Когда я ему так и сказал, он рассмеялся, и его текучая внешность стала какой-то знакомой. 2 страница
– Отонаси-сан?..
– Кадзуки, я хочу кое-что уточнить.
Она прекратила бормотать себе под нос и произнесла эти слова громко и внятно.
– Вчера ты… признался мне по телефону, верно?
Признался?
Под «признался» она подразумевает «согласна ли ты встречаться со мной?»
– Ты сказал по телефону, что снова признаешься, но уже лично, завтра – то есть уже сегодня.
– Я – я не…
– Мда, ты бы такого не сделал. Точно, если подумать, так и есть.
– Конечно же, не сделал бы! С ч-чего ты вдруг заявляешь, что я сделал та-…
– Тогда возьми и проверь по своему мобильнику.
Получив приказ в таком спокойном тоне, я кивнул, достал мобильник и открыл список исходящих звонков.
Самое верхнее имя:
«Мария Отонаси»
Время звонка: 1 мая, 1:49.
Невозможно. В это время я должен был уже спать. Я не помню, чтобы я звонил Отонаси-сан.
– Вчера… нет, по дате – сегодня. Ты позвонил в два часа ночи и объяснился мне в любви. Вот то, что я знаю о положении дел.
Никак я не мог этого сделать. Но, с другой стороны, Отонаси-сан не стала бы врать и выдумывать все это, только чтобы поизмываться надо мной.
Но все же – никак, ни за что я не мог сделать то, чего не делал.
– Может, чей-то прикол? Правда, не знаю, как им это удалось.
– Прикол… да? Короче говоря, ты заявляешь, что кто-то воспользовался твоим телефоном и признался мне в любви ради прикола, или что-то вроде того?
Звучит, может, бредово, но это единственное, что приходит мне в голову. Я уже собирался кивнуть, когда Отонаси-сан продолжила.
– Признался твоим собственным голосом?
– …Э?
Я разинул рот, как дебил; Отонаси-сан же не останавливалась.
– Если только у тебя нет брата-близнеца, с которым тебя разлучили во младенчестве, я делаю такой вывод. Вне всякого сомнения, это был твой голос, Кадзуки.
– Т-ты просто плохо слышала! Ты просто приняла его за меня, потому что звонок был с моего телефона… наверно…
– Кадзуки, я провела рядом с тобой целую человеческую жизнь. Я не могла ошибиться с твоим голосом.
Лицо ее дышало убежденностью. Да я и сам не думаю, что она может принять кого-то за меня по голосу.
Но это значит, что признался ей все-таки я? Нет, это тоже невозможно. Отонаси-сан убеждена, что голос был мой, ну а я убежден, что я ей не признавался. Но звонок был, это факт.
– Противоречие…
– Именно, противоречие. Полнейшее. Следовательно…
Да.
Такого противоречия просто не может быть. Следовательно –
– Это – работа «шкатулки».
При слове «шкатулка» мне рефлекторно стянуло грудь. Я пока что не знаю, что происходит, но мою грудь уже стянуло страхом.
– Мы должны найти способ борьбы, и как можно скорее. «Владелец» целится в нас, это очевидно. И явно с плохими намерениями.
– Что же мне?..
– Дай подумать… Мне нужно время разобраться в ситуации. Пока что просто подожди, пока я не найду ответ. А там я решу, как нам действовать.
Я молча кивнул.
– Разговор окончен. Я возвращаюсь к себе в класс.
С этими словами Отонаси-сан развернулась и зашагала прочь, не оглядываясь.
Мая (пятница) 09:32
В класс я вернулся после первого урока; Коконе уже стояла возле двери в устрашающей позе. Когда наши глаза встретились, она почему-то посмотрела на меня сердито. Лицо ее слегка покраснело. Может, она за что-то злится?
– …Я жду…
– Э?
– Я жду, когда ты ко мне подойдешь!
Она повысила голос; вид у нее был довольно угрюмый.
– И несмотря на это, ты прогулял первый урок с той девчонкой! Что вообще такое! Ничего не понимаю! Ты сплошная загадка, Кадзу-кун!
На мой взгляд, загадка тут – что так возбудило Коконе, но пока что я решил эту мысль оставить при себе.
Но, похоже, мое поведение разозлило ее еще больше; она прижала меня спиной к стенке коридора, издавая низкое ворчание.
– Эээ… прости.
– Почему ты извиняешься?!
