мая (вторник), Праздник детей

Мая (вторник) 02:10

Мне снится сон.

Опять все тот же сон.

Я играла с одноухим плюшевым зайцем, стоя перед трупами. Я сунула указательный палец в разорванный шов и расширила отверстие.

Я засунула несколько пальцев в голову и пошевелила ими. Голова зайца потеряла форму. Вата приятна на ощупь. Взад-вперед, вверх-вниз. У зайца отвалился глаз. Вата выпирает из разорванного лица.

Я взглянула на собственные руки. Вроде они должны остаться прежними, если не считать того, что они покрыты начавшей подсыхать кровью. Но мне казалось, что мои руки сгнили, стали совершенно черными.

Мое тело переполняет что-то вроде грязи, что-то, состоящее сплошь из ненависти. Я хочу разрезать свое тело и выдавить грязь наружу.

– Вот как. Весьма интересно.

– Иии!

Внезапно раздавшийся голос напугал меня так, что сердце, казалось, подпрыгнуло аж до глотки.

– Просто невероятное событие, и случилось оно совсем рядом с тем мальчиком. Да, очень интересно. То, как ты вовлечена в это происшествие, просто потрясающе, и твои чувства к тому мальчику тоже выглядят весьма забавно.

Я обернулась и посмотрела на обладателя голоса.

Он выглядел… А, конечно, это потому что мы во сне, хех. Он выглядел каким-то нечетким, словно через туманную вуаль. Я даже пол его разобрать не могла.

– К-кто вы? К-как давно вы здесь уже?

Вместо ответа он (она?) лишь улыбнулся.

Я машинально взглянула на брата. Он, похоже, все еще не заметил посетителя; он по-прежнему испуганно, беззвучно плакал.

Где я, кстати? Вроде как это мой дом, но что-то не так. Он не кажется реальным, я словно попала в фотографию.

– А ты тоже весьма интересное создание, хотя и не настолько интересное, как тот мальчик. Я уже знал, что люди становятся пустыми внутри, когда они ненавидят самих себя, но наблюдать это собственными глазами действительно забавно. Не вижу причин не дать тебе «шкатулку».

Он совершенно не обращал внимания на мои вопросы и лишь говорил какие-то странные вещи.

Но кое-что я все же поняла.

Он очарователен. Невероятно очарователен.

– У тебя есть желание?

Конечно, есть. Я ведь все время молила о желании.

– Вот «шкатулка», которая исполняет любое «желание»!

Так он произнес своим чарующим голосом и протянул мне какую-то емкость. Как он и сказал, это было похоже на шкатулку. Но почему-то я не могла ее толком разглядеть, хотя она находилась прямо передо мной.

Я попробовала дотронуться до нее.

Одного этого мне хватило, чтобы понять: она «настоящая». Никакой логики тут не было; просто-напросто все мое тело кричало, что она «настоящая».

Я взяла ее в руки.

– Как ей пользоваться?..

– Представь себе свое желание абсолютно четко. Ничего больше! Люди изначально способны исполнять желания. Так что в этой «шкатулке» нет ничего такого уж особенного. Она всего лишь упрощает твое желание и делает его исполнение легче.

Мое «желание» – перестать быть Рико Асами. Стать кем-то другим, не Рико Асами, которую я презираю.

Кем же мне стать?

Первый, кто приходит в голову, – моя обожаемая Мария Отонаси. Но это невозможно. Она ведь не человек. Она не то существо, которым может стать такая, как я.

И тут меня озарило.

– Я желаю…

Он – тот, кто способен заявлять, что повседневная жизнь важна, словно это нечто само собой разумеющееся. Он – тот, кто, уж не знаю почему, завладел Марией Отонаси.

«Повседневная жизнь важна»? Ой, да ладно! Попробуй-ка повторить эти слова, когда хлебнешь моей повседневной жизни! Никогда тебя не прощу за то, что ты наслаждаешься счастьем, которого не заслужил.

А значит – отдавай его мне!

– Я желаю заменить Кадзуки Хосино.

Как только я это произнесла, «шкатулка» начала складываться. Когда она стала совсем маленькой и твердой, она метнулась ко мне, словно пуля, и вошла в мое тело через глаз. Не оставив мне времени на то, чтобы ощутить боль, она проникла мне в сердце и начала через сосуды управлять всем телом. Меня, меня, меня, меня нарезает, раздавливает, разрывает, рассыпает, мной управляет «шкатулка», и – я исчезаю.

– Заменить его, э? Хе-хе… вот уж бедняжка.

И с чарующей улыбкой он добавил:

– Какое несчастье для тебя, что ты осознаешь, что ты всего лишь замена.

Почему? В том, что я исчезла, для меня, наоборот, счастье.

– Пустой человек может загадать лишь пустое «желание». Прости, но я об этом прекрасно знал.

Он по-прежнему продолжал мягко, очаровательно улыбаться.

– Ах, как восхитительно! Надеяться сбежать от своих деяний так просто – эта твоя детская сторона меня страшно восхищает!

И затем мой сон продолжился, и меня зашвырнуло в болото.

Я глотаю болотную грязь, не в силах ни дышать, ни говорить.

Мая (вторник) 06:15

Я не сплю уже какое-то время.

Но я просто валяюсь, как кукла, на кровати Марии Отонаси; мне не хочется двигаться. Я должна связаться с Рико Асами. Я это знаю, но все равно не могу шевелиться.

Мария Отонаси все это время сидела на стуле и смотрела на меня.

И все равно я не могу шевелиться. Я даже не могу отвернуться от этого пронзающего взгляда.

Через несколько минут игры в гляделки терпение наконец кончилось у нее, и она отвела глаза. Затем встала и ушла куда-то.

Вернулась она почти сразу и протянула мне чашку кофе. Я лишь глядела на поднимающийся у меня перед глазами пар. Не брала чашку в руки. Наконец ей это надоело; она принялась пить кофе сама, пробурчав что-то типа «Горько…»

– …Мм, так, поскольку мне все равно нечего делать, я немного поговорю сама с собой, – произнесла она, хмуро глядя в чашку. – Я «шкатулка». Фактически, я могу выполнять «желания» в точности так же, как это делает «шкатулка».

Она это сказала так, как будто слова вырвались у нее случайно, а вообще-то она просто пила кофе.

– Но из меня получилась неудачная «шкатулка». Счастье, которое я приношу, – лишь подделка.

Она говорила безразличным тоном, но я ясно видела горечь в ее лице.

– Я вот думаю: что такое счастье? Это что-то, что зависит от твоих чувств? Если так, может ли кто-то, нечаянно уничтоживший всю свою семью, заполучить счастье, просто изменив свое сердце?

Я подумала, что она говорит обо мне. Но, вполне возможно, это не так.

– …Думаю, это невозможно. И я здесь, потому что думаю так.

Она, должно быть, говорит о себе.

– Я не знаю в точности, что у тебя произошло. Но вряд ли ты сможешь стать счастливой, всего лишь изменив свои чувства. Ты ведь тоже так думаешь, да?

Именно. Ад ждет меня, куда бы я ни пошла.

– Ты хотела, чтобы я «спасла» тебя, верно?

Этот вопрос она задала, уже опустошив свою чашку.

– Я могу выполнить твое «желание», если только ты не возражаешь против того, что оно будет с изъяном.

Нормальный человек решил бы, что это открытая ложь. Но Мария Отонаси была сама серьезность.

И этого было более чем достаточно, даже оставляя в стороне вопрос, верить или нет.

– …Правда?

Этого было более чем достаточно, чтобы заставить меня раскрыть рот.

– Да. Если все твои дороги ведут в ад, я дам тебе еще одну. Может быть, это лишь иллюзия, но в твоем случае у тебя нет выбора, верно?

Если бы она хотела зародить во мне надежду, чтобы заставить меня действовать, она бы так не говорила.

– Но тебе-то нормально, что ты используешь такую нереальную силу, Мария-сан?.. Разве тебе не придется заплатить что-то за эту силу, как в манге?

