Парадокса, Юмора, Перемен. 3 страница
«Дело не веровании, а в делании. Могу сказать тебе вот что: я ем только то, что полезно и ровно столько сколько мне необходимо. Для того, чтобы оценить то, что ты называешь естественным питанием, тебе придется отшлифовать свои инстинкты и стать естественным человеком».
«Звучит слишком аскетично. Ты что же, даже изредка не можешь позволить себе мороженое?»
«Мой рацион может, сперва, показаться спартанским, по сравнению с теми излишествами, которые ты назвал бы „умеренностью в питании“, Дэн, однако то, как я ем уже само по себе напитано удовольствием, потому что я развил в себе способность наслаждаться простейшей пищей. Ты тоже этому научишься».
Мы постучали в дверь и нам открыл Джозеф. «Входите, входите», – с энтузиазмом сказал он, словно приглашая нас к себе в дом. Толстые ковры устилали пол небольшой передней комнаты. В самом помещении кафе размещались тяжелые, покрытые лаком, грубо‑тесанные столы, мягкие стулья с прямыми высокими спинками. Интерьер под старину. Все стены украшали гобелены, за исключением одной, которую почти полностью закрывал живописнейший аквариум с разноцветными рыбками. Сквозь стеклянный потолок в комнату вливался утренний свет. Мы расположились в центре, под лучами утреннего солнца вперемешку с легкими тенями воздушных облачков, проплывающих сверху.
К нам приблизился Джозеф, неся над головой две больших тарелки. С показным изяществом он поставил перед нами тарелки: сначала Сократу, потом мне. «Ах, это выглядит просто восхитительно!» – сказал Сократ, запихивая салфетку за ворот рубашки. Я опустил глаза. На тарелке передо мной лежали кружками нарезанная морковь и листик салата. Я, в оцепенении, глазел на них.
Взглянув на меня, Сократ едва не свалился от хохота на пол, а Джозефу пришлось опереться рукой о край стола. «А‑а», – произнес я с облегчением, – «так это шутка».
Не говоря ни слова, Джозеф унес тарелки и вернулся с двумя красивыми деревянными мисками. В каждой миске находилась точная миниатюрная копия горы. Сама гора была скомбинирована из мускусной и медовой дынь. Небольшие кусочки грецких и миндальных орехов, каждый из которых был уникально обработан, стали коричневыми булыжниками. Кусочки яблок и тоненькие ломтики сыра образовывали выходы скальных пород. Деревья были сделаны из множества верхушек петрушки. Каждому дереву была придана совершенная форма, как карликовым деревьям в горшках. Ледник из йогурта покрывал вершину. У подножия горы лежали разрезанные пополам виноградины и кольцо из земляники.
Я просто глаз не мог отвести. «Джозеф, это слишком красиво. Я не могу есть это. Мне хочется его сфотографировать». Сократ, как я успел заметить, уже приступил к трапезе в своей обычной манере: не торопясь, понемножку. Я с удовольствием принялся за гору. Когда я доедал, неожиданно, Сократ принялся жадно, почти не жуя, поглощать свою еду. Я понял, что он пародирует меня.
Я изо всех сил старался брать маленькие кусочки, глубоко дыша между каждым, так, как делал это он, но это казалось ужасно томительным.
«Удовольствие, которое ты получаешь от еды, Дэн, ограничивается только вкусом пищи и чувством полного желудка. Ты должен научиться радоваться всему процессу: сначала голоду, тщательному приготовлению, привлекательной сервировкой стола, запахом, жеванием, вкусом, глотанием, а также чувством легкости и энергии после трапезы. И наконец, ты можешь насладиться полным и легким удалением пищи, после того как она переварилась . Когда ты будешь уделять внимание всем этим элементам, ты начнешь ценить простую еду; и тебе не нужно будет столько пищи.
«Ирония твоих теперешних привычек питания заключается в том, что пока ты боишься пропустить прием пищи, ты не осознаешь, в полной мере, пищу, которую ты ешь в действительности».
