Ты совсем не изменился с тех пор, как я видела тебя (столько-то) лет тому назад.
– …За те годы, что мы не виделись (за столько-то лет, что…), либо: – Мы столько лет не виделись, а ты ничуть не изменился.
Будут мужчины спорить за право танцевать со мной первыми?
– И мужчины будут наперебой меня приглашать?
– Они будут (!!!)
– Да, еще бы! (или даже – все как один! Ибо тут важна не буква, а окраска, тон)
А в городе все увидят меня красивой? Это не просто воображение или твое притворство?
– …увидят, что я красивая? Может быть, ты меня обманываешь?
Поневоле вспомнишь, как бойко и бездарно переводила хорошенькая mademoiselle в «Дорогих уроках» Чехова…
Или: «Да , черт подери, компания была невеселая, клянусь, нет !» Нет, не верится! Ни во сне, ни в бреду, ни в пьяном виде живой человек так не скажет. Так может написать только обделенный слухом и чутьем переводчик-формалист. Суть и настроение, а не форму этого сердитого возгласа наверняка лучше передаст что-нибудь вроде: Да, невеселая была компания, черт подери, можете мне поверить. Или тоном выше: Вот провалиться мне, компания была не из веселых!
Плохо, если герой книги изъясняется неестественным, «не разговорным» языком. Ну, а если он вдруг заговорит «не своим голосом»? Беда, если автор не слышит неуместной развязности, никчемной выспренности, фальшивых интонаций.
Трудно поверить, что врач способен заявить тяжело больному, да притом давнему своему другу: «И вот, глядя на вас сейчас и принимая во внимание состояние вашего здоровья вообще, я полагаю , что вы прооколачиваетесь с нами еще несколько месяцев, а то и лет».
Спешу успокоить читателя: до печати дело не дошло. Переводчик пытался передать to be around нестандартным оборотом, но где же, как говорится, был слух его души? Получилась смесь кальки и развязности, по меньшей мере странная в таком разговоре. Мужественному человеку, другу врач может сказать правду, но не теми словами! Естественней и тактичней: думаю, вы протянете, продержитесь еще несколько месяцев.
Интонация говорящего зависит от его нрава, от всей обстановки и настроения. Тут в переводе никак нельзя рабски следовать форме, синтаксису подлинника. Энергичный, напористый, грубоватый человек скажет скорее
не так:
а иначе:
Здесь нужно все уничтожить.
– Мы тут не оставим камня на камне.
Вы нам вовсе не нужны!
– Обойдемся без вас!
– Выхода нет, так как дело наше не терпит промедления (а получается длинно, долго и медленно!)
– Выхода нет, дело наше спешное!
И если человек спешит, станет ли он выговаривать нескончаемое: «Иду незамедлительно »?
Совсем иначе звучит каждое слово у литератора, наделенного подлинным слухом, душевным чутьем.
Лирическая повесть. Две старушки совершили легкомысленный не по годам поступок – купили машину, не очень умея ею управлять, покатили по улице и чуть не задавили человека.
– Как ты думаешь, он умер?
– Мистер К.?
После недолгого молчания следует короткий ответ: «Да». И если так сделать в переводе, смысл ответа окажется: «Да, умер». Поэтому переводчик отходит от буквы подлинника, и ответ звучит иначе: «Кто же еще…»
Все окончилось благополучно. Старые проказницы больше не будут кататься по городу, но им разрешено оставить машину у себя. И поначалу переводчик написал: «И на том спасибо ». Но спохватился: уж очень лихо получается для этих старушек, для их настроения, ведь они еще не оправились от испуга. И переводчик находит психологически и стилистически верный тон: «Все-таки утешение …»
Речь старика. В подлиннике дословно: «Я знаю, у вас самые похвальные намерения. Но так как я нахожусь уже в весьма почтенном возрасте, то с моими желаниями все-таки следует считаться в первую очередь …»
В переводе: «…но я все-таки уже достиг весьма почтенного возраста. И с моими желаниями не грех считаться…»
Переводчик не следует покорно и слепо за подлинником, отбрасывает все лишнее, перестраивает фразу по-русски, и она становится ясной, непосредственной, ей веришь. Ибо служебные, подсобные слова и словечки в живой речи нередко оказываются помехой. Фраза спотыкается, точно у иностранца – новичка в русском языке.
«Как я могу быть уверен, что вы не придумаете все, что хотите ? «Нормальный человек, даже и полицейский комиссар, скажет хотя бы: Откуда мне знать, что вы не выдумываете ? (А допрашивая человека попроще, он и сказал бы, пожалуй, просто: Почем я знаю, может, вы все врете.)
Как известно, в английском языке практически нет местоимения ты . Англичанин беседует на ты только с богом, да иногда – в высокой поэзии, чаще всего в прошлые века – с возлюбленной. Но когда у переводчиков-формалистов бродяги, воры, дети (например, в «Оливере Твисте») разговаривали «на вы», когда «на вы» почтительно обращались к собаке, кошке, младенцу, по-русски получалось нелепо и фальшиво.
В старом переводе известного романа Уэллса вспыльчивый Невидимка гневно кричал: «Не уроните книги, болван !» Но этому переводу добрых полвека.
А вот, не угодно ли, не столь давно в переводном рассказе один герой пролаял другому: «Куда лезете !» А в современном детективе полицейский – сущая горилла! – говорит так: «Бросьте пороть чепуху. Не думайте, что я настолько глуп, чтобы слушать вас».
Уж до того гладко, до того книжно…
По-английски никак нельзя написать, допустим, he touched the brow with a hand или he put a hand in the pocket, а надо: his brow, his hand, his pocket. По-русски совершенно ясно, что человек сует в карман или подносит ко лбу свою руку, а не чью-либо еще. Чаще всего, если лоб или карман – его собственный, это ясно и так, особо оговаривать незачем. Надо лишь оговорить, если он тронул чей-то чужой лоб, скажем, лоб больного ребенка, либо запустил руку в чужой карман.
А вот у неумелых переводчиков или у буквалистов и формалистов то и дело читаешь: он сунул свою руку в свой карман, он провел рукой по своим волосам…
Но заметьте, у иных литераторов и не в переводе множество лишних местоимений, мусора вроде: Я позвал его в свою новую квартиру вместе с его женой, и они пришли вместе со своими детьми.
Говорят даже так: «Заткни свою глотку!» Право, местоимение тут столь же необязательно, как в возгласе «Хоть ты плачь!». Или в сообщении: «К нему вернулась его прежняя твердость духа» – чья же еще?!
Особенно некстати лишние местоимения, союзы, связки в отрывистом взволнованном диалоге.
Будешь ли ты добр ко мне?
– Ты будешь добр ко мне? (или: ты не обидишь меня?)
Да, я буду добр.
– Да. Буду (или: нет, не обижу). А еще естественней просто: – Буду или да (или – нет)
Я верю тебе. О, я верю.
– Верю тебе. Верю.
Изумленный отец услыхал, что богач просит руки его дочери.
«И что же ты ему на это сказала?» А в подлиннике очень коротко, даже отрывисто: «And you said?» – «Что же ты сказала?» (или даже: Ну, а ты?) И дальше: «And you will say…»