Memories, Dreams, Reflections, p. 140.

* Тревога, страх, гнев, ангина. - Прим. переводчика.

103 «Psychotherapists or the Clergy», Psychology and Religion, CW 11, par. 497.



Глава 2


шим предкам и сегодня должно было бы послужить некой ком­пенсацией пустоты современных идеологий. Такие мистические представления активизируют психическую энергию и ориентиру­ют душу на исцеление. Мы не можем исцелиться только усилием воли, интеллекта или с помощью правильного поведения, однако можем почувствовать исцеление, гармонизируясь с неким вели­ким ритмом. Это значит, что мы живем символической жизнью и устанавливаем связь со вселенной, а не с пустотой.

Индийский отшельник принц Гаутама совершил такое стран­ствие и в конце концов оказался под другим священным деревом, чтобы получить видение; получив его, он стал буддой (на санскри­те buddh - видеть). Он увидел, что вся жизнь представляет собой страдание и что причина страдания заключается в желании Эго управлять жизнью, а в первую очередь - своей собственной смер­тью. Согласно всем мифологическим системам, тайна источника жизни заключается в том, чтобы жить в соответствии с волей бо­гов, в гармонии с Дао. Поступая таким образом, мы приходим к согласию с мудростью, превосходящей наш интеллект, и ритмами, гораздо более важными, чем наши мимолетные изменения.

Мы, современные люди, зачастую видим цель жизни в при­обретении, а потому испытываем более глубокие страдания от не­избежности потерь. Если мы будем жить достаточно долго, все, о ком мы заботимся, покинут нас. Если же наша жизнь не будет слишком долгой, нам придется покинуть их. Трансформация по­терь в представление о том, что «так и должно быть», идентифи­кация с «великим приходом и уходом», способность отказаться от приобретения означает умение разделять таинство мудрости Ве­ликой Матери. Ее истина - самая древняя, это таинство, с кото­рым мы соприкасаемся в священном лоне матери, мифе и чуде.

В автобиографии Юнг предлагает ключевой вопрос для па­циента и для всех нас:

«Связан ли он с чем-то бесконечным или нет? Это вопрос, постоянно звучащий в его жизни... Если мы понимаем и чув­ствуем, что здесь, в его жизни, мы уже соприкоснулись с бес­конечностью, тогда изменяются его желания и установки. В конечном счете если мы чего-то заслуживаем, то лишь вслед­ствие той сущности, которую воплощаем в себе, а если мы ее не воплощаем, значит, наша жизнь прошла впустую»104.

Memories, Dreams, Reflections, p. 325.


Вечное возвращение и странствие героя



Обладать способностью вступать в контакт с чем-то более глубоким, чем наше сознание, с чем-то более продолжительным, чем наша жизнь, значит чувствовать силу и зрелость своей души. Юнг как-то заметил, что жизнь - это «короткий эпизод между двумя великими таинствами, которые в действительности суть одно»105.

Сохранить это обстоятельство настолько светлым, насколько это вообще возможно, - значит заново открыть для себя присут­ствие богов во всех движениях души, во всех ощущениях тела, во всевозможных образах наших сновидений. Мы содержим их в себе и вместе с тем мы сами в них содержимся. Цикл жертвоприноше­ний, который приводит в ужас Эго, поддерживает и исцеляет душу.

Странствие героя

Этот текст был написан прямо во время телепередачи, в ко­торой звучали обвинения О.Дж. Симпсона и были показаны его побег и арест. То, что весь народ США была так захвачен этими событиями и сконцентрирован на одном человеке, свидетельству­ет о значительной душевной деятельности. Такая энергия всегда идет от души, то есть из некоторой области, расположенной глуб­же человеческого сознания. Откуда такая энергия, откуда такие проекции? Является ли Симпсон хотя бы в каком-то смысле геро­ем, а если да, то в каком?

Представление о герое, как и представление о мифе, пришло к разрушению и требует осмысленного обновления. Подобно тому, как миф в современной культуре превратился в синоним идеи неправдоподобия, так и героя подгоняли под эпитет «могу­чий, мужественный, знаменитый». С нашей точки зрения, Симпсон является не героем, а знаменитостью, которая, наконец, получила свои пятнадцать минут славы и даже больше. Его гонки через весь Лос-Анджелес могут стать легендой, как стали легендой Бонни и Клайд, Диллинджер и Джесси Джеймс, а также другие головорезы, которые будоражили воображение всего населения. И это вообра­жение сегодня возбуждено внезапной обратной связью - книгами,

105 Letters, vol. 1, p. 483.



Глава 2


написанными за ту неделю, когда происходило событие, и от­снятыми за месяц телевизионными фильмами. Знаменитости со­бирают проекции народных масс и становятся носителями их бес­сознательных потребностей и непрожитых жизней.

