Глава 1. Накануне революции
Илья Старинов. Записки диверсанта
--------------------------------------------------------------- OCR: Komok Текст не вычитан--------------------------------------------------------------- Альманах "Вымпел" Москва 1997 Илья Григорьевич Старинов и редакция альманаха "Вымпел" благодарятветеранов подразделения специального назначения КГБ СССР "Вымпел" за помощьв издании альманаха Под общей редакцией Ирины БородычевойСтаринов И. Г., Редакция альманаха"Вымпел", 1997.... Альманах "Вымпел", No 3. 1997 Главный редактор Эркебек Абдулаев Редакционная коллегия Юрий Иванович Дроздов (председатель редколлегии) Ирина Ильинична Комарова (зам. главногоредактора) Александр Иванович Гвоздков (отдел политики и экономики) ВераЮрьевна Катрова (отдел публицистики) Компьютерная поддержка фирмы "Родник-Софт". тел.: 113-7001: 113-2688 Телефоны редакции: 315-8605; 238-3042. Альманах Зарегистрирован вГосударственном Комитете по печати РФ Регистрационный номер No015243 от 03.09. 1996.---------------------------------------------------------------В конце 16 главы отсутствует (и РАЗЫСКИВАЕТСЯ) страница текста: успешное наступление, я лишь досадовал на это: настроение оставалосьприподнятым, тем более что вот-вот могли сбыться дав... .... ПРОПУЩЕНА СТРАНИЦА .... ... о необходимости включения в оперативные мероприятия фронтов и армийдействий инженерных подразделений в тылу противника. Для этого каждый фронт---------------------------------------------------------------Колонка редактора
... Уже много лет, по возвращении с боевых, я забегаю к ИльеГригорьевичу обсудить детали некоторых проведенных специальных операций ивыслушать его советы. Так и в конце января 1995 года, совершенно взвинченный увиденным вГрозном, я пришел к "Деду". Внимательно выслушав мой горестный рассказ, ИльяГригорьевич заметил: -- Если бы чеченцы владели стратегией и тактикой партизанской войны,результаты оказались гораздо плачевней. Беда в том, что похоже, нашисамодовольные генералы также не имеют об этом ни малейшего понятия! Тогда и зародилась у Ильи Григорьевича идея написать эту книгу.Понятно, что пока шла война в Чечне, книга не могла увидеть свет. Рукопись составила около 800 страниц. Поэтому решили разбить ее на двечасти. Первую книгу постараемся выпустить ко Дню Победы, а вторую ко 2-муавгуста, когда Илье Григорьевичу исполнится 97 лет. Эркебек Абдулаев Особую благодарность хочу выразить Анаре Абдулаевой и ИринеБородычевой, оказавшим помощь в работе над рукописью.* ЧАСТЬ I. МИНЫ ЖДУТ СВОЕГО ЧАСА *
Глава 1. Накануне революции
В 1916 году в стране назревало недовольство войной. Начались перебои спродовольствием. Росли цены, хоть на копейки, но росли. Да и та копейка нечета нынешнему рублю. В тот год я провалился по закону божьему на экзамене за седьмой классНарод был по большей части неграмотным. Семь классов образования было оченьмного. Да и где было учиться? До ближайшей школы было 30 верст ходу. Меня один знакомый рекомендовал в Губернское правление. Туда япоступил, выдержав конкурс назамещение вакантной должности писаря-регистратора. В мои обязанности входило регистрировать входящую-исходящую документацию и уметь кратко излагать содержание писем. Потом другой благодетель способствовал моему переводу на должностьделопроизводителя при Тверском губернском правлении по снабжению армииобувью. Руководил этой работой предводитель дворянства Панафидин --удивительно дельный и образованный человек. Так я работал до Октябрьской революции. Я жил на улице Грабиловке. Нонесмотря на то, что прожил здесь три года, на нашей улице никого неограбили. Февральская революция вспыхнула для меня внезапно. Началось восстаниерабочих крупных предприятий. Народ вышел на улицы. Восставшие убиливице-губернатора, нескольких жандармов и, главное, сожгли охранное отделение- здание, где сосредоточивались все документы контрразведки. Вместе с любопытствующей публикой довелось побывать на экскурсии вместной тюрьме и даже отобедать там. Кормили заключенных в ту пору, надосказать, неплохо. После Октябрьской революции Панафидин уехал. Все руководстворазбежалось. Я остался вместе с пятью-шестью писарями заведоватьделопроизводством. К 1918 году я стал заведующим производства. Шла национализация. Проводилось это, надо сказать, довольно вежливо.Старым хозяевам предлагались должности технических руководителей.Директорами назначались рабочие. Эти фабриканты, как я видел, жили довольно скромно. В большинствеслучаев они смирились со своим положением. Те, кто не смирился, уходили илиучаствовали в саботаже, но таких случаев я видел мало. Работа у меня шла неплохо. В июне положение с продовольствием неулучшилось, но зато вместо двенадцатичасового рабочего дня ввеливосьмичасовой, ввели отпуска. Тут началась гражданская война и меня призвалив армию. В течение месяца нас обучали незаметно проникать и оставатьсянезримым в тылу противника.Глава 2. 1919 год