«Я не боюсь пропустить прием пищи», – запротестовал я.
«Рад слышать. Это поможет тебе на следующей недели. Этот завтрак – последняя еда, которую ты принимаешь за следующие семь дней». Сок продолжил объяснять, что очистительное голодание, я должен начать немедленно. Разбавленный фруктовый сок или травяные чаи без сахара будут составлять весь мой рацион питания.
«Но Сократ, мне необходим протеин и железо, чтобы лечить ногу; Мне нужна энергия для занятий гимнастикой». Все без толку. Сократ мог быть совершенно нелогичным человеком.
Мы помогли Джозефу прибраться, немного поговорили, поблагодарили его и ушли. Я уже был голоден. За время пешей прогулки обратно к кампусу, Сократ подытожил дисциплины, которым я должен был следовать до тех пор, пока мое тело не вернет себе естественные инстинкты.
«Через несколько лет, в правилах не будет никакой нужды. Однако сейчас, ты должен удалить из рациона любые продукты, содержащие рафинированный сахар и муку, мясо, яйца, а также кофе, алкоголь и табак и другую бесполезную пищу. Ешь только свежую, нерафинированную, необработанную пищу без химических добавок. В принципе, на завтрак можешь есть блюда из свежих фруктов, возможно с добавлением прессованного творога или йогурта. На обед – это основная еда, должны быть сырой салат, печеный или вареный на пару картофель, может быть, немного сыра, хлеб из муки грубого помола или зерна. На ужин – сырой салат и, иногда, легко проваренные на пару овощи. Хорошо нажимай на сырые, несоленые семена и орехи».
«Да уж, Сок, чувствую досталось мне от тебя „на орехи“, – недовольно проворчал я.
По дороге домой, мы прошли мимо бакалейной лавки. Я уже было собрался зайти и купить немного печенья, как тут вспомнил, что мне нельзя есть магазинных печений всю оставшуюся жизнь! И что на протяжении последующих шести дней и двадцати трех часов мне вообще нельзя есть.
«Сократ, я голоден».
«Я никогда не говорил, что тренировка воина это „тортик с кремом“.
Мы шли по студенческому городку, как раз в перерыве между занятиями и, Спраул Плаза была полна людей. Я тоскливо глядел на аппетитных красоток. Сократ коснулся моей руки. «Я как раз вспомнил, Дэн, что до поры тебе следует избегать не только кулинарных излишеств».
«Ничего себе», – я остановился как вкопанный, – «Я хочу удостовериться, что правильно понял тебя. Сформулируй поконкретнее».
«Проще простого. Пока ты не достигнешь достаточной зрелости, ты можешь, вне всякого сомнения, наслаждаться близкими, сердечными отношениями. Однако, ты должен полностью освободиться от своей озабоченности в сексуальной разрядке. Чтобы тебе было совсем ясно: Держи своего парня в штанах».
«Но Сократ», – запротестовал я, будто речь шла о моей жизни, – «это устаревшее, пуританское, нелогичное и нездоровое предложение. Когда ты лишаешь меня пищи это одно, однако это совсем другое!» Я принялся цитировать «Философию Плэйбоя», Альберта Эллиса, Роберта Риммера, Жаклин Сюзанн и Маркиза де Сада. Я даже сослался на Читательский Бюллетень и сериал «Дорогая Эбби», но его ничто не поколебало.
Он сказал: «Нет смысла объяснять мои мотивы. Тебе просто предстоит находить свои будущие удовольствия в свежем воздухе, свежей пище, свежей воде, свежей осознанности и солнечном свете».
«Как же я смогу одолеть все эти дисциплины, которые ты преподаешь мне?»
«Прими во внимание последний совет, который Будда дал своим ученикам?»
«Что же он сказал?» – я замер, ожидая вдохновения.
«Поступайте наилучшим образом», – сказав это, он растворился в толпе.
