МЕХАНИЗМЫ ЦЕЛЕВОЙ РЕГУЛЯЦИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В НОРМЕ И ПРИ АНОМАЛЬНОМ РАЗВИТИИ 2 страница

Как влияют выявленные нарушения целевых струк­тур на уровень эффективности, успешности деятель­ности? Для ответа на этот вопрос было подсчитано соотношение удачно и неудачно решенных заданий. Для контрольной группы испытуемых оно составило 1:3, для больных неврозом — 1:8, для группы психопа­тий — 1:12. Таким образом, аномальные целевые струк­туры ведут к снижению продуктивности деятельности, увеличению неудач в ее осуществлении, причем особен­но пагубным является недифференцированная целевая структура, свойственная психопатиям.

Выявленные нарушения целевых структур ведут не только к снижению эффективности конечных резуль­татов деятельности, но и к определенным, специфиче­ским изменениям внутри самой деятельности, в харак­тере ее протекания. Прежде всего это затрагивает соотношение ориентировочной и исполнительской ча­стей деятельности. Так, при психопатиях вследствие

недифференцированности целевой иерархии обнаружи­вается выраженное сокращение предварительного, ори­ентировочного этапа деятельности. В жизни это обыч­но ведет к появлению импульсивных, необдуманных поступков, совершаемых «сходу», без предварительно­го планирования и прогнозирования последствий своей деятельности *.

Иная картина у больных неврозом. Вследствие ги-перразведения целей у них в большей степени стра­дает исполнительская часть деятельности, процесс ее реализации. Больные прекрасно осознают, что необхо­димо сделать для осуществления намеченного, много об этом думают и рассуждают, но к самой реализации так и не приступают. Если за исходный принцип нор­мального соотношения между ориентировочной и ис­полнительской частями деятельности принять посло­вицу «Сначала семь раз отмерь, потом один раз от­режь», то можно сказать, что при психопатическом складе сразу без отмеривания режут, в то время как страдающие неврозом без конца отмеряют.

Особый интерес представляет проблема взаимоот­ношений целевых структур деятельности и самооцен­ки. Согласно нашей гипотезе, разные виды целевых структур деятельности должны быть тесно связанны­ми со специфическими особенностями самооценки ис­пытуемых, составляя вместе целостные психологичес­кие синдромы, характерные для определенного типа личностных изменений.

Проверка этой гипотезы была осложнена следую­щим обстоятельством. Если людям психопатического склада приписывается, как правило, завышенная само­оценка, то относительно больных неврозом мнения ав­торов существенно расходятся: одни определяют их самооценку как завышенную, другие — как занижен­ную. Для объяснения причин этих расхождений надо рассматривать самооценку не как однородное, одно­значно определяемое образование, а как образование структурно сложное, порой внутри себя противоречи-

* В. В. Гульдан и В. А. Иванников экспериментально показали, что для психопатий типичным является прямое следование часто случайно возникшей ситуации, непосредственным влияниям внеш­них условий без учета соответствующего вероятностного прогноза. Люди этого склада обычно опираются на очень короткий ряд пред­шествующих событий. Если в норме этот ряд в специально органи­зованных опытах составлял 5—9 сигналов, то для психопатий — всего 2—3 ".

вое. В. Н.„ Павленко предложила в этой связи разли­чать по крайней мере две основные подструктуры:

общую оценку собственной ценности («я» как цен­ность) и оценку себя с точки зрения удовлетворенно­сти какими-либо конкретными качествами, возможно­стями, способностями, достижениями. Первую под­структуру можно тогда условно рассматривать как ценностную форму самооценки, вторую — как опера­ционально-техническую.

Исходя из предложенного разделения теоретически возможны следующие четыре варианта соотношения названных подструктур: 1) высокая оценка себя как ценности сочетается с высокой степенью удовлетво­ренности своими (операционально-техническими) воз­можностями; 2) низкая оценка себя как ценности со­четается с низкой степенью удовлетворенности своими возможностями; 3) высокая оценка себя как ценности сочетается с низкой степенью удовлетворенности свои­ми возможностями; 4) низкая оценка себя как ценно­сти сочетается с высокой степенью удовлетворенности своими возможностями.

