Снова вопрос о жилище Мечты Пенкрофа Экскурсия к северу от озера – Северная оконечность плато – Змеи. Конец озера – Топ взволнован – Топ в воде – Подводный бой – Дюгонь. 3 страница
– Норки! – закричал Харберт.
– Совершенно верно, – подтвердил журналист.
– Но живет ли в них кто-нибудь?
– В этом весь вопрос.
Этот вопрос не замедлил выясниться Тысячи маленьких зверьков, похожих на кроликов, врассыпную бросились во все стороны Они мчались с такой быстротой, что даже Топу не удалось обогнать их. Охотники с собакой тщетно преследовали этих зверьков-грызунов, легко от них ускользавших. Но журналист твердо решил унести с собой с полянки, по крайней мере, полдюжины зверьков. Прежде всего он хотел пополнить ими запас провизии; в дальнейшем маленьких четвероногих можно будет и приручить. Несколько силков, поставленных у норок, должны были обеспечить журналисту успех. Но у него не было под рукой силков, и их не из чего было сделать. Приходилось вооружиться терпением и разрывать палкой каждую нору. После целого часа работы удалось поймать четырех грызунов. Это были так называемые американские кролики, очень похожие на своих европейских братьев.
Добыча была доставлена в Гранитный Дворец и пополнила меню ужина. Обитателями крольчатника не следовало пренебрегать, тем более что они оказались очень вкусными и могли явиться неистощимым ценным подспорьем для питания колонистов.
31 мая перегородки были готовы. Оставалось только меблировать комнаты, и это должно было занять обитателей дворца в бесконечные зимние дни. В первой комнате, отведенной под кухню, поставили печь. Над трубой для выхода дыма нашим новоявленным печникам пришлось порядочно потрудиться. Сайрес Смит решил, что проще всего построить ее из глины. Не имея возможности дать дыму выход через потолок, колонисты пробили дыру в граните над самым окном кухни. К этой дыре и подвели косо протянутую трубу, как делают с трубами переносных печек. При сильном восточном ветре, дующем прямо на фасад дворца, печь, несомненно, должна была дымить, но восточный ветер дует не так часто, к тому же повар колонии Наб не обращал внимания на такие мелочи.
Закончив внутреннюю отделку, инженер решил заделать отверстие старого водостока, чтобы совершенно закрыть доступ в пещеру с этой стороны. К отверстию подкатили большие глыбы камня и плотно скрепили их цементом. Сайрес Смит решил пока не затоплять вход водой озера, подняв ее уровень посредством плотины. Он просто скрыл его травой и кустарником, посаженным в щели между камнями. С наступлением весны эта зелень должна была пышно разрастись.
Тем не менее инженер использовал водосток, чтобы отвести к новому жилищу небольшой ручеек. Маленькое отверстие, пробитое ниже уровня озера, дало колонистам неиссякаемый источник чистой питьевой воды, приносивший от двадцати пяти до тридцати галлонов влаги в сутки. Жильцы Гранитного Дворца никогда не должны были испытывать недостатка в воде.
Наконец все было кончено – и как раз вовремя: наступала ненастная пора. В ожидании, пока инженер приготовит стекло, окна в передней стене снабдили толстыми ставнями. Гедеон Спилет красиво расположил на выступах скалы всевозможные растения и длинные стебли травы. Отверстия окон были окаймлены живописной зеленой рамкой.
Обитатели Гранитного Дворца могли только восхищаться своим крепким, здоровым, неприступным жилищем. Из окон открывался безграничный горизонт, который на севере замыкался мысом Челюстей, а на юге – мысом Когтя. Вся бухта Союза расстилалась перед взорами колонистов во всем великолепии.
Да, достойные труженики имели полное право гордиться. Пенкроф бурно восторгался своей, как он юмористически называл ее, «квартирой на шестом этаже, под самым чердаком».
ГЛАВА 20
Дождливое время. – Вопрос об одежде. – Охота на тюленей. – Изготовление свечей. – Внутренняя отделка Гранитного Дворца. – Два мостика. – Возвращение с устричной отмели. – Что нашел Харберт у себя в кармане.
