СНОВИДЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЮГ
Блюдите Тайны!
Непрестанно проникайте в Них!
Лью Уэлч, «Теология»
Вечером с северных плато спустилась страшная пурга; ледяныепорывы ветрапробивались сквозь щели между бревнами хижины. Временами дуло так, что комки газетной бумаги, которыми они были законопачены, со свистом вылетали внутрь комнаты. Мы все надевали по нескольку пар теплых штанов, молча ели и проникались чувством бренности нашей маленькой хижины и прочности и теплоты нашей дружбы. Атмосфера была весьма напряженной, и неизбежное соседство каждого из нас с еще троими направляло мысли в более умозрительные сферы. Я начала понимать, как многолетнее напряжение такого рода способно породить видения ужасного виндиго — видения, овладевающие душой человека; обращающие его сердце в кусок льда и побуждающие убивать людей целыми деревнями. Виндиго — это безумная часть внутреннего содержания человека, способная толкнуть его на каннибализм в отношении себе подобных, а то и самого себя . Я содрогнулась от мысли о той боли, которую это за собой влечет, и придвинулась к печке, поставив свои тепло обутые ноги на старый деревянный ящик из-под яблок.
— Не поговорить ли нам о более теплой погоде? — предложила Агнес.
Я не сомневалась, что она тоже чувствовала себя напряженно из-за непрекращающегося холода. Если бы даже я захотела уехать, это было невозможно. Лишь полеты моего духа помогали мне бороться с клаустрофобией. Я наблюдала за Руби, пытаясь понять ее — гордую пожилую женщину с сознанием, таившим столь громадную силу, и невидящими глазами. Она всегда все делала хорошо: каждая посудина была у нее вычищена, каждая валяная кошма доведена до совершенства. Движения ее были всегда точно выверены, что, несомненно, объяснялось ее слепотой, но, кроме того — я чувствовала это, — тем величайшим почтением, с которым она относилась к жизни и миру вокруг себя. Даже просто смотреть на нее в течение дня было для меня уроком. Я восхищалась ее кошачьей грацией и способностью самой становиться тем знанием, которое она хотела мне передать. Когда я бывала слишком серьезна, она могла застать меня врасплох, разыграв дряхлую старуху или капризного ребенка. Никогда прежде я не удостаивалась чести провести столько времени в столь тесном с ней соседстве. Меня всегда поражало, насколько обособленно она держится, неизменно блюдя свое положение. Но, несмотря на все это, я испытывала к ней такую любовь...
Агнес отодвинулась со стулом, сев напротив меня, Джули придвинула свой стул ко мне слева, а Руби справа. Несмотря на наше давнее знакомство, близость Руби всегда слегка меня нервировала. Я никогда не знала, что она сделает в следующую секунду. Наблюдая за ней краем глаза, я видела, как она улыбается своим мыслям, подобрав недошитый ею мокасин и потирая его руками.
— Линн, настало время для хорошей истории, — проговорила Агнес, держа на коленях поднос с бисером. Она нанизывала мелкие белые бусинки на иголку, собираясь вышивать кисет.
— Я не против, — сказала Руби. — Хорошая история согревает сердце.
— Я хочу услышать еще о том прекрасном молодом человеке на дереве, — сказала Джули.
— Я говорю — хорошая история, — отрезала Руби. — Она собиралась рассказать нам о Юкатане, где было тепло и солнечно.
— Об этом можно столько всего рассказывать! С чего, по-вашему, лучше начать?
—Как насчет того, чтобы с начала? — фыркнула Руби. Джули хихикнула.
—Ладно. Представьте себе мой дом...
Шел мелкий дождь, и из моей гостиной были видны нитевидные потоки, стекавшие по большим двустворчатым окнам. Я читала раздел путешествий воскресной газеты, выискивая сведения о недорогих рейсах в мексиканский город Мерида, расположенный на полуострове Юкатан. Агнес рассказывала мне о живущей там женщине, которая, по ее словам, много знала о масках.
— Какие маски ты имеешь в виду? Резные? — спросила я у нее.
Агнес ответила, что эта женщина знает о масках силы и обладает сведениями более древними, чем цивилизация майя. Это пробудило во мне живейший интерес, и я записала имя женщины в блокнот наряду с туманным описанием дома в маленькой деревушке, где она жила. Агнес больше ни разу не упомянула о ней, да и я до этого момента не вспоминала о том разговоре.
Я набрала указанный в газетной рекламе номер авиакомпании и забронировала место. С точки зрения здравого смысла это было полнейшей бессмыслицей. В течение следующих трех часов я занималась тем, что отменяла приглашения к обеду, свидания, встречи с раздачей автографов в книжных магазинах и прочие запланированные мероприятия. Реакция на том конце провода варьировалась от легкого сожаления до взрывов ярости. В мои планы вовсе не входило морочить голову стольким людям, просто в последнее время я работала так много, что, думаю, заслужила отдых. Как бы то ни было, я собралась уехать.
Полет пошел без приключений. Я наняла в аэропорту автомобиль и, ориентируясь по картам, направилась к руинам древнего майянского города Ушмаль, а оттуда — в маленькую деревушку Ллано с грязными улицами и глинобитными домами. На своем весьма слабом испанском я спросила у местного мальчишки, где находится дом Сойлы Гитерес. В результате обильной жестикуляции я поняла, что это маленький глинобитный домик за пределами деревни у небольшого ручья. Я поблагодарила мальчишку, оказавшегося внуком Сойлы, и поехала туда. Я увидела маленький, хорошо обустроенный дворик. В центре старой деревянной двери был прибит амулет. Я постучала. Дверь открылась, и на пороге, широко улыбаясь, предстала Агнес Быстрая Лосиха.
— А я уж было собиралась махнуть на тебя рукой, — сказала она. — Я уже три дня тебя поджидаю. Почему ты не приехала раньше?
Мы обнялись. Я была поражена сверх меры.
— Агнес, — сказала я. — До вчерашнего вечера я сама не знала, что поеду.
— - Мы как раз говорили о тебе с Сойлой. У тебя уши не чесались?
Я рассмеялась и сказала:
— Кого-кого, а тебя я меньше всего ожидала встретить за пределами Канады.
— О, ты ведь знаешь, как это бывает. Мы, индейцы, так и норовим принюхаться ко всему окружающему. Наш нос ведет нас. Заходи, мы как раз занимались твоим любимые делом — пили чай.
Я прошла за ней сквозь дом и вышла в ухоженный садик окруженный деревянным забором от койотов. На грубо сколоченной скамейке сидела пожилая женщина, одетая в блузку свободного покроя, называемую здесь уипиль, и синюю запахивающуюся юбку. Как и большинство индейских женщин Юкатана, обута она была в кожаные сандалии. Агнес представила нас друг другу.
— Не говорила ли я только что, что Линн Эндрюс вот-вот постучится в дверь? — сказала она.
— Было, было, Агнес, — сказала Сойла с легким акцентом, глядя на меня. — Мы когда-то уже встречались на Севере, но ты, по-видимому, не помнишь меня.
Я в тот же миг почувствовала в этой женщине родственную душу.
—Нет, не помню. А где именно?
—Это не важно, — отвечала она.
—Пойду, приготовлю Линн чаю, — сказала, улыбаясь Агнес. — И не позволяй ей докучать тебе вопросами о масках и знаниях майя.
Какое-то время я стояла, переминаясь с ноги на ногу.
— Вы майя? — спросила я в конце концов.
— Я майя, — ответила она. И затем добавила: — Но некоторые говорят, что я наполовину рысь.
Я уже готова была начать расспрашивать ее о масках, но тут вернулась Агнес со сделанной из тыквы чашкой, наполненной горьковатым травяным чаем. Присутствие Агнес в этом доме все еще смущало меня. В моем уме проносились дюжины возможных объяснений того, как вышло, что она сидит передо мной.
Сойла тепло улыбнулась мне. Ее глаза были очень добрыми и приветливыми, но в их глубине я рассмотрела свернувшуюся гремучую змею. Я поняла, что мне ни в коем случае не следует становиться на пути этой женщины. Взгляд ее сканировал мое лицо, как будто она прочитывала мои мысли. Во двор вбежала стайка детишек, и одна из девочек тонким голоском спросила у Сойлы что-то по-майянски. Та ответила, и дети в ожидании выстроились вокруг нас. Сойла пояснила, что дети хотят, чтобы Агнес рассказала им очередную историю. Агнес заговорила с ними по-майянски. Затем она обратилась к той девочке, что разговаривала с Сойлой. Девочка вбежала в дом и быстро вернулась с чайником. Она разлила чай по нашим чашкам.