На следующей неделе, мой обряд посвящения вступил в силу. В то время, когда мой желудок урчал, Сок заполнял мои ночи «основными» упражнениями, обучая меня как дышать более глубоко и медленно: рот слегка прикрыт, язык прижат к небу. Я старался до изнеможения, с нетерпением дожидаясь своего (Ох!) разбавленного фруктового сока и травяного чая, мечтая об отбивных и слоеных булочках. Хотя и к отбивным и к булочкам раньше я был довольно равнодушен!
В один день он приказывал мне дышать через живот, на другой дышать сердцем. Он начал критиковать мою походку, мою манеру говорить, мой блуждающий взгляд, который «блуждал по Вселенной напару с моим умом». Казалось, ничего из того, что я делал не удовлетворяло его.
Снова и снова он поправлял меня: иногда мягко, иногда резко. «Соответствующая поза – это способ сливаться с гравитацией, Дэн. Соответствующее отношение – это способ сливаться с жизнью». И так далее и тому подобное.
Третий день голодания был самым тяжелым. Я был немощен и капризен; у меня болела голова, дыхание сбивалось. «Все это составные части очистительного процесса, Дэн. Твое тело очищается, избавляясь от накопленных токсинов». Все, что я смог делать на тренировке ограничилось лежанием и растягиванием мышц.
На седьмой день мое самочувствие улучшилось, даже стало превосходным. Я чувствовал, что могу продолжить голодание. Мой голод улетучился; вместо него я чувствовал приятную усталость и легкость. Качество тренировок стало улучшаться. Ограничиваемый только своей слабой ногой, я интенсивно тренировался, ощущая небывалую гибкость и расслабленность.
Когда я стал принимать пищу на восьмой день, начиная с очень небольшого количества фруктов, мне пришлось напрягать всю свою волю, чтобы досыта не набивать свой желудок, тем, что мне можно было есть.
Сократ не терпел жалоб и душещипательных бесед. Фактически, он хотел, чтобы я не разговаривал вообще, если только мне не надо было сказать что‑либо абсолютно необходимое. «Хватит пустой болтовни», – сказал он, – «То, что выходит из твоего рта, также важно как и то, что в него входит». Таким образом мне удавалось подвергать внутренней цензуре те свои реплики, которые выставляли меня в дурацком свете. Мне и самому понравилось меньше говорить, как только я стал «ухватывать изюминку». Но спустя несколько недель я устал от этого.
«Сократ, ставлю доллар, что я заставлю тебя сказать больше, чем два слова».
Он протянул ладонь со словами: «Ты проиграл».
На первых порах, меня переполняли воля и уверенность, по причине моих гимнастических достижений в прошлом. Но вскоре, я стал осознавать, что, как и говорил Сократ, подготовка воина это не «тортик с кремом».
Моей главной проблемой стало общение с друзьями. Рик, Сид и я поехали с подружками в пицерию Ла’Валля. Все, включая и мою подругу, заказали супер большую пиццу с колбасой. Я довольствовался маленькой, вегетарианской пиццей из цельных зерен пшеницы. Они пили молочные коктейли или пиво, я потихоньку потягивал свой яблочный сок. После они захотели пойти в Дом Мороженого Фентона. Пока они ели мороженое с фруктами, сливками и орехами, я сосал кубик льда. Я с завистью смотрел на них. В ответ, они глядели слегка пренебрежительно. Наверно, я заставлял их чувствовать свою вину. Под тяжестью моих дисциплин, моя социальная жизнь катилась под откос.
Я обходил десятой дорогой все пончиковые магазинчики, стойки с продуктами и уличные ресторанчики в окрестностях кампуса. Мои подспудные желания и усилия по принуждению себя стали очевидны мне, но я отбивался как мог. Если я превращусь в слизняка из‑за пончика, то я не смогу посмотреть в глаза Сократу.
Хотя, со временем, сопротивляться становилось все легче. Как‑то я пожаловался Сократу, несмотря на его тяжелый взгляд: «Сок, с тобой уже не так весело как прежде. Ты превратился в обычного ворчливого старикана. Ты даже не излучаешь сияния больше».
