Глава 11. Всё тайнее и тайнее
Все последующие пять дней Васька с Микой дежурили по кухне. Первый день Феликс их загонял до такой степени, что они рухнули от усталости, не дожидаясь отбоя. Они натаскали и накололи дров, начистили море картошки, отдраили от сажи и копоти многочисленные Феликсовы котлы, кастрюли и вёдра, перемыли гору посуды и заполнили водой все возможные ёмкости. Феликс не давал им присесть ни на минуту. Они с нетерпением ждали, что Феликс пошлёт их в сельскую лавку за хлебом или хотя бы сам отправится за покупками, дав тем самым им небольшой передых. Но хитрый Феликс заявил, что все продукты есть, на ужин будут оладьи, так что хлеба не надо. И вообще, лучше, если их будут видеть в деревне как можно реже. Лера пыталась им помочь, но ей натащили столько керамики, что она даже в перерыв сидела на солнцепеке, не разгибая спины. Во второй день дежурства они устали меньше, Феликс их уже гонял не так сильно. Вся работа по хозяйству делалась, словно сама собой. Каждую свободную минуту они прибегали к Лере на тачок и урывками перебрасывались парой-другой фраз, но поговорить так и не смогли. Феликс промурыжил их до самого отбоя, а затем лично проследил, чтоб Мика из палатки ни ногой. Лерка с Васькой жили в одной палатке с девчонками, поэтому Лера Ваське при девчонках тоже ничего не стала рассказывать, ждала удобного случая. Лишь вечером после третьего дня дежурства они забрались в укромное место, чтобы подытожить информацию. Прежде всего, Лера поведала о своих приключениях в Бахчисарае. Найдя в музейных фондах всю интересующую её информацию о керамике данного типа, она исподволь стала узнавать, есть ли в музее специалист по средневековым рукописям. Оказалось, что есть, но в музее его в тот день не было. Вооружившись адресом, Лера направилась на поиски, но, как выяснилось, в указанном месте он не проживал. Лера поспешила обратно в музей. Петляя по кривым живописным улочкам старого города, она вдруг увидела мелькнувшую впереди фигуру, удивительно напоминающую со спины Грегори. Лере в какой-то момент показалось, что это он и есть. Она бросилась следом, силясь догнать незнакомца, но он свернул в проулок и, когда Лера добежала до угла, на дороге уже никого не было. Раздосованная Лера вернулась в музей и там узнала, что ей дали устаревшие сведения по поводу местожительства интересующего её лица. Данный гражданин не так давно съехал с прежнего адреса и теперь проживает в домике бывшего настоятеля Успенского монастыря. Лера прекрасно знала, где находится домик настоятеля, и в предчувствии удачи направилась прямо туда. Как и ожидалось, специалист по средневековым рукописям и знаток древних языков оказался на месте. Он возился с грядками в небольшом садике прямо за домиком настоятеля. Это был розовощекий подвижный, с торчащими вокруг лысины светлыми пушистыми волосами, коротенький толстячок неопределённого возраста, по фамилии Дынин. На самом кончике носа у него примостились очки, назначение которых было совершенно не понятно: он смотрел на собеседника поверх этих круглых окуляров в тонкой золотистой оправе. Из-за этой манеры смотреть, голова у него была постоянно наклонена немного набок. Услышав Лерин вопрос о том, известен ли ему средневековый армянский, он расплылся в улыбке и радостно доложил, что если год стажировки, а затем пять лет работы в хранилище древних рукописей Матенадаране её устроит, то он будет безмерно рад. Найдя в лице Леры благодарного слушателя, Дынин привёл ее в свой кабинет и стал показывать рукопись за рукописью. Он был очень словоохотлив и слово за слово, Лера узнала у него необходимую информацию. Оказывается, некоторое время назад, в домике настоятеля появился человек и попросил перевести, по словам Дынина, «фрагмент крайне интересной армянской надписи периода позднего средневековья» на старинной карте.
