Земная жизнь не есть ли одно испытание? Размышления о романе А.С. Пушкина «Капитанская дочка».

Огородникова Наталья Николаевна,

учитель русского языка и литературы

МБОУ СОШ с УИОП № 48 города Кирова.

 

«Земная жизнь не есть ли одно испытание? Это непрерывный ряд испытаний, экзаменов нашей любви к Богу и к человеку, нашей веры, нашей чистоты, нашей правды», – пишет Игумен Иоанн.

Выдержим ли мы эти экзамены? Что за испытания ждут нас на жизненном пути? Где найти силы, чтобы достойно снести все? На многие подобные вопросы найдем мы ответы, внимательно и бережно перечитав «Капитанскую дочку» Пушкина в свете Православия.

Мудрым был отец Гринева. Видимо, знал он, что «дети, выросшие в тепле, неге и сытости, вырастают духовно пустыми. Наоборот, прошедшие через болезни, нищету – вырастают духом»[1] А ведь записан был Петруша еще до рождения в Семеновский полк сержантом. Но мудрый отец настоял на своем:

—Записан! А мне какое дело, что он записан? Петруша в Петербург не поедет. Чему научится он служа в Петербурге? мотать да повесничать? Нет, пускай послужит он в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон.

Может быть, он не любил своего сына, если такую незавидную участь уготовил ему? Конечно, любил, поэтому и отправил в далекий Симбирск, так как «правильная любовь к ближнему заключается в исполнении евангельских заповедей, а отнюдь не в исполнении прихотей ближнего». (Свт. Игнатий Брянчанинов). Прекрасно знал он мысли своего сына, предугадал их и, как мудрый родитель, позаботился прежде всего о спасении души своего чада: направил он своего сына по трудной, но верной дороге, чтобы «стереть гордыню его чувств и разума, чтобы произошло крушение всех тщетных вер, всех суетных надежд и ложных идеалов»[2].

А каковы же были «блестящие надежды» Петруши?

Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого… Итак, все мои блестящие надежды рушились! Вместо веселой петербургской жизни ожидала меня скука в стороне глухой и отдаленной. Служба, о которой за минуту думал я с таким восторгом, показалась мне тяжким несчастием.

Так начался путь главного героя. Путь познания жизни, мудрости, Бога. Путь, наполненный страшными испытаниями на верность, преданность, способность любить и прощать, жертвовать собой во имя близких. Путь, закаливший характер, путь настоящего христианина.

Давайте сделаем паузу и почитаем книгу Н.Е. Пестова «Современная практика православного благочестия»

«После грехопадения жизнь человеческая заполнилась трудом, болезнями и страданиями. И поэтому добродетель терпения является совершенно необходимой христианину (понимая под совершенным терпением благодушное перенесение скорбей и страданий).

Есть много причин, по которым посылаются нам скорби и страдания. При этом нельзя думать, что посылаемые страдания, несчастья и беды могут идти от людей: все кресты идут от Господа Бога, как беспредельно милостивого, так и беспредельно премудрого.

Одной из основных причин посылаемых нам страданий является наша греховность. В этом случае страдания посылаются нам как средство, противодействующее тому вреду, который приносится душе нашей грехом и наличием в ней страстей и пристрастий»[3].

«Посылает Господь испытания различным образом, чтобы выявить «в каждом его слабые, болезненные стороны сердца»[4], чтобы каждый научился исправлять себя.

Мечтал Гринев о веселой петербургской жизни, и вот оно, первое испытание - встреча с Зуриным, который рассказывает армейские анекдоты, от которых он «со смеху чуть не валялся», подливает пуншу, повторяя, что на службе без этого никак, учит играть в биллиард. Как легко поддался Петруша на ласково-льстивые лживые слова (Зурин громко ободрял меня, дивился моим быстрым успехам), и потянулась цепочка грехов: игра на деньги, пьянство, проигрыш, ужин у Аринушки, грубость по отношению к Савельичу («Молчи, хрыч!») Настал час расплаты. Сработал духовный закон: «Помни, что за всяким наслаждением следует омерзение и горечь» (Исаак Сирин).

