АМПЛИТУДА ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

 

Экономические преобразования, предпринятые после смерти Сталина, начались параллельно политическим изменениям и реабилитационным процессам. Собственно во многом они также несли в себе неменьший политический заряд, так как их антисталинская направленность не вызывала сомнений. При жизни вождя какие-либо новшества, не вписывающиеся в его теоретические воззрения, были просто исключены, поскольку научно-теоретическая мысль находилась в жестком каркасе сталинской работы «Экономические проблемы строительства социализма в СССР». Экономика Советского Союза, брошенная в угоду военно-промышленному комплексу, находилась в тяжелом состоянии. Практически все народное хозяйство, все его отрасли работали на обслуживание растущих оборонных потребностей. Военизированная модель экономики, заложенная в соответствии со сталинскими замыслами, развивалась по своему сценарию, неуклонно подчиняя своим правилам экономическую и социальную жизнь советского общества.[439]

В этой ситуации представляется закономерным, что коррекция экономического курса началась именно с попытки ограничить объемы тяжелой индустрии и повысить темпы роста товаров народного потребления, а также более ускоренного развития сельского хозяйства страны, на протяжении долгих лет, выступающего в качестве безвозмездного донора промышленности. На этом перспективном поле развернулось соперничество Г. Маленкова и Н. Хрущева. Перспективном потому, что этот путь нес в себе большой социальный заряд и мог быть по достоинству оценен в народе. Кроме того, следует особо подчеркнуть, что дискуссия по поводу экономической стратегии развития страны между этими двумя лидерами носила публичный характер. Это отличалось от практики сталинского периода, когда важнейшие вопросы хозяйственной жизни принимались исключительно самим Сталиным и, как правило, без какой-либо серьезной проработки. Например, в 1950 году такой важнейший документ, как пятилетний план принимался, по словам Хрущева, следующим образом: «Помните, когда Сталин утвердил за пять минут народнохозяйственный план, пятилетний план. Собрались в полукруглом зале. Он пришел, встал за столом, даже не сел, поднял бумагу, вот говорит, пятилетний план. Министры сидят, смотрят, глаза вытаращили. Говорит, есть предложение утвердить. Кто возражает? Все молчат. Принято. Заседание закрыто. Все ушли».[440]

После марта 1953 года обстановка претерпела изменения. Претенденты на власть вступили в жесткое противостояние, делая ставку на популярные меры, пытаясь завоевать народные симпатии. В этом смысле и Хрущев, и Маленков выбрали верное направление, понимая, что жизненный уровень людей крайне низок и даже незначительное улучшение в этой области не может не вызвать облегчения. Если в годы правления Сталина данные статистики показывали только последовательные успехи в решении продовольственного вопроса, то практически сразу же после смерти вождя многие экономические результаты были пересмотрены. Уже на июльском (1953 г.) пленуме ЦК КПСС А. И. Микоян сообщил, что год назад в СССР наблюдался кризис мясного снабжения.[441]Вполне очевидно, что в годы Сталина такое заявление могло быть признано клеветой на советскую систему.

Снабжение промышленными товарами массового потребления также находилось на крайне низком уровне.[442]Удельный вес непродовольственных товаров в государственной и кооперативной торговле составлял чуть более трети всех продаж. Показательно, что в середине 50-х годов население стремилось покупать товары более дешевые по стоимости, следовательно, уровень спроса был связан не только с недостаточными объемами производства, но и с покупательской способностью граждан. Проводимые акции по снижению цен существенного влияния на уровень жизни не имели, поскольку во многом носили пропагандисткий характер.

В этих условиях были предприняты попытки подъема сельского хозяйства. ускоренного развития легкой промышленности и производства товаров народного потребления. Уже в речи на похоронах Сталина председатель Совета Министров СССР Г. Маленков подчеркивал, что в области внутренней политики «наша главная задача состоит в том, чтобы неуклонно добиваться дальнейшего улучшения материального благосостояния рабочих, колхозников, интеллигенции, советских людей».[443]Как позднее утверждал Хрущев, Маленковым в 1953 году было потрачено 250–300 тонн золота на покупку продовольствия.[444]

Такая постановка вопроса для практики народнохозяйственного комплекса была нетрадиционной. Разработку и проведение в жизнь этого курса поддерживала часть руководящих работников и ученых. Однако подобная политика встретила сильное противодействие. Уже в 1955 году был отвергнут путь на преимущественное развитие производства предметов потребления. На официальном уровне подвергались критике работы ученых-экономистов, которые по-новому рассматривали вопрос о показателях развития народного хозяйства СССР.[445]

На январском (1955 г.) пленуме ЦК КПСС Н. С. Хрущев подверг резкой критике тезис о том, что на определенном этапе социалистического строительства легкая промышленность может и должна развиваться опережающими темпами по отношению к тяжелой индустрии. Хрущев назвал эти рассуждения глубоко ошибочными, чуждыми духу марксизма-ленинизма, отрыжками правого уклона, враждебных ленинизму взглядов, которые, как он отмечал, проповедовали А. И. Рыков, Н. И. Бухарин и другие. Подводя итог сказанному, Хрущев охарактеризовал выступление Маленкова в августе 1953 года как дешевку, рассчитанную на снискание дешевой популярности.[446]

Дискуссия по этому вопросу завершилась на февральской (1955 г.) сессии Верховного Совета СССР, где многие выступавшие высказывались за непоколебимость линии на преимущественное развитие тяжелой индустрии. Показательна в этом отношении речь Н. А. Булганина, в которой говорилось, что «тяжелая промышленность славно послужила делу построения социализма и укрепления независимости нашей Родины, и в этом мы всегда следовали и будем следовать указаниям Великого Ленина и верного продолжателя его дела И. В. Сталина».[447]Окончательную точку в вопросе о соотношении производств групп «А» и «Б» поставил ХХ съезд КПСС. Негативная оценка давалась в отчетном докладе Н. С. Хрущева и выступлении Секретаря ЦК КПСС М. А. Суслова. Хрущев, в частности, говорил: «Нашлись «мудрецы», которые начали противопоставлять легкую промышленность тяжелой индустрии, уверяя, что преимущественное развитие тяжелой индустрии необходимо было лишь на ранних ступенях советской экономики, а теперь нам осталось только форсировать развитие легкой промышленности. Понятно, что партия дала должный отпор попыткам умалить результаты, достигнутые в социалистическом строительстве, а также поправила прожектеров и фантазеров, которые, оторвавшись от реальной действительности, вносили вредную путаницу в коренные вопросы развития социалистической экономики».[448]

Относительно реформ в сельском хозяйстве следует сказать, что примерно с середины 50-х годов аграрный курс 1953 года, стержнем которого была ставка на материальную заинтересованность колхозников, на подъем личных подсобных хозяйств, претерпел серьезные изменения. Наступление на личные подсобные хозяйства началось в марте 1956 года, когда принимается постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об уставе сельскохозяйственной артели и дальнейшем развитии инициативы колхозников в организации колхозного производства и управлении делами артели», в котором наметилась тенденция к сокращению приусадебного участка колхозника. Здесь же был закреплен принцип ограничения количества скота, находящегося в личной собственности колхозников. 27 августа 1956 года постановлением Совета Министров СССР колхозникам и другим гражданам, держащим скот в личной собственности, запрещалось использовать в качестве корма для скота хлеб, крупу и другие продукты, приобретаемые в государственных и кооперативных магазинах.[449]При отсутствии других доступных источников обеспечения личного хозяйства кормами, не считая, естественно, сенокоса и огорода, это постановление ставило крестьянина в тупик. Ему приходилось либо нарушать только что принятое постановление, либо сокращать количество скота в своем хозяйстве. В целом вся последующая аграрная политика Хрущева ограничивала и сводила на нет всякую личную материальную заинтересованность крестьян-колхозников, что приводило к опустению российских сел и деревень.

