтому мы продолжали кастинг. Но однажды мне позвонил агент Денниса и сказал, что тот «завязал» с алкоголем и уже снялся в одной картине. И если я хочу убедиться в этом, то могу позвонить тому режиссеру. Потом со мной связался сам Деннис и сказал: «Я должен сыграть Фрэнка, потому что я и есть Фрэнк». Его слова меня одновременно взволновали и испугали.
Иногда я с самого начала примеряю на роль какого- то определенного актера Так было с фильмом «Мал- холланд Драйв». Помню, как-то вечером в полвосьмого я сидел и надиктовывал что-то своей ассистентке, очень милой женщине. Мне вдруг захотелось пошутить, и я начал разговаривать, смешно коверкая слова, как ковбой из «Малхолланд Драйв». В этот момент я понял, что мой приятель Монти Монтгомери идеально подходит на эту роль. А ведь он не был профессиональным актером. Хотя он все равно актер, причем замечательный. И он просто создан для этой роли.
К некоторым актерам я возвращаюсь снова и снова. Например, к Кайлу Маклахлану. Он мне очень близок, можно сказать, что он — мое второе «я». Но основное правило гласит: на каждую роль нужно брать правильного, подходящего актера. С этим приходится мириться. И хотя Кайл мой друг, к сожалению, я не смогу пригласить его в фильм, если данная роль ему чужда.
Интересно, что во время работы с актером вы заранее составляете себе его образ в определенной роли. Но вдруг за обедом или в какой-то другой ситуации он поворачивается к вам совершенно другой стороной. Такие моменты важно запоминать. Во время следующего кастинга кто-то скажет: «Ну, Кайл не справится с этой ролью», а вы, вспомнив другую его сторону, ответите: «Нет, справится».
Репетиция
Неважно, где проходит репетиция. Вы собираете всех актеров и выбираете наиболее подходящую сцену. Репетируете ее, и вот она уже готова. Это может происходить где угодно.
Затем начинается беседа. Часто эти разговоры лишены конкретной направленности. Но я-то чувствую их пользу, так же как и мой собеседник. Мы чувствуем, как все наполняется смыслом. Во время следующей репетиции мы становимся ближе к цели.
Со стороны наши фразы могут казаться глупыми или странными. В наших беседах рождаются кодовые слова, понятные только занятым в фильме актерам. Например, для меня выражение «больше ветра» значит «больше тайны». Конечно, это нелепо. Но с помощью наших знаков и словечек между мной и актером рождается связь, и он вдруг кивает: «Да-да, я понял». Если актер схватывает идею в самом начале репетиций, дальше все идет как по рельсам. И его талант раскрывается во всей полноте.
Этот принцип относится и ко всей съемочной группе. Когда люди слышат слово «репетиция», чаще всего они представляют себе только актеров. Но ведь она нужна и для остальной команды, для каждого ее подразделения. Важно, чтобы все объединились и держались одного курса, заданного идеей фильма.
Например, реквизитор может принести на съемочную площадку кучу разных вещей, которые абсолютно не подходят. Но достаточно нескольких слов, и он говорит: «А, теперь понятно» — и приносит нужный реквизит. Нужно просто разговаривать, а затем наблюдать за действием и противодействием.
Это касается каждого подразделения. В работе над фильмом даже самый незначительный, на первый взгляд, элемент является его неотъемлемой частью, так как служит связующим звеном. С каждым фильмом повторяется один и тот же процесс. Когда начинаются репетиции, не думайте о том, как трудно достичь вашей цели. Просто начинайте. Возможно, вас посетит тревожная мысль: «Боже, мы еще так далеки от основного замысла». (Естественно, на съемочной площадке озвучивать это не стоит.) Но затем начинаются разговоры и репетиции. И цель становится все ближе и ближе, из абстракции постепенно превращается в реальность. У каждого наступает момент, когда загорается та самая лампочка в голове: «Кажется, я понял». Затем идет еще одна репетиция. Потом пауза, чтобы не испортить найденное ощущение, и можно начинать съемку.
Вы постоянно размышляете об основной идее, о настроении, о главном герое. Потом проносите эти мысли через многочисленные разговоры и репетиции, и ваши идеи все больше проясняются. И в тот момент, когда основная цель становится очевидной, окружающие начинают осознанно следовать за вами, увлеченные вашими замыслами. Вот так это происходит.
Страх
Я много раз слышал истории о том, как режиссеры кричат на актеров и идут на разные уловки, чтобы добиться нужного исполнения. Есть люди, вся работа которых держится на страхе. Но по-моему, это просто чушь, жалкая и глупая одновременно.
Когда человеку на работе страшно и некомфортно, ему не хочется туда идти. В наше время очень многие живут с этим ощущением. Постепенно страх становится отвращением, а потом превращается в озлобленность, и все эти чувства переносятся на начальника и работу.
Если бы я строил свою работу на страхе, то добился бы лишь одного процента от своего сегодняшнего результата. И ни мне, ни съемочной группе работа была бы не в радость. А должна быть в радость. Нужно получать реальное удовольствие от работы, равно как и от жизни в целом. Тогда мы будем радоваться так, как радуются щенки, гоняясь за своим хвостом. Жизнь должна быть прекрасной, она просто обязана быть ослепительно яркой.
Вместо того чтобы нагнетать атмосферу страха, компания может предложить своим сотрудникам путь глубокого погружения внутрь, роста энергии и расширения сознания. И тогда люди сами захотят работать с полной отдачей, даже сверхурочно и без всяких доплат. Они станут подходить к своим задачам более творчески, и компания получит новый импульс к развитию.