Согласно полученным экспериментальным дан­ным ²¹, больные неврозом являют собой яркий пример третьего из выделенных вариантов соотношения под­структур самооценки, когда высокий уровень представ­лений о собственной ценности сочетается с низким уровнем представлений о своих внутренних возможно­стях. Поэтому об их самооценке можно говорить как о внутренне противоречивой, дисгармоничной, что и при­водит к столь разным мнениям специалистов, одни из которых говорят о высокой, а другие — о низкой само­оценке при неврозах, поскольку в первом случае имеет­ся в виду ценностная сторона самооценки, а во вто­ром — операционально-техническая.

В отличие от группы больных неврозом самооценка у людей психопатического склада выглядит, как пра­вило, внутренне согласованной, гармоничной: высокое представление о собственной ценности сочетается с высокой же оценкой своих возможностей. Согласован­ность сохраняется и в периоды декомпенсации боль­ных, когда наблюдается резкое занижение самооцен­ки по параметрам удовлетворенности собственными возможностями, которое сопровождается и падением представлений о собственной ценности и незаурядно­сти (второй из выделенных вариантов соотношения

подструктур самооценки). Исключение составляют лишь те особые случаи, когда декомпенсация идет по невротическому типу (на обсуждении данных исследо­вания таких больных мы остановимся ниже).

Показатели группы здоровых испытуемых занимают в целом промежуточное положение по сравнению с результатами других групп. В группе здоровых встре­чался наиболее широкий разброс данных, здесь были представлены фактически все варианты из рассмотрен­ных нами структур самооценки, что говорит об отсут­ствии жесткой связи элементов самооценки, ее доста­точной вариативности и гибкости.

Рассмотрим теперь, как увязываются полученные данные с нашим предположением о наличии тесной связи особенностей целевых структур деятельности и особенностей самооценки. Характер выдвижения иде­альных целей взаимосвязан с ценностной стороной самооценки, представлениями о собственной значимо­сти; реальные цели, их конкретная программа — с оценкой наличных операционально-технических воз­можностей и ресурсов. Так, высокое представление больных неврозом о своей значимости и ценности сов­падает с постановкой ими далеких, часто недостижи­мых, идеальных целей, в то время как занижение опе­рационально-технической стороны самооценки связа­но с выдвижением явно заниженных реальных целей. В противовес такой рассогласованной структуре само­оценки, прямо коррелирующей с гиперразведением ре­альных и идеальных целей, у людей психопатического склада наблюдается иная картина: жесткая спаян­ность внутренних сторон самооценки согласуется с не-дифференцированностью реальных и идеальных целей. Таким образом, можно было, на наш взгляд, говорить о целостных психологических синдромах, относитель­но устойчивых специфических взаимосвязях целевых структур и особенностей самооценки, характерных для определенных типов личностных изменений.

Итак, на этом можно было бы, казалось, закон­чить описание результатов. Они в целом подтвердили в ходе экспериментальной проверки выдвинутые нами ранее гипотезы и дополнили их рядом новых существен­ных данных и аспектов. Однако реальная научная жизнь (что, впрочем, случается достаточно часто) сло­жилась так, что едва закончившееся исследование сразу потребовало новых уточняющих экспериментов,

новых доказательств исходной гипотезы. Поскольку причина этого требования прямо касалась некоторых принципиальных положений, стоит ее назвать. Когда результаты работы докладывались, на авторитетном собрании московских патопсихологов, то было, причем достаточно единодушно, высказано мнение, что нельзя предполагать единый механизм нарушения постановки целей у столь разных по своим феноменологическим проявлениям групп психопатий. В самом деле, говорили выступавшие, разве можно хоть в чем-то сравнивать, скажем, стеснительного психастеника и «работающего на публику» истероида, замкнутого шизоида или пред­ставителя взрывчатой, эксплозивной психопатии: они ведь столь различны, что и механизмы, лежащие в основе их нарушений, должны быть разными.