В значительной степени борьба с частной инициативой проводилась в угоду советской идеологии коллективизма. Возможно, часть руководителей среднего звена вполне искренне верила в успех коллективных форм обработки земли, однако борьба с личными хозяйствами для представителей высшей власти определялась исключительно государственными интересами. В то же время не понимать всю степень опасности сельскохозяйственного кризиса, усугубление которого происходило за счет политических и идеологических игр на аграрном пространстве, ни Хрущев, ни в целом партийное руководство не могли. Поэтому определенные провалы в этой области были признаны довольно скоро.

В конечном счете, для нашего исследования важен тот факт, что такие настроения, такая дискуссия вообще могли возникнуть на самом высоком уровне политического руководства. Вполне понятно, что до 1953 года открытая постановка альтернативных вопросов, касающихся определения экономической стратегии партии, вообще не представлялась возможной.

Данная дискуссия, состоявшаяся в первые годы после смерти Сталина, интересна не только с политической точки зрения, но и с позиций экономического контекста. В этом смысле она подводит к серьезным выводам относительно эффективности советской экономической системы, мотивации труда при социализме в целом. К началу 50-х годов советское правительство решало их лишь в рамках преимуществ трудовой состязательности рабочих в социалистическом обществе перед капиталистической конкуренцией. Вместе с тем, за пределами приоритетов оставалась такая проблема, как формирование потребностей в трудовой активности.

В надежде на социалистическую сознательность рабочих правительство в явно недостаточных размерах применяло методы материального стимулирования труда, хотя, по данным официальной статистики, в 50-е годы происходил непрерывный рост средней заработной платы в промышленных отраслях. В пятой пятилетке она действительно повысилась на 11,8 %,[450]но это повышение можно объяснить и вполне объективными причинами, например увеличением доли квалифицированных работников, ростом численности рабочих в северном и восточном районах страны и в отраслях добывающей, металлургической, машиностроительной, атомной промышленности. Главным методом повышения покупательской способности в 50-е годы считалось снижение розничных цен на товары. По мнению исследователей, это увеличивало ее, например, к 1952 г. не менее чем на 35 %, а к 1955 г. — на 38 %.[451]

Но рост денежной заработной платы и снижение цен еще не означали повышения благосостояния людей. До 1953 года, начиная с денежной реформы 1947 года, действовала система, при которой рост денежной массы должен был соответствовать объему выпускаемой продукции. Инфляционные процессы были жестко ограничены, можно сказать недопустимы. В то же время по-прежнему проводилась политика размещения основных средств в тяжелую промышленность. Достаточно сказать, что в 1951–1960 годы в этот сектор было вложено 90 % средств от всей промышленности и было задействовано 70 % рабочих.[452]Как результат — в середине 50-х годов недостаток товаров широкого потребления вызывал массовое недовольство населения.

В 1957 году стартовала грандиозная управленческая перестройка, инициированная Хрущевым. Она связана с образованием экономических районов — совнархозов. С их образованием Хрущев связывал большие надежды, гораздо большие, чем с целиной или с чем-либо еще.[453]Цель перестройки определена достаточно четко — это децентрализация всей хозяйственной структуры страны. После ХХ съезда партии Хрущевым был взят курс на вовлечение широких масс трудящихся во все сферы жизни советского общества. В политической области это проявилось в формировании концепции «общенародного государства», участии граждан в общественно-политических процессах через Советы, всевозможные общественные организации. В народном хозяйстве этот курс выразился в децентрализации и дебюрократизации экономики страны. Как заявлял Хрущев, «централизация управления, которая сейчас существует, порождает ряд ненормальных явлений. Не можем мы прийти в коммунистическое общество, имея такую чрезмерно зацентрализованную систему управления хозяйством».[454]

Главное негативное следствие чрезмерной централизации представлялось в отстранении масс от активного участия в развитии экономики страны. В результате огромный созидательный потенциал трудящихся сдерживался, оказываясь невостребованным. В децентрализации экономики виделось преодоление последствий «культа личности» и сталинской тяги к решению всех более или менее важных вопросов в центре. Создание совнархозов преследовало и другую цель — серьезно подрывало могущество министерств и ведомств. Нелюбовь Хрущева к министерским структурам хорошо известна. В 1954–1955 годах им была проведена масштабная кампания по борьбе с бюрократизмом, направленная на подрыв министерского всевластия. Теперь же представлялась возможность нанести здесь наиболее чувствительный удар. «Министерства — это надстройка, — говорил Хрущев, — Все, что создает хлеб, это не здесь, не в Москве, там есть и люди, и организаторы. А здесь люди, которые разрабатывают директивы… Министерства — все это не производительная надстройка, в производстве не участвующая. Даже надо пересматривать министерства республиканские. Надо делать упор на область, на район, на МТС, на совхоз».[455]

Однако, несмотря на децентрализацию, развернувшуюся в промышленности, в сельскохозяйственной отрасли, в тот же самый период происходили совершенно обратные процессы. На селе набирала ход кампания по укрупнению колхозов. Особенно интенсивно процесс укрупнения хозяйств шел в 1957–1960 годах, когда ежегодно исчезало около 10 тыс. уже укрупненных ранее колхозов. В 1963 году их осталось 39 тыс. против 91 тыс. в 1955 году. Самая демократичная и наиболее эффективная форма управления артелью — общее собрание колхозников — подменялась, как правило, собранием представителей. Средние размеры посевов совхозов за 1954–1962 годы возросли в результате их укрупнения в 3 раза.[456]Это представлялось официальной пропагандой и наукой как концентрация производства. На деле имел место, как правило, худший, малоподготовленный вариант его централизации с последующими отрицательными показателями эффективности.

Были созданы гигантские неуправляемые колхозы и совхозы. В Кировской области некоторые колхозы имели площадь пашни до 30 тысяч га, насчитывали по 120 деревень. Это было в лесной пересеченной местности.[457]Анализ деятельности совхозов, проведенный в середине 60-х годов, привел к выводу о том, что «обратная связь между интенсивностью и размерами хозяйств… является настолько постоянной и повсеместной, что выступает как определенная закономерность. И она будет проявляться до тех пор, пока хозяйства не в состоянии по своим материальным возможностям на всей земельной площади вести производство в равной мере интенсивно».[458]Такими возможностями они в те годы не располагали. Однако есть и более радикальные точки зрения. В. П. Попов пишет: «Истинной причиной укрупнения мелких колхозов, повлекших за собой сселение «неперспективных» деревень и их запустение, было желание властей организовать очередную коренную ломку деревенского уклада, разрушить остатки сельского общежития, унифицировать деревню и ее людей, заставить их продолжать покорно трудиться в колхозах, еще более централизовать управление крестьянами…» И как результат этой политики «объединение «бедных» с «богатыми» приводило к внутридеревенским раздорам, усиливало социальную напряженность, не повысило эффективность колхозного производства. Не в силах противостоять дурной воле «преобразователей» крестьяне еще пуще побежали из села».[459]По подсчетам В. П. Попова «абсолютная цифра убежавших из деревни за 1960–1964 гг. людей почти 7 млн. человек».[460]

Такого рода укрупнения и реорганизации обернулись трагедией для села. Жители тысяч деревень лишались перспектив стать самоуправляемыми коллективами, а рабочие места большинства из них теперь оказались разбросанными, как правило, по всему массиву укрупненного колхоза или совхоза. Таким образом, «объективно» вставал вопрос о строительстве крупных центральных усадеб и «неперспективности» подавляющего числа сел и деревень.