—Это одна из моих внучек, — сказала Сойла.
—Она очень мила, — заметила я.
Агнес, извинившись, уселась прямо на землю. Дети обступили ее, смеясь и возбужденно галдя, но затихли сразу, как только Агнес начала свой рассказ.
Улучив момент, я обратилась к Сойле:
—Агнес говорила, что вы знаете о масках...
—Иди сюда и сядь рядом со мной, чтобы не мешать детям, — сказала она.
Мы отошли в угол сада и сели на траву. В воздухе стоял насыщенный аромат сырой земли и влажных от вечернего дождя листьев субтропических деревьев. Я отхлебнула из чашки. Сидя здесь, я имела возможность смотреть сквозь прореху в изгороди. Вдалеке, за крытой соломой хижиной, виднелось сухое дерево, ветви которого сплошь обсели канюки.
—Там что-нибудь издохло?
—Нет, нет, канюки всегда слетаются туда и ждут отбросов из корчмы.
Некоторое время Сойла рассматривала меня, поглаживая ладонью землю. Подобрав тонкий прутик, она принялась чертить им на земле. Нарисованное представляло собой прямоугольник, разделенный на треугольники.
— Что это означает? — спросила я.
— Это означает силу, что значит путь к пониманию себя.
— Силу? Из этого рисунка можно извлечь многое, но почему он означает силу?
— Мы называем его маской земли. Эта маска — наш алтарь. Так мы молимся и совершаем наши священнодействия.
Я достала из своей сумки белый платок, предназначенный ей в подарок. Она рассмотрела его и отложила в сторону, кивнув головой.
—Научи меня, — попросила я.
—Тебя тянуло сюда, как пчелу тянет к цветку. Одна из причин, почему ты здесь — это желание учиться. Я буду учить тебя. Сегодня ты должна отдохнуть с дороги. Вздремнем сейчас, и будем ожидать знание. Когда ты будешь готова воспринять его, оно придет. Оно вроде бродяги, но никогда не уходит настолько далеко, чтобы его нельзя было приманить.
Пока Сойла говорила это, между нами пролетела красивая зеленая птичка колибри и стала исследовать кусты фуксии. Сойла продолжала, кивнув в сторону нашей гостьи:
— Посмотри, как колибри зависает над цветком. Для этой птички пыльца — это сила. Смотри, она выбирает нужный момент и приникает к цветку. Взяв то, что ей нужно, она улетает.
Словно услышав ее, колибри двинулась прочь от цветка фуксии и улетела, зеленой вспышкой сверкнув над изгородью.
— Когда сила приходит к тебе, веди себя с нею почтительно. Не пускайся в разговоры о ней, не растрачивай попусту энергию. Старайся лишь удержать ее при себе. Понемногу она начнет танцевать вместе с тобой, но лишь при условии, что ты будешь терпелива и станешь прислушиваться к ее голосу.
Сойла взяла мои руки и коснулась ими своей груди у сердца. Мое собственное сердце тяжело билось. Мы поднялись и направились к Агнес и ребятишкам. Она все еще рассказывала свою историю, и дети глазели на нее с восторженным вниманием. История, должно быть, была забавной, так как они то и дело взрывались веселым смехом. Я вспомнила, что Джули как-то говорила мне, что Агнес знает десяток индейских языков.
Агнес отпустила детей, и они разбежались. Мелькание их ярких красных, желтых и черных одежд представляло собой завораживающее зрелище. Мы втроем направились к тому месту, где я оставила свой красный «форд». Я наняла его всего несколько часов назад, но казалось, что прошло несколько дней.
— Я поеду с Линн, и мы вернемся к тебе позже,— сказала Агнес.
— Я буду здесь, — ответила Сойла.
Агнес сунула в руку Сойле какой-то небольшой предмет и подмигнула ей. Мы поехали по пыльной извилистой дороге, огибавшей зеленеющие джунгли. Агнес указывала путь.
— Куда мы едем? — спросила я.
— Проведать кое-каких друзей. Там мы сможем отдохнуть и поесть.
Мы ехали теперь сквозь низкорослые джунгли по узкой двухрядной дороге. Я чувствовала, что мы находимся поблизости от древних руин Ушмаля. Я подумала о Сойле, и при мысли о предстоящем ученичестве мною овладело состояние тревожного предвкушения. Дорога становилась уже, так что до нависавших по ее сторонам лиан и цветов можно было теперь дотянуться из окна машины.
—Нам еще далеко? — спросила я.
—Не очень, — ответила Агнес.
Пошел небольшой дождь, дорогу затянуло легкой дымкой. На лобовом стекле стали появляться капли, и я включила дворники. Дорога стала влажной и небезопасной. Чего мне только не хватало, так это завязнуть в грязи посреди джунглей. Дорога резко свернула к востоку и вышла на опушку. Вскоре мы оказались во дворе длинной глинобитной асьенды.
— Остановись, — велела Агнес.
Я заметила, что во дворе стояло в ряд множество других машин — легковушек, джипов, были даже трейлер и пикап. Как только мы вышли, дождь тут же прекратился.
— Возьми свои вещи, — сказала Агнес.
Я взяла две свои сумки и двинулась за ней. Асьенда стояла посреди поляны, усаженной палисандрами. С балконов свисали длинные цветущие лианы, а когда мы прошли сквозь широкие двери, вручную вытесанные из красного дерева, ноги наши скользнули по гладко отполированным плитам.
—Что это за место, Агнес?
—Тебе будут рады здесь, как и мне. Этого для тебя пока достаточно.
Она подошла к стоянке.
— Думаю, что пребывание здесь превзойдет твои ожидания.
Я улыбнулась, уловив озорной огонек в глазах Агнес. Она повернула направо. Мы прошли сквозь несколько комнат с высокими потолками и открытыми окнами. Дождь снаружи усилился. Стаккато крупных капель заглушало плотный хор птиц и насекомых Юкатана. Агнес увлекала меня вперед. Поднявшись по лестнице из нескольких ступенек, мы оказались в большой комнате на втором этаже. В комнате стояли две кровати; ряд узких окон был обращен во внутренний дворик, где имелся небольшой плавательный бассейн, окруженный приземистыми пальмами. Несколько женщин сидели на деревянных стульях на веранде, глядя на дождь и попивая через соломинку розовый напиток из высоких стаканов.
Я поставила сумки и открыла деревянные ставни. Приятный шлепающий звук дождя убаюкивал меня. Мне захотелось принять ванну и вздремнуть. Агнес уже плюхнулась на свою кровать и уткнулась лицом в подушку. Ее ритмичное дыхание говорило о том, что она крепко спит.
Приняв ванну, я с величайшим облегчением легла на узкую и жесткую кровать и стала смотреть на медленно вращавшийся надо мной вентилятор. Но, несмотря на усталость, сердце мое возбужденно колотилось, и я не могла сомкнуть глаз. Я оделась и тихо вышла из комнаты. У главного входа я уселась в шезлонг и стала смотреть на неослабевающие серебристые потоки дождя. Вдалеке на востоке небо расколола молния. Женщины, которых я видела из окна, разошлись, и вокруг не было ни души. По-видимому, все отдавали дань сиесте.
Я чувствовала себя так, словно меня окружала древняя цивилизация. Энергия Юкатана воспринималась в первозданном виде, как будто за прошедшие тысячелетия напрочь истлели те покровы, которыми эта земля защищалась от чужих взглядов. Она, казалось, стояла передо мной обнаженной. Джунгли, дождь, зелень деревьев — ничто не скрывало ее от меня. Она пульсировала и простиралась во все стороны, плоская, но мускулистая, сильная, но утонченная. Она проникала ко мне в сердце и солнечное сплетение, соединяла свое дыхание с моим и отвечала движением на движение. Я находилась в силовом фокусе величайшей напряженности, и все то время, пока я сидела и смотрела, землю омывал поток дождя.
Я задремала, и проснулась оттого, что Агнес трясла меня за плечо. С ней была Сойла, обе они были празднично одеты. Дождь прекратился, время было уже позднее. Над патио зажглись цветные фонари, и мне был слышен доносившийся откуда-то из тени женский смех.
