Это мы уладим. Конкурсные психотесты говорят о том, что сейчас ты совершенно здоров, а формальности меня не интересуют.
– Так в чем же будет состоять мое задание?
– Ты полетишь на Гридос. Завербуешься там в качестве обычного колониста, станешь жить, работать, ждать нас. Это, собственно, все…
Но зачем это нужно? Почему я не могу лететь вместе с вами?
– Потому что на Гридосе происходят странные вещи, и никто толком не знает, в чем их причина. Потому что Гридос нам очень нужен для успешного завершения всей экспедиции. Свежие впечатления…
Остановившись, Райков подумал секунду, мрачно усмехнулся и неожиданно закончил:
Впрочем, раз уж я посылаю тебя туда, ты должен знать все… У нас создалось впечатление, что в дела Федерации вмешались какие-то внешние, не известные нам силы. Пока у них нет даже названия. Достоверно известно лишь одно: время от времени на Гридосе бесследно исчезают люди. Чаще всего это новые, приехавшие по вербовке колонисты… Так что тебе придется выступить в довольно опасной роли. Держи глаза и уши открытыми, будь внимателен к мелочам и обязательно дождись нас. Главное– уцелеть, накопить и передать информацию.
Каюты третьего класса на рейсовых кораблях не отличаются особым комфортом. Роману к тому же еще и не повезло. Ему досталась кормовая каюта шестого яруса.
Стиснутый силовыми накопителями ярус напоминал пчелиные соты. В длинной шестигранной коробке каюты едва размещались койка, крохотный столик и умывальник. Ко всем прелестям добавлялся еще и постоянный шум силовых установок. Почти неслышимый, он, однако, переходил порой в инфрадиапазон, и тогда едва ощутимая вибрация стен становилась для людей с чувствительной нервной системой настоящей пыткой.
Оставался единственный выход: как можно больше времени проводить в общих салонах и кают-компаниях звездного лайнера. Но нужно было спать, и с шестью часами пребывания в своей каюте Роману пришлось смириться.
В первую ночь ему снилась беспредельная степь. Он брел по ней, обливаясь потом. Путь, казалось, не имел конца. К счастью, корабельные циклы времени не отличались от земных, и под утро, когда он начал проваливаться в гигантскую крысиную нору, его спас сигнал инфора, возвестивший о том, что в кают-компании начинается завтрак.
В последующие ночи кошмары не прекратились. Постепенно они обрастали подробностями, обретали структуру и плотность, свойственную реальности. Не помогал даже электростимулятор сна, он лишь чуть-чуть смягчал резкость ночных видений.
Во втором сне ему под расписку выдали крылья. Это были чугунные крылья с инвентарным номером шестьдесят четыре. Подняться на них в воздух было невозможно. Но Роман знал, чего от него ждут, и не прекращал попыток. В Управлении полетом ему сказали, что с завтрашнего дня все будут летать на сто метров выше и на четыре километра дальше. Возможно, так оно и будет. Возможно, всем остальным выдали настоящие крылья и не повезло лишь ему одному. Чаще всего не везет тем, кто особенно сильно нуждается в удаче.
Он вынул крылья из шкафа, смазал их машинным маслом и надел на плечи. Потом сделал множество ненужных мелких приготовлений: подтянул ремни, начистил до блеска концы маховых перьев, попробовал бегать по комнате с крыльями за плечами.
Бега не получилось, переставлять ноги удавалось с огромным трудом. В Управлении ему сообщили, что штат инструкторов увеличен до шестидесяти человек и создано несколько новых управляющих полетами отделов. Теперь он обязательно полетит, уже совсем скоро и гораздо дальше, чем в прошлый раз. Будет подготовлена новая совершенная конструкция, основывающаяся на современном дизайне и конъюнктуре мирового рынка. В предыдущей модели не были учтены некоторые экономические факторы, что, конечно, делало ее не совсем совершенной.
Поэтому Роману выдали новую модель, которая была вдвое дешевле и лишь слегка тяжелее. В отделах праздновали получение премии за ее разработку. В эту ночь взлететь Роману так и не удалось.
Но на следующую ночь он все-таки полетел. Он летел под самыми облаками своей родной планеты. Роман не знал, в какую именно птицу он превратился, по лететь было легко и удобно. Далеко внизу расстилались зеленые и желтые пятна полей. Пейзаж, однако, постепенно менялся, становился все суровей, безжизненней, появились скалы, поросшие хвойными кустарниками, кое-где в ущельях лежал нерастаявший снег. Отдельные вершины тянулись к самому небу. Серые, иззубренные тела скал напоминали тела великанов, сдвинувшихся плечом к плечу в суровом молчании.
Глаза Романа стали необычно зоркими, еще более зоркими, чем глаз орла. Он видел не только каждую былинку, оставшуюся на этих безжизненных скалах, но мог заглянуть и внутрь, под их подошвы. Тогда становилось понятным, что скалы живые. Их корни уходили глубоко в кору родной планеты, и они росли из ее глубин точно так, как растут деревья. Вот только время их роста измерялось миллионами лет.
Пора было опускаться. Воздух стал слишком разреженным, и крылья больше не держали его на нужной высоте. Он выбрал ущелье и медленно, кругами, полетел к его дну. Спуск оказался слишком долгим, отвесные скальные стенки становились гладкими и напоминали теперь искусственно воздвигнутые крепостные стены; они замыкали узкое пространство расселины со всех сторон.