– А вы не помните, о чём там говорилось? – Как же. Очень хорошо помню и не только помню, у меня сохранились черновики перевода. Правда, надпись не полная. Достаточно фрагментарна, но чрезвычайно интересна, там такие удивительные речевые обороты… да, чрезвычайно интересна. – А можно взглянуть? – А-а-а! Как я понял, вы также интересуетесь рукописями! Похвально-
похвально, что у нас есть такая молодежь! – Да, – уклончиво ответила Лера, – хотелось бы знать. – Сейчас, сейчас, где-то здесь были черновики перевода. Это очень хорошо, очень хорошо, если вы будете специализироваться по данному направлению. Очень большие перспективы. Так, не то, не то… Да где же они? Куда я мог задевать черновики? Кажется, я совсем недавно их видел вот в этой папке. Может быть в другую переложил? – Дынин в недоумении перерывал содержимое папок. – А вы можете припомнить о чём там говорилось? – Так… Там говорилось, что-то о Мангупских древностях, кажется о кладе и упоминалось имя Гаврасов. А дословно… Мне надо посидеть и вспомнить. Значит так, я сегодня же этим займусь. Вы говорите на Мангупе интересные находки. Придется приехать. Давно собирался повидать Гавсарова. – Он сейчас в Америке. – Ах, да, я и забыл. Но всё равно, приеду, полюбопытствую, что вы там накопали. Заодним, расскажу, что вспомню. – Только, я очень прошу, на Мангупе о карте пока никому ни слова. Это сюрприз для профессора. – Ах да, понимаю-понимаю, я тоже обожаю устраивать сюрпризы. Не бойтесь, никто ничего не узнает. Тихонько скрипнула дверь, и Лере показалось, что она слышит осторожные шаги. Потом дверь в кабинет Дынина приоткрылась, и на пороге появился кот по экстерьеру под стать хозяину. С лаконичным «мур», он прыгнул на руки Дынину. – Шагу без меня не сделает, – засмеялся Дынин. На обратном пути Лера размышляла о разговоре с Дыниным и когда доехала до своей остановки, то уже была уверена в том, что черновики кем-то похищены. Прокручивая мысленно весь разговор, она всё больше убеждалась в том, что их подслушивали. – Почему ты так думаешь? – спросил Мика. – Не знаю. Просто думаю и всё. А у вас как? Выслушав Васькин рассказ, постоянно прерываемый комментариями Мики, Лера глубоко задумалась. – А какая была книга? Посмотреть бы. Может быть, сползаем? – Нет, – ответила Васька, – я думаю, не стоит, нарваться можно. Там явно кто-то скрывается. И этот кто-то не Грегори. – С каких это пор ты стала такой осторожной? – Да не осторожной, просто чувствую, что пока не надо. Книга старинная, написана с «ерами» и «ятями», толстая. Да вот у меня где-то картонка из нее, из корешка выпала. Васька вытащила из кармана плотную пожелтевшую полоску. – Вот. Уплотнитель корешка. Куда его? Ладно, потом в костер брошу. – А это что? – Мика поднял клочок бумажки, выпавшей из Васькиного кармана вслед за картонкой. – Да там же в пещере нашла, – откликнулась Васька, – я думала, ты обронил, вот и подобрала. – Ничего я не ронял. А тут что-то написано, – Мика уставился в записку, – трудно прочитать, почерк непонятный. – Ну-ка, дай, не такое разбирали! – Лера взяла клочок в руки и прочла «…и узреет тот око…». Больше в бумажке ничего не было. – Да, информативно! Где ты это нашла? – Я же говорю в пещере. Подобрала, чтобы следов не оставлять, потому что подумала – Мика обронил. – Это не моё! – вытаращил глаза Мика. – Знамо дело не твоё. Это уже и ёжику ушастому ясно. – Но чьё? – многозначительно подняла вверх палец Лера. – Это всё как-то связано одно с другим, – заключила Васька. – Ладно. Сохраним, – сказала Лера, – мне тоже кажется, что этот обрывок фразы неспроста. Васька вертела полоску в руке и вдруг заметила, с одного края картонка расщепилась на отдельные тонкие листочки. Она машинально стала разъединять картонку и неожиданно для себя увидела, что картонка расщепляется не просто так, а в определённой системе. Точнее, она разворачивалась. И когда Васька развернула её полностью, они оторопели от удивления: у Васьки в руках лежал, свёрнутый некогда гармошкой, обрывок старинной карты. И это была карта Мангупа. Правая сторона.