Люди были потрясены одной только мыслью, что мужчина, обладающий на редкость обаятельной Персоной и сделавший бле­стящую карьеру в сфере СМИ, мог убить свою жену. Те, кто зна­ком с юнговской концепцией Тени, могут испытать шок, но при этом совершенно не удивятся, ибо знают, что внутри убийцы на­ходится мрак, существующий в каждом из нас. Читатели Библии могут найти темную сторону образа царя Давида. Читатели кни­ги Юнга «Ответ Иову» столкнутся с темной стороной Бога. Чита­тели Готорна и Мелвилла отметят дьявольские козни в религиоз­ных сообществах Новой Англии и бурных водах океана. Почита­телей телевизионных проповедников грешки их кумиров сначала приводили в шок, а затем приятно возбуждали.

Везде и всюду, на полосах газет и в телевизионных передачах наши непрожитые жизни проецируются на великих и могучих. Часто такая фигура сначала делается объектом всеобщего внима­ния, а затем, когда ее слабости и недостатки становятся очевидны­ми, незаметно сходит с пьедестала. Казалось, что О.Дж. Симпсон живет в Северной Калифорнии сказочной жизнью знаменитости. Обвинение в том, что он бил свою жену, угрожал ей и в конце кон­цов убил, привело всех в шок, поскольку никто не мог предполо­жить, что Симпсон является носителем обеих проекций: с одной стороны, солярного героя, а с другой - сил зла. Таким образом, можно сказать, что О.Дж. Симпсон перестал быть обыкновенным человеком, который в одно прекрасное утро может проснуться с желанием убить человека. Он превратился в манекен, в носителя проекций тех людей, которые никогда и никаким образом не со­прикасались с вездесущей Тенью.

К тому же Симпсон очень походил на героя, если смотреть на него глазами Гомера и других авторов греческих трагедий. Это был выдающийся человек, выражавший надежды и ценности сво­его народа, вершитель великих дел, которого преследовала траги­ческая судьба и в конце концов привела к роковому поступку. Исследуя древнегреческие трагедии, мы видим, что Хор, олице­творяющий мудрость и точку зрения автора, говорит нам, в какой мере судьба движет героем. Судьба - неизменная сила вселенной, воздействия которой не может избежать никто - ни царь, ни про-


Вечное возвращение и странствие героя



стой смертный. Некоторым из нас судьба преподносит особый дар: например, мышцы и сухожилия, позволяющие пробежать сто мет­ров за 9,8 секунды, или, например, способность одним взглядом окинуть все футбольное поле и пяткой отдать пас назад. Но пока часть энергии направлена на развитие таланта или на адаптацию к жизни, другие части психики остаются в тени и исчезают в бес­сознательном. Эти расщепленные части психики пребывают в бес­сознательном, пока не произойдет подходящий случай, когда они вновь смогут укрепить свою автономию по отношению к созна­нию. Они снова овладевают сознанием, причем часто прикладывая значительные усилия из-за того, что ранее были подавлены. «Ос­корбленный Почтовый Служащий Застрелил Девять Человек; Его Сотрудники Сказали, Что Он Был Прекрасным Парнем, Спокой­ным и Умеющим Владеть Собой».

Итак, если человек теряет связь с неприемлемыми для него аспектами собственной психики, он сразу становится объектом их мести. Он будет сознательно совершать выбор в соответствии с этими правилами, чтобы затем нести ответственность за послед­ствия. Поэтому авторы греческих трагедий в своих трилогиях изображали историю дома, то есть трех поколений семьи. Травмы первого поколения причиняют боль второму, которое, в свою оче­редь, наносит травму третьему. И так происходит до тех пор, пока не найдется человек, который испытал достаточно страданий, что­бы прийти к осознанию и разорвать порочный круг. Судьба нано­сит первую травму и приводит к появлению травмированных ро­дителей каждого последующего поколения; при этом все несут от­ветственность за выбранную ими жизнь. И мы тоже несем ответ­ственность за каждый совершенный нами выбор и его послед­ствия. То, что человеку пришлось выбрать ложную перспективу, следуя видению, искаженному травмой, обычно становится ясно только впоследствии, с появлением осознания, которое приносят страдания.

