УВЕРТЮРА ДЛЯ ОРКЕСТРА МИРОВЫХ ДЕРЖАВ. 10 страница
Еще одной союзницей немцев являлась Турция. Ее державы Антанты поначалу вообще не принимали всерьез, помня ее поражения в Триполитанской и Балканской войнах. Но не учитывали, что легко громились войска, разложившиеся в результате собственной революции. А к лету 1914 г. с помощью немцев была уже воссоздана регулярная армия. Здесь порядок прохождения службы разделялся на три ступени: низам – регулярные войска, ихтиат – резерв, и мустафхиз – ополчение. По закону от 1909 г. воинская повинность распространялась не только на мусульман, но и на христиан и евреев. И если при прежнем режиме допускалось откупаться от службы, внеся особый налог “бедел”, то теперь такая возможность сохранялась лишь для ополчения. Всего было сформировано 13 корпусов и 2 отдельных дивизии. Турецкий корпус насчитывал 45 тыс. бойцов и состоял из 3 пехотных дивизий, кавалерийской бригады, артдивизиона, истребительного и санного батальонов. В дивизии было 3 полка по 3 батальона, пулеметная рота, кавалерийский эскадрон, дивизион тяжелых и дивизион легких орудий – по 2 батареи. В целом же Турция готова была выставить армию в 780 тыс. чел., имея еще 1 млн. обученного резерва. Дополнялись вооруженные силы иррегулярными отрядами конницы, курдской и арабской, насчитывавшей по разным оценкам 150-200 тыс. сабель.
Слабым местом турок было вооружение – в Османской империи оно почти не изготовлялось и закупалось за границей, поэтому было довольно разношерстным. Но к началу войны немцы построили в Стамбуле заводы по производству боеприпасов. Части, размещаемые на главных направлениях, были перевооружены современными германскими винтовками “маузер”. А старые 10-зарядные винтовки “маузер”, стрелявшие свинцовыми пулями без оболочки, как и однозарядные “пибоди” и “мартин”, пошли на вооружение курдских племен. Но артиллерии еще не хватало. Корпусные и дивизионные тяжелые батареи оснащались немецкими орудиями калибра 105 мм, в легких батареях имелись пушки и гаубицы разных систем, и Круппа, и “Шкоды”, и “Крезо”. Все наблюдатели отмечали впоследствии отличные качества турецких солдат, исключительную выносливость, дисциплину, стойкость. И офицеры были подготовлены прекрасно. Многие из них учились в Германии, а более 100 офицеров и генералов, занимавших в армии высшие посты, не только являлись выпускниками Берлинской академии, но и по 20-30 лет служили в германской армии. Кайзер, кстати, так и называл их “немецкими офицерами”. На командных постах находились и 70 настоящих немецких офицеров. Верховным Главнокомандующим стал лидер “Иттихада” Энвер-паша, а планы во многом определялись идеологией “туранизма” и панисламизма. Предполагалось нанесение двух ударов. Одного – на Кавказ, чтобы отобрать его у русских, “поднять дух нации”. Второй – на Суэц, что перекрыло бы Англии ближайшую дорогу в Индию. И, как считалось, это инициировало бы восстания мусульман в России и Северной Африке. В случае, если на стороне Центральных Держав выступит Румыния, рассматривалась и возможность совместного с ней похода на Одессу.
Среди стран Антанты наиболее подготовленной к войне считала себя Франция. В действительности же дело обстояло наоборот – из всех великих держав ее армия была самой отсталой. Из уроков Франко-прусской войны ее военные теоретики извлекли довольно своеобразные выводы и пришли к убеждению – для одержания побед армия должна вернуться “к своим высоким традициям” (так гласило наставление для старших войсковых начальников). А понимались под таковыми традиции еще наполеоновской армии. И в результате была принята теория “элан виталь” – “жизненного порыва”. Как учил начальник Высшей военной школы ген. Фош: “Война равняется раскладке моральных сил. Победа равняется моральному превосходству победителя, моральному угнетению побежденного. Сражение равняется борьбе двух воль”. “Виктуар се ля волонте” – “Победа это воля”. Особенности местности, фортификация, вооружение, организация, снабжение – все это объявлялось ложными теориями, касающимися “низшей части воинского искусства”. А главное – добиться “порыва”. В целом французская военная наука смахивала на пресловутые теории “ворошиловских ударов” – “малой кровью на чужой территории”. Напор – и враг бежит. Только во французском варианте это доводилось почти до абсолюта. Скажем, оборона как вид боевого искусства вообще сбрасывалась со счетов. Главным провозглашалось “наступление до предела”. Полевой устав, принятый в 1913 г., учил: “Французская армия, возвращаясь к своей традиции, не признает никакого другого закона, кроме наступления”. Об обороне, об огневой мощи в уставе не говорилось ни слова. А в других руководящих документах указывалось, что единственным оправданием временного перехода к обороне может быть “экономия сил на некоторых участках с точки зрения подключения их к наступлению”.