Мария Отонаси молчала.

– Значит, правда есть какой-то подвох?

– …Тебе волноваться не о чем.

– После таких слов я еще сильнее волнуюсь!

Она вздохнула и произнесла:

– Я теряю часть памяти.

– Э?..

– Пользуясь «Ущербным блаженством», я до какой-то степени забываю того, кто загадал желание, и всех, кто с ним связан. Фактически, я почти ничего не помню. Я не помню ни семью, ни друзей. Я только помню, что пожелала этого по собственной воле.

– Какого?..

Это чересчур жестоко.

– …Но это значит, что ты забудешь про Кадзуки Хосино, когда применишь свою «шкатулку» на меня?..

Она ничего не ответила.

Наверняка – потому что я была права.

– …Не понимаю! Зачем тебе заходить так далеко всего лишь ради меня? Ты даже готова потерять воспоминания о дорогом тебе человеке, зачем?..

– Это мое дело. Как я уже сказала, тебе волноваться не о чем.

– Ни за ч-…

– Ты такая же, как я, – перебила она. – Я не хочу, чтобы ты была несчастна. Я не смогу это принять. Ты думаешь, я вообще стала бы «шкатулкой», если бы не обращала внимания на такие вещи?

И вот ради этого она готова пожертвовать драгоценными воспоминаниями?

Просто безумие какое-то. Безумие, но…

Именно поэтому она смогла стать таким совершенным созданием.

Если таким способом я смогу избежать ада и если она этого хочет – я должна принять ее предложение.

– Одолжи мне телефон, пожалуйста.

Мария Отонаси кивнула и протянула мне мобильник Кадзуки Хосино.

Я заметила, что в списке исходящих вызовов был мой номер. Думаю, они пытались связаться со мной по этому номеру.

Но этого недостаточно, чтобы связаться с ней.

Я тоже пыталась достать ее по этому номеру, но она не брала трубку. И сама она не с моего номера мне звонила.

А с номера Юхэя Исихары.

Я набрала номер. Несколько секунд спустя…

– Алло?

…Рико Асами взяла трубку.

Мая (вторник) 21:42

Когда я заполнил табличку, которую мне дал Миядзаки-кун 2 мая, у меня получилось вот что.

Три оставшиеся ячейки – «10-11», «21-22» и «22-23» – это время, которое принадлежит [Кадзуки Хосино] сегодня. Если я сегодня не остановлю «Неделю в трясине», количество блоков [Кадзуки Хосино] сократится до нуля.

Сейчас 21:43. Иными словами, до 23:00 у [Кадзуки Хосино] остался один час и семнадцать минут.

За это время мы должны сделать все, что в наших силах.

Все приготовления завершены.

[Рико Асами] связалась с «Асами-сан». «Асами-сан» приняла наше предложение о встрече и назначила место и время.

И вот Рико Асами перед нами.

Местом, которое предложила «Асами-сан», была наша школа. Там есть, конечно, сигнализация, но она не срабатывает при перелезании через забор.

Из-за Золотой недели школа была пуста.

Лишь она стояла посреди пустынного школьного двора.

– Как вы думаете, почему я решила встретиться с вами?

Как и ожидалось, этот шепот был совершенно не похож на ее обычный стиль общения.

– Я ведь знаю цель Марии-сан. Вы пришли, чтобы не дать мне покончить с собой и украсть мою «шкатулку», да? Но, хоть это и неудобно мне, я согласилась с вами встретиться. Знаете, почему?

Асами-сан, казалось, не могла сфокусировать зрение на чем-либо.

– Я хотела еще раз увидеться с тобой, последний раз. Я хотела увидеть человека, которым восхищалась; человека, который добился того, чего не смогла добиться я: создать совершенную себя.

– Ты ошибаешься, – решительным голосом перебила ее Мария. – Ты хочешь, чтобы я остановила тебя, не дала совершить такую глупость, как отбросить собственную жизнь.

Рико Асами выслушала Марию молча.

Потом уголки ее губ чуть приподнялись.

– Боюсь, эти избитые фразы на меня не действуют. Какая жалость… Я не хотела, чтобы ты говорила такие болезненные вещи.

– Пфф, ну и зачем ты тогда с нами встретилась? Думаешь, я не вижу, что тебе страшно умирать?

– Скорее, ты моя страховка.

– …Страховка?

– Когда я заметила, что боюсь самоубийства, я подумала, что ты убьешь меня.

Рико Асами говорила совершенно безразличным тоном.

– …

Почему? Почему этот разговор – так меня бесит?

Я должен испытывать совсем другие чувства. Тревогу, страх, сочувствие – это было бы куда естественнее. А я ощущаю раздражение – почему?

Я думал и думал – и понял.

…О нет, не может…

– Асами-сан.

Я, видимо, понял это, сам того не осознавая. Что ж, ничего удивительного, что я раздосадован! Этот пустой треп абсолютно бессмыслен, не так ли?

– Ты встречалась с Миядзаки-куном во время «Недели в трясине», да?

Асами-сан медленно кивнула в ответ на мой внезапный вопрос.

– Пытаясь заставить нас поверить, что остановить «Неделю в трясине» невозможно, Миядзаки-кун солгал нам, что «владелец» мертв. Он хотел заставить меня сдаться, чтобы «Неделя в трясине» спокойно сработала до конца.

– …И?

Асами-сан пригласила меня продолжить; я кивнул.

– Наверняка Миядзаки-кун был уверен, что мы не сможем тебя найти. Но ты жива. Тогда откуда у него эта уверенность?

Асами-сан, лишь мгновение поколебавшись, ответила:

– …Потому что я пообещала ему, что спрячусь, когда встретилась с ним. Поэтому брат…

– Почему?

Я оборвал ее и спросил.

– Если ты готова покончить с собой, чтобы остановить «Неделю в трясине», – почему ты сговариваешься с Миядзаки-куном, который помогает [Рико Асами], которая желает, чтобы «шкатулка» сработала?

Она хранила молчание.

– Тебе не кажется, что тут некоторое противоречие?

– …Тебе не понять моего конфликта, Кадзуки Хосино.

Я этого больше не выдержу. Я не выдержу больше этой ненависти.

– Это отвратительно! Оставь уже этот дурацкий стиль разговора!

– …Так я говорила изначально. Ты об этом, думаю, не знаешь, но со средней школы…

– Может, прекратишь наконец клоунаду? Ты ведь все равно не хочешь прятаться, раз уж решил вновь перед нами объявиться? Поэтому

оставь этот тон, «О»!

Мария распахнула глаза и уставилась на Асами-сан – нет, на «О».

С лица Асами-сан исчезло всякое выражение. Ничего от Рико Асами не осталось в этом нечеловеческом лице.

– Ты уже 30 апреля начал это гримасничанье, верно? Твой вкус не просто плох, он ужасен! Если подумать, Асами-сан только мне тогда странной казалась. Харуаки забыл, что она странная, уже на следующий день. Это из-за того, что все, кроме «владельца», не могут тебя запомнить, правильно? Ты ведь заходил к нам в класс вовсе не потому, что там был Миядзаки-кун, верно?

Асами-сан по-прежнему слушала меня с бесстрастным лицом.

– Миядзаки-кун мог врать, что Асами-сан мертва, только потому, что знал, что в ее теле сидишь ты, «О». Когда нечеловек вроде тебя сообщил ему что-то типа «Я никогда больше не появлюсь» прямо из ее тела, он, естественно, поверил.

Лицо Асами-сан по-прежнему бесстрастно.

– Он, может, и забыл о твоем существовании, но, похоже, не забыл, что в его сестру кто-то вселился. И поэтому единственным спасением для Миядзаки-куна стало осуществить «Неделю в трясине». Вот как ты сделал его [моим] врагом. Вот как ты создал все условия, чтобы [я] и [Рико Асами] могли бороться друг с другом.

Угрюмо глядя на Асами-сан, я закончил свою речь:

– И в итоге ты от души позабавился, наблюдая за мной.