Все это требовало коренной перестройки производственной и социальной инфраструктуры села. Управлять из одного центра работой жителей многих деревень, ферм было трудно, если не невозможно. Немалые опасности таила и многозвенная система управления в условиях отсутствия хозрасчетных отношений, но не меньше — перспектива укрупнения сел, ферм и соответственно изменения севооборотов. Это вело к фактическому обесцениванию основной массы существующих жилых, животноводческих построек, требовало практически полного обновления основных производственных и непроизводственных фондов, крупных капиталовложений.

Ликвидация многих населенных пунктов вела фактически к забросу отдаленных сельхозугодий, в том числе пахотных. Не случайно, если за период 1940–1963 годов размеры колхозов по числу дворов увеличились в 5,1 раза, то по площади сельхозугодий — лишь в 4,2 раза, а по площади пашни — в 4,8 раза.

Многие колхозники поддерживали преобразование колхозов в совхозы, так как в этом случае они получали гарантированную оплату труда и пользовались государственным пенсионным обеспечением, чего в колхозах ранее не было. И действительно, колхозники, перешедшие на работу в совхоз, по достижении пенсионного возраста получали государственные пенсии. Остальные, а их оказалось немало, кто получал колхозную пенсию — до 20 рублей в месяц и не смог по каким-то, в том числе объективным, причинам (возраст, болезнь, временный отъезд) войти в совхоз, несмотря на 40—50-летний трудовой стаж и наличие дома и участка в деревне лишались более высокой пенсии от государства. Из деревни Сослово Одинцовского района Московской области жители писали о своей односельчанке в 1965 году: «Буханова П. А. с первых дней основания колхоза работала на полях и фермах. В 1958 году правление, оценив ее работу, назначило ей пенсию. Ей в то время было 84 года. В 1960 г. колхоз «Большевик» вошел в состав совхоза «Горки-II». С тех пор про нее забыли, и пенсию отменили. Человек остался без средств к существованию. У нее нет сил работать, она решила идти сторожем в совхоз охранять территорию сельхозмашин. И это в 86 лет».[461]

По данным за 1961 год, в России заработок бывших колхозников, перешедших на работу в совхозы, повысился по сравнению с передовыми колхозами в 1,8, а с отстающими — в 3 раза. Однако часто местные органы стремились подменить работу по укреплению экономики отсталых хозяйств преобразованием колхозов в совхозы, рассматривая эту меру как единственный путь подъема сельского хозяйства.

Возникшая пешеходная недоступность или труднодоступность дальних угодий требовала больших затрат на дорожное строительство, перемещение техники и рабочей силы в места их новой работы. В то время государство не имело для этого необходимых средств.[462]Одни аграрные преобразования следовали за другими. Перспектива хозяйственного благополучия не прослеживалась.

Мощный позитивный заряд аграрных реформ, созданный решениями сентябрьского пленума и последующими законодательными актами, был в основном исчерпан к концу 50-х годов. Здесь сказались непродуманность ряда решений и директив, медлительность по преодолению недостатков и издержек, выявившихся в ходе реформирования. Так, крайне непоследовательно, противоречиво вводилась научно обоснованная система земледелия на целине, затягивалось решение проблем жилья и быта целинников; волюнтаристский лозунг Хрущева «догнать и перегнать США по производству животноводческой продукции на душу населения», ставший партийной директивой, обернулся на практике опасной погоней за рекордами вплоть до подтасовки реальных показателей. С большим опозданием и оговорками лидер партии отказался от кукурузы как «чудо-культуры», достойной распространения на всей территории огромной страны. Крайне непродуманной оказалась постановка Хрущевым на декабрьском пленуме ЦК 1958 года вопроса о резком сокращении индивидуального скота работников совхозов, а в июне 1959 года, тоже на пленуме — о запрещении содержать скот жителям городов и рабочих поселков. Эти указания, облеченные в форму директив или юридических актов, в начале 60-х годов обернулись настоящим бедствием для семей сельских жителей и многих горожан. «Рязанский феномен» дал о себе знать сокращением поголовья скота и в колхозно-крестьянском секторе.

Хрущев также надеялся добиться перемен в сельском хозяйстве, и прежде всего в животноводстве, путем «искоренения» последствий несостоятельной (экстенсивной) травопольной системы земледелия академика Вильямса, заменив ее наиболее прогрессивной, на его взгляд, пропашной. Это означало отказ на всей территории страны от посевов многолетних и однолетних трав, распашку лугов и засев их, а также чистых паров кукурузой и другими культурами. Подобные рекомендации были совершенно не приемлемы для Казахстана и других районов освоения целины, где чистые пары являлись основным средством борьбы с сорняками, и Прибалтики, для которой распашка лугов могла нанести серьезный урон животноводству. Да и сам Хрущев, видимо, не очень верил в скорую отдачу от предложенной им меры. Менее чем через три месяца после пленума он дополнил ее более быстродействующей — повышением розничных цен на животноводческую продукцию при одновременном повышении закупочных цен примерно на 35 %.[463]Исходили из того, что повышение последних создаст дополнительные стимулы для колхозов и совхозов, позволит увеличить производство этой продукции. Однако эта мера должна была проводиться исключительно за счет населения, главным образом горожан. Реакция последних была незамедлительной и, разумеется, резко негативной, о чем информировали высшее руководство страны сводки КГБ. Выяснилось, что рядовые граждане быстро разобрались, в чем основная причина повышения розничных цен. «Неправильные постановления правительства, — считали они, — результат просчетов властей, принуждавших людей резать коров, отказываться от выращивания молодняка».[464]

Среди высказываний рядовых граждан заслуживает внимание мнение гражданки Михайловой: «Неправильно было принять постановление о запрещении иметь в пригородных поселках и в некоторых селах скот. Если бы разрешили рабочим и крестьянам иметь скот и разводить его, то этого бы не случилось, мясных продуктов было бы сейчас достаточно».[465]Бригадир механической мастерской Всесоюзного электротехнического института им. Ленина Зонов сказал: «Индивидуальных коров порезали, телят не растят. Откуда же будет мясо? Тут какой-то просчет»; аппаратчик Московского завода углекислоты Азовский: «Наше правительство раздает подарки, кормит других, а сейчас самим есть нечего. Вот теперь за счет рабочих хотят выйти из создавшегося положения».[466]Заслуженный артист РСФСР Заславский сказал: «Мы от этого мероприятия не умрем, но стыдно перед заграницей. Хоть бы молчали, что мы уже обгоняем Америку. Противно слушать наш громкоговоритель целый день о том, что мы, мы, мы. Все это беспредельное хвастовство».[467]