Август. Жаркий день. На холмистой равнине южнее города Корочи Курскойгубернии то и дело вспыхивают черные столбы артиллерийских разрывов.Торопливо стучат пулеметы. Я лежу в окопе и вижу, как слева, на фланге роты, поднимаются и бегутвперед бойцы. Пора и нашему взводу! Опираюсь на левую руку, подтягиваюсь,вскакиваю и вместе с товарищами тоже бегу вперед. Глаза заливает пот. Ладонисрастаются с винтовкой. -- Урр... А-а-а-а! "- несется над полем. Повизгивают пули. Словноспоткнувшись или натолкнувшись на невидимую стену, падает сосед. Скорее наземлю! Прижаться на миг к теплой запыленной траве, где как ни в чем небывало ползают по стебелькам букашки с полированными крылышками!Передохнуть, переждать, чтобы через минуту, обманув смерть, снова броситьсянавстречу взрывам и пулеметам! Наш 20-й стрелковый полк атакует деникинцев. Перед фронтом полка -хотя и отборные, но уже обессиленные части марковской дивизии. Неделю назад марковцы били нас, а теперь господам офицерам приходитсятуго. Обстрелянные, исполненные ненависти, мы рвемся вперед. Сваливаемся воставленные врагом окопы. -- Занять оборону!.. Занять оборону!.. - передают по цепи приказ. Только теперь я чувствую боль в ноге. Нагнулся -по обмоткерасползается пятно крови. Ниже колена жжет огнем: в голень впился осколокснаряда. К вечеру нас сменяют. Прихрамывая, бреду вместе с другими бойцами кдомикам на окраине Корочи. Тут, на полу одной из хат, мы вповалку спим доутра. Только сон у меня беспокойный. В раненой ноге что-то сверлит идергает. На рассвете, с трудом задрав штанину, вижу, что голень распухла ивоспалилась. Пробую встать. Куда там! От боли чуть не грохаюсь на пол.Голова кружится. Перед глазами разноцветные пятна. -- Н-да... Вон как тебя... - озабоченно говорит отделенный. - Надо влазарет. Везут в лазарет. В вагоне военно-санитарного поезда запах йодоформа,гнойных ран, запекшейся крови. Стоны, бред. Еле ползем от станции к станции. Под Ельцом едва не попадаем в лапы прорвавшихся через фронт казаков Мамонтова. Кто может ходить - выбираются в тамбуры, проталкиваются к окнам,костерят врачей и санитаров, требуют, чтобы дали оружие. Но поезд благополучно проскакивает опасный перегон. Еще день - и мы вТуле. Тут хороший госпиталь, тут мне помогут! Однако лица врачей, осматривающих ногу, хмуры, непроницаемы. Онипереглядываются, перебрасываются латинскими словами, а один с беспощаднойласковостью треплет по плечу: - Нужна ампутация, дорогой. Выше колена. Согласны? Ампутация? Это значит, ногу отрежут? В девятнадцать лет не смогуходить, как все люди? Стану калекой? Одним из тех, кто по-птичьи прыгает накостылях, елозит по мостовым? Нет! Резать не дам! - А нельзя вылечить, доктор? - с отчаянием спрашиваю я. Хирург пожимает плечами: - Начнется общее заражение крови - умрете.. - Ну и пусть! Пусть!..Да ведь, может, еще и выживу?.. В палате лежу ничком, подавленный и растерянный. Как же так? Махонькийосколочек, - и вдруг отрезать всю ногу. Неужели придется соглашаться? - А ну покажись! Возле койки стоит пожилой военный фельдшер Иван Сергеевич. Откинувтоненькое серое одеяло, он внимательно осматривает мою правую, ужераспухшую, как бревно, ногу. Сейчас выругает, назовет дикарем за то, что не послушал врача. - Молодец, что не дал ампутировать! - говорит Иван Сергеевич. -Разве это гангрена? Вылечим! Не верю своим ушам. А Иван Сергеевич уже приказывает санитарке принестичистые бинты. - Чтобы жар уменьшить, обложу твою ногу подорожником, вояка! -утешает фельдшер. - Хотя наука и не жалует это бабкино средство, оно вернодействует. Не горюй! И Иван Сергеевич лечит меня по-своему, часто меняя повязку с компрессомиз подорожника. Впрочем, ничего другого, более радикального, в госпитале,похоже, и нет. Молодой хирург на обходах недоверчиво хмыкает, но не ругает фельдшера,доверяя его большому опыту. И чудо свершается. Температура начинает падать, жжение в голенипостепенно слабеет. По ночам в заснувшей палате, слушая далекие гудки паровозов, я