И как только я договорил –

– Ху-ху.

Пустое выражение лица испарилась, и Рико Асами исчезла окончательно.

Нет, тело осталось прежним. Но теперь уже всякому ясно. Рико Асами нет в этом лице. Ни один человек не способен на такую чудовищную улыбку.

– О, тебя действительно стоит похвалить!

«О» хлопнул в ладоши, не снимая улыбки с лица. Он может сохранять самообладание, потому что точно знает: он вне нашей досягаемости, пусть даже мы его раскрыли.

– …Тебе, похоже, весело, «О», – хмуро произнесла Мария.

– Весело? Ху-ху, ну разумеется! Этот случай стоил того, чтобы понаблюдать. Действительно, очень интересно было посмотреть, как Кадзуки Хосино реагирует, когда его тело крадут у него, как он думает, как он страдает! Я не ожидал, что ты так явно определишь [Рико Асами] как «врага» и сумеешь ранить ее. Ху-ху, этот раз был очень коротким по сравнению с предыдущим, но он был действительно шикарен.

– Психопат.

Нанесенное Марией оскорбление, однако, не стерло улыбку с лица «О».

– Ну что ж – я отдам вам эту «шкатулку».

Я не смог понять его слова сразу же.

Что он сейчас сказал? Что отдаст нам «шкатулку»? Почему? Мы ведь еще даже не начали договариваться об этом…

– …Что ты затеваешь?

Мария меня опередила.

– О? Может, мое поведение кажется тебе странным?

– Ты хочешь сказать, что твое спокойствие – просто блеф, и теперь, когда мы тебя раскрыли, ты загнан в угол?

– Твой ответ даже приблизительно не похож на правильный. Зачем вообще мне загоняться в угол? …Вот оно что, похоже, здесь у нас недоразумение. Я вовсе не стремлюсь стоять у вас на пути, я стремлюсь наблюдать за Кадзуки Хосино, понимаешь? Я смог более чем достаточно насладиться, наблюдая за ним в этой «шкатулке». Я уже достиг своей цели. Так что у меня нет причин не отдать вам эту уже ненужную мне «шкатулку».

Теперь и мне стало очевидно. Целью «О» вовсе не было завершение «Недели в трясине». Нет, если бы она отработала до конца, это, скорее…

– Ах!..

– О, похоже, ты заметил, хоть я и не говорил об этом ничего. Какая жалость.

Говоря это, «О» улыбался. Ему явно доставляет удовольствие видеть мое бледное лицо.

– Вот именно; «шкатулка», которую вы называете «Неделей в трясине», не должна была осуществиться изначально. Рико Асами – очень забавный человек, правда. Но я ни за что бы не пожертвовал своим лучшим объектом для наблюдения ради такого мелкого создания. Позволить [Рико Асами] захватить Кадзуки Хосино? Да ни в коем случае.

«О» хихикнул.

– Так что неважно, нашли вы меня или нет, все равно я отдал бы вам «шкатулку» в конце концов. В этом ничего странного нет.

Я рассматривал [Рико Асами] как врага, пытаясь вернуть самого себя.

Ради этого я причинил [Рико Асами] боль, заставил ее страдать. Я даже вовлек Миядзаки-куна. И даже предал Марию.

И все же,

несмотря на это,

– Все было зря.

В конечном итоге я всего лишь танцевал под дудку «О»?

Если так, в чем был смысл этой недели…

– Все было не зря.

При этих словах я машинально взглянул на нее.

Заявившая так Мария вызывающе ухмылялась, глядя на «О».

– Что ты имеешь в виду?

– Не можешь понять? Цель Кадзуки – сохранить свою повседневную жизнь. Вполне естественно, что он отдает всего себя, чтобы достичь этой цели. Вот почему ничего бы не изменилось. Даже если бы он догадался, что ты не собираешься доводить «Неделю в трясине» до конца, он все делал бы точно так же.

– Почему? – с любопытством спросил «О».

– Это же очевидно, – ответила Мария, словно издеваясь над «О». – Ни в коем случае нельзя полагаться на что-то столь ненадежное, как твой каприз.

Ааа, понимаю. То, что он отдает мне «шкатулку», – не более чем каприз; он просто решил, что «такая концовка будет самой занятной».

Я бы ни за что не положился на что-то подобное и не отказался от борьбы. Даже если бы все оказалось зря, я все равно изо всех сил старался бы найти выход из этой «шкатулки».

– Понятно. Но оставим в покое Кадзуки Хосино; для тебя-то это точно пустая трата времени. Ведь эту «шкатулку» нельзя будет использовать второй раз.

– Что за примитивное мышление, прямо смешно. Твое появление позволило мне сделать как минимум один шаг вперед. Потому что ты подтвердил, что я и дальше буду натыкаться на «О» или на «шкатулки», если останусь рядом с Кадзуки.

– Хм?..

«О» притворно выпучил глаза.

– Ты серьезно?

На лице Марии отразилось удивление.

– Эй, я уже прожила целую жизнь, гоняясь за «шкатулкой». Почему мои слова вызывают у тебя сомнение?

– Нет, я вовсе не об этом! На твою глупость мне наплевать. Я спрашиваю, имеет ли какое-то значение то, что ты сможешь натыкаться на меня, если будешь с Кадзуки-куном.

Мария распахнула глаза. Лицо ее медленно побледнело.

– Ты не заметила… или, скорее, просто не задумывалась? – с улыбкой произнес «О». – Это подтверждение не имеет смысла. Ты ведь все равно собираешься оставить Кадзуки-куна, ведь так?

Ч… то?..

– Н-не говори ерунды!

– Ху-ху, разве это бледное личико – не лучшее доказательство того, что я говорю правду? Знаешь, Кадзуки-кун? Она собирается позволить [Рико Асами] воспользоваться ее «шкатулкой»!

– «Ущербным блаженством»?..

Я уже дотрагивался до этой «шкатулки», и я знаю. Я видел морское дно, и я знаю.

Позволить кому-то воспользоваться этой «шкатулкой» – абсолютное табу. Даже я знаю, что пользоваться ей – чудовищная ошибка.

– Если она это сделает, то забудет о тебе. А лишившись этих воспоминаний, она, несомненно, уйдет от тебя.

– От… откуда ты знаешь!

– Потому что так всегда получается, когда кто-то пользуется ее «шкатулкой».

Я невольно взглянул на Марию. При виде того, как она кусает губы, я понял: он говорит правду.

– Почему ты хочешь воспользоваться «Ущербным блаженством»?..

– …Разве я не говорила? Я не могу смириться с неизбежным несчастьем, которое ожидает Рико Асами.

И ради этого ты согласна отбросить собственные желания?..

Ааа, понятно. Она всегда была такой. Она даже собственную жизнь может отбросить, если это понадобится, чтобы спасти другого.

– Я «шкатулка». Я не человек. Я должна существовать, чтобы спасать других. Да, и поэтому –

Мария вернула себе уверенный вид и четко произнесла:

– …я останусь Аей Отонаси.

Но где в этих словах чувства [Марии Отонаси]?

«…никогда больше не выпускай меня из виду».

Разве не это были истинные чувства Марии? Разве не это были истинные чувства девушки, которая не может больше выносить одиночество?

Это просто неправильно. Игнорировать свои собственные чувства – неправильно.

Но я не могу так вот взять и сказать ей, что это неправильно. Я ведь не знаю, откуда взялась эта ее решимость, и я не могу ей так просто возразить.

– Мария.

Я могу лишь произнести это имя, которым лишь я один могу ее звать, и противопоставить ей мои собственные чувства.

– Я не хочу этого.

Лицо Марии чуть напряглось.

– Я совершенно не хочу, чтобы ты забыла меня и исчезла!

– …Кадзуки.

– Это жестоко! Ты говорила мне, чтобы я не выпускал тебя из виду, а сама собираешься выпустить из виду меня! Это просто жестоко!

Услышав мой крик, Мария уткнулась взглядом в землю и закусила губу.