Зима вступила в свои права в июне, который соответствует европейскому декабрю. С первых же дней этого месяца начались непрерывные дожди и бури. Обитатели Гранитного Дворца по достоинству оценили свое жилище, защищенное от ненастья. Трубы явились бы недостаточным убежищем в зимнее время, и они опасались, что громадные воды прилива, гонимые ветром, каждую минуту могли ворваться в них. Инженер, предвидя такую возможность, принял на этот счет некоторые меры предосторожности, чтобы защитить кузницу и обжигательные печи. В течение всего июня производились работы, которые не мешали охоте и рыболовству, так что запасы провизии значительно пополнились. Пенкроф намеревался в первую свободную минуту устроить западни, от которых он ожидал большой пользы. Он сделал из волокон несколько силков, и не проходило дня, чтобы в них не попадалось определенное количество кроликов. Наб целый день коптил и солил их мясо, обеспечивая колонистов превосходными консервами.
Вопрос об одежде подвергся серьезному обсуждению. У колонистов не было другого платья, кроме того, в котором шар выбросил их на остров. Это было крепкое и прочное платье, и наши островитяне обращались с ним очень бережно, но все же одежда и белье требовали замены. К тому же в случае суровой зимы колонистам пришлось бы изрядно померзнуть.
Сайрес Смит, при всей своей изобретательности, упустил это из виду. Ему приходилось уделять внимание самым насущным нуждам: постройке дома, обеспечению пищей, а холода грозили наступить раньше, чем будет разрешен вопрос об одежде. Приходилось смириться и как-нибудь перезимовать, не слишком ропща на холод. С наступлением весны начнется охота на муфлонов, которых колонисты видели во время экспедиции на гору Франклина, а когда будет собрана их шерсть, инженер уж сумеет приготовить прочную теплую материю. Каким образом? Об этом придется подумать.
– Ну что же, будем отогреваться в Гранитном Дворце, – сказал Пенкроф. – Топлива у нас много, и беречь его не к чему. – На острове Линкольна, судя по его широте, зима, вероятно, не слишком сурова, – заметил Гедеон Спилет. – Вы, кажется, говорили, Сайрес, что в Европе на тридцать пятой параллели лежит Испания?
– Совершенно верно, – ответил инженер. – Но в Испании зимой иногда очень холодно. Там бывает и снег и лед, и остров Линкольна, быть может, подвергнется столь же суровым испытаниям. Впрочем, это все-таки остров, и я надеюсь, что климат на нем более умеренный.
– А почему, мистер Сайрес? – спросил Харберт.
– Видишь ли, мой мальчик, – ответил инженер, – море можно сравнить с огромным резервуаром, в котором накапливается летом тепло. Зимой оно возвращает тепло обратно, и поэтому в районах, прилегающих к океану, летняя температура ниже, а зимняя выше, чем в глубине материка.
– Увидим, – сказал Пенкроф. – Не мучайте меня холодами, которые могут быть или не быть. Несомненно одно – дни стали короче, а вечера длинней. Не пора ли обсудить вопрос об освещении?
– Это очень просто, – ответил инженер. Что, обсудить просто?
– Нет, разрешить.
– А когда мы начнем?
– Завтра. Мы устроим охоту на тюленей.
– Чтобы сделать сальные свечи?
– Что вы, Пенкроф, – стеариновые!
И действительно, таков был план инженера, план вполне осуществимый, раз у него была известь и серная кислота, а тюлени могли снабдить его жиром, необходимым для выделки свечей.
На следующий день, 5 июня, несмотря на довольно скверную погоду, колонисты отправились на островок. Как и в прошлый раз, пришлось ждать отлива, чтобы перебраться через пролив; поэтому было решено построить хоть какой-нибудь ялик, который облегчил бы сообщение с островом и дал возможность подняться по реке Благодарности во время большой экскурсии на юго-запад острова, которую отложили до первых погожих дней.
Тюленей было много, и охотникам легко удалось убить рогатинами с полдюжины их. Наб и Пенкроф освежевали зверей и принесли в Гранитный Дворец жир и шкуры. Из последних предполагалось сделать крепкие сапоги.
Охота доставила им почти триста фунтов жира. который должен был пойти на отливку свечей.
Процесс их изготовления оказался весьма прост и дал не совсем совершенные, но вполне годные к употреблению изделия. Будь у Сайреса Смита только одна серная кислота, он мог бы отделить от кислоты глицерин, нагревая ее в смеси с естественным жиром, в данном случае – тюленьим. Из нового состава было бы уже легко выделить при помощи кипятка олеин, маргарин и стеарин. Но инженер предпочел ради упрощения дела обмылить жир посредством известки. В результате он получил известковое мыло, легко разлагающееся под действием серной кислоты; кислота осадила известь в виде сернокислой соли и освободила жирные кислоты.