– Э? …Я… я извиняюсь.
– Нет, правда, почему ты извиняешься?!
Коконе придвинулась еще ближе; мое изумление все росло.
– Или, может, ты хочешь извиниться?! Может, ты хочешь все отменить извинением?! Тебе не кажется, что это жестоко?! Н-ну ладно… это, вообще-то, меня избавляет…
– П-погоди… ты о чем вообще?
Мы говорим на разных языках, совсем как это было только что.
…Э? Постойте-ка. Только не говорите мне –
– И почему же до тебя все никак не дойдет?! Я про… я про… ну…
Ее лицо запунцовело еще больше, до самых ушей.
Если это то, что я думаю, то я не желаю это слышать. Коконе, однако, убедилась, что никого поблизости нет, и прошептала мне на ухо:
– Я говорю про… твое вчерашнее признание по телефону.
Что?.. Я ей признался?
Я потерял дар речи. Коконе неотрывно смотрела на меня снизу вверх.
– Ну… я…
Не знаю, как именно она интерпретировала мое поведение, но она опустила глаза. Какое-то время она шевелила губами молча, но все же начала говорить.
– Прости… Я, я не знаю, как реагировать… В смысле… Я относилась к тебе как к другу и все время думала, что ты тоже… и потом… он, конечно, тут ни при чем, но все же… есть Дайя…
Она сжала кулак, словно набираясь смелости, и подняла на меня глаза.
– …Подожди, пожалуйста. Не знаю, когда я смогу дать ответ, но, пожалуйста, подожди до этого времени. …Прости.
Похоже, она реально страдала – от осознания этого мое сердце едва не разорвалось. Это было не мое признание! Я хотел так сказать, но попытка подобного объяснения была бы абсолютно лишена смысла. Я никак не могу ей рассказать.
Мое страдальческое выражение лица Коконе поняла по-своему и смотрела на меня с несчастным видом – примерно как я на нее.
Потом она развернулась и бегом отправилась обратно в класс.
Я подождал, пока она не скроется из виду, и пробормотал:
– Я тоже отношусь к тебе как к другу!
Я сжал кулак.
Тут мне в голову пришла одна мысль. Я достал свой мобильник и проверил исходящие звонки. …И почему я не заметил, когда смотрел в прошлый раз? Звонок от 1 мая, 1:29.
Под именем «Мария Отонаси» значилось имя «Коконе Кирино».
Мая (пятница) 11:00
Что ж, посмотрим, как все пройдет.
Мая (пятница) 12:00
Первым, что я услышал, был женский плач.
Лицо Дайи было прямо перед моим, он смотрел в упор. Что вообще происходит?
Что это?
В глазах Дайи плескался гнев, его ни с чем нельзя было спутать. На кого он направлен? Никаких сомнений. В этих глазах отражался не кто иной, как я. Иными словами, он смотрел на меня, как на врага.
Потом, с запозданием, накатила боль. Болело рядом со щеками и ртом. И обе руки тоже.
Дайя сидел на мне верхом, держа за запястья.
Наконец-то мне удалось понять ситуацию.
Мы в музыкальном классе. Предположительно у нас сейчас третий урок, история, но сейчас я в музыкальном классе – сюда мы должны были перейти только на четвертом уроке. На моей форме кровь. Чья? …Скорей всего, моя. Ведь у меня и сейчас во рту привкус железа. Похоже, у меня кровь течет изо рта после удара Дайи.
Что случилось… что, черт побери, случилось?!
– Дайя… что…
– Заткнись, Кадзу. Если вякнешь что-то сверх того, что уже сказал, я тебе пасть разобью.
В глазах у него – серьезная враждебность. Похоже, он не преувеличивает; готов спорить, он правда прибегнет к насилию, если я ляпну что-нибудь лишнее.
Что же это за ночной кошмар?
Но если бы это был ночной кошмар, боль не была бы такой сильной и настоящей.
Значит, это все происходит наяву.
Плач все не прекращается. …А кто плачет?
Я повернул голову на звук.
Плакала Коконе.
Первое, что я ощутил, – понимание. Да. Вот почему она не остановила Дайю, когда дело дошло до такого. Дальше в голове возник вопрос. Почему Коконе?
И следующее чувство, распространившееся по моему телу, – ужас.
…Не может быть.
