ВСЕЛЕНСКИЙ НРАВСТВЕННЫЙ ЗАКОН
Идеализм есть реализм завтрашнего дня.
Дж. Неру
Для правильного упражнения нужно верное мировоззрение. И нравственность — его неотъемлемая часть.
Многие мыслители с плохо скрываемым удовольствием указывали на условность моральных норм (позитивисты, Ницше, марксисты), ибо они различны для каждой личности, видоизменяются в зависимости от условий и времени. Но за условностью нравственных правил не замечали того, что они имеют своим условием Безусловное и ведут к нему.
В Бога как сознательного Творца мира в нашем светском и недавно атеистическом государстве верят немногие. В этом нет такой уж особой беды, как представляют религиозные проповедники. Например, не верят в такового буддисты и последователи ниришвара санкхьи и адвайта веданты, что не мешает им быть высокодуховными и высоконравственными.
Самая большая и прочная Нравственность — присущие каждому совесть и чувство справедливости. Даже не будучи выражен словами, нравственный закон достаточно надёжно удостоверяется обыденным чутьём и научным наитием, умозаключением и примерами многообразного опыта человеческих взаимоотношений. Этот предельно обобщённый закон образует ядро нравственности, обеспечивает действительное единство всех нравственных ценностей и является мерой их нравственной подлинности.
Если нравственность — производное нравов, то её нельзя рассматривать в отрыве от той почвы, на которой она взросла, — мировоззрения и мироустройства, в которых эти нравы проявляются. Если нравственность — запредельна, то её нельзя рассматривать, не имея в виду эту Запредельность. В любом случае нельзя рассматривать её вне мировоззренческой среды, в которой она сложилась.
И здесь важны, конечно, не внешние признаки вроде индийских одеяний, благовоний, вегетарианского питания со специями, лексики, обильно сдобренной санскритом, сидения в позе лотоса и т. д., а некие, может быть, не всегда даже выраженные в словах убеждения. Думается, основные из них:
• Истина есть, единая в многообразии, вездесущая, непреходящая, и человек, её особое проявление, способен её познать.
• «Психическое» — источник и руководитель физического.
• Мир связан всеобщей причинно-следственной связью (карма),так же, как человек — цепью перевоплощений.
• Выполнение человеком своего нравственного и общественного долга (дхарма)служит Истине.
• Сам мир развивается по нравственным законам для осуществления Истины.
• Целью существования является Освобождение, а его осуществление происходит посредством жертвы и самопожертвования.
Зачатки понимания нравственности как вселенского порядка или закона можно видеть в ведийской идее риты.(rta)[12].Согласно ему текут реки, двигаются луна и звёзды, дивно приводятся в движение жизненные силы, создаётся и доставляется разнообразная пища, растут мощь и богатство. Сама мысль о рите спасает от греха (Ригведа, 4.23.).
Ещё одна опорная идея индийской нравственности — это идея жертвы как главного принципа существования.
Знай, деянье идёт от Благого[13], сам Благой рождён
Нерушимым[14],
посему вездесущее Благо[15] вечно стоит на жертве.
Бхагавадгита, 3.15
Идею жертвы иными словами можно выразить как принцип энергетического обмена. Мы можем также представить мир как цепь самопожертвований. Человек то и дело жертвует своим здоровьем, удобством, жизнью ради своих целей или идей или ради ближних и дальних.
В Брихадараньяка упанишаде (5.1—3) этот вселенский нравственный закон охватывает все живые существа — богов, асуров и людей — и проявляется трояко: для богов — самоподчинением, для асуров — состраданием, для людей — подаянием.
Каждый человек — это неповторимый мир, и его нравственность соучаствует во вселенской всеобщей нравственности.
На этих главных идеях основывается теория нравственности йоги, в которой:
1. Высшее Благо или Добро тождественно различающему Дух и Природу и тем самым освобождающему знанию. Оно определяется как добро (kalyāna),тогда как обычная жизнь определяется как зло или скверна (pāpa).
2.Высшее добро как Исключение, Отъединение (кайвалья) принимается как высшая точка развития Природы. Хотя Природа связывает Дух, но все её мирские явления, включая добро и зло, существуют лишь для наслаждения Духа (Пуруши) и направлены на то, чтобы служить его Освобождению.
3. Из трёх видов ощущений — удовольствия, страдания и безразличия, соответствующих трём гунам природы, — страдание принимается за главную побудительную силу Освобождения. Отсутствие же страдания может быть достигнуто лишь Освобождением. Оно же является желательной нравственной целью, ибо Освобождение является также и самой высшей, безусловной нравственностью.
