ФЛАНДРИЯ, БЕЛГРАД, ЦИНДАО. 16 страница

Развивать дальнейшее преследование Юденич не стал. Ведь выделение сил Баратову произошло за счет ослабления центральной группировки, удаляться им было рискованно, а снабжать войска в разоренном краю затруднительно. А части 4-го корпуса были крайне утомлены непрерывными боями, стокилометровыми маршами, недоеданием, тыловое хозяйство находилось в полном расстройстве, боеприпасы израсходовали. И на рубеже Дутаха операция была прекращена. За эту победу – единственную в трагическое лето 15-го, главнокомандующий Кавказской армией Воронцов-Дашков и ее командующий Юденич были удостоены ордена Св. Георгия III степени. Впрочем, некоторых результатов турецкие стратеги все же достигли. Армия Юденича израсходовала драгоценные накопленные боеприпасы, использовала подготовленные резервы – и удар на Эрзерум снова приходилось откладывать.

 

ВЕЛИКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ”.

Данные о потерях русских войск в разных источниках приводятся различные, и чаще всего – огромные. Столько-то миллионов убитых, раненых, пленных. Иногда цифры берутся из высказываний тех или иных общественных деятелей, строивших какие-то собственные предположительные оценки, а западная литература пользуется германскими данными, согласно которым все русские вооруженные силы были уничтожены даже не один, а несколько раз. Но вот только почему-то очень редко можно встретить настоящие данные учета потерь, который велся в российской армии. Хотя время-то было еще не советское, и учет этот был весьма скрупулезным. Погибших и выбывших из строя по другим причинам считали поименно, с точностью до каждого человека. Конечно, в войну эти цифры были строжайше засекречены. Но потом-то открылись. И тем не менее пользуются ими единицы, а большинство авторов продолжает по инерции переписывать сомнительные данные из вековых наслоений всевозможных частных мнений и прочих “общепризнанных” источников.

Но мы подобным методикам следовать не будем и приведем реальные цифры. Так вот, на 1.7.1915 г. русские армии на всех фронтах потеряли 1.650.942 человека. Из них убитыми – 192.763. Ранеными и больными – 894.653. И пропавшими без вести (по большей части – очутившимися в плену) – 563.526 чел. Да, цифры огромные. Но все же куда скромнее “общепринятых”. И учтем, что это – все вместе, и Восточная Пруссия, и Галиция, и сражения в Польше, и Сарыкамыш, и Августовские леса, и Карпаты, и Горлицкий прорыв. Приведем и сравнение – Германия за тот же срок потеряла около 500 тыс. убитыми и свыше 1 млн. ранеными. Причем цифры тоже не пропагандистские – их привел в своих дневниках гросс-адмирал Тирпиц, работавший в Ставке кайзера, и надо думать, вряд ли он стал бы завышать собственные потери. Хотя в принципе, все логично – немцы чаще наступали, а значит и урон несли более значительный. Правда, данные Тирпица включают и Западный фронт, но на русском следует добавить и австрийцев, и турок. Сводных данных по их армиям на этот момент времени автору найти не удалось, однако очевидно, что и у них потери были очень весомыми.

Как видим, несмотря на тяжелые утраты, ни о каком одностороннем избиении, как это порой представляет псевдоисторическая литература, речи не было. Наоборот, противнику на Востоке доставалось куда больше, особенно в начальный период войны, когда не наложился кризис боеприпасов и вооружения. На всех театрах войны летом 1915 г. действовали 342 дивизии Антанты против 272 (по другим данным – 293) дивизий Центральных Держав. Правда, надо учесть, что 36 итальянских дивизий играли весьма незначительную роль, а из 78 британских некоторые еще формировались или были разбросаны по колониям. Что же касается главных фронтов, то на Западном против 150 дивизий французов, англичан и бельгийцев немцы оставили 90 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии. А на Восточном против 112 русских было сосредоточено 107 пехотных (63 германских и 44 австрийских) и 24 кавалерийских дивизии.