Я еще раз уточнил ситуацию. Коконе плакала, Дайя был в ярости. Так кто же довел ее до слез? Кто привел его в ярость? Я в музыкальном классе. Значит, сейчас должен быть четвертый урок. Совершенно не помню, что произошло за это время. И все же я здесь. Не там, где я был раньше. Иными словами –
…я передвигался, не сознавая этого?
Скажем, как тогда, когда я, не сознавая этого, послал мэйл Отонаси-сан и признался ей в любви.
Скажем, как тогда, когда я, не сознавая этого, признался в любви Коконе и порушил наши с ней отношения.
Скажем, что если я, не сознавая этого, сделал что-то, что ранило Коконе и разозлило Дайю?
– Может, уже достаточно, Дайян?
С этими словами Харуаки положил руку Дайе на плечо.
«Может, уже достаточно»?
Значит ли это, что я сделал что-то, за что меня стоило уронить на пол и стукнуть пару раз?
Дайя отшвырнул мои руки и медленно встал, не сводя с меня сердитого взгляда. И затем, словно пользуясь случаем…
– Угг!
…со всей силы наступил мне на живот и отвернулся.
Я корчился от боли. Видел лица вокруг. Все – одноклассники, преподаватель музыки, даже Харуаки – все смотрели на меня как на какой-то неопознанный объект. Коконе, спрятав лицо на груди у Дайи, рыдала еще громче.
Я попытался встать. Из-за боли мне это удалось не сразу. Но никто не протянул руки.
Поднявшись наполовину и стоя на коленях, я начал думать.
За что меня так? Почему остальные считают, что все правильно? Я не знаю, что произошло. Но я знаю причину.
…«Шкатулка».
Да, во всем виновата «шкатулка». Я не виноват. Я ничего не сделал!
Так почему же я должен через все это пройти!
Я наконец поднялся без посторонней помощи.
Все смотрели на меня, но никто не подошел.
Понимаю. Никто не знает, что виновата «шкатулка». Потому и не пытаются общаться со мной. Никто ко мне не подходит. Никто ко мне не обращается. Дайя, Коконе, даже Харуаки. Никто. Никто. Никтониктоникто…
– Кадзуки, ты как?
Никто, кроме нее.
Мои губы изогнулись в улыбке. Все замерло при ее появлении – видимо, потому что сейчас урок в самом разгаре. Но я ничуть не удивился.
– …Мария.
Она стояла за дверью класса; услышав, как я рефлекторно назвал ее по имени, она распахнула глаза. Но тут же убрала с лица изумленное выражение и подбежала ко мне.
Не обращая внимания на то, что никто больше ко мне не приближался, она встала передо мной так близко, что я мог разглядеть каждую ресницу, и мягко дотронулась до моей распухшей щеки.
– Сперва давай займемся твоей раной. Идем в медпункт.
– …Хорошо.
Она зашагала прочь, я молча последовал за ней.
Ни один человек нас не окликнул.
Как только я вышел из класса, плач усилился. По крайней мере мне так показалось.
Мая (пятница) 12:17
В медпункте было пусто.
Как только Отонаси-сан это поняла, она осмотрела и потрогала мои болячки, а затем, взяв с полки аптечку, принялась уверенными движениями обрабатывать рану.
– Но я даже подумать не могла, что увижу такой кошмар, когда шла к тебе; у меня всего лишь возникли кое-какие мысли насчет «шкатулки».
Дезинфицируя мою рану, она уточнила:
– Ты ничего не помнишь, верно?
Я кивнул. Она вздохнула; почему-то она явно была раздражена.
– С тобой всегда одно и то же, еще с «Комнаты отмены». Меня это начинает злить, знаешь ли.
– …Ну а что я могу с этим сделать?
– Да шучу я, конечно.
С этими словами Отонаси-сан приложила к моей голове кусочек марли.
– Я видела начиная с того момента, когда Омине наступил на тебя. Что было до того, ты тоже не помнишь?
– …Когда я пришел в себя, он уже сидел на мне верхом.
– Стало быть, у тебя нет ни малейшего представления, за что он тебя бил?
– Угу. Ни малейшего.
Услышав мой ответ, она скрестила руки на груди.
– Кадзуки, у тебя мобильник при себе?
– Мобильник? Должен быть в кармане брюк…
– Возможно, там что-то осталось. Поищи тщательно.
Я принялся быстро нажимать кнопки, как было велено.
Принятые звонки, Исходящие звонки, Входящие письма, Исходящие письма. Вроде все осталось без изменений. Я открыл папку с данными.