За счет повышения закупочных цен и других мер властям удалось несколько улучшить положение в животноводстве, до «возвращения к уровню 1953 года» дело не дошло. Однако 1963 год выдался крайне неблагоприятным для сельского хозяйства, самый засушливый после 1946–1947 годов. Урожайность и валовые сборы снизились почти на 30 %. Расчеты государства на значительное увеличение заготовок рухнули. Для предотвращения голода Хрущеву пришлось прибегнуть к массовым закупкам зерна за рубежом. Вот что он говорил в этой связи в докладе на пленуме ЦК в декабре 1963 года: «Нашлись, оказывается, такие люди, которые рассуждают: как же так, раньше при меньших валовых сборах зерна сами продавали хлеб, а теперь покупаем. Что можно сказать таким людям? Если в обеспечении населения хлебом действовать методом Сталина — Молотова, то тогда и в нынешнем году можно было бы продавать хлеб за границу. Метод был такой: хлеб за границу продавали, а в некоторых районах люди от отсутствия хлеба пухли с голоду и даже умирали».[468]И. Е. Зеленин, характеризуя высказывание Председателя Совмина СССР, отмечает, что в целом он прав, так как в случае чрезвычайной ситуации (стихийные бедствия, массовый голод, война) государство не только имеет право, но и обязано во имя спасения людей разбронировать государственные резервы продовольствия, на то они и создаются, а потом, когда положение стабилизируется, возобновить их пополнение. Однако с начала 60-х годов государственные резервы зерна не только не восполнялись, но и непрерывно сокращались, а после 1963 года импорт зерна стал своего рода закономерностью.[469]Тогда было закуплено 9,4 млн. тонн — около 10 % от валового урожая. Такая «квота» сохранялась и в последующие годы, поскольку и после отставки Хрущева «импортные операции по хлебу» неизменно продолжались. На эти операции в 1963 году было израсходовано 372,2 т золота — около трети золотого запаса страны.[470]

Одним из наиболее масштабных преобразовательных проектов хрущевского периода является попытка перестройки партийных, советских, профсоюзных и комсомольских органов в соответствии с производственным принципом, осуществленная в 1962–1964 годах. Из всех разнообразных, многочисленных реорганизаций того времени ее можно отнести к наиболее крупной, затронувшей всю структуру социально-экономической жизни. В ней наиболее полно отразились все те неустойчивые и спонтанные подходы, которые преобладали в период «оттепели», определяя зигзаги развития советской экономики. Постановление о перестройке было одобрено ноябрьским (1962 г.) пленумом ЦК КПСС.[471]Если говорить о принятии этого решения с точки зрения хронологии событий, то его следует назвать неожиданным. На XXII съезде партии, прошедшем всего лишь год назад и утвердившем новый Устав КПСС, вопрос о разделении партийных организаций по отраслевому принципу не рассматривался и поэтому вряд ли можно было полагать, что вскоре после съезда будет проведена столь серьезная реорганизация, не только не предусмотренная Уставом КПСС, но и противоречащая ему.

Эта реорганизация вызывалась стремлением усилить партийное руководство промышленностью и сельским хозяйством. КПСС считала своей непосредственной функцией, обязанностью руководить экономикой. В партийных комитетах имелись структурные подразделения, которые функционально занимались хозяйственными вопросами.

XX съезд КПСС повышал требования к партийным организациям и кадрам за руководство народным хозяйством. В докладе ЦК КПСС отмечалось, что есть, «с позволения сказать, партийные деятели, которые считают, что одно дело — партийная работа и другое — хозяйственная и советская работа. От подобных «деятелей» можно даже услышать жалобы, что их отрывают от так называемой, чисто партийной работы и заставляют изучать экономику, технику, производство. Такое понимание задач партийной работы в корне неправильно и вредно». И далее: «Необходимо идти по линии приближения партийного руководства к производству с тем, чтобы до конца ликвидировать обезличку в нашей работе».[472]

Экономика СССР имела положительные количественные характеристики. По сравнению с 1945 годом в 1960 году производство национального дохода составило 523 %, капитальные вложения — 700 %, производительность труда в промышленности — 260 %, в сельском хозяйстве — 337 %, продукция промышленности — 572 %, сельского хозяйства — 264 %, розничный товарооборот — 727 %.[473]В ноябре 1962 года пленум ЦК КПСС отметил существенные успехи в выполнении планов, в хозяйственном строительстве. Прирост продукции промышленности за 1959–1962 годы составил 45 %, широко развернулось капитальное строительство, осуществлены крупные меры по дальнейшему подъему сельского хозяйства.[474]Все эти успехи приписывались партийному руководству народным хозяйством. Собственно это толкало руководство страны приблизить организации КПСС к производству.

Идея о разделении партийных организаций по производственному принципу возникла в Центральном Комитете и прежде всего у Н. С. Хрущева в начале осени 1962 года. С этого времени она неоднократно обсуждалась в ЦК с руководителями местных партийных организаций. Однако до пленума вопросы, связанные с реорганизацией парторганов, публично не рассматривались. В периодической печати преобладали общие рассуждения об улучшении партийного руководства. Даже в передовой «Правды» от 11 ноября 1962 года в информационном сообщении о повестке дня созываемого пленума говорилось только об улучшении руководства промышленностью, сельским хозяйством, подчеркивалось, что идеи, которые будут разработаны и приняты, помогут лучше использовать резервы и возможности всех важнейших отраслей социалистической экономики, но конкретное содержание разрабатываемых мер не расшифровывалось.

Впервые о том, какие именно предложения будут обсуждаться, было сказано в записке Н. С. Хрущева в Президиум ЦК КПСС «О подведении итогов года и увеличении производства и закупок зерна». В ней говорилось о предстоящей перестройке партийных органов: «…теперь обкомы будут иметь производственную направленность».[475]Обращает на себя внимание, что в записке идея о перестройке партийных органов ставилась в контексте других, направленных на преодоление трудностей и недостатков, имевшихся в сельском хозяйстве страны. Этот факт нельзя признать случайным. На наш взгляд, он дает определенные основания утверждать, что предложение о создании партийных организаций по производственному принципу исходило прежде всего из потребностей развития сельскохозяйственного производства.

После XXII съезда КПСС в колхозном и совхозном строительстве происходило крупное реформирование, создавались новые управленческие структуры: было реорганизовано Министерство сельского хозяйства СССР, на него возлагались функции руководства наукой, а вопросы материально-технического снабжения села, заготовок сосредоточивались в специальных органах, в новых структурах руководства совхозами и колхозами — совхозно-колхозных производственных управлениях. Поэтому на фоне происходивших реорганизационных процессов новое предложение Н. С. Хрущева — положить в основу строения органов КПСС производственный принцип, тем самым выделяя сельские партийные организации, — можно рассматривать как естественное продолжение уже начатых нововведений.

Следует учесть, что к 1962 году сельские парторганизации значительно выросли. В 1960 году в КПСС было принято колхозников в два с лишним раза больше, чем в 1955 году. На 1 января 1962 года в колхозных парторганизациях состояли 1184 тыс. коммунистов — на 345 тыс. больше, чем на начало 1956 года. Всего в сельских районах страны работало более 3 миллионов членов КПСС. Удельный вес коммунистов-колхозников, занятых непосредственно на производстве, возрос с 66,7 % в 1956 до 71,4 % в 1961 году. В совхозах удельный вес коммунистов-рабочих увеличился за те же годы с 53,2 % до 70,3 %. С 1959 года в крупных колхозах и совхозах стали образовываться партийные комитеты, а парторганизациям бригад, ферм, отделений предоставлялись права первичных организаций. В 1959–1960 годах парткомы имелись в 5664 колхозах и 2140 совхозах, и процесс их создания продолжался.[476]Все это инициировало образование сельских партийных организаций.