Он наградил меня сердитым взглядом. «Фокусов больше не будет». Ну и жизнь пошла: ни фокусов, ни секса, ни картофельных чипсов, ни гамбургеров, ни сладостей, ни пончиков, ни веселья, ни отдыха; дисциплина во всем и везде.
Закончился бесконечный январь; пролетел февраль, а сейчас и март почти закончился. Команда заканчивала сезон без меня.
Я снова сказал Сократу о своих чувствах, но он не выразил никакого сочувствия и поддержки. «Сократ, я и впрямь какой‑то духовный бойскаут. Мои друзья уже не хотят никуда меня приглашать. Ты разрушаешь мою жизнь! Я боюсь что превращусь в высохшего старого…»
Меня оборвал его смех. «Дэн, уверяю тебя, если обезвоживание это то, чего ты опасаешься, то моя последняя жена считала меня мужчиной „в самом соку“.
«Твоя жена?»
Он опять посмеялся над шокированным выражением на моем лице. Затем он посмотрел на меня; я подумал, что он хотел сказать еще, что‑либо еще. Однако он вернулся к работе над бумажками и сказал: «Поступай наилучшим образом».
«Ну, спасибо за душевный совет». Глубоко в душе, я был обижен тем, что мою жизнь направляет другой человек, даже такой как Сократ.
Тем не менее, стиснув зубы, я следовал всем правилам, до того момента, когда однажды, во время тренировки, в зал вошла та самая обворожительная медсестра, которая еще в больнице не давала покоя моей эротической фантазии. Она молча присела и стала наблюдать за нашими воздушными пируэтами. Я заметил, что, почти сразу, все ребята в зале приободрились и стали с новым рвением тренироваться и я не был исключением.
Делая вид, что полностью увлечен своими упражнениями, я, каждый раз, смотрел в ее сторону уголками глаз. Ее обтягивающее блестящее трико и топик на бретелях приковали мое внимание; мой ум уплывал к более экзотическим формам занятий гимнастикой. Остаток тренировки я четко осознавал ее внимание к себе.
Она исчезла незадолго до окончания тренировки. Я вымылся в душе, оделся и стал подыматься по ступенькам. Там, на площадке лестницы стояла она, соблазнительно опираясь на перила. Я даже не помню, как поднимался по оставшимся ступенькам.
«Привет, Дэн Милмен. Меня зовут Валери. Ты выглядишь значительно лучше с тех пор, когда я ухаживала за тобой в больнице».
«Мне значительно лучше, сестра Валери», – улыбнулся я во весь рот, – «Я так рад, что ты за мной ухаживала». Она засмеялась и призывно потянулась.
«Дэн, хочу попросить тебя об одном большом одолжении. Не проводишь ли меня домой? Уже темнеет и за мной увязался один подозрительный тип».
Я хотел было сказать, что уже начало апреля и, что солнце сядет только через час, но потом подумал: «Какого черта! Какие мелочи».
Мы шли, разговаривали и закончили ужином у нее в квартире. Она откупорила бутылку «своего особого вина для особых гостей». Я едва пригубил; но это было началом конца. Я чувствовал себя отбивной на раскаленной сковороде. В какой‑то момент тонкий голос спросил: «Ты мужчина или слизняк?» И другой тоненький голосок ему ответил: «Я возбужденный слизняк!» Той ночью я нарушил все правила данные мне. Я съел все, что она дала мне. Я начал с густого супа из моллюсков, затем салат и бифштекс. А на десерт, несколько порций самой Валери.
Следующие три дня я провел почти без сна, беспокоясь лишь о том, как признаться во всем Сократу. Я готовился к худшему.