С обеих сторон здесь действовали по две больших группировки. У русских – Северо-Западный и Юго-Западный фронты, у противника – Обер-Ост (Восточный фронт) под командованием Гинденбурга и Людендорфа, и германо-австрийский Галицийский фронт под командованием Конрада, но через Макензена управляемый и Фалькенгайном. Общая линия противоборства протянулась на 1400 км. 5-я русская армия, а против нее германская Неманская армия, занимали позиции в Прибалтике от устья р. Венты, и с севера на юг, до среднего течения Немана. Дальше, тоже примерно с севера на юг, от Немана до Вислы, шли участки 10-й, 12-й и 1-й русских армий. Которым противостояли, соответственно, германские 10-я, 8-я и 12-я. За Вислой, на левом ее берегу, фронт поворачивал на юго-восток. Тут стояли 2-я и 4-я русские, а против них – 9-я немецкая, 1-я австрийская и группа Войрша. От устья Сана до Днестра располагались 3-я русская армия и 8-я. Против них действовала группировка из 11-й германской, 4-й, 3-й и 2-й австрийских армий. А дальше, по Днестру и Пруту, держались 11-я и 9-я русские, противостоявшие Южной германской и 7-й австрийской армиям.

В конце июня германское верховное командование решило прекратить атаки в Галиции и изменить план действий. Как писал Фалькенгайн, возникали опасения, что “операции против русских могли затянуться до бесконечности”. А в это время стали поступать сообщения, что французы начинают готовить новое наступление. И срок его немцы угадали довольно точно – сентябрь. Значит, осенью могли потребоваться переброски войск обратно во Францию. И Фалькенгайн рассуждал: “До сих пор главный нажим направлялся с запада на восток. Оставаясь на этом направлении, вполне было возможно отобрать у противника дальнейшую территорию. Но нанести ему действительный вред на широких равнинах Волыни за время, имевшееся в нашем распоряжении, едва ли было достижимо”. Зато успехи в Галиции сделали возможным другой вариант. После продвижения Макензена к Бугу линия фронта приобрела форму дуги, выгнутой на запад, и в основании достигавшей 300 км. Фалькенгайн предложил, чтобы Макензен теперь изменил направление – наступал не на запад, а на север, между Бугом и Вислой. А навстречу будет нанесен удар с Нарева силами группировки ген. Гальвица. Таким образом, армии русских в Польше, попадут в “клещи” и будут уничтожены.

Гинденбург и Людендорф возражали. Предлагали главный удар наносить не на Нареве, а гораздо севернее, с плацдарма, который у них получился в Прибалтике. Совершить охват более глубокий, чтобы русским было труднее вырваться. Войсками Неманской армии наступать с запада на восток, обойти с севера крепость Ковно, взять Вильно, а затем развивать удар на Минск. Прижать русские армии к болотам Полесья и здесь разгромить. Фалькенгайн же считал такой грандиозный охват нереальным. Указывал, что удар левым крылом, как и прошлые подобные попытки, приведет лишь к местным тактическим успехам. А нужен был крупный стратегический выигрыш – такой, чтобы вывел Россию из войны. Что при окружении нескольких армий в Польше полагалось вполне достижимым. Предложение Гинденбурга было отклонено, ему предписывалось все резервы передать в 12-ю армию Гальвица, а другие операции приостановить. Командование Обер-Вест директиву выполнило наполовину. Начало готовить наступление Гальвица, но было убеждено, что оно сможет решить лишь второстепенные задачи, и стало одновременно подготовлять бросок Неманской армии – сил у нее хватало.

