Гипнотическая техника в доаналитический период.

В гипнотической технике доаналитического периода эго все еще приписывалась полностью негативная роль. Целью гипнотизера было получить доступ к содержа-


Теория защитных механизмов

нию бессознательного, и он рассматривал эго в основ­ном как помеху в своей работе. Было уже известно, что при помощи гипноза можно элиминировать или, во вся-' ком случае, преодолеть эго пациента. Новой особеннос­тью техники, описанной в «Studies on hysteria» (1893— 1895), было то, что врач извлекает выгоду из устранения эго, получая доступ к бессознательному пациента — сей­час известному как ид, — путь к которому был ранее перекрыт эго. Таким образом, целью было раскрытие бессознательного; эго было помехой, а гипноз — спосо­бом временно ее устранить. Когда в гипнозе проясня­лась часть содержания бессознательного, врач вводил ее в эго, и результатом этого введения в сознание было прояснение симптома. Но эго не принимало участия в терапевтическом процессе. Оно переносило чужака лишь в течение того времени, пока само оно находилось под влиянием врача, вызвавшего гипнотическое состояние. Затем оно восставало и начинало новую борьбу, чтобы защитить себя от навязанного ему элемента ид, и в ре­зультате с трудом достигнутый терапевтический успех исчезал. Таким образом, наибольший триумф гипноти­ческой техники — полное устранение эго на период ис­следования — оказался неэффективным в достижении постоянных результатов, что привело к разочарованию в ценности данной техники.

Свободные ассоциации. Даже в свободных ассо­циациях — методе, заменившем гипноз,— роль эго все еще остается отрицательной. Правда, эго пациента боль­ше не устраняется насильственно. Вместо этого ему предлагают самоустраниться, воздержаться от критики ассоциаций и пренебречь требованиями логической связ­ности, которые в другое время должны соблюдаться. От эго требуют молчания, а ид предлагают говорить и обе­щают ему, что его производные не встретятся с обыч­ными трудностями, если они появятся в сознании. Ко­нечно же, нельзя обещать, что, возникнув в эго, они достигнут своей инстинктивной цели, какой бы она ни была. Договор справедлив только для их перехода в сло­весную форму; он не дает им права на контроль над моторным аппаратом, что является их истинной целью.


Эго и механизмы зашиты

Действительно, по строгим правилам аналитической тех­ники этот аппарат заранее выводится из игры.

Таким образом, мы играем с инстинктивными им­пульсами пациента в двойную игру, с одной стороны, поощряя их проявление, а с другой—неуклонно отказы­вая им в удовлетворении, — процедура, которая порож­дает одну из многочисленных трудностей в овладении аналитической техникой.

Даже в наши дни многие начинающие аналитики считают, что главное — это добиться, чтобы их пациен­ты действительно выдавали все свои ассоциации без из­менения или торможения, то есть безоговорочно выпол­нить основное правило анализа. Но даже если такой идеал и достигается, в этом нет никакого прогресса, по­скольку в конечном счете это означает попросту возоб­новление архаичной ситуации гипноза, с ее односторон­ней концентрацией врача на ид. К счастью для анализа, такое послушание со стороны пациента практически невозможно. Основное правило никогда не может быть соблюдено далее определенной границы. Эго временно хранит молчание, а производные ид пользуются этой паузой, чтобы проложить себе путь в сознание. Анали­тик спешит уловить их последовательности. Затем эго вновь встряхивается, отвергает установку пассивной тер­пимости, которую оно вынуждено было принять, и при помощи одного из своих привычных защитных меха­низмов вмешивается в поток ассоциаций. Пациент на­рушает основное правило анализа, или, как мы гово­рим, обнаруживает «сопротивление». Это значит, что вторжение ид в эго уступило место контратаке эго про­тив ид. Аналитик при этом наблюдает, как эго предпри­нимает против ид одну из тех уже описанных мною за­щитных мер, которые столь незаметны, и теперь он должен сделать ее предметом своего исследования. Он отмечает также, что с изменением предмета внезапно меняется ситуация анализа.