В докладе Н. С. Хрущева на ноябрьском (1962 г.) пленуме ЦК КПСС давалось развернутое обоснование производственного принципа построения партийных органов. Его суть сводилась к следующему: перестройка руководства партии народным хозяйством проводится в связи со значительным ростом его масштабов, которое и потребовало изменения методов руководства, придания ему больше четкости и гибкости. Подчеркивалось, что предлагаемая реорганизация даст возможность все силы партии, ее организаций сосредоточить на главных задачах развития производства, позволит более конкретно и планомерно руководить промышленностью и сельским хозяйством, создаст необходимые условия для того, чтобы со знанием дела вникать в проблемы экономики, расчистит путь передовому, позволит ускорить внедрение достижений науки и техники, улучшить контроль за исполнением директив партии и правительства.

В соответствии с этими соображениями было предложено разделить областные, краевые организации КПСС на промышленные и сельские, образовать в краях и областях промышленные и сельские обкомы, а при бюро обкомов, крайкомов, которые остались неделимыми, создать специальные органы — бюро по руководству сельским хозяйством. Такие же бюро создавались при Центральном Комитете КПСС и ЦК КП союзных республик. Предлагалось ликвидировать городские и районные комитеты партии, которые должны были быть заменены парткомами колхозно-совхозных и промышленно-производственных управлений.[477]Реакция на все эти предложения, прозвучавшая на пленуме, была однозначно одобрительной. Первый секретарь Ленинградского обкома партии Толстиков говорил: «…коммунисты Ленинграда, знакомясь сегодня с докладом Н. С. Хрущева, целиком и полностью одобряют и поддерживают предложения по улучшению руководства народным хозяйством, организации структур районных, областных и краевых партийных органов на основе производственного принципа». Глава коммунистов Украины Н. В. Подгорный отметил: «Мы полностью поддерживаем и одобряем принятые ЦК КПСС по инициативе Н. С. Хрущева и изложенные им в докладе предложения о коренном улучшении партийного руководства хозяйством, построении партийных организаций снизу доверху по производственному признаку».[478]Аналогичные заявления делали и другие руководители партийных органов.

В постановлении ноябрьского (1962 г.) пленума ЦК КПСС указывалось, что после XX съезда КПСС партия провела большую работу по устранению недостатков в руководстве экономикой и совершенствованию управления народным хозяйством. «Теперь необходимо привести в соответствие с требованиями времени и партийное руководство промышленностью, строительством и сельским хозяйством». В постановке данного вопроса пленум исходил из того, что «от партии требуется не только умение вовремя дать правильный лозунг, но и со знанием дела повседневно и конкретно руководить производством, развитием промышленности, сельского хозяйства, всех отраслей экономики».[479]В данном случае КПСС не отходила от положения о том, что она по своему положению должна руководить народным хозяйством, иными словами выполнять функции советских, хозяйственных органов. Исходя именно из этого теоретически неверного и практически нереального принципа, пленум ЦК КПСС признал необходимым перейти к производственному принципу построения руководящих органов партии снизу доверху.

В постановлении пленума так обосновывалась предполагаемая отдача от перестройки: построение партийных органов по производственному принципу дает возможность обеспечить более конкретное планомерное руководство промышленностью, строительством и сельским хозяйством, сосредоточить главное внимание на производственных вопросах. Более того, предполагалось, что построение парторганов по производственно-территориальному принципу «еще теснее свяжет организационную и идеологическую работу с задачами создания материально-технической базы коммунизма и воспитания нового человека».[480]

Пленум постановил: признать необходимым реализовать руководящие органы партии снизу доверху, положив в основу производственный принцип, и таким путем обеспечить более конкретное руководство промышленным и сельскохозяйственным производством, образовать в пределах края, области, как правило, две самостоятельные партийные организации: краевую, областную партийную организацию, объединяющую коммунистов, работающих в промышленности, на транспорте, в учебных заведениях и НИИ, проектных, конструкторских организациях и других учреждениях, обслуживающих промышленное производство и строительство; и краевую, областную партийную организацию, объединяющую коммунистов, работающих в колхозах и совхозах, на опытных станциях, в сельскохозяйственных учебных заведениях и НИИ, на предприятиях, перерабатывающих сельскохозяйственное сырье, в заготовительных и других предприятиях и организациях, связанных с сельскохозяйственным производством. В районах вместо райкомов были созданы территориальные колхозно-совхозные предприятия и их партийные комитеты взамен сельских райкомов партии В ЦК КПСС, ЦК КП союзных республик решением пленума предусматривалось создание бюро по руководству промышленным производством и бюро по руководству сельскохозяйственным производством. Аналогичным образом предусматривалось реорганизовать органы Советской власти, органы партийно-государственного контроля, профсоюзы, комсомол и другие организации.[481]

После пленума была утверждена новая структура партийных органов. К примеру, Московский обком партии по промышленности объединял в 3950 первичных организациях 224 тыс. коммунистов. Создавались 30 горкомов, которые должны были осуществлять руководство промышленным строительством как на территории городов, так и в сельской местности. В обком партии по сельскому хозяйству вошли 1160 парторганизаций, насчитывающих 50 тыс. коммунистов. Вместо 34 горкомов и райкомов партии, осуществляющих руководство сельским хозяйством, образовывалось 12 парткомов в территориальных колхозных и совхозных управлениях.[482]В Киевской области создавались промышленные и сельские областные партийные организации, два обкома партии, вместо 31 районного комитета — 12 горкомов производственных управлений, 6 промышленно-производственных зональных парткомов. В г. Киеве был упразднен горком партии и образован киевский промышленно-производственный партийный комитет.[483]

По аналогии с партией было произведено разделение советских, профсоюзных и комсомольских органов. О происходившей здесь реорганизации дают представление решения XI пленума ВЦСПС. По докладу В. В. Гришина пленум постановил создать в ВЦСПС и во всех республиканских советах по два бюро по руководству профсоюзными организациями — промышленности и сельского хозяйства. В 5 краях и 69 областях РСФСР, на Украине, в Белоруссии, Казахстане и Узбекистане создавалось по два совета профсоюзов, а также по два областных комитета профсоюзов работников просвещения, государственных учреждений, торговли, культуры. Одни обкомы объединяли организации этих профессиональных союзов в городах и промышленных центрах, другие — на селе.[484]

Однако, несмотря на кажущуюся бесконфликтность проводившейся перестройки, она сразу же встретила внутренние неодобрения у аппарата, интересы которого затрагивались в первую очередь. Уже на начальной стадии обсуждения идея реорганизации партийных органов по производственному принципу вызвала возражение со стороны членов и кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС, ряда руководителей республик, краев и областей. Они указывали на неизбежность возникновения трудностей в результате разъединения хозяйственного организма любой области, в которой промышленность, сельское хозяйство и сферы их обслуживания тесно связаны между собой.