—Агнес, Линн что, все время спит? — спросила Сойла, приподняв темную бровь и взглянув на меня. Не исходи этот вопрос от шаманки, я не обратила бы на него внимания. Но он звучал вызовом мне, так могла бы сказать Руби. Моя спина напряглась, и я заставила себя подняться.
—Ты, наверно, голодна, — сказала Агнес.
—Да, очень, — ответила я.
Агнес погладила меня по спине и улыбнулась мне, спускаясь по лестнице. Она толкнула меня локтем, как школьница.
— Успокойся, — шепнула она мне на ухо. — Не будь такой чувствительной.
—Что это за место, Агнес? Что-то вроде загородной виллы?
—Думаю, что это столовая.
Мы действительно были в столовой — большой комнате, где стояло одиннадцать столиков, и молодые женщины-майя в цветастых одеждах накрывали к обеду. Девять женщин уже сидели за столиками, ели и пили кофе. Мы сели, и молодая женщина принесла нам салаты, рыбу, черные бобы, рис, блюда с жареными бананами и тропическими фруктами.
Когда мы поели, Сойла попросила меня прогуляться с ней по саду. Агнес вернулась в нашу комнату. В воздухе стоял нежный аромат, вокруг росло множество тропических пальм и цветущих лиан. Сойла молчала. Звук женских голосов понемногу ослабевал и уступал место нараставшим ночным шумам. Но когда Сойла выпустила мою руку, звуки голосов вновь заглушили ночной шум.
—Вы слышали? — спросила я, широко раскрыв глаза. Сойла посмотрела на меня.
—Что?
—Ночные...
—Нет, это листья, — перебила она меня.
—Листья?
—Да, они разговаривают с тобой. Сойла показала мне свои ладони.
— Я имею дело с растениями. Я использую их для лечения. По ночам, в определенные фазы Луны, я хожу за разными священными травами.
Она снова взяла меня за руку; ее ладонь была горячей. Она сжала мою кисть и отпустила.
— Слушай, — сказала она. — Закрой глаза.
Я отметила перемену в раздававшихся звуках — до меня донесся еле слышный плач. Я слегка подпрыгнула и резко повернулась на одной ноге. Чуть не упав, я открыла глаза. Надо мной нависали каучуконосы, земля колыхалась в волнах нагретого воздуха. Я села на землю и вытаращилась на Сойлу.
— Не бойся. В каждом из нас заключена сущность, которую нам необходимо познать. Этот твой дух разговаривает сейчас с духом растений.
Я почувствовала головокружение.
—Ты никогда этого не замечала?
—Я всегда любила ветер в деревьях.
—Закрой снова глаза и вслушайся своим сердцем.
Я так и поступила, и услышала тихий плач, похожий на женский.
Сойла коснулась моего плеча.
—Открой глаза. Ты слышала ее, не так ли?
—Да. Кто это?
—Это ашана. На вашем языке я называю ее «обезьяний корень». Она — растение, которое даст тебе защиту. Она нужна тебе.
—А почему вы называете ее обезьяньим корнем?
—Она рассказывает тебе, как она видит тебя, наподобие того, как поступают обезьяны, подражая людям. Она обладает большой силой. Когда ты придешь ко мне, мы выйдем и поищем ее вдвоем.
Сойла широко улыбнулась мне, развернулась и исчезла в темноте.
Я двинулась обратно. Асьенда казалась вымершей. Я быстро поднялась в комнату и увидела, что Агнес крепко спит. Я не могла понять, как ей удается так легко и быстро засыпать в столь удивительном месте. Я посмотрела на часы. Было два часа ночи! Я провела с Сойлой пять часов, но они пролетели как несколько минут.
Проснувшись на следующее утро, я почувствовала себя усталой. Лежа в постели, я прислушивалась к дождю и шуму, производимому птицами и насекомыми, который доносился из густого леса, окружавшего асьенду. Из ванной вышла Агнес.
— Агнес этой ночью я пережила нечто невероятное благодаря Сойле.
По мере того как я говорила, моя усталость исчезала.
— Ну-ка, расскажи.
— Мы гуляли в саду, остановились, чтобы прислушаться, и я услышала, как листья обращаются ко мне. И еще меня звал корень травы под названием ашана. Ее голос был похож на женский плач.
—Ашана. Я слышала о ней. Она отгоняет злых духов. Я кое-что о ней знаю.
—Об этом можно было догадаться.
—Да, пожалуй, Сойла будет для тебя хорошей учительницей. Она знает здешние священные травы лучше кого бы то ни было.
— Звуки, доносившиеся из леса, перепугали меня. Сойла помогла мне. Они подхватили меня и закружили в танце.
Агнес глядя на то, как я возбужденно выскакиваю из постели и одеваюсь, сказала:
—В прежние времена мы всегда направляли ученицу к другой ведунье, если ей необходимо было овладеть силами, относящимися к другому пути. Сойла очень много знает о растениях, но ее знание — с другого пути. Я уважаю ее и отдам тебя к ней в ученицы, чтобы ты набралась и этой мудрости.
—Сойла мне понравилась, — заметила я, спускаясь по ступенькам.
Мы с Агнес позавтракали в небольшой столовой, а затем направились пешком к развалинам Ушмаля. Мы с восхищением петляли по улочкам древнего города. Ушмаль был по-женски пышным. Мы выявляли в его архитектуре магнетические места, подобные акупунктурным точкам на человеческом теле, и стояли там, впитывая ступнями энергию. В середине дня мы вернулись на асьенду, чтобы отдохнуть. Мной овладело чувство сильнейшей любви и почтения к Агнес — моему другу и учителю. Я, кроме того, ясно сознавала сходство нашей энергии, которую Юкатан, отражая, возвращал нам обратно. Мы вместе открывали для себя магические виды, запахи, звуки и культуру Ушмаля. Мы обе были чужими на этой земле, и впервые оказались равны, наслаждаясь новыми переживаниями. Так, по крайней мере, я думала.
После дневного отдыха Агнес ушла из комнаты. Во время ее отсутствия внук Сойлы, тот самый, который рассказывал мне, как найти ее дом, принес записку. В ней говорилось, что Агнес не вернется к обеду, и предлагалось дождаться восхода луны и идти по нарисованному здесь же плану.
Глава 4
ВЕРХОВНАЯ МАТЬ
Она входит сквозь ночные стены. Ее музыка... моя кровь. Она нежна и чувственна, Когда отпускает твою руку.
Джек Кримминс, «Верховная мать»
Когда я вышла с асьенды, джунгли встретили меня криками ночных птиц и зверей. Тесно стоящие деревья и низкорослые кусты качались и скрипели под теплым ветром. Лианы то и дело змеились поперек тропы. Я тщательно следовала переданными мне Сойлой инструкциям. На джунгли опускалась ночь. Тропа вела прямо сквозь чащу, наполненную запахами гниющего дерева и сырой земли. Меня сопровождало перешептывание и шорох листвы. Громкий звериный вой бросил меня в дрожь. Вдруг я заметила перед собой полуразвалившееся майянское строение — храм с плоской крышей, со всех сторон украшенный огромными каменными змеями и террасами. Неверный свет полной луны мерцал на коре сейб. Все затихло. Я двинулась туда, куда предписывал план, и вошла под темную арку.
Сразу от входа коридор резко повернул влево. Из тени выступили две похожие на амазонок женщины.
— Ой! Кто вы? — вскрикнула я от неожиданности.
— Не бойся, - проговорила одна из статных женщин, произнося английские слова с сильным майянским акцентом. — Мы — ночная храмовая стража, и отведем тебя в нужное место. Но место это тайное, поэтому ты должна надеть капюшон.
Не успела она закончить фразу, как вторая женщина надела мне на голову капюшон.
— Идем, — сказала она, застегнув его. — Держись за наши руки.
Мы шли несколько минут. До меня доносился запах ароматного дыма: где-то курили копал — благовоние, приготовляемое из смолы одноименного дерева. Сквозь плотную материю, закрывавшую мое лицо, я могла различить колеблющийся свет. Затем я почувствовала, что рядом со мной находятся не только мои провожатые.
Меня мягко толкнули, заставив присесть на холодное и жесткое сиденье без спинки. Я провела рукой по гладкому камню и ощутила в нижней его части и по бокам высеченные округлые рисунки. Затем с меня сдернули капюшон, и стражницы исчезли в тени.