«Голосовая папка»
У меня есть такая, оказывается? Я ее открыл.
В ней лежал один файл с именем из двенадцати цифр. Наверно, цифры обозначают время создания. Если с тех пор это имя не редактировали, то файл был создан 1 мая в районе двух часов ночи. Иными словами – вчера поздно ночью.
Я открыл файл и приложил телефон к уху.
Раздался голос.
«Доброе утро, Кадзуки Хосино-кун. Или следует сказать “добрый день”?»
Что это?
Я рефлекторно поставил файл на паузу. Откуда на моем мобильнике голос какого-то незнакомого типа? И почему этот тип обращается ко мне?
– Что случилось, Кадзуки? Ты что-то нашел?
Не в силах ответить, я дрожащими пальцами вновь нажал кнопку «Воспроизведение».
«В общем, неважно. В конце концов, и тебя подобные мелочи не интересуют. Интересует тебя, кто я, правда? А, да-да. Ты знаешь про “шкатулки”, да? “О” объяснил тебе, да? Стало быть, мне не нужно объяснять еще раз?»
Он знает про «шкатулки» и про «О»? Значит, этот парень – «владелец»?
«Ты наверняка уже заметил, что твоя повседневная жизнь постепенно разрушается. Да, это очень хорошо. Я ведь делаю это специально. Почему, спросишь ты? Чтобы уничтожить тебя, Кадзуки Хосино».
Контраст между непринужденным голосом и содержанием сообщения был настолько разителен, что мое сердце заколотилось отчаянно.
«Я уничтожу тебя. Я разрушу все, что тебе дорого. Я заполучил «шкатулку», теперь я заберу у тебя все. Мне совсем нетрудно это сделать. Ведь я –»
Голос оборвался. Нет, не совсем так. Я просто выронил мобильник.
– Кадзуки!.. С тобой все в порядке? Что вообще ты там услышал?
– А…
Враждебность была очевидна. Некто заполучил самое мощное оружие – «шкатулку» – и заявил, что моя жизнь будет полностью разрушена.
Отонаси-сан подобрала телефон и открыла голосовой файл.
– Это же!..
Затем, подняв бровь, она полностью сосредоточилась на прослушивании файла.
Вскоре она захлопнула мобильник и протянула его мне без слов. Потом, скрестив руки на груди, погрузилась в размышления.
– Кадзуки.
Наконец она раскрыла рот и недовольным тоном произнесла мое имя.
– С нашего разговора сегодня утром я все время думала, и у меня появились кое-какие смутные идеи, что нам делать дальше. Но к конкретным выводам я так и не пришла. Но после этой записи я приняла решение.
Отонаси-сан говорила, глядя прямо на меня.
– Я не буду больше тебе доверять.
– …Э?
Я разинул рот, как дебил, не понимая смысла ее слов.
– Ты ведь тоже уже заметил, верно? На этот раз «шкатулка» применяет свою силу непосредственно к тебе. Ты уже в руках «владельца». Поэтому я не могу тебе доверять.
Я мысленно повторил эти слова.
Она не может мне доверять?..
– Н-но почему? Я никогда не предам тебя, никогда!
– Верно, но только если ты – Кадзуки Хосино.
– Э?
– Но Кадзуки Хосино ли ты на самом деле?Или ты «владелец»?
– Ч-что ты имеешь в виду, я тебя совершенно не понимаю, Отонаси-сан! «Владелец» – это тот, кто записал это сообщение, разве нет?
– …Ты что, не до конца его прослушал? Нет, даже если ты не дослушал, ты должен был хотя бы голос узнать.
– Отонаси-сан, ты узнала его по голосу? Значит, мы уже знаем, кто «владелец»? Значит, ты знакома с «владельцем»?
– …Ну, наверно, вполне возможно, что ты не узнал голос сразу же. По правде сказать, ты никогда не слышал его таким образом, и стиль речи тоже другой, – пробормотала Отонаси-сан вместо того, чтобы ответить на мой вопрос. Затем повернулась ко мне спиной и двинулась прочь из медпункта.
– П-погоди! Пожалуйста, скажи хотя бы, чей это голос!
Она остановилась. Но не обернулась.
– Кадзуки, попробуй еще раз прослушать, когда возьмешь себя в руки.
И с этими словами она вышла.
Я был настолько ошарашен ее полнейшим отказом, что не смог даже позвать ее.
Отонаси-сан оставила меня в комнате одного.