Первая из этих кислот – жидкая олеиновая кислота – была удалена сильным давлением; остальные – маргариновая и стеариновая – как раз и были нужны для отливки свечей.
Эта последняя операция продолжалась меньше суток. После нескольких проб фитили решили сделать из растительных волокон. Их обмакнули в жидкую массу, и колонисты получили настоящие стеариновые свечи ручной выработки, которым не хватало только гладкости и белизны. Фитили не были пропитаны борной кислотой, и поэтому свечи не остеклялись по мере горения и сгорали не полностью, но Сайрес Смит изготовил пару превосходных щипцов для нагара, и в долгие зимние вечера свечи сослужили колонистам хорошую службу. Весь месяц внутри нового жилища было много работы. Столярам пришлось-таки потрудиться. Набор инструментов, пока еще достаточно первобытных, был усовершенствован и пополнен.
В частности, удалось изготовить ножницы, и колонисты получили наконец возможность постричься и если не обрить, то хоть укоротить свои бороды. Харберт был еще совсем безбородый, у Наба же бородка была куцая, но зато их товарищи основательно заросли, и ножницы пришлись очень кстати.
Изготовление ручной пилы типа так называемых ножовок потребовало бесконечных трудов, но в конце концов получился инструмент, которым – правда, с большими усилиями можно было резать дерево поперек волокна В Гранитном Дворце появились столы, шкафы, украшавшие главные комнаты пещеры, а также кровати в виде рам, покрытых матрацами из водорослей. Кухня с полками, уставленными посудой, с духовой печью и большим куском пемзы для мытья имела очень уютный вид. Наб священнодействовал в ней, точно химик в своей лаборатории.
Но столяры скоро превратились в плотников. Дело в том, что с появлением нового водостока пришлось построить мостки и на плато и на берегу озера. Плато и берег были теперь перерезаны потоком, который приходилось переходить, чтобы попасть в северную часть острова Минуя поток, колонисты должны были делать большой крюк и подниматься к западу до самых истоков Красного ручья Проще было устроить на плато и на берегу мостки длиною в двадцать – двадцать пять футов. Для этого понадобилось лишь несколько деревьев, очищенных топором. Работа заняла два-три дня Установив мостки, Наб и Пенкроф воспользовались ими и посетили устричную отмель, которую обнаружили раньше около дюн. Они захватили с собой вместо неудобных салазок грубо сколоченную тачку и привезли несколько тысяч устриц, которые быстро обжились среди скал в естественных садках возле устья реки Благодарности. Эти моллюски были превосходны на вкус, и колонисты ели их почти ежедневно.
Как видим, остров Линкольна, исследованный пока лишь в незначительной своей части, мог удовлетворить почти все потребности его обитателей. Обыскав более отдаленные уголки лесной области, тянувшейся от реки до мыса Пресмыкающегося, колонисты рассчитывали обнаружить еще новые сокровища Однако островитяне все же испытывали недостаток в одном важном продукте. У них было немало азотистой и растительной пищи; волокнистые корни драцены, подвергнутые брожению, доставляли им кисловатый напиток вроде пива, с успехом заменявший воду; и даже сахар они сумели добыть, не имея ни тростника, ни свеклы, из сока сахарного клена, в изобилии попадавшегося на острове Монарды, собранные в крольчатнике, дали вкусный чай; соли, этого единственного минерального продукта, необходимого для питания человека, тоже имелось сколько угодно, но хлеба… хлеба не было. Быть может, впоследствии колонисты смогут заменить его каким-нибудь суррогатом – саговой мукой или крахмалом хлебного дерева. Эти драгоценные деревья, возможно, встречались в лесах южной части острова. Однако до сих пор их не удалось найти.
Тут сама судьба пришла на помощь колонистам. Правда, эта помощь была ничтожна, но Сайрес Смит при всем своем остроумии и изобретательности не мог бы создать то, что Харберт случайно нашел однажды, починяя свою куртку.