Да и в таких случаях предполагалось использовать для укрытия лишь складки местности. Окапываться солдат не только не учили, но и запрещали, чтобы не испачкали форму и не утратили бодрого вида и наступательного духа. А в приказах писалось: “Никогда французская армия не будет рыть окопы, она будет всегда решительно атаковать и не унизит себя до обороны”. За месяц до войны один гусарский лейтенант даже угодил под арест за то, что проявил инициативу и познакомил эскадрон с рытьем окопов. Что же касается наступления, то один из главных военных теоретиков, начальник оперативного бюро Генштаба Гранмезон поучал: оно должно быть “немедленным”, нельзя задерживаться, выясняя, что делает противник, а надо атаковать внезапно и стремительно. Рекомендовал “сразу, без оглядки пускать в бой все средства”. “Важнее воспитать в себе дух, необходимый для победы, нежели разбирать способы ее достижения”. Роль разведки сводилась к минимуму. И наступать предполагалось “змейками” по открытому полю, а лучше, для пущего напора – сомкнутыми строями. Стратегических резервов также не предусматривалось – ведь все должно решиться в первых сражениях. Подобные теории определяли и другие особенности французской армии. И немцы, и русские, и англичане давно переодели солдат в защитную форму, а французы начинали войну в красных штанах, красных кепи (у офицеров с белыми плюмажами), в синих мундирах и шинелях. Кавалерия красовалась в сверкающих кирасах и касках с хвостами из конского волоса или султанами из белых перьев. Когда же военный министр Мессими предложил ввести защитное обмундирование, сочли, что отказ от ярких цветов подорвет воинский дух, и бывший военный министр Этьен провозглашал в парламенте: “Ле панталон руж се ля Франс!” – “Красные штаны – это Франция!”
Подготовка войск велась исключительно на плацу – чтобы не портить крестьянских полей. Огневой подготовкой занимались мало, а для кавалерии курс стрельбы составлял всего 3 дня – основными должны были стать штыковые и сабельные удары. Пехоту тренировали в “наполеоновских” маршах по 40 км. И отрабатывали нормативы штыкового броска – 50 м следовало преодолеть за 20 секунд. Считалось, что это время нужно вражескому солдату, чтобы перезарядить винтовку, прицелиться и выстрелить. Из крепостей была оснащена современными железобетонными укреплениями только одна – Мобеж. Остальные были выстроены из кирпича и давно устарели. Но их не совершенствовали – зачем, если все решится в наступлении? А крепость Лилль на крайнем левом фланге упразднили совсем, там немцев не ждали. Роль артиллерии сводилась к “огневому шквалу” – чтобы продожить дорогу броску пехоты. Легкие пушки калибра 75 мм считались одними из лучших в мире, но тяжелой артиллерии у французов не было совсем. Полагали, что она замедлит темпы наступления. И в марте 1914 г. военные расходы были сокращены на 80 млн франков – из них исключили крупнокалиберные пушки и гаубицы. Так что ситуация выглядела, мягко говоря, своеобразно – на французских заводах выпускались отличные тяжелые орудия, но не для своей армии, а по иностранным заказам.