Я вновь открыл файл. И тогда, вслушиваясь в голос, который мне незнаком, хоть я и слышу его всю жизнь, я понял.
– Ха-ха-ха…
Меня разобрал смех. Логично. Вполне естественно, что она не может мне доверять.
– …Вот… дерьмо.
Итак, как же мне теперь быть!..
«Мне совсем нетрудно это сделать. Ведь я –»
Я услышал слова, которые пропустил в тот раз.
«– тот, кто делит одно тело с Кадзуки Хосино».
Голос принадлежал не кому иному, как мне самому.
Мая (пятница) 13:00
Пока посижу тихо.
Мая (пятница) 14:00
Мое сознание было отключено.
А теперь вернулось.
Я сидел за своей партой. Вроде как сейчас должен был быть обеденный перерыв, и тем не менее я здесь.
Я глянул на часы. Два часа дня, стало быть, сейчас кончается пятый урок.
Я поспешно огляделся. Парты Дайи и Коконе пустовали. Видимо, они оба ушли раньше. Остальные одноклассники более-менее сосредотачивались на теме урока. Ничего аномального я не видел. Мои учебник, тетрадь и письменные принадлежности были разложены на парте. Кажется, никаких записей я не делал.
Сомнений больше не оставалось.
В этом теле сосуществуют два человека. Помимо [меня], есть еще [другой я], которого я совершенно не ощущаю.
И только что этот [другой я] управлял моим телом.
Звонок с урока.
Началась перемена; но из-за того, что произошло в музыкальном классе, ко мне никто не подходит. Все лишь глядят со стороны.
Думаю, такое положение нарочно создал [другой я]. В конце концов, он заявил, что намерен уничтожить [меня]. Это его атака.
Я рухнул на парту.
Что же мне делать с этим [другим мной]? Ведь теперь даже Отонаси-сан меня покинула.
– Хосии.
Я поднял голову, услышав, как кто-то меня зовет.
Сейчас у Харуаки явно было не обычное его шутливое выражение лица. Серьезное лицо, которое ему совершенно не идет.
– Слушай, зачем ты так поступил с Коконе?
Я захлопнул рот. На этот вопрос я никак не могу ответить. Я даже не знаю, как именно «так».
– Знаешь? Вряд ли ты это сказал просто так, Хосии. Поэтому, думаю, у тебя была какая-то причина, и я просто не могу ее понять. Но все же – если все так и останется, я ее и не пойму! Поэтому, пожалуйста, скажи мне!
В голосе Харуаки слышалась боль.
– Если не скажешь, я не смогу быть на твоей стороне, честно.
Услышав эти слова, я задумался.
Для меня Харуаки – последний бастион, защищающий мою повседневную жизнь.
Поверит ли мне Харуаки, если я расскажу ему, что мной управлял [другой я]? …Именно Харуаки, может, и поверит. Но…
– …Не могу тебе сказать. Прямо сейчас – не могу.
В смысле, я сам еще довольно смутно понимаю происходящее. Я не смогу объяснить достаточно стройно и понятно, чтобы он мне поверил.
– Но скоро расскажу, обязательно!
Пытаясь показать хотя бы свою искренность, я произнес эти слова, глядя ему в глаза.
– Понял. Буду ждать.
Я уверен, что больше всего Харуаки сейчас хотелось пожаловаться, но он подавил желание и остался краток. А потом молча ушел.
«Я подожду». Так сказал Харуаки. Значит, я не должен заговаривать с ним, пока не придет время. Я потеряю его, если обращусь к нему необдуманно.
А если я потеряю Харуаки, мой последний бастион, то я не смогу уже сохранить свою повседневную жизнь.
…Да, я решил, что должен сейчас делать. Я должен разузнать как можно больше о «шкатулке» и о [другом мне], и чем скорее, тем лучше.
Но как это можно сделать? В смысле, я ведь даже не могу с ним напрямую общаться.
– …Ах.
Точно. Как я вообще узнал о его существовании? Он обратился ко мне, вот как.
Я вышел в коридор и достал мобильник.
Чтобы послать [другому мне] сообщение с помощью функции «Мой голос».
Разумеется, не факт, что [другой я] вообще ответит. Но попробовать стоит по-любому.
– Рад познакомиться; правильно, [другой я]?
Я начал запись.
– Теперь я понимаю, ты делишь со мной одно тело! Но понимаю пока что не все. Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этой «шкатулке». И я хочу, чтобы ты раскрыл, кто ты.