Гринев так описывает свое состояние после «беспутно» проведенного дня: «Мне было стыдно… С неспокойной совестию и с безмолвным раскаянием выехал я из Симбирска… Дорожные размышления мои были не очень приятны. Проигрыш мой, по тогдашним ценам, был немаловажен. Я не мог не признаться в душе, что поведение мое в Симбирском трактире было глупо, и чувствовал себя виноватым перед Савельичем. Все это меня мучило».

«Страдание за грех есть голос Божий, вразумление грешащему человеку»[5] Омерзение и горечь были в душе Гринева, и он должен был это пережить, испытать – так Господь вразумлял его, неопытного юнца, перед более серьезными испытаниями. А как же избавиться от боли душевной? Покаяться и смириться. Что и делает Гринев. Он просит прощения у своего слуги!!!

Я непременно хотел с ним помириться, и не знал с чего начать… Наконец я сказал ему: «Ну, ну, Савельич! полно, помиримся, виноват; вижу сам, что виноват. Я вчера напроказил, а тебя напрасно обидел. Обещаюсь вперед вести себя умнее и слушаться тебя.

Обещал вести себя умнее, обещал слушаться! Но как легко обещать и как трудно выполнять! Вот и следующее испытание – буран. И ямщик, и Савельич просили воротиться, да и сам Гринев знал, какие сильные бывают метели в тех краях, но «понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции, и велел ехать скорее». А когда по своей глупости и самонадеянности попал в буран, то посмел еще и бранить ямщика.

Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом — и скоро стали.

— «Что же ты не едешь?» — спросил я ямщика с нетерпением. — «Да что ехать? — отвечал он, слезая с облучка; невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом. — Я стал было его бранить. Савельич за него заступился: „И охота было не слушаться,“ — говорил он сердито, — „воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!“ — Савельич был прав. Делать было нечего.

Не этот ли эпизод является подтверждением словам игумена Иоанна: «Все обстоятельства и факты земной жизни предназначены, чтобы смирять человека, стирать его гордыню чувств и разума, бия его по самодостаточности, самостоятельности, самодовольству»

Гринев понял свою ошибку, смирился, и вот как награда за это им встречается вожатый, который советует: «Лучше здесь остановиться, да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам». И Гринев слушается!

Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай»

«В другом случае страдания посылаются не за грех, а чтобы предохранить от греха. В таких случаях посылается длительная болезнь, ссылка, заточение и т.п.»[6]

Вспомним, как проходила дуэль Швабрина и Гринева.

Швабрин не ожидал найти во мне столь опасного противника. Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостию на него наступать и загнал его почти в самую реку.

И мы понимаем, что сейчас Гринев победит в поединке, т.е., по словам Ивана Игнатьича, заколет ближнего своего. Но душегубства (именно так называли в народе дуэль) не случилось. Господь не допустил, чтобы незапятнанная душа Гринева была омыта кровью.

Вдруг услышал я свое имя, громко произнесенное. Я оглянулся, и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке……. В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже правого плеча; я упал и лишился чувств.

А дальше тяжелая болезнь: пять дней Гринев был в беспамятстве и затем долго восстанавливался. Много еще испытаний выпадет на долю главного героя, но все они будут названы «благими»

Неожиданные происшествия, имевшие важное влияние на всю мою жизнь, дали вдруг моей душе сильное и благое потрясение.

«Некоторые страдальцы, читаем в книге Пестова, которые вначале часто тяжело переносили изменения своей судьбы, впоследствии, или под конец жизни, горячо благодарили Господа за посланную им некогда тяжелую перемену в жизни»[7]

Итак, «одной из основных причин посылаемых нам страданий является наша греховность»[8]

Но почему страдают безвинные люди? В произведении они есть. Это семья Мироновых. Родители Маши сами жили по Божеским заповедям и Машу воспитали так же. За что им была уготована такая страшная смерть? Обратимся к книге Пестова.

«Не нужно думать, что страдания – это только удел грешных, нетвердых в добре и отступающих от воли Господней. Опыт жизни подсказывает, что скорби сопутствуют людям и праведной жизни и святым. Страдания посылаются добродетельным людям для того, чтобы особо увенчать их в Царстве Божием за невинное страдание и подвиг безропотного терпения.

Характерный пример такого безвинного страдания имеется в жизнеописании новгородского святого – прп. ВарлаамаХутынского.