В частности, целый ряд замечаний по этому вопросу был высказан президиумом ЦК Компартии Украины, который настойчиво подчеркивал нецелесообразность разделения партийных и советских органов, вносил предложения по поводу организационных форм их построения. И хотя все это не было принято Н. С. Хрущевым, президиуму ЦК КП Украины все же удалось отстоять и сохранить в шести западных областях республики единые партийные и советские органы.[485]

Резкое недовольство идеей партийного руководства народным хозяйством по производственному принципу выразил президиум ЦК компартии Узбекистана. В направленной им записке в ЦК КПСС предлагалось не ликвидировать горкомы партии, более того, в случае необходимости идти по пути увеличения их штата. В ряде территорий республики были оставлены единые партийные и советские органы.[486]

После реорганизации структуры партийных органов Н. С. Хрущев во всех своих выступлениях разъяснял ее важность и целесообразность. В ответах на вопросы корреспондента итальянской газеты «Джорно» советский руководитель так обосновывал необходимость организационной перестройки: «Представьте себе юношу, который быстро растет, набирается сил буквально по дням. Да разве у отца с матерью мало с ним хлопот, то пиджак разошелся по швам, то еще что-то произошло. Но ведь наш юноша от этого не перестает быть здоровым — напротив, он раздается в плечах и становится сильным мужчиной и поэтому требует больше продуктов питания».[487]В этом образном представлении сущности перестройки прослеживается поиск путей совершенствования организационных форм социализма. Эта мысль раскрывается академиком Академии наук СССР П. Н. Федосеевым в статье «Творческое решение проблем хозяйственного строительства», которая была посвящена характеристике принципа социализма, действие которого, по его мнению, распространяется не только на производство, но и на управление народным хозяйством, что открывает огромные возможности. По утверждению академика, построение партийных организаций по производственному принципу приведет к активизации их деятельности. Придерживающихся другой точки зрения он относил к догматикам, неспособным понять новое.[488]

Аргументация в пользу реорганизации партийных органов после ноябрьского (1962 г.) пленума ЦК КПСС приобретала новые штрихи. Перестройка партийных и советских органов по производственному принципу стала напрямую связываться с преодолением последствий сталинского «культа личности». В редакционной статье журнала «Коммунист» указывалось: «Партия решительно поломала многие устаревшие формы ведомственно-демократического подхода к делу, сложившиеся в период культа личности Сталина, отбросила в сторону антимарксистскую группу, пытавшуюся сохранить чуждые социалистическому строю порочные методы руководства».[489]Еще дальше в этом направлении пошел Д. Чесноков, который в статье «Ноябрьский Пленум ЦК КПСС и вопросы государственного строительства» объявил, что на протяжении многих столетий структура всех эксплуататорских государств складывалась в соответствии с территориальным принципом, а в наиболее развитом эксплуататорском обществе — буржуазном — территориальный принцип получает широкое развитие, поскольку государству, построенному таким образом, легче управлять, властвовать над народом».[490]Эти рассуждения как бы оправдывали перестройку применительно к социалистическому обществу.

Подобная тональность была характерна и для сообщений о практической реализации задуманной перестройки. На протяжении 1963–1964 годов страницы газет заполнялись корреспонденциями, репортажами, обзорами о ценном опыте. Зачастую их авторами выступали партийные работники. Первый секретарь Краснодарского райкома КПСС Воробьев писал: «Было ясно, что развитие сельского хозяйства тормозило отсутствие со стороны бывшего крайкома КПСС, многих райкомов партии конкретного руководства колхозами и совхозами. Старая структура партийного аппарата как бы связывала руки, не давала вникать во все детали производства, но теперь, в новых условиях, все изменилось и хотя не сразу… складывается новый стиль работы, новые методы руководства, тем не менее ясно, что перестройка уже дает положительные результаты».[491]

Обобщая множество подобных выступлений, передовая «Правды», посвященная годовщине ноябрьского пленума ЦК, делала вывод: «Жизнь полностью подтверждает правильность ленинского курса партии, ее Центрального Комитета. Перестройка партийного руководства народным хозяйством, создание четкой и стройной системы хозяйственного управления снизу доверху положительно сказываются на успешном выполнении семилетнего плана».[492]

На деле же практика партийных организаций после их разделения на промышленные и сельские подводила к совершенно противоположным выводам. Отрицательные стороны реорганизации стали проявляться сразу же после ее введения. Во многом они были обусловлены тем, что в основу формирования и утверждения структуры обкомов, создания партийных комитетов был положен объем производства валовой продукции, так называемый вал, количество гектаров сельскохозяйственных угодий. Именно с помощью этих цифр происходила оценка всей сложной многогранной организаторской работы. И закономерно, что организационная перестройка, проведенная на такой базе в предельно сжатые сроки, привела к неразберихе и трудностям.

Об этом свидетельствуют многочисленные примеры. Партийные и комсомольские организации кондитерской фабрики им. К. Маркса г. Киева входили в областные промышленные организации КПСС и ВЛКСМ, а профсоюзная организация подчинялась Киевскому сельскому облпрофсоюзу, работу которого направлял сельский обком партии. Партийная организация кулинарной фабрики находилась на учете в Московском райкоме партии г. Киева, а в административном отношении это предприятие на правах цеха относилось к Дарницкому мясокомбинату, профорганизация которого состояла на учете в Киевском сельском обкоме.[493]

Дело доходило до курьезов. В Винницкой области партийные организации мясокомбината, молокозавода, консервного комбината подчинялись парткому промышленно-производственного управления. В то же время партком никакого влияния не имел на городской транспорт, электроснабжение, торговлю, газ и прочие службы, от которых зависела работа этих предприятий. В свою очередь горком не имел никакого отношения к деятельности данных предприятий, от которых зависел бюджет города, снабжение горожан жизненно важными видами мясо-молочных продуктов.[494]

Сюда еще надо добавить то отрицательное значение, которое имела практика выделения из состава сельских регионов так называемых промышленных зон, закрепление предприятий на селе за горкомами, в результате чего предприятия, переданные в ведение промышленно-производственных парткомов, оказались разбросанными по нескольким районам, значительно удаленным от партийных комитетов. На территории Папского района Узбекистана находились поселки, где имелась промышленность, в силу чего они были отнесены к Кокандскому горкому, находившемуся от них на расстоянии 90 километров.[495]

Новая структура партийных органов порождала серьезные трудности в народном хозяйстве. Поэтому, естественно, уже через некоторое время после перестройки промышленные и сельские обкомы партии вынуждены были искать пути и формы совместной работы, проводить в жизнь совместные мероприятия, принимать совместные решения там, где речь шла о конкретных вопросах развития народного хозяйства или культуры. В этой связи характерен пример бюро Днепропетровского промышленного обкома компартии Украины, рассмотревшего вопрос «О неудовлетворительном строительстве оросительной системы трестов «Днепрострой».[496]В принятом постановлении содержалась просьба к Днепропетровскому сельскому обкому о принятии мер по улучшению работы подведомственных ему организаций, предлагался ряд конкретных предложений относительно сотрудничества в решении этого вопроса.