Я говорю о том, как эффективно может быть поставлена любая работа. Далеко не всегда такой подход встречается в реальности, а ведь все можно изменить достаточно легко.
А теперь — все вместе
Для успешной работы вам нужна счастливая команда, которая будет сконцентрирована на общей цели. При этом важно сосредоточиться на одной задаче, а не на тысяче мелких проблем. Развить эти способности можно с помощью медитации и погружения внутрь себя.
Есть выражение: «Вещь оживает, если на нее обращаешь внимание». То есть если вы концентрируетесь на чем-то, это нечто начинает двигаться и пульсировать. Поэтому чаще обращайте внимание вашей команды на ключевые моменты: «Вот что нам сегодня предстоит сделать, вот где мы сейчас находимся, а вот наша цель». Тогда работа идет лучше, и группа получает больше положительных эмоций.
«Твин Пикс»
Стоит сконцентрировать внимание на чем-то, и необъяснимым образом начинают возникать идеи. Главное, не упустить их. Иногда фантазии рождаются из случайного события на съемочной площадке.
На съемках пилотной серии «Твин Пикс» с нами работал костюмер по имени Фрэнк Сильва. Собственно, мне никогда даже в голову не приходило задействовать его в качестве актера. Мы снимали сцену в комнате Лоры Палмер, и Фрэнк передвигал там мебель. Я стоял в холле под вентилятором. Вдруг послышался женский голос: «Фрэнк, не ставь комод перед дверью. Ты же потом не выйдешь».
Перед моим мысленным взором возникла фигура Фрэнка, запертого в комнате. Я бросился к Фрэнку: «Ты актер?» Он ответил: «Ну, в общем, иногда случается». В конце концов в Лос-Анджелесе все немного актеры. А может быть, и везде в мире.
И тогда я сказал: «Фрэнк, ты будешь играть в этом эпизоде».
Мы сняли общий план комнаты, дважды без Фрэнка и один раз с ним, застывшим около кровати. Причем в тот момент я совершенно не представлял, зачем я это делаю и что это значит.
В тот же вечер мы начали снимать сцену с матерью Лоры Палмер. Она лежала на диване, полная грусти и мучительных переживаний. Вдруг актрисе что-то померещилось, она ахнула и вскочила. Следуя за поворотом ее головы, наш оператор Шон развернул камеру. Мне показалось, все идет как надо, и я скомандовал: «Снято! Отлично, спасибо». Но тут Шон возразил:
— Нет, там была помеха.
— В чем дело?
— В зеркале отразилась чья-то фигура.
— Чья?
— Это был Фрэнк.
Такие случаи будят воображение. Одно тянет за собой другое, и эта спонтанно возникшая цепочка выводит вас к новым горизонтам.
Истории с продолжением
Мне нравится мысленно уноситься в другие миры, и я обожаю тайны. Не люблю узнавать все ответы заранее. Меня завораживает, когда тайна приоткрывается на моих глазах. Вот это мне и нравится в сериалах: они увлекают, и в них можно погружаться все глубже и глубже. Ощущая тайну, прикасаясь к ней, вы открываетесь для новых идей.
Популярность сериалов сродни волнам. Когда телеканалы проводят исследования зрительских предпочтений, они могут получить совершенно разные результаты. Например, в какие-то периоды выясняется, что зрители смотрят сериал нерегулярно, теряют основную нить сюжета и в итоге совсем перестают его смотреть. Естественно, каналы заинтересованы в постоянных зрителях, поэтому в течение довольно долгого времени они без энтузиазма воспринимали
истории с продолжением и были более благосклонны к завершенным сюжетам.
Я до сих пор не понимаю, что побудило телеканал разрешить пилотную серию «Твин Пике». Правда, это не влекло за собой никаких обязательств. Никто не гарантировал, что один эпизод обязательно превратится в сериал. Причем канал не очень-то представлял, как поступить с этой пилотной серией. В итоге ее отправили в другой город, кажется, в Филадельфию. Зрители должны были посмотреть фильм и оценить его. Неожиданно для всех пробные рейтинги оказались достаточно высокими, хотя и не заоблачными. Что произошло потом, я не понимаю до сих пор. В момент показа первой серии число людей, смотревших наш фильм, возросло в несколько раз. Это была настоящая удача.
Как-то летним днем мы монтировали пилотную серию «Твин Пикс» в лаборатории Consolidated Film Industries в Лос-Анджелесе. Вечером после работы, примерно в половине седьмого, мы вышли на улицу. На стоянке было довольно много машин. Я положил ладонь на крышу одной машины и почувствовал, что она очень, очень теплая, не обжигающе горячая, а приятно нагретая. Я облокотился на машину, и вдруг в моем воображении возникла Красная комната, я увидел, какая должна быть обстановка внутри, и услышал голоса, переходящие в диалоги.
Так ко мне пришла идея этого фрагмента картины, и я тут же в нее влюбился.
Вот так все и бывает. Сначала возникший образ подсказывает общую идею: сделать в фильме Красную комнату. Потом вы задумываетесь, как ее воплотить. «Так, стены в ней красные, но не твердые...»
Через какое-то время мысли становятся конкретнее: «Это же шторы. И они не глухие — они прозрачные». Когда шторы повешены, вы двигаетесь дальше: «А пол... что-то же нужно и на пол». И вы возвращаетесь к первоначальной идее, припоминая, каким же был пол в посетившей вас фантазии. Так, шаг за шагом, пробуя и ошибаясь, вы восстанавливаете в памяти детали изначального образа и в конце концов приходите к желаемому воплощению вашей идеи.
