В поисках божественной обители

Передо мной на столе лежит книга «Энциклопедия богов», написанная Майклом Джорданом. В ней приведено описание 2500 божеств, начиная с А-а, месопотамской богини солнца и А'аса, хиттитского бога мудрости, продолжая Игнерссуаком, богом моря у племени эскимосов, Яхве, древнееврейским богом-творцом, и заканчивая Зурваном, персидским богом времени и судьбы.

Оказывается, множество богов появлялись, становились «ис­точниками света», а затем в течение нескольких эпох исчезали. Из предыдущих глав нам известно, что таинственная энергия, управ­ляющая космосом, наполняла содержанием представления или верования, какое-то время в них сохранялась, а затем исчезала. Казалось бы, бессмертные боги тоже являются смертными. Такое суждение, даже при весьма приблизительном знании истории, очень беспокоит верующих.

Не случайно фундаменталисты, правое крыло института ми­ровой религии, возникли после Второй мировой войны, когда чис­ло основных религиозных течений на Западе уменьшилось, а их общественно-политическое влияние заметно снизилось. Выступая перед Гильдией пасторской психологии в 1939 году в Лондоне, Юнг заметил, что очень многие люди утратили осмысленную связь с великими институтами Церкви и Власти. Так как Эго, ощущающее неоднозначность, испытывает дискомфорт, многих людей увлекли самые распространенные в тридцатые годы идео­логии - марксизм и фашизм. А люди, которые не приняли эти идеологии, по мнению Юнга, интериоризировали свой экзистен­циальный страх в виде невроза128.

После Второй мировой войны, когда влияние церкви и го­сударства продолжало снижаться, многие люди попали в сети

128 См.: «The Symbolic Life», The Symbolic Life, CW 18.



Глава 4


светских идеологий: материализма, гедонизма, нарциссизма; дру­гие присоединились к социальным институтам, которые могли снять психологическое напряжение, декларируя догматические истины. Один американский президент зашел так далеко, что стал утверждать, будто весь американский народ страдает душев­ной болезнью; за публичное выражение крайних сомнений в ду­шевном здоровье нации он подвергся уничижительной критике. На восемь лет его сменил голливудский актер, который, играя на чувствах американцев, провозгласил: «Америка вновь крепко си­дит в седле», а многие другие народы принадлежат к «империи зла». Снова вошла в употребление старая черно-белая система ценностей.

Люди, принадлежащие к правому идеологическому крылу, были так напуганы неоднозначностью, самоанализом и разницей культур, что стали жестко защищать свою мораль и оказывать влияние на политику своим количеством и пропагандой, опира­ющейся на популизм. За такой активностью скрывается фана­тизм и одержимость страхом. Потребность в настойчивом утвер­ждении истинности своих ценностей и принуждении своего со­седа принять их возникает лишь под влиянием демона сомнений. В период личностного и культурного кризиса резко снижаются сила духа и зрелость, необходимые для того, чтобы выдержать напряжение противоположностей, которое является лучшим те­стом на психическое здоровье. Разумеется, не религия собирает сотни и тысячи людей на ралли и трубит о своей идеологии, хотя и она тоже вносит в это немалый вклад. Бог, которого телевизи­онный проповедник назвал личным исповедником, - это не Бог, а культурный или личностный артефакт. Как мы уже знаем, та­кое «оживление» образа бога граничит либо с наивностью, либо с идолопоклонством.

Не менее наивны люди, которые думают, что они живут без богов, проповедуют светские наслаждения или с детства с презре­нием относятся к теологии. Вот что писал об этом Юнг:

«Мы думаем, что можем себя поздравить с тем, что уже дос­тигли такой вершины ясности, вообразив, что оставили дале­ко позади всех фантастических богов. Но мы оставили позади только словесные нагромождения, а вовсе не психические фак­ты, которые послужили причиной рождения богов. Мы по-прежнему так же одержимы автономным психическим со-


В поисках божественной обители



держанием, как если бы оно воплощало Олимпийских богов. Сегодня мы называем такое содержание фобией, навязчивым состоянием и т.д. - то есть невротическими симптомами. Боги превратились в болезни. Зевс больше не владыка Олимпа, а солнечное сплетение, он представляет собой интересный ма­териал для врача или поселяет расстройства в мозгах полити­ков или журналистов, которые неосознанно разносят по миру психические эпидемии»129.

