СЕРДИТЫЙ СОБСТВЕННИК С ДОБРОЙ УЛЫБКОЙ
Странная штука, грустный пень! Чужие обязанности все почему-то с первого раза запоминают, а свои редко когда с десятого.
Кузепыч
Москва со спины гиелы и Москва, которую топчешь ножками, – два абсолютно разных города. Рина и раньше об этом догадывалась, но окончательно уверилась, когда, летая в серых облаках вокруг Химкинского водохранилища, искала точку «Запад». Снизу город представляется правильным или хотя бы стремящимся к логике, и лишь сверху видишь, что это нагромождение косо стоящих зданий, путаных улиц, заводских территорий, бесконечных крыш и забитых машинами дворов. Даже у водохранилища, где, по идее, любое строительство запрещено, бардак страшенный. Лишь девятое по счету кирпичное строение оказалось тем, что она искала.
Не подумав, Рина направила Гавра через бетонную ограду и крайне удивилась, когда Гавр налетел на незримую преграду и кувыркнулся в сугроб. Преграда существовала только для гиелы. Сама Рина от резкого толчка вылетела из седла и, перелетев забор, распласталась на снегу.
Долго она лежала неподвижно, не решаясь шевельнуться. Она не забыла, что Кузепыч рассказывал о ловушках первошныров. Попадешь в одну из них, и все. До дорожки шагов пять. Рина осторожно двинулась вперед.
«Проскочу! Тут близко!» – успокаивала она себя.
Рина проползла, как ей показалось, метров пятьдесят, а дорожка не стала ближе. Напротив, отдалилась.
«Все ясно! – подумала Рина. – Та же штука, что с забором в ШНыре. Надо в противоположную сторону!»
Она повернулась и поползла. Через несколько минут, когда она так замерзла, что не смогла бы сжать руку в кулак, Рина снова обернулась. Дорожка вообще исчезла. Вместо этого справа вынырнула заброшенная собачья будка, в которую какой-то шутник – Рина уверена была, что Ул, потому что это был его почерк, – засунул плюшевую собаку и приковал ее цепью.
Рина зарычала на плюшевую собаку, встала и пошла зигзагами, наудачу, надеясь выйти если не к дорожке, то хоть куда-то. Шарф, закрывавший лицо, обледенел. Со стороны казалось, что у Рины выросла борода. Каменный сарай оказывался то справа, то слева. Но ближе он не становился – это точно.
Неожиданно Рина вновь оказалась у бетонного забора. Точка «Запад» давала ей шанс убраться подобру-поздорову.
– Гавр, ты цел? – крикнула Рина в щель между бетонными плитами.
Ворчание с другой стороны забора, прыжки и царапающие звуки доказали, что Гавр не только жив, но и: а) здоров; б) растерян; в) скучает.
Просунув в щель руку с нерпью , Рина позволила Гавру коснуться ее мордой и тотчас создала продвинутый глюк: двадцать здоровенных взрослых гиел, реющих в воздухе. Очень голодных. Зашкаливающе сердитых. Ищущих Гавра для более близкого знакомства. Задирая морду, Гавр стал поспешно зарываться в снег. Через полминуты Гавра смогла бы найти только сама Рина, да и то не сразу.
Рина стояла у забора и держалась за него, боясь отпустить. Отпустишь, а потом, возможно, еще три часа к нему не подойдешь. Так и станешь вечно болтаться между будкой и штабелем с досками. Внезапно безо всякой связи Рине вспомнилась странная фраза Кузепыча: «Некоторые вообще зайчиками прыгают!»
Тогда она приняла ее за неудавшуюся шутку, а теперь…
Рина торопливо запрыгала к крыльцу. Зайчиком. Это оказалось непросто из-за глубокого снега. Восемь прыжков, десять. Выдирая ноги из сугробов, Рина сбилась с дыхания, но главное не в этом! Крыльцо определенно приближалось! Несколько прыжков, и она достигла каменного сарая. Как элементарно! Но ведь сама-то не додумалась!
Ключ лежал под ступенькой. Хозяйственность Кузепыча проявилась и тут: ключ прятался от ржавчины в закрытой банке, завернутый в промасленную тряпочку. На выключатель, чтобы не отсырел, была нахлобучена разрезанная пластиковая бутылка.
Не тратя времени попусту, Рина поменяла свою шныровскую куртку на сухую, отыскала башлык, шерстяные носки, перчатки, компас и подробную карту-километровку. Ножом вскрыла банку холодной тушенки. Ела она тоже ножом, хотя знала, что, окажись рядом Мамася, лекция на тему: «Как едят психически здоровые люди» была бы обеспечена.