– …Но если я этого не сделаю, Асами…

Я с силой ухватил Марию за руку, заставив ее замолчать. Она уставилась на меня во все глаза.

– С Асами-сан все будет в порядке.

– …Откуда ты знаешь?

– Я верю в кое-что, во что ты, наверно, не можешь поверить и что тебя раздражает.

Я сжал руку сильнее.

– Я верю, что нет такого отчаяния, которое нельзя вылечить повседневной жизнью.

Я вдруг заметил, что ее пальцы тоньше, чем я думал. Нет, не только пальцы. Все тело Марии очень хрупкое. В отличие от ее характера.

– Поэтому с Асами-сан все будет хорошо, даже если «Неделя в трясине» будет уничтожена. Не может быть, чтобы ее ждало только отчаяние!

– …Ты хочешь, чтобы я в это поверила? – прошептала она.

Я так и думал, что она эту мысль отвергнет.

Я что хочу сказать: она ведь ищет «шкатулку». Она просто не может принять меня, верящего в повседневную жизнь, и одновременно искать «шкатулку», которая повседневную жизнь разрушает.

Но я все равно верю в повседневную жизнь.

– Ей просто надо найти на что надеяться.

– …Что?

– Я согласен, Асами-сан предстоит испытать отчаяние. Но даже в отчаянии можно найти надежду! Как минимум одну надежду я знаю.

– Какую?..

– Есть человек, для которого Асами-сан дороже всего. Разве это не может стать ее надеждой?

Я заметил, что на лице ее проступила слабая неуверенность.

– …Конечно, это сработало бы, но только если бы ничего не было. Но Асами из-за того, что случилось, отправится в тюрьму, и надолго.

– Но даже в этом случае, если эти двое объединят усилия, у них все будет хорошо. Если только они поймут, как они дороги друг для друга, у них все будет хорошо! Или ты не согласна?

– …

– Может, я только воображаю, что понимаю Асами-сан. Есть еще час, принадлежащий [Рико Асами]. Ты еще можешь убедиться в ее чувствах, прежде чем принять решение! …Нет, просто убедиться мало – пожалуйста, помоги ей найти надежду. Я уверен, надежда есть.

Я стиснул ее руку еще чуть сильнее.

– Ты правда можешь принести ей реальное счастье, не иллюзорное!

И с этими словами я разжал пальцы. Мария не отводила взгляда от своей руки.

– …Эмм, сейчас ведь Золотая неделя, да?

Услышав мои неожиданные слова, Мария подняла голову и изогнула бровь.

– Из-за этого всего нам некогда было насладиться выходными, правда? Но, это, завтра тоже выходной, так что, эмм…

Я закрыл глаза, собрал всю свою решимость и сказал:

– Так что, эмм… давай завтра сходим куда-нибудь. Эээ… точно, давай вместе поедим клубничный торт. Ты говорила, ты его любишь, верно?

Мария широко раскрыла глаза. Она по-прежнему была вся напряжена, но сейчас ее щеки чуть смягчились, как будто это напряжение было ненастоящим.

– Ха-ха… что ты сейчас сказал?

– Т-ты не хочешь?

– …Это будет означать, что ты каждый день Золотой недели проводил со мной, ты в курсе?

– Э? И что, с этим какие-то проблемы? – переспросил я, склонив голову набок. Мария почему-то неловко улыбнулась.

– Проехали.

– Мм? Ну так что, обещаешь?

Обещание.

Когда я произнес это слово, ее губы вновь выпрямились в линию.

Мария опустила голову, размышляя о смысле подобного обещания. Наконец она открыла глаза. Рот ее теперь был расслаблен; приподняв уголки губ, она произнесла волнительно, но мягко:

– Обещаю. Я обещаю тебе завтра, в котором мы сможем спокойно насладиться клубничным тортом.

Да, теперь мне не о чем больше тревожиться.

Я спокойно ждал последнего переключения.

Мая (вторник) 23:00

Ничего не закончилось.

Мария Отонаси пообещала, что я никогда больше не переключусь в это тело, – но ничего не закончилось.

Я почему-то стояла посреди школьного двора, но вокруг не было ничего, кроме тьмы. Я знаю, что школа совсем рядом, но ничего не вижу. Ничего. Ничего рядом нет.

Лишь я и Рико Асами стоим друг перед другом.

Ничего не понимаю. Что происходит? Куда делась Мария-сан?

– Давно не виделись, – раскрыла рот стоящая передо мной Рико Асами.

Я приподняла бровь. Что-то не так?

– Ху-ху, похоже, ты не узнаешь меня в таком виде. Я «О»!

– Э?

Явно другой тон голоса, чарующая улыбка, на какую я никогда не была способна. Да, правильно, этот человек – действительно «О».

– А почему ты тут в виде Рико Асами?.. И где Мария-сан?..

«О» на мой вопрос лишь улыбнулся и молча подошел ближе. От него исходила какая-то мощная аура; я инстинктивно шагнула назад.

– Кадзуки Хосино сказал, что даже в твоей повседневной жизни есть место надежде!

С этими словами он протянул ко мне руку. А затем запустил пальцы мне в рот.

– А-гг?..

– Хотя быть ее там не может.

Пальцы Рико Асами забегали у меня во рту. От моей слюны они намокли. Эта слюна на ее пальцах на вкус была, как раздавленное насекомое.

– Потому что ты так легко чувствуешь вкус самой себя, – продолжил такой похожий внешне на меня «О», – и это – вкус грязи.

…Да, это правда на вкус как грязь.

Горько, невыносимо горько – не могу больше терпеть. Хотя это вроде бы тело Кадзуки Хосино, грязь начала распространяться, медленно, словно вирус. Мое тело становится черным. Оно окрашивается в цвет греха. Грязная грязь переполняет меня, оскверняет меня.

«О» вытащил пальцы у меня изо рта. Я упала на колени. Грязь внутри меня колыхнулась.

– Твое отвращение к самой себе неизлечимо. Тебя… – и меня едва не стошнило, когда он произнес следующее слово, – …человек, которого ты ненавидишь больше всего. А значит, грязь внутри тебя так и останется навсегда.

«О» положил руку мне на плечо. Я подняла голову и увидела лицо Рико Асами, которое совершенно не хотела видеть.

– Не может быть никакой надежды, если ты даже от собственной грязи избавиться не можешь.

Это-то я знаю.

Не найти мне счастья в повседневной жизни, никак. До сих пор его не было. Так почему должно появиться сейчас, когда я запятнана преступлением?

Рико Асами больше нет.

– Неправда.

Я обернулась на донесшийся сзади голос, все еще стоя на коленях.

Там, тяжело и часто дыша, стояла Мария Отонаси. А рядом с ней – брат. Брат, для которого я больше не сестра.

– Ты управилась быстрее, чем я ожидал.

– Какого черта ты это делал с [Рико Асами], «О»! – яростно выкрикнула Мария Отонаси.

– Ху-ху… я, знаешь ли, предпочел бы, чтобы ты и Кадзуки Хосино расстались. Я всего лишь чуть подтолкнул ее, как мне удобнее. …Ну что, нашла что-нибудь, что могло бы дать ей надежду?

– Нашла, – ни секунды не колеблясь, кивнула Мария Отонаси.

Выражение лица «О», однако, осталось прежним.

– Рико.

Меня позвал брат. Ужасно странное ощущение.

Понимаю… это ведь первый раз. Брат назвал меня по имени впервые с тех пор, как я забралась в это тело.

– …Что за явление в такой поздний час? Ты ведь больше не считаешь меня своей «сестренкой», не так ли?

– Ты ведь наконец осознала себя Рико Асами, правда? Если так, то это все меняет. Я могу звать тебя «Рико Асами».

Поскольку я ничего не ответила, брат продолжил.

– Скажи, что ты сейчас собираешься делать? «Неделя в трясине» будет уничтожена. Ты снова станешь Рико Асами. Мы с тобой будем разделены. Что ты тогда будешь делать?

– Я воспользуюсь «шкатулкой» Марии-сан!