Преподобный шел по новгородскому мосту, когда с моста в Волхов бросали какого-то преступника: это была форма новгородской смертной казни.

Преступник, увидев почитаемого всеми новгородцами игумена, стал просить Преподобного спасти его. Преподобный предложил взять преступника к себе в монастырь за свое поручительство и получил на это согласие. Провинившийся закончил свои дни в монастыре, как исправный монах.

В другой раз Преподобный шел по мосту и снова в Волхов бросали преступника. Ученики стали просить Преподобного спасти и этого человека, но Преподобный не стал просить на этот раз, и казнь совершилась.

«Почему, отче, ты на этот раз не спас человека?» – спросили ученики пр. Варлаама.

Тот ответил им: «В первый раз казнили действительно преступника, который не раскаялся еще и не был готов к смерти. Для этого я и попросил его к себе в монастырь, чтобы покаянием он мог спасти свою душу. На этот же раз казнили невинного человека, и я видел венец, который был приготовлен ему, как невинному страдальцу. Как же я мог отнять у него этот венец?»[9]

Наверное, этот же случай относится и к смерти Ивана Кузьмича и Василисы Егоровны.

«У людей праведных к страданиям ведет и совершенное исполнение второй заповеди о любви: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя.» Чем горячее эта любовь, тем глубже скорби ближних входят в сердце христианина, тем больше он страдает за ближних.»

Вспомним объяснение Маши и Петра после получения письма от родителей Гринева. Петр готов был на все: тайно венчаться, переступить родительский запрет, даже называет своих родителей «жестокосердными гордецами». Однако Маша смиренно приняла это известие:

«Видно мне не судьба… Родные ваши не хотят меня в свою семью. Буди во всем воля господня! Бог лучше нашего знает, что нам надобно. Делать нечего, Петр Андреич, будьте хоть вы счастливы…»

«Когда на христианина приходят подобные страдания, то не как на несчастье он должен смотреть на них, а как на особую милость Божию к нему»[10].

Не о себе позаботилась Маша, а о своем возлюбленном:

«Нет, Петр Андреич, — отвечала Маша, — я не выйду за тебя без благословения твоих родителей. Без их благословения не будет тебесчастия. Покоримся воле Божией… Марья Ивановна почти со мною не говорила, и всячески старалась избегать меня».

«Характер восприятия человеком скорбей является показателем его близости к Богу и наличия в нем основных христианских добродетелей – веры, смирения и покорности Промыслу Божию о нем»[11].

«Все вышеперечисленные виды страданий посылались человеку от Бога. Другим источником страданий может быть сам человек. В этом случае страдания будут самопроизвольными.

Следует отметить, что в числе подобных страданий есть такие, которые не приносят нам пользы и за которые нас не могут пожалеть ни Бог, ни люди. Это те страдания, в основе которых лежат наши страсти и пристрастия.

Таковы, например, страдания от зависти, от неудовлетворенного тщеславия или алчности, страдания от неудовлетворения своих прихотей. Поистине горе тем, кто так страдает. Часто в жизни можно встретить страдания и от неприязни, от вражды, распрей и т.п.»[12]

Наверное, Швабрин, тоже страдал, но страдания его были именно такими, основанными на эгоизме, на зависти, на неудовлетворении своих прихотей, тщеславии. Не мог он простить Марье Ивановне, что та его отвергла, не мог он видеть взаимную привязанность Маши и Петра.

Слова Марьи Ивановны открыли мне глаза и объяснили мне многое. Я понял упорное злоречие, которым Швабрин ее преследовал. Вероятно, замечал он нашу взаимную склонность и старался отвлечь нас друг от друга. Слова, подавшие повод к нашей ссоре, показались мне еще более гнусными, когда, вместо грубой и непристойной насмешки, увидел я в них обдуманную клевету.

Ничем не погнушается Швабрин, чтобы добиться желаемого: предательски заколоть беззащитного, оставить на хлебе и воде Машу, нарушить присягу. Злословие, наговоры, клевета – вот оружие Швабрина.

«Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое…» – сказано в святых книгах. Слезы Швабрина – от обиды; его кровь – без веры; внутри у него злоба, проклятия и жажда мести. Ничего доброго не приобретает душа от таких страданий.