Бродячий торговец и серый рыцарь 2 страница
Стояла тишина, нарушаемая лишь стуком колес.
– Да уж, воистину это что-то.
– О? – переспросила хозяйка, поспешно отведя руку от ворота. Должно быть, она приняла эти слова за упрек в неприличном поведении.
– Те двое, я имею в виду, – и Диана улыбнулась.
– А… – хозяйка тоже улыбнулась с явным облегчением и добавила: – Это верно.
– Но я действительно немного завидую…
– Правда?
Должно быть, вино серьезно подействовало на хозяйку: у нее заметно развязался язык.
Диана, сочтя это хорошей возможностью, продолжила:
– Думаю, ты тоже можешь найти себе не одну хорошую партию. Уверена, там немало людей лезут в твои дела, пытаясь сводничать?
Подумав немного, хозяйка натянуто улыбнулась.
– И?
Диана спрашивала не потому, что ей было интересно. Сама она в это время наливала в свой бокал вино из оставленного Ив бочонка.
Но, быть может, это как раз придало вопросу нужный вкус.
Хозяйка откинулась на спинку сиденья, запрокинув голову и прищурившись, словно ей было немного жарко, и немного подумала.
– Все они были немного не такие.
Конечно, хозяйка сейчас была слишком расслаблена.
Однако все равно ее ответ меня удивил.
Я был уверен, что она просто отмахнется от этой темы.
– Тогда… можем мы поговорить о нем?
При этом вопросе хозяйка опустила голову. Мой взгляд встретился с ее, и я увидел, что уголки ее губ изогнулись в слабой улыбке.
– Не о господине Лоуренсе?
И она снова откинулась на спинку. Хотя хозяйка была в очень хороших отношениях с горожанами, все же она оставалась «неместной». Более того, она всегда была в церкви – всегда в стороне от общества. Чтобы она пила вино и утрачивала бдительность – такого просто не случалось. Обычно она всегда оставалась настороже и не позволяла никому с собой сближаться.
Я был единственным, кто вслух высказывал свое неудовольствие, когда она вела себя глупо; а когда с ней случалось что-то радостное, я был первым, кому она рассказывала.
Поэтому моя уверенность небезосновательна.
– Значит, это в самом деле он?
Диана попала точно в цель.
Но хозяйка рассеянно глядела в потолок, точно вовсе не услышав вопроса. Не то чтобы я засомневался, но все равно то, что она не дала ответа, заставило меня нервничать.
Я уже поднял голову, дивясь, не заснула ли хозяйка, когда…
– Не скажу, что я желала бы, чтобы Энек был человеком.
Мое тело застыло от потрясения.
Я понятия не имел, как мне следует относиться к этим словам.
– Я уже говорила, что была пастушкой?
– Да, когда представлялась.
– А, верно. Эээ… понимаешь, Энек был со мной все это время… и именно благодаря ему мы смогли преодолеть столько всего… Но все равно я не хотела бы, чтобы он стал человеком.
Пастухов горожане считают совершенно чужеродными существами, отродьем людей и зверей. Нормально ли говорить такое перед кем-то, кого ты плохо знаешь?
Я волновался за хозяйку, но она, снова откинувшись на спинку сиденья, медленно повернула голову к Диане.
– Госпожа Диана… ты ведь такая же, как госпожа Хоро, да?
Вот теперь я поразился по-настоящему.
«Не может быть», – потрясенно подумал я, однако Диана как ни в чем не бывало погладила край своей чашки с вином.
– Однако я не волчица, – тут она вздохнула. – Но, похоже, мою тайну раскрыли.
Хозяйка улыбнулась немножко гордо, и Диана добавила:
– Быть может, это из-за того, что ты долгое время была с этим достойным рыцарем?
Ее слова явно были полны намеков. Две женщины словно обменивались словесными уколами. Хозяйка рассмеялась, потом посерьезнела и мягко закрыла глаза.
– Ты считаешь, что я решила взять с собой Энека, потому что думала в этом смысле.
– Так, значит, в этом смысле.
В интонации Дианы не было ни намека на вопрос.
Хозяйка, все еще не открывая глаз, улыбнулась немного смущенно.
– В этом смысле, да.
– И? Ты думала, что если спросишь Мудрую волчицу, то она даст тебе ответ?
