ОТКРЫТИЕ ПАМЯТНИКА А. П. ЧЕХОВУ

В БАДЕНВЕЙЛЕРЕ

Июля 1908 г.

День этот настолько знаменателен для каждого русского интеллигентного человека, что необходимо познакомить с его подробностями читающее общество. С одной стороны, это один из победных шагов мирного завоевания русской литературы и искусства, с другой стороны, этот праздник -- назидательный пример того, как за границей чтут великих людей всего человечества.

Баденвейлер -- маленькое курортное благоустроенное местечко в Шварцвальде. Оно устроено по типу второклассных немецких курортов -- удобно и даже наивно-роскошно. Там есть все, что полагается по чину этого местечка. Музыка -- по утрам и днем, курхауз, виллы, гостиницы, аптеки, парикмахерские и проч. Небольшая часть этого местечка приняла вид обычного немецкого городка, остальную часть составляют виллы, расположенные по улице, утопающей в зелени, и последняя часть -- прекрасный парк со всеми атрибутами немецкой фантазии, то есть озера с фонтанами, золотыми рыбами и лебедями, шумящие каскадами и якобы целебными источниками, гроты, всевозможных фасонов скамеечки, повсюду корзиночки для бумаг, столбы с вывесками и стрелами, обозначающими направление дорожек, и пр. и пр.

Все это трафаретно хорошо по чину второго разряда. Поэтому, например, оркестр из восемнадцати человек -- жидковат. Зал курхауза -- отличный, но очень наивный по обоям и отделке. Сценка -- как на домашних спектаклях и с газовым освещением; электричество и в саду перемешивается с газом.

Все это пишу для того, чтоб читатель знал, где происходит действие и какими средствами обладает это местечко. Для Германии оно скромно и мало.

У гостиницы "RЖmerbad" собралось большое французско-русско-англо-немецкое общество. Экипажи, присланные за русскими гостями, которых встречал секретарь de la LИgation de Russie {Русской миссии (франц.).}, подъехали к подъезду около семи часов вечера. Приехавших было немного: вдова А. П. Чехова -- О. Л. Книппер-Чехова, профессор Алексей Николаевич Веселовский (представитель Общества российской словесности)1, П. Д. Боборыкин2 и К. С. Станиславский (представитель Московского Художественного театра), Н. Шлейфер (скульптор) с женой. Каждому из приехавших было отведено бесплатное помещение.

Гости были встречены русским резидент-министром при Баденском дворе Дмитрием Адольфовичем Эйхлером 3 и его женой Н. С. Эйхлер. Встреча была мила, проста и по-русски гостеприимна. После того как инициатор торжества и его супруга отвели гостей по их комнатам, всем была дана свобода. После легкого ужина маленькая компания приехавших отправилась смотреть памятник. Хорошо, что между нами был русский скульптор Н. Шлейфер, автор памятника, знавший каждый кустик той дороги, по которой мы шли. Мы не нашли бы без него памятника, так как в Баденвейлере ложатся рано, фонари тушат рано и только около курхауза светло, да в самом курхаузе по случаю "rИunion" {собрание (франц.).} были зажжены все огни для пяти-шести пар молодежи, которые там кружили при полном молчании мамаш, с нетерпением ожидавших конца бала. С помощью спичек и объяснений можно было кое-что понять. Памятник стоит очень высоко. Из привезенных камней, удачно и не с немецким вкусом подобранных и расположенных, устроена изгибами и широкими уступами лестница. Большой, изогнутый полукругом камень удачно приспособлен для сидения восьми-десяти человек. Над этой скамейкой возвышается глыба, которая обсечена с двух сторон, остальные же стороны оставлены в первобытном виде. Все это не ново, но вышло красиво и, главное, просто, уютно, что так подходит к милому Антону Павловичу. Бюста еще не было, и вид, которым так хвастались инициаторы памятника (и на котором так настаивал А. А. Стахович), нельзя было оценить из-за полной темноты. Нам всем было уютно сидеть на этой лавочке в теплой и даже душной атмосфере, и потому мы засиделись почти до 12 часов. Сидели и молчали. Изредка кто-нибудь расскажет одно из своих воспоминаний о покойном и опять замолчит. Полная тишина да две сверкающие папироски, которые зажигались в темноте с признаками волнения.

Действительно, воспоминания о покойном, усталость, боязнь предстоящего торжества, на которое, признаться, мы не очень рассчитывали, волновали нас. Мы разошлись молча. Каждый был погружен в свои думы. Лично мне было тяжело на душе потому, что все это место, хоть и красивое, казалось мне мрачным. И я думал: бедный Антон Павлович! здесь тяжело и страшно умирать. Впрочем, это личное мое свойство. Все места, с которыми я впервые знакомлюсь при закате солнца, кажутся мне такими -- мрачными... Сон был тяжелый, так как с одной стороны какой-то господин мучительно охал, а с другой стороны кто-то вставал ночью и то открывал, то закрывал окна.

В 6 часов я проснулся и стал готовиться к торжеству. Открыл окно -- тишина, воздух чудесный, птицы поют. Какая-то дама стоит в рубашке и расчесывает жидкие волосы. Она нисколько не смутилась своим ночным костюмом, я сделал то же. Мы смотрели друг на друга, дышали и слушали птиц.

Во время одевания я нашел два конверта. В одном была вложена картонная карточка с надписью (см. приложение No 1). В другом были две афиши предстоящего чеховского торжества -- одна по-русски, другая по-немецки. Вот содержание этих афиш (см. приложения No 2 и 3) 4.

Наконец я облачился в сюртук и вышел делать кое-какие закупки, потом пить утренний кофе на террасе, где лакеи готовили какой-то стол -- длинный, торжественный, не то для нашего праздника, не то для table d'hТte {табльдот -- совместная трапеза за одним столом в гостинице, пансионе (франц.).}.

Тут я впервые увидал вид, которым гордятся в Баденвейлере, и при солнце он показался мне менее мрачным. Направо на горе, почти рядом с гостиницей, живописные развалины. Вдали Вогезы, долина Рейна и, точно лепестки красных цветов, разбросанные деревушки с красными крышами. Вдали -- просторно, а с боков давят горы, которые я не люблю. Хорошо, но все-таки, -- бедный Антон Павлович, ему легче бы было умирать в России!

Я побежал к памятнику. Там было спокойно и тихо. Два господина в утренних костюмах совещались о материи (трехцветного русского флага), которую они прилаживали к главной каменной глыбе. Один мастер прикреплял бюст, закрывая его от меня своим телом, два других мастера таскали какие-то мешки с песком и еще два приколачивали дубовые гирлянды к большим помостьям, построенным против памятника над отвесным скатом горы для того, чтоб публика не теснилась и не сорвалась бы вниз с дорожки, огибающей памятник. Я представился двум господам немцам. Один был директор Kuranstalt {лечебное заведение (нем.).} г-н Keller, другой -- садовник. На выраженные мною опасения о том, что подмостки не выдержат толпы, и о том, что они не успеют все сделать в один час, оба весьма любезно и с истинно немецким спокойствием только многозначительно покачали головой вместо успокоения, и я поверил, что все будет сделано вовремя и без лишней суматохи.