Захочет ли он отвечать, если я буду задавать вопросы так прямо? В конце концов, он же хочет меня уничтожить.
Поэтому я решил его немного раззадорить.
– Но мне пофиг, ответишь ты или нет. Что бы ты ни ответил, это никак не повлияет на мои действия. Мне плевать, действуешь ли ты из чистой ненависти ко мне, или у тебя благородная цель, или еще какая-то причина, из-за которой тебя стоило бы пожалеть.
Я был сам поражен, как легко из меня выходят эти совершенно неестественные для меня, враждебные слова. Но я чувствовал, что должен это сказать.
– Я не допущу твоего существования.
Я чувствовал, что должен передать ему, насколько решительно я настроен.
Я ведь не могу этого допустить, правда? Ни за что. Не позволю, чтобы меня украл кто-то другой.
Мои ноги принялись дрожать, я невольно оперся о стену коридора. Видимо, это было из-за того, что мое тело не справлялось с таким мощным приливом ненависти, какого я в жизни раньше не испытывал.
Я закрыл мобильник и сделал глубокий вдох.
Я раздавлю [другого меня].
Что бы ни случилось, я не допущу его существования.
Мая (пятница) 15:34
Я обнаружил голосовое сообщение, записанное Кадзуки Хосино.
Мая (пятница) 16:00
Прямо передо мной маячило лицо незнакомой школьницы. От неожиданности я выпустил ремень, за который держался, и упал. Терпя хихиканье окружающих, я встал и принялся анализировать ситуацию.
Ремень? Стало быть, я в поезде?
Даже и думать нечего. Мое тело вновь было под контролем [другого меня].
Я тут же достал мобильник и обнаружил новый голосовой файл.
Нажал кнопку «Воспроизведение».
«Вот как, значит, ты можешь использовать этот прием как средство общения. А я как раз начал думать, что если все идет в одну сторону, это довольно скучно. Поэтому я снизойду до ответов на твои вопросы!»
Мой собственный голос звучал из динамика.
«Я принял “шкатулку”, чтобы осуществить некое конкретное желание. А именно – стать тобой, Кадзуки Хосино!»
У меня перехватило дыхание.
«И правда, когда я это сделал, я смог тебя захватить… но слушай, разве подходит слово “захватить” к ситуации, когда я только часть твоего времени могу украсть? Конечно, нет! Это все временно. Процесс захвата будет завершен через одну неделю после того, как я воспользовался “шкатулкой”. Как только на календаре будет 6 мая, иными словами, в последний день Золотой недели, твоя душа навсегда покинет это тело. А моя останется».
Проще говоря – на уничтожение «шкатулки» у меня осталось чуть больше четырех дней.
«Этого достаточно, чтобы ты понял ситуацию? Так, ты еще спросил, кто я. Хе-хе-хе, вот уж трудный вопрос. Кто я? Откровенно говоря, я и сам не знаю! В смысле, на самом деле я Кадзуки Хосино. Но тебя такой ответ не устроит, мне кажется? Что ж, ничего не поделаешь, мне пришлось придумать псевдоним, чтобы ты мог нас различать! Можешь звать меня…»
И он моим голосом произнес имя.
«…Юхэй Исихара».
Незнакомое имя. Я старательно впечатал его себе в память.
«Что ж, теперь позволь мне сказать, что я думаю. Ты не допустишь моего существования, говоришь? Прости, но ты меня насмешил! Ты не можешь даже увидеть меня. Максимум, что ты можешь, – это засунуть свой голос в мобильник, вот как сейчас, ведь так? И как же ты собираешься добиться того, что сказал?»
[Юхэй Исихара] зловеще рассмеялся моим голосом.
«Поскольку мне тебя жаль, я подскажу тебе один способ, как избавиться от меня. Кадзуки Хосино уже мой более чем наполовину. Так что все просто…»
И он произнес.
«…Покончи с собой, и все».
И вновь он разразился своим невыносимым смехом. Больше всего мне хотелось нажать на «Стоп», но сообщение еще не кончилось.
«О, и еще одно. У тебя тут мэйл от одного из твоих друзей! Чисто на всякий случай, вдруг ты его не заметил».
От друга?..
Я сглотнул слюну и открыл список входящих писем. Наверху списка значилось имя «Харуаки Усуй».
Не помню, чтобы я его открывал, но письмо было помечено как уже прочитанное.