Итак, вот куда они пришли - громовержец Зевс, воин Во­тан, рожденная из морской пены Афродита. Энергия, наполняв­шая когда-то эти образы, ушла в бессознательное только для того, чтобы вновь проявиться в виде неврозов и современной психопатологии. Именно поэтому Юнг утверждал, что невроз похож на отвергнутого бога, ибо люди либо пренебрегли закона­ми богов, которые однажды уже воплотились в жизни, либо во­обще вытеснили их из жизни, поэтому они появляются вновь, но уже в виде симптомов.

Если мы обладаем достаточно тонкой чувствительностью, то можем расшифровать послания нашей эпохи. За неистовым по­клонением культу мы можем ощутить страх не перед богом, а пе­ред покинутой им обителью. Мы можем увидеть тридцать пять миллионов человек, из года в год приезжающих в казино Атлан-тик-сити, которые, как пилигримы в поисках исчезнувшего Граа­ля, стремятся уловить мгновенную связь, выходящую за рамки банальности повседневной жизни. В опостылевших современных зависимостях от вещей или отношений мы можем увидеть лихо­радочную потребность в соединении с Другим. Рассказывая о та­ких воплощениях психической жизни, заявляя об их «духовно­сти», мы говорим не метафизически, а психологически. В 1955 го­ду в письме пастору Уолтеру Бернету Юнг написал: «Я говорю об Образе Бога, а не о Боге, поскольку любые речи о Боге выходят далеко за границы моего понимания»130.

Много путаницы породило используемое Юнгом выражение «Образ Бога» (или Имаго Бога). Мария-Луиза фон Франц вкрат­це объясняет суть этой проблемы:

129 «Commentary on "The Secret of the Golden Flower", Alchemical Studies, CW 13,
par. 54.

130 Letters, vol. 2, p. 260.



Глава 4


«В самой глубине психики каждого человека есть божествен­ная искра, которую Юнг называл Самостью. И тогда все тео­логи стали наступать ему на горло. И критики-теологи, и рав­вины, и пасторы говорили: "Вы сделали из религии чистую психологию". Но если в нашей психике существует образ бога в качестве активного центра, нам следует почитать психику как самую высочайшую сущность»131.

Такая же путаница наблюдается при использовании слова «Самость» (с заглавной буквы С), обозначающего архетип смыс­лового и регулирующего центра психики. Немецкое слово Das Selbst имеет гораздо более широкий смысл по сравнению с близ­кими по значению английскими понятиями self и ego132. Его об­ласть - тело, разум и дух, а его telos (сущность) - самое полное представление об организме. Как двести лет тому назад отметил Иммануил Кант, мы так никогда и не познаем абсолютную реаль­ность, никогда не проникнем в «вещь в себе», поэтому мы можем воспринимать мир лишь через структуру своей психики. Таким образом, мы можем познать богов как психические явления, ибо психические явления, то есть интериоризированные ощущения -это все, что мы можем когда-либо узнать. Вовсе не принижая идею божественности и не возвышая человечность, мы просто получа­ем общее признание границ человеческого познания. Кроме того, с одной стороны, мы получаем подтверждение, а с другой - абсо­лютную реальность внутреннего мира другого человека. В своем письме к Генриху Больце Юнг подчеркивал психоидный характер реальности:

«Бог: внутреннее переживание, невыразимое в словах, но ос­тавляющее сильное впечатление. Психическое ощущение име­ет два источника - внешний мир и бессознательное. Любое не­посредственное ощущение является психическим. Существует ощущение, обусловленное физически (внешним миром), и внутреннее ощущение (духовное переживание). И то, и дру­гое ощущение достоверно. Бог - это не статистическая исти-

131 Alchemical Active Imagination, p. 53.

132 В английском издании Собрания сочинений Юнга самость как архетип пи­
шется не с заглавной, а со строчной буквы; однако более радикальные последова­
тели юнгианской школы в настоящее время употребляют понятие Самость, чтобы
отличить его от клинических понятий эго-самость. - Прим. автора.