В этот день шел проливной дождь. Колонисты собрались в большом зале Гранитного Дворца. Внезапно Харберт воскликнул:
– Посмотрите-ка, мистер Сайрес: хлебное зерно! – И он показал своим товарищам зернышко, единственное зернышко, которое сквозь дырку в кармане куртки упало за подкладку.
В Ричмонде Харберт имел привычку кормить голубей, которых подарил ему Пенкроф. Вот почему в кармане у него сохранилось зернышко.
– Хлебное зерно? – с живостью переспросил инженер.
– Да, мистер Сайрес. Но одно, всего одно.
– Экая важность! – воскликнул Пенкроф. – Что мы можем сделать из одного хлебного зерна?
– Хлеб, – ответил Сайрес Смит.
– Ну да, хлеб, торты, пирожные! – подхватил Пенкроф. – Хлебом из этого зерна не подавишься.
Харберт не придал особого значения своей находке и хотел было выбросить зерно, но Сайрес Смит взял его и, убедившись, что оно в хорошем состоянии, сказал, пристально смотря на Пенкрофа:
– Знаете ли вы, сколько колосьев может дать одно зерно хлеба?
– Один, разумеется, – удивленно ответил Пенкроф.
– Нет, Пенкроф, несколько. А сколько в каждом колосе зерен?
– Право, не знаю.
– В среднем, восемьдесят. Значит, если мы посеем это зерно, то можем получить при первом урожае восемьсот зерен, при втором – шестьдесят четыре тысячи, при третьем – пятьсот двенадцать миллионов и при четвертом – более четырех миллиардов зерен. Вот какова пропорция.
Товарищи инженера слушали его, не произнося ни слова. Эти цифры повергли их в изумление.
– Да, друзья мои, – продолжал инженер, – такова геометрическая прогрессия плодородия природы. Но что значит размножение, хлебного зерна, колос которого приносит всего восемьсот зерен, в сравнении с семечком мака, приносящим тридцать две тысячи семян, или табачным семечком, превращающимся в триста шестьдесят тысяч зерен! Если бы ничто не уничтожало этих растений и не препятствовало их размножению, они бы в несколько лет заполнили всю Землю.
Но инженер еще не закончил свой допрос.
– Знаете ли вы, Пенкроф, – спросил он, – сколько четвериков составляют эти четыреста миллиардов зерен?
– Нет, не знаю, – отвечал моряк. Но зато я знаю, что я осел.
– Больше трех миллионов четвериков, считая по сто тридцать тысяч зерен на четверик.
– Три миллиона! – вскричал Пенкроф.
– Три миллиона.
– В четыре года?
– В четыре, а может быть, и в два, если, как я надеюсь, нам удастся в этих широтах собрать по два урожая в год.
На это Пенкроф мог ответить только громким «ура».
– Вот видишь, Харберт, – продолжал инженер, – твоя находка имеет для нас очень важное значение. Все, решительно все, друзья мои, может быть нам полезно в теперешних условиях. Прошу вас, не забывайте этого.
– Нет, не забудем, мистер Сайрес, – ответил Пенкроф. – Если я где-нибудь найду табачное семечко, которое принесет триста шестьдесят тысяч семян, то будьте спокойны, я уж его не выброшу… И знаете, что нам остается делать?
– Посеять это зерно, – сказал Харберт.
– Да, и; притом с величайшей осторожностью, – добавил Гедеон Спилет – Ведь от него зависит все наше будущее – А вдруг оно не вырастет? воскликнул Пенкроф.
Вырастет! – сказал Сайрес Смит Было 20 июня, то есть самое подходящее время для посева единственного драгоценного зернышка Сначала его хотели посадить в горшок, но, подумав, реши то положиться на природу и доверить его земле Это было сделано в тот же день Понятно, что были приняты все меры, чтобы посев был удачен.
Погода слегка прояснилась, и колонисты поднялись на крышу Гранитного Дворца Они выбрали на плато местечко, укрытое от ветра и доступное лучам солнца, расчистили его, тщательно выпололи и даже разрыли почву, чтобы удалить насекомых и червей Затем насыпали слой земли с небольшой примесью извести, окружили «поле» изгородью и наконец опустили в землю драгоценное зернышко.
Можно было подумать, что колонисты закладывают первый камень нового здания Пенкрофу вспомнился день, когда он с такими предосторожностями зажигал свою единственную спичку. Но сейчас дело было важнее Ведь островитянам тем или иным способом все равно удалось бы добыть огонь, но никакие человеческие силы не могли бы создать снова это хлебное зерно, если бы оно. на беду, погибло.