– Асами. Прости, но я беру свои слова обратно.

– Э?..

Я машинально кинула взгляд на Марию Отонаси.

– Когда я выслушала Миядзаки, я передумала. Я не позволю тебе воспользоваться этой «шкатулкой», – прямо заявила она, не выказывая ни малейших признаков стыда из-за того, что нарушила обещание.

Нет, все ведь ясно! Конечно, она осознала, какая глупость – терять память всего лишь ради меня.

– Тогда я умру!

Абсолютно естественный ответ. Конечно, это лучшее возможное решение сейчас.

Брат нахмурился и выплюнул:

– Ты думаешь, [Рико Асами] принадлежит тебе одной?

– …Э?

Я Рико Асами. Значит, я принадлежу мне. Разве не так?

– Почему ты так удивлена? Ты принадлежишь себе? Да ни фига! – заявил брат, с пораженным видом глядя на меня. – Ты принадлежишь еще и мне! И не только мне. Ты и Марии Отонаси принадлежишь, и Кадзуки Хосино. Поэтому, чтоб ты знала, – и он хмуро уставился на меня, – я не позволю тебе умереть по собственной прихоти!

Не понимаю.

Не понимаю, почему брат говорит мне все это с таким ласковым лицом.

– Тогда как же простится мой грех?.. Я даже умереть не могу?! Два человека погибли по моей вине. Я должна…

– Рико, – остановил меня брат.

– Это и есть главная причина, почему я решила не дать тебе воспользоваться моей «шкатулкой». Я все неправильно понимала. Ну, Миядзаки, наверно, сознательно об этом молчал, но я все не так понимала.

И затем Мария продолжила:

– Ведь это Рюу Миядзаки убил тех двоих, верно?

…Нет. То есть да, сделал это брат. Но я знала, что так будет, когда позвала его на помощь. Брат просто понял тогда мое желание и выполнил его.

А значит, этот грех на мне.

– Не пойми меня неправильно, Рико! Я не убил их «от твоего имени». Я ненавидел их. Я презирал их. Я просто не смог сдержать чувства.

Это ложь.

Конечно, он их ненавидел. Но одного этого недостаточно, чтобы он сделал то, что сделал. Он пересек черту, потому что хотел освободить меня. Именно я послужила спусковым крючком.

– Я подумывал сбежать вместе с тобой. Но это нереально. Мы еще несовершеннолетние, мы не сможем жить в бегах. И даже если бы смогли – вряд ли мы были бы счастливы, все время убегая.

Брат криво улыбнулся и продолжил:

– Поэтому я решил явиться с повинной. Я докажу твою невиновность. Это лучшее решение, которое я могу принять.

Брат хочет снять с моих плеч весь мой грех и забрать его с собой в тюрьму.

– …Зачем ты, ради меня, так…

– Не вынуждай меня это говорить!

Совершенно не понимаю. Почему? Мы, конечно, брат и сестра, но все же мы разные люди. Он ничего не выигрывает, делая что-то ради меня.

Брат достал из сумки какую-то вещь и протянул мне.

Я молча взяла это в руки. Смутно знакомое ощущение. Я взглянула на это «что-то», которое взяла.

– …Ах, – вырвалось у меня.

Разве он не был разодран? Разве не было уничтожено все, что мне дорого?

– Я его отмыл, заново набил ватой и зашил. Вот и все. Конечно, он не похож на нового, но он, можно сказать, починен, верно?

Плюшевый заяц.

Мягкая игрушка, которую мне подарил брат, выигравший ее в игровые автоматы.

– А, ах…

Я опустилась на колени. Изо рта моего вырвался невольный крик, из глаз полились слезы. Эти слезы вымыли из меня немножко грязи. …Не всю, конечно. От всей этой грязи я не избавлюсь никогда… но часть ее действительно вымылась из меня.

Может быть,

может быть…

– …Брат.

Может быть, мне вообще не надо было просить «шкатулку» исполнить мое желание. Может быть, я просто не замечала.

Потому что я уверена –

…мое «желание» давно уже сбылось.

– Прости меня, брат. Это все я виновата, прости меня.

Из-за того, что я этого не замечала, брату пришлось расплачиваться за меня. Если бы я ценила себя, исход был бы другим.

– Теперь моя очередь спасти тебя, брат.

Я медленно стерла слезы и встала. Брат смотрел на меня слегка удивленно.

– Я спасу тебя от страданий… Я буду ждать тебя. Я буду ждать, пока мы снова не сможем быть вместе.

Голос мой дрожал, и улыбалась я с трудом, но все же я выговорила отчетливо:

– Я буду ждать тебя как Рико Асами.

Брат на секунду застыл на месте, широко раскрыв глаза; потом его лицо медленно расслабилось.

Глаза его светились жизнью – совсем не так, как вчера.

– Знаешь? – улыбнувшись, произнес брат. – «Я не успел». Я всегда так считал. Но, может… может, я тогда успел как раз вовремя.

Нельзя сказать, что этот исход меня полностью удовлетворяет. И я, и брат – мы оба наверняка будем ненавидеть свое прошлое до самой смерти.

Однако нам удалось найти для себя цель в жизни.

Несомненно, нам это удалось.

Мария Отонаси, все это время следившая за нами молча, улыбнулась и кивнула.

– Значит, я смогу сдержать слово, которое дала Кадзуки.

Тут ее улыбка исчезла, и она хмуро уставилась на «О».

– Теперь отдавай «шкатулку»!

«О» кивнул, не переставая улыбаться.

Итак, моей «шкатулке», «Неделе в трясине», приходит конец. «О» приложил руку к своему глазу, то есть к глазу Рико Асами. Я ощутила прикосновение к моему глазному яблоку. Хотя касаются не меня, я все равно чувствую.

«О» запустил руку в глаз, словно желая вытащить его из глазницы. Не в силах терпеть адскую боль, я негромко застонала и зажмурилась. Больно! …Но хоть мне и правда больно, я думаю, это так и надо. Я чувствую, что так и надо. Поэтому я терпела боль, хотя чувство было такое, словно расплющивается мое собственное глазное яблоко.

Затем боль прекратилась. Я вновь взглянула на «О».

Он закончил. Мой глаз остался цел, а в руке у «О» лежала маленькая черная «шкатулка», похожая на пулю.

– Быть может, это и есть подтверждение слов Кадзуки Хосино, что «нет такого отчаяния, которое нельзя вылечить повседневной жизнью»?

– …Для этого случая – возможно.

– Ху-ху… понятно. У тебя нет иного выхода, кроме как говорить так. Это ведь отрицание твоего существования как «шкатулки». Кадзуки-кун иногда говорит очень жестокие слова.

Мария Отонаси кинула на «О» сердитый взгляд и резким движением выхватила «шкатулку» у него из руки.

– Теперь я смогу быть вместе с Кадзуки. Сейчас мне ничего больше не надо.

– Тебе не кажется, что ты просто тянешь с решением? Ты все еще не решила, вернуться и стать, как прежде, [Марией Отонаси] или остаться [Аей Отонаси]?

– Что за дурацкий вопрос.

Мария Отонаси неотрывно смотрела на «Неделю в трясине» у себя в руках. Она закусила губу, словно от ненависти к «шкатулке».

– Ответ давно уже известен.

– А, ну хорошо, – скучным тоном ответил «О», явно оставшийся равнодушным к этим словам.

– Я «шкатулка», – заявила она и прекратила кусать губы. – Я не могу вернуться к себе тех времен, когда я не была еще «шкатулкой».

Такой волевой взгляд.

Взгляд создания, которым я восхищалась все это время.

– Так что лучше всего сохранять себя такой, какая я сейчас. Можешь считать, что это означает «выбрала остаться [Аей Отонаси]».

– Тогда почему ты остаешься с Кадзуки Хосино?

– …

Она не отвечала.

– Это ведь для тебя довольно неудобно. Ты ведь именно из-за этого предложила Рико Асами воспользоваться твоей «шкатулкой», верно?

