Формы ритуального поведения
Интересно отметить, что такие близкие по содержанию к ритуалу формы поведения, как обычай, обряд, этикет, церемониал, также представляющие собой устойчивые формы человеческих взаимодействий, различаются как в обыденном, так и в теоретическом сознании (на что указывает само наличие в языке соответствующих понятий). Этот факт еще раз подтверждает разработанность в социальном восприятии и, соответственно, культурную значимость упорядоченных форм социальной жизни.
По мнению специалистов, церемония – более детализированная последовательность действий, включающая в себя некоторое число ритуалов. Кроме того, церемония всегда имеет социальный характер, ее не может проводить один человек, тогда как ритуалы бывают как коллективные, так и индивидуальные. Этикет, в отличие от социального ритуала, не связан с верой в глубинный ценностный смысл совершаемых действий или вовлеченность в них сверхъестественных сил. Обычай обладает утилитарно-практическими чертами, которых нет в ритуале.
Уже в начале XX в. немецкий социолог Г. Зиммель пришел к выводу, что большая часть повседневной жизни человека состоит из действий ритуального характера, мало связанных или вовсе не связанных с подлинными волнениями и заботами (Зиммель, 1996). Он предложил рассматривать ритуал как формальную процедуру, как несоответствие внешнего поведения индивида и его внутреннего мира. Так, светское общение целиком ритуалистично: его правила требуют от участников не касаться реальных жизненных проблем: семейных осложнений, финансовых затруднений, болезней и т. п. Такое общение – продукт сознательного соглашения игнорировать реальные ценности жизни, выходящие за пределы самой формы общения. Тактичный человек не вставит в разговор реплику о собственной личной проблеме, даже если она для него в тысячу раз важнее темы беседы. По Зиммелю, феномен такта и есть феномен ритуализации повседневности.
Подобное понимание ритуала привело к тому, что в общественном сознании ритуальное поведение воспринимается с определенным негативным оттенком – как неискреннее, поверхностное.
Идеи Г. Зиммеля перекликаются со взглядами Э. Берна, по мнению которого многие формальные ритуалы перестали соответствовать принципу целесообразности и эффективности и превратились в символ лояльности. Ритуалы предлагают безопасный, вселяющий уверенность и часто приятный способ структурирования времени. Если включить в анализ психологической и коммуникативной природы ритуала введенный Берном концепт «эго-состояний»: (Родитель – Взрослый – Ребенок), то форма ритуала определяется Родительской традицией. С психологической точки зрения, ритуалы представляют собой попытку избавиться от чувства вины и получить вознаграждение путем соответствия Родительским требованиям.
Описание и характеристика Берном такой полуритуальной формы взаимодействия, как времяпрепровождение (см. гл. «Структура межличностного взаимодействия»), отчетливо обнажают социальную и психологическую природу ритуала.
Стереотипность ритуалов означает, что порядок и результат последовательности взаимодействий известен заранее, если, конечно, не случается что-то непредвиденное. Какая-то конкретная вечеринка (как типичная форма времяпрепровождения) практически ничем, кроме имен присутствующих на ней людей, не отличается от десятка подобных вечеринок, хотя для различных групп типичен разный набор времяпрепровождений.
Времяпрепровождения можно классифицировать многими способами – например, по таким социальным признакам, как пол, возраст, семейное положение, национальная принадлежность, культурный уровень, благосостояние участников. Темы «спорт» и «автомобили» относятся к «мужским разговорам». К «женским разговорам» относятся темы «покупки», «кухня», «гардероб». Подростки часто играют в «ухаживание». Наиболее распространенная игра для людей среднего возраста – «доходы и расходы» или вариации светской болтовни на темы «как это делается», «почем?», «а вы бывали когда-нибудь в...?», «вы знакомы с (таким-то)?», «а что стало с...?». Специфическая особенность времяпрепровождений – они взаимно исключают друг друга. Например, «мужской разговор» и «женский разговор» никогда не смешиваются.