Когда на донышке остался только белый, желейно дрожащий жир, Рина позвонила зоотехнику Александре Леонидовне. По телефону Рина обычно говорила осмысленно и производила на собеседника впечатление более вменяемого человека, чем была на самом деле. Ну это, конечно, если не видеть, что в паузах, пока ей отвечают, она облизывает нож, пытаясь достать языком провалившийся внутрь рукоятки кусок тушенки. Узнав адрес, Рина взяла из ящика закладку. Рука ее дрогнула, когда она увидела под закладкой толстый слой пыли. Сколько же ее не выносили отсюда и даже просто не вынимали из ящика!
«И ведь не в сейфе лежит! Любой шныр может прийти и взять», – подумала Рина.
Тут, как и в других делах шныров, на первый план проступало абсолютное доверие. Даже, как часто казалось Рине, избыточное и опасное доверие. Вроде как с Адамом и Евой. Зачем яблоко в раю висело в свободном доступе? Небольшая решеточка вокруг дерева с пропущенным током, минимальные меры предосторожности, и человек до сих пор сидел бы в раю. Но ведь это было бы уже совсем не то.
Рина сдула с закладки пыль.
«Ничего… Верну еще сегодня!.. Подумаешь!» – успокоила она свою зачесавшуюся совесть. Разумеется, Рина прекрасно понимала, что выносить закладку нельзя. Этим она оставляет пункт без прикрытия и нарушает уникальность шныровской защиты, выстроенной за несколько столетий до ее рождения.
Никакому современному шныру такую закладку в наш мир не внести. Силенки не те… Кажется, так говорил Кузепыч.
«А как я иначе открою двери?.. Ну хорошо, двери можно и русалкой . Тут проехали, не оправдание. Но едва ли лошади одни. Почти наверняка кого-нибудь встречу. И как я без закладки смогу убедить сторожа или хозяина конюшни отдать мне лошадей?» – подумала Рина, вспоминая, как Макар с Кирюшей давились мелочью, а Сашка чуть слюни не пускал, что с ним не поделились.
Она не сомневалась, что пока ее рука на закладке, новый собственник конюшни будет пламенеть любовью к лошадям. Но стоит ей убрать руку, как лошади из его глаз исчезнут. А вытеснят их свинки, надежно нахрюкивающие килограммо-рубли.
Тревожная мысль остановила ее на пороге. Мощи закладки хватило, чтобы не пустить Гавра за бетонную ограду. Сможет ли Гавр перевозить закладку на себе? Рина в замешательстве огляделась и обнаружила старый чемодан, покрытый толстым слоем пыли. Внутри чемодан был обит жестью и выложен слоем фольги. Положив в него закладку, Рина закрыла его.
Гавр лежал в сугробе. Увидев Рину, он подскочил метра на три: ей даже показалось, будто снег взорвался. Мокрый нос ткнулся Рине в губы и обиженно отпрянул. Казалось, Гавр шокирован и пытается сказать: «Гром и молния! Она ела тушенку! Она, эта несчастная хозяйка, а не я!!!»
– Да помню я о тебе! Держи! – Рина вытряхивала на снег содержимое захваченной с собой банки. Гавр проглотил тушенку вместе со снегом и жадно вылизал землю на полметра вокруг.
Рина забралась в седло и пристроила чемодан на коленях. Видимо, закладка обретала полную силу внутри охранного круга первошныров, потому что для Гавра чемодана не существовало – пустая банка из-под тушенки гораздо интереснее. Вскоре Рина мчалась метрах в ста над шоссе. То, что у нее географический кретинизм, Рина просекла давно, поэтому до Владимира решила добраться вдоль автомобильных дорог – как на машине, только быстрее и без пробок.
Снега и шоссе. Шоссе и снега. И ветер. Пару раз Рина все же сбивалась, потому что дороги внизу начинали непредсказуемо ветвиться, причем значительно чаще, чем это отражала карта. Часа через два вконец замерзшая Рина увидела впереди город. Начинался он постепенно, с отдельных застроенных островков, и густел к центру.
Рина снизилась. У центрального вокзала (определила по путям и вагонам) увидела длинную перетяжку: «Дорогие владимирцы! Вместе встретим Новый год!» – и представила огромный, на треть города стол и одинокую Суповну, которая бегает туда-сюда с кастрюлями.
Теперь нужно искать конюшню. У Рины имелся неплохой ориентир – тридцать километров от Владимира и два километра от трассы. Туда она и направилась. Остальное Гавр сделал сам. Он во что-то всмотрелся и, вытянув шею, устремился к длинному одноэтажному строению с железной крышей, рядом с которым было огороженное и истоптанное поле. По полю бродила непривязанная кобыла с жеребенком. Жеребенком Гавр и заинтересовался.
Рина поспешно коснулась его шеи гепардом и стала искать аргументы, которые выглядели бы убедительно для гиелы.
– Ты не должен его трогать! Он… несъедобный! И вообще маленький! И невареный… и… да сказано тебе: «Нельзя!» Не суйся!
