Качественное усложнение экономической деятельности в условиях информатизации, глобализации, постиндустриального общества
Название данной темы отражает то, что происходило и происходит в последние десятилетия и в настоящее время. Поэтому начнем, как и в предыдущих двух темах, с обзора истории экономики и экономических учений, но уже за вторую половину 20-го и начало 21-го века, обращая опять-таки внимание на взаимосвязь экономической науки и практики, логики и методологии, как того требует название нашего данного учебного предмета – «Логика и методология экономической науки и практики».
Итак, в результате второй мировой войны, победы в ней СССР в мире сложились две противоположные мировые экономические системы: капиталистическая и социалистическая. Лидером в капиталистической системе стали, безусловно, США, которые значительно усилили своё экономическое могущество в ходе и по окончании войны. Так, во время войны в этой стране были введены построенные по заказу государства военные предприятия общей стоимостью 25 млрд. долларов, а промышленная прибыль возросла пятикратно. После войны американское государство объявило политику восстановления экономики Западной Европы («план Маршалла»). При этом государственные заказы на мирную продукцию для восстановления Европы помогли США быстро решить такую сложную проблему, как конверсия собственной промышленности.
По «плану Маршалла» (по имени госсекретаря США) в 1948-1951 годах 17-ти странам Европы были поставлены на сумму около 17 млрд. долларов, - частично под займы, частично как дотации, - американское продовольствие, одежда, топливо, сырьё, промышленное оборудование, запчасти и другие товары. Местная валюта, вырученная от продажи на внутренних рынках потребительских американских товаров, укрепляла денежное обращение европейских стран, способствовала снижению инфляции, превращалась в инвестиции для отечественной тяжёлой индустрии. План Маршалла способствовал развитию и американской, и европейской экономики. Уже через пять лет после окончания войны душевое производство угля, стали и электроэнергии превысило здесь довоенный уровень. Особенно большой скачок сделала энергетика, Так, в Англии за указанное время производство электроэнергии на душу населения возросло с 711 до 1251 квт/ч, во Франции – с 506 до 791, в ФРГ – с 348 до 929, а в США – с 1092 до 2553 квт/ч. А за 1950-1980 годы энергетика, а с ней весь хозяйственный комплекс капиталистического Запада сделали новый взлёт. Например, душевое производство электричества в Англии в 1990-м году достигло 5543, во Франции – 7442, в Германии – 7213, а в США – 12659 квт/ч. Эти данные свидетельствуют о быстрой технической модернизации экономики ведущих стран капитализма.
Мировую социалистическую систему, наряду с СССР, образовали освобождённые советскими вооружёнными силами страны Восточной Европы и Азии: Германская Демократическая Республика, Польша, Чехословакия, Румыния, Венгрия, Болгария, Корейская Народно-демократическая Республика, Китайская Народная Республика, Социалистическая Республика Вьетнам, - а также освободившаяся от колониальной зависимости Республика Куба, расположенная на американском континенте. Противостояние двух мировых экономических систем: капиталистической и социалистической – и определило главное социально-экономическое содержание истории второй половины 20-го и начала 21 веков. Иногда говорят, что к самому концу 20-го и началу 21-го веков указанный вывод неприложим, поскольку ушёл в историю лидер социалистической системы СССР (некому стало противостоять капиталистической системе!). Однако нельзя не видеть, что социалистическая система и на рубеже веков, и в настоящее время в составе Китая, Вьетнама, Кубы, Северной Кореи не только продолжает существовать, но и показывает пример самых высоких темпов роста в мировой экономике. Просто лидерство в этой системе после развала СССР переместилось в Китайскую Народную Республику.
Капиталистическая система была экономически заинтересована в сокрушении социалистической. А поскольку этого невозможно было достичь военным путём, то вынуждена была проводить политику «холодной» войны, а кроме того значительно активизировать свою внутреннюю социальную политику, например, повышая зарплаты, ведь до населения капиталистических стран доходила информация о том, что существует реальная советская практика обеспечения трудящихся бесплатными квартирами, бесплатными образованием и здравоохранением. Разумеется, дополнительные социальные расходы резонно воспринимались капиталистами как вычеты из их прибыли, а потому не добавляли им «любви» к социалистической системе как источнику, провоцирующему повышение социальных требований населения и в капиталистических странах.
Главным содержанием «холодной войны» стало соревнование по производству современных вооружений между НАТО (Северо-атлантическим договором) и Варшавским договором, то есть военными союзами двух систем. Причём гонка вооружений охватила все роды войск: сухопутные, воздушные, морские. Основным результатом явилось создание нового типа стратегического оружия – термоядерных (водородных) бомб (1955 год) многократно превышающих разрушительную силу атомных зарядов, и их носителей – межконтинентальных баллистических ракет (1957 год – первый вывод такой ракетой Советским Союзом в космос искусственного спутника Земли). К сожалению, в этот период предпринимались и определённые «разведки боем». Например, войны США в Корее (1950-1953 гг.) и Вьетнаме (1960-е годы). Попытки эти закончились провалом, поэтому «холодная война» продолжалась внешне «мирным» методом соревнования в вооружениях. Так, в Европе были установлены американские тактические ракеты повышенной мощности (подлётное время до Москвы всего пять минут!). На это СССР вынужден был ответить системой атомных подводных лодок, размещённых в Тихом и Атлантическом океанах вокруг североамериканского континента и оснащённых баллистическими ракетами, которые были наведены на главные военно-стратегические центры Америки.
Уже первые испытания водородного оружия, произведённые ещё в начале 1960-х годов, показали населению планеты (по всему земному шару неоднократно пробежала сейсмическая волна, а «гриб» поднялся почти на 79 километров!), что современная ракетно-ядерная война означает неминуемую гибель всей человеческой цивилизации, в ней не может быть победителей и побеждённых. Поэтому США были вынуждены согласиться на предложение СССР о взаимном серьёзном сокращении вооружений. Правда, к большому сожалению для всего человечества и особенно для нашей страны, лидеры США впоследствии отказались от выполнения подписанного ими соглашения. Создана так называемая Стратегическая Оборонная Инициатива США («звёздные войны»), то есть, как заявили разработчики, лазерный щит, непреодолимый для баллистических ракет. А в 2007-2008 годах США договорились с руководством Чехии и Польши, а позднее и Румынии о размещении указанной системы на территории этих стран. Не случайно президент РФ вынужден был признать, что такие шаги американцев наносят угрозу безопасности России и противоречат международным договорам.
Навязанная нашей стране внешними обстоятельствами гонка вооружений истощала экономику, значительно снижала возможности повышения благосостояния населения. В самом деле, вдумайтесь, уважаемый коллега, в следующие цифры: в 1970-м году, например, СССР производил на душу населения 479 кг. стали и 3000 квт/ч электричества, а США, соответственно, 630 кг. и 7700 квт/ч., а ведь при этом для обеспечения обороны страны мы вынуждены были поддерживать паритет, то есть примерное равенство в вооружениях. Представляете, сколько же могло оставаться для обычной мирной жизни советскому человеку, в отличие от американца?