Спроси идею
Форма, которая воплощает то, что появляетея в еознании, должна оетаватъея внутри еознания.
УПАНИШАДЫ
Идея — вещь абсолютно цельная. Если вы следуете своей идее, то непременно получите подсказку, в каком направлении двигаться. Нужно тщательно работать над тем, чтобы воплощение идеи было адекватно замыслу чтобы так же звучало и вызывало такие же чувства. Поразительно, но всего лишь один шаг в сторону, и вы сразу понимаете, что ошиблись, потому что сделанное ощущаетея неправильным. В сознании слышится голос: «Стоп, идея-то другая». И так же безошибочно вы определяете, когда получилось угадать нужную деталь. Это и есть интуиция, которая ведет вас верной дорогой. Вначале есть лишь общая цель, а затем, по мере продвижения, настройка становится все тоньше. Надо постоянно прислушиваться к тому, что говорит идея. И когда вам наконец покажется, что все получилось как надо, можно будет надеяться, что и остальные решат так же.
Когда я вхожу в декорации, построенные на основе моих идей, на какое-то мгновение в душе проносится чувство: я угадал. Это чувство сродни волшебству. Хотя не всегда требуется строить декорацию, порой достаточно просто выбрать место, соответствующее идее. Это место можно затем изменять, чтобы более точно передать атмосферу сцены, например, подбирать реквизит и устанавливать освещение. Вообще, свет необычайно важен для фильма. Работа продолжается, пока все не встает на свои места. Надо только следить, чтобы отдельные фрагменты гармонично сочетались, и тогда — раз! — ты вдруг сам поражаешься, насколько все соответствует тому первому проблеску.
В процессе съемок могут возникать новые идеи, и фильм может меняться, пока работа над ним не закончена. Надо постоянно быть наготове: иногда самые случайные события оказываются недостающими частями ребуса. В такие моменты переполняет чувство огромной благодарности: как же все-таки это случилось?
Как-то во время съемок «Синего бархата» мы работали над эпизодом в комнате главного героя, Бена, которого играл Дин Стоквелл. В этой сцене он пел песню Роя Орбисона «В мечтах»: музыка звучала за кадром, а актер должен был синхронно открывать рот, обращаясь к Деннису Хопперу. По сценарию Дин брал маленькую настольную лампу и держал ее, как микрофон.
Но прямо перед ним стоял рабочий светильник. Никто не знал, как он там оказался, и наш реквизитор, Патриция Норрис, уверяла, что она его туда не ставила. У светильника был длинный шнур, а его лампочка была не видна, но освещала лицо актера. И Дин как ни в чем не бывало схватил светильник со стола: он-то думал, что его поставили специально для него. Так случайности становятся находкой.
Конечно, порой не все бывает так гладко, но с этим приходится мириться. Со временем привыкаешь к тому, что какие-то эпизоды нужно удалять, потом просматривать снятое и снова что-то вырезать. Но если вы держите в голове изначальный образ, даже случайности могут оказаться к месту. Они следуют за образом.
Вы снимаете фильм для определенного зрителя. Но перед тем как завершить чистовой монтаж, необходимо сделать пробный показ для небольшой группы. Ведь к концу съемок часто теряется объективность, и нужно проверить, что в фильме работает, а что нет. Такие просмотры очень болезненны, это сущий ад. Но пока фильм не закончен, его можно менять и дорабатывать.
После закрытого показа выясняется, что некоторые эпизоды нужно вырезать, а что-то, наоборот, добавить. И дело не в том, что вы ошиблись. Сами по себе эпизоды могут быть хороши, но ради целостности картины их приходится убирать. Ничего не поделаешь, это необходимая часть процесса.
Обобщения
На мой взгляд, очень опасно говорить, что некая героиня в фильме представляет всех женщин, а герой — всех мужчин в целом. Некоторым критикам нравятся обобщения. Но ведь каждый персонаж картины индивидуален, он идет своим собственным путем и неразрывно связан с конкретной историей. Именно особенности и детали создают специфический мир фильма, который иногда так привлекает нас, что хочется проникнуть туда и побыть в его атмосфере.
Мрак
Меня часто спрашивают, почему в моих фильмах так много мрака и насилия, если медитация дает мне умиротворение и блаженство?
Современный мир полон темных, страшных вещей, а большинство фильмов отражают ту действительность, которая нас окружает. Картины строятся на сюжете, а сюжет, в свою очередь, развивается только через конфликт. Поэтому в кино должны быть взлеты и падения, отрицательное и положительное.
Я влюбляюсь в некоторые идеи. И при этом живу в той же реальности, что и все остальные. Если бы я вдруг решил, что пережил озарение и теперь буду снимать просветленное кино, тогда другое дело. Но я всего-навсего парень из городка Миссула в штате Монтана, который решает свои задачи и идет своей дорогой. Как и все в этом мире.
На всех нас влияет мир, в котором живем. Даже если вы снимаете исторический фильм, он неизбежно будет отражать и вашу эпоху. Всегда будут заметны особенности, которые укажут, когда был сделан фильм. Дух современности ярче всего ощущается в оттенках — интонации диалогов, расстановка акцентов в сюжете, — именно они меняются вместе с окружающим миром.
И хотя я родом из Миссулы, а этот городок далеко не оплот мирового сюрреализма, я, как и каждый человек, способен видеть странности нашего мира и по- своему воспринимать окружающее.