Ну а Макензен 26.6 стал разворачиваться на север и двинулся вдоль Буга, рассчитывая с ходу разгромить отступившую 3-ю армию Леша, уже измочаленную в предыдущих боях. Завязалось упорное сражение у Томашова. Но этот удар Алексеев сумел парировать, сформировав из резервов и войск, переброшенных с других участков, группу ген. Олохова, нанесшую контрудар по правому флангу наступающих немцев и австрийцев, взяв значительное количество пленных. И к 29-30.6, в четырехдневных упорных схватках противника здесь остановили. Макензен попытался перенести тяжесть удара со своего правого фланга на левый, произвел перегруппировку, и 1.7 атаковал у Красника, на стыке 3-й и 4-й армий. Русским войскам пришлось тяжело. Их батареи вообще молчали – больше не было снарядов. И немцы, пользуясь этим, стали выводить свои батареи на открытые позиции, вести огонь прямой наводкой с 1-2 км. Леш на это отвечал, чем мог – в его частях стали создаваться группы пулеметов, которые выдвигались вперед и били вражеских артиллеристов. Однако и германские части постепенно выдыхались, атаковали все менее интенсивно, и на этом участке их тоже удалось задержать. А на Юго-Западном фронте в это время 11-я армия Щербачева нанесла вдруг на Днестре у г.Журавно неожиданный контрудар. Опрокинула зарвавшиеся в преследовании дивизии Южной армии Линзингена и отбросила назад, взяв 20 тыс. пленных. Австро-германское командование сразу занервничало, опасаясь более крупного наступления русских. А Макензен 8.7 приостановил операцию у Красника, чтобы подготовить удар более тщательно.

Русское командование правильно оценило поворот ударной группировки в Галиции. Конечно, знало оно и о накоплении вражеских сил на северном фланге дуги. План “клещей” был очевиден. Ставка и Алексеев отдавали себе отчет и в том, что без снарядов и при остром дефиците вооружения остановить немцев будет нереально, а котрудары окажутся неэффективными. Поэтому Алексеев еще 5.7 получил разрешение оставить Польшу. Но требовалось выиграть время, чтобы эвакуировать хотя бы самое ценное. Да и не столь уж это простое дело – отступить. Вот что пишет, например, такой военный специалист как маршал И.Х. Баграмян: “Недостаточно искушенному в военном деле человеку отступление кажется более простым делом, чем наступление. Но это далеко не так... Отход угнетает солдата: нет ничего горше сознания, что враг на этот раз оказался сильнее тебя, и вот уже топчет родную твою землю, а ты пока не можешь положить конец этому… С военной точки зрения отступление – сложнейший маневр. Надо суметь перехитрить противника, из-под самого его носа вывести войска с минимальными потерями. И все это в условиях, когда инициатива находится в руках врага, когда трудно определить, где он готовит очередной удар, где собирается устроить тебе ловушку”.

Ну а в условиях июля 1915 г. отступать, оставив хорошо укрепленные позиции и имея за спиной две мощных, изготовившихся к удару неприятельских группировки, было равносильно самоубийству. Немцы ринулись бы в преследование, легко прорвали порядки откатывающихся войск, и как раз тогда и смогли бы осуществить свой план окружения. Поэтому Алексеев решил отступление вести поэтапно, и лишь после того, как удастся затормозить противника и сбить его первоначальный порыв. 13.7 в районе Прасныша перешла в наступление армия Гальвица. Она насчитывала 10,5 полнокровных дивизий (180 тыс. штыков и сабель) и 1264 орудия. Противостояла ей 1-я армия – 7 дивизий неполного состава при 317 орудиях. Причем у русских оставалось по 40 снарядов на ствол, у немцев же их было в избытке. И для организации артподготовки сюда прибыл лучший кайзеровский артиллерист ген. Брухмюллер. На русские позиции обрушился шквал огня и металла. Однако соединения 1-й армии упорно сопротивлялись, часто переходили в контратаки. Германская артиллерия сравнивала с землей окопы – но наши солдаты занимали оборону в воронках от тех же германских снарядов. Каждое селение, каждый дом превращались в опорный пункт, и немцам приходилось штурмовать их, неся большие потери. За 2 дня сражения Гальвицу удалось пробиться лишь ко второй позиции русских.