В 10 часов мы делали визит министру-резиденту г-ну Эйхлеру. Он живет на отлете от города и встретил нас в полном блеске, готовый к торжеству. Оттуда надо было торопиться к входу в парк, где был назначен сбор. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что все немцы, причастные к празднику, облачились во фраки, что, как мне известно, не принято делать за границей ни при каких обстоятельствах. Я подумал, что это они сделали, приняв на этот день русский обычай, но разъяснить это обстоятельство я не успел, так как побежал облачаться в смокинг.

Я вернулся в то время, как Эйхлер под руку с О. Л. Чеховой двинулся во главе процессии. Остальные тронулись за ними среди любопытных взоров иностранцев, одетых по-праздничному. В толпе слышалась русская речь. Несколько посольских лакеев с венками в руках замыкали шествие. У памятника все было готово, и даже построенная площадка засыпана большим слоем песку, а сам г-н Келлер во фраке стоял среди толпы. Как и у нас в России, никто не захотел воспользоваться площадкой, и все облепили памятник со всех сторон, но бюст был закрыт зеленым покрывалом. Изо всех кустов торчали аппараты фотографов. Архимандрит в облачении и митре стоял на своем месте, а сбоку расположился небольшой хор певчих из немцев. Я окинул взором толпу, стараясь определить ее численность, но она так разбросалась по всем дорожкам, кустам косогора, что сосчитать ее было невозможно. Может быть, было триста, может быть, пятьсот, если не считать тех, которые, не поместившись на узком пространстве, скрылись за зеленью.

Началась панихида. По окончании ее чьей-то невидимой рукой была сдернута материя, и открылся бюст. В толпе пронесся какой-то вздох. По-видимому, бюст из темной бронзы понравился.

Министр-резидент Эйхлер обратился к собравшимся с речью. Вот ее содержание. (Эйхлер пришлет свою речь.) 5

После речи Надежда Сергеевна Эйхлер и Ольга Леонардовна Чехова взошли по лестнице и возложили к памятнику букеты. Их примеру последовали и другие. Вот перечень венков, не считая букетов от неизвестных:

1) От Н. С. и Д. А. Эйхлер (венок с лентой).

2) "Badenweiler. Kurverwaltung" {"Баденвейлер. Курортное управление" (нем.).} (то же).

3) Венок с надписью на ленте: "Dem wahren mitfЭhlenden Schilderer des russischen Lebens -- seine treuen LИser" {"Истинно проникновенному изобразителю русской жизни --преданные читатели" (нем.).}.

4) От Общества российской словесности (венок с лентами).

5) От П. Д. Боборыкина.

6) Один венок с лентой и надписью: "Светлой памяти чуткого выразителя больной русской души".

7) Венок без лент.

8) "А. Р. Tschechoff. Von dem kleinen Kreise seiner innigen. Verehrer in Badenweiler" {"А. П. Чехову. От небольшого кружка его искренних баденвейлерских почитателей" (нем.).} (один венок с лентой).

9) Один венок с лентами от Московского Художественного театра с надписью: "Dem unvergesslichen Anton Tschechoff von dem Moskauer Kimstlertheater" {"Незабвенному Антону Чехову от Московского Художественного театра" (нем.).}.

10) Много букетов и цветов.

К памятнику подошел А. Н. Веселовский и произнес длинную речь. (Содержание ее Веселовский обещал прислать) 6.

Потом говорил П. Д. Боборыкин, бодро и со свойственным ему темпераментом. (Речь будет помещена в "Русском слове") 7.

Затем вышел Станиславский.

Вот его речь 8:

"Если б покойный Антон Павлович узнал при своей жизни о том, что происходит сегодня в Баденвейлере, он заволновался бы, сконфузился и сказал: "Послушайте, не надо же этого. Скажите же им, что я русский писатель".

Но в глубине души он был бы рад. Не той радостью, которая ласкает самолюбие честолюбца, но иною, высшею радостью, которая была так сильна в нем: радостью культуры, радостью слияния людей в любви, уважении и благодарности.

И потому сегодня он порадовался бы не тому, что памятник открыт ему, Чехову, но тому, что памятник открыт _р_у_с_с_к_о_м_у писателю в _ч_у_ж_о_й_ _к_у_л_ь_т_у_р_н_о_й_ стране, веками и страданиями научившейся чтить великих людей не только своей, но и чужой родины. Но...

Рядом с чувством радости в нем зародилось бы скорбное чувство.

"Все делается не так, как мы желаем". Этот стон, как лейтмотив, звучит во всех его произведениях, он сопровождал его и в жизни. "Все делается не так, как мы желаем".

В самом деле, что за странная судьба нашего писателя и как она вся составлена из противоречий... Антон Павлович любил бодрость, здоровье, но... он был поражен смертельным недугом. Антон Павлович любил веселье, красивую жизнь, красивые чувства, но... он жил в ту эпоху, когда нечему было радоваться, когда ничто не вызывало ни красивых чувств, ни красивых поступков. Антон Павлович любил новые впечатления, он не мог долго сидеть на одном месте, но... судьба устроила так, что он должен был всю долгую зиму просиживать, точно заключенный, в своем ялтинском кабинете. Антон Павлович любил _р_у_с_с_к_у_ю_ природу. Он любил беспредельную степь, милую и скромную березку, но он жил в ущелье _к_р_ы_м_с_к_и_х_ гор среди пышных и горделивых кипарисов. Антон Павлович любил Москву, но он должен был жить в Ялте. Антон Павлович любил Россию, но он умер за границей.

"Все делается не так, как мы желаем!"

И теперь -- не странно ли -- первый памятник великому писателю ставится не в России, которую он так любил, а на чужбине. Быть может, мы, его соотечественники, наученные теперь примером культурного соседа, позаботимся о том, чтоб память великого писателя была поскорее почтена на его родине, для того чтобы хоть после его смерти доставить радость отлетевшей от нас нежной и любящей душе поэта.

Проникнутые почтением к той великой стране, которой угодно было почтить память нашего дорогого поэта, я исполняю возложенное на меня поручение от Московского Художественного театра принести поздравление с открытием памятника инициатору знаменательного для нас события -- Д. А. Эйхлеру. В его лице я поздравляю всех тех лиц, которые приняли близкое участие в заботах и трудах, окончившихся сегодняшним торжеством, и которые исполнили свой духовный, гражданский и национальный долг".

После этого наступила пауза. Немецкие полицейские расчистили дорогу для представителя правительства. Маленький седенький старичок в мундире и во всех орденах подошел к подножию памятника и поздоровался с Эйхлером. Последний взошел на возвышение. Это была встреча двух правительств. Эйхлер говорил по-немецки о значении для нас Чехова и о том, как мы дорожим памятью о нем. Он передал немецкому правительству русский памятник. (Содержание речи пришлет Эйхлер.)

Потом они поменялись местами и отвечал немецкий представитель.

Он говорил, что гении принадлежат народам. Чехов -- гений, и потому он и наш. Мы будем чтить его память, как чтим память своих великих людей, и обещаемся сохранить этот памятник в полной неприкосновенности9. Пусть это место будет приютом для русских его соотечественников, которые в минуты тоски по родине захотят вспомнить о ней. (Подробная речь будет прислана Эйхлером.)