Искаженное травматическое видение греки называли hamar-tia, при этом ценя самых отъявленных, выдающихся и самых злей­ших своих врагов ничуть не меньше, чем те преимущества, которые подарила им судьба. Эдип Софокла является высшим примером человека, пораженного Судьбой, а также той роли, которую в его характере может играть бессознательное, заставляя совершать предназначенный судьбой выбор. Парадокс «роковой свободы» Эдип ясно выражает в своем монологе:



Глава 2


Аполлон то был, Аполлон, друзья! Он делам моим злой исход послал. Но их своей я рукой вырвал - без сторонних сил106.

Такой Эдип олицетворяет парадигму отмеченной даром лич­ности, личности избранной, с точки зрения его уязвленного и од­ностороннего сознания. Эта парадигма проясняется в словах Хора:

Кто меж нас у владык судьбы Счастья большую долю взял, Чем настолько, чтоб раз блеснуть И блеснувши угаснуть? Твой наукою жребий мне, Твой, несчастный Эдип, пример...107

Другой, более свежий пример роли трагического героя, сыг­ранной на мировой сцене, можно увидеть в деятельности бывшего президента США Ричарда Никсона. Травмированный потерей сво­ей юности, он попал под власть комплекса власти и создал самый мощный властный центр во всем мире. При том, что hamartia, это уязвленное видение не получило должной свободы и оказалось не в состоянии потрясти новейшую историю. Поэтому он принимал такие решения, выбирал себе таких приверженцев и так направлял ход событий, что в конечном счете все это привело к его отторже­нию. Стоя в Овальном зале Белого Дома, чтобы подписать свое согласие с решением об импичменте, он обратился к воспоминани­ям о своем несчастном детстве и стоявшей рядом с ним матери. О.Дж. Симпсон, насильник и убийца, осужденный законом, бежал к себе домой, чтобы увидеть свою мать. Волею судьбы сила таких отношений влекла этих мужчин все выше и выше и наносила им такие травмы, которые привели их к падению108.

Рассказы о трагических героях не оставляют нас безучастны­ми, ибо эти герои несут в себе противоречие, скрытое в каждом из нас. Судьба наносит травму и ставит нас в определенные рамки.

106 Софокл. Царь Эдип // Софокл. Драмы, с. 52.

107 Там же, с. 48.

108 См. мою книгу «Под тенью Сатурна: мужские психические травмы и их ис­
целение, глава 2 «Дракон ужасен» (М.: Когито-Центр, 2005). Здесь я описал, ка­
ким образом судьбоносная власть, проходящая через ось мать-сын, вызывает у
мужчин страх перед своей внутренней фемининностью и реальными женщинами.
Этот комплекс является универсальным примером того, как внутренняя игра судь­
бы, бессознательного и необходимости выбирать приводит к страданиям.


Вечное возвращение и странствие героя



При таком пересечении характера и судьбы творится история. Это одновременно личная и коллективная история, ибо часто лич­ность воплощает в себе мечты и надежды, а вместе с ними Тень целого народа. В молодости я очень часто слышал широко распро­страненную максиму: «В грехопадении Адама виноват каждый из нас». Адам как первый человек представлял собой парадигму че­ловеческого бытия. Его гордыня позволяет ясно представить об­щечеловеческую склонность преувеличивать роль сознания, то есть говорить только то, что оно хочет услышать. В своей «Поэти­ке» Аристотель предположил, что нас тянет к тому, чтобы стать свидетелями этой трагедии, оказаться на сцене или в гуще исто­рических событий, ибо нам нужно пережить катарсис в результа­те очень сильных эмоций - жалости и страха. Наша жалость про­сыпается и освобождается, как только мы идентифицируемся с трагическими страданиями главного героя, и у нас возникает страх, что мы сами подвергаемся такому же риску.

Увидев смирение, насколько его можно распознать, Гречес­кий Хор (в русском переводе - Корифей) обобщает трагическое противоречие всех героев, всего человечества: «Не считай счастли­вым мужа под улыбкой божества / Раньше, чем стопой безболь­ной рубежа коснется он»109. Или же вспомним персонажа трагедии Шекспира, легендарного короля Ричарда II. Желая всё иметь, но всё потеряв, он напоминает нам, что

Внутри венца, который окружает

Нам, государям, бренное чело,

Сидит на троне смерть, шутиха злая,

Глумясь над нами, над величьем нашим.