В то же время 8-я германская армия очередной раз попыталась взять Осовец. Крепость опять долбили орудия всех калибров, по ней было выпущено 200 тыс. снарядов. А она держалась. И атаки после бомбардировок встречала точными залпами своих батарей. Немцы применяли здесь и газы. Но и они не давали решающего эффекта. Отравляющими веществами можно было воздействовать лишь на передовые позиции, после чего газ сползал в долину р.Бобра и скапливался там, растекаясь по низинам. В окрестных лесах и болотах погибло все живое. Деревья стояли расщепленные и обугленные, как в кошмарном сне. А крепость жила. Врага, рассчитывающего взять перепаханные и протравленные передовые траншеи, опять накрывали артогнем и тех, кто после этого уцелел, выбивали контратаками. Пробовали достать защитников и с дальних дистанций химическими снарядами. И снова не получалось. Люди приспособились спасаться от близких выбросов отравы в пузырях воздуха, образующихся в бронеколпаках орудий и под сводами казематов. И пережидали, пока газ стечет – форты располагались на возвышенностях, а хлор тяжелее воздуха, оседает вниз.

15.7 перешла в наступление и группировка Макензена на южном фланге дуги. Теперь она насчитывала 4 армии. Сюда прибывали все новые подкрепления, и из состава разросшейся 11-й была выделена еще одна, Бугская армия. А кроме 4-й австрийской Макензену придали и 1-ю, перебрасывая ее сюда из-за Вислы. Она развертывалась в районе Сокаля для обеспечения правого фланга группировки – чтобы не повторилось истории с контрударом, как под Томашовом. И должна была наступать в стык между Северо-Западным и Юго-Западным фронтами. Но и у Макензена продвижение пошло куда медленнее, чем ожидалось, завязались упорные бои под Красноставом. Тирпиц отмечал в дневнике, что “на Востоке… гвардейская пехота отпять понесла тяжелые потери”. А 19.7 пришел к выводу: “Мы здорово увязли на Востоке ”. Если южной группировке, преодолевая сопротивление, все же удавалось теснить русских, то на северном фланге армия Гальвица фактически застряла. Несмотря на численное и материально-техническое превосходство, русские войска в течение 6 дней сумели сдерживать ее атаки, немцам здесь удалось продвинуться всего на 7-8 км.

Зато переброска 1-й австрийской армии на помощь Макензену создала подходящие условия для начала планомерного отступления Северо-Западного фронта. Ведь она стояла против 4-й русской. И чтобы прикрыть брешь, немцы должны были растянуть на юг фронт своей 9-й армии – стоявшей против 2-й русской. Давление противника на всем центральном участке ослабло, и Алексеев 19.7 отдал приказ об отходе 2-й и 4-й армий за Вислу, что можно было теперь сделать без особого риска. А 22.7, когда этот маневр был выполнен, стал оттягивать назад и войска на флангах. По его директиве 1-я и 12-я армии отступали на рубеж р. Нарева, а 3-я и 13-я (образованная из группы Олохова) – на линию Люблин – Холм – Владимир-Волынский.

Однако серьезно осложнило положение то самое “самостийное” наступление в Прибалтике, которое все же начал Гинденбург вопреки планам Фалькенгайна. Для русского командования оно стало неожиданным, в схему “клещей” никак не вписывалось, все наличные резервы были привлечены к Польше, и эта операция стала развиваться успешнее, чем у Гальвица. 20.7 после шквальной четырехчасовой артподготовки Неманская армия атаковала русские позиции на р.Дубиссе, нацеливая удар в стык между 5-й и 10-й русскими армиями, прикрытый кавалерийскими корпусами Казакова и Тюлина. Три атаки были отбиты, но к вечеру обороняющимся конникам пришлось оставить позиции – да их уже и не было, позиций, все перепахали снарядами. В специфических условиях Литвы и Латвии Людендорф применил новую тактику, выработанную по опыту прошлой операции. По сути ту же, что использовало потом германское командование в 1941 г. – но только еще без танков. При отсутствии сплошного фронта, когда русские части перекрывали редкие дороги в лесах и дефиле в озерах и болотах, немцы стягивали к какому-либо узлу сопротивления, отделенному этими лесами от соседей, значительное количество артиллерии, выбивали “пробку”, после чего по открывшемуся пути бросали вперед сильные подвижные соединения – кавалерию, велосипедистов, пехоту на телегах. И наши войска, защищающие соседние дороги и проходы, тоже должны были далеко отходить, поскольку враг прорывался в их тылы.