Я все время пыталась сохранять ориентировку, и тeпepь мне казалось, что я смотрю на восток. Отдышавшись, я увидела, что сижу в комнате, где находились три фигуры в масках. Они были похожи на огромные майянские идолы-кячына. Одна из них стояла прямо передо мной, другая справа; третья — слева от меня. Повернувшись, я увидела и четвертую фигуру — прямо позади себя. Все они были различны фигуры, располагавшиеся напротив, являли собой полную противоположность друг другу. Это были женщины, и каждая из них, казалось, сосредоточила свой взгляд на мне. Mы находились на возвышении в квадратной комнате, полностью каменной, со сводчатым потолком и без единого окна. Обстановка дышала древностью, мы словно перенеслись на тысячи лет назад. Неверный свет нескольких факелов придавал фигурам в масках в их мельтешащих цветных одеяниях еще большую таинственность.
Женщина, обращенная ко мне, начала двигаться. В тусклом свете языков пламени она являла собой красивейшее зрелище. Стройная и грациозная, она носила головной убор из золота, украшенный чем-то похожим на перья попугая. Увенчивало его изображение колибри. Откуда-то из невидимого источника до меня донеслась музыка, и женщина начала подтягивать ей высоким голосом. Послышался звук барабана, отбивавший ритм, похожий на биение сердца, к нему прибавилась трель глиняной флейты. Затем вступили другие, незнакомые мне ударные инструменты. Женщина стала высоко подпрыгивать, ее юбки, шурша, дрожали мелкой дрожью и обвивались вокруг ее раскрашенных ног. Раскрашенные во все цвета радуги пучки травы свисали вдоль ее тела в двадцать или тридцать ярусов. Лицо ее тоже было великолепно раскрашено в разные цвета, а длинные волосы были серебристыми и напоминали рождественскую мишуру. Она кивнула мне, приглашая присоединиться к ней, и протянула мне нефритовую табличку, покрытую выгравированными символами, по всей видимости, майянскими. Увидев, что я не сдвинулась с места, она подошла ближе, протягивая мне табличку. Тело ее светилось, как искрящийся на солнце снег. Она вышагивала в такт музыке в неистовом танце и вдруг застыла на середине шага, как клоун-мим.
Я ощутила поток темной энергии, исходящий от женщины, находившейся за моей спиной. Она издала душераздирающий вопль:
— Посмотри на меня!
Не вставая, я развернулась к ней лицом. Она кружилась среди спирально поднимавшихся струй дыма; лицо ее напоминало изуродованный череп. Поперек ее пустых глазниц была нанесена полоса черной краски. Когда она приблизила ко мне свой костяной лик, я смогла разглядеть ее заостренные зубы. Она была похожа на маску смерти. Ее совершенно лысая голова была кругла, как солнце пустыни; руки ее напоминали птичьи лапы. Музыка становилась диссонирующей, ритм ее ускорялся. Женщина закружилась и упала на каменный пол. Мертвые змеи, птицы и игуаны, свисавшие с ее пояса, раскинулись теперь вокруг нее веером.
Женщина забилась в припадке, словно одержимая сотней злобных бесов. Она бредила и стонала, на губах ее выступила пена. Я поднялась со своего каменного сиденья и взобралась на него, опасаясь, что она в истерике может ударить меня. Женщина перестала биться и встала. На лице ее появилась ядовитая снисходительная улыбка. Ее щербатый рот с черными зубами нагонял на меня ужас. Вытащив из-под своих увешанных колючими растениями юбок череп и взяв в другую руку черный каменный нож, она запела высоким голосом, в котором сквозило безумие:
Отрежь себе руку, Отрежь себе ногу, Прибей себя к полу, К стволу привяжи — Тебе от меня не уйти.
Закончив песню, она сделала резкий выпад в мою сторону. Я отшатнулась и едва не упала с сиденья, на котором балансировала. Страх парализовал меня, так что я с трудом могла двигаться.
— Постой! Она моя! — сказала женщина справа от меня голосом, исполненным любви и сострадания. Обернувшись, 
я увидела, как она танцует передо мной, поднося плоды, символизирующие изобилие, — фрукты, злаки и кукурузу. Ее платье было сделано из блестящих кукурузных рыльцев, мерцавших в свете факела как летний дождь. Правая ее грудь была обнажена, так что казалось, будто она кормит привязанного к ней кукурузного младенца. Женщина поставила у моих ног корзину кукурузной муки. Затем, мурлыча колыбельную, она слегка посыпала мне мукой голову. Ее зеленые волосы были покрыты пятнистыми орлиными перьями. Вокруг ее талии обвились семь змей. Лицо женщины было покрыто желтой краской, поперек щек и носа шли две красные полосы. Она была дородной и импозантной, в ее движении чувствовалась сила самой Матери-Земли. Раскачиваясь вправо и влево в такт барабанному ритму, она жестами звала меня присоединиться. Затем она остановилась.
Позади себя я услышала ужасный звук, больше всего напоминавший хрюканье свиньи. Я обернулась, чтобы рассмотреть эту новую образину. В руках она держала охапку змей; по ее плащу из мертвых змей ползали огромные покрытые шерстью пауки. Ее отвратительное лицо напоминало сплошную массу узловатых корневищ речных водорослей. Своим уродством она являла полную противоположность красоте предыдущей женщины. На ней было платье из вороновых крыльев, скрепленных между собой когтями хищных птиц. На голове она носила сооружение из золотых и черных змей. Танцуя, она отбрасывала длинные дрожащие тени. Она была воплощением всего пагубного, дьявольского. Издав стон, она повалилась на пол и поползла ко мне. Мною овладели страх и отвращение. Женщина выпустила змей у моих ног и взглянула на меня бледными глазами рептилии. Вскрикнув, я навзничь упала с каменного сиденья.
Чудовища стали поднимать и обхаживать меня. Я растолкала их и, разглядев коридор, бросилась наутек. Они ринулись за мной. Мысли мои спутались, я чувствовала се( совершенно разбитой и во что бы то ни стало хотела выбраться отсюда. Я перепробовала несколько коридоров, но все они, похоже, описав петлю, в конце концов, замыкались.
Затем я увидела проблеск в конце одного из коридоров и направилась туда. Лунный свет вывел меня наружу. Я еле дышала, по моему лицу текли слезы. У входа в храма поджидали Сойла и Агнес.
—Боже мой, Сойла, как вы могли так поступить?
—Ты прошла посвящение, древнее, как само Bpeмя Сама того не зная, ты выдержала испытание. Теперь тебе остается лишь разобраться в том, что с тобой произошло.
Агнес и Сойла провели меня по лесной тропе обратно к асьенде. Я дрожала, не в силах проронить ни слова. Мы вот в маленькую комнатку с резной мебелью ручной работы сели.
—Что все это значило, Сойла? — спросила я.
—А ты как думаешь?
—По-моему, вы послали меня в логово чудовищ.
—Нет, это были не чудовища. Это матриархи, властительницы.
— На меня они произвели совсем другое впечатление — Ты будешь учиться или спорить? — бросила Агнес. -Оставь свои замечания при себе.
— Так расскажите, — попросила я.
— Нет, — сказала Сойла. — Это ты нам обо всем расскажешь. Только ничего не упускай.
Я стала рассказывать о своих приключениях в храме, стараясь упомянуть обо всем, что помнила. На все мои попытки задать вопрос следовала просьба продолжать рассказ. Наконец закончив, я попросила:
—Пожалуйста, объясните мне все это. Что это было за посвящение?
—La Ultima Madre. Это можно перевести как посвящение Верховной Матери. Каждая из этих женщин символизировала кольцо энергии. В древности эта церемония совершалась великими жрицами во имя всех беременных женщин и посвященных. Ее целью было научить их, что представляют собой они сами и их будущие дети. Пройдя посвящение Верховной Матери, они знали, кем были изначально. Они знали, почему они ведут себя так, а не иначе. Давай попробуем разобраться и выяснить, что означали твои приключения.
—Что за кольцо энергии, Сойла? Меня все это напугало до безумия.