С одной стороны, высказанные замечания следо­вало признать во многом справедливыми: всякая науч­ная гипотеза требует тщательных доказательств, тем более что разница в феноменологии отдельных видов психопатий налицо. С другой стороны, под сомнение ставилась сама возможность существования единых внутренних механизмов для разных по своим феноме­нологическим проявлениям страданий,т.е. затрагивал­ся вопрос, принципиальный для концепции данной ра­боты. Вот почему необходимо было сразу, незамедли­тельно продолжить исследование, дополнив его новым экспериментальным материалом. Суть дополнения со­стояла в том, что если раньше мы рассматривали груп­пу психопатий в целом, то теперь надо было разбить ее на подгруппы, соответствующие основным, выде­ленным в клинике формам психопатий. К этим формам, как известно, относят психопатии возбудимого, тормо­зимого и истероидного круга. То же предстояло сде­лать и относительно неврозов, разбив их на основные виды: неврастению, невроз навязчивых состояний, ис­терический невроз. Для этой цели был расширен кон­тингент испытуемых, который теперь составил 60 чело­век психопатического склада (из них возбудимых — 20, истероидных — 20, тормозимых — 20 человек) и 57 больных неврозом (из них истерическим неврозом — 20, неврастенией — 20, неврозом. навязчивых состоя­ний — 17 человек). Это исследование, как и предыду­щее, было выполнено под нашим руководством В. Н. Павленко. Процедура опыта была та же, что и в уже описанном исследовании.

Прежде всего, как и следовало ожидать, обнару­жились достаточно яркие, броские различия во внеш­ней, феноменологической картине поведения испытуе­мых названных подгрупп. Так, испытуемые, принадле­жащие к возбудимому кругу психопатий, нередко реа­гировали на неудачу с выраженной аффективной насы­щенностью, агрессивностью: могли разбросать мате­риал заданий, нагрубить, обвинить экспериментатора в том, что он «все подстроил», и т. п. Испытуемые исте-роидного круга реагировали на неудачи иным образом:

ощутив свою несостоятельность, они начинали усилен­но демонстрировать весь набор жалоб, с которыми поступили в клинику (говорили о внезапном голово­кружении, нехватке воздуха, просили воды и т. п., не забывая при этом наблюдать за производимым ими впечатлением). Испытуемые тормозимого круга при неудачах нередко совершенно терялись, замыкались в себе, иногда у них наблюдалась общая дезорганиза­ция деятельности. Однако, что для нас принципиаль­но важно, дополнительное исследование в целом под­твердило наличие единого, общего для психопатий ме­ханизма целеполагания. Несмотря на выявленные опре­деленные внутренние нюансы и особенности *, для всех испытуемых психопатического склада независимо от конкретного круга психопатий, к которому они при­надлежали, были характерны недифференцированность целевой структуры деятельности, отсутствие навыка разведения разноуровневых целей, должной коррек­ции, перестройки целевых структур по мере накопле­ния опыта в данной деятельности.

Данные относительно структуры самооценки оказа­лись менее однородными: у возбудимых наблюдалась

* Так, у возбудимых явно выражен резкий переход от сближе­ния, подтягивания реальных целей к идеальным до обратного ва­рианта, когда идеальные цели низвергаются до уровня реальных (понятно, однако, Что и в первом и во втором варианте целевая структура остается по-прежнему недифференцированной). Сходное было и у истероидных, с той лишь разницей, что если у возбудимых особенно легко («сходу») провоцировался переход от первого вари­анта ко второму, то у истероидных наиболее проторенным оказы­вался обратный переход — от второго к первому варианту. При психопатиях тормозимого круга были зафиксированы наименьшая степень дифференцировки разноуровневых целей и — в ряде слу­чаев — интересный, не наблюдавшийся в других подгруппах фено­мен, когда идеальная, перспективная цель опускалась ниже уровня реальной (отрицательное значение показателя степени разведения целей),

2)4

выражение недифференцированная структура, у тор­мозимых — наиболее близкая среди других подгрупп психопатий к нормативным показателям, истероидные занимали как бы промежуточное положение. Но и здесь, несмотря на эти отличия, оказалась прежней общая тенденция к сближению основных подструктур самооценки, уменьшению «дистанции» между ними.

