Холокост и макдональдизация

Холокост обладал всеми свойствами «макдональдизации». Несомненно, в нем присутствовал упор на эффективность. Например, газ определили гораздо более эффективным методом уничтожения большого числа людей, чем пули. Холокост обладал предсказуемостью конвейера: это были длинные составы, ползущие


[509]

в лагеря смерти, длинные людские ряды, текущие в «душ», «производство» огром­ных груд тел для ликвидации в конце процесса. Холокост был исчисляем в том смысле, что упор делался на количественных факторах, например на том, сколько людей можно уничтожить и за сколь короткое время.

Для железнодорожных управляющих единственно значимая артикуляция объекта су­ществует на уровне количества тонн на километр. Они не имеют дела с людьми, ов­цами или колючей проволокой, они имеют дело лишь с грузом, и это означает сущ­ность, целиком состоящую из количественных величин и лишенную качественных характеристик. Для большинства бюрократов даже такая категория, как груз, значи­ла бы ограничение, слишком определенно связанное с качеством. Они принимают в расчет только финансовые результаты своих действий. Их цель — деньги (Bauman, 1989, р. 103).

Несомненно, мало внимания уделялось качеству жизни и даже смерти евреев, неумолимо маршировавших в газовые камеры. В другом, количественном смысле Холокост был самым радикальным из массовых уничтожений:

Как и все, что делается современным — рациональным, спланированным, научно обосно­ванным, экспертным, эффективно управляемым, координируемым — образом, Холокост превзошел и посрамил все явления, признаваемые его современными эквивалентами, выставив их примитивными, расточительными и неэффективными по сравнению с со­бой. Как и все в нашем современном обществе, Холокост был свершением во всех отно­шениях превосходным... Он намного возвышается над прошлыми эпизодами геноцида (Bauman, 1989, р. 89).

Наконец, Холокост использовал унифицированные технологии, такие, как ус­тавы и предписания в лагерях и поточная работа газовых камер, с целью держать под контролем и заключенных и охрану.

Конечно, наилучшим образом соответствующей Холокосту характеристикой макдональдизации является иррациональность рациональности, особенно дегу­манизация. Здесь Бауман применяет понятие дистанцирования, чтобы показать, что дегуманизация жертв возможна потому, что бюрократы, которые принимают относительно них решения, не имеют с ними личных контактов. Помимо этого, жертвы превращаются в объект манипуляции и ликвидации, цифры в гроссбухе — это не люди. В общем, «немецкий бюрократический аппарат был поставлен на службу цели, непостижимой в своей иррациональности» (Bauman, 1989, р. 136).

Один из наиболее интересных моментов в рассуждениях Баумана заключает­ся в том, что рациональная система, введенная нацистами, захватила своих жертв — евреев. Гетто было преобразовано в «ответвление губительной машины» (Bauman, 1989, р. 23). Так,

лидеры обреченных общин выполняли основную часть предварительной бюрократи­ческой работы, требовавшейся процессу (снабжали нацистов данными и содержали архив на будущих жертв), заведовали производством и распределением, требовавши­мися, чтобы жертвы оставались живыми до тех пор, пока газовые камеры не будут го­товы их принять, охраняли плененное население, так, чтобы закон и порядок не требо­вали никаких затрат со стороны захватчиков, обеспечивали гладкое течение процесса уничтожения, определяя объекты его последующих стадий, доставляли избранные


[510]

объекты в место, откуда их можно было забрать с минимальными затратами, и моби-лизовывали финансовые ресурсы, необходимые для оплаты последнего путешествия (Bauman, 1989, р. 118).

(Это сходно с идеей о том, что в макдональдизированном мире покупатели пре­вращаются в неоплачиваемых работников этой системы: сами делают салаты, сами убирают за собой и т. д.) При «обычном геноциде» убийцы и убиваемые отделены друг от друга. Убийцы планируют сделать со своими жертвами что-то ужасное, в результате чего вероятно сопротивление потенциальных жертв. Однако такое со­противление гораздо менее вероятно, когда жертвы являются неотъемлемой частью «системы», созданной преступниками.

Что касается действий евреев, сотрудничавших с нацистами, то они вели себя рационально. Они делали то, что было необходимо, для того чтобы, например, остаться в живых еще на какое-то время или быть выбранными в качестве заслу­живающих особого, более мягкого обращения. Они даже использовали рациональ­ные инструменты, например, считали, что принесение в жертву нескольких чело­век спасет многих, или что если бы они не сотрудничали с нацистами, то умерло бы гораздо больше людей. В конечном счете, такие действия были иррациональ­ны, поскольку способствовали процессу геноцида и снижали вероятность сопро­тивления ему.

Современность гордится своей цивилизованностью, тем, что обладает необхо­димыми гарантиями, чтобы никогда не случилось ничего подобного Холокосту. Но все же это произошло; предосторожности были недостаточны для того, чтобы это предотвратить. Сегодня рационализация не утратила своего влияния, и оно пожалуй, даже, сильнее, чем прежде. Трудно предположить, что защитные меха­низмы, необходимые для предотвращения неистовства рационализации, сегодня сколько-нибудь сильнее, чем в 1940-х гг. Как пишет Бауман: «Ни одно из социе-тальных условий, сделавших возможным Освенцим, в действительности не исчез­ло, и никаких эффективных мер не было принято, чтобы предотвратить... подоб­ные Освенциму катастрофы» (1989, р. 11). Для предотвращения нового холокоста необходимы сильная мораль и плюрализм политических сил. Но все же сохраня­ется вероятность эпохи преобладания единственной власти, и трудно поверить, что мы имеем достаточно сильную этическую систему, чтобы предотвратить но­вое слияние могущественного лидера и энергичной и волевой бюрократии.