—Сила Верховной Матери пугает, только будучи непонятой. Первая из женщин, та, которую ты увидела прямо перед собой, была женщиной Востока. Назовем ее Матерью Радуги. Для моего народа это Шочикецаль, лунная богиня. Мать Радуги — это энергия поэзии, танца, ткачества и видения. Это богиня брака и прелюбодеяния. Художники влюблены в нее, это их муза. Но в твоем обществе совершенно не понимают ее сущности. Твои люди порой даже пытаются убить ее или поместить в сумасшедший дом. Твой мир не оказывает поддержки своим писателям и мыслителям, поэтому смотрит на нее как на нечто не от мира сего. Вступив в брак, она не вскармливает своих детей, она их вдохновляет. Рутина губит ее. Она находится на одном из концов стрелы.
На противоположном конце стрелы находится женщина Запада, Безумная Женщина, или Иламатекутли, богиня смерти. Она подобна заходящему солнцу. Это была вторая из женщин, завлекавших тебя. Некоторые называют ее Женщиной-Людоедом.
— Не сходна ли она с Медузой? Человек, взглянувший на Медузу, тут же обращается в камень, — спросила я и изложила Сойле миф о Медузе.
Сойла кивнула.
—Да, она может обратить тебя в камень и лишить всей твоей духовности. У нее нет желания тебя убивать, она стремится только уничтожить все твои таланты и сделать тебя ни к чему не способной. Тебе ведь встречались сумасшедшие поэты и художники — это все проделки Безумной Женщины. Она всегда испытывает на прочность твое душевное здоровье, пытаясь соблазнить на перекрестке.
—На каком перекрестке?
—Ты на нем сидела. Ты находилась на ягуаровом сиденье, расположенном в месте забвения и воспоминания (с этим местом связана огромная сила, четыре противоборствующие энергии встречаются там и соперничают друг с другом.) Если тебе удастся расположиться между ними и соразмерит их притяжение, ты обретешь в своем мире большое влияния. Но, как и во всем великом, здесь кроется великая опасность. Стоит тебе проявить нерешительность и не оказать Безумной Женщине должного почтения, она может завладеть тобой и уничтожить тебя.
— Можно мне спросить у вас об одной вещи? Сойла кивнула.
—Вы имеете в виду, что Мать Радуги и Безумная Женщина представляют собой различные стороны моей собственной натуры?
—Несомненно. В нашем мире существует два рода женской энергии. Земля — это женское начало; думаю, Агнес говорила тебе об этом. Женщина преобразует ее энергию в энергию либо исступленной Матери Радуги, либо кормящей Великой Матери.
— Ты видела Великую Мать, кормящую мать на Севере, — продолжала Сойла. — Великая Чикомекоатль — бабка богов. Она приносила дары в виде плодов и злаков и вскармливала кукурузного младенца. Талия ее была опоясана семью змеями. Оба великих матриарха являются посланницами вполне реальных колец энергии. У каждой из них есть своя противоположность. Безумная Женщина находится на Западе, напротив Матери Радуги, расположенной на Востоке. Великой Матери противостоит Мать Смерти — Коатликуэ, змеиная богиня, находящаяся на Юге. Она может стать орудием твоей смерти. В руках у нее ядовитые змеи, платье ее сделано из мертвых змей. Если бы ты не взглянула на одну из этих почтенных властительниц — Безумную Женщину или Мать Смерти — и не отдала бы должное их силе, они легко одолели бы тебя, и тогда тебя ждало бы сумасшествие, депрессия, а то и смерть.
— Но что я должна делать?
— Ты должна осознать свою Верховную Мать, осознать, что ты есть, и стать тем, что ты есть. Предположим, ты принадлежишь Матери Радуги и являешься ее воплощением. Ее душа — это твоя душа. Для тебя она Верховная Мать. А ты — творец, который танцует со своими снами и видениями. Не было ли у тебя ощущения, что в этом танце ты постоянно сбиваешься с такта?
—Да, такое ощущение не покидает меня, — ответила я.
Твой путь очень труден, ведь твоя культура не оказывает поддержки своим художникам. Она признает лишь Великую Кормящую Властительницу, тип женщины, которая выращивает кукурузу и воспитывает детей. Такие женщины любят установившийся порядок вещей, они выходят замуж, заводят детей, им обычно приходится легче, чем их «радужным» сестрам. Люди Радуги чаще всего разочарованные, не-реализовавшиеся, они уповают на других, а порой даже спиваются. Великие же Матери — столпы общества. По крайней мере, до середины жизни. Потом они замечают, что дети их выросли, кормить больше некого. В этот момент к ним приступает противоположная энергия — Мать Смерти, которая пытается их уничтожить.
—Похоже, это опасный возраст, — сказала я.
—Да, когда женщина осознает свою Верховную Мать, она может строить алтари и талисманы этих сил. Почувствовав влияние Безумной Женщины или Матери Смерти — подавленность или уныние, она может возжечь свечи и воскурить копал, оказав почести великой силе темной стороны. Понимаешь, их намерение лишь подчеркивает твои доброту и красоту. Почтив темную сторону, ты разрушаешь ее власть над тобой, и она не может одолеть тебя.
—А какое отношение это учение имеет к мужчинам?
—Это женская земля. У мужчин тоже есть эти энергии, эти кольца силы. У мужчин они располагаются позади, а у женщин — внутри. Мужчины также должны учиться почитать темную сторону. Откуда может взяться безумец, кроме как от Безумной Женщины? Это одно и то же.
Я прошла в свою комнату и долго сидела на кровати, размышляя над этим чрезвычайно важным уроком. Образы четырех священных матерей, казалось, повисли надо мной. Из открытого окна донеслось дуновение прохладного ветерка. По моему телу прошла дрожь.
В моей голове живо всплыли различные моменты моей жизни. Я видела зимние пейзажи с кружащимся передо мной снегом. Мы шли на лыжах с мужем; это была последняя зима нашей совместной жизни. Если бы только я знала тогда о двух различных возможностях преобразования женской энергии! Я понимала теперь, что никто из нас не был ни прав, ни виноват, несмотря на то что мы оба оказались неправы друг перед другом. Мы не понимали потребностей друг друга. Разумеется, в результате у нас возникало столько стычек, в которых каждый обвинял другого, что брак в конце концов распался.
Ничего не сказав мужу, я купила специальный набор масляных красок в маленьких тюбиках, который легко умещался в моем рюкзаке вместе со свернутыми холстами и небольшим куском непромокаемого брезента для сидения. Когда мы остановились на привал, я, желая сделать мужу сюрприз, развернула брезент и разложила краски и кисти, думая вдвоем насладиться рисованием.
— Я умираю от голода, — сказал он, приходя в ярость. — Диву даюсь, насколько ты эгоистична. Я был уверен, что ты взяла с собой обед.
Я стала извиняться.
— Но посмотри, — сказала я, показав на живописный заснеженный пейзаж, так и просившийся на картину.
Он разозлился еще больше.
— Почему ты не взяла с собой еду? — вскричал он.
Я попыталась успокоить его и как-то поднять ему настроение. Я пошутила насчет того, что его дух тоже нуждается в пище. Но вскоре я убедилась, что любые попытки умиротворить его при помощи одних лишь слов напрасны, и отдала ему весь тот небольшой запас пищи, который я захватила.
Он продолжал злиться в течение еще нескольких дней. И подобный сценарий повторялся раз за разом, став непременным атрибутом наших семейных отношений. Понимай я тогда, что он принадлежит к кормящему типу мужчин, которые в свою очередь нуждаются в том, чтобы их кормили, мне бы и в голову не пришло уповать на его вдохновение. Он был не из тех, кто предается мечтам и носится с новыми идеями. Не интересовала его и эстетика. Чтобы продолжать поход, ему был нужен большой бутерброд с говядиной. Я же вполне могла обходиться без пищи, наслаждаясь простором и любуясь красотой гор.
Я пыталась дотянуться до этого сокровенного места в нем, но не знала как. Практически невозможно добиться контакта с мужчиной - даже собственным любящим мужем, — чья интуитивная сторона наглухо заперта. Подобно многим мужчинам в сегодняшнем обществе, он ошибочно принимал чувствительность за слабость. Он страшился попыток исцелить его, так как не мог определить, в чем состоит его болезнь. Не под силу было это и мне. Потому и окружали нас обоих лишь пустота и неразбериха.
Вошла Агнес, потягивая какой-то зеленый напиток.
— Агнес, — сказала я, — я понимаю теперь, что мой брак был обречен. Кормящий муж и экстатическая жена никогда не смогут ужиться.
—Иногда такие браки бывают весьма удачны, нужно только чтобы каждый отдавал должное потребностям другого.