Дополнительное исследование больных неврозом также не изменило общего вывода основного исследо­вания: несмотря на вариации феноменологической кар­тины поведения и определенные, выявляемые с по­мощью психологического анализа внутренние особен­ности и различия, для всех больных неврозом незави­симо от формы протекания была характерна тенден­ция к гиперразведению реальных и идеальных целей. Если исследование самооценки при психопатиях обна­ружило (при сохранении общей тенденции к сближе­нию подструктур) достаточные различия между пока­зателями форм психопатий, то структура самооценки больных неврозом представляла собой почти неизме­няемое от формы к форме, инвариантное образование (различия между данными испытуемых, принадлежа­щих к разным формам неврозов, касались преиму­щественно степени выраженности отдельных показа­телей и не достигали статуса статистически значи­мых) . Основными чертами этой самооценки были уже отмеченные выше, при обсуждении данных основного исследования, дисгармоничность, значительный раз­рыв между подструктурами, между ценностной и опе­рационально-технической сторонами самооценки.

Однако результаты, полученные в дополнительном исследовании, не только в целом подтвердили суще­ствование определенных общих механизмов, во мно­гом обусловливающих рассматриваемые аномалии, но и породили некоторые новые проблемы. Пожалуй, глав­ной из них была следующая. Малая дифференцировка разноуровневых целей выявилась весьма отчетливо при всех формах психопатий, тогда как исследование само­оценки обнаружило (при сохранении общей тенденции к сближению подструктур) известные различия. При неврозах картина была как бы обратной: вариации приходились в основном на процессы целеразведения, тогда как структура самооценки оставалась, как было уже отмечено, несмотря на разность форм неврозов, по сути инвариантной. Это ставило по крайней мере

два вопроса. Во-первых, о том, какая же из выделен­ных сторон является главной для каждого из рассма­триваемых страданий и, во-вторых, полностью ли под­тверждается в свете полученных данных гипотеза о на­личии целостных психологических синдромов, состав­ленных из устойчивых связей между целевыми струк­турами деятельности и особенностями самооценки?

Для ответа на эти вопросы показательными были бы данные эксперимента, в котором сталкиваются меж­ду собой разнонаправленные тенденции, представлен­ные в нашем случае психопатиями, с одной стороны, и неврозами —с другой. Богатство клинического ма­териала обнаруживает и такую возможность. Дело в том, что неврозом могут заболеть не только ранее от­носительно психически здоровые люди, но и люди пси­хопатического склада. Изучение таких случаев и пре­доставляет возможность установить, что меняется, а что остается неизменным в интересующих нас психо­логических синдромах при их столкновении, наложе­нии друг на друга. Понятно при этом, что тот признак, который остается неизменным, будет более существен­ным для психопатии, а тот, который привнесется, видо­изменяя наличный,— более существенным для невро­тической болезни.

Исследование проводилось на испытуемых психо­патического склада, у которых наблюдался невроти­ческий срыв. В этих случаях, по данным В. Н. Павлен­ко, было обнаружено отсутствие навыка разведения реальных и идеальных целей, их слитность и недиф-ференцированность, т. е. жесткая целевая структура, типичная для психопатий. В то же время соотношение между подструктурами самооценки резко изменилось по сравнению с типичной для психопатий картиной — появились дисгармоничность, значительный разрыв между ценностной и операционально-технической сто­ронами самооценки, т. е. та структура, которая встре­чается лишь у больных «чистым» неврозом.

Таким образом, можно с известным основанием говорить, что ядерным, патогномоничным для психо­патий являются нарушения целеобразования, целевой структуры деятельности, тогда как для больных невро­зом — нарушения в структуре их самооценки. Отсюда, в частности, становится понятным, почему мы наблю­дали известные вариации в целевых структурах при нев­розах и самооценочных структурах при психопатиях,

тогда как самооценка в первом случае и способы целе-полагания — в последнем оставались относительно не­изменными.