Гавр продолжал целеустремленно лететь к жеребенку. Он был близко, когда Рине удалось создать убедительный образ: три орущих Макса с вилами. Гавр не сразу включился, откуда взялись Максы, да еще в таком количестве, но все же нападать благоразумно раздумал и сел на краю выгона, ближе к конюшне. Рина заметила, что он то и дело оглядывается на ворота и рычит, складками собирая кожу на морде. Это ее удивило.
– Жди меня! – велела она Гавру и пошла к помещению.
Ворота были закрыты, но сбоку отыскалась небольшая дверь, через которую конюхи ходят сами и выводят лошадей, когда у них нет желания возиться с воротами, выстуживая помещение.
Прислушалась. Да, лошади тут. Сомнений нет. А вот на месте ли сторож? Доставая из чемоданчика закладку, Рина внезапно осознала, что цель у нее размытая. Точнее, вообще нет цели. Выпустить лошадей из конюшни – это да. Но как она одна сможет угнать огромный табун, что будет с ним делать и куда потом его денет, она понятия не имела.
Рина коснулась двери закладкой. Напряглась, ожидая искр или вспышки, но окованная железом дверь уступила ее руке, точно была голограммой. Правда, пропустила она только руку. Лоб Рины и ее плечо остались с внешней стороны. Сил протиснуться у Рины не было, хотя она и ощущала, что дверь не совсем затвердела.
«И что дальше? Как я ее открою?» – растерялась Рина, бестолково шаря в воздухе.
Чьи-то пальцы цепко сгребли ее за запястье. И вопрос, что делать дальше, решился сам собой. Понимая, что если закладку сейчас отнимут, то дверь мгновенно отвердеет и она останется без руки, Рина вцепилась в камень мертвой хваткой. Кто-то выкручивал Рине руку, ногтями раздирая кожу, а потом ее грубо продернули внутрь. Рина ощутила холодную липкость расступившегося металла.
Она лежала на грязной соломе вниз лицом. Потом рывком села. Закладка валялась у двери. Рина уронила ее во время падения. Нерпи на руке больше не было. Ее сдернули, бесцеремонно обрезав шнуровку. Укороченная нерпь перекочевала к Младе, чьи длинные ногти оставили след и на руке. В конюшне горело несколько электрических ламп. В полутьме покачивались лошадиные морды.
Рядом с Младой Рина разглядела Владу и Белдо. Дионисий Тигранович был укутан, как маленький мальчик: в перчатках, шапочке, двух курточках и с шарфиком. Птах сидел на перевернутом ведре, поблескивая золотой серьгой в ухе. Его красное, будто испеченное лицо говорило, что, поскольку руля поблизости нет, лично он ни во что вмешиваться не собирается.
– Именно та курочка, которую мы ждали! Было послано всего одно письмо – и идеально попало в цель. Самый адресный спам в мире! Ну разве я не гений? И ведь никто, никто не признает! – довольно кудахтал Белдо.
Рина стала шарить глазами, вспоминая, где у нее шнеппер, и сообразила: в рюкзаке. Рюкзак остался снаружи, рядом с пустым чемоданом. Дионисий Тигранович забрал у Млады укороченную нерпь и умиленно зацокал языком, разглядывая гепарда .
– Ах-ах-ах! Какая редкостная удача! Ах-а-ах! Не совсем, значит, я прогневил небеса! Младочка, Владочка, полюбуйтесь, какое чудо!
Рина бросилась на Белдо, но ее перехватили Млада и Влада, сильные, как две ведьмы. Впрочем, почему «как»? Все, что Рина смогла, пнуть одну из них по голени тяжелым ботинком. Влада взвыла, запрыгала на нетронутой ноге и, шипя, кольнула Рину каблуком-шпилькой. Однако тяжелые ботинки всегда дадут шпилькам фору, и Влада убедилась в этом уже после второго удара.
Видя, что поединок затягивается, Белдо обернулся и негромко окликнул кого-то.
Сквозь низенькую дверь, ведущую в служебные помещения конюшни, вошел Тилль. Его сопровождали два берсерка и красавец юноша Евгений Гамов. Млада и Влада отскочили, перепоручая Рину берсеркам. Тех пинать бесполезно. Рина перестала лягаться, чтобы ей не проломили топорищем череп. На джентльменское отношение к пленным надеяться было глупо. Ул утверждал, что у берсерков на весь коллектив один гуманизЬм, да и тот они давно променяли на псиос.
– Младочка, Владочка! Я вам не говорил? А вот и новый собственник земли! – с умилением представил Дионисий Тигранович.
Тилль с интересом уставился на Рину. Складка кожи на жирном лбу сомкнулась и сразу разгладилась.
– О! Мир тесен? – удивленно произнес он.
– Мир не тесен. Это ты слишком широк, Ингвар!.. – хватая его за руку, торопливо залепетал Белдо. На старческих губах взрывались младенческие пузыри.
Тилль понимающе ухмыльнулся.
– Где нерпь ?