Силы Неманской армии в ходе продвижения разделились на две группировки. Северная пыталась охватить левый фланг 5-й армии и заставляла его отступать. Южная стремилась прорваться на восток, во фланг 10-й армии. Наше командование, маневрируя имеющимися силами, наносило контрудары, и населенные пункты порой по несколько раз переходили из рук в руки. Развернулось сражение под Шавли (Шауляем). 10 дней шли бои за Митаву (Елгава). С большим трудом немцам удалось взять оба города, но на этом их наступление выдохлось, прорывы были локализованы, и намеченной цели – выхода в глубокий тыл Северо-Западного фронта, Гинденбургу достичь на удалось. Зато удалось другое – вместо узкой приморской полосы в Прибалтике образовался значительный плацдарм, достаточный для развертывания крупных объединений. И кайзеровская Ставка, учитывая затруднения на Нареве, согласилась перенести главные усилия сюда. На август начали готовиться новые удары. Один – на Ригу, во взаимодействии с силами флота. Другой – на Ковно и Вильно.

На всем протяжении Северо-Западного фронта кипели жаркие схватки. Противних засыпал русские позиции тяжелыми снарядами, применял газы. Противогазов еще не было. По опыту англичан вышла инструкция, рекомендующая использовать ватно-марлевые повязки, но они оказывались недостаточно эффективными. И русские солдаты и офицеры придумывали свои способы защиты – наваливали на бруствер хворост, а когда газовое облако приближалось, поджигали, держась поближе к кострам. И восходящий поток горячего воздуха приподнимал облако, оно перетекало над головами людей. Кстати, и немцы применили “новшество”. Перед газовой атакой солдатам выдавали специальные дубинки, чтобы не тратить патронов и добивать отравленных. А часто, чтобы воздействовать на психику, пугали обычным дымом, поджигая кучи торфа или тряпок. Однако прорывов с выходом на оперативный простор у врага не получалось. Шло медленное “прогрызание” обороны, а наши части отходили и занимали позиции на новых рубежах.

В Литве, когда германская конница с пехотным полком с налета захватила станцию Трошкуны (Трошкунай), против нее был брошен 5-й Каргопольский драгунский полк. Разгромив 3 эскадрона противника, взял станцию и атаковал местечко Трошкуны, но был отбит. Между станцией и местечком осталось несколько километров нейтральной земли, на которой немцы разместили полевой караул и корректировщиков огня. Уничтожить их вызвались пятеро “охотников” (добровольцев) – старые опытные унтера Мешков и Чернов, ефрейторы Фирсов и Петров и рядовой Рокоссовский. Ночью подползли и перебили отделение германцев. И заняли оборону во вражеских окопах. Утром противник попытался вернуть позицию – его встретили огнем винтовок и трофейного пулемета. Немцы предприняли несколько атак, стали обстреливать захваченную высотку тяжелой артиллерией. Но пятеро смельчаков держались до вечера и лишь под покровом темноты отошли к своим – причем без потерь. За этот подвиг Рокоссовский был награжден Георгиевской медалью IV степени.