– …Совершенно не понимаю, о чем ты.

– Ху-ху, ты явно до сих пор в плену того мира повторов. Эта Касуми Моги – опасная соперница для тебя, ты не находишь?

– …Пфф.

Она вновь взглянула на «шкатулку» и покатала ее между ладонями.

– …Я же уже решила. Давно. И все-таки этот Кадзуки заявляет, что, мол, «я не хочу этого»!.. – еле слышно пробормотала она, и на короткое мгновение на лице ее проявилась горечь.

Но выражение это она стерла сразу же. И вновь у нее лицо совершенного создания, которое я считаю прекраснейшим.

Но я уверена, творец этого создания, когда над ним работал, прошел через боль и страдания.

Интересно, что она, уже воплотившая собственной силой воли «желание» «Недели в трясине», думала про меня и про мою «шкатулку»?

Наконец она закусила губу, взглянула на пулевидную «шкатулку» и…

…с немного печальным видом раздавила «Неделю в трясине».

Мая (вторник) 23:56

Это пробуждение было совсем не таким, как предыдущие. Я чувствовал себя странно посвежевшим. Вот теперь я осознал, что мое тело действительно было украдено [Рико Асами].

Я открыл мобильник и проверил время.

«23:57»

[Я] существую в том блоке времени, который [Рико Асами] украла у меня в первый же день.

Все закончилось.

Но на то, чтобы проникнуться как следует этим чувством, времени мне не оставили. В меня внезапно кто-то вцепился.

– Э?! А… М-мария?..

Она обнимает меня?

Но только это вовсе не нежное объятие. Меня сдавили, словно пытаясь ко мне приклеиться.

– Ч-чего такое?

Она ничего не ответила.

Поскольку сделать я ничего не мог, я позволил ей обнимать меня, сколько ей хочется. Лица ее я не видел.

– …Скажи еще раз.

– Э?

– Говорю тебе, еще раз скажи «Мария».

– …Эээ, М-мария.

– …Еще раз скажи.

– Мария.

– …

Она молчала.

– Это ты виноват, – заявила она внезапно. – Только не воображай особо. Главное: я остаюсь с тобой, потому что так мне легче встречать «О». Ничего более глубокого тут нет. А ты все время воображаешь непонятно что и делаешь ненужные вещи. Все, что мне пришлось вынести в этот раз, – все было по твоей вине.

– …Я не очень понимаю, но тебе не кажется, что это немного слишком сурово?

– Это чистая правда, балбес.

С этими словами она оттолкнула меня прочь.

Что за насилие теперь?!

Но все-таки она счастливо улыбается.

– Ну что, идем тогда?

– Э? Куда?

– Ты что? Разве ты не обещал вчера, что завтра пойдем есть клубничный торт?

– …Это, ну да, обещал. Но сейчас все еще пя-…

– На часы посмотри.

Я послушно достал мобильник.

«0:00»

День уже сменился, оказывается.

– Я знаю один семейный ресторан, он работает по ночам, и там подают клубничный торт. Идем туда.

– Э, эээ? Д-да не в этом дело… ведь под «завтра» обычно понимают, когда поспал и…

– Кончай придираться по мелочам. Идем скорее.

И Мария потянула меня за руку.

Блин… может, не стоило давать такое обещание? Что-то подсказывает мне, что меня и завтра весь день будут таскать туда-сюда.

…Ну, вряд ли я сильно против, да?

Ведь ничего неприятного тут нет.

Утаскиваемый Марией, я обернулся на двоих, что стояли посреди школьного двора.

Брат и сестра улыбались друг другу, держась за руки.

К оглавлению

Мая (понедельник)

Сминая в руках обертку от умайбо со вкусом говяжьего языка, я оглядел класс. Мои одноклассники уже не особо на меня сердились. В основном они нервничали из-за того, что завтра начинаются промежуточные экзамены.

– Йей, Кадзу-кун!

– Ай!

Коконе, здороваясь, тюкнула меня по голове ребром ладони.

– …Доброе утро.

– Знаешь, я ведь просто гуляла. В Сибуе[9].

– Э?

Внезапно Коконе заговорила с торжествующим видом:

– Я всего лишь захотела заглянуть в Маруй[10] или послушать музыку в HMV[11]. Но, похоже, мир просто не может пройти мимо моей красоты! И мимо моего размера «Е»!

Теперь они еще на размер больше…

Она положила мне на парту модный журнал и ткнула пальцем. Там была фотография улыбающейся Коконе на фоне городского пейзажа.

– Аа, ни фига себе!

Мое восхищение было искренним. Коконе возликовала еще сильней.

– Хо-хо-хо, кстати, за те всего лишь два часа со мной заговорили пять раз, включая попытки флиртануть. Я всех отшила, но потом мне предложили стать моделью… Эхх… общество просто не желает меня отпускать. Ну, и как тебе эта фотка? Как тебе?

– …Это, классная, по-моему?

– Ты тоже так считаешь? И глянь только мой комментарий! «Я просто приняла шнурки от моей парки за наушники и воткнула их в уши!ó» Шикарный комментарий неловкой девочки-симпатяшки. Настоящая моэ.

– Моэ, точно.

Если я брякну что-нибудь лишнее, это может затянуться надолго, так что я отвечаю коротко.

Тут Коконе недовольным тоном спросила Харуаки, который наблюдал за нами, приопустив веки:

– …Чего, Хару?

– Не, ничего. Я просто сижу и думаю, что хвастаться самой собой – противно.

– …Парни, у которых дома нет ничего, кроме футболок, – вот кто противен.

– Что?! А ну кончай издеваться над моими адидасовскими футболками!

– Я не над Адидасом издеваюсь. А над тобой.

Слушая эту пикировку, я невольно улыбнулся.

Счастливчик я. Ведь моя повседневная жизнь снова вернулась, так что я могу слушать подобные перебранки.

На самом-то деле я был очень близок к тому, чтобы потерять шансы видеть и слышать это все. «Неделя в трясине», может, и развалилась, но все, что произошло в те дни, никуда не исчезло. Мое признание Коконе никуда не исчезло.

Лишь благодаря уму Марии нам удалось вернуть прежние отношения.

Я вспомнил ту рискованную операцию, проведенную в больничной палате Моги-сан.

✵

Это было 9 мая, днем.

Моги-сан сидела на своей белой койке, одетая в пижаму, которую я столько раз видел на фотке в своем мобильнике. Коконе стояла рядом; на сей раз она свои волосы распустила.

Обе сердито смотрели на меня.

Разумеется, я чувствовал на себе эти взгляды, так что сам смотрел на матрас, стараясь не встречаться глазами с кем-то из них. В самом углу моего поля зрения виднелись ноги Марии.

…Это и есть то, что называют «полем брани»?

– Я была бы крайне признательна, если бы получила объяснение, Хосино-кун.

Я сжался, услышав голос Моги-сан, острый как бритва и в то же время холодный.

– Ты признался Коко-тян, хотя твоя девушка – Отонаси-сан? Что все это значит? Я и не знала, что ты такой безбашенный?..

Коконе рассказала о признании своей подруге Моги-сан.

В результате та вызвала нас всех к себе, и вот мы здесь.

– Коко-тян уже рассказала, что ты дружишь с Отонаси-сан… но, судя по тому, что я слышала, я могу сделать вывод, что вы уже встречаетесь, я права?

– Эээ…

– …Если ты с ней встречаешься, почему просто не рассказал всем?.. Я такая дура, что думала, что в последнее время мы стали ближе…

Резкость постепенно исчезла из голоса Моги-сан. По лицу ее пробежала тень.

– Объясняйся давай, Кадзу-кун! – сердито воскликнула Коконе.

– Н-нуу, это… в-во-первых, мы не вст-тречаемся.

– Вы не тыкались друг в друга[12]?! Я вовсе не об этом спрашивала! Как эротично…

– Что за избитая игра слов! Все не так!

– Я тебе больше не верю! Я в шоке, что ты можешь говорить такое при Отонаси-сан! И это несмотря на то, что вы зовете друг друга по имени!