Гонка вооружений в ведущих странах во второй половине 20-го и начале 21-го веков ускорила темпы научно-технического прогресса, превратив его в подлинную научно-техническую революцию (НТР). В ходе её наука стала непосредственной производительной силой общества. Составными компонентами НТР выступили широчайшее применение электроники, компьютеров, реактивной техники, ядерной энергии и квантовых генераторов (лазеров). НТР открыла буквально новую эру в развитии машинного производства – автоматизацию производственных процессов. Это позволило неизмеримо поднять скорости рабочих операций, ранее ограниченные возможностями человеческого организма. Автоматические линии, цеха и даже целые предприятия стали проявлением нового типа промышленного производства, где объединены согласно избранному человеком варианту работа двигателя, рабочих машин, транспортных устройств, установок по упаковке готовой продукции. В результате машины в очень значительной степени заменили не только ручной, но и умственный труд человека.
Казалось бы, НТР создала невиданные возможности для повышения качества жизни людей. И приходится сожалеть, что основные достижения НТР используются для совершенствования оружия уничтожения этих людей. Причём такое совершенствование касается не только ракетно-ядерной техники, но и обычных вооружений. Например, произошла трансформация обычного пехотного оружия: современный автомат представляет собой комбинацию стрелкового и реактивного вооружения, поскольку имеет подствольный гранатомёт (бронебойный фаустпатрон). Вы были свидетелями успешного применения запуска ракет «Калибр» по террористам на территории Сирии с небольших кораблей в Каспийском море в 2015 году, а затем успешные испытания боеголовки для не имеющей противодействия со стороны потенциального противника ракеты «Сармат», позволяющей за считанные минуты поразить любую цель на земном шаре без применении ядерного оружия. Значительные изменения, вызванные научно-технической революцией, позволили многим экономистам утверждать, что в настоящее время происходит смена индустриальной эпохи эпохой информационной.
Важным событием второй половины 20-го века стал распад мировой колониальной системы. Освободительная борьба населения колоний получила мощную поддержку со стороны социалистических стран. В результате в декабре 1960-го года Организация Объединённых Наций приняла Декларацию о предоставлении независимости всем колониальным народам. Правда, провозглашение государственной независимости ещё не означало независимости экономической. Ведь метрополии бешено сопротивлялись этому процессу, боясь утратить былые прибыли от неэквивалентного обмена с колониями, а проще говоря, - их ограбления. Поэтому уровень жизни населения большинства бывших колоний в Африке, Азии, Латинской Америке, Океании мало изменился после провозглашения независимости.
Распад колониальной системы серьёзно отразился на экономике бывших метрополий и вообще ведущих капиталистических стран. Например, в государствах Западной Европы значительно изменился национальный состав населения за счёт интенсивной иммиграции жителей бывших колоний, что породило там существенные экономические проблемы, в частности, в области занятости. И, конечно, метрополиям стало труднее эксплуатировать сырьевые ресурсы бывших колоний вследствие национализации там добывающей промышленности. Вы были свидетелями того, как в 2015-2016 годах резко обострилась в странах Европы проблема беженцев из Африки, Азии и Ближнего Востока после агрессивных войн США и НАТО в Ираке, Ливии, Сирии.
Кроме того, крушение колониальной системы подтолкнуло Европу к интеграции, результатом которой в конечном итоге стало создание Европейского Союза, куда на правах ассоциированных членов включены и десятки государств Африки, Карибского бассейна и Тихоокеанского региона, являвшихся ранее колониями стран Европы. С начала 21-го века в Европейском Союзе введена общая валюта – евро. Это сообщество опередило такого серьёзного соперника, как США, по общему объёму производства валового внутреннего продукта и внешнеторгового оборота. Правда, в последнее время в Евросоюзе нарастают острые экономические и политические проблемы, из его состава вышла Великобритания, всё активнее обсуждается возможность такого выхода и в других западноевропейских странах.
Рассматриваемый период характеризуется также в капиталистических странах существенными изменениями в регулировании рыночного хозяйства. Сначала, сразу после войны, утвердилось мнение, что рынок в современной экономике уже не в состоянии играть роль единственного автоматического регулятора экономики. Поэтому в послевоенное время главным средством экономической политики на Западе стала национализация, то есть противоположный приватизации процесс – превращение частного в государственное. Национализация рассматривалась как наиболее действенный фактор ускоренной модернизации экономики. Учитывался, конечно, и опыт СССР, успехи сталинских предвоенных пятилеток, когда были достигнуты наивысшие в мире темпы приращения валового внутреннего продукта в условиях преобладания государственной собственности.
Например, в Англии собственностью государства в 1950-х годах стали полностью угольная, металлургическая, энергетическая, в значительной степени автомобильная и электротехническая промышленность, а также банковская система. Ещё более решительно проходила национализация во Франции, где к концу 1950-х годов в собственности государства было уже почти 40% национального богатства. Здесь полностью стали принадлежать государству угольная, газовая, авиационная и автомобильная отрасли, частично нефтяная, оборонная, железнодорожный транспорт, банки.
Создание обширного госсектора экономики, естественно, повлекло за собой применение государственного народнохозяйственного планирования, как среднесрочного, так и долгосрочного. Первый пример в этом показала Франция, где за 1947-1980 годы было осуществлено семь народнохозяйственных планов. Причём если госсектор здесь, как и в СССР, получал прямые плановые задания, то по отношению к частному сектору применялось индикативное, то есть рекомендательное планирование. Правда, рекомендательность эта вовсе не означала неисполнительности. Ведь реализация плановых рекомендаций была экономически выгодна не только государству, но и самим частным фирмам. Индикативное планирование предусматривало косвенные методы государственного регулирования частного сектора. Например, фиксирование цен, предоставление сырья и кредитов, нормирование иностранной валюты, разнообразные меры финансового контроля.
В США планово-регулирующая роль государства выразилась как в государственном предпринимательстве, так и в государственных заказах и закупках промышленной и сельскохозяйственной продукции на сотни миллиардов долларов. Такое огосударствление хозяйства в капиталистических странах Запада положительно сказалось на их социально-экономическом развитии в первом послевоенном двадцатилетии. Однако в 1970-1980-х годах произошла смена курса: проведена широкая приватизация – передача права собственности на капитал государственного предприятия частным лицам или акционерным обществам. При этом функции государства в этих странах сосредоточились главным образом в сфере регулирования финансов и кредита, налоговой системы. Однако в ходе кризиса 2007-2008 годов начался обратный процесс – национализации промышленных предприятий и банков ради их спасения в США, ФРГ и других западных странах.
Как известно, в нашей стране за последние два с половиной десятилетия термин «приватизация» стал чуть ли не ругательством, современный национальный фольклор изобрёл даже слово «прихватизация» для обозначения мероприятия, проведённого в РФ в 1990-е годы с целью превратить государственную собственность в частную. Но в результате российской приватизации объём производства валового внутреннего продукта и промышленной продукции сократился вдвое, снизились среднедушевые доходы населения. А вот в ФРГ (Западной Германии) в послевоенные десятилетия приватизация стала важнейшим фактором «западногерманского экономического чуда», когда побеждённая страна смогла резко увеличить объём производства и доходы в среднем на жителя. В чём же причина такой противоположности результатов? Ведь любое экономическое взаимодействие государства со своими гражданами должно быть взаимовыгодным. Так, в основном, и было в ФРГ. Здесь под руководством министра экономики, профессора Л. Эрхарда за вычетом необходимого для реализации общегосударственных нужд всё остальное национальное богатство было поровну поделено между гражданами. В РФ же по такой методике (как показали подсчёты академика Д.С. Львова, опубликованные ещё в 1990-х годах) каждый россиянин должен бы получить по пять млн. долларов – такова была доля души в национальном богатстве нашей богатейшей страны. А получил, как известно, этот россиянин заметно меньше: настолько заметно, что, и не зная расчётов Львова, наш соотечественник «кожей» осязает несправедливость нашей приватизации, её несоответствие мировому опыту.