При анализе ид его задача облегчается спонтанной тенденцией производных ид достичь поверхности: его усилия и стремления материала, который он пытается анализировать, однонаправлены. При анализе защитных операций эго такой общности цели, конечно же, нет.


Теория защитных механизмов

Бессознательные элементы эго не стремятся стать со­знательными и не получают от этого никакой выгоды. Поэтому анализ эго намного труднее анализа ид. Его приходится осуществлять косвенным путем, он не мо­жет непосредственно исследовать активность эго. Един­ственная возможность заключается в том, чтобы рекон­струировать эту активность на основе ее влияния на ассоциации пациента. Исходя из природы этого влия­ния — это может быть пропуск в ассоциациях, их пере­становка, смещение смысла и т. д., — мы надеемся ус­тановить, какого типа защита была использована эго при| его вмешательстве. Таким образом, первоочередной за-дачей аналитика является опознание защитного меха­низма. Сделав это, он тем самым произвел часть анали­за эго. Его следующая задача заключается в том, чтобы исправить то, что было проделано защитой, то есть об­наружить и восстановить на своем месте то, что было вытеснено, исправить смещение и поместить то, что было изолировано, обратно в его исходный контекст. Восста­новив разорванные связи, аналитик вновь переключает свое внимание с анализа эго на анализ ид.

Таким образом, нас интересует не соблюдение ос­новного правила анализа ради него самого, а порождае­мый им конфликт. Лишь тогда, когда наблюдение на­правлено поочередно то на ид, то на эго, а интерес раздвоен, охватывая обе стороны находящегося перед нами человека, мы можем говорить о психоанализе, от­личающемся от одностороннего гипнотического метода.

Другие средства, используемые в аналитической технике, теперь легко могут быть классифицированы на основании того, на что направлено внимание наблюда­теля.

Толкование сновидений. Ситуация интерпретации сновидений нашего пациента и ситуация, в которой мы работаем с его свободными ассоциациями, — это одна и та же ситуация. Психическое состояние спящего мало отличается от состояния пациента во время анализа. Подчиняясь основному правилу анализа, пациент произвольно приостанавливает некоторые функции эго; у спящего это происходит автоматически под влиянием


Эго и механизмы зашиты

сна. Пациент располагается на кушетке, чтобы у него не было возможности удовлетворить свои инстинктив­ные желания в действии; точно так же во сне моторная система приводится в состояние бездействия. А влия­ние цензуры, перевод скрытых желаний в явное содер­жание сна, с искажениями, сгущениями, смещениями, перестановками и пропусками, соответствуют искаже­ниям, возникающим в ассоциациях в результате сопро­тивления. Таким образом, интерпретация сновидений помогает нам в исследовании ид в той мере, в какой она позволяет обнаружить скрытые намерения (содержание ид), а также в исследовании эго и его защитных опера­ций в той мере, в какой она позволяет нам реконструи­ровать предпринятые цензором меры по их воздействию на содержание сновидения.

Толкование символов. Побочный продукт толко­вания сна — понимание символов сна — во многом обус­ловливает успешность нашего исследования ид. Симво­лы представляют собой постоянные и универсально значимые связи между конкретными содержаниями ид и отдельными представлениями слова или предмета.

Знание этих отношений позволяет нам на основа­нии сознательных проявлений делать достоверные вы­воды относительно лежащего за ними бессознательного содержания, не прибегая предварительно к трудоемкому рассмотрению предпринятых эго защитных мер. Техни­ка перевода символов — это прямая дорога к пониманию или, точнее, способ перейти от высших слоев сознания к низшим слоям бессознательного, не задерживаясь на промежуточных слоях предшествующей активности эго, которая могла заставить определенное содержание ид приобрести конкретную форму эго. Знание языка сим­волов имеет для понимания ид такую же ценность, как знание математических формул — для решения типич­ных задач. Такие формулы могут быть выгодно исполь­зованы, несмотря на то, что неизвестно, как именно они были получены. Однако, хотя они и помогают ре­шать задачи, они ничего не дают для понимания мате­матики. Точно так же, интерпретируя символы, мы мо­жем выявить содержание ид, не придя при этом к более


Теория защитных механизмов

глубокому психологическому пониманию индивида, с которым мы имеем дело.