Она потешиться нам позволяет:

Сыграть роль короля...

Они вводили в заблужденье вас...

Зачем же

Вы все меня зовете «государь»?110

Такие персонажи, как О.Дж. Симпсон и Ричард Никсон, при­народно разыгрывают психическую дилемму, свойственную всем людям. Когда сознание пренебрегает теневыми частями психики и приходит к мысли о своей сверхценности, у богов возрастает

109 Софокл. Царь Эдип // Софокл. Драмы, с. 58.

110 Акт 3, сцена 2, стр. 217-218, строки 160-178.



Глава 2


интерес к нему, они оказываются поблизости и содействуют вос­становлению равновесия.

Наверное, ни один герой не служит нам большую службу, чем тот, кто напоминает о наших ограничениях, то есть о пропас­ти между смертными и богами. Тогда было бы весьма полезно на­звать героем человека, который расширяет ощущение наших воз­можностей и напоминает о неизбежных границах человеческого бытия.

Конечно, самым очевидным примером мог бы оказаться чело­век, способный выйти за пределы физических возможностей, на­пример, летчик-испытатель или астронавт. Но исследования духа, интеллекта и творчества в той же мере свидетельствуют о герои­ческих поступках. «Одинокий орел» Чарльза Линдберга привлек к себе внимание всего мира, поскольку в этом небольшом томике было рассказано о проверке способности человека мечтать и во­площать свои мечты в жизнь. Более сорока летчиков уже переле­тели через Атлантику, но Линдберг первым сделал это в одиночку. Это было драматическое повествование об одиноком испытании духа, о мужестве, терпении и смелом полете воображения, соеди­нившем два континента. Точно так же Бетховен не только перело­жил на ноты музыкальные темы, но, как и все творцы, раздвинул границы самой музыки. В каждом случае героический дух расши­рял границы возможного. А значит, каждое героическое усилие -это упражнение в переосмыслении возможного и видоизменении его границ.

Понимание героического персонажа как образа, расширяю­щего наше ощущение возможного, требует умения различать по­ложительных и отрицательных героев. Образы известных в исто­рии палачей, которые увлекали народы во мрак, напоминают нам о существовании Тени. Иногда возможности нашего разума рас­ширяют психотические явления. Современную женщину, которая сегодня слышит голоса, побуждающие ее маршировать «под музы­ку власти», сочтут человеком, страдающим психическими откло­нениями. Орлеанская Дева Жанна д'Арк нарушила эти границы и была признана святой. Когда Джордж Фокс* в состоянии безумия брел через поселок Личфилд, он придумал Общество друзей.

* Джордж Фокс (1624-1691) - английский религиозный деятель, основатель Общества друзей (квакеров). Из-за конфликтов с представителями официальной церкви не раз оказывался за решеткой. - Прим. ред.


Вечное возвращение и странствие героя



Даже деятельность Гитлера может напомнить о том, как силы бессознательного проецируются на харизматическую личность и доводят обычных граждан до сумасшествия. Нам следует пораз­мышлять над этими примерами, чтобы осознать, насколько хруп­ко индивидуальное чувство этики и личной ответственности. За последние несколько столетий люди почувствовали всю шаткость иерархии фундаментальной мифической системы ценностей. По­этому повсюду стали появляться антигерои. Их характерный след идет от Достоевского и Мелвилла через Альфреда Пруфрока Эли­ота, произведения Сола Беллоу, Филиппа Рота и других, к двум бродяжкам Беккета, стоящим на обочине дороги.

Многие исторические персонажи, пострадавшие от клеветы и пыток, становились проповедниками «священной войны» про­тив общественных ценностей, утверждая, что эти ценности дав­но устарели, и такая декларация получала признание у следую­щих поколений. Так, например, Сократ был приговорен к смер­ти своими согражданами. Приводя доводы в защиту своей пра­воты, Сократ заметил, что обыкновенный человек не может быть несправедливо обвинен другими. Справедливость нельзя ни дать, ни отобрать: она должна быть состоянием души. Следова­тельно, такие святые «преступники», как Сократ, Иисус, Мартин Лютер Кинг и другие нарушители устоев, существовавших где-то и когда-то, являются героями, ибо они совершали поступки в соответствии со своим более широким нравственным видением мира, которое постепенно расширяло видение мира окружавши­ми их людьми.