Рукопожатия и поздравления; фотографы снимают. Встреча с москвичами, с Аспергером (виолончелист Московской оперы). Он ждет в Баденвейлере уже две недели, так как приехал сюда по ложным газетным сведениям. Живаго Роман Васильевич 10. Его сестра Елизавета Васильевна, живущая в Баденвейлере (замужем за известным здесь д-ром [Шверером]11), какие-то гимназисты, студенты, курсистки. Разошлись до половины второго часа дня.

(Устал -- продолжение завтра.) 12

Да, забыл. На памятнике высечена надпись: "A. Tschechoff. Gest[orben] zu Badenweiler {А. Чехов. Умер в Баденвейлере (нем.).}. 1904".

И еще -- вид и место очаровательны и очень подходят ко вкусам Чехова. Он не любил гор, а любил даль и простор. С большой высоты сквозь прогалину деревьев видна даль. Деревья расположились так, что гор не видно, и, если бы не обработанные поля и не разбросанные по всей долине жилища, можно было бы подумать, что это -- Россия 13.

 

["ПРИБЛИЖАЕТСЯ ДЕСЯТИЛЕТИЕ ТЕАТРА..."]

 

Приближается десятилетие театра.

Время, достаточное для того, чтобы физиономия дела выяснилась.

Постараюсь определить его достоинства и недостатки постольку, поскольку эти плюсы и минусы зависят от меня самого как директора, режиссера и актера.

Я сам хочу судить себя для того, чтобы выяснить пользу и вред, которые я приношу любимому мною делу.

Ко всем разнохарактерным частям дела я причастен в той или другой степени.

На первых же порах бросается в глаза разнообразие талантов, требуемых от одного лица, которое соприкасается со всеми частями.

Это требование настолько разнообразно и разнохарактерно, что оно удивляет и пугает.

 

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЧАСТЬ

 

Говорят, что Художественный театр -- мировой и даже лучший в свете театр.

Допустим, что это так.

Допустим и то, что в этом есть часть моей заслуги.

Чем же обязан театр такому исключительному положению?

Пробегая мысленно историю театра со времен его зачатия, то есть с Общества искусства и литературы, я прихожу к заключению, что своим появлением на свет и успехами мы обязаны удивительной случайности.

Я бы мог пересчитать эти случайности как хитро сплетенные между собой звенья цепи.

Чтобы не писать целой истории прошлого и в то же время не быть голословным в своих утверждениях, припомню отдельные минуты из этого прошлого, сыгравшие важную роль в подготовке теперешнего положения театра.

1. Первая случайность. В год моего знакомства с Федотовым-стариком я сделался пайщиком нашего Торгового товарищества 1.

В этот же год благодаря случаю, с тех пор не повторявшемуся, [Товарищество] принесло баснословный барыш, который дал мне возможность помочь основанию Общества искусства и литературы.

2. Одновременная встреча с Федотовым и другими лицами, составившими ядро нового Общества, удивительна потому, что эта необходимая для дела компания с тех пор не увеличилась ни одним полезным для дела лицом, вплоть до встречи моей с Вл. И. Немировичем-Данченко, то есть до возникновения Московского Художественного театра.

3. Через час после ухода Федотова, оставившего Общество искусства и литературы в безвыходном положении, Г. Н. Федотова и H. M. Медведева2 сами, без всякого приглашения, явились в Общество. Первая в течение двух лет помогала безвозмездно своим трудом, вторая -- советом.

4. В момент, когда протокол о полной ликвидации дела обходил стол для подписи его собравшимися членами Общества, по необъяснимой случайности, явился на заседание никогда не бывавший на них П. И. Бларамберг 3. Произнесенная им блестящая речь сделала то, что протокол был разорван и на этом же заседании собрана сумма между присутствующими, достаточная для продолжения дела в скромных размерах.

5. В момент нового упадка дела явился Охотничий клуб 4.

6. В другой момент подвернулась пьеса "Плоды просвещения", давшая успех, некоторую известность и материальные средства для возрождения дела.

7. При новом упадке заинтересовалась делом модная в то время в Москве великая княгиня Елизавета Федоровна 5.

Ее имя дало популярность падающему делу и средства для его продолжения.

8. В момент, когда мои сотоварищи по Обществу искусства и литературы, потеряв терпение в ожидании создания постоянного театра, готовы были разойтись в разные стороны, случилась знаменательная встреча с Вл. И. Немировичем-Данченко.

То, о чем я мечтал и не мог привести в исполнение, было выполнено Владимиром Ивановичем. Основался Художественный театр.

9. Благодаря хитросплетенной случайности эта встреча также имела свой смысл.

Вл. И. Немировича-Данченко подтолкнул к выполнению своей давнишней мечты совершенно исключительный выпуск Филармонического общества. Он не только был богат талантами, но и разнообразием их.

Выпускалась целая труппа актеров на все амплуа.

Без этого случая нам никогда не удалось бы собрать необходимого состава исполнителей.

10. Когда театр был на краю гибели, -- прилетела "Чайка" и принесла с собой Чехова и художественный триумф, упрочивший славу.

11. Когда театр истощился материально, -- явился С. Т. Морозов и принес с собой не только материальную обеспеченность, но и труд, бодрость и доверие.

12. Когда стало тесно у Щукина6, Морозов выстроил театр.

13. Когда творчество Чехова остановилось по болезни,-- явился Горький.

14. Когда Москва, привыкнув к нам, готова была забыть о прежнем любимце, -- петербургский триумф 7 вернул любовь наших капризных земляков.

15. Когда Станиславский стал стареть и надоедать публике, -- явился Качалов 8.

16. Ряд неудачных лет и тяжелых потерь дорогих людей завершился разорением, но заграничный триумф вернул художественный успех и бодрость.

17. Среди успеха мы истощились материально и готовы были возвращаться по шпалам из-за границы, но судьба подсунула нам Тарасова и Балиева 9.

18. Заграничный успех и удачный репертуар прошлого сезона 10 вернули нам прежнее расположение и две трети потерянных денег.

19. Когда художественные перспективы покрылись туманом, явилась Студия. Она погибла, но зато наш театр нашел свое будущее на ее развалинах п.

20. Появление новых сил, Егорова и Саца12, сыграло немаловажную роль в новом направлении театра и пр. и пр.13.

Не только случаем объясняется успех театра.

Есть и другая важная причина.

Полнейшее падение русского (а может быть, и иностранного) сценического искусства.

Благодаря бездарности и бедности современного искусства наш театр блестит еще ярче и остается вне конкурса.

Кроме случайных и внешних условий успеха надо признать за театром и завоевания, совершенные с помощью таланта и труда 14.

Эти важные двигатели нашего дела зависят не от случая, а от нас самих, и потому было бы полезно проконтролировать десятилетнюю работу таланта и труда.

Пусть выяснятся плюсы и минусы нашей общей работы. Такой контроль может определить программу нашей дальнейшей работы в области сценического искусства.

Наше большое дело распадается на много частей самого разнообразного характера.

Первый и самый важный отдел -- это чисто художественный;

Второй отдел -- этика;

Третий -- администрация;

Четвертый -- школа.