Хорошо, когда художник знает, что такое конфликт и стресс. Это богатый источник идей. Но я убежден, что творить в состоянии стресса невозможно. Стресс подавляет творчество. Полезно понимать конфликт, но не надо жить им.
Мир, изображаемый в кино, иногда полон страданий, отчаяния, мрака, напряжения и злобы, а в сюжете бывают убийства. Но чтобы показать страдание, режиссеру совсем не обязательно страдать самому. Можно создать образ страдающего персонажа, изобразить его состояние, передать на экране его конфликты и противоречия, но не надо проходить через это самому. Режиссер остается дирижером, он не должен быть первой скрипкой. Пусть страдают персонажи.
С точки зрения здравого смысла, чем больше страдает художник, тем менее плодотворной становится его работа. Едва ли в таком состоянии он получит удовольствие от своего труда и вообще сумеет создать нечто стоящее.
Здесь мне могут привести в пример Винсента Ван Гога, который творил, несмотря на свои страдания, или благодаря этим страданиям. Я же думаю, что творчество Ван Гога было бы куда богаче, не будь он так подавлен своими мучениями. Я не согласен, что именно боль сделала его великим художником. Напротив, мне кажется, живопись стала той частицей счастья, которая освещала его жизнь.
Некоторые художники уверены, что злость, депрессия и страх придают их творчеству остроту. Они сознательно держатся за свои негативные эмоции, чтобы использовать эти переживания в работе. Им не нужно счастье, они не хотят и слышать об этом. Им кажется, что без душевных терзаний творческая жилка и источник вдохновения могут исчезнуть.
Но, медитируя, вы никоим образом не утрачиваете свою творческую силу и остроту восприятия, наоборот, вы еще больше развиваете эти качества. Фактически, чем глубже вы погружаетесь внутрь себя, тем полнее раскрывается перед вами окружающая действительность. Благодаря медитации приходит проницательность, ощущения становятся многограннее, картина мира обретает новые краски, а цель человеческого существования становится все более и более зримой.
Да, художник должен знать о страдании, но оно не должно выводить его из душевного равновесия. Для творчества нужны энергия и чистота сознания, чтобы ловить идеи. Необходимо быть сильным, чтобы не поддаваться чудовищному напряжению и стрессу, который нас постоянно окружает. Важно питать и лелеять наш внутренний источник ясности и энергии, медитируя и погружаясь в себя. Удивительно, но я знаю это из своего собственного опыта: умиротворенность буквально становится вашим щитом. Вы счастливы, значит, непобедимы. А возникающие отрицательные эмоции тут же можно использовать во благо: ловить идеи и понимать их. В вас легче загорается интерес. Вы бодрее, и ваше восприятие яснее. Вам не страшна никакая работа, вы идете и переводите возникшие идеи в то или иное воплощение.
Внутренний свет
Тот., кто воспринимает все не иначе как самого себя., и который видит во всем самого себя., не отказывается ни от чего.
Для просвещенного все существующее — не что иное, как отражение его сути..
Поэтому как может любое страдание или ложь существовать для того, кто познал это единство ?
УПАНИШАДЫ
Негативность подобна тьме. А что же такое тьма? Мы вглядываемся в нее и видим, что там ничего нет: тьма — это отсутствие чего бы то ни было. Но включаешь свет, и темнота отступает.
Но, скажем, солнечный свет не может избавить от негативности. Он прогоняет тьму, но негативность остается. Как же найти тот свет, зажигая который мы рассеивали бы негативность так же, как солнечный свет рассеивает темноту?
Это свет чистого сознания, внутреннего «Я», свет глубинной гармонии.
Не пытайтесь бороться с темнотой. Даже не тревожьтесь о ней. Просто зажгите свет, и темнота уйдет. Зажгите свет чистого разума, и все отрицательное исчезнет.
Вы можете сказать: «Как хорошо звучит». Звучит слишком хорошо. Но это реальность.
Золотая башня
Подобно тому, как сияет зеркало, протертое от пыли, так и те, кто познали себя., сияют умом и телом.
Они всегда и вечно полны счастьем.
УПАНИШАДЫ
Как же медитация избавляет от негативности?
Попробуйте представить себя небоскребом, — например Empire State Building. В этом здании сотни комнат. В них полно мусора. И это вы принесли туда весь этот хлам. А теперь вы садитесь в лифт, который позволит вам нырнуть в глубину.
И вот вы оказываетесь уже под зданием: в Едином поле, в зоне чистого сознания. Будто разряд электричества возникает, вы его чувствуете. Электрический ток включает роботов-уборщиков, они начинают двигаться и очищать комнаты.
Грязь, мусор и отбросы превращаются в золото. Стресс исчезает, словно мотки колючей проволоки разматываются. Очищая и одновременно наполняя комнаты, мы приближаемся к восхитительному состоянию осознанности.
Религия
Я был воспитан пресвитерианином и уважаю верующих. Мне кажется, что религия помогает им стать благороднее и лучше. Вера дает людям ощущение истины. Поскольку наши религии существуют уже тысячи лет, многое в них извращено, и мне кажется, что изначальное знание уже утрачено. Но мы все равно преследуем одну и ту же прекрасную цель — вот каково мое видение.
Все религии, словно реки, неминуемо стремятся к одному океану. Трансцендентальная медитация позволяет почувствовать этот океан, и ее практикуют последователи самых разных религий. Потому что сама по себе трансцендентальная медитация — не религия, и она не противоречит ни одной религии. Она не противоречит ничему.