ГЛАВА 21
Несколько градусов ниже нуля – Исследование болот на юго-востоке – Шакаловые лисицы – Вид моря – Беседа о будущем Тихого океана. – Непрестанная, работа инфузории. – Что станется с нашей планетой – Охота Болото Казарок.
С этой минуты Пенкроф каждый день аккуратно посещал свое «хлебное поле». Горе насекомым, отважившимся туда залететь! Они не могли рассчитывать на пощаду.
В конце июня, после беспрерывных дождей, наступила холодная погода, 29-го числа термометр Фаренгейта показал бы не больше 20 градусов выше нуля (6,67 градуса мороза по Цельсию). На следующий день, 30 июня – в Северном полушарии 31 декабря, – была пятница. Наб заметил, что год кончается этим днем.
– Новый год начинается хорошо, а это, разумеется, приятнее, – возразил Пенкроф.
Во всяком случае, год начался с сильного мороза. В устье реки Благодарности скопились большие льдины, а озеро быстро замерзло целиком.
Несколько раз приходилось возобновлять запас топлива. Не ожидая, пока река станет, Пенкроф пригнал к месту назначения несколько огромных плотов с дровами. Течение действовало неутомимо и сплавляло бревна до тех пор, пока река совершенно не застыла. К обильным запасам древесного топлива прибавили несколько тачек каменного угля, за которым пришлось ходить к подножию горы Франклина. Жаркий каменный уголь имел особенный успех из-за низкой температуры, которая 4 июля упала до 8 градусов по Фаренгейту (13 градусов мороза по Цельсию). В столовой поставили вторую печь и устроили там общую рабочую комнату.
В эти холодные дни Сайрес Смит не раз хвалил себя за то, что отвел к Гранитному Дворцу воду из озера Гранта. Вытекая из-подо льда и проходя по старому водостоку, она не замерзала и скапливалась во внутреннем резервуаре, который прорыли за складом. Избыток воды просачивался через колодец в море.
Все это время стояла очень сухая погода, и колонисты решили, одевшись как можно теплее, посвятить целый день исследованию юго-восточной части острова, между рекой Благодарности и мысом Когтя. В этом обширном болотистом районе можно было рассчитывать хорошо поохотиться на водяных птиц.
До болот предстояло пройти восемь-девять миль и столько же обратно, так что экспедиция должна была занять весь день. В обследовании этой неизвестной части острова принимала участие вся колония. 5 июля в шесть часов утра, едва только забрезжила заря, Сайрес Смит, Харберт, Гедеон Спилет, Пенкроф и Наб, вооружившись рогатинами, силками, луками и стрелами и захватив достаточный запас провизии, вышли из Гранитного Дворца Топ весело прыгал во главе отряда.
Исследователи решили избрать кратчайший путь, то есть перейти реку по льдинам – А все-таки основательный мост был бы лучше, – справедливо заметил журналист.
Постройка «основательного моста» была тут же включена в план будущих работ.
Колонисты впервые вступали на правый берег реки Благодарности и отваживались войти в прекрасный хвойный лес, теперь покрытый снегом.
Не успели они пройти и полмили, как из густой заросли выскочило целое семейство четвероногих и бросилось бежать, потревоженное лаем Топа – Это как будто лисицы! – закричал Харберт, смотря вслед убегающим животным Это действительно были лисицы, но очень крупные. Они заливались резким лаем, который удивил даже Топа Он остановился и дал быстроногим лисицам возможность скрыться Собака имела право удивляться, раз она не знала естественной истории Но именно лай красно-серых лисиц с белой кисточкой на черном хвосте выдал их происхождение Харберт, не колеблясь, причислил их к породе кильпе. Эти животные водятся в Чили, на Фолклендских островах и в областях Америки, лежащих между тридцатой и сороковой параллелями Харберт очень сожалел, что Топу не удалось поймать ни одного хищника.
– А что, их едят? – спросил Пенкроф, который рассматривал всех животных на острове только с этой особой точки зрения.
– Нет, – ответил Харберт Между прочим, зоологи до сих пор не могут определить, какой у этих лисиц зрачок: дневной или ночной, и не следует ли их отнести к роду собак.