 

РЕПЕРТУАР

Прежде всего театру дает тон его репертуар.

Изменение обычного шаблонного театрального репертуара и замена его новым, лучшим -- это первое новшество нашего театра и одна из главных его побед.

В этом отношении театром сделано много.

Главные трофеи его побед заключаются в некотором перевоспитании публики и в том, что не только русские, но и иностранные авторы готовы доверять свои создания нашему театру.

Иностранные авторы охотно переносят премьеры своих новых пьес за пределы их родины, в стены нашего театра.

Эта популярность создает нашему театру исключительное положение и в то же время налагает на него еще большие требования и ответственность при выборе пьес репертуара. Эти требования к репертуару вырастают еще больше вместе с ростом самой труппы, так как многое, что раньше было недоступно малоразвитым силам труппы, теперь стало им по силам.

Необходимо подробно исследовать вопрос, насколько театр воспользовался этим важным для него мировым преимуществом и какие ему надлежит принять меры в будущем, чтобы обеспечить себя здоровой духовной пищей в области литературы. Мне кажется, что к этой большой победе и исключительному преимуществу нашего дела мы относимся как избалованные и пресыщенные люди, не умеющие ценить ценных даров, попадающих к нам в руки.

В самом деле, кто поддерживает завязавшиеся сношения с авторами? Кто заботится о поддержании доверия к нам? Лично я должен покаяться в небрежном и легкомысленном отношении к этому важному завоеванию театра.

Вот несколько примеров такого халатного, чисто русского отношения, которое должно разразиться крупным недоразумением, могущим бросить тень и на наш театр и на русских в глазах корректных иностранцев. Например, недавно я с большим трудом собрал все экземпляры "Синей птицы", разошедшиеся без моего ведома по рукам.

Уже появился пересказ пьесы в газетах. Могли издать перевод, может быть, весьма безграмотный.

В этом случае пьеса Метерлинка, доверенная русским, появилась бы впервые в изуродованном виде15.

Что сказал бы о нас и о русских сам Метерлинк и все его поклонники?

Мы нанесли бы Метерлинку не только материальный ущерб, но повредили бы и художественному успеху его произведения.

Едва ли такой инцидент способен укрепить связь Запада с русскими.

Другой пример касается Стриндберга. Пьеса, порученная мне, ускользнула из моих рук, и у меня не хватает энергии вернуть ее к себе в безопасное место и ответить автору о судьбе доверенной им пьесы. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не получу резкого письма от Стриндберга.

Пьеса переведена и может появиться в печати. Эта неловкость грозит разрывом со Стриндбергом навсегда, но я за недостатком времени и энергии продолжаю бездействовать. Я не говорю уже о других пьесах, присланных мне иностранными и русскими авторами. Меня осаждают письмами, но я оставляю их без ответа, так как не имею времени вести переписку и не знаю, кому ее доверить. Иностранных корреспондентов у нас нет, а русскую переписку с литераторами едва ли можно доверить нашей конторе.

На все эти опасения можно ответить, что овчинка не стоит выделки, что последние произведения иностранных авторов неудачны, что если явится талантливая вещь, то ее укажут нам без всяких поисков с нашей стороны.

Это, по-моему, неправильное рассуждение. Так, например, Гауптман писал и плохие и хорошие пьесы17. Никто не может поручиться, что в будущем он не напишет чего-нибудь выдающегося. Испорченные отношения с ним могут служить препятствием для получения такой пьесы, и тогда наше положение окажется хуже, чем было до нашей поездки за границу, так как испорченные отношения с людьми хуже, чем простое незнакомство с ними.

Пьеса Стриндберга, как кажется, доказывает, что иностранные таланты не иссякли. Она доказывает еще одно важное условие репертуарного вопроса: выбор репертуара при теперешнем брожении в искусстве становится еще труднее.

Если в "Драме жизни" есть какие-то достоинства, то их пришлось выкапывать.

Догадываться о скрытых под странной формой достоинствах пьесы не легко.

Это требует большого внимания и вдумчивости.

Среди груды пьес русских писателей, быть может, есть и талантливые.

Каюсь, что я поступаю с этими творениями человеческого духа не лучше любого бюрократа.

Я ставлю номер на полученном экземпляре, записываю его в каталог, пьесу запираю в шкаф, а письма оставляю без ответа.

По моим личным данным, репертуарный отдел не отвечает современным требованиям и должен быть реорганизован. Мне не по силам установить новые формы и систему для этого весьма важного отдела, так как я не компетентен ни в области литературы, ни в области ее этики.

Довольно того, что я попробую внести несколько предложений:

1. Необходимо иметь образованного и тактичного человека, который бы поддерживал вежливые и приличные отношения с авторами (особенно иностранными). Для этой сравнительно небольшой корреспонденции можно приспособить нескольких языковедов из состава наших деятелей, платя им поштучно, то есть с письма, как это делается во многих учреждениях.

Необходимо, чтобы было тактичное и образованное лицо, которое бы следило и заботилось о поддержании важных для нас связей.

2. Такому же лицу, то есть тактичному и воспитанному, можно поручить приходящие в театр рукописи и наблюдение за своевременным их возвращением.

Доверить это дело случайным конторщикам невозможно и опасно.

3. Необходимо сгруппировать вокруг театра каких-то лиц, следящих за мировой литературой. С их участием устраивать беседы, доклады для того, чтобы легче проникать в тайники современного литературного творчества, маскирующегося странными, подчас непроницаемыми формами произведения.

4. Для той же цели необходимо посещать отдельные кружки литераторов всех партий. Таковых официальных и неофициальных кружков расплодилось немалое количество, и многие из них могли бы намекнуть театру на новые пути, которые так жадно ищет наше искусство.

Отстать от этих исканий опасно.

Такая отсталость равносильна падению дела.

В период метания и брожения в нашем искусстве особенно важно оставаться в курсе литературных и художественных событий.

5. С той же целью необходимо открыть какой-нибудь доступ в наш театр литераторам, художникам, музыкантам и проч.

Я утверждаю, что наш театр мало доступен для них и мало гостеприимен.

Благодаря этому спертая атмосфера нашей театральной семьи застаивается и не освежается.

Атмосфера со спертым воздухом вызывает плесень и грибы на стенах. У нас эта плесень выражается в мещанских интересах, предрассудках, в вялости полета фантазии и творчества и в бедности творческого материала.

Не следует забывать, что наши артисты, кроме театра, своей семьи и ничтожного круга знакомых, не видят никого.

Ни Чехова, ни прежнего Горького нет между нами, и мы задыхаемся среди своих ежедневных забот и изнашиваемся физически и духовно.

Прежние визиты за кулисы интересных людей становятся все реже.

С тех пор как работа пошла в две руки, то есть с двойным составом режиссеров 18, труппа очень часто разбивается как бы на два кружка. Ввиду этого становится еще более важным и необходимым какое-то объединяющее начало.

Теперь нам нельзя отговариваться недостатками помещения. Новая квартира могла бы служить приютом для собраний во время спектаклей, по вечерам.