В поисках божественной обители



на, следовательно, доказывать существование Бога не менее глупо, чем Его опровергать...

Люди говорят о вере, когда они потеряли нить познания. Вера и неверие в Бога, по сути своей, суррогаты. Наивный ди­карь не верит - он знает, ибо его внутреннее ощущение зна­чит для него не меньше, чем внешнее. Он по-прежнему не имеет никакого понятия о теологии и не позволит одурманить себя разными софистскими теориями»133.

Сделаем небольшую паузу, чтобы увидеть резкое отличие между смирением Юнга перед непознаваемым, его почтением к абсолютной отдельности Другого и его духовной силой - и «определенностью» солипсических «затворов» Торы, выкован­ных из проповедей Экклезиаста. Возможно, важной предпосыл­кой религиозной жизни должно быть признание первичности внутреннего мира - арены, на которой активизируется и живет Имаго Бога. Если внутри нет ощущения присутствия богов, их образы волей-неволей проецируются вовне. Юнг писал, что та­кие образы

«обладают высокой степенью автономии, которая не исчезает с изменением формы выражения образов... Наше сознание лишь воображает, что потеряло своих богов; в действительно­сти они все еще там, и требуется лишь одно главное условие, чтобы они вернулись обратно, обладая полной силой»134.

Когда такой психический материал подавляется или усколь­зает обратно в бессознательное, эти образы, наполнившись энер­гией, внезапно проявляются в тех или иных событиях, а также в проекциях на харизматических лидеров и социальные институты. В 1936 году в эссе «Вотан» Юнг показал, как односторонний ра­ционализм и власть технократии, отделившись от инстинктивных корней немецкого духа, прорвались в коллективном заболевании фашизмом135.

Если вспомнить об упоминавшейся ранее женщине, которой приснилось, что она выносила в своем чреве Христа136, мы призна-

133 Letters, vol. 2., p. 4.

134 Там же, р. 593.

135 Civilization in Transition, CW 10.

136 См. выше.



Глава 4


ем, что такая психическая реальность присутствует везде и всюду, но выявляется с большим трудом. Люди, склонные держаться за уникальность собственных метафор, пороча при этом метафоры своих ближних, фактически отделяют свою теологию от мистичес­кого источника породившего их таинства. В 1952 году в письме Дороти Хох Юнг указывает на это обстоятельство, считая его очень важным:

«Отстаивание уникальности христианства, которое отверга­ет даже свои мифологические истоки, определяемые истори­ей, [лишает] Евангелие... реальности. Тогда устраняются все возможные точки соприкосновения с человеческим познани­ем и вера становится совершенно невероятной и неприемле­мой... и церкви... опустошаются... Это очень удобно, посколь­ку в таком случае священника ничуть не смущает, понимает или нет паства Евангелие; он может совершать службу так, как раньше. Образованные люди... должны иметь более твер­дое убеждение относительно Евангелия, если в нем всегда в той или иной мере указывается на присутствие мифа. Более того, в архетипической форме он действительно существует в каждом человеке. Тогда люди должны понять, каким обра­зом их действительно затрагивает Евангелие и о чем оно го­ворит, несмотря на постоянные искусственные ширмы, ко­торые расставляют теологи. Без этой связи легенда об Иису­се остается просто захватывающей историей, которая воспринимается чуть глубже сказки и, по существу, стано­вится развлечением»137.

Религиозная традиция, отделенная от своих архетипических корней, от своей мифологической основы, остается совокупнос­тью догматов и ритуалов, лишенных глубины. Такая религия подвергается большому риску, ибо ей не хватает энергии, чтобы расшевелить душу. Возможно, вместо того чтобы взять за осно­ву уникальность религии, лучше было бы обосновать те особые пути, которые ведут к мифологическим истокам, общим для раз­ных религий. Право, на свой собственный миф или метафору, данное каждому человеку, - это лучшее средство от слепой при­верженности.

137 Letters, vol. 2., p. 75.


В поисках божественной обители