—Я не вижу, как это возможно.
—Это вполне срабатывает для определенных радужных мужчин и женщин, — сказала Агнес. — Их жизнь беспорядочна, потому что они все время находятся во власти мечтаний. Если они вступают в брак с человеком кормящего типа, их супругом овладевает стремление заботиться о своем радужном партнере. Это прекрасно для них обоих.
Но кормящий человек хочет знать, что вы делаете во всякое время, он хочет, чтобы вы каждый раз приходили домой обедать к пяти часам. Для радужного человека находиться в пришпиленном состоянии., нет, мне даже думать об этом тяжело! В моем случае это приводило к постоянным стычкам и, в конце концов, разрушило отношения.
— По-твоему, выходит, что быть кормящей матерью в каком-то смысле унизительно. Однако ее сила на этой земле весьма велика. Без нее не было бы семей. Не росли бы злаки. Вокруг был бы совершеннейший беспорядок.
— Но, Агнес, радужный человек никогда не сможет найти общий язык с кормящим. А больше всего на свете ему хочется общаться с любимым человеком.
— Два радужных человека, встретившись, могут совсем позабыть о еде. В своем беспорядке они, того и гляди, так и умрут с голоду. Чтобы брак был удачен, им нужно стать практичными. Если радужный человек, поглощенный работой, находит себе кормящего партнера, который станет за ним ухаживать, это замечательно, но до тех пор, пока кормящий партнер не пытается его контролировать и связывать ему руки. Им обоим нужно понимать, что их видение мира весьма различно, и исходить из этого.
Глава 5
ЖЕНЩИНА-ЯГУАР
Метки на деревянной стене —
это вопли, что солнце могут призвать,
чтобы стать лоснящимися пеликанами
на берегу.
Наши крылья свистят,
когда мы достигаем
Ягуаровых небес.
Майкл Макклэр, «Шерли и Уоллесу»
Агнес спустилась к обеду, но мне приказала остаться в комнате. Есть мне не хотелось. Дождь кончился, и сиянию полной луны препятствовали лишь разбивавшие его на куски длинные ветви сейб. Все вокруг переменилось. Древние руины Ушмаля окутала тьма, и нервировавшие меня птичьи трели поутихли.
Мы с Агнес сидели на наших шаманских красно-черных шерстяных одеялах, в центре, как мне сказала Агнес, квадратного дворика женской обители, расположенного позади Храма Магов. Легкий теплый ветерок играл зеленой бахромой наших платков. Мы сидели лицом друг к другу, а между нами лежали наши священные шаманские трубки. Таинственный каменно-глиняный город, окружавший нас, смутно вырисовывался в лунных тенях, подобно великану. Дым трубок унес все мои сомнения по поводу того, зачем я здесь. Здесь была магия, и я знала, что вместе со жрецами и жрицами этого города было уничтожено величайшее знание. Магия простершейся подо мной земли проникала в мою кровь, и земля принимала мой дух как свой собственный. Это поистине было место, впитавшее в себя величайшую мудрость.
Неторопливо, подобно ночным призракам, к нам присоединились другие женщины. Я не знаю, кто они были; никто из нас не произнес ни слова. Мы сидели долго, проникаясь тишиной. Агнес велела мне закрыть глаза и очистить сознание от мыслей, чтобы сосредоточиться на внутреннем огне. Слева от меня раздался звук глиняной флейты, и я наконец открыла глаза. На ступенях, ведущих к невысокому зданию слева от дворика, горело несколько факелов. В дверях его находился плоский камень, установленный на четырех резных каменных опорах примерно по колено высотой. Женщины выстроились в две линии, веером расходившиеся вниз по каменным ступеням. От приподнятого камня, где стояла еще одна женщина, поднимался копаловый дым; сверху на нем лежала груда всякого рода подношений и цветы. Дым шел так густо, что я не сразу поняла, что женщина стоит к нам спиной. На ней было одеяние из шкуры ягуара. Ее руки, кисти которых напоминали лапы зверя, были простерты в молитве. Она плеснула на жертвенник водой и окурила себя копаловым дымом, совершая очищение. Стоя примерно в двадцати пяти футах от нас, она быстро произносила по-майянски мелодичные молитвы, и квадрат двора вторил ей эхом. В темноте древнее каменное сооружение казалось крупней и ближе. Теплый, убаюкивающий ночной воздух окутывал нас бархатным коконом.
Женщина, стоявшая у алтаря, стала медленно поворачиваться. У меня перехватило дыхание, и Агнес положила мне руку на колено, успокаивая. Огромные клубы сероватого дыма окатывали женщину и, змеясь, поднимались в ночное небо. На ее лице призрачно выделялась белая, словно вырезанная из камня, маска ягуара. Черные пятна ягуаровой шкуры подчеркивали окружающие тени. Протянув руки, женщина выкликнула мое имя.
Взяв трубку и узелок с подношениями, я двинулась вверх по лестнице к ней. Агнес последовала за мной. Я прошла сквозь клубы копалового дыма и села напротив женщины, по другую сторону алтаря, на травяной коврик. Агнес села слева от меня, тоже держа в руке трубку. Затем она протянула трубку через алтарь женщине, и та положила ее на него. Я сделала то же самое со своей трубкой. Взгляд мой был прикован к этой женщине. Она обращалась со своей силой с таким кошачьим величием, что я была ошеломлена и напугана одновременно. Я знала, что это женщина, но порой, когда она, совершая обряд, расправляла плечи или хватала что-нибудь своими мощными ягуарьими лапами, можно было поклясться, что под маской скрывается мужчина. Пристально глядя на меня, она заговорила на ломаном английском; маска слегка приглушала звук ее слов:
— Ты доказала, что можешь служить сестрам-шаманкам. Теперь я знаю, что ты можешь служить Духу.
Она ловко сняла маску и перевернула ее вогнутой стороной вверх. Затем она налила в нее какую-то жидкость и быстро выпила. Ее лицо густо потемнело, так что я видела теперь только ее глаза, сверкавшие лунным светом. Женщина протянула маску мне. Глядя ей в глаза, я взяла маску. Маска была гладкой на ощупь и тяжелой, словно каменная. Глотнув ее содержимого, по вкусу напоминавшего вино, я вернула маску в раскрашенные руки женщины, и та вновь надела ее. Я не могла ясно разглядеть лица женщины, но чувствовала, что мы уже виделись. Я протянула ей принесенный узелок. Следуя указаниям Агнес, я взяла с собой настойку, белый копал, табак, шоколад, благовония, свечи и много цветов. Женщина приняла подношение, произнося множество звучных майянских слов, и разложила содержимое узелка на жертвеннике. Набрав в рот настойки, она прыснула ею на жертвенник рядом с несколькими предметами, лежавшими возле меня позади зажженных свечей.
Я рассматривала красивую россыпь священных предметов на жертвеннике. Там были цветы, свечи, камни, оперенные палочки, пустотелые камешки с вложенными в них предметами, узелок с неизвестным содержимым, распятие, травы и множество других предметов, скрытых в тени. Я смутно ощутила, что мое тело пронзает некое силовое поле, своего рода магнетизм, исходящий от жертвенника.
— Знание — это узнавание, — произнесла женщина, глядя на то, как я обвожу взглядом ее алтарь. — Ты ведь узнаешь ее, не так ли? Теперь ты знаешь ее силу, хотя и не понимаешь ее.
Она села напротив меня, свернувшись на коврике, подобно большой кошке, и кивнула. Ее слова теперь звучали так убедительно, что сразу же проникли в самый сокровенный уголок моей души — мою магическую точку.
— Встань, — велела она и повернула меня спиной к алтарю так, что я могла теперь видеть две шеренги женщин, все еще стоявших на каменных ступенях. Они, казалось, внимательно рассматривали нас. — Долгое время, — продолжала жрица, — наши сестры не пользовались своей силой. У тебя есть злейший враг, он рыжеволос и находится сейчас рядом с тобой. Однажды ты выследила его, но это было давно. Из-за своего страха и чувства вины ты стала его жертвой. Он погасил огни вокруг тебя. Он выслеживает тебя сейчас. Выслеживающего нужно выследить. Все мы — твои сестры. Что случится с тобой, то случится с нами. Протяни руки.
