Социологические теории гендера: с 1960-х гг. по настоящее время

Взаимосвязь теории феминизма и социологии очевидна по меньшей мере, в двух ключевых областях. Первое значимое соприкосновение, роль которого в течение последних пяти лет все более возрастает, — это влияние феминистской теории на важнейшие предметы, рассматриваемые социологией: проблему девиантного по­ведения (Barry, 1995; Bergen, 1996; Stiglmayer, 1994), семейной жизни (McMahon, 1995; Stacey, 1996), занятости и профессиональной деятельности (Pierce, 1995; Williams, 1995), на политическую социологию (Fraser, 1997;Jackman, 1994; Stetson & Masur, 1995), вопрос о социальных движениях (Ferree & Martin, 1995; Taylor, 1989; Whittier, 1995; «Гендер и общество», 12, р. 6,1998 and 13, р.1,1999) и страти­фикации (Ferree and Hall, 1996; Ridgeway, 1997). Второй гранью их соприкоснове­ния и главной темой настоящего раздела являются работы, относящиеся к социоло­гическим теориям угнетения (см. в сборнике, под ред. England, 1993, критическое рассмотрение взаимосвязи феминизма с социологическими теориями; см. также: Chafetz, 1997). В большинстве работ, соотносящих феминизм с существующими социальными теориями, исследуются вопросы гендера. Предлагаемое нами обозре-


[361]

ние таких трудов построено на основе их классификации на макросоциальные и микросоциальные теории гендера.

Макросоциальные теории гендера

На первый вопрос феминизма — «А как насчет женщин?» — были даны оказавшие­ся существенными ответы теоретиков, придерживающихся трех важнейших макро-социальных подходов, более подробно описанные в других главах книги, — струк­турного функционализма (глава 3), теории конфликта (глава 3) и неомарксистской теории мировых систем (глава 4). Все эти теоретики прибегают к одинаковому про­цессу анализа, обращаясь к вопросу о гендере в рамках общего теоретического опи­сания крупных социальных явлений. Во-первых, они определяют последние в качестве системы взаимосвязанных и взаимодействующих структур, которые понимаются как «шаблонный, регулярный порядок человеческого поведения» (Chafetz, 1984, р. 23). Функционалисты и сторонники аналитической теории конф­ликта изучают государственно-национальные образования, а также (это особенно свойственно аналитической теории конфликта) предшествующие нынешним куль­турные сообщества. Теория мировых систем исследует глобальный капитализм как транснациональную систему, в которой государственно-национальные объедине­ния выступают в качестве важных структур. Различия между этими теориями свя­заны с тем, каким отдельным структурам и системным процессам придается основ­ное значение. Во-вторых, эти теоретики пытаются найти место женщин внутри описанных систем. Теоретики всех трех направлений приходят к одному и тому же выводу: основное место женщин — а оно понимается в качестве чисто женской «сферы» в рамках всех культур — это дом/семья. Это положение изначально, и жен­щины никогда не переступают за его рамки, однако они проявляют активность, от­воевывая в структуре общества и другие важные позиции, что в большей степени проявляется при рыночной экономике. Отсюда вытекает другой вопрос — о пони­мании функций дома/семьи в социальной системе и схеме взаимосвязи между до­машним хозяйством и экономикой. В-третьих, каждая упомянутая группа теорети­ков гендера стремится объяснить гендерную стратификацию — рассматриваемую как социальное зло для женщин — с точки зрения структурного образования, име­ющего вид треугольника: дом/семья — экономика — общие потребности и процес­сы в социальной системе.

Функционализм

Основной сторонницей функционализма в теории гендера является Мириам Джонсон (Johnson, 1988,1989,1993). Поборница функционализма и феминистка, она, прежде всего, признает неспособность первого удовлетворительным образом проанализировать невыгодное положение женщин в обществе. Джонсон считает, что в теории семьи, которую выдвинул Талкотт Парсонс, непреднамеренно ска­зался дискриминационный крен и что функционализм оставляет за рамками сво­его рассмотрения аспекты социального неравенства, господства и подавления. Эта тенденция коренится в изначальном интересе, проявляемым функционализмом к социальному порядку. При этом Джонсон убедительно демонстрирует, что много­гранность и сложность парсоновского функционализма необходимы при анализе гендерных вопросов, поскольку эта теория обладает гигантским аналитическим раз-