вижу всюсвою короткую жизнь. Гудки напоминают о будке, где год тому назад жила нашабольшая, в восемь человек, семья, перебивающаяся из кулька в рогожу. Развена шестнадцать отцовских рублей в месяц прокормишь такую ораву? Работают вдоме все. Мы, ребятишки, помогаем матери по хозяйству, пасем корову, старшиесезонничают на торфоразработках. И даже походы на реку Шошу, петляющую влугах позади будки, даже прогулки в лес преследуют вполне определенные цели:наловить рыбы, набрать грибов и ягод, надрать коренья. Приходить с пустымируками не положено, и совестно. Зато дороже любых подарков и развлечений -уважение старших, идущая из глубины сердца теплая родительская ласка... Часами сидел я у насыпи, глядя как завороженный на проносящиеся мимонашей будки поезда. Казалось, нет на свете силы, способной сдержать ихбешеный бег. Однако мы, ребятишки, знали: отцу поезда подчиняются. Если онвыйдет к полотну с красным флажком или фонарем, покорно заскрипит тормозамисамый неукротимый курьерский... Однажды вьюжной ночью я проснулся от грохота взрывов. Оказалось, отецобнаружил лопнувший рельс и, не надеясь, что машинист заметит красныйсигнал, положил на рельсы петарды. Они и задержали состав. Этот случай так поразил мальчишеское воображение, что отец долго-долгопредставлялся мне человеком сказочной силы. Впрочем, в отрочестве я понял еще другое: и отец, и я, и мои братья, итысячи таких же простых людей оттеснены на задворки жизни, обречены наизнурительный труд, на безграмотность... Мне повезло. Моя юность совпала с очистительной революционной бурей. Воктябре 1917 года я вместе со своими фабричными дружками, Мишей Ягодкиным иКопей Медведевым, вступил в боевую группу, созданную городским Советомрабочих и солдатских депутатов. Этой группе поручалось задерживатьконтрреволюционные войска, направлявшиеся к Петрограду по железной дороге. Командовал группой прибывший с фронта артиллерист, зять стрелочникаВасилия Григорьевича Лошкарева. "По знакомству" и я попал в эту группувместе с сыном Лошкарева Иваном - очень сильным и скромным рабочим парнем. Группа была малочисленной, оружия мы не имели, но все же смоглизадержать несколько составов с солдатами, заваливая пути бревнами, выводя изстроя семафоры. Я считал себя счастливым человеком, когда попал в действующую КраснуюАрмию и получил оружие. Даже суровое боевое крещение не охладило мой пыл. Случилось так, что в одном из первых боев полк понес тяжелые потери. Кнашему удивлению утром началась стрельба не со стороны врага, а в нашем тылуи на нашу роту сзади, из высокого подсолнуха, выскочили белогвардейцы.Оказалось, что нас обошли. Из-за измены одного бывшего царского офицера,наша рота почти полностью попала в плен к деникинцам. Нас построили в колонну и повели в тыл деникинцев. По дороге встретилсяэскадрон кавалерии. Они требовали, чтобы у нас на спине вырезали красныезвезды. Конвоиры не дали. Многим достались удары плеток. Когда уже было жарко, нас привели в какую-то деревню и поместили водворе школы. Хотелось пить. Местные крестьяне принесли нам воды, хлеба,огурцов и даже несколько мелко нарезанных кусков сала. С нами долженпоговорить священник, чтобы после беседы решить кого в расход, кого нашахты, а кого в армию. Мне и некоторым другим, у кого не было на грудикрестиков, встреча с священнослужителем не улыбалась. К счастью он непришел. На ночь нас поместили в один из классов сельской школы. Был конец июля,ночь наступила поздно, луны на небе не было и стало совершенно темно. Насбыло около пятидесяти человек. Из командного состава остался наш взводныйСемен Иванович Родин. Он был коммунистом, но его не выдали. Охраняло насвсего семь солдат. Они были усталыми, легли на пол и вскоре уснули, крометого, который прохаживался снаружи и много курил, и другого, севшего удвери. Нам дали ведро, его скоро наполнили, и от него шел запах. Родин, вместе с Андросовым попросили разрешения вынести ведро вуборную, которая была во дворе. Часовой разбудил одного из спавших солдат, итот, взяв винтовку, вывел Андросова с ведром. Они благополучно возвратились.