То, что я сейчас слышал, мне было слушать очень трудно. Я утратил хладнокровие, а вот хозяйка смущалась меньше, чем когда выслушивала исповеди горожан. Она спокойно ответила:
– Такого я не сделаю.
Потом на ее лице появилась довольно язвительная улыбка, редкая для нее, и она добавила:
– Думаю, если бы я спросила, у нее было бы очень озадаченное лицо.
Я вспомнил то, что было сразу после той истории с провозом золота.
С моей точки зрения, они выказали детскость, неподобающую для возрастов их обеих.
– Тогда почему? – спросила Диана.
На этот раз хозяйка чуть поколебалась, прежде чем ответить:
– Я хотела снова увидеться с ними.
– Просто чтобы увидеться? – переспросила Диана. Хозяйка медленно открыла глаза, села прямо и взглянула на меня.
Я знал, что так она говорит мне «иди ко мне», поэтому тут же встал и положил передние лапы ей на колени.
– Просто чтобы увидеться.
Хозяйка взяла мои лапы в руки и стала игриво то поднимать их, то опускать.
Диана пристально смотрела на нее, но хозяйка не возвращала взгляда.
Взяв в руки мою голову, она пальцем оттянула мне губу, сказала «гррр» и улыбнулась.
– Люди не идут в церковь, ожидая, что Господь решит все их проблемы, – как ни в чем не бывало сказала она такое, что едва ли вышло бы даже из моей зубастой пасти. – Тем не менее они все же идут.
Хозяйка убрала руки от моей головы, хлопнула по колену и скомандовала: «Сюда». Отказаться я не мог.
Хоть это было и немного неудобно, я вспрыгнул хозяйке на колени и лизнул ее в лицо.
– Я не могу толком выразить это словами.
– Ничего, я поняла, – и Диана потянулась ко мне и погладила меня по спине.
Неплохо все-таки, когда хотя бы иногда тебя гладят не так, как привыкла гладить хозяйка.
– В последний раз свой город я покидала десятилетия назад. Но да… я это рассматриваю как паломничество. Уверена, то же самое и с миледи Ив, которая на волчицу похожа больше, чем сама Мудрая волчица.
Назвать ее «миледи» – это означало, что она и вправду невероятна.
– И подумать только, мы все вместе пойдем в церковь, – и Диана рассмеялась. Над кем, интересно? Над той парой глупцов, о которой шел разговор? Или надо мной и хозяйкой? Или, может быть, над прошлой собой?
– Это должно быть очень забавно.
Возможно, над всеми сразу.
Диана предложила выпить еще вина, но хозяйка отказалась и выглянула в окно.
До самого горизонта простирались луга; кто знает, сколько они еще тянулись.
Долгая зима осталась позади. Вовсю росла трава, на деревьях набухали почки. Очень приятное время года.
Однако такая же картина везде, где бы мы ни были. Казалось, она занимает собой весь мир. Несомненно, так думают многие, кто оставил стены родного города и отправился в долгое путешествие.
Зато такие путешествия делают возможными встречи наподобие той самой.
Благодаря ей хозяйка сумела сделать первый шаг.
Она внезапно осознала, что в этом мире вправду можно двигаться вперед.
Думаю, для хозяйки я дороже всех в целом мире.
Но я пес, а хозяйка – человек. Как бы хорошо горожане ни относились к хозяйке, все равно она была чужачкой, пришельцем извне. Вся наша жизнь с той поры была лишь продолжением этой данности.
А та глупая парочка – исключение из этого всего. Они казались просто детьми, и, как детей, их не волновало то, как устроен мир.
Мое тело сковывало то, что называют здравым смыслом. А те двое не стеснялись, если это действительно понадобится, нарушать все правила.
Само их существование как пары – доказательство этих безумных слов.
Хозяйка обняла меня, и я глубоко вздохнул.
Я не мог обнять ее в ответ.
Все, что я мог, – лизнуть ей щеку.
– Эти двое и свадебная церемония… – пробормотала Диана и отпила вина. – Просто смеяться хочется.
Хозяйка тоже улыбнулась, ну и я гавкнул.
Несколько дней спустя мы приехали в маленькую деревушку, и к нам в карете присоединились еще две женщины.
Одна была очень строгой на вид священницей, чей характер был полной противоположностью Ив. Вторая – бродячий серебряных дел мастер.
В карете было уже довольно тепло.
Теперь, когда их стало пять, и у каждой были свои отношения с той парочкой, разговоры могли идти, казалось, бесконечно.