Если на вечеринке кто-то из компании хочет перейти от беседующих в одном углу в другую группу, то он либо должен присоединиться к новому времяпрепровождению, либо суметь переключить эту группу на новую тему. Хорошая хозяйка обычно владеет ситуацией. В случае необходимости она объявит «программу»: «Мы тут играем в... Хотите принять участие?» Или: «Познакомьтесь, мистер Н - писатель. Он с удовольствием сыграет в ...» Великолепный пример компетентной в таких полуритуальных взаимодействиях хозяйки – Анна Павловна Шерер из романа Л. Н. Толстого «Война и мир».
Времяпрепровождения не только создают структуру времени и обеспечивают участникам взаимно приемлемые «поглаживания», но и выполняют функцию социального отбора. К концу вечеринки каждый игрок выбирает себе несколько человек, с которыми ему захочется познакомиться поближе, отбросив других участников, независимо от того, насколько интересными или привлекательными они были в течение вечера. Времяпрепровождения формируют основу для знакомства и могут привести к дружбе. Тем самым этот вид взаимодействия, по мнению Э. Берна, способствует подтверждению ролей, избранных человеком, и укреплению его жизненной позиции.
Таким образом, в социальной теории получает все большее признание мнение о том, что ритуальные действия пронизывают любое социальное поведение, представляя собой его символический, коммуникативный аспект. Этим обеспечивается самостоятельность проблемы места ритуальных элементов в межличностном взаимодействии.
Межличностные ритуалы
В повседневном общении ритуалы выполняют, как правило, те же функции (стабилизации отношений, социального контроля, передачи опыта и т. д.), что и в иных видах социального взаимодействия. Однако в отличие от религиозных ритуалов они в значительно меньшей степени стандартизированы и почти не подвергаются рационализации (то есть специальному осмыслению в сознании их участников).
Степень ритуализации реальных жизненных взаимодействий может быть различной. В первой главе данного раздела мы говорили о том, что в качестве самостоятельного вида выделяют так называемый социально-ролевой уровень межличностного взаимодействия (или, в терминологии Э. Берна, - ритуалы и времяпрепровождения). Поведение людей на этом уровне можно назвать собственно ритуальным, в то время как в структуре делового или интимно-личностного общения имеют место лишь отдельные ритуальные моменты (или этапы).
Межличностные ритуалы
обмен принятыми в обществе фразами и жестами, уместными в данной ситуации; стереотипные модели поведения, выполняющие функции стабилизации отношений, социального контроля, передачи опыта.
Напомним, что основная цель взаимодействия на социально-ролевом уровне – подтверждение его участниками знания норм и требований социальной среды. Очевидно, что достижение этой цели возможно только посредством использования определенных стереотипных моделей поведения, которые, собственно, и представляют собой ритуальное поведение: обмен принятыми в обществе фразами и жестами, уместными в данной ситуации. Такое общение, осуществляемое ради самого процесса поддержания контакта, называют фатическим (дословный перевод – глупое, бессодержательное; см. также гл. «Речь в межличностном общении»). При этом большая часть вербальных и невербальных ритуальных жестов принимается и воспроизводится неосознанно, используются типичные для данной среды жесты, выражающие то или иное отношение к собеседнику. Это способ выражения своего расположения. Употребление стилевых оборотов, характерных для какой-либо группы людей, свидетельствует о желании человека продемонстрировать свою причастность к этой группе. Чем шире арсенал приемов фатического общения – слов, жестов, мимики (а он, как правило, увеличивается с повышением уровня воспитанности и культуры, а также опыта общения с разными людьми), тем более автоматическими и непринужденными они становятся, тем легче человек устанавливает контакты с незнакомыми людьми, безболезненнее входит в новый коллектив.
Если собеседник, в искренности которого вы сомневаетесь, не ленится найти и выразить принятые в данной ситуации слова и жесты, то это можно расценивать как своеобразные знаки внимания, свидетельствующие о том, что партнер, по крайней мере, не хочет открытой конфронтации. При этом люди далеко не всегда рассчитывают на искренние чувства. На социально-ролевом уровне решающая роль придается именно демонстрируемой эмоции. Несмотря на всеобщее морально-этическое порицание лицемерия, окружающие ревностно относятся к тому, чтобы каждый демонстрировал чувства, соответствующие месту, времени и происходящим событиям. Подобный формальный прием бывает нелишним даже при самых близких отношениях.