В тот вечер я вошел в комнату на заправке и рассказал ему все, не оправдываясь, и стал ждать, затаив дыхание. Сократ молчал долго. Наконец он произнес: «Я заметил, что ты еще не научился дышать как следует». Прежде чем я открыл рот, он поднял ладонь. «Дэн, я могу понять как ты можешь выбрать мороженое или флирт с красивой женщиной в предпочтение тому Пути, который я указал тебе…, но можешь ли ты понять это?» Он сделал паузу. «Ни благодарностей, ни обвинений. Теперь ты понимаешь силу неодолимую силу позывов своего желудка и чресел. Это хорошо. Но учти, я просил тебя делать все, что ты можешь. Это все что ты можешь?»
Сократ переключил свои глаза на «свет»; они буквально просвечивали меня. «Возвращайся через месяц, но только если ты будешь строго придерживаться правил. Можешь видеться с этой девушкой, если хочешь; отдавай ей свое внимание и настоящие чувства, но вне зависимости от порывов, которые будут у тебя возникать, пусть ведет тебя Высшая Дисциплина!»
«Я сделаю это, Сократ! Клянусь, что так и будет! Я все понял».
«Ни решимость ни понимание никогда не сделают тебя сильным. У решительности есть искренность, у логики есть ясность, но ни у того ни другого нет энергии, которая тебе понадобится. Пусть гнев будет твоей решимостью, твоей логикой. Увидимся через месяц».
Я знал, что если я еще раз отступлю от правил, то для нас с Сократом нет будущего. С растущей решимостью, я сказал себе: «Никакая соблазнительная женщина, пончик или кусок жареной коровьей плоти не согнут моей силы воли еще раз. Я научусь контролировать свои импульсы или умру».
Валери позвонила на следующий день. Я ощутил знакомые шевеления внутри при звуке ее голоса, того самого, который незадолго до этого страстно стонал мне в уши. «Дэнни, я очень хочу увидеться с тобой сегодня вечером. Ты как? Ну и хорошо. Я ухожу с работы в семь вечера. Встретимся в зале? Ладно. До встречи. Пока.»
Тем вечером, я повел ее в кафе Джозефа на превосходный салат‑сюрприз. Я заметил, что Валери флиртует с Джозефом. Он, как обычно, был само радушие, но не отвечал на женские провокации Валери.
Позже, мы вернулись в ее квартиру. Какое‑то время мы сидели и разговаривали. Она предложила вино. Я попросил сок. Она погладила мои волосы и нежно поцеловала меня, шепча мне на ушко. Я с чувством поцеловал ее в ответ. Затем я услыхал свой громкий и отчетливый внутренний голос. «Соберись. Помни о том, что ты должен делать».
Я приподнялся, сел и глубоко вздохнул. Это будет непросто сказать. Легко потрепав свои волосы, она тоже привстала, потягиваясь. «Валери, ты же знаешь, я нахожу тебя очень привлекательной и обворожительной… однако, сейчас, я занят, э, своего рода личной подготовкой, которая не позволяет мне того, что должно было сейчас произойти. Мне очень нравится твое общество и я хочу тебя видеть. Но с этого момента, я хочу чтобы ты думала обо мне как о близком друге, любящем с‑с‑священнике». Я почти не мог этого выдавить из себя.
Она глубоко вздохнула и пригладила волосы. «Дэн, это, по‑настоящему, здорово быть с кем‑то, кто не заинтересован только в сексе».
«Ну, вот», – приободрившись сказал я, – «Я рад слышать, что ты разделяешь мои чувства. У нас много общего помимо постели».
Она посмотрела на часы. «Ого, как поздно…, и мне тоже завтра нужно рано вставать…, так что пора желать друг другу „баиньки“, Дэн. Спасибо за ужин. Все было замечательно».
Я позвонил ей на завтрашний день, но у нее было занято. Я звонил снова на последующий день и наконец дозвонился. «В ближайшие несколько недель мне предстоит сдавать очень сложные экзамены по медицине».
Неделю спустя мы увиделись, когда она пришла в конце тренировки встречать Скотта, моего товарища по команде. Они прошли рядом со мной когда я поднимался по ступенькам, так близко, что я почувствовал запах ее духов. Она вежливо кивнула и поздоровалась.