А в боях, разыгравшихся под Таржимехи отчаянно дрался 3-й Хоперский полк. Казаки встретили атаку врага своей контратакой в пешем строю, а начальник пулеметной команды сотник Шкуро со своими “максимами” под обстрелом вылетел на конях впереди наступающих хоперцев, лихо развернулись на фланге немецких цепей и стали поливать их очередями. В этой схватке Шкуро был ранен в живот, и от смерти его спас кинжал на поясе черкески – пуля попала в него и отклонилась, лишь вспоров брюшину. Героически держался Осовец. Армия Гальвица, потеряв около 60 тыс. чел., треть своего состава, к началу августа заняла переправы через Нарев, но на этом и остановилась, не в силах продвинуться дальше. На участке 2-й армии, под Горалем на Висле, стоял насмерть Гренадерский корпус – без снарядов, отбиваясь штыковыми. 3-я и 13-я армии отражали ожесточенные атаки Макензена на линии Люблин – Холм, прикрывая войска, находящиеся под Варшавой и не давая врагу замкнуть кольцо. Командование противника начало перераспределять силы и смещать направление ударов.

Германская Бугская армия обрушилась на русских у Холма, сумела сокрушить и отбросить части, оборонявшиеся между р.Вепрж и Буг и углубиться на север, захватив г. Влодава (южнее Бреста). Здесь немцы навели мосты и попытались форсировать Буг, чтобы выйти в тылы русского фронта. Алексеев этот успех парировал, стянув к месту переправы пехотные части и бросив их в контратаки. А молчание нашей артиллерии тут по мере сил компенсировала авиация. Многие самолеты в боях вышли из строя из-за аварий, отсутствия запчастей, были сбиты. И в 3-й армии из трех авиаотрядов к этому времени остался один – 31-й, в котором было 5 аэропланов. Но они сделали невозможное. Содействуя атакам своей пехоты, только за один день 1.8 произвели по 6 вылетов, бомбили мосты, расстреливали из пулеметов переправляющихся немцев. То же повторилось 2.8. Приземлившись на своем аэродроме, заправившись горючим и приняв боезапас, летчики тут же взлетали снова. И за 2 дня сбросили на переправы 250 пудов бомб (4 тонны), израсходовали 3 тыс. патронов. Немцы так и не смогли перебросить через реку значительные силы, и было выиграно время, позволившее подтянуть резервы и организовать прочную оборону. Форсировать Буг неприятелю не удалось.

Но положение стало еще более угрожающим. Основание дуги при глубине 190 км уменьшились теперь до 200 км – от Осовца до Влодавы. С севера враг в районе Ломжи находился в 30 км от ключевой железной дороги Варшава – Вильно, с юга в нескольких местах опасно приблизился к другой магистрали, ведущей на восток, Варшава – Минск. И 5.8 Алексеев приказал оставить Варшаву. По ее улицам провели несколько лучших сибирских дивизий, введя в заблуждение вражескую разведку. Германское командование сочло, что Варшаву будут отстаивать до последнего. А те же дивизии скрытно грузились в эшелоны и отправлялись на восток. 6.8 в польскую столицу вступили немцы – неуверенно, с оглядкой, ожидая подвоха. Как вспоминал Тирпиц, в германской Ставке радость по поводу взятия Варшавы получилась “неполная”, поскольку “заняли только западную часть, а русская армия смогла в основном выйти из окружения”. А Алексеев, предвидя, что очередной удар готовится в Прибалтике, решал теперь двойную задачу. Выводил войска из Польши и сосредотачивал их на своем правом фланге. Прежняя 12-я армия расформировывалась, и часть соединений направлялась к Риге, где создавалась новая 12-я под командованием Радко-Дмитриева. Еще одну сильную армейскую группу Алексеев сосредотачивал у Вильно, чтобы отразить германское наступление на этом участке и нанести фланговый контрудар под основание всей группировке врага в Прибалтике.