Сайрес Смит невольно улыбнулся, услышав ответ юноши, обличавший в нем серьезный ум. Что же касается моряка, то раз лисиц нельзя было отнести к роду «съедобных», они его больше не интересовали.
– Однако, – заметил моряк, – когда в Гранитном Дворце будет устроен птичий двор, придется принять некоторые меры на случай посещения этих грабителей.
Никто не стал ему возражать.
Обогнув мыс Крушения, колонисты очутились на широком берегу, который омывали морские волны. Небо, как всегда при продолжительных холодах, было совершенно ясно. Сайрес Смит и его товарищи, разгоряченные ходьбой, почти не чувствовали мороза. К тому же стоял полный штиль, при котором низкая температура переносится значительно легче. Огромный диск яркого, но не греющего солнца поднимался над горизонтом. Голубой спокойный океан тянулся необозримой пеленой, напоминая средиземноморский залив под ясным небом. Мыс Когтя, изогнутый словно ятаган, отчетливо был виден в четырех милях к юго-востоку. Слева линия болот резко прерывалась маленьким мысом, который ярко сверкал под лучами солнца. В этой части бухты Союза, которую ничто, даже песчаная отмель, не защищало от морских волн, корабль, гонимый восточным ветром, действительно не мог бы найти убежище.
Ни одна подводная скала не возмущала спокойной поверхности океана, никакая примесь не нарушала ровной окраски вод, у берегов не было ни одного рифа. Все это указывало, что побережье очень круто и океан в этом месте очень глубок. Позади, в четырех милях к западу, виднелись первые заросли леса Дальнего Запада -Можно было подумать, что находишься на каком-нибудь пустынном антарктическом острове, покрытом льдами. Колонисты остановились для завтрака. Наб развел костер из водорослей и хвороста и приготовил холодный завтрак, который колонисты запили чаем.
Завтракая, они осматривали окружающий вид. Эта местность была, действительно, бесплодна и резко отличалась от западной части острова. Журналист заметил, что если бы случай сразу забросил потерпевших крушение на это побережье, их мнение об острове было бы очень печально.
– Думаю, что нам бы даже не удалось добраться до берега, сказал инженер. – Море здесь очень глубоко, и в нем нет ни одной скалы. Перед Гранитным Дворцом есть, по крайней мере, отмели и островок, что увеличивало шансы на спасение. Здесь же – бездонная глубина.
– Довольно странно, – заметил Гедеон Спилет, что на этом маленьком острове такая разнообразная почва. Подобная неоднородность характерна скорее для обширных материков. Можно подумать, что плодородная западная часть острова Линкольна омывается теплыми водами Мексиканского залива, а северные и юго-восточные его берега лежат где-нибудь в Полярном море.
Вы правы, дорогой Спилет, – согласился инженер, – мне эта мысль тоже приходила в голову. И очертания и природа этого острова кажутся мне необычайными. В нем как бы сплетаются все характерные особенности материка. Быть может, он составлял прежде часть материка.
– Что? Материк посреди Великого океана? – воскликнул Пенкроф.
– А почему бы и нет? – ответил инженер. – Разве нельзя допустить, что Австралия, Новая Зеландия – весь тот комплекс, который английские географы называют Австралазией – вместе с островами Великого океана составляли когда-то шестую часть света, столь же значительную, как Европа, Азия, Африка и обе Америки? Я отнюдь не считаю невероятным предположение, что все эти острова, возникшие из обширного океана, суть высшие точки материка, существовавшего в доисторическую эпоху, но теперь поглощенного водой.
– Так же, как и Атлантида, – подхватил Харберт.
– Да, мой мальчик, если только она действительно существовала.
Значит, остров Линкольна – часть этого материка? – спросил Пенкроф.
– Вероятно, – ответил Сайрес Смит. – Если это так, то легко объяснить неоднородность его почвы.
– И изобилие живущих на нем животных, – добавил Харберт.
– Совершенно верно, и это лишний довод в пользу моего предположения, – продолжал инженер. Судя по тому, что мы видели, животный мир острова очень богат и, что более удивительно, крайне разнообразен. По-моему, это объясняется тем, что остров Линкольна когда-то составлял часть обширного континента, который мало-помалу погрузился в океан.
– Так, значит, остаток этого континента тоже может в один прекрасный день исчезнуть, и между Америкой и Азией будет пустое место? спросил Пенкроф, который казался не совсем убежденным.