Глава 12. Дынин и Ганс
Через день, как раз перед обедом, на Мангуп взобралась, отпыхиваясь и обмахиваясь платком, пухлая фигура в шортах с необъятными карманами. На голове у фигуры была белая, какая-то совсем детсадовская, панамка, за спиной объёмный рюкзак, в руке поводок. Рядом с фигурой, пребывая на этом самом поводке, важно и независимо, как будто и не на поводке вовсе, вышагивал огромный лохматый рыжий кот. – А это ещё что за фрукт? – удивленно протянула Васька. – А это не фрукт! Это бахчифрукт! А точнее, бахчиовощ! – весело ответила Лера. – Дынин, что ли? – Ага. Он самый. С раскопа к Дынину с широкой улыбкой уже спешил Евсеич. Но в тот же самый момент, с не менее широкой улыбкой к тому же самому Дынину, с противоположного конца поляны летела Фиса Порфирьевна. При этом она, не замолкая ни на секунду, щебетала: «Ах, дорогой профессор, вы приехали. У вас есть что-то новенькое, интересненькое. Мы ждем ваших рассказов». Дынин расплылся от удовольствия: – О, да, конечно, конечно! Вот, намедни… Евсеич был ещё далеко, и Лера, мгновенно оценив ситуацию, метнулась на перехват. Оторопелый Дынин шарахнулся в сторону, когда перед его носом подобно реактивным снарядам почти столкнулись две разновозрастные дамы. Но Лера была проворнее, она с радостным лицом подскочила к Дынину и со словами: «Мы так вам рады!», схватила его за руку и потащила в тень навеса, под охрану Васьки и Мики. Фиса ретировалась. К тому моменту, когда к навесу подошел Евсеич, Лера уже успела проинструктировать Дынина о линии его поведения, пообещав при этом в награду за его молчание показать «очень занимательный фрагмент надписи». Евсеич повел Дынина смотреть раскоп, Мика увязался за ними. И за то время, пока они были на раскопе, успел надоесть Евсеичу до невозможности. Он встревал в разговор всякий раз, когда ему казалось, что Дынин вот-вот проговорится о Лерином визите. – Да что с тобой сегодня, ты слова никому не даёшь сказать, – удивился Евсеич.
– Я просто рад, что к нам приехал дедушкин друг. Я так соскучился
по дедушке, что его друг мне как родной, – несло Мику. Дынин заулыбался. – А кто твой дедушка, милое дитя? – Это внук профессора Гавсарова, – ответил Евсеич, – и этот внук, кажется, добьётся, что я совсем непедагогично возьму в руки ремень, так как непосредственно под моей юрисдикцией находится данный субъект в этом экспедиционном сезоне. – Внук Гавсарова, боже ж мой! Ты же был совсем крохой, когда я видел тебя в последний раз! Мальчик вырос! Это ж сколько лет я не видел профессора?! Всю жизнь в разъездах! Но ничего, ничего! Я дождусь его приезда, поживу у вас на Мангупе, я наконец-то взял отпуск, и заменю тебе деда на время его отсутствия! – Дынин даже прослезился от своих слов. – Ну да, бедный внук! Ему так не хватает общения, совсем одичал от одиночества, – съязвил Евсеич, потом повернулся к Дынину, – так значит, вы погостите у нас, Лавр Спиридоныч? И, получив утвердительный ответ, повёл Дынина в лагерь. Когда Мика рассказал о решении Дынина пожить на Мангупе, девчонки только присвистнули. – Ну, теперь нужен глаз да глаз, чтобы он ни о чём не проболтался. – Скажи лучше, ухо да ухо, – вздохнула Васька. – Зато надпись переведёт, – возразил Мика. – Тоже плюс. Бахчифрукт, как стали называть его между собой приятели, выразил желание работать на раскопе. Мика упросил Евсеича, чтобы их с Дыниным поставили в одно помещение. Так он был под постоянным контролем Мики. Вечером ребята повели Дынина на прогулку по Мангупу. И в промежутках между его «ахами» и «охами» по поводу «неописуемой красоты» им удалось подсунуть ему обрывок карты. Дынин оживился ещё больше. – Чрезвычайно интересно, чрезвычайно интересно. Я непременно займусь.