Я иногда вылезал из кареты и шел сам, иногда лежал на крыше повозки с вещами.
Хорошо время от времени побыть одному.
Но, поскольку сам я каждую ночь сплю в объятиях хозяйки, быть может, не мне смеяться над тем мужчиной.
Как моя встреча с хозяйкой была настоящим чудом, так, несомненно, их путешествие приносило чудеса многим другим, вроде нас. Если бы не оно, я сейчас не лежал бы в карете, слушая звонкие возгласы и смех.
Это было, похоже, очень важно для всех вовлеченных, но с учетом истории Дианы я объяснил бы это так.
Они ищут радугу.
Но именно там, где они сейчас, и есть конец радуги.
Для пса это, по-моему, довольно глубокое суждение.
Я немного сожалел, что не мог с ними поделиться своими мыслями, но, возможно, в этом и не было нужды.
– Энек! – позвала меня хозяйка, выйдя из остановившейся ненадолго кареты.
Быть может, как обладание вещами заставляет колебаться перед лицом путешествия, так умение говорить заставляет колебаться перед лицом разговора.
Однако того, что делать действительно необходимо, в жизни очень мало.
Хорошо, что та глупая парочка осознала эту истину.
Я вздохнул, потом отрывисто гавкнул.
И со всех ног побежал к моей обожаемой хозяйке.
К оглавлению
Окончание
У Лоуренса болела голова.
Сперва он утверждал, что это преувеличение, но потом стал чувствовать, что голова болит всерьез.
Причина была ясна.
Письма, которые разослала Хоро.
Они были адресованы Норе, Ив и другим, кого они повстречали в своем странствии, – причем только женщинам.
В письмах значилось: мы устраиваем пир, приезжай на весенний праздник Святого Альзеури.
Более того, впервые он узнал об этих письмах, когда Хоро отдала их, уже написанные, а Лоуренсу сказала: «Самцов я оставляю на тебя».
Он тогда еще мог бы догнать бродячего торговца, которому она передала письма.
Но поступи он так, ему пришлось бы иметь дело с могучим гневом Хоро.
Из опыта своих путешествий с Хоро он знал, что подобные поступки она никогда не совершает без причины.
Более того, с учетом ее ума было весьма вероятно, что она уже успела вооружиться непробиваемыми доводами в пользу своей правоты. В подобных ситуациях она, как правило, была уже за гранью всякой возможности переубеждения.
Все, что Лоуренс мог, – гадать, то ли он когда-то наступил Хоро на хвост, то ли как-то еще вызвал ее неудовольствие, сам того не заметив, или она просто не в своей тарелке.
Независимо от итога этих размышлений Лоуренсу оставалось лишь молить Единого бога о милосердии.
Если задуматься, нет ли в здешних горах богов, которые услышали бы его молитвы, то все эти боги должны щеголять прекрасными большими треугольными ушами и пушистыми хвостами – как Хоро.
Так или иначе, когда Мудрая волчица что-то прятала за пазухой, она становилась неуправляемой.
Возможности Лоуренса были весьма ограниченны. Те письма должен был написать кто-то, а людей, которым Хоро могла бы такое доверить, поблизости было немного. Лоуренсу оставалось поговорить с одним из таких людей.
Идя тем же путем, каким Хоро принесла ему письмо, Лоуренс шагал по заснеженной дороге прочь от строящегося здания.
Он планировал закончить с крышей еще прошлой осенью, зимой сделать внутреннее убранство, да так, чтобы у людей голова шла кругом, а весной, когда снег начнет таять, уже принимать посетителей, но все сроки оказались сорваны. В степях на юге, похоже, случилась война, и множество бродячих ремесленников отправилось туда. Кроме того, большой торговый корабль, принадлежащий тому, кто одолжил ему деньги на строительство, сел на мель и был тяжело поврежден. А еще снег выпал раньше обычного, затруднив доставку материалов.
Последние три года научили его не ожидать, что все будет идти гладко – даже здесь, на самом краю торгового мира.
Тем не менее сооружение главного здания шло как запланировано – благодаря силе Хоро и, в не меньшей степени, помощи всех, чье доверие они заслужили за время своего долгого путешествия.
Соперники должны были начать работать в полную силу летом, и Лоуренсу хотелось их всех опередить.
Вот почему он намеревался с помпой открыть свое заведение, о котором он так долго мечтал, весной.