Нравственные установки йоги Патанджали, как и санкхьи, теоретическим основам которой она следует, строятся не на каких-либо общественных потребностях. Хотя в ней просматриваются все три подхода к источникам нравственности, нравственность, главным образом, обосновывается бытийной и личной необходимостью.
ЙОГА И БХОГА
Большей частью йогу понимает каждый по-своему, но в пределах общего мнения. Общее мнение, составленное авторами скоропалительно переписанных или слепленных из надёрганных кусочков книг, — то есть какое-нибудь почти ничего не значащее «достижение гармонии», «единства человека и Космоса» — правильно только в общем, но мало может помочь в понимании йоги.
Тем более что, если настоящая йога освобождает от иллюзий, то ложная строит их на основе отдельных частностей, существующих в настоящей. Приверженцы последней за непонятыми понятиями и непонятными словами скрывают своё непонимание. Они выпячивают сверхъестественное в ущерб естественному, пренебрегают главным, упрощают не подлежащее упрощению, смущают или стращают загадочным. Путаясь в экстрасенсорной терминологии и путая других, они окукливаются в коконе неверно понятых понятий и ложных идей, из которого так и не вылетит бабочка-душа.
Один мой знакомый, весьма озабоченный «вопросами этики», считал йогой то совсем не нужное ему голодание, то постоянное очищение, то томительное для него уединение... Когда ему говорили, что не следует превращать йогу в самомучительство, что для него была бы желательна какая-то полезная деятельность, некоторое материальное благополучие и радости жизни, он вопрошал: «А как же с этикой? Как же с нестяжанием? С воздержанием?»[16]
А один преподаватель хатха йоги внушал своим подопечным: «Йога — это страдание». Понять его можно: видимо, хотел оправдать те трудности, которые испытывает человек, когда ему приходится преодолевать лень, неприятные ощущения при занятиях, заставить трудиться да ещё (слишком по-человечески) немного повластвовать над подчинёнными. Но по сути это совершенно неверно.
В индийском мировоззрении правильное и, значит, нравственное действие может быть направлено к мирскому счастью или к блаженству, к продолжению (правритта)мирского существования и к прекращению его (нивритта)(Законы Ману, 12.88).
Йога, признавая двойственность влияния мира на человека — радостью и страданием, — за отсчёт взяла именно страдание. Не потому, что она не признавала, что в мире есть радости. А потому, что «для мудрого всё — страдание — из-за подверженности непрерывному изменению, беспокойства, следов (прошлых) впечатлений, а также по причине противоречивого развёртывания гун» (Йога сутра, 2.15). При этом за страдания принимаются все мирские переживания — как скорбные, так и радостные, весь мир явлений — предметных, чувственных, мысленных, — втягивающих человека в свой поток и связывающих его. По Вьясе, «наслаждение не может быть средством обретения непреходящего счастья». Страдание же обладает более, что ли, явной побуждающей к действию силой. Всё живое стремится избегать страдания.
В йоге отсутствие страдания принимается за высшую цель. Йога — единение, «что удаляет страдание» (Бхагавадгита, 6.17), или «размыкающее цепь страданий» (6.23). И настолько на это делался упор, что некоторые даже усматривали в ней скрытое наслажденчество. Само отсутствие наслаждения описывается в йоге как высочайшее блаженство, хотя и не в том смысле, что блаженство в веданте. Спокойствие (śānti)— высочайшее удовольствие, заключительное счастье, которым сияет во всей полноте Дух, Пуруша.
Такая направленность к высочайшему наслаждению сближает йогу с противопоставляемой областью чувственных удовольствий и мирского счастья, выражаемой словом бхога (букв, «вкушение», «удовольствие»). Это слово стало чуть ли не ругательным, но на самом деле внутри индийского преемства оно обозначает область мирского опыта (и соответственно — вкушения его плодов) и вполне законна.
Настоящая бхога уменьшает количество страданий, служит гармоничному развитию человека, не вредна для общественной жизни, более того, необходима для неё. Ложная бхога — по формуле наслажденчества «удовольствие есть высшее добро», что в начале мёду подобна, а потом как яд — разрушает личность и общественные устои.
Поэтому в смрити среди десятка общевыполнимых добродетелей {sādhārana dharma)предписывалось и отсутствие слишком многих страданий даже ради добра (anāyāsa).Это очень мудрое включение. Ибо мученики легко становятся палачами других, как заметил ещё Гольбах. К тому же, так как человек следует примерам, кто захочет быть добродетельным, если таковой мучительно страдает?