Дивизии по численности примерно соответствовали германским, в пехотной 17 тыс., в кавалерийской 4 тыс. Но орудий в пехотной дивизии было всего 36. А корпусная артиллерия составляла 48 стволов. Таким образом, на корпус приходилось 120 орудий – все легкие. Не было даже полевых кухонь. Тоже из “наполеоновских традиций”. Солдат в походе должен был получать еду сухим пайком и готовить на кострах, каждый для себя. В полном загоне была и связь, предполагавшаяся, в основном, через посыльных. На такую новинку, как радио, не обращали внимания. А телефонные провода в ротах и батареях “привязывали” бы их к месту и мешали стремительному продвижению. И телефоны предусматривалась только для старшего начальства. Верховным Главнокомандующим стал начальник Генштаба 62-летний маршал Жозеф Жак Сезар Жоффр. Герой войн на Мадагаскаре, абсолютный сторонник вышеупомянутых теорий, человек крайне консервативный и весьма самоуверенный. В 1912 г. корреспонденты спросили его: “Вы не думаете о войне?” Он ответил: “Да, я думаю о ней все время. У нас будет война, я буду ее вести, и я выиграю ее”. По французским законам с начала войны Главнокомандующему передавалась полная власть в военных вопросах, и ни президент, ни правительство уже не имели права вмешиваться в его распоряжения. А командующим армиями не предоставлялось ни малейшей инициативы – каждый свой шаг они должны были согласовывать с Верховным. Начальником штаба у Жоффра стал ген. Белен.
Прохождение службы во Франции подразделялось на действительную и службу в запасе. Но в отличие от немцев, на подготовку резерва никакого внимания не обращалось. Считалось, что войну должна вести только кадровая армия. Потому что у резервистов не может быть нужного “порыва”, и разбавлять ими регулярные дивизии значило ослабить “боевой дух”. На долю призванных из запаса оставлялась только тыловая служба – охрана объектов, патрулирование. Причем собственные убеждения французское командование ничтоже сумняшеся переносило и на противника. И пребывало в полной уверенности, что немцы тоже не станут использовать резервистов в активных действиях. Гравная ошибка полководцев Франции, заключалась не в том, что они не учли возможности обхода через Бельгию, а в том, что они значительно преуменьшали силы врага. У немцев почти все корпуса существовали “в двух экземплярах”, полевые и резервные, причем с таким же номером. Французы считали их за один. И отметали многочисленные сообщения разведки, что это не так – дескать, такого не может быть, потому что не может быть никогда. Остальные ошибки являлись уже следствием главной. План Шлиффена командованию был известен, французская разведка купила его за огромную сумму у офицера германского Генштаба. Однако его сочли фальшивкой. Прикинули численность немецких армий по собственным оценкам (получалось 26 корпусов), и выходило, что этого не хватит на такую протяженность фронта. Заместитель Жоффра Кастельно говорил, что если немцы так растянут свои боевые порядки, чтобы идти через Бельгию, “тем лучше для нас – мы перережем их пополам”. А когда заместитель председателя военного совета Мишель, воспринявший ситуацию верно, стал предлагать меры противодействия, Жоффр заявил: “Нет смысла обсуждать это предложение. Генерал Мишель не в своем уме”. И “ересь оборонительной стратегии” была решительно вытравлена.
Для французской армии был разработан “План-17”, чисто наступательный. Его авторы Жоффр и Фош полагали двигаться на Берлин самым коротким путем. Вдоль границ с Германией и Люксембургом развертывались 5 армий. Главный удар наносился на правом фланге, в Лотарингии – тут предполагалось прорвать оборону и вторгнуться в Германию. Второй удар планировался в Арденнах – отрезать германское правое крыло (как считалось, не очень сильное) от своих баз и вместе с первой группировкой двигаться на Рейн. А левый фланг – две трети французско-бельгийской границы, вообще оставлялся неприкрытым. Именно тот участок, куда нацеливались стрелы немецкого Генштаба.
В Берлине о недостатках французской армии хорошо знали. И более подготовленным противником считали англичан, имевших большой опыт войн в колониях. Это было верно лишь отчасти. Наращивая свой флот, англичане стали экономить на сухопутных войсках, и ассигнования на них за 10 предвоенных лет сократились втрое. Тех мощных армий, которые Британия выставляла в Бурских войнах, уже не существовало. Были части, несущие службу в колониях – разбросанные по всему миру. А в самой Британии располагалось всего 6 пехотных и 1 кавалерийская дивизии. Не было в Англии и воинской повинности – армия формировалась по принципу добровольного найма. Так что и развернуть эти соединения за счет подготовленных резервов не представлялось возможным. Да, личный состав в них был отборный, они состояли почти из одних сержантов, многие прошли через британские “горячие точки”. Но там им приходилось нести, в основном, полицейскую службу. А если действовать, то в составе батальона, максимум полка.