Я протянула к ней руки. Она сняла свои напоминавшие лапы перчатки и положила свои руки на мои. Я шевельнул пальцами, и на них вдруг появились острые когти. На мгновение у меня помутилось в глазах, но затем я стала видеть все чрезвычайно отчетливо. Женщина-Ягуар сняла с себя накидку и, набросив ее мне на плечи, застегнула. Женщины, стоявшие на ступенях, молча обступили меня полумесяцем. Все они пристально смотрели на меня, и, казалось, сосредоточились на моем пупке. Я почувствовала, что Женщина-Ягуар стоит позади меня, подняв руки вверх. Я ощущала, как мен пронизывают потоки ее силы и силы жертвенника. Я взглянула на Агнес, ища ободрения, но она смотрела так же сосредоточенно, как и другие женщины. Меня охватил жар, по телу прошла дрожь.
Внезапно я выскочила из собственного тела, и взлетела над вершинами деревьев. Затем я очутилась на земле и поразительно быстро побежала сквозь джунгли, чувствуя, что понимаю их, как никогда прежде. Я остановилась, принюхалась и развернулась под острым углом на юг. В этот миг поняла, что теперь я дух ягуара, и запах, увлекающий меня погоню, принадлежит Рыжему Псу.
Я взбежала на холм, проносясь над плотно переплетенной травой, после чего двинулась осторожной, бесшумно поступью. Из-за дерева я увидела стоящего ко мне спиной Рыжего Пса. Я припала к земле, изготовившись к прыжку, Рыжий Пес обернулся и увидел меня. В его глазах мелькну ужас. Я зарычала; он топнул ногой и завопил. Вдруг он бешено закружился на месте и полностью исчез из виду в воздушно воронке, начавшей стремительно перемещаться. Я попыталась атаковать этот вихрь, но он держался прямо над моей головой. Мне хотелось проникнуть внутрь и растерзать Рыжего Пса на куски. Вдруг я ощутила, что мое тело разваливается.
Открыв глаза, я увидела, что лежу в своей кровати в асьенде, и Агнес прикладывает мне лед ко лбу и щекам.
Глава 6
ЗЕЛЕНЫЙ КАРЛИК
Совершая дальний путь, ты узнаешь: место есть, где, как только ты придешь, вмиг тебе предложат сесть, лишь тебе — прекрасный трон. И друзья со всех сторон Улыбаясь, подойдут, И они все, как и ты, Место здесь себе найдут.
Роберт Крили, «О нет»
Далекие раскаты грома прервали мой рассказ, и в хижине повисла тишина. Внезапный порыв сквозняка задул лампу, мы продолжали сидеть, глядя друг на друга при свете одной лишь печки. История о ягуарьей охоте на Юкатане так поглотила наше внимание, что нам пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить, где мы в действительности находимся. Вдалеке раздался вой волка. Справа ему подтянул другой. Несколько волков отозвались позади нас. Обычно мне нравилось слушать их, но сейчас, посреди этого необычно: безмолвия, их голоса приводили меня в бешенство.
—Будет снег, — сказала Руби, закуривая трубку.
—Надеюсь, нас не занесет, — проговорила Агнес.
—О чем это ты? — нервно спросила я.
— Вслушайся в эту тишину. Вслушайся, и заметь, как потеплело. Это значит, что надвигается снегопад и нашу хижину может завалить по самую крышу.
Агнес поднялась и зажгла погасшую лампу.
Ночью пошел снег, и мне снился прекрасный молодой человек на дереве бабочек. Он стоял рядом со мной, так же, как во время нашей первой встречи. Он был неотразимо добр, и мне хотелось уйти с ним, забыться в его объятиях. Вдалеке текла другая жизнь, где не было ни предназначения, ни судьбы, одно лишь чувственное наслаждение землей и ее плодами. Неподалеку виднелась церковь. Была ночь, и нам с молодым человеком захотелось войти туда. Но ворота оказались заперты. Вся земля вокруг нас была усеяна бабочками, и мы легли, испытывая величайшее наслаждение. Да, я хотела остаться с ним и никогда не возвращаться к той жизни, которую знала до сих пор.
Проснувшись, я была не расположена к разговорам; мои мысли все еще занимал сон о юном полубоге с дерева бабочек. Когда же я, наконец, заговорила, мой голос показался мне отвратительным карканьем. Горло мое опухло и воспалилось, слова застревали в нем и мучили его еще больше.
Агнес выглядела необычайно озабоченной.
— Такие вещи добром не кончатся, если не принять меры, — сказала она, заглядывая мне в рот.
Она отвела меня в сторону и усадила.
— Хорошо, мамочка, — сказала я, чувствуя себя полностью в ее власти.
Она вынула из шкафчика узелок и разложила его на столе. Джули и Руби она попросила встать примерно в шести шагах позади меня и сосредоточиться на моей пояснице. Затем она вынула из печки сковороду с дымящимися кедровыми щепками и четырежды обнесла ее вокруг меня. Поставив сковороду на камень у моего стула, она, размахивая пятнистым орлиным пером, стала гнать дым на меня, затем окурила мое лицо.
— Закрой глаза, — велела она мне. — Напряги свое воображение.
Мягким голосом она стала рассказывать о тех местах, где мы с ней бывали. Я увидела безмятежные горные пейзажи цветущие луга и другие прекрасные места, где мы наслаждались нашей дружбой. Это привело меня в глубоко расслабленное состояние.
— А теперь, — сказала Агнес, — я буду пускать дым тебе в лицо. Этот дым вызывает видения. Закрой глаза и не пытайся ему сопротивляться.
Я услышала, как Руби сказала Джули: «Для Линн этс будет слишком».
—Я сказала, не сопротивляйся, — произнесла Агнес властно.
—Я не буду, — пропищала я.
Я почувствовала, что Агнес дышит мне в лицо, ощутила запах дыма и стала его вдыхать.
— Дыши глубже, — велела Агнес.
Я вдохнула, закашлялась, и снова вдохнула. Спустя несколько минут Агнес заговорила вновь.
—Достаточно. Теперь вообрази, будто твое сознание приняло форму маленького зеленого человечка. Представь на миг, что этот зеленый человечек представляет собой самую сокровенную часть тебя, и при этом является одним из наших верховных духов. Это дух-страж народа шаманов. У этого карлика есть лук и много священных стрел. Он окружен ярким сиянием, поэтому может заглянуть в самые темные места. Ты видишь его?
—Да, — тихо произнесла я.
— Опиши мне его.
Я видела его совершенно отчетливо. В сущности, я не видела ничего, кроме него.
—Он очень маленький, — сказала я. — Фута два ростом, но плотного телосложения. Он с ног до головы облачен в зеленое, и его кожа, лицо и все остальное будто бы выкрашены в этот цвет. Он носит зеленое орлиное перо и колчан со стрелами. Он ждет. Я чувствую, что он необычайно умен. Его глаза ярко горят изумрудной зеленью. Я уверена, что он обладает огромной силой, наверное, он посланник самого Великого Духа.
—Хорошо, — сказала Агнес. — Я хочу, чтобы ты увидела, как он путешествует внутри твоего тела. Глубоко вдохни дым и полностью расслабься. Смотри, как зеленый сияющий человечек проходит сквозь твою макушку. Он — твое сознание, так следуй же за ним. Видишь ли ты, что находится внутри твоей головы?
Через несколько минут я действительно все это увидела.
-— Да, — ответила я.
Слова Агнес действовали как магическое заклинание. То, что со мной творилось, было невероятно. Я находилась внутри собственной черепной коробки, все вокруг было розовым и энергично пульсировало.
—Видишь ли ты что-нибудь необычное? — спросила Агнес.
—Да, позади своих глаз я вижу огромный кристалл совершенной формы с пирамидой внутри.
—Точнее, пожалуйста. Где именно он находится?
—Позади того, что я называю своим третьим глазом, а ты — шаманским глазом. Думаю, это тот кристалл, что поместила внутрь меня Женщина Бабочек.
Зеленый карлик вновь материализовался передо мной, и у меня перехватило дыхание. Агнес мягко попросила мен? продолжать.
— Карлик берет кристалл и изучает его. Кристалл очень красиво светится, играет разными цветами, в нем видны разные картины, люди, которых я встречала в прошлом, совсем незнакомые. Все это движется и расплывчато. Карлик отбирает от кристалла часть его света, забирает оттуда некоторые картины, людей и кладет себе в карман. Они не принадлежат ему, они мои!
Я начала плакать, не понимая, зачем карлик это делает.
