Глава 2. 1938 год. "Враги народа".
В конце апреля 1938 года я прибыл к новому месту службы и тут же мненапомнили: бывшего начальника полигона полковника Чумака арестовали какврага народа, Правда, в чем состоит его преступление, никто не знал. -- Большую перестройку произвели после Чумака? -- Гм... Вот дом его с верандой передали детскому саду... Начал я знакомиться с работой полигона, с тематикой испытаний техникижелезнодорожных войск, с программой учений. Нет, домиком с верандой дело неограничилось! С тревогой обнаружил: прекращены работы по ряду образцов новойтехники. Изобретатели и авторы этих конструкций тоже объявлены врага ми народа. Их имена вычеркнуты из программы ра'-бот. Частозачеркиваются и предложенные ими образцы новой техники... Логики никакой. Но, как говорится, куда пойдешь м кому скажешь? Видимо,на полигоне происходило то же, что и везде. Вспоминая о том времени, я спрашиваю себя: не потому ли в предвоенныегоды многие замечательные образцы военной техники доводились черепашьимитемпами? Не потому ли в начале войны с гитлеровской Германией на вооруженииКрасной Армии не оказалось многих отличных видов оружия, почти готового ксерийному производству? И отвечаю себе: да, именно поэтому! Правда, не всех ценных специалистов посылали рыть золото на Колыму илигатить болота в Сибири. Иным разрешали работать и в заключении. Эти"счастливчики" доводили проекты до совершенства в камерах-одиночках,оторванные от мира. Над ними висела угроза, что любая ошибка будет признанавредительством, всякая неудача вызовет ухудшение тюремного режима. Труднобыло получать нужную научную информацию, узнавать последние достижения наукии техники... Что и говорить, обстановка далеко не творческая! На полигоны и" испытательные площадки репрессированных специалистовдоставляли под усиленной охраной. Об их прибытии сообщалось тольконачальнику полигона, комиссару и уполномоченному особог ГО отдела. Помню, весной или летом 1939 года к нам привез-ли подобным образомкакого-то авиационного конструктора. Фамилии его никто не знал. Вагон саре-стованным подали на ветку за полигоном. К этому времени на небольшойлесной поляне сотрудники органов безопасности уже поставили палатки, окруживих двоимым высоким забором из колючей проволоки. Лишь в 1943 году, встретившись с конструктором замечательногопикирующего бомбардировщика В. М. Петляковым, я узнал, что именно он был моим "гостем" на полигоне... Но и в тех трудных условиях коллектив полигона работал слаженно идружно. Большая заслуга в этом принадлежала комиссару Александру ВасильевичуДенисову -- человеку, умевшему глубоко вникать в дело и сплачивать людей. Однако и наш дружный коллектив тоже порой лихорадило. Вскоре после моего приезда обвинили в связях с троцкистами моегозаместителя по материально-техническому обеспечению Дмитрия ИвановичаВоробьева. Единственным поводом к этому явилась дружба Воробьева с главныминженером строительства Саратовского железнодорожного моста полковником Н.М. Ипатовым, который незадолго перед тем был объявлен врагом народа. На партийном собрании инженер П. И. Марцинке-вич и помощник Воробьевакавалер ордена Боевого Красного Знамени В. Н. Никитин пытались защититьДмитрия Ивановича. Но нашлись и недоброжелатели. Воробьева исключили изпартии. Вскоре на посту Наркома внутренних дел Ежова сменил Берия. Началисьрепрессии в самих органах НКВД. Там стало не до Воробьева. Через девятьмесяцев Дмитрию Ивановичу вернули партийный билет... Нависла угроза и над Александром Евдокимовичем Крюковым. Из отделакадров Генштаба ко мне поступила просьба дать развернутую партийнуюхарактеристику на члена ВКП(б) А. Е. Крюкова, обязательно указав егоповедение во время дискуссий. Я написал самый положительный отзыв. АлександрЕвдокимович уцелел, хотя в сентябре 1939 года его и освободили от занимаемойдолжности. На полигон в ту пору то и дело приезжали различные комиссии и отдельныеработники от начальника Управления военных сообщений РККА. Все это былиновички, попавшие в центральный аппарат в 1937 -- 1938 годах. Как правило, они не имели не только Опыта, но Зачастую инеобходимых знаний. -- К чести многих приезжающих, должен сказать: онипонимали, что не могут ничем нам помочь и ни во что не вмешивались. Однако встречались и иные. Эти "инспекторы" считали прямым долгом хотьчем-то проявить себя. По уровню образования вмешиваться они могли только вдела административные и потому заполняли свои акты и докладные запискисведениями о том, когда и кто из работников полигона опоздал на службу(того, что у нас часто работали до глубокой ночи, они не замечали! ), какиеобъекты слабо охраняются и т. п. Впрочем, нельзя осуждать этих выдвиженцев. Сами они не просились вцентральный аппарат, многие искренне переживали двусмысленность положения,упорно учились и уже в годы войны вполне освоились с работой. Общее наше несчастье заключалось в том, что почти сразу сошли со сценынаиболее опытные кадры, нарушилась преемственность в их смене. Всю глубинуэтого ничем не оправдываемого бедствия мы постигли лишь после XX съездапартии. Но народ чуял недоброе уже и в годы репрессий. Помню такой случай. Служил на полигоне пожарный. Был он смел, но допредела бесхитростен. Любил этот рыцарь огня и лишнюю рюмку пропустить.. Ивот однажды, философствуя в кругу собутыльников, задал наш пожарныйглубокомысленный вопрос: -- А что, братцы? Вот мы нынче Ежова в депутаты двинули. А вдруг онокажется таким же врагом, как Ягода? Он не сразу уразумел, почему внезапно остался в одиночестве. А поняв,покрылся холодным потом. О происшествии доложили комиссару полигона. Денисов пошел на большойриск, приказав немедленно уволить пожарного. Беднягу спасли этим отнеминуемого ареста. А ведь он оказался прав!X x x