Наркотики
Все мы желаем расширения сознания и наслаждений. Это желание заложено в человеческой природе. Многие получают эти ощущения с помощью наркотиков. Однако человеческое тело и психика легко привыкают к ним. Наркотики поражают нервную систему, и со временем достичь желаемого состояния становится все труднее.
В свое время я курил марихуану, но уже бросил. Вы можете представить себе, что творилось в художественной школе в 1960-е годы, когда я там учился. Но именно мои друзья сказали мне: «Дэвид, надо завязывать с этим». Так что мне тогда повезло.
Кроме того, без наркотиков можно получить гораздо более сильные ощущения. Например, такой опыт вы обретаете в момент расширения сознания. Можете убедиться сами, расширение сознания не знает границ и пределов. Оно тотально, вы получаете целостность. И вот вам те же потрясающие ощущения, только без губительных побочных эффектов наркотиков.
Включите свет!
Рядом с йогой — единством — враждебные склонности исчезают.
ЙОГА-СУТРА
Мы похожи на лампочки. Когда внутри разливается блаженство, оно сродни свету и освещает все, что нас окружает.
Заходя в комнату, где только что ожесточенно спорили, вы тут же почувствуете напряжение, даже если спор уже закончился. Если вы окажетесь в помещении, где только что медитировали, вы ощутите приятную легкость и спокойствие.
Все мы влияем на окружающий нас мир. Чем ярче наш внутренний свет, тем сильнее он греет нас и дарит блаженство. И пока мы наслаждаемся этим светом, он простирается все шире и шире.
«Индустриальная симфония № 1»
«Индустриальная симфония №1» — моя первая и последняя театральная постановка. Происходило это в Бруклинской музыкальной академии. У нас было две недели на подготовку, но всего один день, чтобы отрепетировать все на реальной сцене, после чего сразу тпли два представления.
Музыку к спектаклю написал Анджело Бадаламенти. Мы пытались связать отдельные элементы постановки с помощью абстрактных музыкальных композиций. Несколько человек занимались строительством декораций. Но у нас был всего один день на репетицию и на установку освещения.
И вот этот день наступил. Я собирался прогнать весь спектакль от начала до конца. Мы начали репетицию, но прошло полтора часа, а я никак не мог ухватить основную мысль, хотя постановка была довольно короткой. Я осознал, что это будет грандиозный провал. И я подумал: «Я не смогу справиться с этим, пока у меня нет хоть какой-то идеи». И тут меня осенило.
Я не пытался изобрести велосипед. Пожалуй, просто включился здравый смысл. Я стал подходить по очереди к каждому актеру, хватал его и говорил: «Смотри, ты выходишь, когда этот человек пойдет туда, а потом делаешь это». Он кивал, и я подходил к следующему актеру. Репетиции у нас так и не было, но спектакль все-таки получился.
Когда мы с Барри Гиффордом работали над сценарием фильма «Шоссе в никуда», я был очень увлечен судом над О. Джеем Симпсоном[6]. Мы никогда не обсуждали это с Барри, но мне кажется, что фильм каким-то образом связан с ним.
Больше всего меня поразило в Симпсоне то, что он мог улыбаться, смеяться и как ни в чем не бывало играть в гольф. Да и вообще казалось, что его не слишком волнует происходящее. А я все не мог понять, как человек, сделавший такое, может жить дальше. Мы выяснили, что существует термин «психогенная амнезия», описывающий состояние, когда мозг старается забыть болезненные события прошлого. И в некотором смысле «Шоссе в никуда» именно об этом. А еще о том, что тайное всегда становится явным.
Подчас именно ограничения заставляют мозг работать. Представьте себе, что вы являетесь обладателем огромного состояния. Все, теперь можно расслабиться, а возникающие проблемы решать с помощью денег, необходимость думать исчезает. Но как только появляются ограничения, мозг начинает искать оригинальные идеи, не требующие денег.
Мой друг Гэри Д’Амико — мастер по спецэффектам. Он питает страсть ко всяким взрывам. Это он поднял на воздух дом в «Шоссе в никуда». Причем вообще без специального оборудования. Я сам еще не знал, буду ли взрывать его. Руководитель производства спросил меня: «Дом-то мы будем взрывать? Что-нибудь из обстановки сохранить?» Я откликнулся: «Взрывать?» — и задумался. Затем отправился к Гэри и спросил: «Слушай, ты не хочешь кое-что разнести?» Он просто расцвел. И я объяснил, что хочу взорвать этот дом.
Гэри ответил: «Эх, жаль, что ты мне раньше не сказал. У меня нет с собой нужных материалов». Но, немного подумав, он все же согласился: «Ладно. Думаю, у нас получится». Он пошел к дому и начинил его всем, что у него было под рукой. И взрыв получился потрясающий. Если бы у Гэри был полный комплект всего необходимого, даже тогда он не был бы таким красивым. Мягкая, невесомая взрывная волна раскидала куски дома на сотни футов кругом. А затем мы дали эти кадры обратным ходом. Получилось просто гениально.
«Малхолланд Драйв»
Изначально «Малхолланд Драйв» задумывался как телесериал. Мы сняли пилотную серию, и в ней не было концовки, так как предполагалось, что зрители захотят продолжения.
Впоследствии мне рассказали, что сотрудник с канала «ABC», который должен был решить судьбу нашей пилотной серии, смотрел ее в шесть утра. Пока работал телевизор, он пил кофе и параллельно разговаривал по телефону. Серия показалась ему невероятно скучной, и скоро он вообще ее выключил.