Солдат плюхнулся на пол и вскоре уснул. Часа через два ведро было опятьполно. Часовой на этот раз не стал никого будить, а подозвал своегонапарника и тот повел нас в уборную. Когда мы вернулись в класс, охранявшиенас белогвардейцы уже стояли без оружия. Они умоляли их не убивать исоглашались вместе с нами прорываться к красным, которые, судя по грохотуартиллерии, не отошли. Как потом оказалось. Родин и Андросов привлекли ещенескольких своих красноармейцев и во время выноса ведра улучили момент обезоружили часового, а когда мы возвратились обратно, наш конвоир - даже не пикнул, когда Андросов выхватил у него винтовку. Решили уходить разбившись для надежности на три группы. Я оставался всвоем отделении, которым командовал смелый воин. На день расположились вовраге. Мучила жажда, ломали и жевали траву. Недалеко шел бой и в следующуюночь мы вышли в расположение своих войск, приведя двух конвоиров. Вышли ксвоим и две другие группы, и снова на передовую. Согласились воевать противбелых и наши бывшие конвоиры. Опять бои, и опять окружение в занятой врагом Короче. Мне удалосьнырнуть в один подвал, в котором я просидел до ночи. Ночью я вышел. Один взанятом врагами городе. Куда идти и как? В первую ночь я не смог выбратьсяиз города и спрятался в заброшенном саду. Второй день пролежал в крапиве. Ккрапиве подошла лошадь. Она могла привлечь людей к моему укрытию. Взявшомпол, я ткнул ей в морду. Она ушла. Так я скрывался до вечера. Пробродиввсю ночь, днем вышел к сараю, в котором и решил скоротать еще один день.Сарай был набит хорошим душистым сеном и овсяной соломой. Я уснул. Наступилаеще одна ночь. Пора было уходить, но сарай оказался заперт. Удалось вылезтичерез крышу. Постучал в окно к хозяину. Он накормил и помог выбраться из города.Только через пять суток через реку Корочу вышел к своим. Уже тогда, во время скитаний по деникинским тылам, я твердо усвоил триистины: первая - и в тылу врага нужно оставаться человеком; вторая – никогда не выпускай из рук оружия; третья - лучшим союзником за линией фронта является ночь... Я лежал на койке и улыбался, а на меня косился забинтованный сосед,личность чрезвычайно флегматичная, крайне немногословная, но острая на язык-сапер Петр Пчелкин, прозванный ранеными за полноту и медлительностьШмелем. Как ни молчалив был Шмель, а лежать бок о бок добрых три недели и неразговаривать о своей армейской жизни невозможно. И Пчелкин рассказал мне олюдях сильных, смелых и смекалистых, несущих на своих плечах большую тяжестьбоев, о людях, которые созидают в кромешном аду войны, а если нужно-разрушают созданное, чтобы, после победы созидать вновь. Я услышал о бесстрашных и отчаянных подрывниках, пробирающихся в тылбелых, чтобы разрушать их железные дороги и мосты. Может, и не очень складно рассказывал Шмель, но в корявых словахбывшего крестьянина было что-то взволновавшее меня. Теперь я понимаю -рядовой Петр Пчелкин был поэтом своего нелегкого дела. В его душе жиласуровая романтика своей специальности. А тут еще появился в палате мой земляк Архип Царьков, первый плясун навсе Войново, весельчак и балагур. Он тоже оказался сапером и безоговорочнорешил, что расставаться нам, коли уж встретились, не след. Волнующие рассказы Шмеля, задорная убежденность Архипа и естественноенежелание разлучаться с хорошими товарищами - все это сыграло свою роль. Друзей выписывали. Попросился на выписку и я. В части 9-й стрелковойдивизии как раз набирали саперов. Хотя рана еще не зажила, я отказался ототпуска. Царькова, Пчелкина и меня зачислили в 27-ю отдельную саперную роту. Так началась моя служба в инженерных войсках Красной армии. Служба,которая определила всю мою дальнейшую жизнь.Глава 3. 1921 год
Прошло почти два года. Мы наступали. Бои шли с переменным успехом.Свирепые ветры продували Арбатскую стрелку. Слева - Азовское, справа -Гнилое море. Ни построек, ни топлива. Сто двадцать километров мы прошли,разводя костры из выброшенных на берег водорослей и обломков деревьев.Рассчитывали каждый глоток воды. И наконец схватились с врагом... Участьврангелевцев известна. Нас бросили в Керчь очищать катакомбы от последних белых банд. А изКерчи по льду пролива в стылом январе - на Кубань. А с Кубани - вМахачкалу. А оттуда - через Баку в Грузию... Там, как говорили политработники,народ и часть армии восстали против реакционного буржуазного правительства,продавшегося империалистам. Однако в Тифлисе развернулись упорные бои, вкоторых погиб командир дивизии Курышко. В дальнейшем грузинская армия неоказывала серьезного сопротивления. Ранней весной 1921 года наша 9-ая дивизия вышла к Черному морю в Батум. Менялись участки фронтов, менялась погода, менялись люди вокруг нас, ноодно не менялось - родная дивизия, родная рота. Я ни разу не пожалел, что послушал друзей и пошел в инженерные части. Приходилось трудно, круто, горько. Но ведь что бы там ни случилось, мышли вперед. Мы побеждали!.. В июне 1921 года мы все еще стояли в Батуме. Армия сокращалась. Мнепредставлялся выбор - демобилизация или учеба в военном училище. Я нераздумывал. Жизни вне армии я уже не представлял. Что может быть почетнее иважнее, чем служба народу в Вооруженных Силах Советской Отчизны? Попросился направить на учебу. Получил рекомендации, характеристики ивскоре выехал в "Москву, в ГУВУЗ -- Главное управление военно-учебныхзаведений. Москва. Много довелось впоследствии читать о Москве двадцать первого года.