6. Необходимо установить какой-нибудь контроль над бесчисленными пьесами, присылаемыми русскими авторами. Как это сделать -- не знаю, но нельзя утешать себя мыслью, что все бездарны и не стоят нашего внимания. Одно даровитое произведение вознаградит сотни просмотренных пьес.

7. При указанных во всех предыдущих параграфах условиях список пьес, годных для театра, возрастет.

Благодаря этому не будет задержек в своевременном установлении репертуара будущих годов, и в то же время явится запас пьес второго и третьего разряда, пригодных для филиального отдела, осуществление которого немало тормозится отсутствием интересного репертуара.

При большем количестве намеченных к исполнению в театре пьес легче составлять разнообразный репертуар, принимать в соображение силы труппы и одновременно репетировать два спектакля.

От этого удвоится работоспособность театра, возрастет бодрость его деятелей, а также увеличится доходность дела.

8. Списки подходящих для нас пьес нередко редеют от строгости цензуры 19.

Необходимо иметь ловкого человека, знающего лазейки в департаментах.

И в цензурных вопросах нередко бывают упущения с нашей стороны. Мы направляем в цензуру пьесу после ее утверждения, в последнюю минуту. Основываясь на рискованной в цензурном отношении пьесе, мы строим репертуар будущего, который ломается при начале сезона. Нередко от этого погибает вся подготовительная работа.

Необходимы связь с цензурой и своевременное цензурование пьес.

Нельзя принимать в расчет ничтожных расходов, сопряженных с этой формальностью.

Пьеса, мало-мальски пригодная для репертуара, должна быть немедленно цензурована и только после этого внесена в общий репертуарный список, хотя бы она и не предполагалась к постановке в ближайшем времени.

9. Большую часть намеченного дела по вопросам репертуара мог бы выполнить Вл. И. Немирович-Данченко, но для этого необходимо, во-первых, чтобы его ежедневные заботы, приковывающие его к театру, были облегчены. Во-вторых, чтобы он проникся важностью для дела намечаемых вопросов и загорелся бы желанием их осуществления, и в-третьих, чтобы он призвал на помощь свой большой ум и такт для того, чтобы явиться центром, объединяющим самые разнообразные литературные кружки. Я со своей стороны готов помогать ему чем могу.

Во многих намеченных вопросах административного характера он нуждается в помощнике.

 

ИЗУЧЕНИЕ ПЬЕС И МАТЕРИАЛОВ ДЛЯ ПОСТАНОВКИ

Беседы -- это тоже важное новшество нашего театра. До нас о них не имели понятия. Один ум хорошо, а два лучше. Первый пробел наших бесед заключается в том, что не все деятели обязаны присутствовать на них. Я не помню ни одной беседы, на которой присутствовали бы Симов 20, Егоров, Кириллин 21, бутафор и проч. Таким образом, многие из названных лиц делают общее дело, не связанные с нами общей идеей замысла.

Однако умы близко стоящих друг к другу людей и привыкших одинаково мыслить притачиваются друг к другу и становятся в конце концов односторонними. Я бы сказал, что в нашем общем деле все умы наших деятелей составляют как бы один коллективный ум. Он велик, но односторонен, и потому за последнее время беседы становятся все однообразнее и короче.

Мы образовали центр, но для всестороннего освещения вопроса нам не хватает правого и левого крыла, как в парламенте.

Эти крайние мнения нужно добыть со стороны. Припоминаю такой случай. При постановке Метерлинка я обратился к одному из молодых скульпторов, ставшему теперь известным, с заказом статуи мертвого пастора. Он осмотрел заготовленные макеты и заявил, что для такого реального Метерлинка нужно делать пастора из _п_а_к_л_и22.

Неудачное и резкое сравнение оскорбило меня, и я стал расспрашивать причину его грубого отношения к нашей работе. Тогда он понес ахинею, как мне тогда показалось. Он говорил: для Метерлинка не нужно никаких декораций, никаких костюмов, никаких скульптур и проч.

Обострившиеся чувства и самолюбие помешали нам договориться до сути. Пришлось прожить много лет с тех пор для того, чтоб понять, что и в этой странной критике была доля правды. Жаль, что мы редко слышим ее. Жаль, что мы не всегда умеем слушать правду и вникать в ее суть. Нередко при таком полезном общении нам мешают самолюбие, самоуверенность, пугающие загипнотизированных нашим апломбом собеседников.

Пустота бесед нередко происходит потому, что мы, режиссеры, и другие участники их, приходим неподготовленными, говорим без плана, без материала и, чтоб заполнить пробел, отвлекаемся в сторону на тему общих рассуждений.

Такие вступления дают мало тем для споров, мало горячат фантазию и ум.

Мы не умеем также вызывать возражений собеседников, в большинстве случаев мало красноречивых и застенчивых. Никто не ведет записи этих бесед, и потому нередко слова и мысли испаряются безрезультатно, не оставляя следов в накопляемом материале. Чтоб не разводить канцелярщины, не требуется подробных записей. Они могут быть почти односложны.

Мы не всегда умеем пользоваться жаждущими дела работниками. Не умеем собрать кадры их для увеличения сбора материалов постановки.

Иногда, как в "Цезаре", это удавалось... 23

В каждой пьесе, хотя бы в ибсеновском "Росмерсхольме"24, можно было бы эксплуатировать таких ревностных работников, поручив им или прочесть критики и представить краткие конспекты прочитанного, или поискать материала в иллюстрированных изданиях, гравюрах по указаниям и намекам художника-декоратора. Сейчас художники предоставлены сами себе. Не имея ни библиотеки, ни необходимых изданий, они скоро изнашивают фантазию.

Отсутствие библиотеки также досадный пробел. Театр питается подаянием со стороны, не имея самых примитивных справочных изданий, необходимых не только ему, но и школе во всякую минуту жизни, как требник священнику. Этого мало. Театр не научился даже ценить чужой материал и обращается с чужими сокровищами как варвар.

Сколько книг из моей библиотеки перепорчено, утеряно и разрознено. На днях еще в груде бумаг я нашел небрежно вырезанные картины и портреты из моего издания, которого нельзя уже более добыть на рынке. Иначе не может быть, так как театр настолько невнимателен, что не возвращает книг и утеривает их. Эта небрежность театра вызвала то, что я уже не даю своих книг и предлагаю пользоваться ими на дому.

Такое же недовольство создалось и у другого лица, обслуживавшего театр своим материалом. То время близко, когда никто не будет отдавать своего материала в стены театра и придется бегать по частным и общественным библиотекам, что весьма затрудняет работу.

Это неуважение к материалу нередко вызывается лицами, стоящими во главе дела. Дурной пример создал дурную традицию как в труппе, так и в школе. У нас не только не умеют ценить материал и варварски не понимают его художественной или антикварной ценности -- у нас не умеют хранить результатов своих собственных трудов.

Что сталось бы со всем собранным материалом по "Цезарю" и другим пьесам, если б я не подобрал почти с пола остатки его? 25

В каком положении находятся макеты? Если они кое-как уцелели, то надо узнать, чего мне это стоило и стоит теперь.

Где дорогие издания, которые покупались театром?

Где монтировки? 26

Сколько утеряно мною купленных музейных вещей?

Не варварство ли, что гобеленовая мебель, не имеющая цены, по небрежности, на глазах у всех употребляется на простых репетициях и калечится на них 27.