Наряду со стремлением к совместным действиям в новой структуре парторганов зачастую возникали серьезные проблемы во взаимоотношениях. Появлялся антагонизм и даже вражда промышленных и сельских обкомов, управлений совнархоза и колхозных управлений, колхозов и предприятий.[497]Все это еще больше усиливало существующую между ними разобщенность, приводило к невозможности решать многие вопросы хозяйственного строительства. В одном из районов Алма-Аты уборкой урожая картофеля с площади в три тысячи гектаров для жителей города занимались два обкома партии, четыре райкома и сельхозотдел ЦК КП Казахстана, но вопрос об оказании помощи в сборе овощей до конца решен не был.[498]

Серьезные нарекания вызывала и практика специальных органов — бюро по руководству промышленностью и бюро по руководству сельским хозяйством, образованных при ЦК компартий союзных республик, крайкомах, обкомах и райкомах партии. Деятельность этих органов, их общих президиумов и бюро плохо координировалась. Общие бюро планировали для рассмотрения одни темы, отраслевые — другие. Многие вопросы, касающиеся промышленности и сельского хозяйства, обсуждались на общих бюро, минуя отраслевые. В Мордовском обкоме партии только пятая часть вопросов сельскохозяйственного характера поступала в общее бюро обкома, предварительно разрабатываясь в бюро по руководству сельским хозяйством. Бюро по сельскому хозяйству ЦК КП Молдавии за полтора-два года вообще не внесло в президиум ЦК ни одного значительного вопроса. Некоторые отраслевые бюро брали на себя несвойственные им функции, принимали совместные постановления с облисполкомами, советами министров республик.[499]

Исследованные материалы свидетельствуют, что созданная сверху донизу структура партийного руководства народным хозяйством по производственному принципу не могла работать, была не в состоянии обеспечить его динамичное развитие. Ее функционирование порождало новые отрицательные моменты, приводило к возникновению дополнительных проблем. Среди наиболее плачевных из них можно назвать усиление различного рода бюрократических издержек, что было вызвано образованием большого количества органов, дублирующих друг друга.

Разделение партийных, советских и других организаций, по крайней мере, вдвое увеличило число всевозможных заседаний и собраний. Руководящие работники, специалисты были вынуждены много времени тратить на составление отчетов, докладов и согласование вопросов хозяйственного и культурного строительства в двух или нескольких инстанциях. Создавалась ситуация, когда на территории одной области принимались постановления как промышленных, так и сельских облисполкомов.

Особенно большие трудности испытывали работники областных организаций и управлений, которые подчинялись и промышленным, и сельским, партийным и советским органам. Областные управления связи, торговли, народного образования, здравоохранения, административные органы и др. ежедневно получали дублирующие постановления и распоряжения по одним и тем же вопросам из четырех адресов: промышленных обкома и облисполкома, сельских обкома и облисполкома. Вместо своей непосредственной работы руководители и специалисты этих органов были вынуждены многие часы просиживать на заседаниях и собраниях, которые нередко проходили в одно и то же время.[500]После перестройки произошло разрастание управленческого аппарата. В Самаркандской области до реорганизации существовало одно управление культуры, расходы на содержание его управленческого аппарата составляли 38,5 тыс. рублей, а после перестройки стало два управления, расходы на них достигли 64 тыс. рублей.[501]

В г. Денау Узбекской ССР после перестройки стали существовать производственные управления, горисполкомы, райисполкомы, парткомы производственного управления, промышленно-производственный партком.[502]Естественно, что при таком обилии различных органов трудно было разобраться, куда надо обращаться в случае необходимости. Создавались серьезные трудности в решении гражданских дел, увеличивался поток жалоб и заявлений людей, усиливалась волокита в их рассмотрении, люди испытывали большие неудобства, возмущались. В одном из писем прямо предлагалось покончить с «двоевластием» на местах.[503]

Другим негативным следствием разделения партийных органов по производственному принципу стало значительное увеличение среди партийных работников разных уровней удельного веса специалистов народного хозяйства, имеющих, как правило, техническое или сельскохозяйственное образование. Такой подход к формированию кадрового корпуса КПСС проводился в жизнь прежде всего самим Н. С. Хрущевым. Раскрывая его целесообразность, он указывал: «Партийные работники, организаторы в нынешних условиях должны знать не только идеи и Программу, но и конкретно знать свое дело, свою отрасль производства, квалифицированно руководить хозяйством… надо обучать людей, которые выдвинуты…»[504]

Именно широким выдвижением в состав кадровых первичных работников специалистов народного хозяйства характеризуются 1962–1964 годы. Эта тенденция зафиксирована в данных по Российской Федерации. В республике из 84 первых и вторых секретарей промышленных областных и краевых комитетов компартии 82 являлись специалистами промышленности, из того же числа первых и вторых секретарей сельских обкомов и крайкомов агрономов, зоотехников, инженеров-механизаторов насчитывалось 67 человек.[505]В Кемеровском обкоме КПСС из 68 ответственных работников парткомов предприятий и строек было более 50 инженеров и техников.[506]Последствием такой политики стал технократический подход, превалирование хозяйственно-административных функций над политическими методами работы.

В контексте осуществления политики разделения партийных и советских органов по производственному принципу Н. С. Хрущевым были предприняты попытки проведения дальнейших нововведений, исходя исключительно из собственных представлений об их целесообразности. Эти зигзаги политической линии первого секретаря ЦК КПСС вызывали раздражение аппарата, увеличивали недовольство, способствовали углублению конфликта с главой партии и правительства. Именно такие настроения породила попытка первого секретаря Целинного крайкома Компартии Казахстана Т. И. Соколова при прямой поддержке Хрущева добиться создания и утверждения Целинного края в качестве 16-й республики в составе СССР. Краю, имеющему сугубо сельскохозяйственную направленность, стала оказываться значительная материально-техническая помощь. За неполные три года в регион было направлено огромное количество техники — тракторов, комбайнов, плугов, сеялок, прибыли десятки тысяч механизаторов. В результате этого в крае было поднято более 19 миллионов гектаров земли, созданы сотни совхозов.[507]

В этих условиях первый секретарь крайкома КПСС начал проводить линию на обособление края от Казахской республики. В своих выступлениях он прямо говорил о стремлении преобразовать край в союзную республику, добиваясь предоставления крайисполкому прав совета министров, утверждения заведующих отделами крайисполкома в качестве министров. Эту политику приветствовал и поддерживал Хрущев. В ответ на жалобы первого секретаря ЦК КП Казахстана Юсупова и второго секретаря Соломенцева на действия Соколова Хрущев с удивлением говорил: «Мне не совсем понятно, почему республиканская организация не гордится и не радуется тому, что Целинный край перевели на особую «красную строку». Вместо того, чтобы радоваться, некоторые товарищи проявляют какую-то обиду, почему Целинный край идет отдельной строкой, почему он должен снабжаться по линии Москвы».[508]

Однако от этой идеи пришлось отказаться и прежде всего в силу того, что, несмотря на значительную помощь, край не только не дал ощутимой отдачи, а наоборот, понес большие убытки. Если в 1958 году совхозы края нанесли государству убытков на 75 миллионов рублей, то в 1962 году уже 223 миллиона, из 670 совхозов только 101 закончил год с прибылью. Сократился и сбор урожая: в 1959 году государству было сдано 749 миллионов пудов хлеба, а в 1962 году только 318 миллионов, за три года Целинный край недопоставил 860 миллионов пудов зерна. Не оправдал оказанного ему доверия и сам первый секретарь Целинного крайкома, которого обвиняли в систематическом пьянстве.[509]Находясь под постоянным давлением руководства Казахстана и его покровителей в Москве, Хрущев согласился с освобождением Соколова от занимаемой должности, но, несомненно, этот эпизод не мог не сказаться на усилении негативного отношения руководящих слоев аппарата к главе партии и государства.