– А вы привезли перевод? – Да, да, конечно, вот он! – радостный Дынин достал из кармана записную книжку и вынул свёрнутый листок. – Вот смотрите, здесь... – Дынин развернул листок, и выражение его лица тотчас изменилось. На ладони лежал совершенно чистый листок. – Ничего не пойму, я собственноручно положил перевод в записную книжку, – растерянно сказал он, – но ничего-ничего, мне нетрудно вновь написать перевод. – Значит так, переводом займемся завтра, эту карту я сейчас спрячу, и мы все вернемся в лагерь, как после интересной и занимательной прогулки, – ответила Лера. Утром, как только появилось подходящее освещение, Бахчифрукт, сославшись на необходимость поработать с рукописями, ушел с раскопа и, расположившись под навесом, стал внимательно изучать обрывок карты. Мика вызвался ему помогать, на самом же деле в его задачу входило бдительно следить за тем, чтобы никто не сунулся к Дынину. И очень кстати. Фиса, увидев Дынина, сидящего за столом, направилась, было к нему, но, заметив рядом Мику, видимо, передумала. Она позвала Веронику с Гусиком и отправилась на раскоп. Феликс с дежурными спустились с Мангупа за запасом продуктов, Евсеич с раскопщиками возились на раскопе и, судя по всему, должны были вернуться не раньше обеда. Теперь четверо заговорщиков были в лагере совершенно одни. Васька с Леркой побросали работу и подошли к столу. Мика заглядывал в карту через плечо Бахчифрукта. Они сгрудились за спиной Дынина и буквально дышали ему в затылок. В конце концов, он сказал им, что если они желают получить перевод побыстрее, то пусть перестанут висеть на нем гроздьями. Девчонки вернулись на свои рабочие места. Мика сбоку следил за появляющимися на листе бумаги закорючками, и работа вроде бы стала продвигаться. Но тут явилось неожиданное препятствие в лице кота Ганса. Ганс был котом с характером. Единственной из всех обитателей лагеря, кому он благоволил, помимо Дынина, была Васька. С первых же минут появления на Мангупе он проникся к Ваське необъяснимым доверием и стал бродить за ней по пятам. И вот теперь кот не придумал ничего лучшего, чем курсировать он неё к Дынину и обратно. Он запрыгивал прямо на разложенные по столу листы бумаги и, развалившись на них, начинал умывальные процедуры. Когда Дынин скидывал его со стола, он запрыгивал вновь и вновь. Затем, доведя Дынина до умопомрачения, кот перекинулся на Ваську. И несколько раз проделал с её чертежами такое же мероприятие. Потом он стал слоняться между Васькой и Дыниным и тереться попеременно, то об одного, то о другого, тыкаться мордой в ладони с требованием погладить. И так продолжалось до самого обеда. Почти ничего не переведя, Дынин собрал свои бумаги и ушел в палатку. Но кот не успокоился и после обеда. Вредность его не знала границ. Внешне это было милейшее, добродушнейшее существо, под стать хозяину, но только внешне. Внутренний мир кота был потемками, и сквозь эти потемки явно пробивалось его упрямство, нахальство и напористость. В общем, кот был себе на уме. В силу своеобразности характера, он предпочитал делать свои туалетные дела не там, где надо, а там, где хочет.
И вот теперь он стоял у ножки обеденного стола и с остервенением загребал лапой землю, при этом выражение физиономии у него было таким, будто он загребал, по крайней мере, десять помоек. – Ну, хватит, хватит, – сказал Дынин, – а то продерёшь Мангуп до
основания. Кот фыркнул, скосил на Дынина рыжий глаз, явно желая сказать: «Не лезь не в свое дело». И вновь продолжил уничтожать следы своего преступления. Но не уничтожил. Зато выгреб на свет божий другие следы. Впрочем, даже не следы, а не что иное, как те самые пропавшие серёжки. Говорят, золото не пропадает бесследно, раньше или позже пропажу находят. На этот раз его суждено было найти Дынину. Бахчифрукт закричал радостно и громко. – Сенсация, сенсация! Сюда! Все сюда! Время было как раз послеобеденное. Разморённый народ нехотя повылазил из своих укрытий и потянулся на крик. Первое, что они увидели, были всё также самозабвенно загребающий лапой кот и Дынин, верещащий об открытии. А у ножки стола, среди травы, пыли и разрытых комочков земли мирно возлежала недавняя пропажа – две золотые серёжки из склепа. Всё это время они преспокойно находились там, куда выпали из коробочки, столкнутой локтем с края стола, и пребывали в ожидании, когда их, наконец, обнаружат.