Вскоре после весеннего праздника Святого Альзеури.
В числе знакомых, которых Лоуренс обрел за время своего путешествия с Хоро, были люди, чье положение было куда выше, чем его. Конечно, Лоуренсу хотелось бы пригласить на открытие их всех, но он не мог вынуждать их ехать по заснеженным дорогам – а во время праздника Святого Альзеури снег в горах еще будет.
Однако близких людей, которые жили не очень далеко и были привычны к заснеженным дорогам, пригласить на празднество перед открытием сейчас было самое время. И Хоро тоже это понимала.
Она затевала что-то.
Даже если просто шутку или розыгрыш – плата за письма была немалой.
Выше всех, несомненно, была плата за письмо для Ив. Она торговала в великом южном королевстве. Какие бы опасности ни подстерегали на пути туда, городские советы все необходимые меры приняли, поэтому даже элитного торговца можно было разыскать с определенностью. Нора, похоже, направилась куда-то на восток от Рубинхейгена и работала в каком-то городке священницей; чтобы даже туда доставить письмо, требовались немалые деньги. Диана и Эльза жили ближе, но Эльза – в маленькой деревушке, поэтому Лоуренс был не уверен, что туда письмо вообще дойдет. Судя по последнему письму Фран к Лоуренсу, Эльза показывала ей свой монастырь, значит, Фран могла до сих пор оставаться в деревне Эльзы.
Все это были очень интересные люди, но, когда Лоуренс представил себе, как письма Хоро собирают их всех в одной церкви прямо рядом с ним, его лицо застывало.
Воздух, которым он дышал, был достаточно холоден, чтобы его грудь это чувствовала, однако выдох между прикрывающими рот пальцами получился горячим.
– Ох уж… и о чем она думает?..
Хоть Лоуренс и был вместе с Хоро уже шесть лет, все равно он ее не понимал.
Недавно у них даже был крупный спор.
Он уже не помнил, какова была причина, но прекрасно знал, что Хоро иногда на редкость упряма.
Кажется, спор был о безвкусной еде.
Лоуренс понимал, что существу с характером Хоро, живущему в этой стране посреди зимы, просто необходимо время от времени выпускать пар.
И, хоть он и считал это глупостью, однако понимал, что примирение после споров очень важно.
– О, господин Лоуренс?
Когда Лоуренс, вздохнув еще раз, стряхнул с головы снег и вошел в незаконченную пристройку, юноша, укладывающий каменную плитку, поднял голову. В последнее время он рос так быстро, что уже был выше Хоро; пожалуй, через пару-тройку лет он и Лоуренса перерастет.
Но с его тонкими чертами лица и длинными волосами, даже сейчас собранными в хвост, он вполне походил на высокую женщину. Коул, бывший до встречи с Лоуренсом бродячим школяром, помахал ему рукой, потом схватил полотенце и вытер пот со лба.
– Уже обеденное время?
– Нет, я хотел тебя спросить насчет вот этого.
Когда Лоуренс показал Коулу письмо, у юноши сделалось такое лицо, словно он проглотил муху. Похоже, Хоро и вправду попросила написать письмо Коула. Не исключено, что во всем здешнем краю было всего один-два человека, способных писать на разных языках красивым почерком.
– Она практически заставила меня это сделать…
– О, я на тебя не сержусь. Я уверен, что Хоро попросила тебя, потому что знала, что ты ей не сможешь отказать.
Руки Коула выглядели совсем не так, как лицо, – крепкие, задубелые от тяжелого труда зимой и летом.
Но у ног Коула лежали манускрипты, скопированные и переписанные у богословов и высокопоставленных церковников, приезжающих в эти края. Лоуренс знал, что юноша читает и запоминает их, пока работает. И еще он знал, что Коул учится и по ночам, грызя лук, чтобы отогнать сонливость.
После того как Коул расстался с Лоуренсом и Хоро, он провел около двух лет, странствуя от церкви к церкви, от монастыря к монастырю в разных странах, а потом вернулся работать к Лоуренсу. Однако это не значило, что Коул отказался от мечты пойти путем служителя Церкви. Он присоединился к Лоуренсу, как только узнал, что тот устраивает свое заведение здесь, сказав, что хочет убить одним выстрелом двух зайцев.