Из-за поднятого нами шума на нас обратились взгляды со всех сторон – все-таки мы были в больнице. Но даже медсестры не решались подойти к нам – лишь следили с почтительного расстояния. …Пожалуйста, кто-нибудь, подойдите и отругайте нас!

Коконе сделала глубокий вдох и с серьезным лицом повернулась к Марии.

– …А у тебя с ним разве нет проблем? Почему ты остаешься такой спокойной, ведь Кадзу-кун мне признался?

– Мм… Это…

В ответ на слова Коконе Мария скрестила руки на груди. Затем кинула на меня быстрый взгляд, и уголки ее губ чуть изогнулись. …У меня плохое предчувствие.

– Беспокойство из-за его признания Кирино. Нет никакого беспокойства, разумеется.

– …Но почему?

– Потому что именно я заставила его это сделать.

Все в шоке. Включая меня, конечно.

Эммм, что Мария только что ляпнула?

– …Чего? Отонаси-сан уговорила Кадзу-куна, чтобы он мне признался?

– Именно так.

– …К-кадзу-кун, какого черта?! – Хосино-кун, что все это значит?!

Да нет же, я и сам хотел бы это знать.

– Поскольку Кадзуки все равно не способен объяснить нормально, объясню я.

Уголки губ Марии по-прежнему оставались приподняты.

Она явно наслаждается ситуацией…

– Во-первых, я сразу должна сказать: Кадзуки меня отшил.

Коконе и Моги-сан уставились на меня во все глаза. Н-нет, правда, я тоже ничего не понимаю!

– Насколько я помню, он тогда сказал что-то вроде «не нужны мне младшеклассницы вроде тебя».

Да в жизни я бы такого не сказал, ведь правда?!

– Какого… ну и самомненьице! Кадзу-кун, смерть тебе за это.

– Д-даже мне кажется, что это отвратительно, мне кажется.

– Да нет, эээ…

Я хотел как-то оправдаться, но, поскольку не понимал, что затевает Мария, сказать мне было нечего.

– Я не могла так легко принять такой жестокий отказ. Но, в общем… если бы он любил кого-то другого, я бы, конечно, не смирилась, но по крайней мере приняла бы отказ. Поэтому я спросила. Влюблен ли он в кого-нибудь.

– И, и тогда он заявил о своей Л-Ю-Б-В-И ко мне!

– Ну, в общем, да, он долго мялся, но потом назвал твое имя.

Слушая Марию, Коконе медленно заливалась краской, бормоча «э, ээ…» Сидящая рядом с ней Моги-сан, напротив, постепенно зеленела. …Прямо как светофор, типа того.

– Но слушайте дальше; когда я услышала имя Кирино, я сразу не поверила. Потому что, на мой взгляд, они были просто друзьями. И тогда я потребовала у него признаться ей у меня на глазах, и что если он это сделает, я все приму.

– И поэтому Хосино-кун признался Коко-тян… – прошептала Моги-сан; казалось, она вот-вот расплачется. Коконе, все еще красная, кинула на нее тревожный взгляд.

…Эй, Мария, ты что затеваешь?..

– Да, но Кадзуки только что взял назад свои слова, что он влюблен в Кирино.

– ИЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ! – завизжала Коконе.

– Коконе, мы в больнице!

– А ну заткнулся, флюгер хренов!

– …

– Короче. В итоге то, что он любит Кирино, оказалось враньем, которое он состряпал на месте, чтобы избавиться от меня. Но я заставила его признаться, и отступать ему было уже некуда.

– Ммм… вроде поняла. Но… но, но! Я все равно думаю, что это свинство по отношению ко мне!

– Разве это не показывает, насколько он тебе доверяет? Разве он не был уверен, что ты, его хорошая подруга, простишь его, если он извинится?

– Ммммммм…

– А может, он даже был не против, если бы ты его вдруг поняла неправильно?

– Э?!

Коконе вновь залилась краской.

…Не, ну правда, зачем было добавлять эту ненужную фразу, Мария?

– Но это нисколько не меняет того, что мы впутали тебя во все это, Кирино. Мы с Кадзуки очень сожалеем, что мы это сделали. Прости нас, пожалуйста.

– Я, я очень, очень сильно извиняюсь…

Я наконец-то понял, что мне представился шанс попросить прощения. Щеки Коконе все еще были розоватыми, когда она, прищурив глаза, посмотрела на меня.

– …Ты хорошенько подумал над своим поведением?

– Д-да. Прости меня.

Видя, как я каюсь, Коконе поджала губы и произнесла:

– Ладно! Я тебя прощаю. Но не вздумай это повторить! Я, конечно, привыкла, что мне все признаются, но даже меня можно застать врасплох, знаешь ли! Я так сильно беспокоилась, что мне делать, что я тогда всю ночь не спала!

– Стало быть, ты привыкла к признаниям.

– Ха! С того времени, как я в этой школе, я за год двузначное число набрала! …А, какое это теперь имеет значение! Ты как следует подумал?!

– П-прости. Я как следует…

К Коконе вновь вернулся ее громкий голос, она улыбалась с облегчением.

Коконе тоже хотела, чтобы наши старые отношения вернулись.

Если мы все вместе защищаем и бережем нашу повседневную жизнь, ее не так-то просто уничтожить.

– Ну ладно, я домой пошел.

С этими словами я встал, подмигнул Марии и попытался сбежать. …Сказать по правде, мне хотелось побыстрее свалить отсюда, потому что под этими многочисленными взглядами чувствовал я себя неуютно.

– Погоди минуточку.

– …Что такое, Моги-сан?

– Эмм, эээ… ты отказал Отонаси-сан, верно? Тогда не понимаю, почему вы по-прежнему вместе?.. Вы же правда не встречаетесь?

Голос Моги-сан дрожал.

– Эээ… ну, в общем, да.

Она посмотрела на меня, потом на Марию и, наконец, опустила глаза.

– …Уух, ну смотрите! Меня уже совсем скоро выпишут! Я должна вернуться в школу как можно быстрее. Мне неспокойно… очень неспокойно…

– Н-не бойся, Касуми! Я за ним присмотрю!

Услышав слова Коконе, Моги-сан надулась.

– …Коко-тян. У тебя был очень счастливый вид, когда она сказала «может, он даже был не против, если бы ты его вдруг поняла неправильно».

– Н-неправда!

Моги-сан сердито уставилась на меня; в глазах у нее почему-то стояли слезы.

– Хосино-кун, ты болван!

– Э…

– Ну почему ты понарошку признался Коко-тян, а не мне?!

Ээээ… а что, в этом проблема?

✵

Обеденный перерыв.

Мы с Марией сидели друг напротив друга за столом в школьной столовке. Мария без всякого выражения ела рамэн[13], напоминающий вкусом жвачку.

А ведь она была такой счастливой, когда мы уплетали клубничный торт. Мда, правда, когда я попытался ее сфоткать, она меня крепко стукнула и продолжала есть уже с гримаской на лице.

– Кадзуки, сегодня ты тоже ко мне придешь?

Школьник, сидевший рядом с ней, закашлялся, и рис вылетел у него изо рта.

– Сегодня я собираюсь в библиотеку пойти. Как считаешь?

– Не возражаю.

Я ходил домой к Марии последние два дня. Вовсе не ради развлечения – она натаскивала меня к предстоящим экзаменам; она ведь по-прежнему лучшая ученица школы.

Но все же – второклассник, которого натаскивает первоклашка…

– Мм, но она так и не придет, хех. Ничего не поделаешь, придется мне самой доесть остатки рагу, хоть это и многовато.

– …Оно было вкусное, правда.

– Я не спрашивала твоего мнения.

Голос ее был холоден, хоть я и похвалил ее только что.

– Но все же…

Отправиться в комнату к Марии; если бы «она» услышала наш разговор, уверен, она бы приуныла.

Если вспомнить – «она» всегда обедала вместе с Марией до тех событий двухнедельной давности.