Какими только эпитетами не награждали ее наши недруги! И темная, иоголтелая, и одичавшая! Москва и впрямь была грязновата. Некоторые бульвары днем походили натолкучку, а ночью - на пустырь. Вместо магазинов всюду были распределители, где неизвестно что и когда распределяли. В городе горели лишь немногие керосиновые фонари. По скверам бродили в отрепье беспризорники. На Сухаревке шла меновая торговля, то и дело слышался вопль: "Держи вора! ". Иным москвичам, выбитым из уютного быта многокомнатных квартир иособнячков, такие картины наверняка представлялись неким преддвериемстрашного суда. Но другое, совсем другое впечатление произвел город на меняи моих товарищей. В наших сердцах жили самые светлые надежды, и все вокругвовсе не казалось тогда мрачным. Рано утром мы видели спешивших на заводы и в учреждения людей,переполненные трамваи. Мы не только верили, а знали: всякие напасти -явление временное.Порукою тому древние стены Кремля, за которыми работает Владимир ИльичЛенин! И конечно, прежде чем пойти в ГУВУЗ, мы постояли на Красной площади,послушали бой курантов, недавно начавших играть "Интернационал". Разговор в ГУВУЗе оказался коротким. Взяли наши командировочные,рекомендации, аттестаты, выдали паек и отправили в Одессу держать экзамены ввоенно-инженерное училище. В училище попали прямо к вступительным экзаменам. Желающих учиться былонемало, но я не волновался. В высшем начальном училище меня считали одним изпервых учеников. Не любил только зубрить закон божий. Но ведь здесь законабожьего, слава Богу, нет. Однако по конкурсу не прошел. Во время нахождения в Одессе туда прибыл Лев Троцкий. Весь Одесскийгарнизон был собран на плацу недалеко от инженерного училища. Всекрасноармейцы были в белых нательных рубахах и подштанниках, подпоясанныхремнями, в ботинках с обмотками и в буденовках. Это было впечатляющеезрелище! Для Троцкого и его окружения была сооружена небольшая трибуна.Никаких усилителей не было. Была тишина, а Троцкий говорил очень громко ичасто жестикулировал. Его речь закончилась громким "Ур-ра-а! ". Невесело тянулся обратный путь в Москву. Принимавший меня командир,покачав головой, углубился в анкету, словно мог в ней вычитать, какпоступить. И что-то вычитал! Его озабоченное лицо смягчилось. - Послушайте! Почему бы вам не пойти в школу военно-железнодорожныхтехников? Ведь вы с детства, можно сказать, железнодорожник! Профессия отца продолжала определять мою судьбу. Я, сапер, согласился. Школа железнодорожных техников помещалась в Воронеже. Наученный горьким опытом, я засел за алгебру и геометрию Киселева,повторил весь курс и вступительные экзамены сдал на "отлично". В сентябре зачислили в курсанты. - Поздравляю, товарищи! - сказал начальник 4-й Воронежскойвоенно-инженерной школы выстроенным на плацу курсантам. - С завтрашнего дня- за дело!.. Первым делом оказалась заготовка дров. С топливом по всей стране былотуго. Воронеж исключения не составлял. Наша школа помещалась в кирпичномздании. Стекол в окнах почти не было, и оконные проемы забивали досками,утепляли сухими листьями и опилками. Не заготовь дров - замерзли бы зимой,как мухи. Долги зимние ночи, но усталым курсантам они кажутся очень короткими. Паек скудноват, а мы еще добровольно отчисляем часть продуктов в пользуголодающих Поволжья. Плохо с освещением. В те годы существовало повальное увлечение коммунами. Возникли коммуныи в воронежской школе военно-железнодорожных техников. Члены коммун вместезанимались, делились всем, что имели. В нашу коммуну кроме меня входили Федор Панкратов и Александр Азбукин,ребята толковые, энергичные. Мы поставили себе цель: сдать экстерном в январе 1922 года за второйсеместр первого курса и за первый семестр второго. Закончить двухгодичнуюшколу за год. Одни преподаватели сомневались в успехе такого предприятия, другие -поддерживали нас. Дней отдыха не стало. С неимоверным трудом мы догнали второй курс итогда приняли еще одно решение: закончить учебу на "отлично". И мы получилипо всем предметам высшие оценки. Всех троих наградили в день выпускаименными часами. Незадолго до перехода на второй курс меня, как фронтовика и отличника,приняли кандидатом в члены Коммунистической партии. Надо ли говорить, какуюя испытывал радость и гордость!Глава 4. 1922 год