Констатация такого несоответствия заставляет серьёзно осмыслить суть недавних этапов в истории отечественной экономики. Как уже отмечалось, навязанная нашей стране внешними условиями гонка вооружений в советский период изматывала экономику, вызывала дефицит потребительских товаров, особенно к концу указанного периода. Кстати, на этом основании некоторые авторы (См., например: Лойберг М.Я. История экономики: Учебное пособие. – ИНФРА-М, 2001. – С. 111) неправомерно, на мой взгляд, характеризуют отставание предложения товаров от платёжеспособного спроса на них как внутренне присущую социализму особенность. В отличие от «нормального» (то есть домонополистического, распространённого в 19-м веке) капитализма, где спрос постоянно отставал от предложения. Заметим на это, что «нормального» социализма на практике ещё никто, в том числе и г-н Лойберг, не видел, а потому и сущностные характеристики ему можно выводить лишь теоретически. Лучший же теоретик социализма К. Маркс в качестве главного принципа социализма определил: «от каждого по способностям, каждому по труду». Но никаких дефицитов в социализме Маркс совсем не предусматривал. Вообще, в научно-экономическом анализе надо чётко отличать эмоционально-психологические и политико-идеологические декларации от реального социально-экономического содержания. Ссылаясь на важный аспект социалистического принципа: «каждому по труду», - академик Л.И. Абалкин, тогдашний директор Института экономики Академии Наук СССР, резонно заметил ещё во второй половине 1980-х годов, что социализма-то в нашей стране и не было. Потому что не было распределения действительно по труду. Добавим, что была лишь тенденция движения к социализму в период ленинского НЭПа и сталинских пятилеток. Например, перед Великой Отечественной войной советский рабочий в среднем был обеспечен зарплатно-квартирно-материально-бытово в три-пять раз меньше, чем средний советский инженер, осуществляющий квалифицированный труд. И тем не менее за период войны при росте зарплаты рабочих в стране в среднем на 39% инженерам зарплата была увеличена ещё на 50%. Вот это и была тенденция к социализму. А с правления Н.С. Хрущёва (конец 1950-х – 1960-е годы) начался курс на уравниловку (антисоциалистический по своей сути, заметим), который вызвал потерю стимула к высокопроизводительному труду, а это, в свою очередь, выступило и главным негативом отечественной экономики и главной причиной нашего поражения в «холодной» войне. Выходит, что наша советская история, не совсем и социалистическая, внутри себя ещё весьма различна на различных этапах (одно дело при Сталине и совсем другое – начиная с Хрущёва). Тем более, значит, неправомерно выводить какие-то хронические особенности социализма из наблюдений над очень кратковременным явлением, в котором этим социализмом-то как раз и совсем «не пахло»!
С позиции сегодняшнего дня яснее представляется и картина совсем недавней нашей экономической истории. Например, курс на перестройку, объявленный лидером СССР М.С. Горбачёвым в середине 1980-х годов, а затем экономические реформы, провозглашённые президентом РФ Б.Н. Ельциным в самом начале 1990-х годов. Началась перестройка с лозунга «Больше социализма!», провозглашались задачи ускоренного развития экономики, но закончилось это мероприятие развалом СССР. А в ходе последовавших затем реформ уже в рамках РФ, хотя цель декларировалась создать действенный стимул для ускорения экономического роста за счёт превращения государственной собственности в частную, в действительности, как уже отмечено, допущен небывалый спад производства. Так что по важнейшим социально-экономическим показателям сегодняшняя РФ всё никак не может восстановить уровень РСФСР 1991-о года.. Не сбылись, к сожалению, надежды миллионов россиян на скорое наступление благополучной жизни. Хотя новой власти, казалось бы, удалось покончить с дефицитом путём отпуска цен с 1 января 1992 года, но при этом обесценились сбережения каждой семьи, а действительный объём потребления российского населения сократился в разы! (См. об этом подробнее интервью тогдашнего директора, а сейчас научного руководителя Института экономики Российской Академии Наук Р.С. Гринберга, опубликованное в газете «Комсомольская правда» 5 августа 2008 года).
Приватизация, о которой уже говорилось, считалась сердцевиной российских экономических реформ, а, в свою очередь, сердцевиной приватизации признавалось акционирование: все стали «собственниками». Однако если в самом начале проведения акционирования, на 1 января 1993 года, более половины акций крупных и средних промышленных предприятий находились в руках работающих на этих самых предприятиях, то уже на начало 1998 года им принадлежало всего только шесть процентов акций «своих» предприятий. Причём хозяевами контрольных пакетов зачастую оказались граждане других государств. Понятно, что такие метаморфозы ни благосостояния россиянам, ни безопасности стране не прибавили. Кстати, такое положение делает сомнительными и социальную стабильность, и реализацию поставленной президентом РФ В.В. Путиным задачи патриотического воспитания как национальной идею.
Естественные монополии, владеющие в России топливно-энергетическими ресурсами (при этом владельцы их – граждане стран дальнего зарубежья, в основном западных) и железнодорожным транспортом, вопреки мировому опыту, своими сверхвысокими тарифами душат отечественного товаропроизводителя, делая производство невыгодным из-за высоких издержек, да к тому же ещё ускоряют инфляцию, находясь на «старте» ценообразования. (Ведь нельзя же представить себе ни одного не только магазина, а даже самого маленького ларька, в котором цены на любые товары не зависели бы от тарифов на электроэнергию или цен на бензин!). Кстати, именно в господстве монополий заключается ответ на распространенный вопрос российский автолюбителей: почему у нас, вопреки рыночной логике, цены на бензин на заправках умеют только расти и при снижении, и при повышении мировых цен на нефть.
В сельском хозяйстве уничтожение колхозов и совхозов (известный в начале 1990-х годов лозунг Б.Н. Ельцина «Фермер всех накормит»), в действительности, привело к значительному сокращению посевных площадей, поголовья скота и, конечно, объёма производства. А на долю разрекламированного фермера даже в этом уменьшившемся объёме приходится всего пять процентов! Значительную долю продовольствия, потребляемого населением страны, составлял, особенно до введения западных экономических санкций против РФ, импорт, зачастую некачественный, а порой и опасный для здоровья людей. То есть страна практически утратила свою продовольственную безопасность.
Серьёзным негативом, вызванным перестройкой и реформами, стал небывалый масштаб теневой экономики, коррупции, на опасность которых для национальной безопасности вынужден обратить внимание президент РФ. Криминализация экономики вызывает, в частности, нежелание населения участвовать в инвестиционном процессе. И опять-таки вопреки мировому опыту, у нас сложился в кредитно-денежной и инвестиционной сфере заколдованный круг: населению невыгодно нести деньги в банк, потому что процент по вкладам ниже инфляции, а товаропроизводителю невыгодно брать у наших банков кредиты для инвестиций, потому что процент по кредитам выше предполагаемой производственной прибыли. И где же обещанный в начале перестройки и реформ стимул для ускоренного развития производства?!