Скот оглянулся на меня и многозначительно подмигнул. Я и понятия не имел о том, что это движение глазом может причинить столько боли.
В голодном отчаянии, которое не в состоянии утолить ни один свежий салат, я очутился перед закусочной Чарбройлер. Аромат гамбургеров с острым соусом стал кружить мне голову. Мне вспомнились все хорошие моменты жизни, когда мы с друзьями наслаждались гамбургерами. Словно во сне, не раздумывая, я вошел и услышал, как мой голос заказывал женщине за прилавком: «Двойной чизбургер, пожалуйста».
Она обслужила меня, я сел за столик, поднес его ко рту и хорошенько надкусил. Внезапно я осознал то, что я делаю: выбираю между Сократом и чизбургером. Я выплюнул, в ярости швырнул его в мусорный бак и вышел прочь. Все. Мое рабство случайным импульсам закончилось.
Тот вечер ознаменовал начало нового этапа моего растущего самоуважения и чувства личной силы. Я знал, что теперь мне будет легче.
В моей жизни стали происходить почти незаметные перемены. С детства я страдал от насморка, когда воздух становился прохладным, головных болей, расстройств желудка и резких смен настроения, все это было, по моему убеждению, нормальными неизбежными проявлениями. Сейчас все это исчезло.
Я ощущал постоянную легкость и энергию, струящуюся через меня и вокруг меня. Может быть, из‑за этого многие женщины хотели пофлиртовать со мной, многие детишки и собаки подходили ко мне, чтобы поиграть. Некоторые из моих товарищей по команде стали спрашивать у меня совета в разрешении своих личных проблем. Я уже не был утлой лодочкой в бушующем море, я начал чувствовать себя, как Гибралтарский Утес.
Я рассказал Сократу о своих ощущениях. Он кивнул. «Уровень твоей энергии повышается. Люди, животные и даже вещи притягиваются и благоговеют от присутствия энергетического поля. В этом все дело».
«Домашние Правила?» – спросил я.
«Домашние Правила», – и добавил, – «С другой стороны, было бы преждевременно радоваться. Чтобы сохранить перспективу, тебе лучше сравнивать себя со мной. Тогда, тебе станет ясно, что ты только что окончил детские ясли».
Университетские занятия закончились почти незаметно для меня. Экзамены прошли как по маслу. На университетские занятия, которые прежде казались главной сферой приложения сил, теперь уходила лишь малая толика моих стараний. Команду распустили на короткие летние каникулы, затем начались летние тренировки. Я ходил без палочки и даже пытался бегать – очень медленно, несколько раз в неделю. Я продолжал упражняться до предела боли, дисциплины и выносливости, и, конечно, старался наилучшим образом питаться, двигаться и дышать…, однако моих наилучших усилий было недостаточно.
Сократ начал повышать планку своих требований ко мне. «Теперь, когда формируется твоя энергия, можно приступить к серьезным тренировкам».
Я тренировался дышать настолько медленно, что на каждый вдох у меня уходило по минуте. В сочетании с предельным сосредоточением и контролем специфических групп мышц, эта дыхательная техника разогревала мое тело как сауна и позволяла мне комфортно чувствовать себя на воздухе любой температуры.
Я с восторгом понимал, что развиваю ту же силу, которую Сок продемонстрировал мне в ночь нашей встречи. Впервые, я поверил, что может быть, только может быть, я смог бы стать воином его уровня. У меня не осталось сожалений, теперь я ощущал превосходство над своими друзьями. Когда кто‑нибудь из них жаловался на болезнь или другие проблемы, которые, как я знал, можно было бы просто излечить только за счет правильного питания, то я говорил ему о том, что я узнал об ответственности и дисциплине.