Осень. Школа военно-железнодорожных техников окончена. Наша коммунаполучила назначение в Киев, в 4-й Коростенский Краснознаменныйжелезнодорожный полк. Мне не забыть своего нового командира роты Александра ЕвдокимовичаКрюкова, участника первой мировой и гражданской войн. Александр Евдокимович принял меня и моих товарищей, будто родныхсыновей. Он заботился о нашем жилье, обмундировании. И, что самое важное,ничем не подчеркивал своего старшинства. Ротный был требователен, но держался доверительно, и это подкупало,усиливало наше к нему уважение. Все мы трое, члены воронежской коммуны, командных навыков не имели.Случалось поэтому, что на занятиях с красноармейцами допускали ошибки.Александр Евдокимович подмечал каждую из них, но ни разу не поправил нас прибойцах. Лишь после занятий он в самой тактичной форме указывал наоплошности. И как же мы были благодарны за это! Не жалел времени Крюков и на инструктаж молодых командиров. Вдобавокон как-то сразу разобрался в склонностях каждого. Заметив, в частности, чтомне по душе подрывное дело, тут же постарался назначить меня начальникомподрывной команды. Учеба подрывников сочеталась с практикой. Вблизи городов и сел находили большое количество зарывшихся в землю,неразорвавшихся снарядов. Моей подрывной команде дел хватает: осторожнооткапываем губительные находки, отвозим в безлюдные места и уничтожаем. Я пользуюсь каждым случаем, чтобы исследовать устройство взрывателей.Делаю первые опыты по выплавлению взрывчатки из снарядов и бомб и убеждаюсь,что это вполне безопасное и выгодное мероприятие. А нужда в тринитротолуолеочень велика. Особенно весной, когда нужно подрывать ледяные заторы,угрожающие железнодорожным мостам. Уже в ту пору я впервые задумался над созданием портативных мин дляподрыва вражеских эшелонов. Всякое может случиться в будущем. Наши миныдолжны быть простыми, удобными, надежными, а взрыватели к ним -безотказными... Еще в годы гражданской войны мне довелось познакомиться с устройствомгромоздких, сложных противопоездных мин замедленного действия, которыеназывали тогда "адскими машинами". В 9-м инженерном батальоне было несколькотаких мин. Саперы поставили только одну из них на участке Батайск- Ростов.Остальные впустую провозили всю гражданскую войну в обозе. Нет, не такиенеуклюжие махины нужны Красной Армии! Я начинаю регулярно читать военные журналы, изучать минноподрывноедело, жадно пополняю знания и опыт, полученные на войне и в школе. С такимже упорством грызут гранит науки мои товарищи. Учится всяРабоче-Крестьянская Красная Армия. Подрывная команда, помимо обученияустройству заграждений при отходе, обучалась и диверсиям в тылу противника:на тот случай, если войска окажутся на занятой врагом территории.Необходимость такой подготовки исходила из установки М. В. Фрунзе, которыйсчитал, что войска должны быть приспособлены и к действиям в тылу противникатоже. Это резко повышает их боеспособность. Быстро улучшается жизнь в стране. Успешно возрождается разрушенноедвумя войнами хозяйство. Начался новый, 1924 год. Политика большевиковторжествует. И вдруг тяжелое горе обрушивается на партию, на народ. Морознымянварским днем приходит весть, в которую страшно поверить; не сталоВладимира Ильича Ленина. Безутешно рыдают гудки всех паровозов и заводов. Люди застывают наулицах там, где застигло их горе. Что будет с партией, страной, народом? - этот вопрос в глазах укаждого. И как бы в ответ на него - ленинский призыв в партию. Ты хочешь, чтобы дело Ленина не умерло, чтобы оно жило, чтобы идеиленинизма преобразили мир? Стань в ряды коммунистов! Всем, чем можешь,послужи партии, отдай ей свои силы. Пусть они невелики, но таких, как ты, --миллионы, и, значит, ваша воля и сила неодолимы!.. Я все еще был кандидатом в члены РКП(б). И так же, как тысячи других,подал в те дни заявление о приеме в члены партии. Я и сегодня не забылволнения, пережитого в те минуты, когда стоял под строгими, оценивающимивзглядами коммунистов полка... Как начальнику подрывной команды, мне пришлось