Правда, на смену экономического спада 1990-х годов в 2000-е годы сначала отмечался экономический рост. Но экономисты справедливо замечают, что это ещё «не тот рост», который нужен. Он вызван ростом мировых цен на нефть и газ, который наша страна экспортирует (невосполнимое, заметим, отдаём другим «из кармана своих внуков»), а необходимой структурной перестройки экономики - с акцентом на производство и экспорт конечных, наукоёмких товаров – так и не проведено, кроме некоторых подвижек в военно-промышленном комплексе. Перекосы макроэкономической политики привели к такой ситуации, что в РФ сегодня промышленность и сельское хозяйство неприбыльны, а самый большой доход приносят торговля (особенно валютой, недвижимостью, жидким топливом, безакцизным спиртом), банковское дело (хотя наши банки, как уже отмечалось, не выполняют своего главного предназначения: перевода сбережений населения в инвестиции, стимулирования отечественного производства), госслужба (благодаря, конечно, прежде всего разнообразным поборам-взяткам), биржевое брокерство и просто воровство. Не случайно, например, исследования показывают, что в Москве и Ярославле в последние два с половиной десятилетия самым прибыльным видом бизнеса является торговля наркотиками.
Скептицизм по поводу нашего экономического роста 2000-х годов исходит ещё и из того факта, что этот рост не переходит в развитие (рост – это увеличение валового внутреннего продукта, то есть стоимости товаров и услуг. А значит, ростом может обозначаться просто увеличение нефтяного экспорта олигархами, приращение их миллиардов и зарубежной недвижимости, от чего, разумеется жизнь среднего россиянина никак не улучшается. А вот развитие – это как раз повышение качества жизни населения в целом, увеличение её продолжительности и т.д.). Таким образом, сегодняшний российский экономический рост это не совсем то, что под экономическим ростом привыкли подразумевать в истории экономики. Вместо улучшения материального благосостояния всего населения в результате перестройки и реформ у нас допущен невиданный разрыв в доходах между богатыми и бедными, что может вызвать социальную напряжённость. Причём этот разрыв постоянно продолжает увеличиваться. Например, за 2015-й год в РФ наемные работники и субъекты малого и среднего бизнеса потеряли в своих доходах по сравнению с предыдущим годом два триллиона рублей, а крупный бизнес на эти же два триллиона увеличил свои доходы.
Таков краткий обзор истории мировой и отечественной экономики во второй половине 20-го и начале 21-го столетий. Как же этой экономической практике соответствовала экономическая наука, её логика и методология, содержательная направленность? Следует отметить, что анализу проблем данного периода и путей их решения и посвящены работы учёных-экономистов различных направлений в указанное время. Наряду с известными, уже охарактеризованными в предыдущих темах, научными направлениями, следует обратить внимание на получившие распространение концепции монетаризма и институционализма.
Основатель и лидер школы монетаризма – американский учёный Милтон Фридмен (род. в 1912 году), лауреат Нобелевской премии по экономике. Правда, когда он получал эту премию, то полиции пришлось охранять его на выступлении с нобелевской лекцией в Стокгольме от протестующих демонстрантов, заявлявших, что Фридмен – вдохновитель экономической политики чилийской военной хунты. Действительно, Фридмен поддерживает расовую дискриминацию, считает безработицу платой за свободу и выражает интересы крупного финансового капитала: он убеждён, что капиталистическая экономика является наилучшим из порядков человечества, а все изъяны в ней – это результат некомпетентного вмешательства государства. В 1963 году вышла книга Фридмена, написанная совместно с Анной Шварц, «Монетарная история Соединённых Штатов», которая построена на анализе динамических рядов валового национального продукта (ВНП), инвестиций и денег, охватывающих период с 1867 по 1960 годы. Этот огромный статистический материал до 1948 года собрал один из учителей Фридмена институционалист У.К. Митчелл, умерший в 1948 году. Фридмен продолжил сбор материала до 1960 года, а затем сделал анализ упомянутых статистических рядов. В результате он пришёл к выводу, что корреляция (то есть связь между явлениями) между ВНП и деньгами оказалась более тесная, чем между ВНП и инвестициями. Конечно, это утверждение Фридмена направлено в первую очередь против кейнсианства, которое делает акцент на натуральные показатели, инвестиции, материальные блага. Фридмен же утверждает, что принципиальный, определяющий характер имеют деньги.
Кейнсианцы выступили с критикой указанного утверждения Фридмена. Основной контраргумент привёл американский учёный Джеймс Тобин, тоже нобелевский лауреат. Он заявил, что Фридмен рассуждает по принципу «после этого, значит поэтому» и что утверждение Фридмена «деньги имеют значение» на самом деле означает, что «только деньги имеют значение». По мнению Тобина, модель Фридмена – однофакторная и работает она по принципу «вход – деньги, выход – ВНП», но в ней отсутствует причинно-следственная связь. В результате Фридмен, считает Тобин., хотя и обосновал всё статистически, но теоретически ничего не доказал. Такое мнение Тобина и вообще кейнсианцев существует и по настоящее время. Позднее, реагируя на критику, Фридмен ввёл понятие «портфель активов» как промежуточную категорию, связывающую деньги и ВНП. Под портфелем активов он понимал совокупность всех ресурсов индивида, его богатство, то есть сюда входят предметы длительного пользования, акции и облигации, квартира, дача и машина, наличные деньги и т.д. Фридмен считает, что каждый человек привыкает к своему портфелю активов и эта устойчивость последнего обеспечивает и стабильность ВНП. Но кейнсианцы считают, что приведённые объяснения Фридмена неубедительны и не снимают обвинений Тобина.
В 1973 году вышел главный труд Фридмена – книга «Деньги и экономическое развитие», где учёный продолжает отстаивать и углубляет свою концепцию, например, утверждает, что регулирующая роль государства должна быть ограничена лишь денежной сферой (выходит, что процесс производства и обращения товаров не должен быть предметом вмешательства государства). Кстати, наши супернизкие зарплаты и пенсии, к тому же их несвоевременную выплату, особенно в 1990-е годы, организаторы российских реформ Б.Н. Ельцин, Е.Т. Гайдар, А.Б. Чубайс объяснили необходимостью борьбы с инфляцией по рецептам Фридмена ( а ведь он, напоминали, - нобелевский лауреат по экономике!), пока сам Фридмен не заявил, что такого абсурда, который ему приписывают политики РФ, он никогда не рекомендовал. Однако в 2000-е годы в прежнем, антинаучном (по крайней мере, антикейнсианском) ключе нам оправдывали неприкосновенность Стабилизационного фонда, объясняли невозможность его использования для удовлетворения внутренних нужд россиян во избежание увеличения темпов инфляции. Выходит, что нам, уважаемые коллеги, важно не только усвоить основные теоретические положения того или иного учёного, но и уметь разглядеть, как их нам искажают политики и журналисты во имя чьих-то, порой не наших экономических и политических интересов. Таким образом, в монетаризме и его использовании нашими либералами-рыночниками мы не можем видеть достаточно адекватного соответствия экономической науки, её логики и методологии объективным потребностям экономической практики последних десятилетий.