И полки были отличными, профессиональными. Но к большим сражениям они не готовились, воевать в крупных соединениях и с применением современной техники не умели. Мало того, победы над “дикарями” вырабатывали у солдат и офицеров довольно легкомысленное отношениение к войне. Анахронизмов у англичан тоже хватало – например, наставлениями предусматривалось, что на третий день мобилизации должна производиться заточка офицерских сабель. Некоторые высшие офицеры пренебрегали даже пулеметами, считая их “пустой игрушкой”. Военным министром с началом войны был назначен фельдмаршал Гораций Герберт Китченер – герой покорения Судана и подавления буров. Человек волевой, жестокий, но и умный, дальновидный политик. Командующим экспедиционными силами стал Джон Френч, а его начальником штаба ген. Мерэй. Однако четких планов у англичан не было. Некоторые политики и военачальники вообще считали, что армия должна быть лишь придатком флота и использоваться для десантов. Правда, в 1911 г. начальник штабного колледжа Г. Вильсон договорился с французским Генштабом, что англичане займут позиции на левом, открытом фланге их фронта. Но каких-то конкретных обязательств на данный счет не существовало – это было лишь мнение “экспертов”.
Вторжение немцев толкнуло в лагерь Антанты и Бельгию. Она три четверти века прожила в состоянии сугубого нейтралитета, и ее армия пребывала в совершенно неудовлетворительном состоянии. Сами граждане считали ее лишней, сборищем дармоедов, и служили те, кто не нашел другую работу. Только в 1913 г. здесь ввели воинскую повинность, крайне непопулярную в народе. Части были расхлябанными, дисциплина низкой. Солдаты даже не умели ходить в ногу. Стрельбы проводилась изредка, по выстрелу на человека. Правда, на границах существовали сильные крепости Льеж и Намюр. Но полевая армия была вооружена слабо. Заказ на тяжелую артиллерию разместили в Германии – однако поставки, намеченные на весну 1914 г., очень подозрительно задержали. Главнокомандующим являлся король Альберт, его начальником штаба стал ген. де Моранвиль. Численность вооруженных сил достигала 175 тыс. (вместе с жандармами), и состояли они из 6 пехотных и 1 кавалерийской дивизий. Располагались они тоже по принципам подчеркнутого нейтралитета, одна в Генте – со стороны Англии, другая в Антверпене – со стороны Голландии, третья в Льеже – со стороны Германии, две на французской границе и две в Брюсселе.
А в Сербии, оборонявшейся против австрийцев, была милиционная система комплектования армии. Фактически она являлась общенародным ополчением и насчитывала 12 пехотных, 1 кавалерийскую дивизии и отдельные отряды (по разным данным 250-300 тыс. чел.) Армия была недостаточно организована, слабо вооружена. Но она приобрела большой опыт в Балканских войнах, солдаты были уже “обстрелянными”, части спаянными. Очень высоким был воинский дух, войска пользовались горячей поддержкой всего населения. Главнокомандующим или “воеводой” в Сербии являлся генерал Радомир Путник.
Широко известные рассуждения о том, будто русская армия вступила в войну совершенно неподготовленной, и из-за своей “отсталости” вынуждена была искупать солдатской кровью и храбростью нехватку вооружения и техники, являются не более чем дилетантскими или пропагандистскими баснями. Достаточно взглянуть на цифры, чтобы убедиться в обратном. Она уже и в Японскую показала себя на высоком уровне и проиграла не по военным, а по политическим причинам. А оценки иностранцев очень часто оказывались субъективными. Так, германский Генштаб вынес безапелляционный приговор: “Позиционная война доказала неумение русских воевать” – поскольку сам еще не понял тенденций современной войны. А британский атташе, посетив русский гарнизон на афганской границе, с удивлением отметил, что там не было “ни одного теннисного корта”. Из чего заключал, что в русской армии царит “лень и отсутствие интереса к физическим упражнениям”.
