Воспоминания Богомоловой Екатерины Яковлевны
В начале войны мне было 8 лет. Жили мы в деревне Глебово. Отца и брата забрали на фронт в самом начале войны. Брат погиб, отец вернулся. Я осталась у матери одна. Немцы в деревню пришли осенью 1941 года и до лета 1943 года хозяйничали. Летом были слышны звуки взрывов в стороне деревни Каменка, говорили, что в той стороне уже идут бои. А в Глебово прятались партизаны. Немцы, узнав, где они, подожгли несколько домов на Ветренке. Мы видели, как горели дома. Немцы согнали всех жителей в одно место и поставили часовых. В толпе говорили, что расстреляют или сожгут. Подъехал верховой и погнали всех на Артёмову гору, там заставили рыть окопы. А со стороны Каменки уже стреляли. Люди в панике бегали, прятались. Потом всех построили, детей и немощных посадили на подводы, и погнали в сторону станции Куракино. Там дождались эшелона и загнали всех в товарные вагоны, как скот. Мать успела схватить дома кое-какие вещи, мешок с сухарями и жестяную банку для воды. За всё время пути кормили один раз несъедобной болтушкой, которую есть можно только с большой голодухи. Болтушка была горячей и одна женщина руки сожгла, пока несла её в жестяной банке своим детям. Везли долго и, наконец, привезли в Белоруссию. Загнали всех в лагерь, огороженный колючей проволокой. Опять пошли слухи, что всех расстреляют или сожгут. Ночевали под открытым небом, спали на земле. Потом загнали в барак. Недалеко была деревня Ульке. Освободили нас партизаны Ковпака, но всё равно мы были ещё в тылу врага. Я помню раненых партизан, а однажды увидели много самолётов в небе над нами. Спросили у партизан, чьи это самолёты? Они ответили, что и наши, и немецкие. Когда наши отогнали немцев, кругом всё было разбито, разрушено и не смогли вернуться домой. Местные жители-белорусы стали звать всех, кто может, на работу. Два с половиной года мы прожили в Белоруссии. Когда восстановили железные дороги, многие начали уезжать, мы же всё никак не могли отправиться. Одними из последних, вместе с Шестинцевыми, мы отправились на станцию. Местные жители нам очень помогли, давали хлеб, картошку, молоко. В пути мы побирались. Через Брянск, Орёл мы доехали до дома, а дома ничего не было – голые стены и крыша, крытая соломой. В огороде мать закапывала швейную машинку, запас хлеба, картошки – ничего не сохранилось, всё выкопали. Домой мы вернулись уже осенью, заложили камнями окна и топили печь бурьяном. Не было даже соли, посуды, никаких вещей. Мать сразу пошла работать в колхоз, копала картошку. А в свободное время ходила по деревням и обменивала свои вещи на еду. В деревне Соловые признала свою дверь, дверь заметная была, с кольцом, но хозяева не отдали, ещё и пригрозили. Мать обратилась в милицию и дверь вернули.
Воспоминания Сажнёвой Александры Ивановны
Родилась я в деревне Ясная Поляна Краснослободского сельсовета в многодетной семье. У меня было две сестры и брат. Когда началась война и пришли немцы, нас сразу выгнали из дома. Жили мы в подвале, а потом нас совсем из деревни выгнали. Полгода мы жили в деревне Семенково Кромского района. В 1943 году, когда наши войска были уже близко, это мы поняли по бомбёжкам. Тогда немцы выгнали всех жителей из домов и погнали на станцию. Некоторые люди везли на тачках свои вещи. На станции всех погрузили в товарные вагоны и повезли в неизвестном направлении. Привезли в Литву, загнали в лагерь, огороженный колючей проволокой. Из лагеря мы видели, как гнали наших солдат-военнопленных. Кормили баландой, но вещи наши собрали и прожали в камерах, боялись, что мы вшей привезём в Германию. Потом нас отправили в Польшу, там уже нас осматривала медицинская комиссия. В Польше держали нас две недели, почти совсем не кормя, мы ослабли так, что с трудом поднимались на второй этаж барака. Прошёл слух, что взрослых отправят в одно место, а детей в другое. Мы были с матерью, я старшая – 16 лет, сестре Ольге – 14 лет, брату Коле – 12 лет, младшей сестре – 3 года. Сначала мать от нас отделили, но потом вернули и отправили в Германию на распределительный пункт в Гамбург. Сначала мы попали на сахарный завод, но там работы не было, и нас с ещё двумя семьями погрузили на большую телегу, и повезли к другому хозяину. Хозяина звали Отто Лине, деревня называлась Зотмар, округа Фольханбюттель. Хозяйство у него большое, кроме нас на него работали поляки, французы, голландец, итальянцы, две немки и немец-инвалид. Поселили в большом доме, выдали всем одинаковые байковые одеяла, посуду, картошку, дрова, уголь-брикеты, чтобы отапливались