Фронт приблизился к линии приграничных русских крепостей. Здесь надо сделать некоторые пояснения. По доктринам XIX в. крепости как основу долговременной обороны строили все европейские страны. Но по мере развития военной техники уже становилось ясно, что они морально устаревают. А перестройка и переоборудование подобных “сухопутных линкоров” оказывались делом чрезвычайно дорогим. И в начале ХХ в, тоже во всех странах, начали модернизировать лишь важнейшие из них, а остальные упразднять. В России упразднялись и разоружались крепости Варшава, Ивангород, а оставлялись и подлежали усилению Ковно, Гродно, Осовец, Брест-Литовск и Новогеоргиевск. А в ходе армейской реформы 1906 г. были расформированы специальные крепостные полки, составлявшие их гарнизоны. Было решено, что при необходимости оборону займут полевые войска или ополченцы. А переоборудование крепостей требовало огромных вложений и шло очень медленно. Так, Новогеоргиевск считался самой сильной крепостью, имел железобетонные казематы и перекрытия. И как раз поэтому его дополнительно укреплять не стали, хотя возводились фортификации давно, и были рассчитаны по максимуму на попадания шестидюймовых снарядов (152 мм). Успели основательно доработать Осовец и Ковно, в Гродно к началу войны работы еще не были закончены, а в Бресте и не начинались, тут укрепления были еще не бетонными, а кирпичными (и таковыми оставались в 1941 г).

Первая мировая показала, что это, собственно, было и бесполезно. Вполне современные крепости на Западе не могли долго держаться под огнем 350 и 420-мм махин. Но был и обратный пример – Осовец, где долговременные укрепления удачно сочетались с полевой обороной. И при планировании отступления Алексеев не стал пытаться удерживать старые упраздненные крепости, Варшаву и Ивангород. Но Новогеоргиевск (Модлин), расположенный в 30 км от Варшавы, при слиянии Вислы и Буга, и очутившийся на самой вершине фронтовой дуги (а после сдачи польской столицы – на острие узкого выступа), получил приказ обороняться. Кто принял это решение, трудно сказать. В одних источниках называется Алексеев, в других – Верховный Главнокомандующий. Неизвестны и причины, по которым оно было принято. Может быть, надеялись на повторение сценария Осовца – Новогеоргиевск был куда более крупной крепостью, имел около 300 орудий, значительный запас снарядов (которые, к сожелению, нельзя было отдать армии – на фортах стояли стационарные морские орудия других калибров). Впрочем, можно высказать еще одно предположение. Что, как это ни горько, Новогеоргиевском русскому командованию пришлось пожертвовать вполне сознательно. Чтобы задержать немцев и выиграть время для отступления остальной армии. Позволить отойти соединениям, обороняющимся на Нареве и оставшимся на левом берегу Буга.

Фактически крепость был обречена. В отличие от Свешникова, опиравшегося на стойкий и хорошо обученный гарнизон, у коменданта Новогеоргиевска генерал-лейтенанта Де Витта имелось лишь несколько ополченских дружин и потрепанная дивизия в 8 тыс. штыков. С последними прорвавшимися эшелонами сумели подбросить подкрепления – 6 тыс. ополченцев и 100 прапорщиков, даже не разобранных по подразделениям. Де Витту пришлось формировать из них сборные команды и посылать на позиции, когда немцы уже атаковали. При первом же натиске полевая оборона на флангах была прорвана, и 12.8 враг взял крепость в кольцо. А дальше подвезли “Толстые Берты”, для руководства осадой прислали ген. Безелера, бравшего Антверпен. И пошло. По очереди, систематически. Перекрытия, не рассчитанные на такие калибры, прошибались и крушились. Один из фортов рухнул с первого, хорошо выверенного залпа… И тем не менее крепость держалась неделю. Целую неделю. И неделю поистине драгоценную. Ведь у немцев уже не было излишков сил, чтобы оставить корпус-другой для блокады и маршировать дальше. Эти самые корпуса, скованные под Новогеоргиевском, ослабили группировку, необходимую для преследования русских войск, и за неделю те успели отойти далеко на восток.