— Спроси его, зачем он забирает часть твоего света,зачем ему нужны некоторые из твоих видений и людей.
Превратившись в некую форму внутри своей собственной формы, я спросила его об этом. Карлик глянул в мои духовные глаза и ответил:
— Когда ты научишься правильно смотреть сквозь этот кристалл, я верну тебе этот свет, эти видения и этих людей. Асейчас этого для тебя слишком много. Они могут сжечь тебя Ты пока что не готова. — Он похлопал себя по карману полному мерцающего света. — У меня все это будет в безопасности.
— Попроси его научить тебя пользоваться кристаллом, — сказала Агнес.
Я повиновалась. Карлик мягко прикрыл своими зелеными пальцами мои духовные глаза. Затем он достал из колчана стрелу и сказал:
— Я должен прострелить этой стрелой твой лоб, чтобы открыть путь свету. Иногда я беру стрелы просветления, иногда стреляю в тех, кто говорит дурное. Твоя стрела — стрела просветления. Ты готова?
— Да, думаю, да.
— Дай мне мысль, — сказал он.
Я направила к нему мысль о молнии.
—Дай мне слово.
—Молния.
—Мысли и слова подобны молнии в грозу. Молния — дар горных духов, и, подобно словам и мыслям, оповещает о своем присутствии и о том, что новому шаману будет дана защита. Это электрический удар.
Произнеся последнее слово, он выпустил стрелу. Она прошла сквозь мой лоб, словно удар молнии. Лоб ярко засверкал. Больно мне не было, но потрясение было огромным. Карлик взял кристалл и поднял его над головой. Он светился мерцающим светом, испуская лучи, напоминавшие сжатые радуги.
— А теперь посмотри внимательно и увидь меня, — сказал человечек.
Я ощутила легкий сдвиг в своем восприятии вещей. Карлик приблизил кристалл ко мне, так что я смогла заглянуть вглубь него. Я увидела там свое отражение; у меня короткая стрижка с челкой. Затем передо мной промелькнула Женщина Бабочек. Внезапно произошел взрыв света, и я увидела, что зеленый человечек представлял собой пустую оболочку. Внутри него ничего не было, и лишь яркий свет оживлял его. Я испугалась, осознав, что все мы — лишь пустые оболочки. Мы есть ничто.
— Ну вот! — сказал карлик, улыбаясь. — Теперь ты видишь, что мы есть всё и ничто. Хо!
Карлик изобразил несколько танцевальных фигур, заставивших меня рассмеяться. Он подвигал руками и ногами туда-сюда и остановился.
— Вот так. — Его изумрудные глаза блеснули. — Думаю, теперь ты будешь готова к подобным видениям. Как ты думаешь?
Я кивнула.
Карлик неторопливо вытащил из кармана уголок свечения, покрытого изображениями пустынных скал и древних поселений. Я поняла, что это картины будущего. Я была там с каким-то человеком, но могла видеть только его спину. Я знала, что очень люблю этого человека и что благодаря ему мне многое открылось. Я пришла в сильнейшее возбуждение, из моих глаз покатились слезы.
— Ага, пожалуй, рановато, — сказал карлик, пряча свечение обратно в карман.
— Постой! Я хочу посмотреть!
— И слышать не хочу, — бросил он. — Лучше двинемся дальше.
Откуда-то издалека до меня донесся голос Агнес.
— Линн, спускайся теперь с ним к себе в горло, — предложила она.
Без особого воодушевления я последовала за карликом, больше всего на свете желая превратиться в карманного воришку и вернуть себе свои видения. Но я на это не отважилась.
—Что ты видишь? — спросила Агнес.
—Сейчас посмотрю, — ответила я. — Здесь красный и розовый свет, и все выглядит совершенно так, как должно выглядеть горло.
—Нет ли там чего-нибудь необычного?
—Да нет. Прикоснись своими духовными руками к стенкам горла и расскажи о своих ощущениях.
—Пожалуй, они на ощупь сухие и слишком твердые.
—Надави сильней на стенки.
—Они не поддаются.
—А где карлик?
—Он на чем-то сидит у стенки выше меня.
—На чем именно?
—Это похоже на кусок обсидиана.
—Подойди ближе и рассмотри это внимательней.
—Ой! Теперь я вижу! Это не обсидиан, он сидит на большом черном вороне. Спроси его, зачем он на нем сидит. Я спросила, и карлик ответил:
—Чтобы ты его наверняка увидела.
— Я вижу его, но почему бы тебе не встать, чтобы я могла рассмотреть ее получше?
Карлик встал, пожав плечами.
— Ну, если тебе так хочется...
Ворон стал важно расхаживать, распушив перья.
-— Спроси ворона, что он делает у тебя в горле, — сказала Агнес.
Карканье ворона не особенно отличалось от моего голоса сегодняшним утром.
—Я блюститель мирских законов. Вообще-то, ты неплохо их понимаешь, но тебе порой трудно выразить словами многие из известных тебе вещей.
—Так что же мне делать? — спросила я, глядя, как он хлопает крыльями.
—Ты могла бы выпустить меня из своего горла.
—О, я бы с удовольствием.
— Спроси его, что еще ты можешь сделать, — подсказала мне Агнес.
Ворон поклевал выстилку моего горла и сказал:
— Ты должна понять необходимость высказывания того, что тебе требуется высказать. Если ты будешь удерживать свою силу в горле, мне придется вернуться и твоему горлу придется худо.
В подтверждение своих слов он клюнул меня еще раз. Мне стало больно. Ворон поднял голову и вперился в меня сверкающим глазом.
— Поинтересуйся, что думает обо всем этом карлик, — предложила Агнес.
Я спросила, и он ответил:
— Думаю, тебе нужно сделать горловой узелок для своего жертвенника.
— А что такое горловой узелок? — спросила я. Карлик почесал свой зеленый затылок и выставил вперед правую ногу.
—Возьми те видения, которые были у тебя насчет меня, этого ворона и твоего горла. Составь образ своих ощущений и всего того, что ты пережила.
—Образ?
—Да, образ.
—Но что ты подразумеваешь под образом всех этих вещей?
—Твое горло кажется тебе сухим и сдавленным, не так ли?
—Ну да.
—Тогда плотно укутай что-нибудь, сдави его так, как сдавлено твое горло. Помолись над этим. Вложи в него силу. Положи в этот узелок перо ворона, что-нибудь зеленое, кристалл, что-нибудь, символизирующее свет и все то, что ты видела. Соверши такой обряд, и у тебя будет узелок, обладающий силой. Это дар, милость Великого Духа. Он посылает это знание, эти стрелы, чтобы ты могла жить.
— Так мне выпустить сейчас ворона?
— Конечно. Держись за меня правой рукой, а ворону дай сесть на левую. А теперь идем вместе сквозь твою макушку.
У меня было такое чувство, будто меня тянет вверх некая магнетическая сила. Зеленый человечек находился сбоку от меня, и мы словно поднимались в каком-то космическом лифте.
— Замечательно! — воскликнул карлик. — А теперь летим в космос, по направлению к Плеядам. Ты их видишь?
-Да.
Меня понесло вверх с немыслимой скоростью. Я увидела Солнце и еще одну звезду на фоне неисчислимых галактик.
—А теперь позволь ворону войти в свет семи сесте., — сказал зеленый карлик.
—Лети! — сказала я.
Ворон снялся с моей руки и полетел к Плеядам. Я обернулась к карлику, но он исчез.
— Они исчезли, — сказала я.
— Хорошо, — сказала Агнес. — А как теперь твое горло? Я прочистила горло и сглотнула. Я чувствовала себя совершенно здоровой.
— Замечательно!
Агнес положила мне ладонь на лоб.
— Сделай несколько глубоких вдохов и почувствуй, как жизненная сила возвращается в твое тело. Почувствуй ступнями силу Матери-Земли. Почувствуй, как ее энергии возвращаются в твои ноги, подобно теплым волнам, омывающим их на морском берегу.
С горлом было все в порядке, но тело мое одеревенело. Однако по мере того, как Агнес возвращала мне жизненную энергию, я обретала подвижность. Агнес хлопнула меня по лбу. Я открыла глаза и пошевелила пальцами ног. Я чувствовала себя прекрасно, но вместе с тем у меня было ощущение, будто я пропутешествовала вокруг вселенной и вернулась обратно.
—Теперь лучше? — спросила Агнес.