Другим широко распространённым в 20-м и 21-м веках направлением экономической мысли выступили теории институционализма и неоинституционализма, которые доказывают, что развитие современной экономики определяется не рынком и конкуренцией, а институтами, например, государством, корпорациями, профсоюзами, политическими партиями. Как и кейнсианство, институционализм настаивает на отказе от неоклассической интерпретации современной экономики. Так, теоретик и историк этого направления П. Хомен писал: «Институционализм оспаривает ортодоксальную теорию по следующим положениям: он утверждает, что ортодоксальная политэкономия основана на дискредитированной гедонической теории человеческого поведения; что её основной постулат об индивидуалистической конкуренции неверен и неточен, и что её центральная проблема об определении условий экономического равновесия основана на несостоятельной аналогии с физической наукой и предполагает статический взгляд на экономическую организацию в отличие от действительного процесса развития. Под «гедонической теорией» институционалисты подразумевали представления о том, что «человек экономический» стремится исключительно к получению максимальной выгоды для себя, подчиняет свои действия «арифметике пользы».
Представители институционализма: Т. Веблен, У. Митчелл, А. Берли, Э. Богарт, Дж. Коммонс, Г. Минз и другие – отвергали концепцию гедонизма, считая её слишком примитивной. Оспаривая постулат «индивидуалистической конкуренции», они подчёркивали, что в современной экономике свободная конкуренция всё более ограничивается монополией. Анализу индивидуальных действий экономических активов («методологии индивидуализма») они противопоставили рассмотрение «коллективных действий» и «коллективных институтов». Так, в работах Веблена, Коммонса и К. Паркера большое внимание уделено деятельности монополий и профсоюзов. Критикуя «статический подход», институционалисты утверждали, что неоклассики излишнее внимание уделяли проблеме экономического равновесия, изучали все явления в статике. Такому подходу институционалисты противопоставили изучение экономических явлений в развитии, в их исторической последовательности.
Отмечая недостатки функционирования экономической системы капитализма, институционалисты доказывали необходимость регулирующих мер со стороны государства – социального контроля. Такое обоснование неизбежности социального контроля, вопреки рекомендациям неоклассиков, - основное конструктивное требование институционалистов. В работах основоположника институционализма Т. Веблена, особенно первой его монографии «Теория праздного класса», осуждается расточительство и паразитизм рантье. Главными элементами капиталистического строя Веблен считал машинное производство и систему предпринимательства, или «индустрию» и «бизнес». Учёный отмечал, что «материальной рамкой» современной цивилизации выступает индустриальная система, а направляющей силой, которая оживляет эту систему, - предпринимательство. При этом целью и стимулом для предпринимателя служит получение прибыли, а не развитие производства: «Мотив бизнеса – денежная выгода. Его метод – купля-продажа. Цель – накопление богатства».
Веблен утверждает, что существует противоречие («дихотомия») между интересами развития производства и интересами капиталистов. Таким образом, существует реальное противопоставление «индустрии» и «бизнеса», материального производства как такового и системы производства товаров для извлечения прибыли. Причём «дихотомию» индустрии и бизнеса Веблен считает центральным противоречием капитализма. Изучение «дихотомии» сопровождается у него критикой мотивов капиталистического хозяйствования. По существу, он показывал, что система капиталистического предпринимательства тормозит развитие общественного производства. С развитием капитализма, утверждает Веблен, «дихотомия» производства и бизнеса обостряется, поскольку финансовая олигархия всё чаще получает большую часть своих доходов за счёт операций с фиктивным капиталом, а не за счёт роста производства и повышения его эффективности. Следовательно, период империализма учёный рассматривал как кульминацию противоречий между «индустрией» и «бизнесом». На концепции «дихотомии» в значительной степени основан его прогноз о будущем капиталистического общества. Веблен подчёркивал, что развитие индустрии подводит к необходимости преобразований, и предсказывал в будущем установление власти технической интеллигенции – «технократии», для которой, по мнению учёного, основной целью является работа промышленности, а не прибыль, как для бизнесмена. Таким образом, институциональная точка зрения достигает более значительного соответствия экономической науки потребностям экономической практики, чем это мы видели в монетаризме. И логика, и методология институционализма ближе к пониманию теоретической экономии, чем соответствующие аспекты монетаристской теории.
Исследованием динамики современной капиталистической экономики занимались также и советские ученые в 1950-ых – 1980-ых годах. На мой взгляд, неправомерно закрывать глаза на их работы, как это делалось в последние два с половиной десятилетия. Например, в работах академика Е. С. Варги, а также коллектива ученых-экономистов Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, возглавлявшегося профессором Н.А. Цаголовым, было весьма убедительно показано, что в капиталистической экономике второй половины ХХ века все более решающим фактором ее динамики продолжали оставаться монополии. Но воздействие их на указанную динамику противоречиво. С одной стороны, благодаря интеграции крупнейшие монополии старались завоевать для своих товаров новые секторы внутреннего рынка, для этого они расширяли свои производственные мощности и производили новые капиталовложения. Но, с другой стороны, это еще больше обостряло конкурентную борьбу. Ведь здесь происходило то, что, по теории цикличности, наблюдается в фазе оживления и подъема: объем рынка на товары и первого, и второго подразделения временно расширялся. Однако те же самые процессы, которые вызвали это расширение, создавали предпосылки кризиса перепроизводства, приводили к сужению рынка. Другие монополии воздерживались от открытой конкурентной борьбы: они создавали картели, тресты и другие объединения на базе переплетения капиталов и экономических связей. В результате усиливалась мощь монополий и, в то же время, обострялась конкурентная борьба.
Эти процессы в последние десятилетия анализировали и профессора А.А. Галкин, В.Н. Котов, Ю.А. Красин, С.Н. Меньшиков. Особенно активно их исследует в этот период и в настоящее время С.Н. Меньшиков: в частности, он показывает усиление планомерности в современных концернах, сокращение при этом масштаба свободной конкуренции, модификацию внутриотраслевой и межотраслевой конкуренции в современных условиях по сравнению с домонополистическим капитализмом. «Государственно-монополистическая планомерность, - делает вывод указанный автор, - ограничивает, но не уничтожает анархию производства. Напротив, сохранение и углубление анархии общественного производства ограничивает государственно-монополистическую планомерность, это выражается в дальнейшем развитии и обострении конкурентной борьбы. Монополия ограничивает как внутриотраслевую, так и межотраслевую конкуренцию, но борьба между монополиями приобретает особую остроту. Соперничество за рынки сбыта, источники сырья, сферы выгодного приложения капитала становится стержнем взаимоотношений между монополиями, между монополиями и государством, между капиталистическими государствами. Борьба ведется сильными соперниками с применением мощных средств борьбы. Временные сговоры и соглашения систематически подрываются неравномерностью развития отдельных монополий, отраслей, стран, регионов».
Но, конечно, основное внимание отечественных ученых-экономистов в указанный период было посвящено анализу экономических процессов в нашей стране. В советское время это было углубление исследований теории и практики централизованного планирования, проблем повышения эффективности национальной экономики. На это, например, была нацелена деятельность научной школы ярославского профессора, Заслуженного деятеля науки России А.И. Кащенко, выступившего с концепцией непосредственно общественного продукта. В рамках данной концепции рассматривалась тенденция развития общественного воспроизводства, прогнозировались основные аспекты названной тенденции в будущей экономике. Об этом можно подробнее прочитать в статьях В.И. Корнякова, В.М. Мелиховского, В.И. Пефтиева и моей во втором, третьем, четвертом и шестом номерах нашего электронного журнала «Теоретическая экономика» за 2016-й год, в котором отмечался 100-летний юбилей А.И. Кащенко. В настоящее время наиболее активно продолжает развитие идей А.И. Кащенко научная школа нашей кафедры экономики управления Ярославского государственного технического университета, выдвинувшая концепцию теоретической экономии как нового парадигмального мейнстрима и объединившая через свой электронный журнал «Теоретическая экономика» десятки ученых Москвы, Санкт-Петербурга, Украины, Беларуси, Казахстана, городов Верхневолжья в общем деле разработки и развития указанной концепции. Среди двух с половиной тысяч русскоязычных научно-экономических журналов наш стал одним из лидеров по импакт-фактору (индексу цитируемости в других изданиях), а в мире – самым читаемым среди журналов экономического направления: нас регулярно изучают специалисты из полутораста исследовательских центров 47-ми стран с пяти континентов от Канады и США до Китая и Австралии. Так что Вы, уважаемый коллега, учитесь в достойном университете, где экономическая специальность выступает достаточно авторитетной как в учебном, так и в научном плане.