Что касается ответа на второй вопрос, связанный с гипотезой о наличии психологических синдромов, устойчиво соединяющих особенности целевых струк­тур деятельности с выделенными подструктурами само­оценки, то надо признать, что данное исследование заставляет внести коррективы в эту гипотезу. Действи­тельно, исходя из предыдущих экспериментов казалось очевидным, что каждая выделенная подструктура са­мооценки коррелирует с определенным видом целей:

ценностная — с выдвижением далеких идеальных це­лей, операционально-техническая — с постановкой ре­альных целей. Однако последнее исследование проде­монстрировало возможность и иных отношений струк­турных элементов самооценки с целевым строени­ем деятельности (недифференцированность целевых структур при психопатиях, осложненных неврозом, сочеталась с гиперразведением, рассогласованностью элементов самооценки). И хотя эти отношения являют­ся в данном случае как бы нетипичными, их наличие все же заставляет переформулировать гипотезу, точ­нее, сделать формулировку более осторожной и мяг­кой, говоря не об однозначно сцепленной, жесткой, а лишь о достаточно опосредствованной, гибкой связи между целевыми структурами деятельности и под­структурами самооценки.

Подытоживая, сведем данные о некоторых установ­ленных психологических механизмах в обобщенную таблицу (см. табл. на с. 218).

Мы не случайно довольно подробно остановились на описании результатов исследования. Нашей зада­чей было представить хотя бы небольшой фрагмент реальной логики научного поиска, показать, сколь трудоемким и для самих исследователей подчас неожи­данным является путь к установлению даже одного рядового психологического механизма. Однако, обна­ружив все же такой механизм, определив особенности его функционирования, психолог получает реальную возможность не только по-новому понять феномены аномального развития, но и обосновать определенные способы их диагностики и коррекции.

Выясненные в нашем случае механизмы позволяют к чисто по сути феноменологическим, во многом ин-

СООТНОШЕНИЕ НАРУШЕНИЙ В ЦЕЛЕВОЙ СТРУКТУРЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И В СТРУКТУРЕ САМООЦЕНКИ

туитивным, способам традиционной клинической диаг­ностики добавить строгие экспериментальные методы, которые достаточно надежно могли бы дифференци­ровать неврозы от психопатий. Ряд сведений привно­сится в обоснование коррекционных воздействий. Прежде всего мы видим, что при неврозах и психопа­тиях преимущественно поражены существенно разные уровни психического здоровья. При психопатиях это в основном уровень реализации, индивидуально-испол­нительский уровень; при неврозах — вышележащий, личностно-смысловой уровень, который уже вторично нарушает процессы реализации. Если для людей пси­хопатического склада «ядерным» нарушением, «сла­бым» звеном являются тактические, операционально-технические просчеты в реализации деятельности, то для больных неврозом патогенным является рассогла-сованность, гиперразведение самооценочных структур, что ведет к постоянному внутреннему напряжению, поддержке, «консервации» невротического конфликта.

Этот конфликт определяют, с одной стороны, вы­сокое представление о своей ценности, которое обус-

ловливает и высокие требования к жизни, не позволяет смириться с отсутствием тех или иных благ, а с другой стороны, нежелание прикладывать необходимые уси­лия для достижения этих благ, что оправдывается отсутствием необходимых характеристик и качеств. При этом болезнь как таковая становится своеобраз­ным способом решения этого конфликта, личностной индульгенцией, смысловым самооправданием: «Я не делаю конкретных шагов к тому, чего конечно же достоин и чего хочу в жизни, потому что я болен». Для понимания же реального положения вещей формулу эту надо часто обернуть: «Я болен, точнее, я прибегаю к болезни потому, что не беру на себя ответственности делать конкретные шаги к тому, чего хочу и чего достоин в жизни».