Сколько богатого материала привезено было как актерами, возвращающимися после летних поездок с разных концов света, так и экспедициями, посылаемыми театром то в Норвегию, то в Рим, то в Польшу 28.

К этим дорогим сокровищам театра относятся с преступной небрежностью.

Кто отвечает за их целость, кто может отыскать их среди хаотического беспорядка нашего архива и библиотеки?

Это преступление, необъяснимое для культурных людей.

Трудно связать между собой такие полюсы: высокую культурность театра и варварское непонимание художественной ценности имеющегося у нас материала, антикварных вещей и архивных документов предыдущих постановок.

Музей и библиотека для этих вещей должны были бы быть предметом заботы и гордости 29. Ими должны бы пользоваться не только при последующих постановках, но и для школы, которая могла бы наглядно изучать все [исторические] эпохи.

На практике оказывается, что наш театр не дорос даже до сознания важного значения музея, библиотеки и архива для художественного учреждения.

По той же причине никто из нас не следит за появляющимися изданиями по вопросам художества и литературы, никто не читает по вопросам нашего искусства и не делится прочитанным со своими товарищами. Надо удивляться, что при таких условиях фантазия художников, режиссеров, костюмеров, бутафоров и артистов еще не иссякла окончательно.

Но это время близко, так как мы все чаще и чаще начинаем повторять самих себя, все больше и больше варимся в собственном соку.

На первых порах нужно для исправления этого изъяна стараться внушить участникам дела уважение к художественным и антикварным ценностям и научить их обращаться [с ними] и беречь этот материал. Когда это будет сделано, можно будет приступить при общем усилии к созданию настоящей библиотеки, музея и архива.

Для этого надо:

1. Заготовить помещение, шкафы и склады (в новой квартире, в макетной, в нижних складах, в верхнем фойе, в коридорах, уборных и пр.) для хранения указанных вещей.

2. Скупать и коллекционировать в течение всего времени и общими усилиями: а) фотографии, б) пост-карты, в) издания, г) портреты для грима, д) гравюры, е) музейные вещи, мебель и костюмы, оружие, шитье, выкройки, материи разных стран и эпох, как старинные, так и бытовые и национальные, ж) подделки и имитации таковых вещей.

3. Привести в систему и порядок все разбросанные по театру и по рукам вещи и книги театра.

4. Привести в порядок архив макетов, монтировок, режиссерских экземпляров, рецензий, афиш, протоколов и пр. материала по истории театра.

5. Собирать интересные статьи о новом веянии в искусстве, о новых формах, о новых авторах, критики старых произведений и поэтов, книги и статьи о драматическом искусстве и пр.

Предвидя возражения об отсутствии места для хранения всех этих вещей, я предпосылаю следующее возражение.

1. Практика уже убедила нас в нашей ошибке -- уничтожать старые вещи и постановки. Например, будь у нас теперь "Снегурочка", "Грозный", "Крамер" и пр., мы возобновили бы их.

Некоторые пьесы сослужили бы службу для нашего театра, другие бы -- для филиального отделения или для параллельных спектаклей. Эти забытые постановки явились бы новыми для подросшего поколения и с громадным избытком вознаградили бы в несколько спектаклей издержки, израсходованные на хранение этих вещей.

2. Какую службу сослужила нам мебель и другие антикварные вещи, купленные мною для "Месяца в деревне" (в первый раз). Эта мебель теперь ходовая и в "Дяде Ване", и в "Вишневом саде", и в "Иванове". Не меньшую службу сослужили и образцовые стулья, купленные мною на всякий случай без определенного назначения. Они послужили моделью для "Горя от ума" и выручили нас из большого затруднения при постановке пьесы.

3. Что сталось бы, если б я не принес с собой в театр целого большого музея, мне принадлежащего? Какие великолепные пятна дали старинные вещи при разных постановках! Сколько идей и образцов для подделок дал этот музей!

4. Какую пользу театру приносила не раз моя библиотека, далеко не полная и не богатая.

5. Какую пользу еще недавно принесли клочки и обрезки старинных вышивок, материи и подделка их. Они поистине спасли Польшу30 в последнюю минуту и могли бы спасти театр от неимоверно крупных и ненужных расходов по заготовке забракованных костюмов польских.

Старые костюмы "Шейлока", украшенные этими клочками, явились новыми и роскошными.

Несколько забытых клочков материи дали идею для костюма Марины и других средневековых и пр.

6. Какую пользу принес уже не раз мой музей оружия. При постановке "Бориса" мои шпаги, шпоры, панцыри, цепи, ремни спасли костюмы рыцарей на самой генеральной репетиции. Что стали бы мы делать без этого музея накануне спектакля? Нелегко достать средневековую вещь в Москве, где совершенно отсутствует такого рода производство.

Как я жалею о том, что лет пять назад не купил мебель, о которой можно теперь только мечтать для "Ревизора".

Если бы даже для предлагаемой затеи пришлось сиять или увеличить существующие склады, они окупятся с лихвою при первой стильной постановке. Допустим, что на постройку таких складов пришлось бы затратить единовременно до 5000 рублей и ежегодно на содержание их по 600 рублей. Итого 5 лет хранения декораций для пяти-шести пьес и мебели обошлись бы 8000 рублей. Допустим, что возобновленные пьесы прошли всего по 10 раз -- итого 30 раз -- и что эти 30 спектаклей дали по 1200 рублей, что составляет 36 000 рублей. Итого с затратой 8000 рублей можно получить [около] 30000 рублей. Но эта картина в действительности гораздо крупнее, так как в сараях можно хранить не три постановки, а более, и какая-нибудь мебель, удачно купленная по случаю, в свое время, за 5 лет принесет не только материальную, но и художественную пользу, как принесла бы теперь пользу пропущенная мною обстановка для "Ревизора", как принесли пользу в ряде пьес все мои покупки "на авось в С.-Петербурге ("Вишневый сад", "Иванов", "Дядя Ваня". "Горе от ума").

 

РЕЖИССЕРСКАЯ ЧАСТЬ

 

Говорят, что режиссеры в нашем театре -- деспоты. Какая насмешка! 31

Режиссеры у нас -- это несчастные загнанные лошади. Их труд в действительности не только не ценится и не понимается никем, над ними глумятся и издеваются до тех пор, пока измученный труженик-режиссер не начнет истерично вопить или браниться на весь театр.

Когда режиссера доводят до такого состояния, от которого закричишь "караул", только тогда труппа подтягивается и задумывается о своем нечеловеческом требовании и отношении к простому и смертному труженику.

Об этической стороне таких ненормальных отношений будет говориться в свое время. Пока меня интересуют художественные ненормальности театра, вызвавшие такое отношение к режиссеру.

Очень вероятно, что эта неправильность создана нами самими и что мы поделом так жестоко платимся за нее.

По-моему, корень этой ошибки заложен был при самом начале дела.