Так, слава богу, у меня появилась возможность сделать полнометражный фильм. Но ни одной идеи на тот момент у меня не было.
Мы медитируем не для того, чтобы ловить идеи. Мы просто увеличиваем пространство своего сознания и выходим свежими, полными энергии, готовыми идти и теперь уже ловить идеи.
Но в данном случае все было немного по-другому: практически в тот же день, что мне дали добро на запуск полнометражного фильма, я погрузился в медитацию и примерно через десять минут вдруг почувствовал — вот оно! В моем сознании возник ряд образов, похожий на нитку жемчуга. И они задали начало, середину и конец. Я почувствовал себя абсолютно счастливым. Но, пожалуй, это был единственный раз, когда вдохновение пришло ко мне во время медитации.
Понятия не имею, что они означают.
Чаветво места
Для кинематографа очень важно ощущение места, потому что всех людей так или иначе влекут другие миры. Каждая история обладает своим миром, чувством и настроением. Попытка связать все эти детали воедино и создает чувство места.
Очень многое в кадре определяется светом и звуком. Звук, наполняющий комнату, помогает создать более красочный и полноценный мир.
На мой взгляд, сегодня многие декорации строятся в расчете на общий план. Но мне гораздо ближе такие, которые можно пристально рассматривать и где важна каждая деталь. Может быть, ее даже не видно в кадре, но чувство, что она там, что она присутствует, делает мир внутри фильма реальнее.
Глядя на обветшалое здание или ржавый мост, мы наблюдаем, как природа и человек стали причастны к одному делу. Если заново покрасить здание, это волшебство исчезнет. Но если предоставить все естественному ходу вещей, то видно, как человек строил, а затем природа довершила его работу, и это выглядит очень органично.
Часто такое волшебство могут позволить себе только художники-декораторы.
Я не очень-то люблю трупы, но текстура распадающейся ткани просто удивительна. Вы когда-нибудь видели разрушающееся тельце животного? Мне нравится на это смотреть, так же как на кору дерева, на крошечного жучка, на чашку кофе или на кусок пирога. Крупный план позволяет наблюдать невероятные текстуры.
Дерево — один из самых замечательных материалов. Оно бывает мягким и твердым, и каждая порода обладает особой привлекательностью, которая открывается человеку, работающему с древесиной. Запах свежеспиленной сосны погружает меня в абсолютное блаженство. Даже сосновые иголки необыкновенны. Раньше мне нравилось жевать сосновую смолу, которая просачивалась сквозь кору и застывала на поверхности. Свежая смола похожа на сироп, прилипает к пальцам так, что не отдерешь. А когда она застывает и становится похожа на старый мед, то хорошо жуется. От хвойного аромата можно сойти с ума, конечно, в хорошем смысле.
Сосна принадлежит к мягким породам дерева, которые легко обрабатываются. В молодости я много мастерил из сосны. Позже я полюбил древесину дугла- совой пихты. Когда ее лакируешь, в ней открывается поразительная глубина. Соединяя два куска дерева разных пород, можно лучше осознать их возможности и заодно овладеть другими приемами обработки.
Я знал одного столяра-немца по имени Гюнтер, который никогда не пользовался электрическим оборудованием. Он приезжал с красивым деревянным ящиком, полным ручных инструментов. Я не раз наблюдал, как Гюнтер работает с древесиной дугласовой пихты. Например, он брал два бруска и своими большими, натруженными пальцами начинал затирать шов. И вдруг шов буквально исчезал. Это было какое-то чудо: отдельные куски дерева на глазах превращались в единое целое. Гюнтер был настоящим мастером.
Подготоваенная обстановка
Иногда утром, проснувшись, выпив кофе и закончив медитацию, я задумываюсь: «Так, поеду-ка я сегодня в студию, чтобы поработать над освещением». То есть у меня появляется идея, и я хорошо ее себе представляю, но чтобы реализовать эту идею, мне необходимо то, что называется обстановкой. Это может быть рабочий кабинет, мастерская художника, музыкальная студия или комната, оборудованная для записи. Но она крайне необходима, чтобы в любой момент, когда появляется идея, вы сразу могли приступить к ее реализации, не беспокоясь о помещении и инструментах.
Без подготовленной обстановки возникшее было вдохновение застаивается и протухает. А через некоторое время и вовсе исчезает. И на месте нереализованной идеи остается лишь душевная боль.
Сидя перед огнем, можно легко войти в состояние транса. Это сродни волшебству. То же чувство вызывает у меня электричество. А еще дым. И мерцающий свет.
Часто настроение фильму задают пространство и свет. И если вдруг обстановка не идеальна, стоит поработать со светом, и нужная атмосфера появится.
Свет может ощутимо изменить восприятие фильма, а иногда и характера героя.
Мне нравится, когда люди выходят из темноты.
«Простая история»
Я не писал сценарий «Простой истории». Из-за своей исключительной прямолинейности эта картина стала для меня чем-то вроде отклонения от пути. Но я влюбился в настроение сюжета. Оказывается, можно влюбиться в то, что уже существует, так же, как в свою идею, и основной замысел точно так же будет вести и направлять тебя.
Герои кино
Я большой поклонник Билли Уайлдера. Больше всего я люблю два фильма, где ему удалось создать свой собственный, неповторимый мир — «Саксет бульвар» и «Квартира».
Еще люблю картины Феллини, которые меня всегда вдохновляют. Особенно мне нравятся «Дорога» и «8 S», но вообще все его фильмы заслуживают восхищения за особое пространство, за персонажей и настроение, и за тот уровень, которой нам сложно даже оценить.