Дионисий Тигранович уклончиво заулыбался. Нерпь он еще раньше сунул Птаху.
– Да что там нерпь ? Сколько у нас этих нерпей ! Взгляни-ка лучше на закладку! – сказал он самым естественным голосом.
Тилль кивнул одному из берсерков – невысокому крепышу с залысинами. Тот взял закладку сперва щипцами, а потом, немного посомневавшись, голой рукой. И – ровным счетом ничего не произошло. Бахвалясь, берсерк подбросил закладку на ладони. Рина смотрела на него, затаив дыхание. Если бы ее не держали, она бросилась бы на берсерка в тщетной надежде отобрать у него закладку.
Как он сумел это сделать? Нет, понятно, что он берсерк, а берсерков эли не опекают. Кровь не идет у них из ушей при приближении к зарядной закладке, как это случилось бы с любым из форта магов. Но все же? Ведь на точку «Запад» ни один ведьмарь не мог проникнуть? Так? Однако Гавр тоже нес закладку на спине и остался цел.
Последние сомнения отпали. Закладка обретала охранную силу только на территории точки «Запад». А она, Рина, вынесла ее оттуда! Нарушила уникальность защиты ШНыра! Открыла ведьмарям доступ к периметру, охраняемому четырьмя точками.
Она ощутила себя мерзко. Так мерзко, что если бы можно было отмотать время назад для того только, чтобы дать самой себе в лоб, она бы это, не раздумывая, сделала.
– Проверь ее! – велел Тилль.
Берсерк просунул руку с закладкой сквозь стену. Рина услышала его восхищенный выдох.
– Любой сейф теперь наш!
Тилль молча забрал у него закладку. Рина подумала, что «наш» можно смело заменить на «мой». И еще почувствовала, что Евгений Гамов внимательно смотрит на нее, покусывая соломинку. Черные кудри шевелились от сквозняка. Закладка его не интересовала.
Тилль, переглянувшись с Белдо, достал телефон и отошел к воротам. Самого разговора Рина не слышала, только отдельные слова. Потом вернулся к Белдо.
– Командировка закончилась. Нас ждут в Москве, – сообщил он, прикусывая крупными зубами сигарету.
– А ее? Берем с собой? – Дионисий Тигранович посмотрел на Рину.
Тилль мотнул головой:
– А зачем? Она больше не нужна… Вы двое! Когда мы уедем… э-э… уберете девчонку.
Тилль умел подбирать кадры. Крепыш с залысинами деловито кивнул. Другой берсерк, гигант с глуповатым лицом, осклабился.
– А что делать с конюшней? – спросил крепыш у Белдо.
Дионисий Тигранович кокетливо махнул ручкой:
– А я откуда знаю? Это пусть владелец решает. Он же тут вроде свинок хотел разводить.
Судьбу конюшни Тилль решал дольше, чем судьбу Рины. Все-таки в нее были вложены деньги. Рина же досталась им бесплатно.
– Конюшня застрахована. Поджигай!
– И лошадей? – уточнил крепыш.
– Лошади тоже застрахованы, – владелец уже шел к выходу.
За ним гуськом последовали Млада, Влада и водитель Птах. Белдо немного замешкался, посмотрел на Евгения Гамова и коснулся его плечика тонкими пальчиками.
– Женечка! Я тебя умоляю: проследи, чтобы ей было небольно! Ведь все-таки девушка. Живой человек! – попросил он, точно об одолжении, и, ойкая, торопливо убежал.
Евгений Гамов выплюнул соломинку. Вскоре Рина услышала звук работающих моторов. Прежде машины были укрыты под летним навесом для кормов, поэтому Рина и не заметила их сверху.
Громадный берсерк подтолкнул Рину.
– Ну пошли, что ли… Чего тут пачкать? – сказал он с жалостливой брезгливостью.
Рина смертельно устала, замерзла, шарф обледенел. Чувства выцвели и съежились. Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Бежать было бесполезно.
Ее вывели через боковую дверь. Первым шагал дурковатый берсерк, тащивший Рину за шарф, как за поводок. За ним – крепыш с залысинами. Евгений Гамов замыкал, разглядывая ногти. Казалось, его крайне волнует их чистота. А вот то, что Рине сейчас проломят голову, тревожило явно меньше.
Шагов через двадцать они остановились. Выглянувшее солнце сверкало на железной крыше. Сияло ярко – больно смотреть. Все утро небо было хмурое, а тут вдруг распогодилось.
Берсерки переминались с ноги на ногу, решая, кто будет убивать Рину.
Гамов перестал разглядывать ногти и озаботился шерстяной шапочкой. Надел ее, поправил, убрал внутрь непослушную прядь. И правда, когда у тебя такие кудри, волосы надо беречь. А то отморозишь волосяные луковицы и на следующую фотосессию явишься лысый, как коленка.
– Ты гаденыш! – выкрикнула Рина в смуглое лицо Гамову. – Тоже мне, нашелся принц красоты! Петрарку переводит, паркуром занимается, на скрипочке пиликает!