Еще большее значение формальные приемы ролевого общения имеют при выполнении профессиональных функций, особенно тогда, когда профессия обязывает к непосредственным контактам с людьми. Однако в социально-ролевых контактах значение формального согласия относительно норм и правил поведения становится решающим.
Таким образом, успешность ритуального взаимодействия зависит в основном от трех факторов:
1) знание норм и правил поведения, характерных для ситуации общения;
2) умение подчинять свое поведение этим правилам (часто вопреки непосредственным эмоциям и ощущениям), не смущаясь некоторой неискренностью своих проявлений;
3) умение помочь другому прийти к взаимному согласию, если поведение партнера в чем-то не соответствует сложившемуся стереотипу о «должном поведении».
Если человек не соблюдает рамки приличия, возведенные в ранг нормы тем или иным обществом или социальной группой, то окружающие делают вывод, что он либо не знаком с ними («чужак»), либо сознательно не считается с установленными нормами (противопоставляет себя другим), либо находится в состоянии сильного душевного волнения и требует к себе особого отношения.
Э. Берн также подчеркивал, что основным критерием ритуальных или полуритуальных способов общения является их социальная приемлемость, то есть то, что принято называть хорошими манерами. Во всем мире родители учат детей произносить приветствия при встрече, соблюдать ритуалы еды, ухаживаний, траура, вести разговоры на определенные темы, поддерживая необходимый уровень критичности и доброжелательности. Некоторые приемы имеют сугубо локальное значение, другие универсальны. Например, стиль поведения за столом во время еды или обычай осведомляться о здоровье жены могут поощряться или запрещаться местными традициями. Неформальный ритуал (например, прощание) в разных местностях может отличаться рядом деталей, однако в основе своей он неизменен. Формальные ритуалы (например, католическая литургия) характеризуются гораздо меньшей свободой. Как правило, именно формальные ритуалы во время встреч предшествуют полуритуальным беседам на определенные темы или времяпрепровождению.
Рассмотрим подробнее основные функции ритуалов в межличностном взаимодействии.
ТЕОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ
Российский социолог Л. Г. Ионин, исследуя повседневное поведение людей, специально рассматривает проблему того, как люди интерпретируют происходящее, если оно не укладывается в привычные рамки.
Столкнувшись с каким-нибудь из ряда вон выходящим событием, люди стремятся прежде всего «нормализовать» ситуацию, ввести ее в рамки повседневности, и лишь после этого приступают в исследованию нарушившего ход нормальной жизни фактора. Л. Г. Ионин показывает, как в романе «Мастер и Маргарита» М. Булгаков моделирует подобное поведение людей.
Главный экспериментатор романа – Воланд, постоянно нарушающий логику повседневности. В качестве «испытуемых» у Булгакова оказываются люди различного социального положения, образования, интеллектуальных возможностей: писатели, служащие, врачи, ученые, сыщики, кухарки, буфетчики, управдомы и др. И все они демонстрируют одни и те же структуры в своих интерпретациях дьявольских воздействий: если происходящее настолько невероятно, что не сообразуется с нормальным течением жизни, персонажи романа пытаются объяснить его как галлюцинацию, провал в памяти или глупое совпадение, иными словами – истолковать вопиющий, но невозможный в повседневной жизни факт как несуществующий.
Такие объяснения можно назвать первым шагом или первым уровнем интерпретации, предпринимаемой в качестве одной из предохранительных мер в деле «социальной защиты» повседневности. Эта интерпретация совершается «в языке», остается «внутри» языка и не требует практических действий со стороны интерпретаторов. Если же «объясненные» факты слишком настойчиво заявляют о себе, оказываются «слишком реальными», приходится интерпретировать их как указание на нечто иное, отличное от повседневности, на какую-то иную смысловую сферу.
В романе Булгакова представлено несколько вариантов такого рода интерпретаций: козни нечистой силы, преступная деятельность, душевная болезнь. Это три области значений, к которым обращаются люди в обыденной жизни, когда возникает настоятельная потребность понять, объяснить, сделать приемлемым что-то абсолютно непонятное, неприемлемое сточки зрения повседневности, обычной жизни.
(См. Ионин Л. Г. Социология культуры. – М.: Логос, 1996.)