Снятию ответственности служат по сути и выра­батывающиеся способы целеобразования, тесным, как мы знаем, образом связанные с особенностями само­оценки: с одной стороны, больные могут ставить слиш­ком далекие, нереальные, заведомо оторванные от жизни цели, а с другой стороны, в конкретной, повсе­дневной деятельности обычно движимы мотивацией избегания неудач, боязнью риска, которая заставляет их «дуть на воду», излишне перестраховываться, вы­бирая легкие реальные цели. Но поскольку занижение реальных целей и операционально-технической сторо­ны самооценки связывается исключительно с болезнью, то соответственно снимается и всякая ответственность за пассивность. Ответственность перекладывается на других, на обстоятельства и конечно же на врачей:

«Вот вылечите меня, укрепите мою расшатанную нерв­ную систему, сделайте меня не таким ранимым, чув­ствительным, впечатлительным (далее может следо­вать любой перечень соответствующих симптомов и жалоб), и тогда я возьмусь за решение своих проблем». Но трудность как раз в том-то и заключается, что бо­лезнь, ее симптомы стали привычным, чаще неосозна­ваемым уже способом защиты от собственной отвеч-ственности, и поэтому задача психокоррекции состоит в преобразовании личности пациента, в доведении до его сознания существующих смысловых отношений, в снятии внутреннего конфликта не через уход в болезнь и оправдание себя этим, а через выход из закапсу-лированной, эгоцентрической позиции избегания не­удач и щажения себя, через подлинное разрешение

своих смысложизненных проблем.

Замечательны в данной связи следующие слова Л. Н. Толстого из «Круга чтения»: «Не бойся болезни, бойся лечения, и не в смысле вредных лекарств, а глав­ное, лечения в смысле признания себя больным и по­тому освобожденным от нравственных требований». Невроз в известной мере и есть путь признания себя больным и потому освобожденным от нравственной ответственности за происходящее в себе и в мире. Та­ким образом, помощь в решении «задачи на смысл», рассмотрение вариантов реализации этого решения, их апробирование, поначалу пусть в облегченных, игро­вых формах,— таково, на наш взгляд, направление психокоррекционной работы с больными неврозом, ко­торое вытекает из проведенного исследования.

При психопатиях основные нарушения происходят в процессах целеполагания, т.е. касаются другого, нежели при неврозах, уровня психического здоровья — уровня реализации. Отсюда нужная коррекция должна состоять в развернутом обучении целевому планиро­ванию с переходом от узких, простейших задач к рас­смотрению сложных жизненных ситуаций.

В заключение коснемся вопроса, который обычно обходится при обсуждении психопатий. Сами назва­ния — «психопатия», а тем паче «психопат», «больной психопатией» несут достаточно выраженную негатив­ную окраску, акцент на некоем изъяне, ущербности по сравнению с нормой. Но ведь любой клинический пси­холог знает, что люди психопатического склада попа­дают в психиатрические больницы обычно лишь в пе­риод острых декомпенсаций, явно неадекватных дейст­вий и т. п., что случается далеко не с каждым из них. В массе же своей они живут среди нас, учатся, рабо­тают, женятся, воспитывают детей. Более того, они иногда могут быть высокопродуктивными. В поведе­нии многих известных писателей, поэтов, ученых, со­ставляющих подчас славу целых народов, нетрудно бывает усмотреть наличие тех или иных (иногда весь­ма выраженных) психопатических черт. Как же согла­суется это с только что выявленными механизмами, да и вообще со множеством негативных характеристик, бытующих в психопатологии и относимых к психопа-' тиям? Ведь если опираться на одни эти характеристи­ки, если даже просто перечислять их подряд, то вооб­ще станет непонятно, как еще живут эти люди, как

они все еще не перессорились с начальством, подчинен­ными, родственниками, не развелись с супругами, не совершили преступлений и т. п. Итак, в отношении психопатий (как и любых других аномалии) мы ни­когда не должны довольствоваться характеристиками ущерба, но должны стремиться понять, за счет чего жи­вут такие люди, за счет чего они могут компенсировать свои серьезные нарушения. Что же касается рассмот­ренных нами механизмов и их нарушений при психо­патиях, то в этом плане можно сказать следующее.