также заниматься борьбой с диверсантами. Они пускали под откос поезда и подрывали железнодорожные мосты, закладывая в минные камеры и минные колодцы мостов самодельные взрывчатые вещества на основе бертолетовой соли, аммиачной селитры и порохов. Надо было найти эффективный способ противодействия, так как мы были не в состоянии охранять все маленькие мосты, а противник в основном минировал именно их. Что нужно сделать для того, чтобы отучить врага ставить мины? - Мы начали делать мины-ловушки. Они устанавливались на неохраняемыхобъектах и взрывались при входе на сооружения. Одной ловушки былодостаточно, чтобы оглушить человека, но не убить его. Несколько подобныхловушек отучили бандитов минировать наши объекты. За это мы получилиблагодарность от самого Якира. Вскоре после этого меня направили в командировку. Место назначения ихарактер задания не были определены. Еще одна командировка В служебном вагоне все выясняется. Комиссия под председательством Е. К.Афонько, в которую я включен, будет работать под непосредственнымруководством командующего войсками Украинского военного округа товарищаЯкира. Работа связана с укреплением приграничной полосы. Нам предстоитобследовать железнодорожные участки на границах с Польшей и Румынией,подготовить их к разрушению и минированию в случае внезапного вражескоговторжения. Я в комиссии единственный командир-подрывник. От меня ждутпредложений по созданию заблаговременных минных устройств. Все это весьма лестно, но очень смущает. В конце концов, кто я такой?Командир роты, всего лишь командир роты, да и то без году неделя! Вдруг несправлюсь? Надо справиться! Обстановка этому способствует. Председатель комиссиина редкость организованный человек. Бритоголовый, могучего сложения, Е. К.Афонько даже в дороге не забывает о ежедневной зарядке. А ведь у него дел несчесть... Комиссия объезжает приграничные участки на глубину до 250 километров.Мы осматриваем железнодорожные мосты, большие трубы, депо, водокачки,водонапорные башни, высокие насыпи и глубокие выемки. С утра до поздней ночи в любую погоду вышагиваем по шпалам, по сыромубалласту. Прикидываем, измеряем. А возвратясь в салон-вагон, начинаемскрупулезные подсчеты и выкладки. Горьковатый запах паровозного дыма уже прочно въелся в одежду. Серыешинели не высыхают за ночь. Прошел месяц, кончился второй, а наш вагон всекочует. Как-то в октябре подползаем к станции Мозырь. С утра морозит. Ветерсечет лицо. Ух, невесело будет лазить по опорам и фермам горбящегося надПрипятью моста! Но, кроме нас, лазить некому, так уж лучше не откладыватьдело в долгий ящик. Меня сопровождает начальник военизированной охраны моста, молодой, носклонный к полноте парень. Он щеголяет выправкой, поминутно поправляеткобуру нагана и вообще хочет показать, что они здесь не лыком шиты. Осматриваю фермы. Доходит очередь до глубоких минных труб. Начальник охраны остается на мосту, а я спускаю в трубу электрическийфонарь. Всматриваюсь. И застываю на месте. В трубе лежит заряд динамита,покрытый густым маслянистым налетом... - Придется закрыть движение по мосту! - говорю я начальнику охраны. Тот белеет. Нижняя толстая губа его беспомощно отвисает. Но мне не доначальника охраны. Тороплюсь к членам комиссии, чтобы доложить о страшнойнаходке. Студенистый динамит, покрывшийся маслянистым налетом, крайне опасен. Ончрезвычайно чувствителен к механическим воздействиям. Достаточно небольшогоудара, даже трения, чтобы динамит взорвался. Инструкции требуют уничтожатьэто вещество, избегая переноски... Комиссия встревожена. И пока я обследую другие минные трубы, уже летятдонесения в штаб округа и в Народный комиссариат путей сообщения. Движениепо дороге прерывается. Надолго ли? Очевидно, надолго: я обнаруживаю зарядыдинамита с выпотевшим нитроглицерином и в других опорах. Чистая случайность,что мост до сих пор цел. На обмякшего начальника охраны тошно смотреть. Он забыл о выправке,суетится, пытается всем объяснить, что он здесь недавно. Улучив минуту,спрашивает меня: - Ведь заряды давнишние? Правда давнишние? Он ни в чем не виноват,бедняга. Заряды действительно старые. Но я отвечаю очень сухо. Неприятен неумеющий владеть собой человек. Впрочем, начальнику охраны мой тон неважен.