Для обычного человека часто наступает момент истины, ког­да ему следует совершить поступок, заставляющий его столкнуть­ся с расширением границ возможного. На этой границе такие люди могут оказаться в полном одиночестве, их могут совершен­но не понимать, они не будут получать никаких вознаграждений, но при этом делать все, что должны, если хотят быть честными по отношению к самим себе. Когда человек сталкивается с ограниче­ниями, вызванными страхом, он представляет собой нечто совер­шенно универсальное, а благодаря импульсу героизма может воз­высить человеческий дух.

Мы должны рассмотреть два вопроса: что представляет собой типичное странствие героя и в чем заключается его психологичес­кий смысл.



Глава 2


СТРАНСТВИЕ ГЕРОЯ

Ни в одной отдельно взятой легенде не содержатся все опи­санные здесь мотивы странствия, но при этом в каждой из них присутствует хотя бы один аспект. Например, герой всегда «при­зван», хотя сначала он может не осознавать этого зова и даже не желать его. Так, например, Одиссей, чтобы избежать похода на Трою, выдавал себя за сумасшедшего. Он посыпал свое поле со­лью, но когда рядом оказались его дети, сделал разумный выбор во имя их спасения, подчинившись воле судьбы.

Зов или призвание сопряжены с необходимостью отвергнуть некоторые прежние индивидуальные или коллективные ценности. При этом путь очень редко оказывается ясным и никогда не бы­вает легким. Герой должен быть настойчивым; самым трудными помехами на его пути становятся бездействие, страх и стремление вернуться домой.

Иногда герой будет получать необходимую помощь от посто­ронних: старого ворона, лесного гнома, животного-помощника, использовать советы мудрого старца - или силы, необходимые, чтобы подняться над социальными традициями. На пути он встре­чает множество соблазнов: дьявольские сомнения, надежда на лег­кий исход, соблазн обогащения, власти, получения наслаждений. Во время длительного возвращения на Итаку Одиссею пришлось удерживать своих воинов, желавших пристать к Острову Поеда­ющих Лотос, сладкие семена которого облегчали их боль. Он дол­жен был уберечь их и от наслаждений волшебницы Кирки, кото­рая потом превращала своих пленников в свиней. В конце концов эти искушения заставили всю его команду забыть о странствии.

Часто герой таких повествований оказывается в мире при­ключений; а иногда странствие бывает внутренним, герой погру­жается в глубины бессознательного. Если после этого погружения герой остается живым - а многие его предшественники, как пра­вило, не выживали - и выходит победителем из сражений с раз­ными чудовищами, живущими в этих глубинах, - только тогда он обретает возможность подняться наверх и впоследствии совер­шить трансформацию. Такая трансформация означает пережива­ние смерти и возрождения. Кем был этот человек и каков был мир его сознания, уже не имеет значения. Трансформацию претерпева­ют абсолютно все.

Часто такая борьба приводит к травматизации личности. Вспомните хотя бы раны Христа, Вотана (Одина) или Одиссея; пе-


Вечное возвращение и странствие героя



режив страдания от ран, они впоследствии стали героями. Трав­мы обостряют сознание и становятся неизбежной расплатой за расширение сознания. Нередко возникают символы этого нового состояния: горшок золота, рука возлюбленной, новый дворец. Од­нако это лишь внешние атрибуты изменившегося отношения души к космосу.

Герой обретает новое осознание возможного и новые отноше­ния с сообществом и богами. Поскольку условие достижения этих изменений прямо не связано с ценностью трансформации созна­ния, такой «приз» следует рассматривать метафорически. Любое странствие в поисках «трофеев» означало бы приверженность ма­териальным ценностям и отрицание духовности: стремясь найти икону вместо бога, человек теряет и то и другое.

Героическое странствие внешне может быть похожим на при­ключения, однако его цель заключается во внутренней трансфор­мации. В то время как героические приключения в нашей коллек­тивной памяти принимают некую внешнюю форму, мотивы вызо­ва, погружения, борьбы, получения ран и травм и возвращения представляют собой часть повседневной жизни каждого человека. Умение видеть, что каждый из нас является частью этого богатей­шего жизненного паттерна, лежащего в основе повседневности, означает восстановление глубинных законов жизни.