И в это мгновение прозвучал гонг, означавший конец поединка.
Судейский компьютер сообщал этим сигналом, что он закончил все расчеты и не нуждается в дополнительной информации для определения победителя.
Клестов то ли не слышал гонга, то ля просто не сумел удержаться и прыгнул уже после сигнала.
Роман отчетливо услышал сигнал, но не расслабился, успел отклониться. В результате Клестов промахнулся и сам с грохотом вылетел в минусовую зону. В зале раздался смех, аплодисменты, но все это уже не имело никакого значения…
Табло над головами зрителей мигнуло, на нем погасли все надписи, и вот сейчас, сию минуту, должно было появиться окончательное, всеопределяющее имя победителя, имя человека, отправлявшегося к звездам. Роман знал, что это будет не его имя, и стоял, побледнев, гордо откинув голову, на краю ковра, словно ждал приговора.
Компьютер уже начал печатать на экране первые знаки– дату и серию соревнований, номера документов, когда Райков потянулся к своему терминалу и нажал красную клавишу с надписью «Дополнительная информация».
Компьютер недовольно загудел, однако главное табло замерцало ровным голубым светом.
Почти сразу же слева от Райкова вспыхнул терминатор внутренней связи, и над ним в воздухе повисло увеличенное и подсвеченное снизу лицо председателя экзаменационной комиссии.
Игорь Сергеевич,– произнес председатель недовольным и вместе с тем извиняющимся тоном,– вы же знаете правила: после окончания расчетов в действия компьютера нельзя вмешиваться.
Конечно, я помню правила, Марк Семенович,– ответил Райков, улыбаясь этому странному, возникшему словно из небытия лицу.– Там сказано, что в действия компьютера запрещено вмешиваться после определения победителя. Но победитель еще не объявлен. Я просто ввожу небольшую дополнительную информацию.
Все так же улыбаясь и не отключая канала связи, Райков достал из нагрудного кармана белую пластиковую карточку с красной полосой с правой стороны, личный знак руководителя экспедиции, которой не пользовался еще ни разу.
Начертив на ней несколько слов и еще раз улыбнувшись председателю, он не спеша опустил ее в узкую щель на терминаторе. Несколько секунд компьютер задумчиво гудел, пережевывая новую информацию, и все это время председатель и Райков молча смотрели друг на друга, ожидая, чем закончится этот новый, неожиданно возникший поединок.
Наконец тихо пропел зуммер, щелкнули контакты реле, и на центральном панно зажглись слова: «По просьбе одного из членов судейской коллегии результат соревнований будет объявлен завтра в восемь часов утра».
Это неправильно,– тихо сказал председатель.– Я буду жаловаться.
Это правильно, Марк Семенович. Если бы это было неправильно, компьютер никогда бы со мной не согласился.
«А может, и нет,– тут же подумал Райков.– Может быть, это действительно неправильно, потому что сейчас я поступил, по меньшей мере, странно. Я вмешался в судьбу незнакомого мне человека, совершенно не представляя, что из этого получится…»
Но оказалось, что сама возможность вмешаться, переиначить заранее предрешенный результат, доставила ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Слишком уж не любил он однозначных, легко предсказуемых результатов, слишком сильное чувство протеста вызывали они у него.
Опустив в щель свою личную карточку, отправив ее по невидимым механическим каналам судейского компьютера, Райков словно бросил на чашу весов чьей-то судьбы ощутимую гирю, понимая уже с запоздалым сожалением, что за действия такого рода рано или поздно придется расплачиваться.
Судьба, как правило, никогда не прощает людям попыток вмешательства в ее слепую волю.
Самое же неприятное заключалось в том, что его поступок был продиктован чувством протеста, внутренними эмоциями, а вовсе не соображениями разума и целесообразности.
Райков не знал даже, подойдет ли кандидатура этого юноши для той роли, которую он предназначил своему стажеру еще там, в кабинете Ридова, когда решил, что ему необходим собственный независимый наблюдатель на Гридосе.
Глава 5