И обожаю Хичкока. Меня сводит с ума его «Окно во двор». Вот комната Джеймса Стюарта — такая уютная, такая славная. И его гости — Грейс Келли и Тельма Риттер, причастные к тайне, которая приоткрывается за окном. Фантастическое чувство, и все зрители проникаются им. Эта комната словно притягивает возвратиться и заглянуть туда еще раз.
Феллини
Я снимал рекламный ролик в Риме вместе с двумя помощниками, которые в свое время работали с Феллини. Сам он тогда лежал в больнице на севере Италии, но к тому времени его уже собирались перевезти в Рим. И я спросил у ребят: «Как по-вашему, мы сможем навестить его?» Они обещали, что попробуют договориться. Встреча, запланированная на четверг, не состоялась, но в пятницу мы все же приехали к нему. Был теплый летний вечер, около шести часов. Нас двоих проводили в комнату Феллини. Там был еще один человек, которого мой спутник знал, и они сразу же завели беседу. Феллини пригласил меня поближе. Сам он сидел в небольшом инвалидном кресле между двумя кроватями. Он взял меня за руку, и так мы проговорили где-то полчаса. По-моему, я его почти ни о чем не спрашивал. Я просто слушал. А он рассказывал о прошлом, вспоминал разные истории. Потом мы ушли. Это был вечер пятницы, а в воскресенье он впал в кому, из которой уже не вышел.
Стэнли Кубрик — мой самый любимый режиссер. В начале моей карьеры он по-настоящему поддержал меня. В то время я работал над фильмом «Человек- слон» на студии «Lee International» в Англии, было снято уже примерно полкартины. Как-то один из продюсеров, Джонатан Сэнгер, подвел ко мне двух сотрудников из команды Джорджа Лукаса и объявил: «Тут для тебя есть одна история».
И ребята рассказали: «Представляешь, Дэвид, вчера мы были в студии “Elstree” и встретили там Кубрика. Мы разговорились, и вдруг он нам предлагает: “Может, поедем ко мне и посмотрим мой любимый фильм?”» Конечно же, они согласились. Вечером они пришли к Кубрику, и он показал им «Голову-ластик». Я понял, что после такого и умереть не жалко.
Мне нравятся все картины Кубрика, но больше всего я люблю «Лолиту». В ней удивительная атмосфера, удивительные персонажи. Великолепная игра актеров. В этом фильме Джеймс Мэйсон превзошел сам себя.
«ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ[7]»
Мы подобны пауку.
Мы плетем нашу жизнь и движемся по ней.
Мы подобны мечтателю, который мечтает, а затем проживает свои мечты.
И это верно для всей вселенной.
УПАНИШАДЫ
Когда мы начинали, никакой «ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ» не было. Не было вообще ничего. Просто я однажды случайно встретил Лору Дерн (давненько мы виделись последний раз,) и выяснилось, что она моя новая соседка. «Может, нам опять что-нибудь вместе сделать?» — предложила Лора. Я ответил: «Конечно! Давай, я для тебя что-нибудь напишу. Или,
может, поэкспериментировать в Интернете?» Она согласилась.
Итак, я написал монолог на четырнадцать страниц, а Лора его выучила. Получился эпизод длиной больше часа. Лора была просто неподражаема. Мне не хотелось отдавать это в Интернет, уж очень здорово все получилось. В монологе крылась какая-то тайна, я чувствовал ее и просто сходил с ума. Он не выходил у меня из головы. Я стал искать какие-нибудь знаки, зацепки, которые привели бы меня к следующей сцене. Но даже поймав вторую идею, я все равно не мог понять этот мир. Потом возникла еще одна мысль. Эта третья идея была далековата от первых двух, хотя и между ними тоже была пропасть.
Однажды мы готовились к съемкам эпизода под названием «Маленький дом», в котором были заняты Лора Дерн и мой друг Кристоф Майжрак, польский актер. Он только что прилетел в Лос-Анджелес из Варшавы, и команда «Camerlmage» привезла его ко мне домой прямо из аэропорта. Когда Кристоф вышел из машины, на нем были совершенно нелепые очки. Он улыбнулся и указал на них пальцем.
Я решил, что он собирается сниматься в этих очках, и сказал: «Нет, Кристоф, не пойдет». Но он стал настаивать: «Мне нужна поддержка для этой роли. Мне обязательно нужна какая-то вещь». Тогда я пошел в свой кабинет и открыл шкаф. Там лежали осколок кафельной плитки, камень и ярко-красная лампочка, вроде тех, что висят в гирляндах на рождественской елке. Я принес все это Кристофу: «Выбирай, что тебе больше нравится». И он взял лампочку. Остальное я отнес обратно, мне не хотелось, чтобы эти предметы были на виду. Затем мы пошли на площадку, где снимался эпизод, и Кристоф вышел из-за дерева с красной лампочкой во рту. Собственно, так мы и создали эту сцену. Одно потянуло за собой другое.
Мне и правда кажется, что раз Единое поле существует, то обязательно должна быть связь между красной рождественской лампочкой и этим поляком в странных очках, пришедшим в мой фильм. Так интересно наблюдать за взаимодействием вещей, у которых, казалось бы, нет ничего общего. Волей-неволей начинаешь задумываться. Как влияют друг на друга вещи из двух разных миров? Должно быть нечто третье, что их объединяет. И хотя трудно себе представить, как может быть целостность в таком многообразии, но океан Единого поля — это действительно то единство, в котором все элементы плавают во взаимосвязи друг с другом.