Однажды вечером, я пришел на заправку весь переполняемый этим чувством готовности постичь парочку другую древних и таинственных секретов Индии, Тибета или Китая. Вместо этого, стоило мне переступить порог заправки, как в руки мне сунули поролоновую губку и приказали выдраить туалет: «До зеркального блеска». В последующие несколько месяцев, я только и делал что выполнял разные мелочные поручения по заправке и у меня совсем не оставалось времени для более важных занятий. Один раз, я целый час таскал покрышки, в другой, выносил мусор. Я подметал гараж и складывал инструменты. Раньше мне такого и представиться не могло, однако, с Сократом становилось скучно.
В то же самое время, его требования повышались до невозможности. Он давал мне работу минимум на полчаса и требовал, чтобы я выполнил ее за пять минут, а потом безжалостно начинал критиковать меня за то, что она не была выполнена как следует. Он был несправедлив, непоследователен и даже груб. Однажды, как раз в то время когда я предался такого рода мыслям, вошел Сократ и сообщил, что я оставил грязь на полу туалета.
«Кто‑то наверняка уже побывал в туалете после того, как я его вымыл», – сказал я.
«Никаких оправданий», – сказал он и добавил, – «Выброси мусор».
Я так взбесился, что схватил ручку метлы словно меч. Я ощутил леденящее спокойствие. «Сократ, я выбрасывал мусор пять минут назад. Ты помнишь это или тебя одолевает старческий маразм?»
Он скривился. «Я говорю об этом мусоре, тупица!» Он легонько похлопал себя по голове и подмигнул мне. Метла грохнулась на пол.
На другую ночь, когда я подметал гараж, Сократ позвал меня в офис. Я присел угрюмо, ожидая следующих приказаний. «Дэн, ты все еще не научился дышать естественно. Ты ленился, когда тебе нужно больше сосредотачиваться».
Это было последней каплей. Я закричал на него: «Это ты – лентяй! Я делал за тебя всю работу!»
Он помолчал и мне показалось, что в его глазах действительно мелькнула боль. Почти неслышно он произнес: «Негоже кричать на своего учителя, Дэн».
Тут я снова вспомнил, что целью всех его выпадов всегда было показать мне мои собственные умственные и эмоциональные всплески, превратить мой гнев в действие, помочь мне возмужать. Не успел я извиниться, как он сказал: «Дэн, тебе лучше уйти и не возвращаться пока ты не научишься сердечности и пока ты не научишься дышать как следует. Возможно, смена обстановки улучшит твой настрой».
С опущенной головой я грустно поплелся домой. По дороге я размышлял о том, насколько же он был терпелив к моим вспышкам раздражения, жалобам и вопросам. Все его требования шли мне же на пользу. Я дал себе клятву больше никогда не кричать на него в гневе.
Предоставленный сам себе, я старался как никогда раньше, чтобы исправить мои закоренелые дыхательные привычки, но, казалось, они становились еще хуже. Если я дышал глубоко, я забывал прижимать язык к небу; если я вспоминал об этом, мое дыхание сбивалось. Я сходил с ума.
В отчаянии, я отправился на заправку, увидеться с Соком и попросить его совета. Я нашел его в гараже, где он возился с чем‑то. Он бросил на меня один взгляд и сказал: «Уходи». Обиженный и рассерженный, не сказав ни слова, я вышел обратно в ночь и услышал позади себя его голос: «После того как научишься правильно дышать, сделай что‑нибудь со своим чувством юмора». Мне показалось, что его смех преследовал меня еще половину пути домой.
Добравшись до порога своего дома, я присел на ступеньки и уставился невидящими глазами на небольшую церковь напротив. Я сказал себе: «Хватит с меня этой невозможной тренировки». Даже произнеся это, я не поверил ни единому сказанному слову. Я продолжал есть салаты, избегать любого соблазна и самоотверженно сражаться со своим дыханием.
Прошла уже половина лета, когда я вновь вспомнил о кафе Джозефа. Я был так занят днем на тренировках в спортивном зале, а по ночам у Сока на заправке, что ни разу не выкроил время для визита к нему. Теперь, грустно размышлял я, мои ночи совершенно свободны. Я пришел в его кафе прямо к закрытию. Посетителей уже не было. Я отыскал Джозефа на кухне. Он любовно протирал фарфоровые тарелки.