Гамов вздрогнул и внимательно посмотрел на Рину. Казалось, он пытается понять, когда и где она смогла узнать о нем так много. Тогда, на Болотной площади, она была под мороком. Впрочем, присутствовало во взгляде его и что-то еще, не совсем понятное Рине. Загадка.
– Ты пустое место, понял? Ничтожество! За дозу псиоса всех удавишь! – снова крикнула Рина.
Евгений горестно кивнул, признавая справедливость упреков. Потом протянул руку и пальцем в трех местах легко коснулся груди громадного берсерка. Казалось, он робко пытается обратить на себя внимание. После первого тычка берсерк недоуменно хохотнул, после второго стал багроветь, а после третьего глаза у него выпучились. Пытаясь зачерпнуть легкими воздух, он схватил себя левой рукой за горло и, уже не багровея, а синея, опрокинулся назад. Рина повалилась с ним вместе, потому что шарф он так и не выпустил.
Крепыш с залысинами отскочил и выхватил из-под куртки топор. Сразу стало ясно, что он мастер. Когда топором работает дилетант, за каждым ударом всегда следует остановка, а потом новый замах. Крепыш же работал вообще без провалов.
Гамов пятился, не находя возможности для атаки. Берсерк теснил его к стене конюшни. Там у Гамова не осталось бы маневра для отступления, и его легко было бы достать.
– Что, парень? Седла не хватает? Говорят, ты первый в пилотаже?.. – крикнул крепыш и прыгнул вперед.
Гамов едва уклонился от топора, скользнувшего у него над головой.
– Аль! – крикнул он и, вскинув руку, растопырил пальцы.
Берсерк ухмыльнулся. Неужели мальчик надеется ручкой защитить череп? А не будет бо-бо? Топорик он, знаешь ли, железненький! За спиной послышался странный звук. Берсерк стал недоверчиво поворачиваться, но опоздал.
Гиела-альбинос, с розовыми крыльями, пульсирующими жилками, спрыгнула с чердака конюшни, где пряталась до того, и лапой сломала берсерку шею. Мгновенно, без лишних движений. Рина и не подозревала, что гиелы могут атаковать вот так – без рычания и предупреждения.
Потом так же беззвучно гиела метнулась к Рине. Явно не для того, чтобы отогреть своим дыханием. Рина увидела, что губы у гиелы черные, а кожа на груди желтоватая. Сверху вниз пробегают две редкие струйки шерсти. Надо же, а со стороны гиела кажется совсем голой!
Рина завизжала.
– Назад! Не трогать! – Гамов сжал пальцы и отвел руку в сторону.
Альбинос перешагнул через Рину, не коснувшись ее, повернулся, опустился на задние лапы и замер как изваяние.
– Молодец, Аль! – Гамов сунул руку в карман и бросил гиеле остро пахнущий кусок прикормки. Аль поймал на лету.
Рина дергала шарф, пытаясь освободить его из руки гиганта. Потом торопливо отползла на четвереньках, задержавшись, чтобы вытянуть из кармана у берсерка свой нож-выкидушку.
– Ты его убил? – спросила она Гамова.
Евгений опустился на колени и поднес ухо к ноздрям гиганта. Ко второму берсерку, со сломанной шеей, он и подходить не стал. Тут все было ясно.
– Дышит. Через час очнется.
– Зачем ты мне помог?
Гамов отряхивал колени, медля с ответом.
– Я не гаденыш!
– Ты спас меня, чтобы доказать, что ты не гаденыш? – удивилась Рина.
Гамов наклонился. Рина думала: для того, чтобы помочь ей встать, – и собралась ударить его по руке, но ничего подобного. Гамов поднял свою шапочку, свалившуюся во время боя с берсерком, и стал отряхивать от снега. Он был очень огорчен, что на шапочку, оказывается, наступили.
– Примерно так.
Рину добило это «примерно».
– Ну спасибо тебе большое!
– Свое «большое спасибо» ты говоришь таким тоном, словно оно карликовое, – миролюбиво заметил Гамов. – Почему бы тогда не говорить: «Карликовое тебе спасибо»?
– Да нипочему! Лилипутское тебе пожалуйста! – проворчала Рина.
Гамов перестал отряхивать шапочку и настороженно обернулся. По снежному полю к ним огромными прыжками несся Гавр. Подбежал и, грудью прижавшись к земле, зарычал на Аля. Тот не шевельнулся. Даже глаз к Гавру не повернул. Только углы рта поползли вниз.
Однако Евгений усмотрел в поведении своей гиелы что-то опасное для Гавра, потому что снова вскинул сжатую руку.
– Сидеть! Не трогать малявку! – приказал он.
Рина облегченно вздохнула. Ей бросилось в глаза, что Гавр в сравнении с Алем выглядел хрупким угловатым подростком. И сам был меньше, и в размахе крыльев проигрывал, и клыки короче на целую фалангу пальца.