Парапраксии (ошибочные действия). Время от вре­мени мы можем наблюдать проблески бессознательного и другим образом — в тех проявлениях ид, которые из­вестны как парапраксии. Насколько нам известно, это случается не только в ситуации анализа и может насту­пить в любое время, когда при некоторых особых обсто­ятельствах бдительность эго ослаблена или отвлечена и бессознательный импульс (опять-таки при особых обсто­ятельствах) внезапно подкрепляется. Такие парапрак­сии, особенно в форме обмолвок и забывания, могут произойти и в ходе анализа, когда они, подобно вспыш­ке, освещают некоторые стороны бессознательного, кото­рые мы, возможно, долго старались проинтерпретировать аналитически. На ранних этапах развития аналитичес­кой техники подобные неожиданные удачи приветство­вались как неопровержимое доказательство существова­ния бессознательного для пациентов, маловосприимчивых к аналитическому толкованию. В таких случаях анали­тики были счастливы предоставившейся эго возможнос­ти продемонстрировать на легко понятных примерах дей­ствие различных механизмов, таких, как замещение, конденсация и пропуск. Но вообще-то важность этих слу­чайных событий для аналитической техники невелика по сравнению с теми вторжениями ид, которые специ­ально-вызываются в ходе аналитической работы.

Перенос. То же самое теоретическое различие меж­ду наблюдением ид, с одной стороны, и наблюдением эго, с другой, может быть осуществлено, пожалуй, и для наиболее мощного инструмента в руках аналитика: ин­терпретации переноса. Под переносом мы понимаем все те импульсы, переживаемые пациентом в его отношени­ях с аналитиком, которые не создаются вновь объектив­ной аналитической ситуацией, а имеют свои истоки в ранних, — точнее, очень ранних — связях с объектом, а сейчас лишь оживают под влиянием вынужденного по­вторения. Поскольку эти импульсы не возникают впер­вые, но представляют собой повторение, они обладают исключительной ценностью как средство получения


Эго и механизмы зашиты

информации о прошлых аффективных переживаниях пациента. Мы увидим, что можно выделить различные типы переноса в зависимости от степени его сложности.

а) Перенос либидозных импульсов. Первый тип переноса очень прост. Пациент обнаруживает, что его отношения с аналитиком осложняются пылкими эмо­циями, например любовью, ненавистью, ревностью, тре­вогой, которые не оправданы фактами реальной ситуа­ции. Сам пациент сопротивляется этим эмоциям и чувствует стыд, унижение и т. д., когда они проявляют­ся помимо его воли. Часто нам удается проложить им путь к сознательному выражению, настаивая лишь на соблюдении основного правила анализа. Дальнейшее исследование обнаруживает истинный характер этих эмоций — они представляют собой вторжения ид. Их источник находится в старых аффективных констелля­циях, таких, как эдипов комплекс и комплекс кастра­ции, и они становятся понятными и оправданными, если мы отделим их от ситуации анализа и поместим в опре­деленную детскую аффективную ситуацию. Поставлен­ные на свое собственное место, эти эмоции помогают нам заполнить амнестический провал в прошлом пациента и дают нам новую информацию о его детской инстинктив­ной и аффективной жизни. Обычно пациент охотно со­трудничает с нами в ходе интерпретации, поскольку сам чувствует, что перенесенный аффективный импульс пред­ставляет собой вторгшееся чужеродное тело. Помещая этот импульс на его место в прошлое, мы тем самым освобождаем пациента в настоящем от импульса, чуж­дого его эго, что помогает ему совершить анализ. Следу­ет отметить, что интерпретация этого первого типа пе­реноса способствует лишь наблюдению ид.