При основании театра, при молодости и несыгранности труппы, при неопытности всего остального художественного состава режиссер -- это был центр, от которого исходили лучи. Он был художественный творец и администратор, инициатор спектакля. Он сам клеил макеты, сам подбирал и кроил костюмы, сам покупал или выбирал все мелочи монтировки, сам объяснял пьесу, сам изучал ее, сам развивал психологию ролей от самой главной до самого последнего статиста, сам переживал и играл за артиста, предоставляя ему итти по своим следам или просто копировать его, сам ободрял слабого духом артиста, уговаривал ленивого и пр. и пр.

Теперь актер и другие деятели театра выросли художественно, но они сохранили все привычки балованных в детстве людей. Они не научились самостоятельности, у них мало собственной инициативы в творчестве, они бедны творческим материалом и потому они или как нищие ждут подачки от режиссеров, или как балованные люди требуют ее.

Режиссеры по-прежнему показывают всё актерам, которые, за единичными исключениями, не умеют скопить в себе никаких семян для творческих посевов. Зародыши творчества и поныне вкладываются в артистов режиссером. Артисты научились только растить эти семена, собирать посевы и умело делиться ими с публикой.

Многие ли из наших артистов умеют создать образы дома и показывать их на репетиции?

Кто умеет работать дома? Два-три человека.

Кто умеет самостоятельно расширить образ или, тем более, все произведение?

Многие ли умеют работать не только дома, а на репетициях?

Наши актеры приходят на репетицию, чтоб смотреть творчество режиссеров.

К этим даровым образцам, которые должна развернуть перед актерами неистощимая фантазия режиссеров, актеры относятся как капризные, балованные и очень разборчивые дети. Им все мало, они всем недовольны, они любят из целых груд показанного выбирать то, что им легче дается, они не любят вникать в каждую мелочь режиссерского творчества и задумываться над ней.

Пресыщенность и избалованность актеров по отношению к щедрому материалу, даваемому им режиссером, граничит с цинизмом.

Этого мало. В редких случаях актер, пришедший на репетицию без всякого художественного материала, согласится без каприза и ломания просмотреть то, что бескорыстно дарит ему режиссер из запаса своего творческого материала.

Большинство артистов так избалованы, что приходится их упрашивать просмотреть то, что они _о_б_я_з_а_н_ы_ были бы принести в своей фантазии.

Многие актеры прежде всего обижаются, что их считают за учеников, или неопытных, или ленивых, и лишь по обязанности и снисходительности просматривают эскизы режиссера.

Чего стоит при таком скептицизме увлечь нищего материалом актера! Как он разборчив! С помощью нечеловеческого темперамента иногда удается если не увлечь, то заронить семя в душу актера. Он милостиво принимает одну из бесчисленных тем или эскизов для своего творчества. Режиссер счастлив, когда ему удается хоть немного расшевелить творческую избалованную волю артиста.

И что же, на следующей репетиции все забыто, так как актер даже не потрудился запомнить или вникнуть в то, что рассыпалось перед ним щедрой рукой.

Повторяется та же нечеловеческая работа режиссера перед апатичным и избалованным актером. Понятно, что такая апатия актера приводит через ряд скучных и безрезультатных репетиций к тому, что актер утрачивает свежесть впечатления новой роли, а также к тому, что другие актеры, нашедшие тон и образ, утомленные этим зрелищем и бесплодным подаванием реплик, теряют необходимый для творчества пыл. Тон репетиций падает. Бедный режиссер должен вновь подымать его и освежать своими собственными нервами.

Так приходится работать почти с каждым актером, приноравливаясь к свойству его таланта, к недостаткам его характера. Когда после долгих усилий, от частых повторений, по привычке, помимо своей воли, актер воспримет какой-то образ, он цинично успокаивается и неохотно играет на репетиции, когда его тон и нерв необходим для другого ему подобного актера или для самого режиссера. Тогда раздается ропот по поводу того, что роль его треплется. Не освоившись с образом, насильно втиснутым в актера режиссером, не проанализировав его и не научившись техническими приемами создавать его, актер действительно забывает и иногда теряет образ благодаря частым репетициям. Тогда наступает новая, еще более сложная работа. Приходится возвращать уже надоевшее потерянное.

Если прибавить к этому этическую и дисциплинарную распущенность нашего актера в области художественного творчества, получится приблизительная картина режиссерских мытарств.

Эти мытарства приходится претерпевать с большинством из актеров (непростительно), со всеми учениками (простительно), со всеми сотрудниками (естественно) и со всем штатом деятелей по всем отделам сложного художественного механизма сцены (нетерпимо).

Правда, по двум отделам, весьма сложным, удалось за последние годы добиться важных результатов, а именно: Симов и Егоров научились самостоятельно творить32. Они представляют самостоятельно созданные макеты декораций и рисунки костюмов. Это большое облегчение для творчества режиссера.

Нередко художникам удается самостоятельно выполнять свои замыслы по декорациям. Это тоже большой плюс.

Артель мастеров сцены за последнее время дисциплинировалась и, несмотря на огромный труд и трудности их дела, декорационно-сценическая часть достигла того, что режиссеру становится легко вести с ними общую работу. Это очень важно. Это большой успех, особенно когда вспомнишь о том, что было.

Костюмерная часть в художественном отношении -- без всякой творческой инициативы. Ей нельзя отказать в некотором опыте и относительном порядке и пассивной, исполнительной роли.

Отдел сценариусов33 зависит всецело от личностей. В иных спектаклях эта часть удовлетворительна, в других -- нет. Инициатива помощника режиссера все-таки в общем недостаточна.

Помощник режиссера не считает себя сотрудником в общем творчестве, он редко приносит свою фантазию или принимает активное участие в выполнении общего намеченного плана, он не помогает расширению и углублению этого плана. Он не помогает режиссеру учить учеников, статистов или отдельных исполнителей, он не приносит своей фантазии, не представляет ни соображений, ни макетов, ни инсценировок. Он даже не берет в свои руки инициативу в административном отделе репетиций или монтировочных, костюмерных и других работ.

Вся художественная, административная, этическая, дисциплинарная и проч. инициатива при постановке пьес всей тяжестью лежит на режиссере.

Помощник режиссера и сценариус является слепым выполнителем распоряжений режиссера. Он ближе к труппе, чем к режиссеру, и в трудные для режиссера минуты скорее будет сочувствовать актеру, чем режиссеру, так как режиссерские муки и обязанности ему более чужды и неведомы, чем единичные заботы актера. При такой роли ни инициатива, ни творческие способности его не только не развиваются, а скорее притупляются, так как этому способствует всякая ремесленная работа, без творческого увлечения. Такая внешняя работа, правда, избавляет режиссера от некоторых внешних работ, но в главном она оказывает мало помощи. Внешняя, чисто формальная сторона обязанностей режиссера мало выяснена и неаккуратно выполняется. В самом деле, знает ли помощник режиссера все свои обязанности на репетиции? Всегда ли выполняется им то, что должно обеспечить правильный ход репетиций?

Прежде всего помощник режиссера должен быть на месте за полчаса до начала репетиции, для того чтобы убедиться в том, что все необходимое для своевременного начала и правильного течения ее приготовлено по всем частям сцены и администрации. Декорация установлена так, как того требует художественная сторона предстоящей работы; бутафорские, музейные вещи, звуки, освещение и проч. заготовлены своевременно. Все лица администрации и служебного персонала на местах. Температура сцены и репетиционной залы или комнаты в порядке; режиссерский стол со всеми необходимыми книгами монтировки, звонком, карандашами и проч. приготовлен.