Ну а после Японской в вооруженных силах была проведена серьезная реорганизация, осуществлялась колоссальная работа по устранению недостатков, проявившихся в ходе боевых действий. И к 1914 г. по своей технической оснащенности и уровню подготовки русская армия значительно превосходила большинство европейских армий, уступая разве что германской – ну да ведь немцы целенаправленно готовились к войне. В ходе реформ 1906 г. срок действительной службы в России был сокращен до 3 лет, что позволяло иметь и 1,5 - миллионную армию, на две трети состоящую из солдат второго и третьего года службы, и значительное количество резервистов. Общий же срок службы в сухопутных войсках составлял 18 лет: 3 – на действительной, 7 – в запасе I разряда, 8 – в запасе II разряда. Те, кто не служил, но был пригоден к строевой, входили в состав ополчения двух разрядов и назывались “ратниками”. Русский пехотный корпус по численности примерно соответствовал германскому, но дивизия была больше – 21 тыс. Она состояла из 2 бригад, бригады из 2 полков, полк из 4 батальонов (по 1 тыс.), а батальон – из 4 рот. Кавалерийская дивизия состояла из 4 полков по 6 эскадронов (один полк драгунский, один уланский, один гусарский и один казачий, и их номера обычно соответствовали номеру дивизии – так, в 10-ю кавдивизию входили, соответственно, 10-й драгунский, 10-й уланский и т.д.). Общая ее численность составляла 4 тыс. сабель, но в отличие от германской и французской, русская кавдивизия включала еще пулеметную команду и дивизион из 12 орудий.
На вооружении русской армии состояла трехлинейная винтовка Мосина образца 1891 г., револьвер Нагана образца 1895 г. и пулемет Максима, усовершенствованный тульскими оружейниками (образца 1910 г.). Все это оружие было лучше или, по крайней мере, не хуже зарубежных аналогов. Пулеметов было по 8 в полку – так же, как у немцев и французов. Одними из лучших в мире были скорострельные трехдюймовые (76 мм) орудия В.С. Барановского. В дивизии имелось 48 пушек (у немцев – 72, у французов – 36). А всего в русской армии – 7030 орудий (из них 240 тяжелых). Для сравнения: в Германии – 9398 орудий (1300 тяжелых и 996 осадных), в Австро-Венгрии 4083 (960 тяжелых и 338 осадных), во Франции – 4800 (тяжелых лишь несколько штук). Первые полевые радиостанции, созданные А.С. Поповым и капитаном Троицким, были введены еще в 1900 г., применялись в Японскую, и к 1914 г. во всех корпусах имелись “искровые роты”, в полной мере применялась телефонная и телеграфная связь. В российской армии было более 3000 автомобилей – в то время как в германской… лишь 83 штуки. Да-да, немцы автотранспорт вообще недооценивали и предназначали лишь для передовых отрядов.
Использовалась и авиация – в нашей армии насчитывалось 263 самолета и 14 дирижаблей, в германской – 232 самолета и 15 дирижаблей (их еще называли цепеллинами), у Франции – 156 самолетов и 5 дирижаблей (и когда Жоффру говорили о их полезности, он отмахивался: “Ну, это для спорта!”). Впрочем, как раз в данному случае судить об оснащенности по количеству было бы некорректно. Авиация являлась совершенно новым видом техники, очень быстро развивалась, и ее возможности сильно зависели от года выпуска. Одни самолеты были уже хорошо приспособлены для выполнения боевых задач, другие больше чинились, чем летали. Например, на русском флоте имелись отличные гидропланы М-5 и М-9, созданные Д.П. Григоровичем и считавшиеся лучшими в мире. В 1913 г. на Русско-Балтийском заводе сконструировали многомоторный самолет “Русский витязь”, а в 1914 на его базе – бомбардировщик “Илья Муромец”, уже имевший специальные подвески для бомб, сбрасыватели и прицелы. Для летчиков на этом самолете применялся парашют Г.Е. Котельникова. Однако большинство аэропланов, имевшихся в русских сухопутных войсках, были иностранного производства и устаревших моделей, ненадежные и невооруженные.
Отечественными изобретателями Федоровым, Токаревым, Рощепеем были уже созданы образцы автоматических винтовок. В 1904 г. мичманом Власовым и капитаном Гобято был изобретен и впервые применен миномет. Появлялись образцы ручных пулеметов, “противосамолетных” орудий. В.Д. Ментелеевым был сконструирован первый танк “Вездеход”. Правда, эти виды вооружения оставались еще на уровне разработок, но к началу войны их не было и в других армиях. Кстати, в европейских армиях еще не было и ручных гранат – их считали очень сложным и опасным оружием. У немцев, например, гранаты при необходимости изготовлялись не на заводах, а саперами – и ими же применялись. У русских гранаты уже производились, начали поступать в войска, и новое Наставление для пехоты предусматривало забрасывание противника гранатами перед штыковым ударом. Но к практическому обучению этим действиям части еще не приступили.