и варили еду. Работали в поле: сажали, тяпали, собирали урожай. Голодно не было, в поле мы могли есть овощи, которые выращивали, да и молока иногда давали. Воровства там не было. Итальянцы доили коров, молоко наливали в баки и выставляли на дорогу. Машина ездила и собирала молоко. Зимой, когда работы поубавилось, меня с сестрой забрали на завод, поселили в бараке за колючей проволокой в городе Броншвай. Меня поставили работать с поляком. Дали электрический молоток и велели заклёпки ставить. Я с молотком этим обращаться не умела, и чуть поляку голову не пробила. Потом мы работали с сестрой, но получалось у нас плохо – вкривь, и вкось – очень боялись, что нашу работу проверят, а нас расстреляют. Решили мы с ней убежать. Когда всех вели в барак строем, мы отстали и спрятались за дом. Спасло нас только то, что завод в это время бомбить начали. От Броншвая до Вольфанбюттеля 20 километров шли пешком, отдохнули у знакомых русских, и ещё 7 километров до Зотмара. Хозяин нас спрашивал убежали мы или нас отпустили. Мы признались, что убежали и он пригрозил нам концлагерем. Но всё обошлось, нас не искали и завод разбомбили. Бомбили уже везде, на поля, на фермы бросали зажигательные бомбы. Хлеб горел, животные разбежались, а мы прятались в канавах. Освободили нас американцы. В 1945 году вернулись в свою деревню, но там всё разрушено и нам посоветовали ехать в совхоз, а иначе с голоду умрём. В совхоз нас взяли, жили с начала на квартире, потом дали комнатку в стандартном доме, а потом поселили в деревне Руда. После войны было ещё тяжелее, чем в войну – работали от рассвета и до темна, всё делали руками: косили рожь, сено, скирдовали, коров доили. Где только я не работала: свинаркой, птичницей, разнорабочей. Беременной была уже 6 месяцев, тогда только перевели на лёгкий труд – возила молоко на волах в Отраду.
Воспоминания Сударёвой Марии Андреевны.
Родилась я в 1924 году в деревне Ловчиково. Когда в деревню пришли немцы, в октябре 1941 года, мне было 16 лет. Братья мои воевали на фронте, а мы с матерью жили вдвоём. Старостой в деревне был Савосин Пётр Семёнович, он и отбирал тех, кто должен поехать на работы в Германию. Моя мать очень его просила не записывать меня, но он всё равно записал. Вместе со мной забрали Зину Наумову, Шуру Амелькину, Ульяну Евдокимову, Марию Савосину, Екатерину Зенину, Марию Грачёву, Марию Гулькову, Валю Карпухину, Клаву Федонину и других. С нами были и тагинские девушки: Чижикова Наташа и две Богдашкины Насти.
Погрузили нас в товарные вагоны и привезли на разбивочный пункт, где нас ждали покупатели. Попали мы на свечную фабрику. Потом её разбомбили и нас отправили на военный завод в Броншвае. Жили в бараке, на работу и обратно водили под конвоем. Кормили плохо: на четверых давали небольшую буханку хлеба, литр супа и чай. Еды нас лишали за всякую мелкую провинность, поэтому мы страдали от голода. Идём по улице под конвоем, а вокруг растут яблони, груши, падалица валяется, но подбирать запрещали. Если заметят, что подобрали, лишали всех еды на три дня. Если находили что-то неположенное в вещах, тоже лишали еды. Пригоняли нас в барак и запирали, а мы смотрели в окно и думали – хоть бы крапивы нарвать, наварить, да наесться вволю. Через год нас стали отпускать по субботам и мы могли встречаться со своими односельчанами, работавшими на других заводах города. Две наши девушки работали на текстильной фабрике и мы от них принесли цветные обрывки ниток, смотали их в клубки и стали вязать носки, шарфы – всё думали, поедем домой и повезём подарки. Старшей у нас была Савосина Мария, она узнала, что немцы идут досматривать комнаты, побежала, собрала нитки и выбросила в окошко в кусты сирени. А один клубочек проглядела в тумбочке Чижиковой Наташи. Её стали спрашивать, где взяла. Так она еле отговорилась, что нашла на дороге.
Вскоре начались бомбёжки, а мы тряслись от страха. Только заснём – сирена! Бегали прятаться в подвал. Однажды нас присыпало в подвале. Мы сидели в уголке, нас еле вытащили потом в маленькое окошечко. Наши ребята работали на заводе, и у них была рация. Они передавали сведения нашим о расположении заводов. Был один большой военный завод в лесу и благодаря им, его разбомбили подчистую. Освобождали нас американцы, летом 1945 года мы вернулись домой.
Вернулись не все. Марфа Грачёва всё спрашивала у меня, где моя дочка? Мария Грачёва работала на другом заводе в другом городе. Мы переписывались, но потом её подруги сообщили, что её убили. Федонина Клава умерла от туберкулёза, Богдашкины Насти тоже погибли обе.