Мы были так непохожи друг на друга. Я был невысокого роста, мускулистый, атлетически сложенный, с короткой стрижкой и гладко выбритый. Джозеф был высокого роста, худощавым, даже хрупким на вид, с мягкой, вьющейся, русой бородой. Я двигался и разговаривал быстро, он делал все с неторопливым вниманием. Несмотря на наши различия, а скорее благодаря им, меня тянуло к нему.
Мы разговаривали с ним допоздна. Тем временем, я помогал ему мыть посуду и подметать пол. Даже во время разговора, я старался как мог, сосредотачиваться на своем дыхании, и из‑за этого уронил тарелку и зацепился ногой о край ковра.
«Джозеф», – спросил я, – «а что Сократ и в самом деле заставлял тебя совершать пробежки в сто миль?»
«Нет, Дэн», – засмеялся он, – Мой темперамент не подходит для атлетических кульбитов. Разве Сократ не рассказывал тебе? Я был его личным поваром и слугой на протяжении многих лет».
«Нет, никогда не рассказывал. Но что ты подразумевал, когда сказал, что был его личным слугой на протяжении многих лет? С виду тебе не больше двадцати восьми или двадцати девяти лет».
Джозеф засветился от улыбки. «Я немножко старше – мне пятьдесят два».
«Ты серьезно?»
Он утвердительно кивнул. Определенно, во всех этих дисциплинах что‑то было.
«Но если у тебя не было много физической подготовки, то чем ты занимался? В чем состояло твое обучение?»
«Дэн, я был очень сердитым и зацикленным на себе молодым человеком. Он показал мне как отдавать себя другим с настоящим счастьем и любовью, предъявляя ко мне крайне суровые требования».
«А какое же место может быть более подходящим, чтобы научиться служить, – сказал я, – „чем станция сервисного обслуживания!“
Улыбаясь, Джозеф сказал: «Знаешь, он ведь не всегда был работником заправки. Он прожил крайне необычную и разнообразную жизнь».
«Расскажи мне о ней!», – стал настойчиво просить я.
«Сам Сократ рассказывал тебе о своем прошлом?»
«Нет. Он предпочитает сохранять его в тайне. Я даже не знаю, где он живет».
«Не удивительно. Что ж, я, пожалуй, тоже сохраню молчание до тех пор, пока он сам не захочет, чтобы ты узнал о нем больше».
Скрывая свое разочарование, я спросил: «Ты тоже звал его Сократом? Это кажется невероятным совпадением».
«Нет. Однако у его нового имени есть свой дух, как у и его нового ученика» – улыбнулся он.
«Ты сказал, что он предъявлял к тебе суровые требования».
«Крайне суровые. Ничего из того, что я делал было достаточно хорошо для него – и, если у меня была хоть одна негативная мысль, казалось, он знал о ней и отсылал меня прочь на долгие недели».
«Собственно говоря, я могу уже никогда его не увидеть».
«Это почему же?»
«Он сказал, что я не могу вернуться, пока не научусь дышать как следует – расслабленно и естественно. Я пытаюсь, но у меня ничего не выходит».
«Ах, это», – сказал он, откладывая свой веник. Он подошел и положил одну ладонь мне на живот, а другую на грудь, – «Теперь дыши», – сказал он.
Я начал глубоко дышать, так, как Сократ учил меня. «Нет, не нужно слишком стараться». Спустя несколько минут у меня в груди и животе появилось забавное чувство. Внутри у меня потеплело, расслабилось и открылось. Неожиданно, я заплакал, как ребенок, от дикого счастья, сам не зная почему. В этот момент я дышал безо всяких усилий; было такое ощущение, что это мною дышат. Это было настолько приятно, что я подумал: «Зачем ходить в кино? Для развлечения?» Я был настолько взволнован, что едва мог сдерживаться! Однако, я снова ощутил, как мое дыхание сжимается.