– Как ты его назвал? Малявка? Он бы твоего бройлера все равно порвал! – с обидой за Гавра сказала Рина.
Евгений надел шапочку. У того берсерка, которому предстояло очнуться, зазвонил телефон. Гамов наклонился, методично обшарил карманы и вытащил трубку. Звонил Тилль, видимо, интересуясь, почему они так долго возятся. Не снимая, Гамов подбрасывал телефон на ладони. По его озабоченному лицу Рина видела, что решение спасти ее возникло у любителя паркура стихийно. И что делать дальше, спаситель смутно себе представляет.
– Ты втянула меня в неприятности… – произнес Гамов, невыносимо растягивая слова.
– И что ты собираешься предпринять?
– Исправить ошибку. Ты грохнула берсерков, а я тебя… Как план? – спросил он, улыбаясь.
– Лучше не бывает, – признала Рина.
Гамов вздохнул. Молодая гиела продолжала рычать. Гамов протянул к ней ладонь, соблюдая безопасную дистанцию. Гавр не укусил, но угрожающе щелкнул зубами и подался назад.
– Где ты взяла это чучело? У нас вроде такого не было! – сказал Евгений.
– А тебе не все равно? – с вызовом ответила Рина.
Гамов шагнул в сторону, пытаясь посмотреть на Гавра сбоку. Но тот, шипя, поворачивался с ним вместе и угрожающе распахивал крылья.
– Не хочешь – не надо. И так все вижу, – успокоил гиелу Гамов и с удивлением, даже с недоверием спросил: – Он что, с седлом? Ты на нем прилетела?
– Нет, на поводке привела! – вспылила Рина.
Гамов хмыкнул:
– Недурно для шныра, если ты, конечно, не врешь. А почему на уздечке нет контактов электрошока?
– А тебе что за дело? Сняла, – буркнула Рина и… у нее похолодела спина. Она вспомнила, что уникум остался у Белдо. Как она будет без гепарда управлять Гавром?
Евгений сумел отвлечь внимание молодой гиелы и сбоку взглянул на его морду.
– Сняла? Не верю! Если б сняла – остались бы следы. У гиел с электрошоком всегда по два ожога в углах губ. Не видела?
Рине никогда не приходилось сталкиваться с ведьмарскими гиелами так близко. У Гамова опыт явно был больше.
– Сволочи! – согласилась она, жалея гиел.
Гамов разглядывал ее насмешливо. Зрачки то сужались, то начинали блестеть. Затем Рина в очередной раз имела счастье наблюдать, как бедный Гамов борется со своими кудрями, не желающими мириться с шапочкой.
– Почему сволочи? Практики. Чтобы гиела слушала тебя с электроусами, нужно две вещи: полетный опыт около года и… никогда не поворачиваться к гиеле спиной. И повиноваться тебе будет любая гиела. Чтобы гиела слушалась без усов, ты должен ее вырастить, выкормить с пипетки. Тратить на нее по двенадцать часов несколько лет подряд. И повиноваться будет только одна гиела. Я вот знаю своего Аля семь лет.
Рина прикинула, что Гамову на вид лет восемнадцать. И семь лет у него уже своя гиела… Надо же! Он что, с ясельной группы в ведьмари завербовался?
– Значит, ты шнырка! – продолжал любитель паркура.
– Сам догадался или подсказал кто? – хмуро отрезала Рина.
Гамов поморщился:
– Я не о том… У вас девушка есть в ШНыре… Лицо такое… глаза грустные… а здесь вот лоб…
Он пошевелил пальцами, мучительно пытаясь ухватить что-то невысказанное, спрятавшееся за словами. Учитывая, что лицо, глаза и лоб есть у каждой девушки, только Рина способна была узнать человека по приведенной характеристике.
– Наста? – сказала она безошибочно.
– Наста? Так вот как ее зовут! – обрадовался Гамов. – Как она?
– Нормально. Не болеет, – проворчала Рина, которую Наста недавно вытянула хлыстом, когда она попыталась напоить разгоряченного Фикуса, успокоив себя, что он особо и не вспотел.
Телефон снова зазвонил. На этот раз у другого берсерка. Стараясь не смотреть на его неестественно заломленную шею, Рина наклонилась за трубкой. Она была убеждена, что звонит Тилль, но на дисплее высветилось «Женушка » и тут же рядом снимок – спокойное, милое, очень домашнее лицо.
Рина выронила трубку. Телефон проломил хрусткую стенку сугроба и продолжал звонить в снегу, подсвечивая его изнутри. Рина смотрела, и у нее не стыковалось, как у страшного берсерка с залысинами, который хотел убить ее и едва не зарубил Гамова, могла быть даже не «жена», а «женушка». Странные существа люди.
– Что ты собираешься делать с лошадьми? – выводя ее из задумчивости, спросил Гамов.