Все почти как прежде. Моги-сан начала дуться на меня в своей больнице, и Дайя со мной по-прежнему не разговаривает, но, думаю, в целом моя спокойная жизнь вернулась.

Но ни Рико Асами, ни Рюу Миядзаки в этой повседневной жизни больше нет.

Золотую неделю нам продлили на четыре дня, так что уроки начались лишь 11 мая. А все из-за того, что в нашей школе учился подозреваемый в убийстве. Мы отдыхали, а директор школы выступал по телеку и чего-то вещал про то, что Миядзаки-кун был успевающим и прилежным учеником.

В первый день после каникул здесь творилось нечто. Был такой бардак, что некоторые девушки даже начали плакать; повсюду носились журналисты со своими камерами. Обстановка даже близко не напоминала ту, какой полагается быть в классе.

Но прошла неделя, и все стало, как прежде.

Упоминание имени «Рюу Миядзаки» стало для одноклассников негласным табу. Его имя неизбежно ассоциировалось с убийством, а это приводило к нежелательным последствиям. Так что во имя сохранения повседневной жизни даже имени его не позволено было существовать.

Конечно же, я буду помнить Миядзаки-куна. Не смогу забыть. И все же его имя никогда не будет упомянуто в разговорах учеников нашего класса.

Миядзаки-кун не вернется больше в нашу повседневную жизнь.

И то же самое относится к его сестре Рико Асами.

Как только о происшествии стало известно, она потеряла свое место здесь. Раньше даже их одноклассники не знали, что Рико Асами – сестра Рюу Миядзаки; но теперь это известно всей стране. Ее фотография и адрес были опубликованы, и ее просто завалили журналисты и обычные любопытствующие, хотя вообще-то она была членом семьи жертв убийства.

Асами-сан ушла из школы раньше, чем мы об этом узнали.

– Кадзуки, что случилось? Ты смотришь куда-то в никуда, – поинтересовалась Мария, прикончив свой рамэн.

– А, не, ничего…

– Ты вспомнил Асами, да? …Боже, одни девчонки на уме.

– Только не говори об этом с таким намекающим видом…

Глядя, как я засмущался, Мария радостно улыбнулась. Теперь я точно уверен. Она - сверхчеловек. Хотя нет, это я знаю уже давно.

– За Асами можно не волноваться. Да ты и сам это знаешь, верно? – сказала Мария с улыбкой.

Я в ответ тоже улыбнулся и кивнул.

Да, я за нее не волнуюсь.

Я достал мобильник и открыл последний по дате голосовой файл.

«Доброе утро, Кадзуки Хосино-кун. Или следует сказать “добрый день”?»

В точности такое же приветствие, как то, первое. Только голос теперь принадлежал девушке, а не Кадзуки Хосино.

Голос Рико Асами.

В свойствах файла значится время создания – 6 мая, 2:00. Как раз когда мы с Марией вышли из семейного ресторана. Не знаю, когда именно Мария сперла у меня телефон, но она вручила его Асами-сан по собственной инициативе.

Чтобы та могла оставить мне это сообщение.

«Что же мне тебе сказать? Может быть: прости за все неприятности? Если, чтобы заслужить твое прощение, достаточно слов, я скажу столько, сколько ты захочешь. Но, думаю, это невозможно. Ты не простишь меня, я зашла слишком далеко».

Это совсем не так. Вечная обида ведь только мешает повседневной жизни.

«Грех брата тоже, думаю, ему никогда не простится, какое бы наказание он ни понес. Он может отсидеть в тюрьме десять лет, двадцать лет, может, даже больше, но, когда он выйдет, его грех все еще не будет прощен. То, что он сделал, хоть и было ради меня, все-таки было неправильно. Уверена, он постепенно ощутит тяжесть своего греха. И я думаю, его сердце разорвется, и не один раз. Но знаешь? С ним все будет нормально! Ведь брат сказал “я успел вовремя”, хотя прекрасно знал все это!»

Голос ее звучал радостно, и у меня совершенно не было впечатления, что она притворяется.

Несомненно, это были истинные чувства Асами-сан.

«У меня тоже все нормально. Наконец-то я это поняла. И я не заблужусь больше».

Она знала, что ей предстоят тяжелые времена. Она уже тогда знала, что не вернется больше в нашу школу.

И все же она заявила:

«Я – Рико Асами».

На этом сообщение заканчивалось.

Не знаю, какую боль ей предстоит перенести. Но она никогда больше не скажет «я никто».

А значит, у нее все будет нормально.

Я уверен.

Асами-сан никому не сказала, куда отправляется, – даже Марии. Так что слух, который до меня донесся несколько раз, не основан ни на чем.

Если верить этому слуху, Рико Асами живет и работает на ферме где-то на Хоккайдо.

Надеюсь, что это правда. Надеюсь, там она создает место, куда сможет вернуться Миядзаки-кун.

Может, я оптимист, если думаю, что ей это удастся. Но все же – я могу верить.

Я могу верить, что они снова вернут себе жизнь, в которой будут весело смеяться, стоя рука об руку.

– А, так ты с Отонаси.

Услышав эти слова, я вновь спустился с небес на землю. Я поднял голову к обладателю этого голоса, по которому скучал.

Передо мной стоял Дайя.

Несмотря на то, что он не разговаривал со мной с того самого дня, когда он меня ударил, сейчас он сел рядом с Марией как ни в чем не бывало.

…Интересно, в чем дело. Может, он хочет помириться? Надеюсь, что так, только вот вряд ли он способен это сказать прямо.

– Кадзуки.

– Д-да?

– Я узнал причину твоего необъяснимого поведения!

Может, ему Коконе рассказала, о чем мы говорили в больнице?

Дайя ухмыльнулся, глядя на обалдевшего меня. Вдруг я заметил кое-что. Раньше у него серьги были только в левом ухе, а теперь одна появилась и в правом[14].

И тут Дайя произнес:

– Ты как-то связан с «О», верно?

К оглавлению

Послесловие автора

Здравствуйте, я Эйдзи Микагэ.

Мне очень жаль, что вам пришлось так долго ждать второго тома. Я действительно хотел выпустить продолжение как можно быстрее, ведь из первого тома было непонятно, будет ли оно вообще… Честно, я сам не знаю, почему задержка вышла такой большой.

Кстати, «Эйдзи Микагэ» – это, конечно же, псевдоним. Время от времени меня спрашивают о его происхождении, но поскольку особой причины тут нет, мне всегда непросто отвечать на эти вопросы.

Но, хоть причины и нет, все-таки это стало моим псевдонимом.

Под этим именем меня знают редакторы и другие авторы. Мало кому из них известно мое настоящее имя. Я даже представляюсь «Я автор Эйдзи Микагэ», когда звоню в редакцию! Это создает какое-то щекотное ощущение, если подумать…

Затем я подумал, что все мои драгоценные читатели знают обо мне только имя «Эйдзи Микагэ».

Может, так неправильно говорить, но для читателей «Эйдзи Микагэ» – не человек, а машина для написания книг. От меня требуется лишь одно: писать занимательные книжки.

Я все еще не могу уверенно кивнуть на вопрос, отдаюсь ли я этому занятию весь без остатка. Чтобы стать для моих читателей идеальным автором, мне все еще надо сосредоточиваться лучше. По крайней мере, я частенько так думаю.

Ладно, теперь пришло время для благодарностей.

Спасибо художнику 415 (он же Тэцуо-сан) за фантастические иллюстрации. Когда мы беседовали о втором томе и я сказал «Мария в одном белье и белой маечке надевает на Кадзуки наручники!», вы мгновенно сообщили мне свое мнение: «Ну вы и извращенец». Этого я не забуду никогда.

Мой редактор Кавамото-сан: спасибо вам, что вы не отлипали от меня, пока я писал эту запутанную историю. Это действительно мне очень сильно помогло. Третий том, возможно, будет еще более запутанным, так что вас ждут тяжелые времена, хех! *говорю с таким видом, словно ко мне это не относ

• ⇐ Назад
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 89