С позиции теоретической экономии следует, на мой взгляд, рассматривать и многие аспекты нашей учебной дисциплины, предусмотренные рабочей программой и тематическим планом. Прежде всего следующие положения:
философско-экономическая разработка научной модели инновационного устойчивого развития России;
современная социоэкономическая картина мира;
глобализация человеческого бытия, виртуализация экономической деятельности, дифференциация ценностных ориентаций, новый информационный тип ресурсов, информационное общество;
экономика знаний и новая экономика;
изменения социальной структуры в информационном обществе, его противоречия;
«общество риска»;
концепция компьютерного одиночества России.
Здесь прошу обратить внимание на первое словосочетание в первом из приведенных положений: философско-экономическая разработка. Хотя мы с Вами экономисты, а по поговорке, «каждый кулик свое болото хвалит», но сегодня особенно (в определённой степени так было и всегда, но сегодня именно «особенно») без философского осмысления новых общемировых процессов невозможно разобраться в узкоэкономических трендах и явлениях. С одной стороны, естественные, технические науки доказывают возможность уже сегодня обеспечить полное удовлетворение материальных потребностей людей, если бы не мешала неправильная социально-экономическая организация современной жизни в большинстве стран. А с другой – нарастающее до самого пика напряжение в столкновении двух цивилизаций на нашей планете. И как на фоне этого магистранту по программе «Экономика фирмы» правильно изучать дела фирмы без учета глобальных философско-экономических процессов? Да что там отдельная фирма, когда вся Россия сегодня может мечтать об устойчивом развитии лишь на основе того, что успешные испытания боеголовки для ракеты «Сармат» сделали нас обладателями неуязвимого оружия, которое может быстро поражать любые по масштабам цели в любом месте планеты. Видите, какое противоречие: устойчивое на основе оружия. Это философское положение, но без его учета не смоделируешь сегодня прогнозы по мировым и макроэкономическим трендам, из которых, как следствие, будут вытекать и изменения в микроэкономической сфере, в экономике фирмы.
Среди новых социально-экономических явлений часто неправомерно недооценивается виртуализация современной экономики, когда фиктивный капитал, «мыльный пузырь» довлеет над реальным сектором. Конечно, недооценка тут происходит не просто из-за умственной слабости исследователей, а потому, что определенным субъектам, занимающимися раскручиванием «виртуального» вала такая ситуация и тенденция представляет большую экономическую выгоду, например, от валютных спекуляций. Но ведь в конце-то такой тенденции ничего другого, кроме гибели человечества и его экономики, не предвидится. Значит. и при изучении экономики фирмы нельзя не учитывать, что и на этом уровне водятся живущие валютными спекуляциями, увеличением виртуальности экономики.
Таким образом, с позиции нашего учебного предмета «Логика и методология экономической науки и практики» вся Ваша магистерская подготовка по программе «Экономика фирмы», а особенно Ваше диссертационное исследование, должны исходить из более широких философско-экономических подходов к микроэкономическому анализу.
В экономической науке и практике РФ вот уже два с половиной десятилетия не умолкают споры об оценке наших постсоветских реформ, степени учета в них мировых научных и практических моделей. Острота дискуссии определяется тем, что за два с половиной десятилетия мы в целом всё ещй находимся на социально-экономическом уровне. Который ниже последних советских лет на территории РСФСР.
Как Вы знаете, важная задача макроэкономической политики любого государства, в том числе и РФ - обеспечение устойчивого экономического роста, то есть приращения производства товаров и услуг для населения. Для нашей страны в настоящее время реализация такой задачи предполагает необходимость серьёзных изменений на всех направлениях макроэкономической политики. А задача эта не просто очень важная, от её решения, можно сказать, зависит выживаемость нашей страны, её населения и экономики в сегодняшнем сложном мире. Какие же произошли изменения в месте и роли нашей страны и её экономики в мировом хозяйстве за последние два десятилетия?
За годы экономических реформ произошли кардинальные изменения в географическом распределении внешней торговли России. Если до развала СССР основные внешнеторговые потоки направлялись в другие социалистические страны, то в настоящее время они устремлены прежде всего в развитые страны капиталистического Запада. В 1994 году было подписано соглашение о партнёрстве и сотрудничестве РФ со странами Европейского Союза. Основными партнёрами РФ стали Германия, Франция, Италия, Нидерланды, Финляндия, Япония, Великобритания. Однако притока высокотехнологичной продукции, а главное – оборудования и технологий для выпуска такой продукции в самой России – не произошло. Наша страна, к сожалению, превратилась в поставщика невосполнимых энергоресурсов для западной экономики. Разумеется, такая направленность наших внешнеэкономических связей не может не вызывать критики за свой колониальный характер.
Итак, долгие годы частный бизнес и власти России основные надежды возлагали на энергодобывающие отрасли, чёрную и цветную металлургию. Сюда устремлялись отечественные и иностранные инвестиции, эти отрасли находились в центре внимания правительства, поскольку приносили в казну основные доходы и позволяли наращивать так называемый Стабилизационный фонд (накопления «на черный день»). В политический лексикон вошла характеристика России как «великой энергетической державы». Ведь к началу правления М.С. Горбачева (1984 год) наша страна по ресурсообеспеченности в расчете на душу населения превосходила США в 11 раз и страны Западной Европы в 60-90 раз. Президент РФ В.В. Путин заявил в конце 2005 года, что превращение нашей страны в «энергетическую сверхдержаву» является стратегической задачей. Это было подтверждено в 2006 году на Санкт-Петербургском саммите «большой восьмёрки». А ведь подобная стратегия типична для страны, располагающей крупными природными запасами минеральных ресурсов, но существенно отстающей от мирового уровня развития не только обрабатывающей промышленности, но и сельского хозяйства. Такие страны закономерно используют то сравнительное преимущество, которое у них есть – конкурентное по цене и качеству жидкое и газообразное топливо, металлы и другие минеральные ресурсы.
С такой однобокой экономикой России, разумеется, уготована роль лишь топливно-сырьевого придатка и прозябание на обочине мирового хозяйства. Ведь по доле в мировом товарном экспорте (1,7%) наша «энергетическая сверхдержава» уступает даже Мексике и Испании, а по объёму высокотехнологического экспорта в 2005 году она втрое отставала от Филиппин, в 10 раз – от Мексики, в 13 – от Малайзии. В высших эшелонах власти, наконец-то, к 2008 году, заговорили о необходимости диверсификации отечественной экономики, модернизации промышленности, о развитии высокотехнологичных производств, в том числе нанотехнологий. Но, к сожалению, разговоры прервались на стадии разговоров, так как грянул мировой экономический кризис. Между тем мировая экономика уже давно стала трансформироваться в экономику знаний. И процветали здесь те страны, которые активно обменивались средне- и высокотехнологичными товарами и услугами. Доля этих товаров в мировом экспорте увеличилась с 34% в 1980 году до 54% в 2000 году. При сохранении такого тренда можно бы ожидать, что в 2020 году доля таких товаров составит 35%, тогда как удельный вес топлива не превысит 8%, а других базовых ресурсов – 7%. И вот на таком сужающемся пятачке «энергетической сверхдержаве» и предстоит бороться за выживание. Как избежать столь безрадостной перспективы?