Развивалась военная наука. Издавались весьма глубокие, вполне соответствующие современным условиям работы военных теоретиков: “Стратегия” Н.П. Михневича, “Ведение современного боя” А.Г. Елчанинова, “Основы современного военного искусства” В.А. Черемисова, “Современная война” А.А. Незнамова. На основе новейших теорий в 1912 г. был принят “Устав полевой службы”, “Наставление для действий полевой артиллерии в бою”, в 1914 г. – “Наставление для действий пехоты в бою” и “Наставление по ведению стрельбы из винтовки, карабина и револьвера”. Стратегия и тактика были передовыми для того времени, в частности, учитывая и опыт Японской. Главным видом боевых действий признавалось наступление, но должное внимание уделялось и обороне. В атаках применялись более редкие боевые порядки, чем в других европейских армиях (интервалы до 5 шагов). Применялось переползание, движение перебежками, выдвижение отделениями или одиночными солдатами от позиции к позиции под прикрытием огня тех, кто остается на месте. Не требовалось общего равнения или какой-нибудь заданной последовательности. Наставление гласило: “Атака должна быть быстрой, решительной, стихийной, как ураган”. Причем не только в обороне, но и в наступлении от солдат требовалось самоокапывание.
Всей армией изучался встречный бой, действия в ночных условиях, вместо “ударной”, т.е. штыковой, вводилась “огневая” тактика. Русская пехота в стрельбе показывала очень высокие результаты, а артиллеристы не знали себе равных – в их среде считалось делом чести не только метко стрелять, но и досконально, вплоть до винтиков, знать свое орудие. Русская артиллерия впервые применила в Японскую стрельбу с закрытых позиций с помощью угломера и панорамы, а для корректировки огня использовала аэростаты. Прекрасно была подготовлена и кавалерия – и обучалась она действиям не только в конных, но и в пеших строях. Кадровая русская армия превосходила германскую и по “качеству” бойцов. Солдаты в ней служили в прямом смысле слова отборные. Ведь Россия содержала гораздо меньшие вооруженные силы, чем позволяли ее человеческие ресурсы. И из призывников медицинские комиссии отбирали лишь около 52 %! Не просто годных, а только самых здоровых и сильных. В то время как в Германии отсев составлял всего 3 % – не брали разве что инвалидов. На очень высоком уровне находилась в России подготовка офицерского и унтер-офицерского состава. А уж у выпускника Академии Генштаба подготовка была поистине энциклопедической, они получали колоссальный объем теоретических и практических знаний в самых различных областях. Важная роль отводилась индивидуальному обучению на всех уровнях, тезисы классика военной педагогики М.И. Драгомирова требовали: “Близко общаться с подчиненными”; “ставить службу выше личных дел”; “не бояться самостоятельности”; “действовать целеустремленно”.
Очень высоко ставилось понятие офицерской чести. Драгомиров даже поучал: “Офицер должен быть смирен и безобиден, как овечка, но малейшее посягательство на оскорбление его действием должно вызывать с его стороны возмездие оружием мгновенное, рефлекторное”. Дуэли в русской армии существовали официально и запрещались только на время войны. Но и понятию солдатской чести придавалось огромное значение. Устав гласил: “Солдат есть имя общее, знаменитое, имя солдата носит всякий военный служащий от генерала до последнего рядового”. Армия воспитывалась в строгом религиозном духе. Однако при этом допускалась и широкая веротерпимость – мусульманам, католикам, лютеранам, даже язычникам из народов Поволжья и Сибири разрешалось отправлять свои обряды, а присягу каждый принимал по обычаям своей веры. Но, кстати, роль полковых священников не сводилась только к религиозной. Они учились и умели понимать саму душу солдата, и уж наверное, дали бы фору большинству современных психологов.