Что…
Что, черт побери, этот хмырь сделал с Харуаки!..
Я глубоко вдохнул. Но успокоиться не смог, лишь взволнованно жевал губы. Досадно, но мои руки тряслись.
Я открыл письмо.
«Пожалуйста, не говори со мной пока что».
Ах…
Вот так разбился последний бастион, охранявший мою повседневную жизнь.
Мая (пятница) 23:22
Мне снится сон.
Тот же сон, что я уже видел несколько раз.
К оглавлению
Мая (суббота)
Мая (суббота) 00:11
Меня разбудило жужжание на столе.
Я поднялся с постели, взял мобильник, от которого и исходило жужжание, и посмотрел на дисплей.
«Мария Отонаси»
Мария Отонаси? Зачем она мне звонит? Даже в такой ситуации она звонит; значит ли это, что «Кадзуки Хосино» не рассказал ей, что с ним происходит? …Нет, наверно, он не смог рассказать своей подружке эту абсурдную историю про «шкатулку». Но, думаю, она должна заметить, что что-то изменилось, даже если он ей не сказал… а, неважно.
Я кончил ломать голову и взял трубку.
Как же я могу противостоять желанию поговорить с девушкой, которой восхищаюсь?
– Алло.
«Кадзуки. Приходи ко мне домой».
Ух ты. Она всегда так себя ведет с Кадзуки Хосино?
Так… как же мне ответить?
Я взвесил ситуацию.
С помощью «шкатулки» я смогу полностью завладеть «Кадзуки Хосино» за одну неделю. Чтобы этого достичь, лучше всего было бы избегать резких движений. Разумеется, следовало бы держаться подальше от Марии Отонаси.
Но надо понимать правильно. Не это моя цель.
Хочу я – истерзать Кадзуки Хосино до такой степени, чтобы он расцарапал собственную шею до крови, чтобы он опустился так, что дальше некуда, чтобы он, стоя на коленях, сам отдал собственное тело со словами «пожалуйста, сделай со мной что пожелаешь»; хочу украсть его тело полностью, чтобы к 5 мая от него осталась лишь пустая оболочка, которая существует лишь чтобы отдаться мне. Вот чего я желаю.
Почему я этого желаю? Потому что только так я смогу почувствовать, что я и есть Кадзуки Хосино.
Если я не буду чувствовать себя Кадзуки Хосино, все будет выглядеть так, будто я лишь жилец в его теле. Тогда все теряет смысл.
Думаю, есть еще одна причина, почему я должен делить это тело с [Кадзуки Хосино] какое-то время, – иначе я не смогу почувствовать себя Кадзуки Хосино. Черт, эта «шкатулка» реально здорово сделана.
«Эй, чего молчишь?»
Все понятно. Нечего колебаться.
Мария Отонаси, несомненно, очень дорогое существо для Кадзуки Хосино. Если он ее потеряет, это будет для него страшным ударом.
А значит, [Юхэй Исихара] отберет Марию Отонаси у [Кадзуки Хосино].
Это совершенно необходимо для воплощения моего величайшего желания.
– А, извини. Я задумался.
Потом, вспомнив манеру речи [Кадзуки Хосино], добавил:
– Эээ, к тебе домой. Ладно, только если ты меня проводишь.
Судя по фразе Марии Отонаси, похоже, Кадзуки Хосино посещает ее комнату каждый день.
«Хочешь, чтобы с тобой понянчились? Уже сам на велике такое расстояние проехать не можешь, что ли?»
– Понимаешь, мой велик сейчас немного не в форме.
Я попытался обмануть ее первой отмазкой, что пришла в голову. Я не знаю, где она живет. Так что у меня будут проблемы, если она не придет и не заберет меня.
«Черт, из нас двоих ты мужчина, и все же ты хочешь, чтобы я тебя забрала? По-моему, в норме должно быть наоборот? …Ладно, проехали. Я заеду на мотике, хорошо?»
– Мотик, это в смысле… мопед?
«Да нет… мой мотоцикл на 250 кубиков».
Блин! Кадзуки Хосино должен был знать про мотоцикл Марии Отонаси.
«Аа, ну да. Я ведь еще не говорила тебе, что купила мотик».
Пронесло! …Нет, не надо нервничать, вряд ли она меня раскусила из-за одного этого. Но я нервничаю просто оттого, что говорю с Марией Отонаси.
«Кстати, мне же еще и права иметь рано».