– Нет, – возразил ему инженер. – На этом месте возникнут новые континенты, которые строят миллиарды миллиардов микроскопических животных.
– Что это за каменщики? – спросил Пенкроф.
– Это коралловые инфузории, ответил Сайрес Смит. – Их неутомимой работе обязаны своим происхождением остров Clermont Tonnerre и другие коралловые острова, которых так много в Великом океане. Сорок семь миллионов этих животных весят всего один гран, но, поглощая морскую соль
и другие твердые его поняли. которого состоят колоссальные подводные постройки, такие же крепкие, как гранит. Некогда, в начале существования нашей планеты, природа создавала материки с помощью огня. Теперь микроскопические животные заменили огонь, деятельность которого, по-видимому, ослабла: ведь многие вулканы на Земле теперь потухли. Я вполне допускаю, что с течением веков Тихий океан может превратиться в огромный материк, где будут жить новые поколения людей.
– Все это прекрасно, – воскликнул Пенкроф, который слушал с великим интересом, – но скажите мне, пожалуйста, мистер Сайрес: остров Линкольна тоже построили ваши инфузории?
– Нет, он чисто вулканического происхождения, – ответил инженер.
– Так, значит, когда-нибудь он исчезнет?
– Вероятно.
– Надеюсь, что нас тогда уже здесь не будет?
– Нет, не будет, Пенкроф, не беспокойтесь. У нас нет ни малейшего желания здесь умирать, и в конце концов мы отсюда выберемся.
– Но пока что, – сказал Гедеон Спилет, – будем устраиваться основательно. Ничего не следует делать наполовину.
На этом разговор прекратился. Завтрак был окончен. Экскурсия возобновилась, и колонисты достигли рубежа, за которым начинался район болот.
Это была сплошная топь, тянувшаяся до закругленного западного побережья острова примерно на двадцать квадратных миль. Почва ее состояла из глинистого ила, перемешанного с многочисленными растительными остатками. Ряска, тростник, камыш и осока, а кое-где и трава, густая, как плющ, покрывали трясину; местами поблескивали под лучами солнца замерзшие лужи. Они не могли образоваться ни от дождя, ни от внезапного разлива реки. Из этого следовало, что болота питаются просачивающимися подпочвенными водами. Так оно и было на самом деле. Можно даже было опасаться, что во время летней жары воздух в этих местах наполняется миазмами, вызывающими болотную лихорадку.
Над водорослями и стоячей водой летали всевозможные птицы. Любитель болотной дичи и охотник-профессионал не потратили бы в этих местах даром ни одного выстрела. Дикие утки, шилохвосты, чирки, болотные кулики водились там стаями и, не отличаясь особой пугливостью, близко подпускали к себе людей. Эти птицы держались так тесно, что одним зарядом дробовика можно было бы уложить несколько дюжин. Однако пришлось ограничиться избиением их стрелами. Результат получился хуже, но бесшумные стрелы, по крайней мере, не распугивали пернатых, которых первый же выстрел разогнал бы во все концы болота. Охотники удовольствовались на этот раз дюжиной уток, белых с коричневым пояском и зеленой головкой; крылья у них были черно-рыжие с белым, а клюв плоский. Харберт узнал в них казарок. Топ искусно помогал в ловле пернатых, названием которых окрестили болотистую часть острова. Таким образом, колонисты получили обильный запас болотной дичи В будущем предстояло лишь умело его использовать Можно было надеяться, что многие виды птиц удастся если не приручить, то хотя бы развести возле озера, что значительно приблизило бы их к потребителям.
Часов около пяти Сайрес и его товарищи двинулись в обратный путь и, миновав болото Казарок, перешли через реку Благодарности по ледяному мосту В восемь часов вечера они были уже дома.
ГЛАВА 22
Западни – Лисицы Пеккари – Ветер меняется на севера западный – Снежная буря – Плетение корзин – Самые сильные морозы за зиму Кристаллизация сахара из кленового сока Таинственный колодец – План разведок. – Дробинка.
Сильные холода простояли до 15 августа. Температура, однако, не падала ниже 15 градусов. При тихой по годе мороз не давал себя чувствовать, но, когда поднимался ветер, легко одетым колонистам приходилось очень туго Пенкроф даже сожалел, что на острове не оказалось каких-нибудь медведей вместо тюленей и лисиц, шкурки которых не вполне его удовлетворяли.