На первый взгляд, надо лишь защитить отечественных производителей протекционистскими барьерами от иностранных конкурентов, создать льготные условия для инновационного бизнеса, расширить и ускорить конверсию оборонной промышленности, где высокие технологии пока сохранились на приличном уровне. Но для разворота экономики в сторону высоких технологий и этого явно недостаточно. Ведь нужна ещё современная высокоразвитая станкоинструментальная база, определяющая возможности модернизации остальных отраслей. Её вклад в промышленное производство передовых стран достигает 50%, что позволяет обновлять оборудование в большинстве отраслей каждые 7-10 лет. А вот экспертные оценки отечественного станкостроения находятся в диапазоне от «еле шевелится» до «отстало навсегда». И даже введение экономических санкций Запада против России в 2014-2016 гг. мало улучшило ситуацию, за некоторым исключением в оборонно-промышленном комплексе.
Российский крупный частный капитал предпочитает не инвестировать в отрасли отечественного машиностроения, а «снимать сливки» в высокодоходном сырьевом секторе. Так что если и делать сейчас необходимый структурный переворот-перестройку в отечественной экономике, то нельзя рассчитывать на быстрое решение этой задачи. А между тем конкуренты уйдут ещё дальше по пути экономики знаний. К тому же мы так и не начинаем выполнять указанную задачу, продолжая играть роль сырьевой колонии для своих конкурентов.
Начиная с 1992 года вывоз товаров из страны стабильно и намного превышал их ввоз. А в 2000-х годах этот процесс резко ускорился. Если в 1992 году из страны было вывезено товаров на 10 млрд. долларов больше, чем ввезено, то в 2007 году эта разница составила уже 133 миллиарда. Таким образом, речь идёт о многократном усилении колониального грабежа. Ведь куда исчезают эти громадные деньги? Экспортёры сырья практически всю выручку от продажи нефти, газа, стали, алюминия, леса, минеральных удобрений оставляют на Западе. Они, как вампиры, высасывают из России не только её ресурсы, но и деньги от их продажи. Легендами о российских нуворишах, скупающих самую дорогую недвижимость в Лондоне, на Лазурном берегу и по всей Европе, заказывающих самые дорогие яхты и самолёты, все годы реформ заполняют выпуски новостей и страницы прессы. Однако сверхдоходы российских олигархов столь высоки, что никакой фантазии не хватит, чтобы потратить их на одну только роскошь. И поэтому они постоянно пытались вложить капиталы в других странах в автозаправочные сети, в покупку крупных фирм. Но западные правительства и бизнесмены всячески старались не допустить эти сотни миллиардов долларов, в основном криминального происхождения, в свою экономику, ставя различные препоны, срывая крупные сделки, разрешая покупать по завышенным ценам лишь мелкие пакеты акций.
Поскольку вслед за российскими товарами на Запад уходила и основная часть выручки от их продажи, то для покупки зарубежных товаров нашим импортёрам приходилось занимать деньги за рубежом, причём под довольно высокие проценты. В результате уже к концу 2007 года долги импортёров и банков, финансирующих их, составили 413 млрд. долларов. В эту сумму входили и заимствования корпораций с большой долей государственного участия, вроде «Газпрома», которые приобретали на них всё новые зарубежные активы. Дело в том, что, к сожалению, доходы компаний, контролируемых государством, разворовываются их руководством вкупе с государственными чиновниками, которые назначают таких управляющих. Эта печальная картина подтверждается не только экономическим анализом, но и, например, откровениями бывшего главы правительства РФ М. Касьянова. Когда ему задали вопрос, как он относится к продаже руководством тогда ещё государственной компании «Славнефть» бельгийской фирме Р. Абрамовича 5 млн. тонн государственной нефти по доллару за тонну (менее 1% биржевой цены!), то ответ был обескураживающим. Без тени смущения М. Касьянов заявил перед телекамерами, что никакое это не воровство, а «обычная схема оптимизации налоговых потоков». А ведь именно по причине подобных фактов бюджет не получает от «государственных» компаний практически никаких дивидендов. Почти вся их прибыль уводится через дочерние компании и подставные фирмы и делится между руководителями компаний и назначающими их чиновниками. А обывателю пропагандируют идею о якобы неэффективности государственной собственности по сравнению с частной, хотя таких доказательств не существует в науке и практике: наоборот, Китай показывает, например, образец более эффективной работы государственных предприятий по сравнению с частными, если с коррупцией и правда ведётся борьба. Между тем в последнее время к компаниям, контролируемым правительством, добавились так называемые государственные корпорации, в уставные капиталы которых умыкаются из бюджета и, к сожалению, зачастую исчезают сотни миллиардов рублей.
Таким образом, получился парадокс: имея огромное положительное сальдо внешней торговли, Россия умудрилась ещё и залезть в крупный внешний долг. Казалось бы, государство должно было активно вмешаться, чтобы исправить эту совершенно ненормальную ситуацию. Но, к сожалению, его вмешательство, по сути, не исправляло, а усугубляло положение. Каким образом? Дело в том, что, собирая экспортные и импортные пошлины, государство накопило громадные валютные резервы, которые к весне 2008 года в 10 раз превзошли необходимый для страховки рубля уровень – более полутриллиона долларов! Вполне логично было бы, раз уж власти не хотели урезонить олигархов, направить этот избыток на кредитование отечественных импортёров под те же или даже более низкие проценты, чем они вынуждены были платить западным банкам. Однако Центробанк РФ отказался это делать, вложив свои валютные резервы в государственные обязательства стран НАТО, то есть непосредственно в их бюджеты под 1-3% годовых. То есть вслед за олигархами, уводившими за границу выручку от продажи российских товаров, чиновники туда же переправили государственные валютные резервы. Получается, что правительство РФ, вольно или невольно, фактически выступило в качестве колониальной администрации США, и это в самом преддверии мирового экономического кризиса! Больше того: высшие государственные чиновники, распоряжаясь огромными валютными резервами, умудрялись ещё и делать заимствования за рубежом. Так, на начало 2008 года внешний государственный долг составил более 46 млрд. долларов, а вместе с корпоративными долгами он вырос за один 2007 год с 311 до 460 млрд. долларов. А ведь по ним надо ещё платить проценты. Причём эти займы никак не фигурируют в доходах бюджета: они выведены за баланс и практически полностью отданы в бесконтрольное пользование чиновникам. В бюджете значится только весьма крупная статья расходов по обслуживанию государственного долга. Таким образом, западные кредиты, взятые правительством, вывезены обратно так же точно, как и выручка от экспорта. И не случайно легенд об очень крупных приобретениях российских чиновников ходит не намного меньше, чем о приобретениях олигархов. Вот почему весной 2008 года обнаружилось, что и распропагандированная в течение нескольких лет «заначка» на чёрный день – стабилизационный фонд, поделённый на резервный фонд и фонд народного благосостояния, - в которую правительство закачало из бюджета в пересчёте на доллары более полутораста миллиардов, - исчезла. Это фактически признал, выступая 19.03.2008 в Государственной думе тогдашний вице-премьер правительства РФ и министр финансов А. Кудрин. В ответ на критику со стороны некоторых депутатов за замораживание и переправку на Запад для финансовой поддержки наших конкурентов колоссальных сумм из федерального бюджета РФ он ответил, что неправильно считать государственные резервы как сумму золотовалютных резервов Центробанка и стабилизационного фонда. Что никаких других «заначек», кроме золотовалютных резервов Центрального банка РФ, сейчас у государства нет. Иными словами, никакого стабилизационного фонда или его «дочек» в природе вообще не существует: это просто виртуальные цифры, фигурирующие лишь в отчётах министерства финансов, возглавляемого А. Кудриным. А деньги, собранные с нас в виде налогов, «приватизированы» высшими чиновниками, обменены ими на валюту и вывезены из страны.