– А? Что?.. Выпустить! Пусть хоть так!
Заставив себя выкинуть из головы берсерка, Рина помчалась в конюшню и поочередно стала открывать денники, выпуская лошадей. Две двери с наиболее ценными конями были заперты. Придя ей на помощь, Гамов додумался вставить в зазор край лома и дернуть, используя лом как рычаг.
– М-да. Незаметным взломом это не назовешь, – вздохнул он, отпрыгивая, чтобы спастись от рухнувшей секции.
Молодые башкирские кобылы покидали конюшню с охотой. Хоть их и скверно кормили последние дни, запас энергии у них сохранился приличный. Старые кони, в основном тяжеловозы, из денников не выходили. Отворачивались. От недокорма они потеряли интерес к жизни и только шевелили ушами. Огромные морды были тоскливы и бородаты.
Полностью конюшня опустела, когда Рина догадалась впустить Гавра. Учуяв запах гиелы, самые дряхлые кони вспомнили, что и они не разучились скакать.
– «Были когда-то и мы рысаками…» – тихо сказала Рина.
Она стояла на крыльце и, щурясь от снежного блеска, смотрела на скачущих по полю коней. Кони неслись к лесу, проскальзывая в провал сломанного загона.
Рина, потная и уставшая, с ладонью, распоротой гвоздем – не так уж просто взломать шесть денников и выпустить четыре десятка коней, – провожала их взглядом, ощущая тошноту от собственной беспомощности. Что ожидает этих выпущенных лошадей?
Они или вернутся к конюшне и будут бестолково тыкаться мордами в ворота, прося впустить их, или замерзнут. В чем смысл такой мнимой свободы? Или она ожидает, что башкирские кобылы в январские морозы уйдут в леса и, утопая по брюхо в снегу, станут глодать кору и кормиться рябиной?
А бездарно потерянная закладка с «Царевны-лебедь»? А укороченная нерпь с уникумом ? Сразу две потери огромной ценности! Не слишком ли большая цена за необдуманный поступок?
Рядом кто-то закашлялся. Гамов тоже взмок и, кажется, начинал простужаться.
– Нам пора! – позвал ее Гамов.
– Я никуда не пойду!
– Нужно. Через пару часов здесь будут берсерки. Мы не можем драться со всем фортом Тилля.
– А лошади?
– Что-нибудь придумаем… Я позвоню кое-кому из друзей. Среди моих знакомых есть люди с большими возможностями. У многих из них свои лошади. Они их не бросят. Я обещаю.
Рина внимательно посмотрела ему в глаза и поверила. Кажется, он действительно хочет помочь. Будем надеяться, что слова не окажутся только словами.
Гамов негромко свистнул и, подняв руку, соединил пальцы в кольцо. Аль, до того сидевший неподвижно, с силой оттолкнулся задними лапами и распахнул крылья. Не успела Рина спросить, каким образом Гамов собирается оказаться на спине уже летящей гиелы, как он пробежал несколько метров, ухватился за стремя и, легкий, ловкий, как гимнаст, вскочил в седло.
Теперь настала очередь Рины показать, на что она способна. В ожидании этого Гамов нетерпеливо нарезал круги у нее над головой. Рина подошла к Гавру, который, не представляя, чем себя занять, атаковал длинную самодельную щетку. Он укусил ее четыре раза подряд, а щетка до сих пор не издохла. Гавр недоумевал и просительно поскуливал, умоляя ее поспешить. Его самооценка занижалась на глазах.
– Гаврик, а Гаврик! – взмолилась Рина жалобным голосом. – Полетели, а?
Гавр отвлекся на Рину. Щетка, дождавшись этого, коварно упала ему на нос. Гавр зашипел и укусил щетку в пятый раз, попутно размышляя, не лучше ли улепетнуть, если щетка сильнее.
– Ну я тебя прошу, а? Гаврик, пожалуйста!
Убедившись, что для Гавра ее «пожалуйста» окрашено, мягко скажем, в фиолетовые тона, Рина с громким визгом прыгнула и животом повалилась поперек седла. Гавр от неожиданности упал, но сразу вскочил, захлопал крыльями и взлетел. Рина едва успела принять вертикальное положение и вставить ноги в стремена.
На Гамова она даже смотреть боялась. Гавр дергался вверх-вниз, как клюющий поплавок, а вместе с ним «клевала» и Рина. Она сама не понимала, как держится в седле. Самый буйный пег не идет ни в какое сравнение с гиелой, способной на все – даже на перевороты в воздухе.
Рина ожидала чего угодно. Без гепарда Гавр неуправляем, а что в мозгах у гиелы – пусть и любящей тебя, – порой не знает и сама гиела. Гавр пронесся над крышей конюшни и неожиданно для Рины спокойно пристроился в хвост Алю. Рина не сразу разобралась, что это обычная иерархия гиел. Следуй за вожаком и не мути! Вздумай Гавр обогнать Аля, ему пришлось бы познакомиться с его зубами.