б) Перенос защиты. Иначе обстоит дело, когда мы переходим ко второму типу переноса. Навязчивое по­вторение, преобладающее у пациента в ситуации анали­за, затрагивает не только предшествовавшие импульсы ид, но также и предшествовавшие защитные меры про­тив инстинктов. Таким образом, пациент переносит не только неискаженные детские импульсы ид, которые подвергаются вторичной цензуре со стороны взрослого эго, лишь когда они проложили себе путь к сознатель-


Теория защитных механизмов

ному выражению; он также переносит импульсы ид во всех тех искаженных формах, которые они приобрели, когда он был еще ребенком. В крайнем случае может быть так, что сам инстинктивный импульс вообще не участвует в переносе, в нем участвует лишь определен­ная защита, принятая эго против некоторых позитив­ных или негативных установок либидо, как, например, реакция избегания позитивной фиксации любви при скрытой женской гомосексуальности или пассивная, мазохистская установка женского типа, на которую Виль­гельм Райх обращал внимание у пациентов-мужчин, чьи отношения с отцами некогда характеризовались агрес­сивностью. Я считаю, что мы несправедливы к нашим пациентам, если описываем такие переносные защит­ные реакции, как «камуфляж», или говорим, что паци­енты «втирают аналитику очки» или каким-то иным образом разочаровывают его. И действительно, мы зря будем настаивать на неуклонном соблюдении основного правила, то есть требовать, чтобы пациенты были ис­кренними и выдали импульс ид, скрытый за проявлен­ной в переносе защитой. Пациент искренен, когда он выражает импульс или аффект единственным доступ­ным ему путем, а именно — в искаженной защитной форме. Я думаю, что в таком случае аналитик не дол­жен опускать ни одной из тех промежуточных стадий трансформации, которые претерпел инстинкт, и старать­ся любой ценой прийти к исходному инстинктивному импульсу, против которого эго установило свою защиту, а также ввести его в сознание пациента.

Самым правильным методом будет смещение цен­тра внимания в анализе, его переключение с инстинкта на конкретный защитный механизм, то есть с ид на эго. Если мы сумеем проследить путь, проделанный инстин­ктом при его различных трансформациях, то выигрыш в анализе будет двойным. Явление переноса, которое мы интерпретировали, распадается на две части, берущие начало в прошлом: либидозный или агрессивный эле­мент, принадлежащий ид, и защитный механизм, кото­рый мы должны приписать эго, в наиболее поучитель­ных случаях — эго того самого периода в детстве, в котором впервые возник импульс ид. Мы не только за-


Эго и механизмы зашиты

полняем провал в памяти пациента, касающийся его инстинктивной жизни, как мы это делаем и при интер­претации первого, простого типа переноса, но мы также дополняем и заполняем провалы в истории развития его эго, или, иначе говоря, истории трансформаций, кото­рые претерпевает инстинкт.

Интерпретация второго типа переноса более плодо­творна, чем интерпретация первого типа, но именно она лежит в основе большинства технических трудностей, возникающих между аналитиком и пациентом. Пациент не ощущает реакций переноса второго типа как чужерод­ное тело, и это не удивительно, если учесть, какую боль­шую роль в их продуцировании играет эго — даже если это эго первых лет жизни. Нелегко убедить пациента в повторяющейся природе этого явления. Форма, в кото­рой эти реакции возникают в его сознании, синтонна эго. Искажения, требуемые цензурой, были осуществлены задолго до этого, и взрослое эго не видит причин, по ко­торым оно должно было бы остерегаться их появления в свободных ассоциациях. При помощи рационализации пациент легко закрывает глаза на расхождения между причиной и следствием, которые так заметны для наблю­дателя и показывают со всей очевидностью, что у перено­са нет объективных оснований. Когда реакции переноса приобретают такую форму, мы не можем рассчитывать на добровольное сотрудничество пациента, как при реак­циях первого типа. Едва лишь интерпретация затрагива­ет неизвестные элементы эго, его действия в прошлом, как эго полностью противодействует работе анализа. Это ситуация, которую мы обычно описываем не очень удач­ным термином «анализ характера».