Во время съемок я надеялся: «Должна быть некая идея, которая свя^кет все части фильма воедино, ведь существует же Единое поле». Нет ни одного, даже крошечного фрагмента, не связанного с остальным сюжетом. Я стремился найти связующие нити, благодаря которым отдельные элементы картины заживут общей жизнью. Но мы успели отснять почти половину фильма, пока я, наконец, не увидел нечто, объединившее весь материал. Для меня это был великий день. Все встало на свои места, и я мог быть уверен: это будет действительно художественный фильм.
Однажды, еще в самом начале работы, я разговорился с Лорой Дерн и узнал, что ее нынешний муж, Бен Харпер, родом из Внутренней империи Лос- Анджелеса[8]. Она просто вскользь упомянула об этом, и я совершенно не представляю, что меня подтолкнуло сказать: «Вот это и будет название фильма».
В то время я еще ничего толком не знал о фильме, но непременно хотел назвать его «ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ».
У моих родителей есть деревянный дом в Монтане. Как-то раз во время уборки мой брат наткнулся на альбом с газетными вырезками, завалившийся за комод, и отправил находку мне.
Это был мой альбом, когда мне было пять лет, и мы жили в городке Спокан, штат Вашингтон, я наклеивал туда вырезки из газет. Когда я открыл его, на первой странице была приклеена фотография Спокана с высоты птичьего полета. А подпись внизу гласила: «Внутренняя империя». И тогда я понял, что я на верном пути.
Новый способ работы
Съемки «ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ» кардинально отличались от всего, что мы делали прежде. Весь фильм был снят на цифровую камеру, благодаря чему можно было работать необычайно гибко.
Кроме того, у меня не было готового сценария. Я писал сцену за сценой по ходу съемок, не имея четкого представления, чем закончится картина. Разумеется, это был риск, но меня поддерживало чувство, что если уж Единое поле существует, то одна идея так или иначе потянет за собой другую. Кроме того, мне очень повезло с продюсирующей компанией — французской StudioCanal. Они вполне доверяли мне и поэтому не мешали моим творческим поискам.
Режиссерские комментарии
Я никогда не записываю на DVD своих фильмов режиссерские комментарии. Да, зрителям нравится, когда на дисках есть дополнительные материалы, но мне кажется, что за всеми этими бонусами теряется главное — фильм. Нам нужно охранять фильм, он должен быть сам по себе. Работа над фильмом настолько колоссальна, что не заслуживает столь небрежного обращения. Комментарии режиссера провоцируют изменение зрительского восприятия важнейшей вещи — самого фильма. Я признаю, что могут быть уместны истории о съемках фильма, но комментарии к самому фильму — это уже кощунство.
Чтобы полнее всего раскрыть для себя фильм, посмотрите его от начала и до конца в каком-нибудь спокойном месте, желательно на большом экране и с хорошей акустикой. Только так и можно проникнуть в другой мир и обрести новый опыт.
Смерть кино
Лично я с кино, как со средством, покончил. На мой взгляд, фильм умер. Только посмотрите, что фотографируют люди по всему миру, и поймете, что происходит.
Сейчас я снимаю на цифровую камеру и получаю от этого огромное удовольствие. У меня есть свой сайт, и специально для него я создаю небольшие экспериментальные работы. Мои камеры миниатюрны и похожи на игрушки. Кажется, такими нельзя снять что-то серьезное. Но я убедился, что эти крошечные камеры вполне подходят, по крайней мере, для меня.
Съемка длится сорок минут, автоматический фокус. Камеры очень легкие. И сразу видно, что происходит в кадре. С пленкой все гораздо сложнее: надо идти в лабораторию, и только на следующий день становится понятно, что же ты снял. А с цифровой записью можно сразу после съемки перегнать готовый материал в компьютер и работать с ним. Причем средства монтажа просто неограниченны. Тысячи программ придумали буквально сегодня утром, а завтра придумают еще десять тысяч. Звуковые редакторы тоже развиваются не по дням, а по часам. Теперь у всех есть ProTools[9], и каждый может обрабатывать аудио как угодно, настраивая звучание с невероятной быстротой. Теперь можно контролировать каждую деталь.
Я начал размышлять и экспериментировать. Потом перевел цифровую запись в формат кино, потому что для показа в кинотеатрах все равно не подойдет цифровое изображение. И хотя оно отличалось от снятого на пленку, но все равно было лучше, чем я предполагал.
Стоит только попробовать почти невесомую цифровую камеру с автоматической фокусировкой, и все, что связано с пленкой, сразу покажется вам громоздким и неповоротливым. По-моему, 35-миллиметровые камеры похожи на динозавров. Они тяжелые, как гири, и их приходится везде таскать с собой. В результате работа сильно замедляется, и ты как режиссер теряешь массу возможностей. Цифровая съемка дает куда больше свободы: ты мобилен и ничем не скован, можно одновременно снимать и думать.
Да и актерам раньше приходилось трудновато: вдруг в середине сцены мы были вынуждены делать паузу минут на десять, чтобы перезарядить камеру, а ведь за это время нужное настроение может улетучиться. Сейчас же мы снимаем без остановок: я могу рассчитывать на эти сорок минут. Если нужно поговорить с актером, камера выключается одной кнопкой и потом так же мгновенно включается. Можно даже одновременно репетировать и снимать, хотя я часто порчу звуковую дорожку, и звукорежиссерам приходится ее вырезать. Просто мне бывает необходимо говорить с актерами во время съемки, чтобы глубже проникнуть в идею фильма.