Пока что планы Коула общаться с приезжающими сюда со всего мира мудрыми людьми, которых трудно встретить где-либо еще, приносили успех. Лоуренс по собственному торговому опыту знал, как много получал Коул, устанавливая связи с такими достойными людьми.
В конечном счете, как бы ни были эти люди заняты у себя дома, здесь, в этой стране, у них было много свободного времени.
Уединенный клочок земли в горах, вдали от цивилизации.
Говаривали, что это место, Ньоххира – единственное место в мире, где о войне невозможно даже помыслить.
– В первую очередь я хочу спросить тебя: какой была Хоро, когда заставляла тебя это писать?
– Какой была?..
– Да. Она сердилась? Сказала что-нибудь?
Хоть Лоуренс и стеснялся спрашивать такое у Коула – достойного взрослого, но все же вдвое младше себя, – но это был далеко не первый раз, когда юноша посредничал в спорах между ним и Хоро.
Иногда, когда Хоро упрямилась, она вверяла Коулу слова, которые никак не могла сказать сама.
Поэтому Коул и сейчас должен был что-то знать. Однако он сделал серьезное лицо и сказал:
– Ну…
– Ну?
– Она улыбалась.
Коул произнес это таким тоном, будто не желал признавать. Как если бы он говорил, что видел в горах призрака.
– Улыбалась?
– Да. Эмм, адреса на тех письмах…
– Да. Они все к женщинам, которых Хоро встретила во время нашего путешествия. Конечно, ты помнишь Эльзу, но я уверен, что не забыл и Ив, верно?
Коул улыбнулся немного страдальчески, вспомнив Ив, которая походила на волчицу больше, чем сама Хоро. Впрочем, на враждебность не было и намека – видимо, потому, что Ив обращалась с Коулом очень доброжелательно, на свой манер.
– Чтобы она написала эти письма и разослала их против твоего желания – я думаю, ты чем-то рассердил ее, господин Лоуренс, но…
Подобное Коул за последние годы говорил нередко.
Лоуренс подумал: очень неудачно, что ему сейчас нечего сказать в свою защиту.
– Эмм… но она часто улыбается, когда сердится.
– Правда? Но мне показалось, что она улыбалась от души… Я бы даже сказал, жизнерадостно…
– Жизнерадостно, говоришь? – повторил Лоуренс, глядя на Коула удивленно. Тот приопустил голову, точно маленькая девочка, робко пожал плечами и кивнул.
– Эх… ошибиться невозможно. Она сердится, – сказал Лоуренс и, положив руку на лоб, повесил голову.
Где же он опростоволосился?
Он всегда целовал ее в щеку, когда вставал утром и ложился вечером; он никогда не забывал расхваливать ее хвост, когда она его расчесывала. Как бы сильно он ни был занят, он всегда готовил дома завтрак и ужин. Из-за этого на столе в его спальне скапливались горы гарантийных писем ремесленникам, благодарственных писем в расчете на будущее сотрудничество, записей с различными сведениями касательно поставщиков и продавцов и прочих бумаг.
Этого было достаточно, чтобы Хоро иногда нервно улыбалась и признавала, что, возможно, он ее слишком уж балует.
И тем не менее не обходилось без трений. Без споров.
Однако он не мог вспомнить, когда бы он вызвал в ней такой гнев, что она позвала сразу пять давних знакомых – причем всех женщин.
Может быть, ее сердило это – внезапно пришло ему в голову.
С самого начала осени в Ньоххиру отовсюду потянулись люди, желающие провести долгую зиму в здешних купальнях. Многие из них были богаты, а значит, необходимо было организовать для их встречи красивых девушек.
Некоторые из этих девушек кидали на Лоуренса фривольные взгляды.
Здесь, вдали от цивилизации, приезжающие купаться посетители были настоящими золотыми фонтанами, и потому сюда тянуло красивейших девушек. В обычном городе они бы на бродячего торговца вроде Лоуренса и не взглянули.
Однако большинство купальщиков были сморщенными старцами или брюзгами средних лет, обожающими после долгого купания ворчать без передыха, и потому неудивительно, что девушки обращали взгляды на таких мужчин, как Лоуренс. Между собой они говорили в основном о том, сколько здесь мужчин и какие из них лучше, какие хуже. Большинство мужчин, проработавших здесь хотя бы пять лет, находили себе красивых жен.
Конечно, уже сейчас, когда заведение Лоуренса только сооружалось, владельцы купален и лавок в Ньоххире знали, что он и Хоро вместе, однако Хоро ни разу не заявила публично, что они с Лоуренсом супруги.