Когда полчаса спустя примчались Кузепыч и буйная девица Штопочка, берсерков уже не было. Гигант очнулся, доплелся до машины и увез тело напарника с собой. Двери конюшни Кузепыч и Штопочка нашли распахнутыми. Из сорока двух лошадей десять вернулись и вопросительно заглядывали в ворота. Тут же мелькала и взволнованная молодая женщина в короткой дубленке, примчавшаяся из соседней деревни. Как выяснил Кузепыч, зоотехник Александра Леонидовна, работавшая здесь при прежних владельцах. Объявление в Интернете она дала по собственному почину. Бедняга даже и не знала, что реакция ее, равно как и реакция Рины, изначально была просчитана. Все это было частью операции «Опора».
– Ну и где эта Рина? – вопросительно прогудел Кузепыч.
Девица Штопочка шмыгнула носом и свернула ненужный бич.
А Рина и Гамов были уже далеко. Рина убедилась, что в ее методе летать вдоль шоссе не было открытия. Так поступали и ведьмари. Хотя у Гамова, как она обнаружила позже, имелся и дорогущий японский навигатор, подарок мамы на первое бритье. Но он ленился им пользоваться.
Они не видели, как на шоссе, моргнув поворотником, остановился белый микроавтобус, разрисованный африканскими цветами. Из автобуса выбрался аккуратно одетый старичок и задрал голову. Видно, опекун что-то шепнул ему. Млада и Влада топтались рядом. Млада тоже смотрела в тучи, а Влада поправляла чулок.
Вскоре к ним присоединился и Тилль. Его сверкающая машина подъехала задним ходом.
– Дионисий! Если собрались останавливаться – могли бы позвонить! Мой водитель не каждую секунду смотрит в зеркало!
– Ах-ах-ах! У телефона столько кнопочек! – извинился Белдо, впившись глазками в тучи.
Тилль недоверчиво хмыкнул и тоже стал смотреть на небо. Между облаков мелькнули две гиелы, летевшие одна за другой. Первая гиела была альбиносом.
Старичок промокнул глазки платочком.
– О, эти юные сердца! Это благородство чувств! – сказал он умиленным голосом. – Знаете, Ингвар, когда вы велели своим костоломам убить девочку, у меня прямо сердце екнуло и куда-то упало! Я едва устоял на ногах. Перед глазами все черным-черно!.. На миг я подумал, что вы могли не узна…
Тилль посмотрел своими заплывшими глазками на прильнувшую к груди розовую ладошку великого страдальца.
– Сердце не там… – доброжелательно пропыхтел он.
– Как не там? Вы будете учить меня анатомии? – розовея узелками на щечках, вспыхнул Дионисий Тигранович.
Свое право болеть он всегда защищал до последней капли слюны.
– Можете мне поверить, Дионисий! Я когда-то учился на медика. Проходил практику, в том числе и в морге. Там, где вы хватаетесь, в лучшем случае отдается межреберная невралгия. В армии так ловят симулянтов.
Белдо злобно буркнул, что свое тело он знает лучше, а болячки и подавно, но тему поспешил замять и ладошку с груди убрал.
Тилль полез за пачкой сигарет. Она оказалась пустой, и он, смяв, бросил ее на дорогу. Белая гиела давно уже скрылась в облаках, а бестолковый Гавр мелькнул еще пару раз, не понимая, что в тучах можно отлично прятаться.
– Теперь понятно, почему мои берсерки не отвечают. Ваш Гамов их ухлопал. Надо было предупредить его, что девчонку никто всерьез трогать не собирается. Я одного не пойму: вы с этим молодчиком заранее договорились?
– Отнюдь! По-вашему, мне нужно трогать цифры, чтобы сказать, что один и один будет два? Я слишком хорошо знаю мальчишку! Он не мог поступить иначе! – обиженно сказал Белдо.
В груди у Тилля что-то заклокотало. Иногда он так смеялся: при неподвижных, почти не растянутых губах. Звук жил где-то ниже, в огромном брюхе и мощной груди бывшего спортсмена.
– Круня! Пророчество о десяти!.. Вы хотите оказаться как можно ближе к любому из десятки, потому что ТУ ЗАКЛАДКУ они достанут вместе! А уж где Гамов – там и контроль над девчонкой! – сказал Тилль.
– Ничего не знаю! Попробуйте в мои годы помотаться полдня в машине! Если б еще дороги, а то какие-то волны. У меня дико болит голова, – сердито пожаловался Белдо.
– Да? – заинтересовался Тилль, касаясь его запястья. – С головной болью не шутят. А как именно она болит? Характер боли? Прерывистый? Ноющий? Локализация?
– Паяц! – пробормотал Белдо.
Он вырвал у Тилля руку и, оттолкнув Младу, полез в микроавтобус.
Глава 8