Единственная «заначка», на которую посоветовал тогда депутатам надеяться министр финансов, - это золотовалютные резервы Центрального банка. Но ведь после таких откровений логично возникает вопрос: а не являются ли и золотовалютные резервы Центрального банка такими же виртуальными, как и стабфондовская «заначка»? Тем более, что достаточно прозрачный ответ на этот вопрос на том же заседании Госдумы дал тогдашний глава Счётной палаты РФ С. Степашин, посетовавший на то, что национальный банковский совет не разрешил его ведомству проверить сохранность золотовалютных резервов Центрального банка России. Итак, «заначка» на чёрный день пропала, а чёрный день тем не менее наступил в августе 2008 года. Уже за первые его три месяца капитализация российских компаний снизилась на три четверти, золотовалютные резервы на 150 млрд. долларов или на 25%, банковские вклады населения впервые за многие годы снизились даже в номинальном выражении почти на 10%. Быстро сокращалось производство продукции металлургии, гражданского машиностроения, шёл спад в строительстве, грузовом железнодорожном транспорте, туристическом бизнесе.
Спусковым крючком для российского чёрного дня послужил американский кризис, распространившийся далеко за пределы США: когда иностранные инвесторы в массовом порядке начали вывозить из России деньги, наш «компактный» рынок не мог не обрушиться. Видимо, на довольно продолжительное время сложилась ситуация нестабильности на мировых рынках капитала и «эффект домино» в финансово-банковском секторе США. Вследствие экстренных мер американского правительства по спасению ипотечных банков значительно увеличились дефицит государственного бюджета и объём государственного долга. Соответствующая программа, неоднозначно встреченная в политических кругах самих Соединённых Штатов, предусматривала выделение из бюджета только в качестве первого шага 700 млрд. долларов на выкуп ипотечных долгов. Это, конечно, означало резкое расширение прямого государственного вмешательства в экономику: по иронии судьбы, американцы, сверхагрессивно призывавшие всех к «свободному рынку», вынужденно-прагматично сами обратились к сугубо «социалистическим» мерам. И следует согласиться с Р.С. Гринбергом, тогдашним директором Института Экономики Российской Академии Наук, что кризис – по американскому примеру – может стать очистительным и для нашей страны в смысле прежде всего очищения от радикально-либералистских подходов в макроэкономической политике, в переходе к активной промышленной и сильной социальной политике, к долгосрочному индикативному макропланированию. Такой переход, давно выдвигаемый и обосновываемый многими отечественными учёными, стал теперь абсолютно необходимым, ведь за восемь «тучных» лет «второго политического цикла» Россия так и не переломила тенденцию примитивизации своей экономики, что, кстати, по мнению Р.С. Гринберга, является главным поражением постсоветских реформ. Примитивизация экономики, «структурная перестройка наоборот», то есть относительное и абсолютное сокращение обрабатывающих отраслей и индустрии народного потребления, сведение экономики к сырьевому сектору, - это печальные процессы, вызывающие социальную апатию, настроения безысходности. Нередко в годы, предшествующие мировому кризису, высказывались суждения: быстрее бы иссяк нефтедолларовый поток, и тогда, мол, модернизация экономики начнётся сама собой. Но уж если при стабильно высоких ценах на нефть нам не удалось почти ничего сделать для подъёма реального сектора экономики, то почему при низких ценах это произойдёт автоматически? Осталось совсем немного лет, в течение которых всё, что было наработано в советские времена и на чём, собственно и паразитируют постсоветские власти, «сойдёт на ноль»: окончательно деградирует созданный тогда научно-технический потенциал, а подготовленные тогда специалисты и высококвалифицированные рабочие просто вымрут. И всё придётся начинать «с чистого листа».
В последние два с половиной десятилетия реальное целеполагание российской макроэкономической политики сводилось, практически, к подавлению инфляции. Но ведь и этого не получилось, и теперь, на фоне нового мирового кризиса, особенно ясно, почему не получилось. Ведь чтобы успешно противодействовать инфляционным процессам, надо было создавать другую экономику: модернизировать производство, развивать инфраструктуру, инвестировать в обрабатывающую, особенно наукоёмкую, промышленность. Только в таком случае экономика реагировала бы на рост спроса не взлётом цен, а наращиванием выпуска товаров. Если же сегодня продолжать «сладкое ничегонеделание», то завтра, когда всё советское отживёт свой век, в России останутся одни дилеры, брокеры да девелоперы, правда, уже без работы…
С этих позиций, то есть чётко осознавая, что примитивная экономика может умереть и без всякого кризиса, и следует оценивать принятые в 2008-2009 годах правительством РФ антикризисные меры. Так, если ресурсы федерального бюджета, фонда национального благосостояния или пенсионного накопления, направленные на поддержку отечественного фондового рынка, в действительности оказались лишь средствами поддержки спекулянтов, то отмеченный печальный финал может быть лишь ускорен естественными в этом случае ростом инфляции и оттоком из страны капитала, в том числе отечественного, с одной стороны, а также обвалом рубля – с другой. Точно так же выделение крупных государственных кредитов банковской системе само по себе ещё не является гарантией улучшения ситуации в материальном производстве. Такая акция, не дополненная задействованием нормативных и стимулирующих механизмов направления соответствующих кредитных ресурсов на приоритеты развития реального сектора, в лучшем случае привела лишь к укрупнению кредитных организаций и консолидации банковской системы. Ведь ключевая причина кризиса в РФ – не провал отдельных звеньев системы финансовых институтов, а сжатие спроса западных потребителей на наши сырьевые ресурсы, составляющие львиную долю российского экспорта, и соответствующее снижение цен, сокращающее положительное сальдо торгового баланса. А значит, и эффективные меры для нашей страны должны быть связаны с компенсацией падения внешнего спроса расширением спроса внутреннего, возможным на основе роста государственных расходов и снижения налогов. Показателен в этом отношении китайский план антикризисных мероприятий: он не предусматривает ни прямое накачивание банков ликвидностью, ни погашение внешней задолженности частных корпораций – план чётко нацелен на стимулирование экономики посредством расширения внутреннего спроса. Среди направлений такого расширения – и снижение налога на добавленную стоимость, и помощь малому предпринимательству, и увеличение государственных расходов на развитие конкретных отраслей социальной сферы и её инфраструктуры, на прогресс новых технологий.