Сначала, должно быть, ее саму это смущало, но, будучи упрямым существом, очень редко берущим назад свои слова, она даже спустя три года жизни здесь не собиралась передумывать.
Никак иначе Лоуренс не мог трактовать ее заявление в Сувернере.
Он с самого начала пообещал Хоро отвезти ее в Йойтсу. И это обещание до сих пор оставалось невыполненным.
От Ньоххиры до Йойтсу было практически рукой подать, лапы Хоро могли преодолеть это расстояние прогулочным шагом. Однако Хоро упрямо отказывалась идти, серьезно раздражаясь всякий раз, когда Лоуренс об этом заговаривал. Возможно, она с самого начала намеревалась использовать их договоренность в Сувернере – не вступать в брак, пока не будет выполнен их прошлый уговор, – как способ ухода от этой темы.
Лоуренс, полагая, что у Хоро есть на это свои причины, как-то спросил об этом, но давить не стал.
Но, хоть они и не принесли друг другу обеты в церкви, Лоуренс мог гордо утверждать, что он и Хоро близки друг с другом, как большинство мужей и жен в этом мире. Он знал, что у Хоро есть некоторые черточки, которые она сама с трудом понимает. Кроме того, иногда она просила Лоуренса расчесывать ей хвост, чего в прошлые времена она никогда ему не позволяла.
С учетом всего этого неудивительно было, что немало женщин – несомненно, оставивших в слезах множество мужчин еще до того, как сюда приехал Лоуренс, – полушутливо заигрывали с ним.
Но вложить душу можно во все, какую бы форму это ни принимало. Если в шутку начать возносить молитвы к селедочной голове, сам не заметишь, как начнешь делать это всерьез.
Иными словами, женщины, сперва намеревавшиеся просто поиграть, со временем настроились уже как следует.
Сначала эти женщины просто начали обхаживать его, когда он расслаблялся в общественной купальне. Но вскоре это переросло в домашнюю готовку, а позже они стали зашивать его одежду.
Его многочисленные отказы не обескураживали их совершенно, да и сам Лоуренс не мог просто не замечать этих женщин. Более того, стоило ему выказать хотя бы намек на восхищение, женщины от счастья сверкали подобно самоцветам, что Лоуренсу причиняло боль.
Хоро впадала в гнев с легкостью. И никто не вмешивался в дела неуклюжего новичка, в какое бы затруднительное положение он ни попадал.
На дороге все люди зрители.
В конце концов однажды ночью, когда беззвучные слезы, долго копившиеся у Хоро, подступили ей к горлу, Лоуренс собрал решимость в кулак.
Усердно объяснив каждой из женщин, что, кроме Хоро, невесты у него не будет, он все-таки заставил их отступиться.
Это объяснение он давал всем, однако, когда он вернулся после всех этих убеждений, Хоро с красными глазами и распушенным хвостом схватила его и принялась обнюхивать.
Время от времени Хоро останавливалась, и Лоуренс, понимая причину, смирялся с тем, что сейчас на него будут рычать; однако Хоро так ничего и не сказала.
И еще целую неделю потом не разговаривала с ним.
Когда через неделю она таки заговорила, первым словом из ее уст было, естественно, «дурень».
Кстати говоря, женщины, преследовавшие Лоуренса, до сих пор были известны своим музицированием в купальнях Ньоххиры. Единственной хорошей стороной той истории стала разошедшаяся весть, что Лоуренс – очень верный человек, и благодаря этому ему стали гораздо больше доверять.
Какое-то время спустя и Хоро, по-видимому, оставила позади свои чувства касательно произошедшего.
Лоуренс, по-прежнему в холодном гостевом зале недостроенного здания, повесил голову и вздохнул. Его чувства к Хоро не попадали в цель. Он вспомнил тот постоялый двор в Сувернере пять лет назад.
Хоро была прекрасна; лунный свет покрывал ее лицо точно свадебной вуалью.
Он думал, что дальше будет «и жили они долго и счастливо», однако на самом деле количество его тревог отнюдь не уменьшилось. Наоборот, увеличилось.
Лоуренс снова вздохнул и вдруг осознал, что Коул по-прежнему стоит рядом с ним и смотрит на него встревоженно.
– Зато здесь все идет хорошо.