С теоретической точки зрения явления, обнаружен­ные посредством интерпретации переноса, распадаются на две группы: содержания ид и действия эго, которые в любом случае были внесены в сознание. Аналогично могут быть классифицированы результаты интерпрета­ции свободных ассоциаций пациента: непрерывный по­ток ассоциаций освещает содержание ид; появление со­противления — защитные механизмы, используемые эго. Единственное различие заключается в том, что интер­претация переноса относится исключительно к прошло-


Теория защитных механизмов

му и может одномоментно осветить целые периоды из 1 прошлой жизни пациента, тогда как содержание ид, выявляемое в свободных ассоциациях, не связано ни с каким конкретным временным периодом, а защитные действия эго, проявляющиеся в ходе анализа в форме сопротивления свободным ассоциациям, могут относить­ся и к его жизни в настоящем.

в) Действие в переносе. Важный вклад в понима­ние нами пациента вносит третья форма переноса. При интерпретации сновидений, в свободных ассоциациях, интерпретации сопротивления и в двух уже описанных формах переноса мы видим пациента включенным в ситуацию анализа, то есть в неестественном эндопси-•хическом состоянии. Относительная сила двух образо­ваний изменена: баланс нарушен в пользу ид в одном случае под влиянием сна, а в другом — благодаря со­блюдению основного правила анализа. Сила факторов эго, когда мы встречаемся с ними — будь то в форме цензуры сновидений или в форме сопротивления сво­бодным ассоциациям, — уже снижена, и ее воздействие ослаблено, и нам часто бывает исключительно трудно обрисовать их в их естественной величине и силе.

Мы все знакомы с обвинениями, часто выдвигае­мыми против аналитиков, в том, что они могут хорошо знать бессознательное пациента, но плохо судят о его эго. Эта критика, по-видимому, в значительной степени оправданна, поскольку аналитики имеют недостаточно возможностей наблюдать целостное эго пациента в дей­ствии.

Возможно такое усиление переноса, при котором пациент на время перестает соблюдать строгие прави­ла аналитического лечения и начинает проигрывать в своем повседневном поведении как инстинктивные им­пульсы, так и защитные реакции, включённые в его перенесенные аффекты. Это известно как действие в переносе — процессе, при котором, строго говоря, гра­ницы анализа уже оставлены позади. С точки зрения аналитика это поучительно, поскольку психическая струк­тура пациента автоматически проявляется в своих есте­ственных пропорциях. Когда мы интерпретируем это «дей­ствие», мы должны разделить действия переноса на их


Эго и механизмы зашиты

составляющие части и тем самым обнаружить количе­ство энергии, используемой в данный конкретный мо­мент различными образованиями. В отличие от наблю­дений, проводимых при продуцировании пациентом свободных ассоциаций, эта ситуация показывает нам как абсолютное, так и относительное количество энергии, используемой каждым образованием.

Хотя интерпретация «действия» в переносе и обес­печивает нам достаточно существенное понимание, тера­певтический выигрыш обычно невелик. Введение бессоз­нательного в сознание и осуществление терапевтического воздействия на отношения между ид, эго и суперэго за­висят от создания ситуации анализа, которая конструи­руется искусственно и напоминает гипноз в том отноше­нии, что активность образований эго снижена. Пока эго продолжает функционировать свободно или же если оно действует заодно с ид и просто выполняет его приказы, для эндопсихических замещений и осуществления воз­действий извне имеется мало возможностей. Поэтому для аналитика работать с этой, третьей формой переноса, ко­торую мы называем действием, еще труднее, чем с пере­носом различных типов защиты. Так что естественно, что он попытается в максимальной степени ограничить ее посредством даваемых им аналитических интерпретаций и накладываемых неаналитических ограничений.