В случае замеченного беспорядка помощник режиссера устраняет его заблаговременно, чтоб не задерживать начала и хода репетиции. В случае непорядка он немедленно заносит все в протокол.

Ровно в назначенный для репетиции час помощник режиссера дает звонок. Все участвующие собираются, и здесь выясняются опоздания и неявки, которые записываются в протокол. Только после этой процедуры режиссер вступает в свои права и через помощника объявляет план работы, за выполнением которого следит помощник режиссера, отпуская свободных артистов. В случае затяжек репетиции и повторений он вступает с режиссером в переговоры для выяснения того, насколько план намеченной работы изменяется в ту или другую сторону, и заботится о том, чтоб временно или совсем отпустить ожидающих артистов со сцены или репетиции.

Вся закулисная дисциплина, как и на спектакле, в его руках, и он записывает всех нарушивших дисциплину в журнал.

Забота о назначении последующих репетиций и о своевременном извещении конторы лежит также на помощнике режиссера. Он во всякую минуту должен быть в курсе всех работ по постановке пьес по всем отделам и ежедневными краткими отчетами или записями в журнале держать режиссера в курсе дела для того, чтоб своевременно предупреждать недоразумения и устанавливать порядок изготовления заказов. В противном случае нельзя избежать того, что так часто тормозит и портит нашу работу. Нередко вещи, костюмы и проч., отмененные на репетиции режиссером, продолжают изготовляться и, наоборот, вещи, установленные во время хода репетиций, не изготовляются, так как никто своевременно не позаботился довести об этом до сведения режиссера.

На обязанности помощника режиссера лежит составление списков действующих лиц и распределения ролей, участвующих в бессловесных ролях в народных сценах, на звуках, на других эффектах и доставление этих списков с соответствующими объяснениями: 1) директорам театра, 2) режиссеру, 3) конторе, 4) в костюмерную, 5) бутафорскую, 6) заведующему школой, 7) заведующему сотрудниками, 8) заведующему сотрудницами, 9) жаровцам34, 10) гримерам.

На обязанности помощника режиссера лежит своевременное составление списков монтировки, в которых выписываются:

1) все указания автора по декорациям, монтировке, бутафории, мебели и проч., 2) все указания режиссеров декораторам, 3) музыкантам, 4) осветителям, 5) бутафорам, 6) заведующему сценой, 7) администрации. Туда же вносятся все пробы, намеченные для пьес, и все те неразрешенные вопросы, которые подлежат разрешению.

Таким образом, в монтировке составляется вся картина предстоящих проб и работ по всем частям и отделам театра.

Такая группировка облегчает и сразу выясняет предстоящие работы и требования постановки. Она дополняется и изменяется во время хода репетиций, и эти дополнения и изменения [пополняются] новыми добавочными приложениями к монтировке помощником режиссера.

Такие книги печатаются в конторе гектографом и раздаются помощником режиссера по рассыльной книге: 1) в архив, 2) режиссеру, 3) помощникам его, 4) сценариусу, 5) директорам театра, 6) членам ревизионной комиссии, 7) в бухгалтерию (Вишневскому и Пастухову) 35, 8) в контору, 9) в костюмерную (так как и там могут быть вещи для шитья, вроде скатертей, занавесок), а также и музею, 10) в бутафорию (драпировщику -- от бутафоров сообщается нужное), 11) заведующему сценой (в двух экземплярах Титову, Румянцеву)36, 12) заведующему освещением, 13) заведующему декоративными работами, 14) заведующему лепными работами, 15) заведующему музыкальными частями, 16) заведующему звуковой частью, 17) заведующему эффектами и изобретениями (Бурджалову) 37.

Такой же список составляется помощником режиссера для костюмов, с перечислением каждого отдельного предмета его и со сноской на рисунок костюма, сделанный художником. Такие списки раздаются: а) в архив, б) директору, в) всем заведующим костюмерной, г) бутафору (если есть вещи, до него относящиеся). Помощник режиссера следит за систематическим выполнением монтировки по всем частям и в случае уклонения от замысла или порядка выполнения режиссерского плана он своевременно доводит о том до сведения режиссера и в то же время постоянно держит его в курсе работ ежедневными рапортичками.

Помощник режиссера заботится о своевременном составлении художников полной коллекции рисунков, макетов, костюмов и отдельных бутафорских и реквизитных частей. Оригиналы хранятся у полковника 38 и проверяются помощником режиссера.

По получении их он заказывает необходимое количество калек с них.

Кальки костюмов выдаются: а) в костюмерную, б) гримеру.

Кальки монтировки выдаются в те отделы, где вещи будут изготавливаться, то есть: 1) в бутафорскую, 2) заведующему сценой, 3) заведующему мастерскими, 4) электротехнику, 5) заведующему лепкой.

Помощник режиссера входит в переговоры с директором и с отдельными частями и представляет режиссеру за несколько дней вперед соображения о том, где и когда можно было бы устроить репетиции.

Режиссер сообщает свои требования по вопросу репетиций актов, сцен пьесы и места их, для того чтоб помощник режиссера совместно с директором и другими частями составлял текущий репертуар недели, сочетая его со всей работой театра по всем художественным и административным отделам.

По окончании постановки помощник режиссера приводит в порядок все документы по постановке, то есть: а) списки действующих лиц; б) монтировочные тетради; в) костюмерские тетради в папках или переплетах; г) все рисунки костюмов и вещей монтировки в папках или переплетах; д) все мотивы постановок -- книги, картины, пост-карты и пр.; чужие материалы возвращает в контору для рассылки по принадлежности; е) режиссерский экземпляр; ж) экземпляр сценариуса выверить; з) выверить освещение; и) из всех этих экземпляров занести выписки по всем этим отделам в один общий архивный экземпляр, иллюстрирующий всю постановку; к) все макеты; л) планы декораций в двух экземплярах: один в архив К. С. А[лексеева], другой заведующему сценой; м) окончательную выписку по актам реквизита проверить и копию составить для архива; н) составить список исполнителей и дублеров по актам и сценам в двух экземплярах: один в архив, другой в контору; о) список реквизитов по костюмам окончательный; п) то же по электротехническому отделу; р) то же по нотам и музыкальному отделу; с) список участвующих в хоре и оркестре; т) список партитур и нот и самые ноты в папке в двух экземплярах: один в архив, второй для обихода; у) проверить в инвентаре записи и нумерацию и оценку вновь сделанных вещей, купленных для постановки и забракованных, переделанных по бутафории; ф) то же в инвентаре костюмов; х) то же в инвентаре музея; ц) то же в инвентаре электротехнического отдела; ч) то же в инвентаре музы[кального отдела] и других звуков; ш) собрать в двух экземплярах фотографии; щ) собрать афиши и программы; ъ) собрать вырезки рецензий; ы) собрать письма, телеграммы, относящиеся к постановке; э) выписку из протоколов, сколько было репетиций, удачных, неудачных, сколько потрачено времени зря. Казусы, инциденты, анекдоты; ю) протоколы бесед; я) описания ролей -- сотрудников, учеников и актеров.