[362]

махом и гибкостью. Таким образом, она вторит позиции многих неофункциона­листов (см. главу 3). В своих трудах Джонсон исследует соотношение многих клю­чевых типологий Парсонса с вопросами гендера: роль как основная единица со­циальной системы; экспрессивные ролевые ориентации в противопоставлении инструментальным; семья как институт, связанный с другими институтами; функ­циональные предпосылки социальной системы (адаптация, достижение цели интеграция и сохранение латентной структуры); аналитические уровни социаль­ного действия (социальный, культурный, личностный и поведенческий); стадии социетальных изменений (дифференциация, адаптивное обновление, интеграция и генерализация ценностей).

Наиболее значимо для понимания гендера в рамках функционализма исполь­зование Джонсон парсоновского понятия экспрессивных ролей в их противопо­ставлении инструментальным, его тезиса о взаимосвязи семьи с другими института­ми и модели функциональных предпосылок. Джонсон видит истоки возникновения гендерного неравенства в структуре патриархальной семьи, отмечаемой почти во всех известных обществах. Семья выполняет функции, отличные от функций эко­номики и других «общественных» институтов: это задача социализации детей и эмоционального обогащения взрослых членов семьи, что имеет существенное зна­чение для социальной солидарности и воспроизводства ценностей (интеграция и сохранение ценностного образца). Изначальное положение женщины в структу­ре семьи определяется тем, что она предстает основным исполнителем этих зна­чимых функций. И ей следует быть экспрессивной, иметь эмоциональный настрой и отзывчивость к родственникам. Функции женщин в семье и экспрессивность сказываются на том, что они выполняют во всех прочих социальных структурах, особенно в экономике. Например, подходящими для женщин считаются откровен­но экспрессивные занятия, в типично мужских профессиях от женщин ожидают экспрессивности, но одновременно применяют к ним за такое поведение санкции; кроме того, участие женщин в экономической жизни ограничено их ответствен­ностью за семью.

Однако ни одна из описанных выше функций не ведет с неизбежностью к гендерной стратификации, которая обесценивает и принижает положение женщин. Для того чтобы понять, почему она возникает, нужно обратиться к патриархаль­ной семье. В таком мире женщины, заботясь о детях, действуют благодаря име­ющемуся у них весу, авторитету, приобщая и мальчиков, и девочек к своему по­ниманию «общей гуманности». Рамки, которые продиктованы особенностями культуры и социальных институтов, предполагают, что женщина слаба и податли­ва мужу, чья экономическая конкурентоспособность, опосредованная наличием ряда средств (инструментов), позволяет ему добиться для своей семьи определен­ного уровня экономической безопасности. Поскольку для детей женщина пред­стает в роли «слабой жены», они усваивают почтительное отношение к патриар­хату и недооценивают такую родительскую установку, как эмоциональность, по сравнению с которой инструментальность мужчин кажется более мощной и зна­чимой. Эта оценка мужских способов как более эффективных, чем женская экс­прессивность, проникает в культуру. Но такая позиция никак не подтверждается на практике — разве только в том случае, когда она сформирована патриархаль­ной идеологией. Джонсон, в частности, рассчитывает, что женское движение вызо-


[363]

вет перемены общественного и культурного плана, которые, в свою очередь, при­ведут к общесистемной переоценке экспрессивности.

Однако Джонсон приходится касаться и вопроса о том, функциональны ли пат­риархальные структуры в создании системного равновесия и социального порядка. Джонсон предполагает (Johnson, 1993), что мы спросим: «Функциональны для кого?» Подобный вопрос удаляет от парсоновской позиции, согласно которой функ­циональность должна рассматриваться с точки зрения системы. Вопрос «функцио­нальны для кого?» выдвигает проблему неравного обладания властью и конфлик­та интересов и указывает скорее на критическую, нежели ценностно-нейтральную установку теоретика — установку, противоположную функционализму. Вопрос о женщинах — гендерный аспект — стал, как часто бывает, последней каплей, пере­полнившей чашу.