Как было выяснено, при психопатиях «ядерными» являются нарушения, относящиеся в основном ко вто­рому уровню психического здоровья — уровню реали­зации, поэтому мощным резервом компенсации остает­ся вышележащий, собственно личностный уровень. В психологии иногда говорят: «личность снимает харак­тер»; это означает, что ценностное развитие является столь важным и положительным, что оно компенси­рует, «снимает» недостатки конкретных характероло­гических особенностей. Мы уже отмечали в гл. II, что может быть хороший человек (житейское определение нравственной личности) с плохим характером. При психопатиях основная компенсация должна идти имен­но за счет воспитания «хорошего человека», нравствен­но ориентированной личности. Причем поскольку ха­рактер, способы реализации являются основным на­рушенным звеном, то возможности развития здесь ча­сто противоположно направленные, чуть ли не альтер­нативные: либо хороший человек с плохим характером, где личность в перспективе способна «снимать», ком­пенсировать трудности характера *, либо плохой чело-

* Мы оставляем сейчас в стороне особый и очень интересный вопрос о том, являются ли выявленные особенности целеполагания только негативными, требующими всегда непременной борьбы с ни­ми, или в каких-то условиях они способны сыграть и позитивную роль в личностном развитии. Заметим лишь, что мы склоняемся ко второму мнению. Во-первых, неразличение реальных и идеальных целей, своеобразное неведение, наивность в отношении очевидных житейских ситуаций могут освобождать поле восприятия и способ­ствовать концентрации сил для решения более возвышенных задач. Во-вторых, что также важно, недифференцированность «хочу» и «могу» позволяет порой человеку с уверенностью браться за реше­ние самих этих возвышенных и трудных задач, к которым более сба­лансированное и реалистичное сознание не подступится не столько из-за отсутствия веры в себя, сколько из-за ясного понимания ничтожно малой вероятности успеха и необходимости поэтому твер­дого различения реального и идеального планов. Понятно, однако,

век с плохим характером, где негативные нравствен­ные установки помножаются на трудности характера. Этим объясняется то, что психопатического склада люди часто оцениваются весьма полярно — либо как очень хорошие, либо как очень дурные.

Тонкий знаток психопатий, П. Б. Ганнушкин писал:

«Один эпилептоид может прекрасно вести большое де­ло, другой — тоже эпилептоид — совершить преступле­ние; один параноик окажется всеми признанным уче­ным и исследователем, другой — душевнобольным, на­ходящимся в психиатрической больнице; один ши-зоид — всеми любимым поэтом, музыкантом, художни­ком, другой — никому не нужным, невыносимым без­дельником и паразитом». Причину этих глубоких рас­хождений П. Б. Ганнушкин объяснял следующими сло­вами: «Все дело — в клиническом, жизненном выявле­нии психопатии, которое и является... определяющим практическую, главную сторону дела» ²³, Но само это клиническое, жизненное выявление не случайно, оно зависит от избранных и затем отстаиваемых ориента­ции высших слоев личности, собственно личностного уровня психического здоровья, воспитанных, приви­тых, усвоенных ценностно-смысловых установок, т. е. от того в конечном счете, как, в какой плоскости со­циального и нравственного бытия найдут приложение одинаковые по своим клиническим характеристикам люди. И именно в зависимости от выбора этих плоско­стей и будет решена их судьба.

что подлинному развитию названные особенности могут служить лишь при непременном условии соответствующих личностно-смысло-вых ориентации, т. е. формула о необходимости снятия характера личностью остается в силе. Вообще следует признать, что успех, эффективность тех или иных приемов деятельности не определимы их обязательной принадлежностью какому-то одному или ограни­ченному числу способов и путей, которые только и можно назвать единственно верными и прогрессивными. В качестве полезной ана­логии можно вспомнить в этом плане о понятии «рассеивающего отбора», который «подхватывает и закрепляет каждую отклоняю­щуюся вариацию, потому что всегда или почти всегда для нее на­ходится подходящее место в разнообразной и вечно меняющейся природной и общественной среде; в каких-то условиях любая ва­риация может получить преимущество перед другими» ²². Все наблю­дающиеся вариации не случайны. Они несут свой смысл, свой урок, порой горький, отрицательный, но все же нужный для истинного понимания человека и мира. В этом помимо прочего особое фило­софское значение и ценность данных анализа отклоняющегося, ано­мального развития, ибо вне этих данных фактически невозможно создание подлинно целостного представления о феномене Человека.

• ⇐ Назад
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 151617
• 18
• 19
• 20
• 21
• Далее ⇒