Разумеется, и у русской армии были слабые стороны. Так, со времен Петра, который ввел единую “Табель о рангах” и рассылал своих доверенных военных на любые должности, сохранялась практика назначать офицеров и генералов на посты в гражданской администрации. Чины и выслуга при этом шли, и потом их, уже забывших о строевой службе, могли вернуть в армию. Сохранялась и практика переводов из гвардии и Генштаба в армейские части с преимуществом перед армейскими офицерами. Но переводили-то обычно худших, и получалось, что они затирали талантливых армейцев. Важную роль при назначениях играло и старшинство пребывания в том или ином чине. Очень плохо была поставлена подготовка резерва. Сборы и учения запасников проводились только у казаков. А солдат обладал лишь теми знаниями и умением, которые приобрел на действительной. Ну а те самые 48 %, что отсеивались и попадали в ополчение, подготовки не имели вообще. С офицерским резервом дело обстояло еще хуже. Это были выпускники вузов, получавшие с дипломом чин прапорщика запаса, но о службе не имевшие понятия, или офицеры, уволенные по возрасту, состоянию здоровья, за проступки.
Долгое время в России недооценивалась тяжелая артиллерия – под влиянием французских теорий и германской дезинформации (перед войной немцы усиленно ругали крупнокалиберные орудия). Позже, правда, спохватились, и по новой военной программе артиллерию предполагалось значительно усилить. На корпус должно было приходиться 156 орудий, из них 24 тяжелых. Но выполнение этих планов только начиналось, и к началу войны на корпус приходилось 108 пушек, из них 12 тяжелых (122 или 152 мм). Крайне уязвимым местом стала и ориентация военного министерства на иностранных производителей. Возглавлял это министерство генерал от кавалерии Владимир Александрович Сухомлинов. Он был довольно толковым администратором и для подготовки страны к войне сделал действительно много. Но и чрезмерным рвением не отличался, работал “от” и “до”. И в решении служебных вопросов действовал по линии минимизации усилий. А вместо того, чтобы развивать отечественную промышленную базу, оказывалось проще, а то и дешевле, сделать заказы в Англии, Франции, даже Германии. Заказал, заплатил, получил – не надо договариваться с заводчиками о перепрофилировании, утрясать технические детали, отлаживать, контролировать. За рубежом изготовлялись для русской армии тяжелые орудия, самолеты, моторы, даже часть боеприпасов.
Не исключено, что предпочтение иностранцам было и не бескорыстным, такое за министром замечалось, поскольку он постоянно нуждался в деньгах. Имел неосторожность в 60 лет жениться на 28-летней красавице, оказавшейся особой чрезвычайно ветреной и расточительной. Впрочем, Сухомлинов вообще был знаменит своим легкомыслием и беспечностью. В ответ на претензии французов насчет неготовности к войне ляпнул в интервью газете “Новое Время”: “Россия готова, а готова ли Франция?” – подарив новую зацепку германской пропаганде. А среди тех, кто наставлял ему рога с супругой Еленой Викторовной, был и резидент австрийской разведки Альтшиллер. В служебные же “мелочи” министр вникать не любил. На январь 1914 г. из ассигнований, выделенных военному ведомству накопилась огромная сумма в 250 млн руб., которые просто не удосужились использовать. Министерство почти не следило за своевременностью выполнения заказов заводами, графики поставок срывались. Но царю Сухомлинов умел нравиться и оставался на своем посту.
План Шлиффена был в России известен. Немцы подбросили русской разведке фальшивку, но генштабисты определили, что это дезинформация, а “от противного” восстановили и истинную информацию, которую противник хотел исказить. А русский “План-19” предусматривал два варианта действий. Вариант “А” – если первый удар немцев обрушится на Францию, и вариант “Г” – если на Россию. По первому варианту, который и начал осуществляться, основная группировка, 4 армии (52% всех сил), сосредотачивались против Австро-Венгрии. Встречными ударами из Польши и с Украины они должны были уничтожить вражескую группировку в Галиции и развивать наступление на Вену и Будапешт. Против Германии действовали 2 армии (33 % сил). Их целью было сходящимися ударами с востока, из Литвы, и с юга, из Польши разгромить немцев в Восточной Пруссии и создать угрозу центральным районам Германии – таким образом оттянув на себя войска из Франции. Кстати, впервые в военном искусстве в России создавались такие оперативные объединения как фронты – в Германии, Австрии, Франции все армии, где бы они ни действовали, пока замыкались на единственный орган управления, Ставку. А кроме Северо-Западного и Юго-Западного фронтов, развертывались две отдельные армии (15 % сил) – 6-я, для прикрытия Петрограда и побережья Балтики, и 7-я – для защиты румынской границы и берегов Черного моря.