– А, да. Ремесленники сделают еще один проход, и будет идеально. Но прежде чем они придут, мне хотелось бы еще кое-что выровнять.
– Ты очень помогаешь. И к тому же очень точно работаешь. Какой удар по образу расцветающего богослова.
На эти слова Лоуренса Коул беззаботно рассмеялся. Когда у него выдавалось свободное время, он общался с людьми: с местными, с посетителями купален – со всеми. Даже если не было богословов, Коул был не прочь общаться и с ремесленниками, и с наемниками.
В эти дни нередко бывает, что бывший ремесленник становится выдающимся ученым.
Значение имеет лишь то, обладает ли человек тягой к знаниям и зарабатывает ли он достаточно денег на жизнь. Быть аристократом, чтобы учиться, не обязательно.
– Мне кажется, строительство и богословие очень похожи. И там, и там нужны чертежи, материалы и логика, чтобы свести все воедино.
– И ни там, ни там нельзя справиться за один день, да?
– Да, – и Коул смущенно улыбнулся.
Лоуренс был готов открыть свое заведение, потратив два года на переговоры с надежными товарищами на своем торговом пути и на закрытие различных дел, еще год – на путешествие вместе с Хоро по разным странам в поисках подходящего места и еще два года – на то, чтобы построить здание, когда уже решено было, где оно будет стоять.
И его работа была далека от завершения.
Дополнительная постройка должна была включать в себя комнаты для личного пользования богатых посетителей и гостевой зал, где они могли бы спокойно общаться, не беспокоясь о вмешательстве других. Здесь, где Коул в поте лица укладывал каменную плитку, как раз и должен был быть гостевой зал.
Под полом шли выложенные камнем водоводы, принося в дом тепло горячего источника.
Коул потел не только от тяжелой работы: пол в самом деле был очень теплый.
– Можешь пока закончить и принять ванну перед обедом.
– Хорошо, – ответил Коул и перевел взгляд на письмо в руке Лоуренса. – Эмм… я не должен был это писать?
Он был не только умен, но и честен. Быть может, именно поэтому даже величавые брадатые епископы и ученые подавались перед его рвением и пылом.
Прирожденный талант к этому тоже имел отношение. Однако даже Коул постоянно сталкивался с соблазнами, но, несмотря на это, он пришел туда, куда пришел, благодаря усердному труду и сворачивать с этого пути не собирался.
– Нет, ничего. Только некоторые обороты ты неправильно употребил.
– Эээ…
– Я их позже поправлю.
– Да, пожалуйста!
Лоуренс кивнул и вышел наружу.
Он знал, что если ему и оставалось еще научить Коула чему-то, то сделать это следовало, пока он еще мог.
Даже если дела пойдут хорошо, непременно настанет время, когда он здесь, в Ньоххире, состарится, станет несведущ в делах широкого мира вокруг и не сможет даже помыслить о том, чтобы оставить свое дело. Путь человеческой жизни столь же естествен и очевиден, как путь солнца от востока к западу. Существует много более ужасных и безрассудных работ, чем у него. Сложись все иначе, Лоуренс мог бы проложить себе путь в океан большой торговли.
Он бы сделал тот же выбор, какой сделала одна из приглашенных Хоро женщин, Ив, чтобы отправиться на юг.
Поехать с Ив, заканчивать с прибылью одну опасную сделку за другой – это, несомненно, было бы приключение, достойное запечатления в песнях менестрелей.
Кстати, Ив сейчас должна была обладать достаточным богатством, чтобы нанять жизнеописателя для составления книги с описанием второй половины ее жизни – жизни, которая, конечно же, спустя годы оставит имя столь же весомое, как тяжелый гроссбух.
Когда этот выбор он не сделал, он мог еще присоединиться к компании Дива – там, в Сувернере, где он и Хоро поклялись друг другу жить вместе. Изгнанный Хильде и его работодатель Дива в конце концов вернулись к власти, и подобно королю и его первому советнику они правили компанией по сей день.
Сейчас они все еще уступали по весу Альянсу Рувика, крупнейшей торговой организации в целом мире, но развивались так стремительно, что сомневаться не приходилось: когда золотые и серебряные монеты с символом солнца будут ходить во всех северных землях – лишь вопрос времени.
Даже сейчас при воспоминании о том, как он сражался во имя защиты тех денег, его сердце начинало биться быстрее и все тело до самых пяток бросало в пот.