Наиболее резкий протест партийных работников вызвало очередное новшество, связанное с изменением традиционно сложившегося понимания функционирования партийных комитетов. Свое отношение к этой проблеме Н. С. Хрущев изложил в записке, которая оказалась последней из подготовленных им в период 1962–1964 годов. Ее суть сводилась к тому, что партийные комитеты не должны были вмешиваться в вопросы хозяйственного строительства, им предлагали сосредоточиться исключительно на политпросветительской работе. В записке осуждалась практика вмешательства в дела совхозов и колхозов, за что предусматривалось даже привлечение к уголовной ответственности.[510]Все это получило осуждение членов Президиума ЦК, многих руководителей, и еще более усугубило существующую путаницу во взаимоотношении многочисленных партийных, советских и хозяйственных структур.

Записка Хрущева фактически дала повод отдельным хозяйственным руководителям относить ответственность за недостатки и провалы в работе на то, что партийный аппарат вмешивается в хозяйственные дела и мешает работе. Особенно в невыгодном положении оказались бюро парткомов. С одной стороны, Центральный Комитет, обкомы и крайкомы продолжали требовать выполнения планов, заданий, графиков, а с другой — тут же критиковали за вмешательство в хозяйственные дела. Бюро парткомов приходилось зачастую принимать такие постановления, чтобы им не могли предъявить претензии относительно вмешательства в вопросы развития промышленности и сельского хозяйства. Фактически об этом шла речь на заседании бюро, но в протокол это не заносилось.[511]Естественно, такое положение не могло оставаться долгое время.

Таким образом, в 1962–1964 годах политика, связанная с осуществлением грандиозной перестройки партийных, советских органов по производственному принципу, привела к дестабилизации управленческих структур, показала несостоятельность попыток реформировать советское общество мерами организационного порядка. Реорганизацию 1962–1964 годов и ее последствия можно рассматривать как одну из непосредственных причин смещения Н. С. Хрущева с поста руководителя партии и правительства.

В целом разделение партийных органов, органов советской власти, общественных организаций на промышленные и сельские, кроме усложнения общественно-политической системы, системы государственного управления, ничего положительного не дало. Поэтому уже через два года пленум ЦК КПСС того же созыва, в том же составе признал целесообразным вернуться к принципу построения партийных организаций и их руководящих органов по территориально-производственному принципу, который содержался в Уставе КПСС, принятом XXII съездом партии. Были восстановлены единые областные, краевые партийные организации, объединяющие коммунистов по территории безотносительно их работы в промышленности или сельском хозяйстве. Восстанавливались и райкомы партии.[512]

Работа ноябрьского (1964 г.) пленума ЦК КПСС в периодической печати не освещалась. С докладом выступил секретарь ЦК КПСС Н. В. Подгорный. Он отметил, что «принятые в 1962 году решения шли в разрез с требованиями Устава КПСС, но мы подчинились и провели это разделение в жизнь, так как, казалось, создана снизу доверху стройная система партийных органов по производственному принципу, это могло в какой-то степени подкупить. Однако все это не явилось результатом глубокого изучения вопроса, а следствием субъективизма и поспешности, это было «новшество», которое никакой пользы не принесло».[513]

В докладе на пленуме было приведено письмо коммуниста Середовича: «Нашу Хмельницкую область разделили на промышленную и сельскую. А зачем, спрашивается? Ведь промышленности у нас как кот наплакал: из 1650 тысяч населения под власть промышленного исполкома могли передать лишь 200 тысяч, а штаты его почти не уступают сельскому, в нем имеются такие же отделы и управления, оклады начальников, хотя делать им совершенно нечего и они не знают как убить время. Сами посудите: из 90 тысяч инженеров на промышленный облисполком приходится лишь десятая часть, из 1400 школ в подчинении промышленного облоно 65, из 2500 клубов и киноустановок на управление культуры промышленного облисполкома приходится около 80. А сколько никому не нужных споров часто возникает в работе, как тяжело простому человеку отыскать нужные ему учреждения».[514]

На ноябрьском (1964 г.) пленуме ЦК КПСС речь шла о целесообразности сохранения колхозно-совхозных управлений, перестройки управления промышленностью и строительством, создании совнархозов. В прессе сообщалось о полном единодушии выступивших на пленуме по всем вопросам. Однако на самом деле это не соответствовало действительности. Многие ораторы высказывали иные, в отличие от доклада, соображения. В частности, были разные мнения относительно сохранения отраслевых бюро обкомов и крайкомов КПСС по руководству промышленностью и по руководству сельским хозяйством.[515]Положительно отзывались выступающие о производственных колхозно-совхозных управлениях как оперативных сельскохозяйственных органах, полностью оправдавших себя, предлагалось преобразовать их в отделы райисполкомов.[516]

Такую же положительную оценку некоторые выступавшие дали деятельности совнархозов. Отголоски этого прозвучали на сессии Верховного Совета СССР, состоявшейся вскоре после ноябрьского пленума ЦК КПСС. Депутаты подчеркивали: «За последнее время все чаще стали раздаваться голоса о целесообразности упразднения совнархозов и возвращении к прежней системе управления производством через министерства. Это якобы диктуется интересами производства, требованиями отраслевого развития промышленности. По нашему мнению, такие предложения неосновательны. Масштабы нашей страны, всевозрастающие объемы производства, его техническое перевооружение, качественные изменения отраслей народного хозяйства в связи с развитием науки и техники, тесное их переплетение между собой не позволяют сейчас эффективно осуществлять сугубо централизованное управление промышленностью, а тем более по отдельным ее отраслям. Мы считаем, что система совнархозов является безусловно прогрессивной и вполне себя оправдала. Известные ее недостатки при совершенствовании общей структуры управления за счет повышения уровня отраслевого руководства из центра могут быть устранены».[517]

Однако доводы по всем этим вопросам были отвергнуты Президиумом ЦК КПСС, точка зрения которого возобладала, получив большинство. Примечательно, что, приняв на пленуме решение об объединении партийных, советских органов, рекомендовалось осуществлять его без поспешности и суеты, продумывая районирование, структуру вновь созданных горкомов партии. Говоря о предстоящей работе, первый секретарь ЦК КП Украины П. Е. Шелест отмечал, что «ее необходимо проводить спокойно, рассудительно, без суеты и шума. Нашей печати, радио, телевидению не следует создавать вокруг этого ненужную шумиху, не следует давать место на страницах нашей печати людям, которые все критикуют, всех обвиняют, но сами ничего конкретно не делают, действия таких любителей критики, этаких критиканов нужно пресекать».[518]На пленуме фактически была предрешена судьба колхозно-совхозных управлений, совнархозов, несмотря на положительные отзывы некоторых участников пленума. Можно сказать, что, если октябрьский (1964 г.) пленум ЦК КПСС устранил Н. С. Хрущева как политическую фигуру, то ноябрьский (1964 г.) пленум ЦК перечеркнул все начинания, предпринятые им во время пребывания на посту первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. Новый лидер партии свое отношение к перестройкам сформулировал так: «…не в учреждениях, не в реорганизациях, не в новых декретах гвоздь, а в людях и в проверке исполнения. Центральный Комитет КПСС и Советское правительство видят свой долг в том, чтобы осуществлять необходимые мероприятия по совершенствованию руководства народным хозяйством, делая это осмотрительно, без суеты и поспешности».[519]В этом состояло кредо новой наступающей эпохи в жизни советского общества.

 

Раздел 6