В это время, 11.8, немцы перешли в наступление и в Литве. Форсировали р.Невяж (Нявежис), правый приток Немана, и завязали бои у г.Вилькомира (Укмерге). К такому развитию событий Алексеев был готов. И армейская группа у Вильно, усиливающаяся за счет частей, выходящих из Польши, разворачивалась для ответных действий. Но хорошо задуманный контрманевр был сорван катастрофой с крепостью Ковно. Вот здесь-то как раз имелись все условия такой же прочной обороны, как в Осовце. И система рек, прикрывающих крепость – с одной стороны Неман, с другой – р.Швянтойи. Ковно не было изолировано и окружено, рядом держали фронт полевые войска. Но сказался “человеческий фактор”. Когда немцы подвезли осадную артиллерию и начали бомбардировку, комендант крепости престарелый ген. Григорьев настолько ошалел от страха, что уже не контролировал собственных действий и попросту сбежал, его несколько дней не могли найти. О бегстве команданта стало известно гарнизону, что совершенно деморализовало солдат. И помощники у такого командира оказались соответствующие. Растерялись, и вместо того, чтобы организовать отпор врагу, искали коменданта и запрашивали указаний. А немцы времени не теряли, полезли на штурм и проникли в крепость. 18.8 Ковно пало. Но ведь “крепость” – это не средневековый прямоугольник стен с башнями, ее форты и орудия прикрывали участок в десятки километров. Сломалась вся система обороны в Литве – во фронте оказалась брешь, куда хлынул противник. А Григорьева жандармы обнаружили в 100 км от фронта, в Вильно, где он, совершенно потеряв голову, сидел безвылазно в номере гостиницы “Бристоль”. Получил 15 лет за дезертирство.

А на следующий день сдались остатки защитников Новогеоргиевска. Германская пропаганда громко трубила об этой победе. Писали о 90 тыс. пленных, в том числе 30 генералах, о 700 взятых орудиях. Что было, разумеется, чрезмерным преувеличением. Такого количества войск у Де Витта, по должности – начальника дивизии, никогда не было. И уж тем более не могло быть стольких генералов, когда у него и офицеров-то не хватало. К тому же, по словам участников событий, из тех, кто действительно защищался в крепости, после недели непрерывного сражения уцелели немногие… Видимо, немцам очень уж хотелось изобразить взятие Новогеоргиевска адекватным реваншем за Перемышль, и к гарнизону приплюсовали всех пленных, взятых в западной оконечности выступа, да захваченных в Варшаве генералов-отставников или не успевших выбраться административных начальников. А среди пушек посчитали и допотопное старье, сваленное в крепостных арсеналах в ожидании переплавки.

Однако в противоположность Ковно, Новогеоргиевск сделал свое дело. За то время, пока он сковывал немцев, главные силы русских армий вышли из польского “мешка”. Вышли систематически, организованно. Оставил свои полуразрушенные укрепления и гарнизон Осовца, до последнего момента удерживавший правый фланг выступа. Дальнейшая оборона крепости становилась бессмысленной – неприятельские части уже приближались к ней с тыла. Тем не менее и “взятие” Осовца (пустого) немцы не преминули объявить “феноменальным триумфом” Гальвица. Хотя в данном случае дело обстояло наоборот. Маленькая крепость, несмотря на все бомбардировки и количество положенных в атаках на нее германских солдат, продержалась 6,5 месяцев! И осталась непобежденной, гарнизон ушел по приказу. (Генералу М.С. Свешникову суждено было пережить все смуты, впоследствии он преподавал в академии им. Фрунзе).

Но отступление само по себе очень тяжело сказывалось на состоянии войск. Солдаты топали, не зная куда, отмеряя ногами десятки километров. Подрывал дух безответный и безнаказанный огонь германской артиллерии. Были далеко не единичные факты деморализации, сдачи в плен целыми ротами, особенно там, где командиры оказались не на высоте или выбиты. А каково было тем, кого бросали в контратаки, чтобы спасти положение на каком-то соседнем участке? Солдатам же не объяснишь, что деревня, на которую предстоит наступать, на самом деле вовсе и не нужна. Наоборот, приходилось внушать, что нужна. И ее берут, потеряв половину личного состава. А потом получают приказ отступать. Потому что дело сделано, противник оттянул сюда резервы, что позволило выбраться из беды соседям. Но ведь те, кто атаковал, этого не знают. Они знают лишь, что одержали победу – и вот тебе, из-за чьей-то глупости наверху все насмарку…