Ему важно услышать, что он тут ни при чем. И толстое лицо парня расползаетсяв неуверенной улыбке. - Что надо предпринять? - спрашивает меня председатель комиссии. --Учтите, задерживать движение на большой срок нельзя. - Сейчас, Евсевий Карпович, движение невозможно! Прошу вызвать командуподрывников. Желательно - команду моего полка. Никто не спорит. Вызов команде посылают немедленно. А я стараюсьдержаться в стороне, чтобы избежать вопросов: ведь сам не знаю, какпоступить. Ни один из известных мне способов разминирования не кажетсяпригодным. Начни вынимать динамит, кто поручится, что не погубим бойцов и неподорвем мост? Я лично не поручусь. Мне на занятиях достаточно многотвердили, что динамит с маслянистым налетом особенно чувствителен кмеханическим воздействиям. Его надо просто взрывать. А как? Вместе с мостом,что ли? - Думай! Думай, черт тебя возьми! - говорю я сам себе. -Думай! Не хочется ни есть ни пить. Усталый и мрачный, прихожу в служебныйвагон. Никак не могу отмыть грязные руки. Прошу горячей воды. Горячаямыльная вода смывает жирные пятна мазута. И вдруг меня словно током ударило: вот он выход! Найден! Надо налить вминные трубы мазута, насыпать опилки, а потом вымывать динамит теплойщелочной водой. Я еле дождался прибытия своих бойцов. Объяснил им в чем загвоздка, и мыприступили к работе. Какое счастье! Мазут, сухие опилки и горячая водадействовали безотказно. Теперь я мог доложить: - Мост будет разминирован в ближайшее время! Целыми днями находился я на мосту. Схватил жесткую простуду, а уйтинельзя. Так и держался, пока не миновала опасность. Да и тут отдыхать непришлось. Пока возились с мостом, я запустил оформление документации.Пришлось наверстывать упущенное... Несмотря на непредвиденную задержку, специальная комиссия выполнилаработу в срок и заслужила благодарность командующего округом. В конце ноября я вернулся в полк. Поездка специальной комиссии на обследование границы была тольконачалом огромной работы, в которую включались все больше людей и целыеподразделения. Перед нами ставилась задача - сделать все, чтобы противник не могвоспользоваться при вторжении нашими дорогами. Приходилось теперь часто бывать в Харькове и изучать в штабе округаразличные документы. За нами внимательно наблюдали начальник штаба округа П. П. Лебедев исам командующий Иона Эммануилович Якир. В конце 1929 года подготовка к устройству заграждений на границе былазавершена. В округе подготовили более 60 специальных подрывных команд общейчисленностью 1400 человек. Заложили десятки складов с минновзрывнымисредствами. На всех значительных мостах приграничной полосы отремонтировалиминные трубы, колодцы, ниши и камеры. Припасли 1640 готовых сложных зарядови десятки тысяч зажигательных трубок, которые можно было ввести в действиебуквально мгновенно. Помимо взрывных заграждений создавались и иные. Вся их системаувязывалась с системой укрепленных районов. Теперь можно было относительно малыми силами и в сравнительно короткиесроки сделать на длительное время невозможным для противника движение понашим дорогам. В те годы была уже поставлена и другая важная задача: захваченныеврагом пути сообщения выводить из строя так, чтобы при освобождении ихнашими войсками быстро восстанавливалось движение. Руководство инженерныхвойск и военных сообщений Красной Армии отчетливо представляло, что этогоможно достигнуть, только умело сочетая эвакуацию и разрушение с применениемуправляемых мин и мин замедленного действия (МЗД). Последние должны былииграть главную роль. Несколько слов об МЗД В 1928 -- 1929 годах армия уже имела ряд противо-поездных минзамедленного и мгновенного действия. Некоторыми из них можно было подорватьлюбой указанный поезд, даже определенный вагон этого поезда. Но имелся уэтих мин один очень существенный недостаток: они срабатывали только приустановке под шпалы или вплотную под рельсы. Оставляла желать лучшего игерметичность. Однако минноподрывное дело неуклонно прогрессировало.Совершенствовались, в частности, и способы расположения зарядов,увеличивалась надежность их одновременного взрыва на больших объектах и влюбую погоду. Надеялись, что в недалеком будущем получим достаточноеколичество отличных по качеству мин самых различных конструкций, в том числеи противопоездных, допускающих установку вне связи с рельсами и шпалами. Увы! Их мы так и не получили! В годы сталинского произвола необходимыедля армии мины не только не попали в серийное производство, но даже чертежиих погибли вместе с конструкторами. Никто, конечно, не предполагал этого. Осенью двадцать девятого года,готовясь к маневрам, мы были полны уверенности в лучшем будущем...Глава 5. Учения